Текст книги "Отравленная сталь"

5. Карма

Костя расстелил на столе карту Москвы. Ну да, с самого основания Москва разбегалась, как круги по воде: Кремль, стены Китай-города, стены Белого города, Земляной вал, Камер-Коллежский вал. Никто не противился этой концентричности, традиции, идущей прямо из средневековья. Куда более современно и целесообразно разрасталась, к примеру, Рязань – бывший Переяславль Рязанский. В XIX веке она стала образцовым европейским городом, в отличие от Москвы, которая и в XX веке так и не стала образцовым коммунистическим.

Кольца Москвы расходились, сходились, пульсировали: кольцевая железная дорога, кольцевая автомобильная, третье транспортное кольцо. По железнодорожному кольцу проходила граница Москвы до революции 1917 года. Москва 37-го стала выползать за его пределы, напоминая уже не ровный овал, а скорее шестеренку. На юге она заступила за развилку Варшавского и Каширского шоссе (туда пустили трамвай), клинышком на юго-востоке – до поселка Текстильщики, на юго-западе – зубцом захватив деревню Раменки, на севере – откусив небольшой кусочек Лихачевского шоссе (ныне Онежской улицы), на востоке – присоединив стратегически важный Измайловский лес, а на западе – приняв заводской район в Филях, где располагались государственные авиационные заводы.

Хрущев опоясал Москву автомобильным кольцом. К концу XX века город стал вылезать наружу невообразимыми грыжами. В девяностые годы началась бурная автомобилизация (до этого, в коммунистической стране, чтобы приобрести автомобиль, нужно было несколько лет простоять в очереди).

– Городу еще предстоят испытания, – думал Костя, глядя на карту.

– У меня теория, – сказал Артур. – Была! Что все взрывы случатся в одном округе.

– Была?

– Эти два – в разных округах.

– Борисовские пруды – твой округ?

– Мой.

– Там нашли взрывчатку.

– Такую же? Опять мешки?

– Да. И еще в Капотне. Твой округ?

– Мой. Больше не нашли?

– Вроде пока нет.

– Еще одно место должно быть, Костя. По моей теории.

– Теория – это хорошо. У ФСБ и МВД тоже есть теория. У нас теперь есть даже премьер из ФСБ.

– Ты же с ним встречался, Костя.

– Я с ним только поздоровкался.

– Премьер из ФСБ – это как если бы ты имел охранника в своем большом хозяйстве, а потом вдруг сделал бы его главным управляющим.

– Ну и что?

– Как сказать. Я так думаю, что охранник заточен не на хозяйство, а на людей. Люди – источник его беспокойства и объект его работы. Весь его, так сказать, творческий процесс будет составлен из подозрительности, слежки, доносительства, фаворитизма, провокаций и расправ. На место управляющего ты мог выбрать любого, но этому – первому придет в голову подставить тебя, а потом прийти на помощь, чтобы доказать свою полезность и преданность. Это – в лучшем случае, а в худшем – подставить и занять твое место. Потому что он же молится оперативным стандартам. Так или иначе, рано или поздно, полагаясь на охрану, ты пожалеешь, что польстился на легкое решение.

В этот день странный случай произошел утром в Государственной думе. Во время заседания председателю Думы Селезневу позвонили из ФСБ и доложили, что ночью взорван жилой дом в Волгодонске. О чем Селезнев сразу же сообщил депутатам. Однако этой ночью взорвали дом в Москве на Каширке, а не в Волгодонске, и об этом минутами позже депутатам стало известно из средств массовой информации.

Досадный эпизод вспомнился через три дня, когда, действительно, ночью взорвали дом в Волгодонске. Возникла тема для вопросов, но тему решительно закрыли.

Начало взрывам жилых домов положил взрыв дома, где жили военные, в Буйнакске, затем – Москва (успели взорвать два дома), и, наконец, косвенно предсказанный Волгодонск.

К этому сроку, кстати, нашли уже пятое и последнее место в столице, куда складировали мешки с «сахаром», на Краснодарской улице в Юго-Восточном округе. Участковые милиционеры и сотрудники городских управ днем и ночью проверяли все подозрительные места и запечатывали чердаки и подвалы.

Со взрывом на Каширке 13 сентября московский цикл взрывов жилых домов был, к счастью, закончен. Компания распалась окончательно. Через некоторое время Татьяна переехала в респектабельный офис в центре Москвы рядом с Лубянкой, Марк скрылся в новом прекрасном особняке на Рублевском шоссе, Романчук отправился отдыхать на остров Кипр, Миха и Керим подались в Чечню, а два безымянных исполнителя растворились где-то на обширной территории Северного Кавказа.

Стоит ли говорить, что четверо последних в первую очередь вынуждены были скрываться и являлись желанной добычей ФСБ?

Миха и Керим добирались до места сначала на перекладных, а последние километры шли пешком. К вечеру лесной тропой они вышли к опушке. Впереди лежало поле. На его краю стоял сарай. В советское время такие строения возводились для хранения удобрений или семенного запаса. Миха и Керим переглянулись.

– Здесь передохнем, а ночью двинемся дальше. – Они поняли друг друга без слов.

В сарае было сухо, в углу торчал расползшийся мешок с селитрой. Они снова переглянулись. У них еще оставалась пачка печенья «Юбилейное», и они разделили ее пополам. Керим не стал выбрасывать обертку, он аккуратно высыпал из нее оставшиеся крошки, сложил бумагу и спрятал ее в карман. Они улеглись, решив дождаться полуночи, чтобы незаметно пересечь поле. Через дверной проем светилось небо, на котором уже появились первые звезды.

– Эх, сейчас бы мороженого, слушай – мечтательно сказал Керим, утирая губы ладонью. – Любишь мороженое?

– Я бы чефирнул. – ответил Миха.

– Ну, от чая я бы тоже не отказался, – согласился с ним Керим. – А помнишь, раньше было мороженое за сорок восемь копеек? Пломбир, слушай. Настоящий. И много. А?

– Помню, конечно. Но я в детстве больше любил за двадцать восемь с орехами. Шоколадное.

– Э, нет такого больше. И детства тоже нет. Дырявая крыша над головой есть.

– Это точно! – Миха потянулся, перестал смотреть на звезды и закрыл глаза.

Некоторое время они молчали. Керим, не слыша сонного дыхания товарища, спросил:

– Скажи, дорогой, почему мы людей взорвали? Чем они провинились? Спать легли, слушай, как мы сейчас, да? Ничего не делали, да?

Миха заворочался, не сразу ответил.

– Ты что, людей не убивал?

– Зачем говоришь, не убивал? Убивал. Людей с оружием убивал. Солдат на войну идет, слушай, убивать идет, умирать тоже идет.

– На все воля Аллаха.

– Э, не надо, Миха. Ты пионером был, комсомольцем был. Аллаха совсем не знал.

– Чего ты от меня хочешь, Керим? Я – простой человек. Умные люди решают: Аллах есть, Аллаха нет.

– Ты – простой человек, Миха. Пусть так. Но ты – человек. Ты – не машина, не какой-то глупый дурак, не маньяк. Человек, Миха!

Наступило молчание. Миха сопел. Оба смотрели на звезды, их стало больше, и они стали ярче.

Наконец Миха шумно высморкался и повернулся на бок.

– Давай спать, – сказал он, однако через секунду приподнялся, опираясь на локоть. – Знаешь, я закрываю глаза и вижу тот дом. Как он стоит и вдруг начинает посередине осыпаться вниз. И облако пыли. А однажды я видел сон, натурально, как наяву, будто я сплю, потом меня подбрасывает, и я начинаю падать с девятого этажа, а внизу – каменная мясорубка. Я сразу проснулся.

Керим не просто приподнялся, он сел.

– Я все задаю себе вопрос. Как это поможет нашему делу, слушай?

– Не нам решать. Начальники решают.

– Чего там они решают? Какие такие начальники? Где они? На кого работают? Ты знаешь? Нет. Я знаю? Нет. Русский знает? Тоже не знает.

– Мы – только орудие, – настаивал на своем Миха.

– К несчастью, да? Судьба, слушай. Две сотни людей, да? – Керим развел руками. – Мы это сделали.

– Ну, на тебе все-таки вины меньше.

– Кто ее меряет? Нашу вину. Больше, меньше…. Читал про карму?

– Про карму? Нет, как-то не доводилось.

Керим покашлял в кулак.

– Карма – это когда каждый как бы несет свой кувшин, который называется «карма». В него капают, капля за каплей, его грехи. Когда он наполнится доверху, с последней каплей человек умирает.

– Мы еще живы, Керим.

– Никто не знает, сколько капель еще осталось. Может, много, а может, всего одна, – сказал, снова ложась, Керим.

– Поживем – увидим, – ответил из темноты Миха и закрыл глаза.

Усталость взяла свое, и они оба забыли обо всем, как будто рухнули в черную дыру, да там и исчезли. Только время резиновой нитью соединяло их с остальным миром.

Миха проснулся оттого, что в лесу заухал филин. Он сразу почувствовал, что в сарае они не одни. Тьма уплотнилась и шевелилась живой массой. Кто-то касался коленей, поглаживал руки, брался за ботинки. Керим уже проснулся, он пыхтел и размахивал руками.

– Керим, что за фигня? – хриплым и сонным голосом спросил Миха.

– Крысы!

– Вот твари! – Миха вскочил на ноги, пол под его ногами шевелился.

Количество крыс прибывало с каждым мгновением, они волнами вкатывались в сарай. Керим тоже, стоя во весь рост, отпихивал их ногами. Они не атаковали, видимо, накапливали массу, дожидались подхода свежих сил. Слышалось шуршание и тихое повизгивание.

– Надо валить отсюда, Керим! – крикнул Миха.

– Э, какой разговор?! Конечно, валим! – И Керим дикими прыжками побежал к выходу из сарая.

Но не тут-то было. Приземлившись ногой прямо на зверька, Керим поскользнулся и упал. Масса отхлынула, но, опомнившись, сообща бросилась на упавшего. Следовавший за ним Миха едва успел подхватить его. Они, нещадно пиная и давя крыс, выскочили в поле, унося с собой нескольких, успевших вцепиться в брюки. Поле было давно не пахано, земля – твердая и ровная, поэтому стометровку они бежали, как по гаревой дорожке.

– Давно так не бегал, – замедляя бег, сказал Миха.

Керим стоял, опершись руками о колени, и пытался отдышаться.

– Ай, шайтан! Чуть не пошли им на завтрак, слушай.

– Не люблю крыс, – тоже переводя дух, сообщил Миха. – С детства не люблю. Помню, маленьким смотрел мультфильм про Щелкунчика. Там крысиный король был.

– Нашли бы два скелета в сарае.

– Какие скелеты, Керим?! О чем ты? Они бы скелеты наши съели на десерт. Они бетон грызут, а ты говоришь, скелеты.

Остаток ночи беглецы провели в пути. Рано утром пересекли шоссе. Туман повис над дорогой, молоком заполнил лес. Трава в росе холодила колени. Когда выкатилось солнце и велело туману покинуть территорию, путешественники уже пересекли границу Ичкерии.

Они побывали в бане, переоделись, пообедали в армянском кафе и днем уже сидели в автобусе, который, переваливаясь, медленно тащил своих пассажиров по разбитому асфальту.

В штабе их встретили приветливо, однако потом, когда позвонили в центр, помрачнели. Звонили долго, по разным номерам, пока в телефоне не сказали: сейчас с вами будет говорить Президент Чеченской Республики Ичкерия. Оказалось, что теракты в Москве сильно навредили республике. Теперь Масхадов со дня на день ожидает введения федеральных войск на территорию Чечни. По законам военного времени явившихся бойцов следовало бы расстрелять, но, слава Аллаху, это время еще не пришло, а потому им предоставляется право кровью искупить свою вину.

Их сравнительно вежливо допросили в контрразведке. Полученные ответы на вопросы произвели неожиданно благоприятное впечатление. Весьма важной информацией, например, послужило их свидетельство, что в качестве взрывчатого вещества использовался гексоген, который имеется только у федеральных спецслужб и в Чеченской Республике отсутствует. Ответы открывали возможность составить аргументированное донесение, представляющее саму Российскую Федерацию террористическим государством.

Итак, их допросили, дали три дня на отдых и отправили служить на границу с Грузией.

Когда они, к своему удивлению, вышли живыми и здоровыми на освещенную солнцем улицу, увидели тополя, растущие вдоль дороги, проносящиеся мимо запыленные автомобили, сидящих на корточках у дома напротив подростков, прохожих, идущих, как ни в чем не бывало, с овощами и зеленью, они обнялись и пошли плечом к плечу куда глаза глядят.

Ночью в гостиничном номере Миха во сне так вздрогнул, что разбудил Керима, спавшего на соседней кровати.

– Ты чего? – спросонья спросил Керим.

Миха встал, взял стакан и пошел за водой. За окном ветер раскачивал тополя и заставлял скрипеть старый фонарь. Миха вернулся и сел на постель.

– Что это было? – спросил он.

– Что?

– Ну, вот это все! Нас чуть не расстреляли.

– Э, в таких делах всякое может случиться. Разве я тебе не говорил? У каждого свой интерес. Вот он, слушай, красиво говорит, да? Мы его любим, да? А он сам что думает? Думает – баранов стричь надо, да?

Миха поставил пустой стакан на пол.

– Знаешь, Керим, когда я школьником был, у нас своя мафия была. Местная. На нашей улице один блатной малый жил, пацанва шепталась, что он оттуда. Мы, мелкота, мечтали в его кентовку попасть, у него своя команда из пацанов была. Мой друг тоже в нее входил. Вот я и попросил друга замолвить за меня. Я отчаянный был.

Миха встал и отнес стакан на стол.

– Ай, совсем плохо! – покачал головой Керим. – И что? Принял тебя твой бандито-гангстерито?

Миха вернулся к кровати и стал взбивать подушку.

– Друг поговорил.

– И что?

– Сказал: отсосешь – примет.

– Постой, так и сказал?

Миха кивнул.

– А ты?

– Послал его на три буквы. Последний раз. С тех пор не ругаюсь.

– А он?

– Покраснел. И… в общем, мы как-то перестали быть друзьями.

– Да… романтика!

Миха лег и закинул руки за голову. Керим смотрел в потолок, на котором покачивался свет уличного фонаря.

– Думаю, сами они все бараны, Миха. Ты жив, я жив, мы оба живы, вот что главное, слушай.

– Здорово ты придумал про карму, – сказал в ответ Миха.

Видно, фонарь действовал, как блестящая штука в руках гипнотизера, потому что через несколько минут они снова спали.

Граница встретила их по-дружески, и вскоре тот и другой передавали свой боевой опыт в лагерях беженцев в Панкиси. Это была грузинская земля, и они чувствовали себя более или менее спокойно, хотя, конечно, перевалы оставались полупрозрачными.

Погожим днем они мчались, прыгая по проселку, в белой «Ниве», направляясь в хорошее местечко, где можно нормально пообедать. Щебенка и мелкие камешки осыпались на дорогу справа от машины, где начиналось взгорье. За поворотом водитель резко нажал на тормоз. На дороге стоял покосившийся джип, налетевший на камни. Двери его были открыты, людей в нем не наблюдалось.

Водитель «Нивы» и Миха с Керимом пошли к джипу. И в это время над их головами просвистели пули, застучала автоматная очередь. Они инстинктивно бросились на землю. Подошли три человека в масках, на чистом русском языке, плюс характерное сквернословие, приказали встать.

Миху застрелили в упор, сразу, как только убедились, кто перед ними. Водитель их внимания не заслужил. Керима посадили в джип и уехали. Больше никто из знавших Керима никогда его не видел.

Подполковник Романчук успел к еще теплому сезону на Кипре. Деньги у него были, он даже договаривался с одним русским о вложении доли в совместное московско-кипрское предприятие по изготовлению экологической соли для зимних московских дорог. На Кипре он сразу положил себе: пить только один маленький стаканчик и жить исключительно здоровой физкультурной жизнью.

Каждое утро он выходил на пробежку. Преодолев два квартала, он выбегал к парку, затем бежал к довольно пустынному пляжу, на котором виднелись фигурки таких же любителей бега.

Было приятно в майке и шортах бежать, упруго отталкиваясь от асфальта белыми кроссовками на липучках. Утреннее шоссе только начинало просыпаться. Цветы на рассвете издавали сильный аромат, к нему примешивался аромат хвойных деревьев. Хозяева небольших домиков, гордясь своими цветниками, делали путь бегуна легким и необременительным. Справа – цветы, слева – пустая утром мостовая. Изредка пробежишь мимо спящей у тротуара машины, еще реже обгонит тебя сверкающее в первых лучах солнца раннее такси.

Вот таким утром в день, когда увозят мусор, дыша ровно и с удовольствием, ритмически работая ногами и руками, он оставлял позади себя выставленные хозяевами на тротуар мусорные бачки. Кто-то поставил рядом сразу два бачка. Чтобы их обогнуть, ему пришлось, не сбавляя темпа, соскочить на мостовую. И тут идущая в левом ряду машина неожиданно ускорилась, буквально прыгнула вперед, заскочив в правый ряд. Она ударила Романчука сзади, он едва успел обернуться. Удар был таким сильным, что он вылетел на середину улицы, дернулся и затих. Машина не остановилась, лишь притормозила. Ее водитель взглянул в зеркало заднего вида, чтобы убедиться, что удар был смертельным. То, что он увидел, не вызывало никаких сомнений. Он увидел неподвижное тело Романчука, а рядом – отдельно и ровно стоящую прямо на разделительной полосе пару белых кроссовок на липучках.

Что касается Марка, то он переехал в дачную местность по Рублево-Успенскому шоссе. Став жителем области, Марк редко бывал в столице. Исследуя окрестности, как-то он отыскал сельский храм, который требовал вложений. Марк увлекся этой темой. Стараниями Марка храм смог позволить себе составить смету на ремонт и с каждым днем стал приобретать новые, прекрасные черты.

Общаясь с батюшкой, Марк все больше и больше погружался в то, что называют верой. Поначалу он задавал вопросы, спорил, пытаясь логикой проверить на прочность священнослужителя. Не мог он так просто согласиться, что, «земную жизнь пройдя до половины», все время блуждал по сумеречному лесу. Однако священник, отдавая должное историческим, логическим, научным аспектам религии, открывал для него куда более важную мистическую сторону веры. «Вы, – говорил священник (на «ты» они перешли позже), – вы и другие тоже, приходите в храм, как в кабинет начальника. А вы попробуйте приходить для души, для духовного общения, чтобы ощутить благость его, очиститься, выйти окрепшим душою. Сначала сердцем почувствуйте любовь и благодать, а рассуждать потом будете».

Беседы со священником подействовали на высохшую душу Марка. Марк крестился, а на следующий день принял святое причастие. Он поведал, что был на военной службе и на его совести огромное число смертей. Священник обещал молиться за спасение души воина Марка.

Спустя два дня на подходе к храму Марк был застрелен из снайперской винтовки. Пуля попала в спину, рядом с левой лопаткой. Он увидел, как брызнула кровь из его груди, повернулся с несколько удивленным выражением лица, и тут вторая пуля попала ему в горло, совсем близко от маленького крестика на простой бечевке. Про третью пулю он так и не узнал, просто упал навзничь.

Позже других смерть настигла того, кто руководил департаментом ФСБ по защите конституционного строя и борьбе с терроризмом. Его направили в командировку на Северный Кавказ. В своем кабинете в штабе на военной базе федеральных войск он получил радостное известие – его сделали полным адмиралом, как Канариса, а ведь начинал он карьеру простым флотским особистом.

На следующий день к нему в кабинет зашел некто в штатском и что-то ему сказал. Сказал и вышел, а через несколько минут в кабинете прозвучал выстрел. Оказавшиеся почему-то рядом военврачи вбежали в кабинет, проследовали к неподвижному телу адмирала и констатировали смерть. Тело немедленно было доставлено в Моздок, а затем в Москву. Врачи объявили: инсульт и остановка сердца.

Так или примерно так уходили в прошлое, затушевывались события, связанные с сентябрьскими взрывами жилых домов. Но прежде, еще до конца сентября, произошла невероятная история, коротким светом озарившая прошедшие трагические дни и одним махом прервавшая цепочку терактов. А дело было так.

6. Бросился и промахнулся

Вереду утром, 22 сентября 1999 года, на выезде из Москвы над дорогой стоял легкий вызолоченный туман. Солнце еще не поднялось на высоту, достаточную, чтобы справиться с туманом, оно только просыпалось, щурилось, протирало глаза ладошками облаков. Дорога неслась навстречу с разрешенной скоростью 99 километров в час. Артур сидел на заднем сиденье «Волги» за спиной водителя. Вера Герасимовна расположилась на правой стороне. Их разделял откидывающийся подлокотник.

Оказавшись в одном автомобиле, следующем из Москвы в Рязань, они молчали, все еще не веря в то, что такое возможно. Вчера вечером Вера Герасимовна на вопрос замминистра о Доме культуры Рязанского нефтезавода сообщила, что туда завтра направляется с актом проверки ответственный исполнитель. Замминистра, подумав, предложил ей самой завершить начатое.

– Составьте ему компанию, – сказал замминистра. – Исполнитель может на чем-нибудь споткнуться, тогда вы решите вопрос на месте. Решайте от моего имени. К концу недели, я полагаю, все будет закончено. А контроль – за вами.

Она вышла из кабинета ошеломленная неожиданным поворотом. Со своего телефона позвонила Артуру. Тот тоже слегка ошалел: жизнь редко дарит такие сюрпризы.

Шофер за три часа домчал их до Рязани и высадил у центральной гостиницы, стоявшей за спиной бронзового Ленина.

В установке этого памятника когда-то участвовал отец упомянутого в предыдущей книге «Все пришедшее после» полковника Швецова. Того самого, что летал со своей командой освобождать из плена президента Горбачева, застрявшего в крымской резиденции в период путча 1991 года. За эту операцию полковнику хотели дать звезду Героя, но не дали. Ничего не дали. Его отец за памятник получил именные часы и выговор по партийной линии. Выговор за то, что привез по железной дороге бронзовую голову Ленина в мешке из-под картошки.

Шофер подождал, пока Вера Герасимовна возьмет номер в гостинице (Артур должен был остановиться в служебной квартире), и отвез их обоих к Дому культуры «Нефтяник». Здесь Вера Герасимовна отправила машину обратно в столицу, велев явиться к гостинице в четверг в полдень. Уф!

В тот же день, когда дневное и ночное время сравнялись, в город тоже срочным порядком, но несколько раньше, прибыла еще одна маленькая группа из Москвы. У них были абсолютно настоящие документы, по которым их звали Иван, Илья и Инга. К рассвету группа на машине достигла Коломны. Там они оставили машину и в два счета увели чьи-то белые «жигули». Когда достигли Рязани, Иван вышел, а Илья с Ингой погнали дальше, пока не добрались до Чучково.

Остановились у КПП 16-й бригады, куда к ним выехал зеленый «уазик-буханка». Два солдата закинули в багажник белых «жигулей» три мешка сахара.

К обеду они уже вернулись в Рязань. Попасть в центр было нетрудно. Едешь все время прямо, не сворачивая, слева останется нефтезавод, дальше покажется бензоколонка, где правый поворот на Соколовку, мимо оловозавода, вдоль троллейбусной линии до Театральной площади и опять прямо. В центре они подсадили Ивана и направились к съемной квартире в Горроще.

Иван попал в их группу неслучайно. В Рязани он когда-то получил лейтенантские погоны и хорошо знал город. Пока его товарищи ездили в Чучково, он снял квартиру и уже кое-что сделал из необходимого. Они должны были провернуть маленькую операцию, пустяшное дело: найти жилой дом с подвалом, оставить в подвале мешки со взрывателем и таймером и вернуться в Москву. Все сделать незаметно – типично учебная вводная.

Пока ночью ехали в Рязань, говорили о предстоящей работе. Начальству, конечно, тоже досталось.

– Что за срочность такая? – вопрошал невыспавшийся Илья. – Что за дела?! Давай, кругом-бегом, об стенку лбом!

– Все правильно, так и должно быть, – настаивал Иван. – Избаловались! Нас раньше сколько раз ночью по тревоге поднимали. По-привальному надо жить, по-привальному!

– По-провальному, – мрачно пошутил Илья. – Чего мы рвем, как наскипидаренные? Без подготовки.

– Майора получить хочешь?

– Не хочу! Спать хочу!

– Вот и спи.

– А я знаю, почему такая срочность, – подала голос с заднего сиденья Инга. – Наш-то бывший должен лететь с визитом. То ли завтра, то ли послезавтра. И будет давать интервью журналистам. Самое время заклеймить террористов, чтобы не отмылись. Нужна убойная новость. Как говорится, ньюсмейкинг.

– Это мы, что ли, ньюсмейкеры? – спросил Илья.

– Ну, ты – аналитик! – протянул Иван, относя восклицание на счет Инги.

Они немного помолчали, переваривая гипотезу Инги.

С Ильи, похоже, слетел сон.

– Я вот тут подумал, – сказал Илья, – а не похоронят ли меня майором?

– Это не самый плохой вариант, – сказал Иван.

– А какой самый плохой?

– Если похоронят капитаном.

– Спасибо, успокоил. Я тоже тебя люблю.

– Надо вот что, мальчики, – заявила Инга. – Во-первых, не умничать с начальством, что бы ни случилось. Хомо сапиенсов оно не любит. Во-вторых, от инструкции ни на шаг.

– А в-третьих?

– В-третьих, молчать. Говорить только то, что велят. Ты, Илья, со своими двумя дипломами и баварскими диалектами должен выглядеть, как тупой ботаник. Ты почему очки не носишь?

– Между прочим, у меня тоже диплом переводчика, – веско заметил Иван.

– Вот именно, диплом! – вставил Илья с сарказмом.

– А тебе, вообще, жаловаться не на что, – похлопала по плечу Ивана Инга. – Ты – скорохват, всякому ясно, что ты вначале делаешь, а думаешь… не затрудняешь себя умственной деятельностью. Еще и с усами ходишь, хотя все нормальные люди их уже давно не носят. Клевый макияж!

– А ты? – спросил Иван.

– С бабы-то что возьмешь? – не жалея себя, заокала Инга. – И то сказать – спортсменка, доска – два соска!

Илья невольно оглянулся.

Инга показала ему язык и расстегнула молнию спортивного костюма, из-за которой показались две прикрытые футболкой увесистые приятно-округлые выпуклости.

– Релакс! – сказала она. – Не парься! Доунт свит ит!

Настроение пришло в норму, спать расхотелось, на ум стали приходить анекдоты, задание не казалось сложным, документы прикрытия были «железные», как банковский вексель. В самом деле, чего париться?

Итак, наскоро перекусив на квартире и наказав Инге приготовить обед, Иван с Ильей отправились искать жилой дом. Иван долго не раздумывал. Когда-то он встречался с девушкой, которая жила в новостройке в районе Дашково-Песочня. Там был кинотеатр, а рядом как раз стояли жилые башни из кирпича. Рабочая окраина. Группу так и ориентировали. Возникало подозрение, что подобные операции готовятся и в других городах: Саратове, Перми, за Уралом. Просто, Рязань – ближайший к Москве город, здесь даже спешная операция не требовала ни особого напряжения сил, ни суеты.

Действительно, недалеко от кинотеатра оказался подходящий дом с магазинчиком внизу. В магазине пошли им навстречу, даже предложили купить у них сахар, но эта сделка, само собой, не состоялась. Тогда спросили, устроит ли ключ от подвала?

В подвале стояла вода, но имелось и некое возвышение, куда можно положить три мешка. Менеджер развел руками и вопросительно взглянул на прибывших. Иван кивнул, мол, и так сойдет! Поскольку мешки они решили привезти вечером, им показали, где взять ключ (привозите когда хотите, магазин работает круглосуточно).

Приблизительно в это же время в Доме культуры «Нефтяник» Вера Герасимовна проводила совещание. К часу ее прибытия сюда уже подъехали замдиректора завода, руководитель местного территориального агентства и представитель третьей заинтересованной стороны. Само собой разумеется, здесь были Артур и директор ДК.

Вопрос согласования не проходит гладко. Каждый лихорадочно ищет, в чем подвох, норовит вставить слово, пускается в пространные воспоминания о былых обидах, растекается мыслию по древу, спорит по мелочам, зачастую не обращая внимания на главное. У человека непривычного голова идет кругом. Однако Вера Герасимовна не теряла свежести, самообладания, общего направления и точности в формулировках. Наконец, директор «Нефтяника» отправил всех обедать к своему арендатору в местное кафе.

После обеда дело пошло быстрее. В акт внесли поправки, отдали в печать. Подписали акт Вера Герасимовна, Артур и руководитель терагентсва. Участвующие стороны поставили согласующие подписи. И ДК перестал быть «Нефтяником».

На улице гостей из Москвы поджидал Антон на довольно новом микроавтобусе. Этот микроавтобус директор ДК позаимствовал у еще одного своего арендатора. Арендаторы весь день переживали, что будет с ними. Директор их успокоил: не переживайте, останетесь на месте.

Впереди был свободный вечер. Артур заметил, как затанцевали глаза у Веры Герасимовны.

– Нет, – сразу сказала она Артуру с Антоном, – в баню я не поеду. Поедемте поужинаем.

Антон отвез их в ресторан при той гостинице в центре, где она остановилась.

За ужином Антон рассказал о гибели Саши Манцева. Рассказ произвел впечатление. Глаза у Веры Герасимовны выплясывали тарантеллу. Она почуяла опасность, подстерегающую их в этом городе, ей и хотелось и не хотелось приключений, но меньше всего хотелось подняться в свой номер и лечь спать.

Артур со своей стороны рассказал Антону о взрывах домов в Москве. Рассказал подробно. Как обходили подвалы и чердаки, как искали мешки с сахаром, упомянул и о своей гипотезе, намекнул о том, какое мнение сложилось у него по этому поводу.

Антон вызвался отвезти Артура на гостевую квартиру, и Вера Герасимовна заявила, что хочет взглянуть на нее.

Дашково-Песочня встретила их горящими окнами домов. Рыская по проездам, подъехали к двенадцатиэтажной башне с номером 16/14. Внизу выделялся светом небольшой магазин с говорящим названием «День и ночь».

– А это что? – ступив на землю, спросила Вера Герасимовна.

– Это наш местный киноцентр «Октябрь», – с готовностью ответил Антон.

Вера Герасимовна чувствовала себя превосходно, она дышала полной грудью, ее ноги уверенно и упруго попирали асфальт, ей не хотелось нырять в обшарпанный подъезд, ехать в пахнущем мочой лифте, входить под присмотром Антона в казенную квартиру с потолками, давящими на темечко.

– Сто лет не была в кино, – сказала она.

– Я тоже, – сказал Артур.

– Может, рискнем?

– Рискнем.

Антон смотрел на них.

– Спасибо вам, Антон, – сказала Вера Герасимовна, протягивая ему руку. – Спасибо за вечер. О нас не беспокойтесь. Артур найдет мне такси.

– Я провожу вас до кинотеатра, – предложил Антон.

Когда Артур и Вера Герасимовна вошли в зал, сеанс уже начался.

Антон, не торопясь, вернулся к машине, поставил ее на стоянку и пошел домой.

Рядом с круглосуточным магазинчиком двое мужчин разгружали багажник «жигулей». У водительской двери стояла женщина в спортивном костюме. Мужчины носили в подвал мешки с сахаром. По привычке Антон взглянул на номера. Номера были рязанские, но вот только номер региона 62 оказался почему-то напечатанным на бумажном квадратике и приклеен поверх номера какого-то другого региона. Это невозможно было бы заметить, если бы краешек бумажки не отклеился и не загнулся. На заднем номере такая же бумажка держалась крепко, не оторвешь.

В голове Антона тотчас всплыли рассказы Артура о московских мешках с сахаром. Мужчины вернулись из подвала за другим мешком. Антон остановился: в нем проснулся азарт охотника.