Текст книги "Чужбина не встречает коврижками. История русского эмигранта"

Глава сороковая

Прошла весна. Лето дохнуло полуденным зноем. Весь Сантьяго днём погружался в сонную негу и оживал лишь вечером, к моменту наступления прохлады. Ночная жизнь оживляла город: гостеприимно распахивали свои двери рестораны, кафе, дискотеки и прочие увеселительные заведения. Летом у нас прибавилось работы. Однако мы зря не теряли времени: готовили необходимые для отъезда документы, копили деньги. Срок действия наших загранпаспортов заканчивался, поэтому мы отдали их в российское консульство для продления ещё на пять лет. И вот, через полгода нам вернули паспорта обновлёнными. Я заказал авиабилеты. Прямого рейса из Сантьяго в Москву нет, это позволяло нам выбрать маршрут перелёта через Париж. Наш маршрут следования был таким: Сантьяго – Буэнос Айрес – Париж – Москва и, затем, обратным порядком через три недели мы должны были бы вернуться назад в Чили. В Париже нам предстояло пересесть на другой самолет, следующий в Москву, время ожидания которого я специально подобрал таким образом, что почти сутки – двадцать часов – мы должны были провести во французской столице. Забронировал по интернету на это время в Париже отель. Взял у врача справку, подтверждающую то, что испытываю проблемы с кровяным давлением.

Теперь предстояло получить французскую визу, чтобы нас выпустили таможенники из аэропорта в Париже. Всей семьёй мы явились с документами и билетами во французское консульство в Сантьяго.

Там у меня спросили:

– Почему вы хотите непременно получить французскую визу? Вы можете подождать свой московский самолёт на территории аэропорта.

– Но у меня проблемы с сердцем. Вот медицинское заключение о том, что я имею повышенное кровяное давление и поэтому долгий перелёт через океан тяжело отразится на организме. Мне просто необходимо перед посадкой на московский рейс хорошо отдохнуть,

выспаться. Я уже заказал номер в отеле в Париже, где намереваюсь передохнуть и вот интернетовская ксерокопия моего заказа.

– Хорошо! Мы рассмотрим должным образом вашу просьбу и изучим все обстоятельства дела. Через месяц сообщим вам о принятом решении…

Пока мы ждали ответ из французского консульства, время тянулось столь медленно, словно полудохлый дождевой червяк, оказавшийся на солнцепёке и делающий тщетные потуги ускользнуть от неизбежности. Но всему есть предел, так же и нашим ожиданиям наступил конец. Ура! Нам проставили в паспортах заветные французские штампы.

Последние дни перед отлётом были наполнены необычайной возвышенностью духа. Внутренне мы отрешались от ставшего уже таким привычным, устоявшимся бытом здесь, в Чили. И теперь предстояло распрощаться со всем с таким трудом достигнутым и устремиться в неизвестность. Но жизнь диктует свои условия, оставляя за нами право выбора.

И выбор сделан. Теперь вперёд навстречу судьбе!

Я готов, как тот лис, ради лучшей жизни пожертвовать собственной лапой.

 
Словно жарких углей сыпанули в глаза
и рассвет яркой вспышкой холмы облизал,
перед зеркалом вод куст калины присел,
василек умывался в жемчужной росе,
луг причёсывал волосы ветром, как все.
Возвращался с охоты удачливый лис.
Он так долго высматривал из-за кулис
все подходы к курятникам в чьих-то дворах;
он готов расшибиться сегодня хоть в прах —
шесть голодных лисят воют в синих горах.
Будут помнить в курятниках лисий оскал!..
В эту ночь лис добычу так долго искал.
А удача пьянит, вот и рядом нора
и приятна зубам мягкость пуха, пера.
Хоть и с ношей, но поступь легка и быстра.
Пьян счастливый охотник удачею вдрызг:
вот сейчас над добычей поднимется визг,
запах крови имеет над хищником власть —
должен каждый щенок к горлу жертвы припасть
и попробовать мяса молочная пасть.
Вдруг,.. как выстрел – в глазах полыхнул яркий луч.
Не бывает в охоте день на день везуч.
И отчаянный тоже бессилен жиган,
коль судьбой уготован свинцовый жакан.
…Лису намертво в лапу вцепился капкан.
В голове пронеслось: «Всё! Крушенье надежд.
Ну и что же теперь лисий выводок съест?»
Скоро, скоро беднягу найдут и убьют:
ценный мех создает и комфорт, и уют, —
потому и капканы на совесть куют.
Жажда жизни сильней и не даст умереть.
Лис не хочет собой тело чьё-нибудь греть.
Сам себе стал судья, сам себе стал палач:
клык вонзил в свою лапу под вой и под плач —
и проклятый капкан липок стал и горяч.
А когда человек свой капкан проверял,
бедный лис на трёх лапах уж прочь ковылял.
…Проза жизни бывает гораздо страшней —
выживает лишь тот, кто сильней, кто сильней.
Только сильным полцарства дают за коней!
 

А наши азербайджанцы усиленно нас опекали. Они окружили меня с Мариной своей неусыпной заботой. Низам прямо требовал, чтобы мы ни с кем из соотечественников не общались. Он, якобы, опасался, чтобы мы случайно не проговорились о задуманном нами предприятии. Мы даже не могли продать свою мебель, бытовую технику, лишние вещи, дабы не возбудить ни у кого сомнений в том, что вернёмся из отпуска. Полный дом с обстановкой нам предстояло просто бросить, оставить «нашим благодетелям». С собой в дорогу мы приготовили только небольшое количество вещей и документы.

Было обидно уезжать воровато, не попрощавшись с русскими и чилийскими друзьями, но поделать я ничего не мог – необходимо было выполнять условия Низама: ему предстояло занять моё место и он, очевидно, хотел, чтобы всё задуманное прошло гладко. Чтоб его ненароком не попёрли отсюда.

Наверное, однако, он прав со своей стороны!

***

Начало февраля, лето в Чили в разгаре. К Марине пришла Вероника. Мы всей компанией, вместе с Низамом и Леной, сидим в тени на веранде и пьём охлаждённые напитки.

– Вероника, что нового в церкви? – спрашивает Низам.

– Чикина его Патрисия выгнала. Говорят, он её сильно избивал. Теперь Сергей живёт с Колькой Кочерыжкиным на сантехническом складе.

– Всё лучше, чем где-нибудь на улице, – вздохнула Марина.

– Да. А ещё Батин с Матецким вернулись в Сантьяго.

– Как это? Почему? – недоумевал я.

– Александр говорит, что его там обманули. Много наобещали, но не выполнили ничего. Так что, разбогатеть им в Вийяррике не удалось.

– Ну, вот. А ещё Батин нас туда тянул, – вспомнила Марина.

– А нас и здесь неплохо кормят! – подражая толстому коту из мультфильма о попугае Кеше, пошутил я.

– Главное, чтобы в семье был порядок! – глубокомысленно изрёк Низам. – Чтобы дети росли и не болели. Чтоб здоровье было. А деньги – дело наживное.

– Лена, тебе хорошо – ты счастливая! У тебя аж трое детей. Наверное, хорошо помогают? – завистливо проговорила Вероника.

– Ага, помогают! Когда подметаю – ноги поднимают, – засмеялась Елена. – Дождёшься от нынешней молодёжи помощи. Мы с отцом для них, как обслуживающий персонал: добываем деньги на прокорм, стираем, еду готовим, волосы расчёсываем и так далее.

– Ой, не говори! В заботах о них и проходит вся жизнь. Не успеешь оглянуться – и вот она старость. А сам для себя вроде бы и не жил, – отзывается Вероника.

– Когда-то у нас говорили: человек живёт десять лет, семь лет – до школы и три года – после пенсии, – вставил я.

– А так и получается. Мечешься всю жизнь, чтоб как-то устроиться под солнцем. Так вся жизнь и проходит, – вздыхает Марина.

– Но вам-то чего теперь метаться? Вы с Владиславом хорошо устроились ещё задолго до пенсии. Поживёте точно побольше десяти лет, – засмеялась Вероника.

– Ну, это как сказать! Здесь работать приходится так, что, порой, ноги не держат и домой после работы возвращаешься совсем обессилевший. Иногда спать приходится не более двух часов в сутки. Вот такая завидная у нас жизнь, – объяснила Марина.

– Это мы копим капитал для того, чтобы те, предназначенные после пенсии три года, прожить веселее, – добавил я.

– А как там отец Вениамин поживает? – перевёл разговор на другую тему Низам.

– Прихворал немного, но службы исполняет.

– Регулярно грехи отпускает. А что ему сделается? – высказалась Лена.

– Лучше бы он собственный грех замолил. Предал свой народ и бежал с фашистами, а теперь проповеди другим читает, учит как правильно жить, – заметил язвительно я.

– Батюшку не надо осуждать. Он всего лишь проводник между богом и паствой. А в остальном он такой же человек, как и мы. За свои грехи и он перед богом ответит, – пояснила Вероника.

– Хотелось бы ещё при этой жизни увидеть как он за свои деяния ответит. А то пристроился дюже комфортно. Гораздо справедливей было бы, если бы он служил проводником самому себе, например, между кайлом да лопатой, – высказал пожелание я.

– Да, такому попу-проводнику нельзя особенно доверять – может провести совсем не туда, куда нужно, – поддержал меня Низам.

– Меня совершенно не интересует его биография. Я посещаю божий храм для того, чтобы пообщаться с Господом, – попыталась отдестанцироваться Вероника.

– Известная позиция: моя хата с краю. Но это чревато последствиями, – вставил я.

– Ничем не чревато. Мы оторваны от привычного общества и здесь должны чуждое нам принимать, как неизбежность, – осадила меня азербайджанка.

***

По привычке я ещё исполнял свои обязанности, хотя сегодня был последний день моего пребывания в Чили. Завтра утром покидаю эти, ставшие такими близкими моему сердцу, места. Но сегодня уже чувствую, как внутри меня обрывается нить, соединяющая с покидаемым миром. Во мне пробуждался иной, более желанный мир замечательных перемен. Душа тяготела к другому центру притяжения. И этот центр посылал незримые, но весьма ощутимые физически импульсы, которые трепещущей рыбой бились в сетях моих чувств. Невыносимо хотелось извлечь эту рыбу из тёмной бездонной пучины сознания на свет божий.

Скоро, уже совсем скоро во мрачной пещере забрезжит желанный ослепительный луч.

– Владислав, в Париже вас встретит друг Артура Эльдар и отвезёт из аэропорта имени Шарля де Голля на железнодорожный вокзал. Там посадит в поезд, идущий в Страсбург. А уже в Страсбурге вас встретит Артур и отвезёт к себе домой, – на прощанье наставлял меня Низам.

– А почему бы нас сразу не отвезти туда, где мы должны будем просить политическое убежище? – поинтересовался я.

– Вы доберётесь до Страсбурга в пятницу вечером, а в субботу и воскресенье префектура, где нужно будет сдаваться, не работает. Поэтому до понедельника придётся пожить у Артура, а за это время он объяснит всё, что вам необходимо знать, как для просителей политического убежища.

– Как нам правильно преподнести в префектуре свою историю Артур тоже научит? Иначе я могу рассказать что-нибудь не так.

– Да, я попросил, чтобы мой друг помог правильно составить вашу легенду. Влад, ты его слушай во всём, он человек умный и знает что нужно делать. Артур перетянул во Францию многих своих родственников и сделал им всем французские документы.

– Какой молодец! Надеюсь, и нам он поможет.

– Непременно! Я сказал ему, что ты мой хороший друг, и чтобы он помогал тебе так, будто помогает мне. Вообще-то, за подобную помощь там берут с человека по три тысячи евро. Но вас это не касается, Артур вам поможет бесплатно ради меня.

– Я его всё равно отблагодарю.

– Дело твоё. Но учти, что для тебя он делает исключение и смотри, чтобы он не обиделся.

– Я купил для него шикарную вазу из высокопробного чилийского серебра и комплект из трёх небольших картин на тему осени. Думаю, будет доволен.

– Хорошо! А ты не забыл про его жену Джульетту?

– Нет. Ты говорил, что она курит. Я для неё взял блок сигарет «Мальборо» и серебряный комплект бижутерии: кулон на цепочке и серьги. Пусть у них там, во Франции, изобилие, но чилийское серебро имеет высокое качество и в мире ценятся серебряные изделия чилийских мастеров. Ещё детям мы набрали разных конфет и шоколаду.

– Им это непременно понравится! Хорошие подарки. А я теперь не представляю, как мы будем тут без вас. Мы к вашей семье настолько привыкли. Таких надёжных друзей больше никогда не найдём.

– Ничего, вот мы обоснуемся во Франции, а потом приезжайте к нам – примем, как родных, поможем устроиться.

– Но когда ещё это будет? Мы никак не можем восстановить свои азербайджанские паспорта.

– Со временем вы сможете попросить чилийское гражданство и по новым паспортам приехать во Францию. У вас будет рабочий контракт и на этом основании вам обязательно предоставят гражданство Чили.

– Ну, это так! Если, конечно, Хосе-Мигель мне сделает такой же, как у тебя, рабочий контракт. Лишь бы только всё получилось так, как мы запланировали. Знаешь, Влад, я на полной мели, куском хлеба клянусь. У меня совсем нет денег. Спасибо тебе, что давал мне возможность все эти трудные месяцы кормить семью.

– А как же ты тогда дом арендуешь? Я ведь предлагал занять у нас две комнаты и не надо было бы тебе тогда тратить последние деньги на аренду жилья.

– Мы не хотели стеснять вас. Да и детям нужно было закончить учебный год в своей школе. А насчёт денег, я же тебе говорил, что нам выплатили немного расчётных по окончании контракта в церкви – вот на эти средства мы и сняли дом, – как преступник, застигнутый с поличным, принялся оправдываться мой друг-азер.

– Но неужто было так необходимо нести такие жертвы? Как-нибудь бы потеснились в нашем доме, а дети могли бы ездить и отсюда в свою школу. Ну ничего, на новой работе быстро восстановите своё пошатнувшееся финансовое положение, – заключил я, а про себя подумал: «Что-то ты темнишь, друг любезный! Но мне-то теперь всё равно, я устремляюсь к другим горизонтам…»

***

В то февральское утро всё было, как обычно. Солнце лениво взбиралось наверх по зубцам гор, окаймляющих Сантьяго словно неприступной крепостной стеной. Ещё не пришло время наступления изнуряющего дневного зноя. Город только просыпался после ночи.

Внизу нас дожидался микроавтобус-такси, чтобы отвезти в аэропорт. Как принято по русской традиции перед дальней дорогой, мы посидели молча у собранных чемоданов.

– Ну, всё! Поехали, – прервал я молчание и энергично поднялся.

– Да поможет вам Бог устроиться на новом месте! – пожелал нам Низам.

Мы погрузились в микроавтобус и в последний раз проехали по улице Чукре Мансур. Перед глазами промелькнули ухоженные цветочные клумбы, обновлённые здания, аккуратная разметка паркинга… Всё было до боли своё и осознание того, что мы теперь это оставляем навсегда, отдавалось в душе резкой болью, будто резали по живому. Я помнил сколько пришлось натерпеться, прежде чем удалось достичь всего этого. И вот теперь я добровольно оставляю всё, чтобы устремиться в неведомое. А стоит ли всё затевать?

И, словно поймав чужие мысли, Низам прерывает мои раздумья:

– Влад, если вам там вдруг не понравится – возвращайтесь назад. Знай, что твоё место всегда для тебя свободно.

– Нет уж! Я не для того затеял всё это, чтобы идти на попятную.

– Да, Владислав если что-нибудь решил – он не отступится, какой бы авантюрой его затея ни казалась, – подтвердила Марина.

– Что у Влада не отнять, так это его решительность, – поддержала и Елена.

– Вот за это я его уважаю, – отозвался одобрительно Низам.

Мы выехали на пласу Италия и покатили по Аламеде мимо Католического университета, горы Санта Люсия, правительственного дворца «Ла Монеда», железнодорожного вокзала… За пять лет всё здесь стало для меня близким. Здесь я потерянно бродил, отягчённый тяжёлыми мыслями о неизбежности ниспосланных мне испытаний. Здесь легкокрылой бабочкой порхала моя душа, воодушевлённая обнадёживающими обстоятельствами текущего моего существования. И теперь всё это удалялось в разряд прошлого. Как жаль, что больше это не повторится!.. Я чувствовал себя растерзанным, как эстрадная знаменитость, попавшая в руки собственных фанатов.

Аэропорт дохнул предполётной лихорадкой. Состояние спешки охватило и нас, будто какой-то вирус распространялся в толпе, поражая присутствующих. Суетился народ: регистрация, паспорта, радость встреч, слёзы расставания, визы, чемоданы…

Неимоверный гул стоял в громадном зале, концентрируясь под самым потолком и вбирая в себя, словно Царь-колокол, все звуки, чтоб, затем, враз выплеснуть их наружу и разнести с ветром над горами, лесами, морями – в неведомую даль. Всякий, попавший на вокзал или в аэропорт, невольно подвергается царящей там суете. Так и нас, мгновенно захватила в свои сети предотъездная лихорадка и мы отдались всеобщему потоку суеты. Прошли визовый и паспортный контроль, сдали вещи в багаж. Осталось лишь распрощаться с провожающими. Мы перецеловались и переобнимались, наговорили друг другу массу приятных пожеланий и разошлись по разным направлениям.

Напоследок мне врезалось в память лицо моего покинутого друга. У него из-под зеркальных солнцезащитных очков медленно скатывались к подбородку блестящие крупные капли. Да и у меня самого щекотало в носу и сдавливало в груди. Тяжек миг расставанья с насиженным местом…

В самолете мы отыскали свои места, удобно устроились в креслах, подождали немного и вскоре лайнер заурчал турбинами и задрожал, словно тоже заразился предполётной лихорадкой. И вот, в иллюминаторе всё быстрее замельтешили аэродромные строения,

промелькнула часть трансатлантической автомагистрали, затем, проплыли горные вершины и облака. «Боинг» набрал необходимую полётную высоту, и вся моя чилийская эпопея осталась внизу, в прошлом. Судьба понесла навстречу неведомому будущему. Как-то примет нас Франция и не оставит ли без своей благодати на новом месте удача? Надежду вселяло то, что теперь я обладал бесценным опытом – имел пятилетний эмигрантский стаж, который позволял быть уверенным в себе. Да и пятнадцать тысяч евро, отягчавшие мой карман, укрепляли приятное чувство уверенности.

Глава сорок первая

Стюардесса объявила по-испански и по-французски, что лайнер благополучно совершил посадку в аэропорту имени Шарля де Голля. Пассажиры потянулись к выходу. Снаружи было пасмурно и сыро, дул зимний пронизывающий ветер. После знойного чилийского лета было необычно вдруг оказаться в европейской зиме. Все принялись застегиваться, наматывать на шеи шарфы, но озноб всё равно донимал, заполняя холодом всё тело и вытесняя последние остатки тепла. Хорошо ещё, что автобус подогнали к самому трапу, и пассажиры живо заспешили укрыться в его нагретом чреве.

Нас привезли к аэровокзалу и все потянулись на выход из автобуса. Мы прошли в отделение выдачи багажа, забрали свои вещи и направились на таможенный контроль, чтоб затем покинуть аэропорт. Я протянул паспорта и билеты таможеннику, тот просмотрел их и снова вернул мне, указав рукою, чтоб мы возвращались назад, то есть, чтоб не покидали аэропорта. У меня мощно заколотило в висках.

Я снова подступился к ответственному служащему и стал настойчиво тыкать пальцем во французскую визу, бормоча:

– У меня французская виза… вы не имеете права не выпускать нас из аэропорта… нам нужно выйти… – Кэс кё сэ?.. вуз эт рюс?.. тут сюит… – чиновник жестом указал, чтобы мы подождали, а сам принялся звонить кому-то по телефону.

Мне ничего не оставалось иного, кроме как ждать. Вот это да! Я всё так спланировал, рассчитал и вдруг – на тебе! Неужели у меня всё сейчас сорвётся и нас не выпустят из аэропорта? Что же делать, что делать? Правда, есть ещё вторая попытка: при возвращении из России в Чили ещё раз попробовать выйти из аэропорта. Но всё дело в том, что мне небезопасно въезжать в Россию – вероятней всего меня оттуда больше не выпустят. Стало быть, я не могу рисковать. Выходит, что судьба даёт только единственный шанс, который непременно нужно использовать.

Пока я истязал душу муками противоречий, явился другой таможенник и заговорил со мной на ломанном русском языке:

– Месье, почему вы хотите покинуть территорию аэропорта, да ещё с вещами?

– Потому что имею на то полное право. Вот моя виза. А вещи я взял с собой по той причине, что для моей семьи забронирован номер в отеле, где я должен отдохнуть, переодеться.

– Но вам ведь сказали, что вы можете подождать свой самолёт и на территории аэропорта. Здесь имеются удобные кресла в зале ожидания.

– Не могу я двадцать часов сидеть в кресле. Вот медицинская справка о том, что у меня повышенное давление крови. Я страдаю гипертонической болезнью сердца. Мне необходимо хорошо отдохнуть после длительного перелёта через океан.

– Пожалуйста, подождите, месье. Я проконсультируюсь относительно вас с моим руководством.

Пока таможенник куда-то ходил с нашими документами, у меня от всей этой нервозной обстановки действительно поднялось давление. Марина с Викторией тоже сникли. Сейчас решался вопрос относительно нашего дальнейшего поворота судьбы. Наконец время мучительного ожидания закончилось: в дверях показался снова наш французский истязатель. С непроницаемым лицом он протянул мне наши документы и, указав на турникет, пригласил:

– Пожалуйста, проходите, месье, месдам. Добро пожаловать во Францию!..

Во мне зазвучали фанфары! Боже, вот она, Франция! Теперь и таможенник уже казался таким любезным и милым. И погода перестала быть унылой и скверной. Словно на крыльях, вылетели мы в холл аэропорта. Пока разбирались с таможней, все пассажиры нашего рейса разошлись, и я заволновался: а дождался ли встречающий нас друг Артура?

Но Эльдар уже шёл к нам навстречу. Я его сразу признал по характерному типу лица, присущему закавказским народам.

– Здравствуйте! Я уж думал, что вы не приехали, – с типичным бакинским акцентом заговорил наш новый знакомый.

– Нас таможенники долго морили у себя. Не хотели почему-то выпускать из аэропорта, – пояснил я.

– Много народу всякими легальными и нелегальными путями проникает во Францию и остаются здесь. Вот таможенники и стараются хоть кого-нибудь не пропустить. Ну, ладно, надо поторопиться – поезд на Страсбург уходит через сорок минут.

Мы быстро разместились в «Пежо» Эльдара, и он погнал свой автомобиль в Париж, ибо аэропорт расположен далеко за городом.

Вскоре за окном поплыли кварталы знаменитого города. Мы с любопытством в окна разглядывали строения по сторонам дороги, но ничего примечательного в их архитектуре не находили. Оказывается, добирались мы до вокзала окраинами, а историческая часть города осталась где-то в стороне.

– Как вы добрались? Хорошо ли себя чувствуете? – поинтересовался Эльдар.

– Всё нормально. Мы же не из России, а из Чили прибыли, – ответил я.

– Да, что там может быть хорошего в этой заброшенной дикой стране? Говорил я Артуру, чтобы он своего друга Низама сюда перетянул. А Низам…

– Они сейчас никуда не могут выехать из Чили. У них с паспортами проблемы, – объяснила Марина.

– Им сразу не надо было ехать туда.

– Но там им сейчас не так уж и плохо, – высказался я.

– Всё равно, я думаю, с Францией не сравнить, – многозначительно заметил азербайджанец.

– М-да! – произнёс неопределённо я. Против такого аргумента я не находил возможным возражать.

Поезд на Страсбург уже был подан к платформе. Эльдар сбегал за билетами, а мы его подождали на перроне. Вскоре он вернулся запыхавшийся, я заплатил ему за купленные билеты, и он усадил нас на наши места. Поезд тронулся. Мы на прощание помахали в окно нашему первому знакомому во Франции и поезд помчал нас по незнакомой стране.

В Страсбурге на вокзале встречала жена Артура Джульетта так как сам он в это время находился на работе. Джульетта была миниатюрной симпатичной брюнеткой, на её голове красовалось оригинальное огромное кепи, а вокруг шеи замысловатым узлом был повязан ярко-оранжевый шарф. От столь экстравагантного облика веяло Францией с её исключительной индивидуальностью и особым шармом. После Чили здесь всё производило на нас восторженное впечатление.

На такси Джуля привезла нас к себе домой. У них была четырёхкомнатная квартира на последнем этаже четырёхэтажного дома. Квартира просторная, с паркетными полами, обставленная со вкусом подобранной мебелью. Всё свидетельствовало о достатке в этой семье.

Ещё в семье были двое детей школьного возраста: мальчик и девочка. Пока мы переодевались, принимали душ, приводили себя в порядок, пришёл хозяин дома – типичный представитель азербайджанской нации с густыми смоляными бровями и огромным орлиным носом, а всё лицо выражало застывшую муку, будто хозяин его жестоко истерзан желудочными коликами.

Нас пригласили к столу.

– Что собой представляет это Чили? Расскажите нам, иначе не можем понять почему наш друг Низами рванул туда сломя голову, – попросил Артур.

– На данный момент Чили имеет самый высокий экономический рост в Латинской Америке, – начал я вдохновенно.

– И что там, неужели все живут богато?

– Нет, конечно.

– Сколько там получает рабочий?

– Долларов двести в месяц. Но там цены очень низкие и этих денег вполне хватает на сносное существование.

– Почему тогда вы там не остались? – резонно заметил Артур.

– Мы хотим жить в Европе. Мне не нравится то, что в Латинской Америке очень большая преступность, – сказал я.

– …и ещё, низкий культурный уровень населения, – добавила Марина.

– Там отсталость от европейского уровня развития ощущается во всём. Постоянно черпаешь в средствах массовой информации о том, что нового появилось в Европе, а потом уже ждёшь когда новинку доставят в Чили, – продолжил я.

– А-а-а! Ну, теперь понятно, – протянул осенённый догадкой хозяин дома. – А в отношении криминала скажу: у нас здесь всё спокойно. Можешь ночью свободно гулять где вздумается и никто на тебя не нападёт.

– Артур, а как бы мне тут скорее найти работу? – спросил я.

– Пока не получишь документы – о работе не думай. Это невозможно здесь. Если поймает полиция, то будут большие неприятности не только у тебя, но и у работодателя.

– А как жить до того, пока получишь документы, если у человека нет денег?

– За это не переживай. Всё-таки здесь не Чили. Дадут денежное пособие и, вообще, всё необходимое: жильё, одежду, пропитание.

– Как это?

– В понедельник рано утром вам надо быть у префектуры. И там всё узнаешь. Перед входом в префектуру с утра выстраивается очередь сдающихся французским властям и нужно получить тикет на доступ в девятый кабинет, где заводят досье на просителей политического убежища во Франции. Народу будет много, а тикетов дают не более десяти.

– А если не удастся с первого раза получить этот самый тикет?

– Тогда придётся попытаться это сделать на следующий день.

– Да не волнуйтесь вы так, Владислав. Артур вам всё подскажет и всё будет хорошо. А сейчас кушайте, потом поговорите о делах, – прервала нас Джуля.

***

После ужина я рассказал Артуру обстоятельства своего дела, на основании которых хотел бы просить предоставления мне и моей семье политического убежища на территории Франции. Артур, со своей стороны, дал ценные советы:

– Владислав-джан, лучше не морочь голову и спрячь паспорта, а себя выдай за чеченца.

– За какого чеченца? – не понял я.

– Ну, в префектуре скажешь, будто ты чеченец и бежал во Францию, спасаясь от российского режима. Здесь чеченцам всем подряд дают политическое убежище.

– Какой из меня чеченец? Нет-нет! Я так не могу. У меня есть своя история и, я надеюсь, она достаточно убедительна и подпадает под пункты Женевской конвенции 1951 года. И у меня есть мои газетные публикации с политическими материалами, осуждающие деятельность российского правительства, войну в Чечне, коррупцию в высших эшелонах власти.

– Я не уверен, что этим ты сможешь убедить Комиссию по делам беженцев. Они там столько разных рассказов наслушались. Им надо, чтоб было побольше крови и трупов, а в твоей истории этого нет.

– Но и чеченца из себя представлять я не смогу. Да и Марина, с её типичной славянской внешностью вряд ли сойдёт за чеченку.

– Жаль. Это был бы надежный вариант. Многие нечеченцы таким образом получили здесь убежище. Есть ещё другой вариант, он тоже сейчас проходит.

– Какой?

– Ты работал в газете и у тебя вероятно остались там связи?

– Ну?

– Нужно, чтобы ты представил на Комиссию газету, в которой было бы размещено объявление о том, что тебя разыскивает ФСБ. Тогда поверят, что ты действительно преследуешься по политическим мотивам. Это же я посоветовал сделать и моей сестре. Родственники заплатили сто долларов в какую-то азербайджанскую газету редактору, и он сделал им такую газету в одном экземпляре. Теперь сестра уверена, что получит убежище во Франции.

– А какую историю она будет рассказывать на Комиссии?

– Об этом уж я позабочусь. Придумаю!

– Неужели там в Комиссии сидят такие дураки, что легко всему верят?

– Знаешь, Владислав, я знаком с людьми, которые вообще без всяких документов получали позитивное решение на Комиссии.

– И на каком основании им выносили это решение?

– Просто они смогли так убедительно рассказать о своей беде, что им поверили. Ты тоже должен будешь говорить так, чтобы убедить всех в правдивости собственной истории. Иначе даже с хорошими подтверждающими твою легенду документами можешь запросто получить негативный ответ.

– Ну, что ж! Буду надеяться на удачу.

– Зря ты упёрся.

– Ладно, Артур, будь что будет, но я попробую отстоять свою правду на Комиссии.

– Но одних только газет может оказаться недостаточно. Нужно доказать, что тебя в России преследовали власти и тебе там грозит тюрьма или, вообще, имеет место угроза жизни. Вот ты рассказывал, что тебя забирали в ФСБ. А есть ли у тебя об этом какая-нибудь справка с печатью ФСБ или повестка?

– Нет. Там ни справок, ни повесток не выдают.

– А как ты тогда докажешь своё?

– Надо подумать.

– Думай скорее. У тебя есть только два дня – в понедельник уже надо идти в префектуру сдаваться и там будут спрашивать твою историю. А я тебе в твоём деле ничем помочь не могу, так как никогда не имел дел с журналистами.

– Ладно, Артур, и на том спасибо! А где находится префектура?

– Я в понедельник рано утром вас туда отвезу.

– А там как я буду объясняться?

– Об этом не беспокойся. Там будет много русскоговорящих среди посетителей – они всегда помогут. Кроме того, в префектуре есть свои переводчики. Я, к сожалению, не могу с вами там находиться – за иностранцами здесь может вестись наблюдение и тогда могут выяснить, что я с вами поддерживаю связь.

– Разве нельзя здесь помогать соотечественникам?

– Ни в коем случае. У вас обязательно будут спрашивать есть ли знакомые или родственники во Франции. Вы должны говорить, что никого здесь не знаете. Иначе вам не дадут «место».

– Какое «место»?

– Это так говорят в эмигрантской среде. Получить «место» – значит вас примут местные власти под своё покровительство и дадут жильё. По французским законам зимой нельзя оставлять человека на улице. Поэтому вам и посоветовали приехать сюда зимой. Некоторые не знают этого и приезжают в тёплое время года, потом до наступления холодов вынуждены жить где придётся: спать в ночлежках или на парковых скамейках, жить в палатках или каких-нибудь сараях и так далее.

– А где предоставляют это самое «место»?

– Могут поселить в отеле, могут в фойе – это так называются семейные общежития. До тех пор, пока человек не получит решение Комиссии по делам беженцев о предоставлении ему политического убежища, постоянное жильё ему не полагается.