Текст книги "Чужбина не встречает коврижками. История русского эмигранта"

– Но почему, Мишель? – опешил я.

– Шеф сказал, что DAASS отказался дальше оплачивать место в отеле для вашей семьи. С первого апреля начался тёплый период.

– Что же, теперь нам ночевать на улице?

– Ничего не знаю.

– Мишель, пропусти меня внутрь, я хочу поговорить с месье Шоси.

– Он распорядился не пускать вас. Но подождите, я сейчас ещё раз доложу о вас.

Мы остались ждать ответа перед закрытой дверью. От такой неожиданности растерянность подавляла дух. Наша дочь Виктория аж расплакалась. Вскоре к нам вышла Виолайн с переводчицей Малалой.

Социальный работник была неподдельно расстроена таким оборотом дела:

– Я сожалею, Владислав, что вашу семью прежде всех выставили на улицу. Но подобным образом скоро поступят и с остальными.

– Виолайн, мы ведь предоставили медицинский сертификат о проблемах со здоровьем у Марины. Неужели это не имеет значения?

– Теперь преимущество имеют семьи с малолетними детьми. Но я обещаю вам, что лично позвоню по телефону номер 115, где распределяют места в ночлежках и объясню Маринину ситуацию. Вы теперь должны будете ежедневно звонить с любого телефона по бесплатному номеру 115 и просить дать приют на ночь.

А Малала ещё добавила от себя:

– Вы не пугайтесь ночлежек. Это такие приюты, где ночуют вполне приличные люди. Там можете встретить и своих знакомых. Вас там накормят, можете принять душ и постирать свои вещи. А ещё, в крайнем случае, вы можете придти ночью в госпиталь и там попросить предоставить вам место для ночлега. Или в полиции…

Из CODA стали выходить знакомые, все уже знали о нашем горе и сочувствовали. Каждый понимал, что то же самое в скором времени ожидает и его. Нас обступили скорбящие соотечественники. Все охали и вздыхали. Но больше всех убивался Соловьёв Саша.

Однако, руку помощи протянули отнюдь не наши соплеменники – славяне, но угнетаемые ими кавказцы.

Сначала горбатый Арутюн предложил:

– Влад, приезжай вечером со своей семьёй к нам. Я незаметно проведу вас в номер и переночуете в нашем отеле.

Но его решительно перебил чеченец Мовлади:

– Арутюн, твой отель «Campanel» находится далеко, а я живу в «Радуге» – это совсем рядом.

И обращаясь ко мне, Мовлади сказал:

– Владислав, приходи вечером с семьёй к нам. Как-нибудь поместимся.

– Но у вас хозяин отеля придурок и сам постоянно проживает там, – возразил чеченцу старший Соловьёв. – Если он узнает о том, что у вас в номере посторонние, то всех тут же выставит на улицу. Я его знаю. Он расист и не любит эмигрантов из Восточной Европы, арабов и негров. А когда разговаривает с нашим братом и нервничает, у него на губах выступает пена. Он псих.

– Для чего же тогда он размещает в своём отеле эмигрантов? – спросила Катя.

– Этим он, как бы, осуществляет благотворительность и ему снижают налоги, – пояснила Лёля из Питера.

– Да, я знаю, что он расист, – сказал Мовлади, – но мы всё сделаем аккуратно – он и не догадается ни о чём. Влад, я буду ждать вас сегодня…

В глазах Соловьёва, как мне показалось, промелькнул злорадный огонёк, и он потупил взор, дабы скрыть свои истинные чувства. А так ведь напрашивался в друзья!

Никогда не знаешь где обретёшь и где потеряешь…

Глава сорок пятая

Делать было нечего и нам следовало смириться с обстоятельствами. Из ближайшего телефона-автомата я позвонил по номеру 115, назвал свою фамилию. Но меня попросили позвонить позже, так как ещё не распределили места в ночлежке. После обеда часа два я не мог дозвониться по сто пятнадцатому номеру – он был всё время занят. Наконец мне ответили. Место из нашей семьи предоставили только Марине на одну ночь в ночлежке для женщин на бульваре Метц.

Вконец расстроенные, мы не знали что делать дальше. Упавшие духом, остаток дня провели на скамейке на набережной Лилля. К восьми часам вечера мы с Викой проводили Марину к ночлежке и оставили её там, а сами отправились в городской госпиталь проситься переночевать. В приёмном покое медицинского учреждения, когда поняли суть наших домогательств, нас просто выставили за дверь со словами: «Здесь лечебное учреждение, а не ночлежка. Идите отсюда!»

Я лихорадочно соображал:

– Куда теперь податься? Снять номер в отеле нельзя – если узнают в CODA, то неизвестно чем это обернётся нам. Если идти к горбатому Арутюну или чеченцу Мовлади – этим могу им причинить неприятности.

И я придумал: попрошу у Артура ключи от его машины, чтоб в ней провести ночь.

Азербайджанская семья приняла нас без особого радушия. А когда я объяснил нашу нынешнюю ситуацию, Артур вместе с Джульеттой прямо ополчились:

– Вы плохо крутились! Надо было идти к психиатру… дать на лапу кому-нибудь в CODA… не знаю… подделать бумаги что ли…

– Артур, ты же знаешь, здесь нельзя давать взятки, иначе можешь быстро оказаться в полиции, – слабо защищался я.

– И зачем мы только согласились встретить вас! – причитала Джуля.

– Ара, у вас всё пошло не так! Видишь, Влад, только одну вашу семью выставили на улицу. Значит вам здесь ничего не светит, – добивал меня друг Низама.

– Уезжайте немедленно назад в Чили! – беспардонно решили нашу участь азербайджанка.

Я терпеливо выслушал их окончательный вердикт и, налившись гневом, решительно отрезал:

– Вы знаете, дорогие? Я как-нибудь сам распоряжусь своей судьбой. Не для того добирался во Францию, понёс при этом значительные затраты, чтобы при первой же неудаче бежать сломя голову отсюда. Я знал на что иду и меня не остановишь так сразу. Франция – прекрасная страна, имеется много желающих здесь обосноваться, но она не резиновая и не может принять всех желающих. Я это вполне осознаю. Существует своего рода конкуренция. А посему я готов побороться за место под солнцем.

– Ох и упорный ты, Владислав, – выдавила из себя, пристыдившись, Джульетта.

– Артур, я только прошу у тебя ключи от машины. Мы хотим переночевать там, – огорошил я хозяев дома неожиданной просьбой.

– А дальше-то что будете делать? – не унималась женщина.

– Я уже придумал! Артур, помоги мне завтра купить какой-нибудь недорогой подержанный фургон, чтоб мы могли в нём ночевать.

– Слушай, Влад, а это выход. Молодец, хорошо придумал! – воскликнул Артур. – Только завтра купить фургон не получится. Придётся подождать три дня. В субботу выходит местный рекламный вестник и там печатают объявления о продаже автомобилей. Утром купи эту газету и позвони мне. Встретимся в городе, в каком-нибудь кафе, и выберем тебе из газеты фургон. А сейчас я принесу тебе одеяло, под утро ещё холодно и вы замёрзнете в машине.

Артур скрылся в спальне, за ним туда же проскользнула и его вездесущая супруга. Некоторое время они о чём-то там спорили. Наконец появились, но без одеяла и Джуля объявила:

– Владислав, вы можете сегодня остаться у нас.

– Спасибо, дорогие мои, но не беспокойтесь о нас – мы и в машине хорошо устроимся.

Но в хозяевах уже пробудилось несколько запоздавшее милосердное чувство гостеприимства, и они рьяно бросились отстаивать своё право на обладание высшей человеческой ценностью:

– Мы вас никуда не отпустим. На улице холодно по ночам. Сегодня приютим вас у себя. На этом разговор на эту тему исчерпан.

– Спасибо, спасибо! Премного вам благодарен… – рассыпался я в любезностях перед нашими благодетелями.

***

Наутро мы с Викторией встречали Марину у входа в ночлежку.

– Ну, Марина, рассказывай как ты провела ночь? – полюбопытствовал я.

– Неважно. Одна негритянка с арабкой полночи ругались и никому не давали спать. А под утро у одной алкоголички началась «белая горячка» и она ужасно выла, пока не приехала «неотложка» и не увезла её. А вы-то как?

– Мы прекрасно переночевали у Джули с Артуром, – похвалилась дочь.

– Да вы что! Как это они вас приняли?

– А папка их так обработал, что им пришлось ещё долго уговаривать, чтоб мы согласились остаться ночевать у них.

– Вот как! Ну, наш папашка такое умеет, – не удивилась совсем Марина.

Мы снова явились в CODA с затаённой надеждой, что может сегодня нас как-то устроят. Но повторился вчерашний сценарий и на улице оказалась армянская семья: отец с сыном и сноха.

На ночь Марине дали место в большой двухэтажной ночлежке «Фриц Кинер». Там первый этаж был оборудован для мужчин, а на втором размещали женщин. Туда же поместили и сноху выставленной сегодня на улицу армянской семьи. Мы с Викой, объединившись с армянами – папой Юриком и сыном Вазгеном, отправились вместе коротать время до рассвета. На улице дул пронизывающий сырой ветер и мы скоро замёрзли. Я предложил провести время на железнодорожном вокзале в зале ожидания. Все приняли моё предложение. Там мы согрелись, разомлели и задремали в удобных креслах. Но в час ночи явились охранники и принялись всех выпроваживать на улицу. Оказывается, в час ночи прибывает последний поезд и после него вокзал закрывают до четырёх часов утра – до времени отправления первого рейса следующего дня.

Возле вокзала располагался полицейский участок, и я вспомнил, что Малала рекомендовала, в случае необходимости, обращаться за помощью к блюстителям порядка. Мы всей группой заявились в участок и попросили устроить нас на ночлег. Полицейский на такую наглость изумлённо округлил глаза и потребовал, чтобы мы предъявили свои удостоверения личности. Он взял выданные нам префектурой документы и тут же занёс в журнал наши данные. Затем, центурион позвонил по номеру 115, назвав наши фамилии. Ему подтвердили, что мы являемся их подопечными, но сегодня для нас нет мест. Страж порядка сказал нам: увы! – и выставил за дверь.

На улице мы скоро продрогли. Ужасно хотелось спать. Тогда я повёл всю компанию в отель «Эден» – в нём моя семья прожила полтора месяца и нас там знали. Дверь открыл заспанный портье, который мне не был знаком, но от безысходности я обратился к нему:

– Месье, я недавно проживал в этом отеле… меня здесь знают… а сегодня нам негде переночевать… пустите, я вам заплачу… – жалобно стал уговаривать я незнакомца, мешая французские слова с русскими.

Но незнакомый портье вдруг на вполне сносном русском языке заговорил со мной:

– Да-да, я вас помню. У вас порядочная семья и мы рады принять вас у себя.

– Спасибо, вы очень любезны! Сколько я должен заплатить за номер?

– Ничего не нужно платить. Если моя бабушка узнает, что я, болгарин, и не помог в трудную минуту русскому – она оторвёт мне голову. А эти двое мужчин ваши друзья? – портье указал на армян.

– Да. Мы вместе сегодня оказались на улице.

– Вот вам ключи от двух номеров на втором этаже. Размещайтесь. Только до семи часов утра вы должны покинуть отель, чтобы никто не узнал о том, что я приютил вас здесь.

– Спасибо огромное вам. Вы так добры!

Утром раньше семи часов мы спустились в вестибюль. Наш добрый спаситель не отпустил нас просто так. Он налил литровую пластиковую бутылку горячего кофе, наполнил внушительный пакет галетами, сырками, бутербродами и вручил всё это мне.

Переполненный тёплыми чувствами к доброжелательному болгарину, я попытался снова вручить ему денежную купюру. Но тот непритворно рассердился.

Вот оно – бесподобное бескорыстие!..

Утром я снова с семьёй появился у дверей CODA. Вскоре оттуда вышел Вазген и, увидев меня, заговорщически отозвал в сторонку:

– Владислав, у меня сейчас месье Шоси спрашивал правда ли что вы с дочкой прошедшую ночь провёли на вокзале? И я подтвердил, что мы вместе там были.

– Откуда они так скоро узнали об этом?

– Им позвонили из полиции.

– Ага! Значит за нами, всё же, установлен негласный контроль. Учтём!..

В третью ночь Марину с Викторией разместили вместе в ночлежке на улице Ban de la Roche. Мне же пришлось провести ночь под мостом у костра, среди каких-то бездомных забулдыг. Никто меня здесь ни о чём не спрашивал, каждый был занят своими мыслями. Все терпеливо коротали время до утра, изредка кто-нибудь исчезал в темноте, чтоб вернуться затем с какой-нибудь деревяшкой для поддержания огня. Кто-то дремал, кто-то бездумно глядел на пламя, а кто-то молча подпитывался алкоголем. В такой молчаливой компании я скоротал время до утра. Наступила суббота и я должен с утра пораньше купить рекламный вестник, чтоб сегодня с Артуром поискать для меня какой-нибудь автофургон.

***

Мы с Артуром устроились в одном из привокзальных кафе и развернули рекламную газету. Я плохо ещё говорил по-французски, поэтому в моём деле так необходим был мой азербайджанский знакомый. Мы выбрали несколько подходящих объявлений, где продавались фургоны, и Артур принялся звонить продавцам. Один сказал, что уже продал свой фургон; трое других сказали, что им раньше уже позвонили покупатели и скоро приедут посмотреть предмет продажи; ещё один обладатель фургона жил далековато от Страсбурга, и азербайджанец не захотел туда ехать. И всё же мы сговорились о сделке с одним владельцем старенького «Форда транзита». Мы поехали в небольшой посёлок, расположенный километрах в двадцати от Страсбурга, и там в течение пятнадцати минут решили мою проблему. Артур поторговался, и хозяин с 2400 евро сбросил цену до 1800. Фургон был с грузовым отсеком длиной два с половиной метра. Машина прошла технический осмотр и имела, несмотря на пятнадцатилетний возраст, довольно приличный вид. Это как раз то, что мне было нужно. Я был несказанно рад.

Теперь мы имели собственное жилище!

 
Крепдешиновая дорога
простирает в грядущее путь
и по ней, поминая бога,
устремиться б не преминуть…
Заповедные манят дали,
обещая покой, благодать.
В жизни всякое повидали —
довелось, в основном, страдать.
Сладкий сон взбудоражил душу:
эк, как гладок его сюжет! —
а без этого и не сдюжу
утомительной жизни прожект.
Коротая судьбы обузу, —
исполняю гражданский долг:
беспощадно терзаю музу, —
может выйдет какой-то толк
(веселей протекает время
и иллюзия жизни милей,
если после останется семя
для засева весенних полей).
Я не знаю какого цвета
будет небо грядущих дней;
обо мне тосковать планета,
верю, – будет, а я – по ней
по уходе души в бесконечность,
где продолжится сладкий сон.
…Предо мной простирается вечность,
пренебречь ею – не резон.
 

Артур нашёл недалеко от центра города бесплатную стоянку, и мы там припарковали наш «Форд». Место было удобно тем, что рядом находился знакомый нам отель «Сиярус» и он был всегда открыт с семи часов утра до одиннадцати вечера. Там всегда можно было умыться и попользоваться туалетом.

– Жаль только, что купаться негде, – сердечно посочувствовал нам Артур.

– Ничего! Говорят, часто моется тот, кому лень чесаться, – отшутился я. – Похожу пока как пёс шелудивый. А если серьёзно, то можно искупаться недорого в общественной муниципальной бане…

На радостях я, чтоб отблагодарить Артура, стал совать ему деньги, но он вежливо отказался. Но сказал, что мне потребуется обязательно сотовый телефон, поскольку без связи здесь обходиться совершенно невозможно.

– Да я и сам чувствую, что испытываю в этом нужду, – согласился я.

– У меня как раз есть один на продажу. Модель немного устаревшая, зато недорого стоит.

– Давай, я куплю.

– Вот он, со мной. Отдам за шестьдесят пять евро. И зарядное устройство здесь. Можешь заряжать телефон прямо в машине от аккумулятора.

Мы ударили по рукам и сотовый перекочевал ко мне.

Потом я такой же телефон видел по цене пятнадцать евро в магазине «Эммаюс», где продают подержанные вещи.

По наущению Артура теперь нам следовало скрывать от всех о том, что купили автомобиль и можем ночевать в нём. В CODA ни в коем случае не должны узнать об этом. Мы накупили тёплых одеял и комфортно обустроили своё жилище. Было тесно, но уютно и я

ощущал себя кенгурёнком, забившимся под брюхом у матери в тёплой пушистой сумке. Чтоб не наводить на себя подозрение, мы ежедневно звонили по сто пятнадцатому номеру и просили места в ночлежке. В первую ночь после покупки фургона Марине с Викой дали место во «Фриц Кинере». Вечером я проводил их туда. Обслуживающий персонал уже знал нашу семью. Когда я собрался уходить, администратор вдруг обратился ко мне и стал что-то говорить. Но я ничего не понял. Тогда позвали переводчика – одного из посетителей ночлежки. Это был мужчина лет тридцати, аккуратный и интеллигентный. Назвался он Рудаилом. Все здесь к нему относились с уважением.

– Администратор просит вас остаться, – сказал мне Рудик.

– Зачем?

– Он даёт вам место для ночлега.

От неожиданной щедрости я даже растерялся и сказал:

– Спасибо! Но я лучше пойду.

– Что вы! Отказываться здесь нельзя. Иначе они сообщат в CODA, а там сделают соответствующие выводы. Потом можете пожалеть! Так что, оставайтесь.

И я остался, напуганный Рудиком возможными последствиями, которые могут возникнуть после моего отказа. Ночь прошла беспокойно. Койки были двухъярусные и набито их было в небольшом зале неимоверное количество. Помещение не проветривалось и было нестерпимо душно, стоял ужасный смрад от немытых тел. Запах табака, винного перегара и какой-то кислятины создавали такой специфический эффект, что, казалось, никаким парфюмом его невозможно будет вытравить. Громкий храп и чахоточный кашель продолжались всю ночь. Наутро я пошёл умыться, но в умывальнике кругом смачно отплевывались и сморкались такие страшно запущенные личности, что я брезгливо ретировался и побыстрее поспешил покинуть это ужасное заведение. Про себя клял на чём свет стоит эту лживую негритянку Малалу, которая столь живописно расписывала мне приличное общество обитателей «бомжатников». Я дал зарок себе больше никогда не ночевать в этих злачных местах. Женские же ночлежки, как рассказывала Марина, были гораздо ухоженней.

А в понедельник нас пригласили в CODA. И в этот раз нашу семью принял другой социальный работник – худой долговязый Тьерри. Но не он, а чёрная Малала правила балом.

Подозрительно глядя на мой выбритый и ухоженный вид, она учинила форменный допрос:

– А скажите-ка, месье, почему прошедшей ночью, когда вам и вашей супруге предоставили место в приюте «Фриц Кинер», ваша жена явилась, а вы не ночевали там?

– А что, по-вашему, я должен был нашу дочь оставить одну на улице, а сам ночевать в приюте?

– Она у вас совершеннолетняя.

– И что? Неужели вы бы в подобной ситуации бросили своего ребёнка на улице, а сами спокойно спали бы в тёплой постели?

– Здесь вы должны отвечать на наши вопросы.

– Вы знаете, я вам не заключённый! – начиная терять терпение, отрезал я.

– Ещё нам интересно знать где вы обычно устраиваетесь на ночлег? Вам ведь не всегда находят место в приютах, – как ни в чём не бывало продолжала переводчица.

Я вперил в неё негодующий взгляд и вызывающе выпалил:

– Под мостом я ночую, если вам так интересно это знать! А вам лично хочу заявить следующее. Вы являетесь здесь штатным переводчиком, вот и занимайтесь своими непосредственными обязанностями. И не надо со мной вести диалог в форме допроса. Я буду отвечать только на вопросы социального работника, а не на ваши.

– Месье, вы избрали для себя неправильную позицию.

– Знаете что, мадам? Я обойдусь, как-нибудь, без ваших нравоучений. Вы и так много уже «полезного» нам насоветовали.

– Что вы имеете ввиду? – забеспокоилась моя оппонентка.

– А то! На каком основании вы взяли себе правило выдавать нам ложную информацию?

– ???

– Почему вы мне расписывали в розовых тонах ваши замечательные «бомжатники», ваши шикарные рестораны для малоимущих, где присутствует преимущественно приличная публика? Где это всё? В ваших богодельнях неимоверная антисанитария, полно всякой заразы и там, вообще, опасно находиться. И впредь мне больше не предлагайте такую благотворительность. Уж лучше я буду и дальше спать под мостом.

Тьерри, конечно, ничего не понял из моего эмоционального диалога с Малалой, он только бестолково моргал ресницами, а в заключение лишь спросил:

– Месье, у вас всё хорошо?

– Пока что на жизнь не жалуюсь! – только и оставалось ответить мне.

На том и закончилась моя продуктивная и взаимополезная беседа.

***

Теперь каждый новый день в кругу подопечных CODA приносил новые неприятные известия. Всё новые семьи оказывались на улице. Вот и Соловьёвым отказали в дальнейшем финансировании их проживания в отеле. Саша метал громы и молнии, словно разгневанный Зевс. За то время, что он провёл в Страсбурге, ему местные условия здорово пошли на пользу, ибо теперь мужик обладал весьма внушительным брюшком, за что и получил прозвище Боцман.

Соловьёв негодовал, наливаясь праведным гневом:

– Сволочи эти французы. Они совсем забыли о том, кто их освободил от фашистской чумы. Это мы, русские, спасли их от Гитлера! Нам они должны быть благодарны за то, что теперь процветают. Вся Европа обязана нам своим благополучием.

Его поддержала Катя:

– Вы только посмотрите как этот месье Шоси смотрит на нас! Как на мусор, до которого дотрагиваться – ниже его достоинства.

– Катя, тише ты! Услышат ведь за дверью в CODA, – попытался угомонить свою жену осторожный Эдик

– А ты, вообще, замолчи! Тоже мне мужик. Толку от тебя никакого. Только рот мне затыкать и можешь. Лучше бы подумал куда сегодня ночевать пойдём с детьми.

Я решил проявить инициативу:

– Друзья, давайте все вместе сходим в CASAS. Там юристы и они могут подсказать как нам правильно действовать.

Катя воодушевилась моим предложением:

– А что? Правильно сказано. Пойдёмте в CASAS.

Набралось семь семей, пожелавших принять участие в хадже. Подхватив детей и чемоданы, разношёрстной толпой мы побрели через центр города к намеченному пункту. В качестве переводчика позвали с собой Рудика.

Мадам Паскаль приняла только трёх парламентариев: меня, Катю и Рудика. Директриса благотворительного учреждения нашу беду восприняла стойко, видимо, с подобным положением дел сталкивалась не в первый раз.

Мы не унимались, пытаясь дать ей прочувствовать глубже наше плачевное состояние.

– И куда нам податься с малыми детьми? – надрывно вопрошала Екатерина.

– Это в компетенции CODA. Наша же организация занимается помощью эмигрантам исключительно при составлении необходимых юридических документов, – парировала мадам.

– Но ваша организация тоже ведь призвана осуществлять гуманитарную миссию, – наседал я.

– Бесспорно, это так. Однако, у нас нет для этого необходимых средств. Основное финансирование DAASS направляет в CODA, а нам – лишь на жалованье сотрудникам, на аренду помещения, да на канцелярские принадлежности. Так что – увы! – я не в силах помочь в вашей беде…

Мы объявили ответ руководителя CASAS нашим друзьям по несчастью, дожидавшимся нас на улице. Подискутировав некоторое время, мы пришли к консенсусу и Катя решительно увлекла всю нашу компанию в DAASS, благо Рудик знал где находится данное ведомство.

Снова процессия, растянувшись унылой цепочкой, побрела по городу к новой цели.

В DAASS ответственные лица нас не приняли, сославшись на неимоверную загруженность работой. Пообщавшаяся с нами пожилая секретарша терпеливо разъясняла:

– Всё равно здесь никто вам не поможет. Средства на ваше содержание направляются из министерства финансов в весьма ограниченных количествах. Скажите спасибо за то, что в холодный период вам предоставляли жильё.

– Куда же теперь нам податься? Кому предъявить свои требования? – причитала многодетная Катя.

– Министерство финансов находится в Париже. Но лучше вам отправиться в префектуру – там занимаются иностранцами…

Мы, словно бурлаки на Волге угнетённые тяжкой ношей, побрели к префектуре. Дети капризничали и просили кушать, кто-то растёр ноги до мозолей, ноша оттягивала натруженные руки… Дело шло к вечеру, и мы торопились успеть до конца рабочего дня: быть может удастся за хвост ухватить удачу?

В холле префектуры находилась дежурная. Я подступился к ней и принялся объяснять цель нашего визита. Рудик переводил мои слова. Вся группа столпилась за нами. Дежурная позвонила по внутреннему телефону и тут же появились двое полицейских. Видимо, определив главного зачинщика, они подступились ко мне и жестко потребовали, чтобы я отступил назад. Стало ясно, что для меня складывается опасная ситуация и неизвестно чем может всё закончиться. Благо, что Катя оценила создавшуюся обстановку правильно и, оттеснив меня, с маленькой Лаурой на руках выдвинулась вперёд. Бороться с женщиной и ребёнком у блюстителей порядка вовсе не было желания, и они принялись обстоятельно объяснять даме, что здесь нам не предоставят ночлег, а спрашивать место нужно в приюте «Фриц Кинер» – там находится распределяющий, который принимает звонки, поступающие по сто пятнадцатому номеру. Полицейские пообещали позвонить туда и попросить, чтобы там помогли нам. Уже в темноте мы добрались до приюта.

По дороге Екатерина принародно отчитывала своего нерешительного супруга:

– Эдуард, от тебя совсем никакого проку. Вон, Владислав как рисковал. Его чуть не забрали в полицию. А ты, как баба, всего боишься. Слишком осмотрительный! Какую пользу ты можешь принести семье?

– Катя, разве лучше будет, если меня арестует полиция? Видишь сколько я сумок тащу на себе, это разве не польза? – оправдывался осторожный Эдик.

– Что верно – то верно! Тебя только и остается использовать как вьючного верблюда.

– Только и оскорбляешь меня. Вот теперь верблюдом обозвала. Как тебе не совестно?

– Да это же вполне справедливая оценка твоих способностей…

Во «Фриц Кинере» нас ждали. Полицейские действительно сюда позвонили. Всех нас разместили в помещении столовой. Сдвинули к стене столы, принесли матрацы и постелили нам на полу в освободившемся пространстве.

Ночь провели, всей дружной компанией устроившись вповалку на полу. Как говорится, в тесноте, да не в обиде. Зато прекрасно выспались, разомлев в тепле. К тому же, такое обстоятельство только больше сплотило настрадавшийся коллектив.