Текст книги "Обыкновенный мир"

Едва он вошел, мать подозрительно спросила:

– А чего Сюлянь не пришла?

Шаоань взял миску и не сказал ни слова.

– Поссорились? – спросил отец, стремительно мрачнея лицом.

Шаоань уткнулся в еду. Он молчал.

Старик Юйхоу сделал знак жене. Мать тут же развязала передник и быстро вышла из дома. Она поспешила к невестке – разузнать, что случилось.

Вернулась довольно быстро:

– Как не стыдно, – сердито бросила она сыну.

– В чем дело? – Старик Юйхоу уже понял, что сын обидел жену.

– Сюлянь говорит, что Шаоань сегодня весь день был на кирпичах, ну, она и испугалась, что он раскиснет, решила приготовить ему чего посытнее, там, у ребят. А это чучело мало того, что есть не стал – так еще и шуметь начал…

Мать собрала немного еды и ушла к Сюлянь. Юйхоу стал страшно кричать на склонившего голову сына:

– Чертяка ты окаянный! Она к тебе по-хорошему, а ты беситься вздумал?

Он уронил миску и трясущимися руками стал набивать трубку. Сгорбившись, старший Сунь ухнул на корточки, как от удара. Лицо его дергалось.

Шаоань по-прежнему молча жевал. Проглотив еду, он бесшумно вышел, но зашагал не домой, а на двор за печами и стал с остервенением формовать заготовки.

Луна показалась из-за гор на той стороне реки и тихо уставилась на землю. Приближалось время белых рос, и над рекой носился резкий, холодный ветер, шелестя желтыми листьями пшеницы. В сумерках с дальних перевалов долетала едва уловимая песня. Это жадный до работы отпрыск дурака Тянь Эра еще возился на своем поле…

Шаоань остервенело швырял глину в деревянную форму, выковыривал скребком заготовки, а потом раскладывал их на площадке, присыпанной сухой землей. Он весь был покрыт горячим потом. Скинув рубаху, Шаоань работал полуголым. Он пытался избавить себя этим отчаянным трудом от беспокойства, снедавшего сердце…

Когда Шаоань ушел, старик Юйхоу остался сидеть на корточках со своей трубкой. Он понял, что Шаоань с Сюлянь до сих пор ссорятся из-за разделения. Обмозговав все как следует, старик Сунь решил, что откладывать больше нельзя. Он быстро принял решение: разъезжаться нужно прямо сейчас. Что бы там ни думал Шаоань, это надо делать как можно скорее. Раз уж возникла такая проблема, жить вместе больше не стоит. Сейчас еще не поздно расстаться. Если продолжать затягивать, все только переругаются.

Потом Юйхоу подумал: «Надо бы, чтобы Шаопин тоже приехал. Сын-то уже взрослый. Им с братом, считай, тоже нужно поделить имущество. Нельзя ему не приехать». Юйхоу пыхнул напоследок трубкой, выбил ее о голенище, распахнул дверь и пошел к брату. Он хотел, чтобы тот написал письмо Шаопину – а уж потом он доверил бы его Цзинь Цзюньхаю, ехавшему в Желтореченск. Пускай Шаопин возвращается.

Глава 9

Шаопин в очередной раз сменил место работы.

Теперь он трудился на стройплощадке одной городской конторы. Контора строила себе помещение в несколько десятков комнат – большой муравейник. Это означало, что в ближайшие месяцы Шаопин точно не останется без работы.

Он снова таскал камни. Шаопин думал, что после нескольких месяцев тяжелого труда его спина больше не будет бояться нагрузки. Он не ожидал, что опять сдерет себе кожу. Старые раны зарубцевались, но еще не зажили совсем – Шаопин моментально раскровенил все до алого мяса.

Контора была государственная, но строили частники. Стройка выходила приличная, народу было занято много. Подрядчик планировал заработать уйму денег и гонял рабочих пуще тягловой лошади. Начинали затемно, а заканчивали в потемках. Конкуренция была страшная. Никто не осмеливался отлынивать. Любого, кто не нравился прорабу, немедленно выгоняли. Чтобы закрепиться в таком проекте, нужно было доказать, что силы и ловкости тебе не занимать.

Хотя спина Шаопина была изодрана в клочья, он терпел боль и, превозмогая себя, продолжал трудиться. Он всякий раз выбирал самый тяжелый камень. Прораб симпатизировал ему, и вскоре главный начальник объявил, что Шаопину и двум другим рабочим дадут прибавку в двадцать фэней за сутки.

Вечером, когда мастера постарше валились в постель, едва поставив на место миски, молодые работники бежали смотреть кино. Шаопин не ложился спать – но не шел и на улицу. Он брал книжку и читал под фонарем во дворе. Еще он попросил знакомого оформить временный читательский билет в библиотеке Желтореченска и теперь вновь жил с книгой в руках, как прежде. Времени было немного – за день удавалось прочесть страниц двадцать. Зачастую на целую книгу уходила неделя.

В его на редкость трудной жизни чтение приносило желанное утешение. Книги вырывали Шаопина из трясины скорбей, и дух его отдыхал от физического труда. Благодаря постоянному чтению он понял: если человек знает мир во всей полноте, если он смотрит на вещи проницательным взглядом, то видит собственные горести в ином свете, и, более того, спокойнее воспринимает радость и счастье.

Шаопин увлекся биографиями. Он прочел биографию Маркса, Сталина, мадам Кюри и нескольких иностранных писателей. Читая эти книги, Шаопин не надеялся сам стать великим человеком. Но из них он понял, что даже жизнь великого человека полна значительных невзгод. Так надо ли удивляться трудностям обывателя? Пусть он не сумеет добиться удивительных успехов, но вполне может поучиться у великих их отношению к жизни. То была жатва, собранная им с обширного поля литературы…

Время стремительно летело прочь, и скоро листья начали сохнуть и желтеть, свиваясь под осенним ветром. Горы вокруг Желтореченска незаметно пошли широкими желтыми пятнами. На Башенном холме листья прихватило ранним морозцем и теперь они алели, как жар костра. Небо казалось невероятно высоким, почти бездонным, а облака висли белой ватой, словно едва собранный хлопок. Речка разлилась и стала прозрачной, как зеркало, отражая горы и осенние сполохи по обоим берегам. На городском рынке пошли фрукты, овощи, бахчевые. Девушки надели тонкие свитерки, и улицы опять запестрели яркими красками.

Город, стоявший на пересечении водных путей, пронизывали ветры. Утром и вечером его наполняла обжигающая прохлада. Единственная одежда Шаопина перестала справляться с ее атаками.

Вечером Шаопин отпросился: сперва вернул книгу в библиотеку и взял заодно новую, а потом пошел в центр и купил себе теплый трикотажный тельник. Было довольно рано, и он подумал наведаться в почтовое отделение, поболтать с Цзинь Бо. Все это время у него не было возможности снова повидаться со своим другом.

Когда Шаопин подошел к западной оконечности старого моста, его внезапно остановил какой-то мужчина – это оказался секретарь Цао.

– Ха-ха, я тебя издалека узнал.

Мужчина держал под мышкой только что купленный на рынке кухонный нож.

– Как поживаете? Как жена? – спросил Шаопин.

– Да слава богу, все тебя вспоминает. А ты почему не заходишь? Где теперь работаешь?

– На стройке управления матснабжения.

– Давай отойдем, поговорим, – секретарь потянул Шаопина за рукав к перилам. – Я ведь искал тебя, хотел с тобой кое-что обсудить… – пропел он, протягивая сигарету.

– Случилось чего? – настороженно спросил Шаопин, прикуривая.

– Ты женат?

Шаопин уставился на него, как баран на новые ворота.

– Нет, – промямлил он.

– А есть кто на примете?

– М-м-м… да нет.

– Может тебе у нас, в Голой Канавке, обосноваться?

Шаопин был ошеломлен.

– Мы с женой думаем, ты хороший парень, хотели тебя пристроить…

Шаопин дрогнул – обосноваться на окраине города было делом непростым. Он без колебаний откликнулся:

– Я готов… вот только боюсь, что ваша бригада меня не примет.

– Я дал свое добро. Народ попереживает, но возражать не станет, – веско уронил секретарь. – Земли сразу не дадим, конечно, земли у нас мало. Ты сперва пропишись в Канавке и ничего не бойся. Первое время можешь работать в городе, как сейчас… Только, ясное дело, тебя одного пропишем, родственников – нет.

Шаопин подумал, что если удастся пристроиться, там видно будет. Все течет, все меняется. Стоит закрепиться, и, глядишь, с остальными проблемами разберешься…

– Чудно, мне все подходит, счастлив буду к вам перебраться. При вас я буду за все спокоен.

– Ну, вот и славно, если не занят, пошли вместе в Канавку, придумаем, как тебе утвердить разрешение на переезд, – секретарь Цао весь сиял от возможности помочь ему.

Шаопин подумал и решил, что с бухты-барахты ничего делать не стоит и нужно покумекать.

– Сейчас у меня есть дело в городе – сказал он. – Через пару дней обязательно до вас доберусь.

– Тоже верно, тогда я сперва все подготовлю, а там, как у тебя время будет, оформишься.

Секретарь горячо пожал ему руку и ушел.

Шаопин долго стоял, не шевелясь. Он никак не мог прийти в себя от внезапно произошедшего. Отчего секретарь Цао решил проявить такую заботу?

На самом деле он имел свой расчет. У него в семье были одни девки. Старшей, Цзюйин, исполнилось восемнадцать, но учеба у нее шла плохо: раз за разом она оставалась на второй год, не выходя из стен средней школы. По всему выходило, что дорога в старшие классы ей заказана. Еще когда Шаопин работал у них, секретарь с женой положили на него глаз. Стоило Шаопину уйти, как они решили, что хотят выдать за него Цзюйин и поселить молодых у себя. Пускай нет сына, зато зять под боком – будет кому позаботиться в старости. Много дней подряд секретарь Цао бегал по стройплощадкам и везде искал своего будущего зятя – он и думать не мог, что случайно натолкнется на него на улице…

Конечно, Шаопин ничего не знал об этом. Он стоял у моста, полный благодарности. Кто мог предсказать такой поворот событий? Одно слово – судьба.

Цзинь Бо был в отделении. Не успел приятель рассказать ему о своей радости, как тот достал письмо из дома и произнес:

– Мой отец забросил тут на днях, – сказал он. – Я тебя обыскался. Давай открывай – может, там что важное…

Шаопин узнал на конверте дядин почерк. Его рука дрогнула. Письмо наверняка не предвещало ничего хорошего. Оно было очень простое:

Хотя в письме не говорилось прямо, что дома стряслась беда, Шаопину все же было не по себе.

– Все в порядке? – Цзинь Бо наблюдал за выражением его лица.

– Да… зовут домой.

– Отец может тебя подкинуть.

– Мне нужна пара дней закончить кое-какие дела.

Цзинь Бо, как и в прошлый раз, больше ничего не стал говорить, а пошел на кухню. Он знал, что Шаопину сейчас нужнее всего просто поесть. Он наварил целый таз домашней лапши. Прикончив вместе с другом почти половину, Шаопин рассказал ему про предложение секретаря.

– Дело хорошее, – с налету сказал Цзинь Бо. – Работать на земле в пригороде куда лучше, чем торчать всю жизнь в Двуречье. Кинотеатр под боком, все дела. Как в городе, никакой разницы.

Услышав это, Шаопин снова пришел в радостное возбуждение. Друзья радовались, что опять будут жить рядом и в случае чего смогут позаботиться друг о друге. Кто знает, что ждет их в будущем. Желтореченск – немаленький город, были бы способности, а там уж как-нибудь вывернемся.

Шаопин принял окончательное решение сменить прописку. Он подумал, что через несколько лет, если дела пойдут неплохо, можно будет забрать к себе родителей. Мир – штука огромная, везде можно пристроиться. А уж в деревне на окраине города сам бог велел ставить на ноги большое дело. Надо действовать решительно, не откладывая в долгий ящик. Нельзя упускать такую редкую возможность.

Вечером, простившись с Цзинь Бо, Шаопин пришел к прорабу и сказал, что по семейным обстоятельствам вынужден уехать и просит расчет. Прораб, казалось, расстроился, что лишается такого хорошего работника. Рассчитав Шаопина, он в виде исключения отвел его на кухню и попросил своего родственника, стоявшего за плитой, нажарить ему жирной свинины. Это была награда за усердную работу. Доев угощение и отерев рот, Шаопин тут же пошел в Голую Канавку.

Семья секретаря тепло приняла его. Шаопин больше не был их обслугой – они стали добрыми друзьями и даже немного родственниками. Секретарь пошел оформлять ему разрешение на переезд. Его жена воспользовалась этой возможностью, чтобы спросить Шаопина, не возьмется ли он помочь старшей дочери с китайским. Когда Шаопин принялся за домашнее задание, мать Цзюйин шепнула, что ей нужно забрать что-то от соседей, выскользнула из дома и долго не возвращалась.

Цзюйин была одета как городская девушка. У нее было белое, чистое личико, изогнутые брови с изломом, и под ними – пара ясных, живых глаз. Она с восхищением слушала, как Шаопин растолковывает урок. Цзюйин выглядела сообразительной, но с учебой была просто беда – Шаопин битый час пытался объяснить ей задание, но она так и не сумела с ним справиться. Дочь Цао просто смотрела на него с немым удивлением, ее лицо говорило: ты такой умный, зачем тебе убиваться на стройках? Она понятия не имела, что этот парень-загадка уже был назначен ей женихом…

Пробыв несколько часов в доме секретаря, Шаопин вернулся на стройплощадку с готовым разрешением. На следующий день он оделся с головы до ног в новую одежду и пошел за подарками. Впервые у него в кармане лежала небывалая сумма в двести юаней, и он оглядывал магазинные полки взглядом толстосума. Шаопин купил каждому по обновке и набрал много съестного. Его потертая желтенькая тара не вместила бы все это богатство, поэтому Шаопин взял еще большую холщовую сумку. Он хотел показать своей семье и всем деревенским, что у него все неплохо.

После всех покупок у Шаопина осталось чуть больше ста юаней. С гордостью и удовлетворением он шагал по улицам Желтореченска. В конце он завернул в парикмахерскую и вскоре вышел из нее совершенно другим человеком.

Шрамы на теле прикрыла новенькая одежда. Лицо сияло чистотой, волосы лежали аккуратными рядами. Он выглядел как заправский рабочий.

Вечером он пришел с вещами к Цзинь Бо, чтобы переночевать, а с утра поехать в деревню на почтовом фургоне.

Шаопин поднялся еще до рассвета. Свою желтую сумку со старой одеждой он оставил у Цзинь Бо – в знак того, что еще вернется. Потом с набитой новой холщовкой он вышел на дорогу и стал ждать Цзюньхая. Почтовым работникам не разрешали подбрасывать знакомых, поэтому в фургон нельзя было сесть прямо на почте.

Вскоре, впрыгнув на место помощника рядом с водителем, Шаопин покинул город, еще овеянный ночной мглой. Всю дорогу Шаопина одолевали мысли. Прошло полгода с тех пор, как он уехал из дома. Все это время, с весны, он чувствовал, что дни бегут медленнее, чем когда-либо раньше. Сложно было выразить словами все радости и горести, наполнявшие их. Он не отступился, не упал – и теперь ехал домой не с пустыми руками. Дело было не только в заработанных деньгах и щедрых гостинцах. Нет, он вез домой нечто большее.

Только теперь он почувствовал, что время, проведенное вдали от дома, было и впрямь бесконечно долгим. Шаопин ни разу не написал домой. Кто знает, что там и как? Отец просил, чтобы он немедленно возвращался. Неужто случилось что-то? Если бы было что-то хорошее, отец не преминул бы написать об этом. Наверняка стряслось какое-то несчастье, а тот просто испугался, что сын станет нервничать, вот и написал не пойми что. Но сердце Шаопина было уже не так просто потревожить: он подумал, что даже если небо упадет на землю, он справится. Страдать бесполезно.

Когда машина пересекла водораздел, в груди у Шаопина застучало. Знакомые холмы и горы по обеим сторонам шоссе, как родные, вставали перед глазами. Он увидел канавы и террасы по обеим сторонам реки. Горы были засажены не так, как раньше – одним сплошным полем. Теперь поля пестрели разными злаками, и каждый участок земли ярко показывал характер его владельца. Увидев неплодную землю, сразу можно было сказать, что ее владелец не из трудолюбивых.

В деревне на гумнах уже лежало осеннее зерно. Полуголые мужики шевелили лопатами золотистые зерна, и те летели в лазурное небо, и падали, как дождь, и скакали по спинам резвых ребятишек. По тропинкам в поле брели полногрудые женщины – несли своим мужчинам дымящиеся горшки. По канавам то тут, то там попадались коровы, овцы, ослы, лошади, они паслись парами и тройками под зоркими взглядами старших детей. Шаопин знал, что они были из тех, кто выбыл из школы. В деревне никто не сидел без дела. Шла мирная жизнь, полная умиротворенного труда – но Шаопин знал, что в каждом хозяйстве царят в эти дни напряжение и суматоха…

Родное Двуречье лежало перед ним. Сквозь окно машины Шаопин увидел издалека столбик серо-белого дыма над крышей своего дома. Неописуемая теплота и нежность в одно мгновение заполнили его сердце. Милые мои места… Как льнет к вам влюбленная душа…

Глава 10

Когда Шаопин приехал домой, он узнал, что отец написал ему только из-за дележа семейного имущества. В сравнении с другими бедствиями, которые рисовались перед его воображением, это было не так уж серьезно. Шаопин увидел, что брат переживает. Он понимал его.

На кирпичном производстве Шаоань предложил прогуляться и поговорить наедине. Братья сидели у речки, не зная, с чего начать. Шаопин протянул Шаоаню папиросу. Тот, как раньше, сказал, что папиросы – не его, и свернул самокрутку.

– Ты не думай слишком много о разъезде. Папа правильно все решил, вы с Сюлянь должны зажить по-другому… – первым нарушил молчание Шаопин.

Шаоань долго молчал. Наконец он сказал:

– А вы как же? Большая семья, родители уже старики, подмоги никакой…

– Нас с отцом двое мужиков, и потом – где же большая семья? Всего несколько человек, мы сдюжим, – откликнулся Шаопин.

Шаоань задумался, а потом поднял голову и взглянул на младшего брата:

– А что, если так: мы разъедемся, но ты пойдешь к нам на кирпичи? Будем работать вместе, всю прибыль поделим, как братья, – поровну.

– И где же тут отдельное хозяйство? Если уж жить на особицу, то не надо липнуть друг к другу. Братья братьями, но расходиться надо вчистую. Так потом только забот меньше будет. Ты ж не один останешься, а с Сюлянь.

Шаоань долго удивленно смотрел в лицо брата. У него в голове не укладывалось, что тот уже стал взрослым. В Шаопине ощущалась какая-то грубая непреклонность.

– Как можно поделить все между братьями? – спросил Шаоань.

– Так только лучше будет. Знаешь, как говорится: чаще счет – крепче дружба. Братьям надо жить в мире, и я так думаю, что самое первое – нужно оставаться друзьями, а уже потом братьями. Иначе можно стать совсем чужими.

Шаоань не готов был принять эту «теорию». Но он понял, что Шаопин уже не тот, что раньше. Когда он только выучился так разглагольствовать? Внезапно Шаоань ощутил, что огромная тяжесть на его плечах стала словно чуток полегче. Слова брата заставили невольно подумать: раз уж ты так многого добился – может, и правда стоит попробовать?

– А ты что думаешь делать? – спросил он Шаопина.

– Собираюсь прописаться в одной деревне под Желтореченском.

– Что?! – Шаоань был так удивлен, что чуть не подпрыгнул на месте. – Ты тут полдня наводил тень на плетень, чтобы теперь сказать мне, что собираешься свалить ко всем чертям?! Неудивительно, что тебе и дела нет. Ты уедешь – а что родители? Ты о них подумал? Если так, то нам нельзя делить хозяйство.

– Остынь, Шаоань. Я же не по прихоти в город подался. Не веселиться поехал. Думаешь, я там балбесничаю? Думаешь, не работаю? Думаешь, не дам родителям денег? И вообще: если я найду себе место, то, глядишь, и маму с папой заберу.

– Ты что, шутишь? Папа уже не мальчик, чтобы за тобой бегать, – Шаоань взвелся так, что перешел на глумливый тон.

Шаопин знал, что брат не поймет его. Он помолчал немного и произнес:

– Как бы там ни было, давай сделаем так, как сказал папа. Поделим хозяйство. Все остальное потом. Не переживай слишком сильно о нас. Если у меня ничего не выгорит, я вернусь в деревню. Сложно выписаться, а уж прописаться обратно в Двуречье – дело плевое. Неужели меня не возьмут назад? Дай сперва попытаться, если набью шишек, значит, сам заслужил. Разве ты сам не пытаешься, не лезешь из кожи вон? Что же ты тогда занялся кирпичами, а не остался в поле? Хочешь сделать что-то большое? Тогда почему у меня не может быть своего маленького плана?..

Шаоань потерял дар речи.

– Ты поговорил с отцом? – выдавил он.

– Пока нет. С тобой закончим – потом с ним. Ты не бойся, если папа будет против, я останусь работать на земле.

Продолжать не имело смысла. Шаоань тяжело вздохнул и встал.

Шаопин тоже поднялся на ноги. В гробовом молчании они зашагали по тропинке в гору, к печам. Шаоань схватил деревянную форму и принялся за заготовки, Шаопин скинул обувь и носки, закатал штанины и босиком прыгнул в глину. Он стал шуровать железной лопатой, помогая брату…

Два дня спустя, с одобрения и под руководством Сунь Юйхоу, семья разделила имущество. В сущности, все было просто: решить, что теперь обе ее части будут вести «независимый хозрасчет». Шаоань не взял ничего из вещей, они с Сюлянь только поставили себе в новом доме отдельный очаг. На самом деле никто не собирался расходится «вчистую», как предлагал Шаопин. В конце концов был сын, которого нельзя было забирать у бабушки с дедушкой. Старики ни за что не разлучились бы со своим маленьким сокровищем.

После разделения Шаопин завел разговор с отцом о собственном отъезде.

– Поступай как знаешь, – просто сказал старик. – Со здоровьем у меня сейчас все в порядке, урожай соберем. Пока там у тебя что-то выходит, я назад тянуть не стану. Я за тебя спокоен, ты парень башковитый, что попало делать не будешь…

– Если я останусь в городе, то со временем заберу вас к себе.

Шаопин был очень благодарен отцу за то, что тот великодушно отпустил его. Старик Юйхоу горько улыбнулся:

– Не надо так далеко загадывать. Мы с твоей мамой здешние, всю жизнь в деревне прожили, куда нам, старым, тащиться? Да и зачем? Занимайся своими делами. Не тревожься за нас. Хочу только, чтобы ты никогда не жил в таком убожестве, как я…

Шаопина пронзила внезапная боль. Он подумал, что во исполнение надежды своих родителей, ради их безмерной любви он должен прожить жизнь так, чтобы было не стыдно.

Он оформил бумаги на переезд. Родители, брат и невестка проводили его до околицы. Мать плакала, все остальные еле сдерживали слезы. Он уезжал совсем не так, как раньше – теперь он перестал быть частью деревни и вот-вот должен был стать обитателем чужого мира.

Шаопин решил съездить в Горшечную к старшей сестре. Увидев его, Ланьхуа принялась сетовать: Ван Маньинь не возвращался домой уже год. Сестра сама работала в поле и вела хозяйство. Она выглядела вымотанной, совсем старой.

Шаопин долго не мог унять горечь и гнев. Он остался у сестры на несколько дней, чтобы помочь ей убрать урожай. Отец и брат должны были вскорости перетаскать его с поля и обмолотить. Перед отъездом Шаопин дал сестре двадцать юаней на соль и масло.

В расстроенных чувствах Шаопин прыгнул в автобус до уездного центра.

С автовокзала он зашагал по знакомой мощеной улице, вдыхая родной запах дымящего угля. Тоска по прошлому сама собой прокралась в его сердце. Шаопин брел по улице, разыскивая каждый уголок, где ступала его нога.

Он не мог успокоиться до самого перекрестка. Там он заметил, что город теперь выглядел более пестрым, чем раньше. На северной стороне перекрестка высилось трехэтажное здание. Ниже уездного дома культуры строили новый кинотеатр. Полдороги было завалено цементными плитами, кирпичами, черепицей и деревом. Через реку протянулся мост на мощных быках. Вдоль по улице мчались машины со стройматериалами. Небо закрывала густая желтая пыль. В городе появилось много лотков мелких торговцев, где продавались еда и напитки. Вокруг гудела не густая, но довольно внушительная толпа.

Внезапно Шаопин услышал, как кто-то зовет его по имени. Он оглянулся и увидел хромоножку Юйин. Она с младенцем на руках, прихрамывая, отошла от стойки под белым навесом и направилась к нему.

– Я сразу тебя узнала, – она взволнованно улыбнулась. Юйин сильно поправилась, лицо было похоже на круглую лепешку.

– А это… – Шаопин указал на младенца у нее в руках.

– Мой. Четыре месяца. Нежность моя, улыбнись дяде, – Хоу Юйин легонечко надавила на подбородок, и малыш улыбнулся.

– А муж твой чем занимается?

Бывшая одноклассница повернула голову и указала под навес. Шаопин увидел, как парень с длинными волосами любезно отсчитывает сдачу покупателям.

Неожиданная встреча наполнила душу Шаопина тяжелыми размышлениями. Как быстро летит время! Каждый из них отправился на поиски своего пристанища. Многие одноклассники женились, завели детей и теперь мирно жили без особых метаний. Юность ушла навсегда…

Но ты – ты еще не готов устроить свою жизнь на подобный манер. Тебе все так же трудно сказать, что ждет тебя за поворотом…

После встречи с младшей сестрой настроение Шаопина переменилось. Он был рад видеть, что Ланьсян выросла, вытянулась в девушку с аккуратно подстриженными темными волосами. Шаопин с гордостью подумал: она и в Желтореченске была бы первой красавицей.

Он привез Ланьсян обновки и два небесно-голубых платочка – один был для Цзинь Сю. Ланьсян с Цзинь Сю взяли ему в школьной столовой белого хлеба и две порции категории «А». Они пообедали в общежитии. Цзинь Сю все время расспрашивала о брате и об отце.

На следующий день Ланьсян пошла на автобусную станцию проводить Шаопина. Она не могла сдержать слез.

– Не плачь, я знаю, ты переживаешь, что мы поделили хозяйство, – утешал Шаопин. – Не бойся, есть Шаоань, занимайся спокойно, если что – пиши мне. Посылай на адрес Цзинь Бо, он передаст. Ради бога, не вздумай из-за этого суетиться, тебе скоро поступать. Брату никогда уже в университет не поступить, вся надежа на тебя. Вся семья будет за тебя болеть.

Ланьсян стерла с лица слезы и кивнула.

В полдень Шаопин сел в автобус и поехал в Желтореченск. В кармане лежали последние пол-юаня. Он оставил себе денег только на билет, а все остальное раздал отцу и сестрам.

Он возвращался в суровую городскую жизнь с пустыми руками. Был конец рабочего дня, велосипеды рекой текли мимо. Шаопин опять грустно торчал перед залом ожидания, размышляя, что теперь делать.

Он должен немедленно найти работу. Денег хватит только на то, чтобы разок поесть на улице, и то не факт. Конечно, вечером он может пойти переночевать к Цзинь Бо или к секретарю Цао, но завтра? Послезавтра? Нет, нужно сперва где-то пристроиться, найти стол и заработок, а уже потом думать о чем-то еще.

Ноги сами несли его к мосту. Когда он смешался с толпой, солнце уже почти зашло за Воробьиные горы, и охотники за работой, потеряв всякое упование на удачу, начали расходиться. Шаопин с тревогой прислонился к кирпичной стене. Он надеялся на авось – поджидал подрядчика, который решит набирать рабочих.

Но вот на город упали сумерки – и с ними исчезла любая надежда.

«Может, попытать счастья на прежнем месте?» – подумал он. Он знал, что стройка там еще не закончилась. Правда, скорее всего, его место уже занято.

Хотя он не был ни в чем уверен, Шаопин пересек мост и пошел на стройплощадку управления матснабжения. На оставшиеся пол-юаня он купил пачку сигарет и, навернув несколько кругов по стройке, нашел-таки прораба. Тот едва узнал его в новом костюме. Шаопин щедрым жестом сунул сигареты в карман начальника и сказал:

– Я Сунь Шаопин. Вернулся вот – сижу, как дурак, без работы, может, возьмешь обратно?

Прораб, казалось, вспомнил своего дьявольски выносливого подопечного. Он задумался, а потом махнул рукой:

– Вообще-то у нас полный комплект, ну да ладно… Берем.

Шаопин был так счастлив, что чуть не запрыгал от радости. Сперва сбегал в пищеблок, взял две миски риса, а потом понесся к Цзинь Бо – забрать свой потрепанный багаж.