Текст книги "Острова архипелага Сокотра (экспедиции 1974-2010 гг.)"

Локальность брака

У сокотрийцев патрилокальный брак – абсолютная норма, отклонений от которой почти не было (редко резиденция молодых супругов бывала неолокальной). Когда молодой человек вступает в брак, он всегда приводит невесту в родительский дом, причем это событие освящено обычаями и сопровождается соответствующими обрядами. Дальнейшая судьба молодых зависит от того, в какой местности они проживают и какую жизненную дорогу выберет муж. В столице и прибрежных поселках существовала тенденция к отделению молодых от патриархальной семьи, тенденция, которая, однако, со временем проявляется все менее заметно, поскольку стало труднее обзаводиться жилищем (растут цены на стройматериалы и транспорт, ослабевают узы между соплеменниками, а значит, не так просто привлекать бесплатную рабочую силу для строительства).

Аналогичная тенденция наблюдалась и в некоторых рыбацких поселках, где сохранение большой семьи не стимулировалось необходимостью сохранить семейное стадо и собственность на пастбища, а также в других местах, где семьи не владели большим поголовьем скота и построить дом не составляло труда (например, на Южной прибрежной равнине, где хижины возводили тогда из пальмовых веток и листьев). Хорошие условия в родительском доме также становились причиной того, что молодые оставались жить в нем.

Мной была опрошена 341 семья на предмет выявления локальности брака. Из них в 238 случаях брак был патрилокальным (69,79 %), в 98 – неолокальным (28,74 %) и лишь в 5 случаях – матрилокальным (1,47 %).

Если молодой муж, родители которого живут во внутреннем, бедуинском районе, работал в Хадибо, то он лишь в том случае стремился поселить жену в столице и создать там свой дом, если его работа или служба была постоянной и у него была гарантия сохранения занятости. В противных случаях – речь идет о временной службе (например, в полиции) или временной работе (в частности, строительным рабочим по найму) – он, как правило, приводил жену в родительский дом.

Когда молодожены начинали жить самостоятельно, сыну выделялась его доля отцовского наследства, к которой присоединялось приданое жены. Нередко отделение от семьи бывало частичным. Молодые лишь строили себе отдельный дом по соседству с жильем родителей мужа, при этом муж не забирал свою долю наследства из отцовской семьи; ведется совместное хозяйство, но в одних случаях молодые питаются вместе с родителями и другими членами патриархальной семьи, в других – самостоятельно. Дом молодоженов мог быть построен не близко от родительского (как в пределах одного населенного пункта, так и вне его), но и в этом случае сын нередко не забирал свою долю наследства.

На время отсутствия мужа (по причине: военной службы, учебы, работы на континенте или в эмиграции) молодая жена возвращалась в дом своих родителей, а не оставалась жить одна или с родителями мужа.

Известны факты, когда молодые люди из горных районов переезжали в прибрежные, стремясь жить «по-современному». Например, информант Мухаммед Абдалла Сальмин, 26 лет, перебрался из селения Трёмо в горах Центрального района в прибрежный поселок Дихамд, «чтобы быть культурным». Это – свидетельство изменения шкалы ценностей у определенной части горской молодежи, которая считала, что традиционный образ жизни горцев-скотоводов с его тяготами и лишениями, оторванностью от многолюдных мест, изолированностью и постоянной борьбой за существование, не отвечал новым запросам молодых. Прежде статус горца-скотовода был для сокотрийцев наиболее престижным, ныне же он заметно поколебался.

Раньше, когда женился взрослый мужчина, имевший свой дом (т. е. уже отделившийся от большой семьи), жена переселялась к нему. То же и при вступлении в новый брак после развода: разведенный муж приводит в дом другую жену, а прежняя возвращается в дом своих родителей. Мне известны лишь редкие случаи, когда разведенной жене доставался дом бывшего мужа.

Матрилокальные браки были для сокотрийцев исключением. В целом, как мы заключаем из обзора собранных данных, брак мог быть матрилокален при следующих обстоятельствах: 1) родители жены старые, и за ними некому ухаживать; 2) у родителей жены некому ухаживать за скотом и пальмами; 3) родители жены богаты, а мужа – бедны; 4) такое условие было поставлено родителями жены при сватовстве.

Крестьянин-пальмовод Иса Сани Ганем, 54 года, жил в Хадибо. Он по понятиям того времени для Сокотры был состоятелен: имел 300 пальм, много коз, 8 коров, которых пас в Хагьхере наемный работник. Из трех его дочерей одна жила в браке своим домом, вторая – в семье родителей мужа, третья привела мужа, который был беден, в семью отца. Судя по моим наблюдениям, хотя в последнем случае муж фактически был в семье работником, поскольку он привнес в хозяйство лишь несколько голов мелкого рогатого скота, его экономическая зависимость не ощущалась, во всяком случае, она не оказывала видимого воздействия на его статус, и он считался полноправным членом новой большой семьи. Но, по обычаю, его дети могли рассчитывать только на его личную собственность и на ту часть имущества, которая пока не была выделена из общего хозяйства большой семьи, но считалась долей его жены. Иначе говоря, его дети в случае будущего раздела фактически получали гораздо меньшую долю, чем дети троих братьев его жены.

Информант Абдалла Салем Феденхен, 45 лет, житель селения Ка’ря (западная часть южного побережья), имел на момент опроса трех сыновей и трех дочерей, одна из которых была замужем и жила в семье мужа – уроженца селения Стера (к востоку от Ка‘ри, на Южной прибрежной равнине). Причины матрилокальности этого брака так и остались для меня неясны – ни одна из перечисленных причин не подходила к данному случаю.

В отдельных случаях матрилокальность брака была следствием какого-нибудь особого обстоятельства, сопутствующего той или иной ситуации. Например, на Абд-эль-Кури зафиксирован матрилокальный брак, который информант объяснил тем, что в его селении в колодце соленая вода, а в селении жены – пресная.

Hyp Мухаммед Б ал лук, дочь одного из наших информантов, 25 лет, акушерка из Хадибо, была замужем, имеет одну дочь, жила с мужем в доме матери, которая была первой женой отца (оба родителя после развода еще два раза вступали в брак). Причина матрилокальности брака Нур заключалась, видимо, в бедности мужа, который происходил из нубийских рабов, не имевших собственности, и служил в армии. В доме матери жило несколько детей Нур. Сама она владела 20 пальмами, стадом в 100–120 голов мелкого рогатого скота – все это было получено от матери, кроме того, отец подарил ей к свадьбе несколько коз и 5 пальмовых деревьев (и своих животных Нур не выделяла из общего стада).

Разводы

Одной из наиболее существенных черт, отличавших сокотрийскую систему семейно-брачных отношений, была в не столь давнем прошлом нестабильность брака и распространенность разводов. Несмотря на изменения, которые появлялись в сфере семейно-брачных отношений при новом укладе жизни, эта характерная для сокотрийской семьи черта и в 80-х годах не была преодолена.

Свидетельства информантов о частоте браков и разводов до завоевания Южным Йеменом независимости, на первый взгляд, создавали картину крайней распущенности мужчин, превосходящей все, к чему готов исследователь, знакомый с ближневосточными традициями. Развод для сокотрийца был настолько прост, что муж расставался со спутницей жизни не задумываясь. Во-первых, это не влекло никаких для него обязательств, и, во-вторых, новый брак требовал минимальных затрат. Прежде всего, именно этим сокотрийцы и объясняли ту легкость, с которой они разводились и вступали в новый брак. Действительно, выкуп за невесту в то время не превышал 5 динаров (чуть более 15 долларов), а женитьба на разведенной или вдове вовсе ничего не стоила. Частая смена жен не осуждалась общественным мнением. В целом это явление было характерно для людей определенных социальных слоев: торговцев, шейхов племен и старейшин родов. Гораздо реже оно встречалось среди простых рыбаков и скотоводов. Мы знали, например, старика, который женился более 60 раз, а таких, кто вступал в брак 20 раз и более, встретить было нетрудно, причем, как правило, в прибрежных районах. Мужчины, часто вступавшие в брак, рассказывали, что, согласно существовавшим тогда правилам, они имели право при разводе даже забрать у жены выкуп, который они платили при вступлении с ней в брак, оставив ей только свадебные подарки.

По утверждению Брауна, многие бедуинки становились сожительницами горожан, получая за это единовременно от 5 до 15 динаров, содержание и платье. «Такие союзы не являются браком, – сообщал английский чиновник, – женщина может уйти тогда, когда она хочет. А когда мужчина захочет прервать эту связь, не нужно никакого развода». Эта система в то время была признана как социальный институт; женщина, вступившая в такой союз, не подвергалась осуждению. Браун писал, что ничего не знает о судьбе детей, родившихся от такого союза. «Подлинно смешанные браки (между выходцами из различных районов. – В. Н.) очень редки, но это не следствие каких-либо общинных или племенных различий, а просто образ жизни» (Brown, 1966: 9).

Согласно пояснениям, полученным мной от информантов, союз, о котором Браун писал, рассматривался все-таки как брак, но в «упрощенной» форме, поскольку не предполагал соблюдения всех предусмотренных шариатом правил, а дети от него пользовались всеми правами законных детей (как и дети от наложниц). Мы не знаем, насколько широко этот обычай был распространен, но, по-видимому, говорить о существовании на Сокотре в прошлом некоего особого института конкубината все же нельзя. Скорее, речь идет об особой форме брака, все признаки которого налицо: общее хозяйство, материальные обязанности мужа, права наследования детей и т. п. Главное, почему нельзя считать подобных женщин наложницами, это то, что они не сосуществовали с какими-либо «полноправными женами». Здесь могут быть проведены параллели между рассматриваемой и некоторыми другими особыми формами брака, которые допускаются исламом, например, институт «временного брака» у шиитов.

Но самой поразительной чертой сокотрийской системы семейнобрачных отношений в глазах йеменцев с континента была не распространенность разводов, а возможность для разведенной женщины вновь выйти замуж, что она, как правило, без промедления и делала. Иные женщины выходили замуж по нескольку раз, что никем не порицалось; общественное мнение относилось к этому даже одобрительно, и подобная женщина не теряла ни своей репутации, ни общественного статуса. Сама процедура развода здесь была еще проще, чем по шариату, так как фактически не предусматривала никаких формальностей.

В какой-то мере эти порядки напоминали бедуинские, характерные для некоторых кочевых племен Аравии, однако здесь они получили свое крайнее выражение.

После завоевания Южным Йеменом независимости в 1967 г. любителей часто менять жен стало гораздо меньше, однако нестабильность брака сохранялась. Изменения стали наблюдаться лишь со второй половины 70-х годов. Брак становился несколько более стабильным, чему в первую очередь содействовало распространение на острове светского гражданского законодательства, а также включение острова в систему хозяйственных связей и как следствие этого – возрастание суммы выкупа за невесту.

Тем не менее, многие племена по-прежнему руководствовались нормой обычного права – адата, а прежние, складывавшиеся веками этические нормы, такие как отношение к браку и разводу, сохраняли свои силу.

При полном отсутствии статистики на острове было невозможно провести точные подсчеты, которые позволили бы выявить число разводов на 1 тыс. человек (согласно принятой методике) или соотношение числа браков и разводов. Однако в ходе проведенного мной обследования были получены данные от 537 мужчин и 519 женщин, позволявшие составить представление о степени распространения разводов. При этом следует оговориться, что значительная часть опрошенных (более половины) принадлежала к возрастной группе 17–20 лет и поэтому некоторые из них либо еще не успели вступить в брак, либо вступили недавно, следовательно, развод еще был возможен, тем более что высокий процент разводов, по нашим наблюдениям, приходился не на первые годы супружества. Сделаем поправку и на то, что отдельные информанты давали неправильные ответы.

В результате опроса было выявлено, что 300 мужчин и 300 женщин состояли в первом браке. С учетом того, что 125 мужчин и 135 женщин не ответили на поставленные перед ними вопросы, этот показатель равен соответственно 72,82 и 78,13 % числа представивших ответы и 55,87 и 57,8 % общего числа опрошенных. Если предположить, что многие опрошенные не дали ответа, поскольку не хотели сообщать данные о разводах и повторных браках как затрагивающие сферу интимных отношений, то этот процент будет ниже. Число разводившихся мужчин (включая как вступивших в новые браки, так и не вступивших) составило 49, или соответственно 11,89 и 9,12 %, число разводившихся женщин – 36, или соответственно 9,38 и 6,94 %.

Причины развода обычно не уточнялись. Женщина, требуя развода, говорила мужу: al ‘Ik я тебя не хочу, не давая при этом никаких объяснений. Сокотрийские информанты, имевшие подобный жизненный опыт, даже жаловались на строптивость бывших жен, поскольку подлинные мотивы развода так и остались для них неясными. Некоторые из них объясняли развод капризностью жен. Попытки провести небольшое социологическое исследование ни к чему не привели: ответы как бывших мужей, так и в особенности бывших жен на вопросы анкеты (а именно, предлагалось указать свой мотив развода из перечня предложенных) были явно неискренними. Однако опросив большое число разведенных, удалось выяснить, что в основном разводы объяснялись все-таки экономическими причинами. Одна женщина, инициатор развода, сказала, что ее бывший муж тратил слишком много денег на детей от первого брака (брак с ней был для него вторым), а для новой семьи оставалось мало; другая сообщила, что бывший муж не покупал ей и ее дочерям новую одежду (а традиционные расшитые сокотрийские платья были весьма дороги) и т. д.

Возможно, экономические претензии лишь прикрывали подлинную причину развода, которая либо не осознавалась, либо о ней было не принято говорить в силу ее интимности, например, – о сексуальном несоответствии супругов. Впрочем, этой стороной семейной жизни некоторые сокотрийцы легко делились, она не была табуирована (один из информантов даже сравнивал достоинства своих жен). Тем не менее, отсутствие полной сексуальной гармонии не выдвигалось как мотив, объяснявший развод. Учитывая чрезвычайно большое число разводов на Сокотре и ту легкость, с какой расторгался здесь брак в недавнем прошлом, можно было предположить, что развод во многих случаях фактически не был мотивирован. Иначе говоря, и экономическая мотивация не объясняла истинного положения, а суть его заключается в укоренившейся допустимости нестабильного брака, при которой было достаточно любого, самого ничтожного повода, чтобы расторгнуть супружество. Здесь относительная экономическая независимость женщины, а также благоприятная перспектива ее вступления в новый союз – то, что способствовало сохранению этой традиционной непрочности брака. Эта ситуация резко изменилась с начала 90-х годов с распространением на острове норм шариата и исламской этики.

Говоря о разводах, сокотрийцы иногда отмечали, что особенно непрочным бывал брак между кузенами, который заключался по чисто меркантильным соображениям. Действительно, отдельные информанты рассказывали, что женились на двоюродных сестрах, поскольку «не надо было платить выкуп», но потом совместная жизнь не складывалась. И инициатором развода во многих подобных случаях выступала жена. Такие разводы наблюдались часто, однако нельзя сказать, что они преобладали. Существовала и обратная тенденция, когда мужчина разводился с женой из «чужих» и брал в жены двоюродную сестру. Некоторые информанты говорили, что кузенные браки и вообще браки между родственниками бывают крепче, так как люди «хорошо знают друг друга и не встретят никаких неожиданностей».

В отличие от арабов, которые объясняют развод чаще всего отсутствием детей (в Законе о семье, принятом в Народно-Демократической Республике Йемен в 1974 г., существовало даже специальное положение, разрешавшее в этих случаях развод и даже, в качестве исключения, брак со второй женой), сокотрийцы не считали эту причину существенной. Вероятно потому, что сокотрийцы жили в основном расширенными семьями, когда бездетная семья – лишь ячейка сложной семьи и принимает участие в воспитании детей других ее членов; кроме того, не было и проблем передачи наследства, так как хозяйство общее.

Легкость, с которой женщина шла на развод, не в последнюю очередь обусловливалась ее экономической самостоятельностью. После развода она возвращалась в родительскую семью, забрав с собой принадлежащее ей имущество – часть скота, пальм, утвари – и имея реальный шанс в скором будущем вновь выйти замуж. Судьба разведенных женщин подтверждала это.

Хотя ни сексуальная, ни духовная дисгармония между супругами никогда не называлась причиной развода, на деле именно эти мотивы, видимо, часто были определяющими, когда один из супругов говорил: «я тебя не хочу».

Информант Мухаммед Б ал лук Сайяки, рыбак из Хадибо, 50 лет, рассказал, что в первый раз он женился в юности. Жена родила ему четверых детей. Затем он развелся (причин не объяснил), привел в дом другую жену, которая родила ему шестерых детей. Не разрывая это супружество, он вступил в брак с еще одной женщиной и стал отцом одиннадцатого и двенадцатого ребенка. Первая его жена – Фатма Мухаммед Саид из Кадуба после развода с четырьмя детьми на руках вышла замуж вторично (за выходца из Омана) и родила еще двоих детей. Затем, воспитывая шестерых, она развелась и вступила в третий брак – за мужчину из Хадибо, от которого также родила ребенка.

В этом случае обращает на себя внимание тот факт, что быстро и, видимо, без затруднений дважды снова выходила замуж уже немолодая и обремененная детьми женщина. Вероятно, экономический фактор играл не последнюю роль в решении судьбы Фатмы. По данным, полученным от дочери Фатмы, только ей мать выделила из своего стада 100 голов мелкого рогатого скота, подарила 20 плодоносящих пальм.

Однако экономический фактор нельзя признать определяющим: в повторные браки вступали не только состоятельные женщины.

Мухаммед Ахмед Сулейман, 30 лет, служащий таможни в Хадибо, рассказал, что его отец, пальмовод, женился часто, «не менее шести раз», а его мать после развода с отцом потом снова выходила замуж, но из рожденных ею в двух браках 22 детей в живых осталось лишь шестеро.

В этом и многих других случаях разводились супруги, состоявшие в браке не менее десяти лет, причем мужчина затем далеко не всегда брал в жены более молодую, как этого можно было бы ожидать.

Что же касается мужчины, то возможности его вступления в повторный брак были предопределены его ценностью как работника, а поскольку многие сокотрийцы могли выезжать на заработки за пределы внутренних районов острова, – также и как «добытчика», способного обеспечить семье денежный доход.

Я не встречался со случаями, когда брак расторгался бы по причине неверности жены, хотя свободное положение женщин на Сокотре в то время позволяло думать, что это было не исключено. Сокотрийцы иначе относились к интимным отношениям между полами, чем жители континента. В частности, здесь допускались добрачные связи, не считавшиеся для женщины позором и не мешавшие ей потом вступить в брак. Для любой арабской страны практически невероятна возможность многократного вступления в брак женщины, да еще обремененной многочисленными детьми (часто от нескольких мужей). Нам даже рассказывали о случаях, когда сокотрийка за время долгого отсутствия мужа, уезжавшего на заработки, рожала ребенка, а вернувшийся супруг признавал его своим. Ссылка на то, будто когда-то сокотрийцы верили, что беременность женщины по воле Всевышнего может длиться неопределенно долго, не слишком убедительна: мотивация свободного поведения женщины, безусловно, более сложна, она определялась как экономическими реалиями, так и закрепленными традицией этическими нормами.

Один из информантов рассказывал нам о странном обычае. По его словам, некоторые мужчины, поставив цель овладеть женщиной, будто бы подкарауливали ее вечером в вади, куда она спускается по нужде, и пытались добиться своей цели силой. Женщина ожесточенно сопротивлялась, но если мужчине все-таки удавалось добиться своего, то она успокаивалась и никому об этом не рассказывала. Если же он терпел фиаско, то его ждал позор: женщина устраивала скандал на всю округу и шла жаловаться на обидчика, а ее семья требовала от него искупления вины. Судя по всему, мужчина стыдился не того, что нарушил закон, а того, что проявил несостоятельность. Ввиду щекотливости и даже некоторого неправдоподобия сюжета у меня не было возможности проверить, не было ли это выдумкой, но сам факт появления такого рассказа показателен.

Распаду семей способствовал уход мужчин на работу из внутренних районов в крупные поселки и города на побережье, а также выезд на континент. Те, кто работал в Хадибо, Калансии, часто не брали с собой семьи не из-за трудностей с жильем в этих городах (они всегда могли временно поселиться у соплеменника, а построить скромное жилище не составляло большого труда), а потому, что дома оставалось хозяйство, которое надо было кому-то вести. Лишь иногда семья переезжала к своему главе, а пасти скот и ухаживать за пальмами в таких случаях поручалось либо родственникам, либо наемным работникам.