Текст книги "Чужбина не встречает коврижками. История русского эмигранта"

– А это что ещё такое?

– Где?

– Подойди к зеркалу – сам увидишь!

Я повернулся спиной к зеркалу. О, боже, мой! Сзади на белой рубашке в районе левой лопатки был отчётливо пропечатан губной помадой след чьих-то губ. Этого ещё не хватало!

– И что ты на это скажешь? – разозлилась окончательно Марина.

– …м-м-м… не знаю откуда взялось… – и тут я нашёлся. – Но видишь, как я уворачивался!..

Целый день пришлось заглаживать свою вину перед женой. Помогал ей на кухне, сгонял в магазин за хлебом… и пресмыкался… пресмыкался… пока не заслужил снисхождение. Даже спешно пришлось сочинить стихотворение и посвятить его Марине:

 
Нарисую тебе страну,
о которой давно мечталось.
Ты посмотришь и скажешь: «Да, ну!
Здесь реальности самая малость».
А потом, присмотревшись ещё,
вспомнишь то, что когда-то было,
прикорнёшь на моё плечо
и прошепчешь: «Ты прав, мой милый!»
…Мы гуляли по этим полям,
ароматами трав упившись.
Жизнь, казалось, начнём с нуля,
серебристой росой окропившись.
И смеющийся солнечный лик
посылал нам тепло вдогонку.
Ветерок к волосам прилип,
шевеля их каре легонько.
Резкость линий, движений порыв
столь присущи тому полотну.
Подавляя в душе надрыв,
я рисую тебе страну…
 

Жену свою я, безусловно, ценил и уважал её женскую мудрость. Меня она, кажется, понимала лучше, чем я сам, и не терзалась напрасными муками глупой ревности. Она знала, что никуда я от неё не денусь. А случайная связь с молодой актрисой меня ни к чему не обязывает.

Тем и было исчерпано досадное недоразумение.

***

В любой стране студенчество является самой радикальной силой. Молодёжь всегда склонна к революционным преобразованиям, к протестам против устоявшейся обывательщины, к выражению собственной индивидуальности. Она более подвижна в суждениях, и более подвержена негативным влияниям всяких вредных течений в обществе…

Кристобаль справлял день рождения. Он пригласил меня на парийю. Это такое кушанье – традиционное в Латинской Америке. Берётся большой, килограммов на пять, кусок говяжьей мякоти и целиком готовится на огне. По мере приготовления, с общего куска срезают ломтики мяса и едят горячими, запивая красным вином. Лакомство необыкновенное!

Во дворе у Криса уже присутствовали Фернандо, Себастьян, Флако, Карло, Сэпи и невеста Себастьяна Даниэла с новой подружкой Кристобаля Трини. Мы кушали, болтали о том, о сём, в общем, общались своей компанией.

– Влади, а у вас в России готовят так мясо? – спросил Фернандо.

– Не-е. У нас делают шашлыки. Это такие небольшие кусочки мяса, их замачивают сначала в специях, затем, нанизывают на шампуры и жарят на огне. Вкусно!

– У нас специи в парийю не добавляют. Мы любим натуральный вкус мяса, и чтобы с кровью было, – добавил Сэпи.

– А мне шашлык понравился. Меня Влади угощал, – похвалился Крис.

– Но лучше всего парийя идёт с травкой! – вставил довольный Карло, вынимая из картонной коробочки папиросу.

– О-о-о! – хором воскликнула вся орава.

И пошло по кругу коварное зелье. Разнёсся резкий специфический запах марихуаны. Ребята повеселели. Даниэла передала мне папиросу. Но я был некурящим, поэтому просто передал дымящуюся заразу дальше.

– Спасибо. Я как-нибудь водочкой перебьюсь, – как ангел от греха, шарахнулся я от такого предложения.

– А что, у вас в России марихуану не курят? – поинтересовался Карло.

– Курят. И колются тоже. Но это не мой стиль.

– Мне дед, когда был жив, рассказывал, как в России водку глушат стаканами, – поделился воспоминаниями Карло.

– Что, прямо целыми стаканами за раз? – удивился Флако.

– В северных странах так принято. Они этим спасаются от холода, – компетентно пояснила Трини.

– У Карлоты дед был большой специалист по России, – иронично заметил Сэпи.

– Да. Он во время Второй мировой войны воевал в эсэсовских частях на Восточном фронте, – пояснил Карло.

– А у меня оба деда погибли. Один – под Сталинградом, второй – в конце войны в Чехословакии, – заметил я.

– Но русские здорово надрали задницу Гитлеру. Вон, дед Карлоты из Европы аж сюда драпанул, – засмеялся Кристобаль.

– Это точно. Сколько раз я предлагал старику съездить в Германию. Он по ней так скучал. Только бедняга очень боялся даже думать о такой поездке.

– Сталина все боялись! Он диктатор. Как наш Пиночет, – подал голос Фернандо.

– А я уважаю Фиделя, хоть он тоже диктатор. Он свою Кубу держит в кулаке и не боится Штатов, – признался в своих политических пристрастиях Крис.

– А-а-а! Поэтому ты и развесил по стенам портреты Че Гевары и Кастро. А почему для комплекта Карла Маркса нет? – спросил Флако.

– Я вместо него Ясира Арафата наклеил. Он мне ближе, тоже араб. Всё-таки палестинский лидер. Он среди арабов внедряет коммунизм, – объяснил свою позицию Кристобаль.

– Вон, Крис, какой ты, оказывается, политизированный! – заметил Себастьян. – Но сам аполитично поступаешь.

– Как это?

– Сам ты араб, а дружишь с еврейкой, – наседал Себастьян.

– А кто это еврейка? – спросил Фернандо.

– Я! – решительно ткнула себя в грудь Трини.

– О-о-о! Так со мной ещё никогда не шутили, – напустив на себя притворную серьёзность, воскликнул мой юный сосед.

– Дед люто ненавидел евреев, – вспомнил Карло. – Так что, мне теперь тоже, что ли, за ним дурковать? Нацистов Нюрнбергский трибунал осудил за их дела.

– Я уважаю крутых президентов, но воспринимаю только демократию, – подчеркнул свою позицию Крис.

– Влади, а у вас президентом стал какой-то Путин. Говорят, он бывший кэгэбэшник? – вопрошал Фернандо.

– Говорят, – согласился я.

– Он всем ещё покажет! – веще предсказал именинник.

– Может быть. А то Ельцин совсем развалил Россию, что теперь на неё откровенно плюют, – посетовал я.

– Влади, а ты в Россию вернёшься? – поинтересовалась Даниэла. – Ведь скучаешь, наверное?

– Сначала отсюда посмотрю, как там пойдёт дело, а потом будет видно ехать туда или нет, – прояснил я свою позицию…

Было уже совсем поздно, когда мы стали расходиться. Несмотря на такую значительную разницу в возрасте и различие в восприятии политического мироустройства, у нас не было проблем в общении – мы свободно во всём находили понимание. Вот бы так нашим политикам! Мне определённо нравился Кристобаль и его компания. Молодые ребята со светлыми мозгами, абсолютно не зашлакованными чуждыми им бредовыми политическими доктринами. Свободны в своих суждениях, они более полноценно воспринимают окружающую действительность. Такую бы молодёжь да воспитать в России!

…В любой стране студенчество является самой радикальной силой!..

Глава тридцать шестая

Промозглая погода. Сырость пробирает до костей. Зима в Сантьяго! С крыш повисли худосочные, как тоненькие верёвочки, сосульки. Индейцы все помёрзли, шепчут посиневшими губами: «Мучо фрио, мучо фрио!» (очень холодно). На термометре аж минус два! Нам-то что такая температура – видали и потрескучей морозы. Только здешняя сырость уж очень донимает, из носа течёт. Одеваться нужно потеплее. А, вообще, если судить по-нашему, то никакая это не зима вовсе, а осень – обыкновенная осень средней полосы России. Даже не все деревья сбросили листья. А индейцы как летом ходили в шортах и футболках – так и ходят. Только шерстяные шарфы намотали вокруг шеи. По этим шарфам только и понимаешь, что зима оказывается на дворе! На память невольно приходят пушкинские строки:

 
…Зима. Крестьянин, торжествуя,
на дровнях обновляет путь…
 

Эх! Как хотелось бы сейчас пройтись по белоснежной пушистой целине, вдохнуть полной грудью бодрящий аромат января, ощутить на щеках приятное пощипывание морозца… Вместо этого мне – промозглость чилийского июля. В самом разгаре латиноамериканская зима.

Никита с Ольгой так и живут у нас – всё не могут найти работу по специальности. Ольга устроилась в парикмахерскую и осваивает теперь новую профессию – пошла учиться на косметолога. Супруг её в конце недели дежурит со мной на автостоянке. Работает без интереса, неумеренно пьёт, поэтому находится с Ольгой в постоянном состоянии конфронтации. Матерят друг друга, не стесняясь нас. В дому напряжёнка. Нам с Мариной всё это уже порядком надоело. И окружающие это видят и всё понимают.

Ольга и ко мне, как-то раз, обратилась с претензиями:

– Не позволяй, Владислав, пить Никите! Присматривай за ним на работе.

– Ольга, ты понимаешь, что говоришь? Он сорокалетний мужик и я буду у него отбирать бутылку! Как ты это себе представляешь?

– Сам-то ты не пьёшь на работе! А почему ему позволяешь?

– Я же ему не нянька, в самом деле!

– Всё равно ты тоже виноват. Ты его друг, значит должен на него как-то повлиять.

– Уж если человек втянулся в пьянку, то это уже болезнь. Раньше надо было на него влиять. А я ему не папа – выпороть не могу.

– Вот такие вы все друзья! – Ольга укоризненно хлопнула дверью и скрылась у себя в комнате.

– И я же виноват! Достали вы своими разборками! – обозлился я.

Настроение стало пакостным. От такого разговора с соседкой почувствовал себя гадко, как после сеанса уринотерапии.

А в театре, как обычно, проходили спектакли, проводились презентации, собиралась публика. Кафе тоже функционировало исправно, став неотъемлемой частью театральной инфраструктуры. Здесь уже появились свои завсегдатаи из числа публики и артистов – так называемый бомонд. Даже Фелипе пристрастился заказывать кушанья в «Лилии».

На зимние каникулы Кристобаль уехал к родителям в Антафагасту и все его университетские друзья тоже разъехались отдыхать. Вместо них в кафе работали официантами сестра Кристобаля Розита и её сердечный друг Маурисио.

К нам в гости зачастила Вероника Бабкина. Она подружила с Мариной и посвящала её в свои секреты. Оказывается, супруг Вероники там, в Колумбии, давно живёт со своей секретаршей-колумбийкой. А дочь занята своим мужем. Отвергнутой жене нет места среди близких. От одиночества единственное для неё избавление – церковь. Регулярно, каждое воскресенье и в православные праздники она посещает храм божий: молится, ставит свечки за ближних. Нашла средство применения себя. Ещё посещает нашу семью.

– Марина, ты знаешь, приехала новая семья в Сантьяго. Из Германии. И как-то странно: сами азербайджанцы, а ходят к нам в православную церковь.

– Они же мусульмане! – удивилась Марина.

– Я познакомилась с ними и они говорят, что всю жизнь прожили среди русских и привыкли к нашей культуре.

– Владислав вырос на Кавказе, а здесь оттуда нет никого. Ему приятно было бы познакомиться с этой семьей.

– Так я могу их к вам привести. Думаю, они тоже будут рады. У них здесь совсем никого нет своих.

***

Прошло полгода с того момента, как полиция закрыла и опечатала дискотеку «Ла Ос». И вот сегодня собрались здесь дон Хавьер, представитель из полиции, Паулина. Позвали и меня. Сейчас будут срывать печати и составлять соответствующий акт. С сего момента всё имущество дискотеки переходит в собственность моего шефа в счёт погашения перед ним задолженности за неуплаченную аренду помещений. Теперь здесь хозяйкой будет Паулина. Она решила открыть Банкетный зал вместо «Ла Оса». Я давно не был внутри. В помещениях стоит затхлый запах – долго не проветривалось. Кругом пыль, как в гробнице Тутанхамона. Ободраны и унесены светильники и зеркала, пропала мебель, разворовано оборудование.

На славу потрудилась батинская компания!

В глазах Паулины – я самый большой специалист по дискотеке, ведь изо всей её нынешней команды я единственный работал в «Ла Осе». Со мной она делится планами, спрашивает советы, прислушивается к моим рекомендациям. Я активно включаюсь в работу по приведению помещений в надлежащий порядок.

А в кафе не сложились отношения между Себастьяном и Фернандо и Паулина оставила в «Лилии» старшим Себастьяна, а испанца перевела администратором в открывающийся Банкетный зал. Вскоре у Фернандо появилась и секретарша – местная аборигенка: смуглая брюнетка с мешкообразной фигурой и, к тому же, уши торчком, как у мультфильмовского Шрека. И была она изящна, как беременная носорожиха. Звали секретаршу – Франсиска и её загадочная индейская душа была столь непостижима для меня, как таинственная цивилизация майя. Весь рабочий день она буквально «висела на телефоне» – обзванивала своих знакомых. А когда была свободна от этого увлекательного занятия, то загружала своего шефа Фернандо поручениями типа: вынести из офиса цветочки в горшочках, чтоб подышали воздухом. Ещё у неё была неодолимая страсть к собакам. У нас на улице прижилась дворняга по кличке Линда – блохастая и вонючая, как отхожее место. Так секретарша души не чаяла в ней: постоянно подкармливала, лобызала и в офис псину зазывала. Собачья шерсть и блохи теперь стали неотъемлемой частью кабинета. Ни я, ни Фернандо ничего с этим поделать не могли. Гонору в этой Франсиске было немеряно. Она беспардонно совала свой нос во все чужие дела. А как же иначе? – индейская женщина при исполнении. Это надо понимать! И что было самым невыносимым – она по-хозяйски поднималась в мой двор и, не спросив разрешения, запросто забирала всё, что хотела. Марина была этому ужасно не рада. И сколько бы мы ни жаловались Паулине – на секретаршу не действовали увещевания патронессы. Так мы и сосуществовали: Фернандо органически не переносил Франсиску, я тоже не пылал к ней особой нежностью, да и остальные не испытывали к секретарше теплых чувств. В общем,

все мы существовали здесь, как разные особи в африканской саванне.

С помощью ремонтников Мигеля до самой весны реанимировали помещения бывшей дискотеки, приводя в надлежащий вид Банкетный зал. Паулина договорилась со мной, чтобы я со своей семьёй работал теперь и в Зале: делал мелкий ремонт, осуществлял качественную уборку, нёс охрану и так далее. За произведённую работу она обязалась платить по факту свершения дел. Фернандо должен контролировать выполнение мною работ.

По завершении ремонта, в местной рекламной газете Паулина дала объявление о том, что открылся Банкетный зал и желающие могут его арендовать для проведения торжеств, юбилеев либо дискотек.

И начали поступать заявки, и вновь ожил центр досуга и развлечений.

***

В нашем доме сегодня опять многолюдно. Собрались и русскоязычные и чилийские наши друзья. Вероника наконец-то привела к нам азербайджанцев. Глава семейства Низам – смуглый, кучерявый, с лёгкой проседью в волосах брюнет. На челе печать озабоченности и уныния, будто все вдовы мира поведали ему о своей скорби.

– Тоскует по дому, – подумал я о нём.

Жена его Елена – крупная растолстевшая женщина, с дрожащими, как у больных болезнью Паркинсона руками, производила впечатление нервно больной.

Ещё у них есть две девочки и мальчик – все школьного возраста, все смуглые и чернявые, как и родители.

Глава азербайджанского семейства произносил по-восточному пышные тосты – красивые и витиеватые. Сразу видно – мастер вести застолье!..

Я спросил у Алины:

– Что-то подруга твоя Людмила с Марселем давно у нас не были. У них ничего не случилось?

– Ты же знаешь, Влад, она сидит на вечной диете. И говорит, что у вас ей приходится нарушать режим.

– А мы-то при чём?

– Потому что Марина вкусно готовит, а Люда не может удержаться и наедается у вас.

– …а потом терзается угрызениями совести и бежит в церковь замаливать свершившийся грех чревоугодия, – вставил шутливо Макс.

– Не кощунствуй презренный католик над святыми чувствами православных христиан, – усовестила Алина супруга.

– Я на священное и не посягаю. Просто больно смотреть, как она своей дуростью изводит моего друга Марселя. Сама плоская, как гладильная доска, и его терзает своими комплексами.

– Видишь как он её любит? Не то, что ты меня. Наверное, он даже староверство ради неё скоро примет.

– Ну, от меня такого самопожертвования не дождёшься. И не мечтай!..

– …а сейчас давайте выпьем за этот гостеприимный дом, – поднял Низам очередной фужер, всех призывая к вниманию. – И пусть никогда не зарастет тропа к порогу этого дома!

Все принялись дружно чокаться. Крис с Трини выпили набрудершафт. Я давно замечаю растущее меж ними влечение. Всё чаще она остаётся ночевать у Кристобаля и он больше не водит к себе новых подружек. Наверное, у них зарождается любовь.

Вероника всё возле Марины. Шепчутся о своём, о бабьем. Фернандо с Франсиской, хоть и сосуществуют на одной территории как кошка с собакой, но за столом сидят рядышком. Нет-нет да и перекинутся фразой – общаются как-никак. В общем, совместные застолья сближают людей или, хотя бы, не позволяют рассориться окончательно.

Вошли Себастьян с Даниэлой несказанно счастливые, с сиреневым туманом во взорах. Ага! Накурились уже, черпнули дозу своего индейского счастья. У каждого в жизни свои пристрастия. Таков он, круг нашего общения. Все мы такие разные, но ладим и находим ведь общий язык.

Низам подсел ко мне:

– Владислав, я так рад нашему знакомству. Мы уже почти год в Чили и кроме тебя никого с Кавказа не встретили ещё.

– Здесь есть армянская семья из Баку.

– Что ты, что ты! Не напоминай про армян. Они забрали наш Карабах.

– Но как вы оказались в Чили?

– О! Всё не так просто. Мы хорошо жили в Баку, пока не началась эта проклятая Перестройка. Всё полетело к шайтану. Мне стало трудно содержать семью. И пришлось уехать в Германию. Там мы прожили три года. Но у нас нет немецких корней, и мы не могли получить надёжных документов на проживание в этой стране. Нас непременно бы депортировали на родину. Но мы подвизались в одной протестантской церкви: предлагали посильную помощь, делали уборку, посещали мероприятия. А когда над нами нависла реально угроза депортации, мы попросили помощи у пастора храма. Он предложил ехать в Чили. Здесь находится филиал их церкви и нам дали контракт на два года рабочими при этой самой церкви.

– А они знают что вы мусульмане?

– Да. Но у них такая хорошая религия, что они терпимо относятся к людям других вероисповеданий. Очень хорошие добрые люди. Я даже не буду препятствовать, если мои дети захотят вдруг перейти в их веру.

– А сам-то?

– Мне уже поздно. Все свои сорок два года я посещаю мечеть.

– Так ты на два года моложе меня! А я думал, что лет на пять старше…

– Это я так постарел от переживаний. А у Лены, вообще, на нервной почве стали трястись руки. Ведь нам так нравилось в Германии. Такая благополучная богатая страна, высокая культура, спокойствие царит да благодать. Рай для эмигрантов! Мы думали, что и в Чили примерно так же. А когда приехали сюда и увидели всю эту грязь, беспросветный бардак и ужасный криминал – мы всей семьёй целый месяц плакали. Обидно было попасть из благодатной страны в этот кошмар. Помню, в первый день нашего прибытия я пошёл в ближайший магазин. А навстречу мне среди бела дня, посреди улицы, спокойно шёл молодой мужчина и открыто заряжал патроны в барабан своего револьвера.

– Да, Сан-Бернардо – бедный район и там царит полная вакханалия.

– Но от нас всё это скрыли в Германии. Теперь остаётся только смириться. Я всё же надеюсь вернуться в Европу, там остались друзья и они, надеюсь, помогут нам. А вы-то хорошо здесь устроились, – завистливо молвил Низам.

– Раньше я мечтал обосноваться в Чили. Хотел купить дом. Теперь хоть сейчас могу это сделать: контракт, документы в порядке – могу запросто взять кредит на покупку недвижимости. Но надоела мне эта Америка. Лучше бы Колумб её вовсе не открывал. Вчера из тюрьмы отпустили одну нашу соседку. Возле музея Неруды их компания вечно ошивается: покуривают марихуану, зазевавшихся туристов обирают, скандалят. Недели две назад эта дама перерезала горло кому-то из компаньонов.

– Ну и чем всё закончилось?

– А ничем! Проверили её психическое состояние, сказали: невменяемая. И отпустили. У них тут больше половины таких невменяемых. Натворят что-нибудь, обследуют их и вскоре отпускают. Латиносы очень вспыльчивы и агрессивны и с ними рядом жить – постоянная опасность. А какие они упёртые! Их мутация отличается исключительной твердолобостью барана, упирающегося лбом в бетонную стену. Например, паркуешь машину, вся стоянка пуста и говоришь индейцу: «Места свободного много – ставь машину где хочешь, только вон на то место не ставь!» А место ты специально зарезервировал для шефа либо какой-нибудь важной персоны. Так латинос будет переться непременно на запрещённое место. А если ты ему говоришь: «Сюда нельзя!» Он уставится на тебя стеклянным взором и скажет: «А я хочу сюда!» И ты ему ничего не объяснишь, как всякому нормальному человеку. И такое тут на каждом шагу. Со временем это так надоедает. Поэтому их ни Северная Америка, ни Европа не хотят принимать. Ужасно тяжёлый народ эти индейцы.

– Да, это верно. Я уже на себе испытал. При мне уже два раза пытались ограбить нашу церковь. Такой высоченный забор и «колючка» сверху, и сигнализация установлена.

– Здешних воров это не остановит.

– Вот-вот! Ещё и собаку подстрелили. Последний раз я задержал одного из воров, но пришлось отпустить. Если бы сдал в полицию, дружки бы мне потом отомстили – они не прощают такое.

– Да. Будь с индейцами осторожен и обязательно купи себе на рынке «Био-био» пистолет, как у меня. Грабители здесь запросто могут ворваться и в жилище, тогда нужно будет себя и семью защитить.

– Кошмар какой-то! Нет, надо бежать в Европу. Только я никак не могу – у нас просрочены азербайджанские паспорта, а в Чили нет нашего посольства. Не знаю что и делать.

– Действительно у тебя большая проблема. Вы теперь никуда из Чили не сможете выехать.

– Ситуация такова, что нас могут выдворить отсюда только в Аргентину потому, что наш самолёт делал посадку в Буэнос-Айресе и там нам в паспортах сделали отметки. Всегда депортируют в ту страну, виза которой отмечена последней в паспорте. А из Аргентины нас, если что, снова отправят в Чили.

– Да! Замкнутый круг получается. Билеты до Азербайджана дорого стоят, и никто не станет тратить на вас средства.

– Знал бы я раньше всё это, ни за что не уехал бы из Европы. Лучше перебрался бы из Германии во Францию или в Голландию – там у меня хоть друзья есть. Вай, аллах, как теперь трудно жить!..

***

– С этим Колькой совсем стало невозможно жить, – жалуется Галина Кочерыжкина Марине. – Вечно суётся куда не надо, любит других жизни поучить, а сам свою не может наладить. Нудный он. И неудачник. Наталью я родила от первого мужа, так он её достал своими нотациями: не так одевается, не с теми дружит, не туда ходит. Она его органически не переносит. Вечно он в какие-нибудь истории попадает, а мы потом выплачиваем его долги.

– Что у него опять произошло?

– Жили мы в монастыре, сдавала нам матушка домик в аренду по сходной цене. Всё нас вполне устраивало. Так этот дурак ведь нигде не работал после получения травмы и болтался целыми днями без дела по монастырю. Попался как-то игуменье на глаза, она и попросила его какой-то кран наладить. А он отказался, да ещё начал ругаться с ней, какие-то свои давние претензии стал высказывать. Ну а вечером она мне предложила, чтобы мы немедленно освободили домик.

– О, господи! И теперь куда?

– Всё уже. Я нашла небольшую квартирку в Ла-Рейне. Район спокойный, недалеко Лацки живут. Они и помогли мне быстро найти квартиру. А Кольку я попёрла к чёрту. Наталья, вообще, заявила мне, если он придёт – она совсем покинет меня.

– А куда Николай подался?

– Говорят, у какого-то богатого итальянца склад с сантехникой охраняет, там же в складе и живёт. Как он мне надоел за те пятнадцать лет, что мы прожили! Всё, больше на дух не нужен. Нет мужика – и это не мужик.

– Галя, может ещё передумаешь?

– Нет! Тебе хорошо – вы с Владиславом душа в душу живёте. Вон как он для семьи старается. А как вначале мучился здесь один. Так его жалко было. Все были уверены, что не выдержит трудностей мужик и вернётся в Россию. И всё-таки добился своего. Вот это характер. Молодец!

***

Меня с Мариной пригласили в гости Низам с Леной. Мы на такси поехали к ним в Сан-Бернардо. Территория церкви, где их поселили, окружена поистине неприступной стеной высотой метров пять. Поверху орнамент из колючей проволоки. И как только воры туда забираются? Во дворе расположен одноэтажный деревянный дом, поодаль трёхэтажное панельное здание. В деревянном доме разместилась семья Низама, а трёхэтажное строение предназначалось для жертв бытового террора. Это когда в семье неблагополучно и муж избивает жену и детей, пострадавшая женщина с детьми находит здесь временное убежище.

Ещё во дворе есть хозяйственные постройки и стоянка на десяток автомобилей – это для персонала, обслуживающего божий храм.

В доме у наших друзей просторно и комфортно. Удобная новая мебель составляет уютный интерьер.

– Всё это церковь для нас приобрела! – гордится своим жилищем хозяйка.

– Классно! – восхищаюсь я.

– У каждого из детей своя комната, а там наша спальня, – говорит Низам.

– Но всё равно в Германии нам лучше было, – с сожалением вздыхает Лена.

– Про Германию лучше не напоминай – на больную мозоль наступаешь. Давайте скорее за стол, а то я проголодался, – приглашает хозяин к трапезе.

И началось наше застолье, и потекла мирная беседа. Как водится, вспоминали о том, как жилось в родном отечестве и сравнивали с тем, чего достигли здесь.

– А что хорошего в Чили? – вопрошал Низам скептически. – Уж лучше бы я у себя в Баку остался.

– Ну, нет! Я совсем не хочу в Россию, – признался я. – С ней у меня связано слишком много неприятных воспоминаний. Согласен хоть в Африку, только бы не домой.

– Почему бы тогда вам не попробовать перебраться в Европу? – спросила Елена.

– Легко сказать! Но как это сделать? – отозвалась Марина.

– Вообще-то у меня есть одноклассник, он во Франции живёт. Можно с ним созвониться и поговорить, – предложил Низам.

– А он может сделать гостевое приглашение?

– У него пока нет французского гражданства. Но вы можете поехать во Францию по туристической визе и остаться там.

– Да, это вариант! – согласился я.

– Надо ещё хорошо подумать, всё взвесить, – осторожничала Марина. – Сейчас мы здесь имеем хорошее место работы, а там вдруг ничего не найдём? Как говорится, лучше синица в руке, чем журавль в небе!

– Давай подумаем, нас никто не подгоняет, – посоветовал я.

Засиделись мы в гостях до полуночи. Посмотрели привезённый нашими друзьями из Германии новый российский видеофильм об эмигрантах «Восток – Запад» незнакомого нам молодого режиссёра Сергея Бодрова. Фильм произвёл огромное впечатление на всех – мы аж прослезились…

В общем, душевно нас приняла азербайджанская семья – поистине продемонстрировали лучшие традиции кавказского гостеприимства.

С тех пор нам всё больше нравилась эта семья и с течением времени дружба между нами всё более крепла.