Текст книги "Обыкновенный мир"

Глава 12

После внедрения системы производственной ответственности проблемы с продуктами питания и одеждой быстро сошли на нет, но на смену им пришли другие. В деревне совершенно не было денег – даже покупка удобрений, масла и соли стала настоящей головной болью. Шаоань решил помочь своим землякам и начал расширение кирпичного завода, чтобы на предприятии смогло работать больше людей. Закупил в Хэнани новую технику, по совету Юйтина устроил грандиозную церемонию «первого обжига». На нее приехал лично глава уезда Чжоу Вэньлун. Пока люди ждали возможности заработать, как снег на голову, свалилось большое несчастье: заводские печи засбоили, и огромная партия готовых кирпичей вышла наружу покрытой глубокими трещинами. Словом, это была просто груда бесполезных отходов.

Вся проблема была в том хэнаньце, которого Шаоань взял недавно на завод, положив тому совсем немаленькую зарплату. Бывший продавец горшков на самом деле ни бельмеса не смыслил в производстве кирпича, а сбившийся с ног Шаоань доверил ему весь обжиг. Вышла настоящая катастрофа.

Она оказалась опустошительной. По приблизительным подсчетам, убытки составили больше пяти – шести тысяч юаней. Это было равнозначно банкротству. Десятки людей в Двуречье работали на Шаоаня почти месяц, а теперь он не мог заплатить им и полфэня. На новые машины он взял кредит в банке – огромную сумму в десять тысяч юаней, каждый месяц набегала целая сотня процентов…

Первое, что сделали отчаявшиеся люди, – это избили хвастливого уроженца Хэнани. Но тем дело и кончилось. Хэнанец прихватил свой немаленький аванс и испарился. Проклиная себя и всех остальных, работники уныло разошлись по домам. Некоторые, уходя, говорили:

– Ты, Шаоань, все равно должен нам заплатить. Подходит время сажать пшеницу – и где теперь, скажи на милость, брать деньги на удобрения?

Шумный процветающий кирпичный завод был теперь похож на пустые декорации. Люди ушли, остался один хаос бестолково побросанных в кучу вещей. Все было не то, что прежде. Шаоань и его жена, обанкротившиеся за одну ночь, рыдали о непоправимой трагедии.

В деревне только и разговоров было, что о свалившейся на Шаоаня беде. Весть о ней разнеслась мгновенно. Одни вздыхали, другие сочувствовали, третьи злорадствовали. Кто-то болтал всякий вздор. Кто-то отмалчивался. Тянь Футан пришел в такое волнение, что совсем расклеился и захаркал кровью. Главный двуреченский ведун стал рассказывать, что однажды ночью на юго-западе видел зловещий красный свет, полыхнувший в небесах, и понял, что Шаоаня ждет беда…

Когда наступила ночь, Шаоань и Сюлянь не пошли домой. Зареванные, они сидели на куче обожженных кирпичей и молча смотрели, как луна восходит над речкой. Они не знали, как реагировать на это катастрофическое потрясение, даже представить себе не могли, что их судьба примет такой драматический оборот. Они были совершенно к нему не готовы.

Шаоань дрожащими руками скатал самокрутку. Сюлянь со слезами подошла к нему, взяла спичку и помогла прикурить. Потом упала ему на колени и снова беззвучно заплакала. Шаоань тяжело вздохнул и нежно погладил пыльные волосы жены, словно баюкая ребенка. Он не мог ее утешить.

– Не смей слишком сильно переживать, слышишь? – мягко сказала Сюлянь. – Если вдруг заболеешь от нервов – нам совсем несладко придется.

– Что же делать-то… – лицо Шаоаня дернулось, как от боли. Он не знал, к кому был обращен его вопрос – к жене или к самому себе.

– Разве мы не можем начать все с начала? – спросила она, распахнув свои большие глаза.

Шаоань вскинул голову и, как помешанный, улыбнулся куда-то в сияющее звездное небо.

– Начать сначала? – он с горечью посмотрел на жену. – А деньги? Ты посчитай – один только кредит плюс зарплата – это уже десять тысяч. У нас с тобой ни фэня, на что мы станем покупать уголь? Как платить за транспортировку? Чем людям платить? Разве мы вдвоем сможем управиться с оборудованием? А проценты-то капают! Как рассчитаться с нашими земляками? Сейчас это самое неотложное. Они уже дошли до ручки…

– Можно взять еще кредит?

– Господи, да как?! – закричал Шаоань. – Думаешь, я посмею? Мы уже взяли столько взаймы, а теперь мы банкроты. Разве государство даст денег тому, кто не может вернуть?

– Тогда мы можем продать оборудование.

– Нет! – снова закричал Шаоань. – Нам все равно ни на что не хватит. Все наше будущее зависит от этой техники, понимаешь? Если продадим ее сейчас, мы больше никогда не сможем себе такое позволить. Никогда! С кредитом что-нибудь придумаем, пока нужно только аккуратно выплачивать проценты. Сейчас самое главное – заплатить тем, кто работал на нас в деревне…

Выхода не было.

Они молча погрузились в бездну отчаяния. Позабыв о еде и сне, семья Сунь беспомощно сидела на груде битого кирпича, не зная, что предпринять. Было далеко за полночь. На Цзиневой излучине погасли последние огни. Луна тихо освещала безмолвную дремоту земли. Река перекатывала серебристо-белые волны, и ее звонкое журчание било о края оврага. Вечерний ветер был полон прохлады – он нес первые весточки о приближении осени, задувая с проезжей дороги манящим ароматом рано созревших колосьев.

Жаркое лето подходило к концу. Яркое пламя кирпичного завода угасло вместе с ним.

Обычному крестьянину трудно оседлать волну больших перемен, и сорваться с нее – дело одного короткого мгновения. Люди вроде Шаоаня, которые позже были удостоены чести зваться «предпринимателями», в начале своего пути отнюдь не были неуязвимы. Одна случайность могла привести к полному краху. В этом не было ничего из ряда вон выходящего. И Китай, и сами они пробирались на ощупь по новой тернистой тропе, неизбежно набивая досадные шишки.

То была их реальность. Вопрос был лишь в том, хватит ли сил вновь подняться на ноги после падения и зашагать дальше. Вне всяких сомнений, общество должно было продолжить свой путь. Но что мог один человек? Шаоаню было не по силам выбраться из затянувшей его трясины и оправиться от внезапно свалившегося на него бедствия. Он уныло сидел на груде битых кирпичей, как птица со сломанными крыльями, и дрожал от ночного ветра. Каким бы сильным он ни казался, Шаоань был всего лишь обычным деревенским парнем. Как мог он противостоять столь бессердечному удару судьбы? Конечно, он никогда не падал под ее натиском – боролся, собирал все свое мужество и всякий раз – начинал сначала. Но прежде за душой у Шаоаня не было ни фэня. Каждый новый раз давался ему легко. Теперь же от долгов было не продохнуть.

Шаоань с женой сидели, убитые горем. Внезапно они увидели, как на белую от луны дорогу, заложив руки за спину, сутуло выходит высокий старик Сунь. Свернув на холм, он зашагал прямо к ним.

Отец молча остановился, пыхнул пару раз трубкой:

– Ступайте домой, мать еды приготовила.

В трубке мерцал живой огонек.

Слезы навернулись Шаоаню на глаза и закапали на изможденные щеки. Он знал, что только самые близкие не бросят его в такой час. Родители были раздавлены его несчастьем. Шаоань подумал, что после раздела имущества не больно-то заботился о них. Теперь же он утягивал их за собой в тревожное болото…

Сюлянь встала на ноги и тоже стала уговаривать Шаоаня пойти домой. Молодые уныло пошли за стариком Юйхоу. Лунный свет был ослепительно ярок, и земля сверкала под ним, как серебро или речная вода. Ночь была невыразимо прекрасна, но на сердцах лежала печаль.

В их новом доме пахло горячей яичной лапшой, и мать, дрожа, расставляла дымящиеся тарелки на кане. Шаоань и Сюлянь только немного поковыряли еду палочками. Мать вытерла слезы фартуком и сказала:

– Поели бы, чего уж…

Старик Сунь сидел на корточках перед каном, низко склонив седую голову, и курил. Рука, сжимавшая трубку, слегка подрагивала. Прошлые потрясения заставляли старого Суня трусить при первых же известиях о любых неурядицах. Он никак не ожидал, что на сына свалится такая катастрофа. Это было слишком ужасно. Десять тысяч долга! Такие деньги не вернуть ни ему, ни сыну, ни даже внуку.

Хотя семья Сунь зажила сильно лучше, старик Юйхоу и не думал оставлять своего прежнего, совершенно фаталистического, расположения. Когда его отец был еще жив, он частенько говаривал, что над их домом безраздельно властвует бес нищеты. Ничто не в силах было изменить их бессчастную судьбу. Выходит, отец был прав. Вон старый гадатель из Рисовского болтал, пока не помер, что у них лучший фэншуй во всей деревне. Хрен бы! Какую беду принес, чертов фэншуй!

На самом деле, когда дела у Шаоаня с его заводом пошли в гору, сердце старика Суня забило тревожную дробь. Только своенравие сына помешало ему сказать хоть слово поперек. Как же он, дурачина старый, прозевал все время таившуюся у самого носа опасность? Старик Сунь не пошел тогда на церемонию «первого обжига». Несчастье составляло столь привычную часть его повседневности, что перед лицом богатства и удачи он начинал испытывать необъяснимый страх и беспокойство. Теперь его опасения воплотились самым неприятным образом.

Вспомнив о наставлениях отца, старик Юйхоу еще раз уверился, что все беды их семьи были уготованы самой судьбой. Милый мой Шаоань, как славно было просто ни в чем не нуждаться, зачем тебе понадобилось лезть на рожон? Разве может человек победить судьбу? Ты хотел осчастливить всю деревню, хотел, чтобы тебя считали спасителем. Погляди – теперь ты их должник. То ли дело Футан с Цзюньшанем – делали тихо свое дело, лишнего на себя не брали. Ты же не партиец, не начальник, зачем надо было влезать в дела всего Двуречья? Теперь вся деревня хочет от тебя только денег, другое их не интересует…

Время от времени старик Сунь подбирал ладонью бежавшие из носа сопли и вытирал руку о голенище. Он все с отчаянием думал о том, что случилось с сыном, и не поднимал головы.

В свете крохотной лампы на кане белели четыре безмолвных лица. Весь дом был погружен в безжизненное уныние. Снаружи луна опустилась за холм у Тяневой насыпи, и полдеревни окутала непроглядная тьма. Где-то вдали петухи бодрым хором выводили уже третью песню за ночь.

Старики, тяжело вздыхая, ушли к себе, где давно сладко спали бабушка в обнимку с маленьким правнуком.

Когда родители простились, Шаоань и Сюлянь упали на кан, даже не сняв одежды. Они вжались друг в друга. Тела ломило, как от долгой дороги. Супруги чувствовали, еще острее, чем раньше, сколько драгоценна их взаимная, трепетная любовь.

Но что делать завтра? Как быть?

Шаоань обнял жену и загудел ей в ухо:

– Нужно любым способом заплатить нашим двуреченским до того, как начнется страда, – иначе как смотреть людям в глаза. Ведь они поверили мне, понимаешь?.. Если поехать сейчас на заработки в Желтореченск, деньги на удобрения, конечно, наскребешь… Но это наше дело. Мы должны заплатить. Где же взять столько?..

Сюлянь какое-то время молчала и вдруг серьезно сказала мужу:

– Я тоже об этом думала. Мне кажется, есть только один выход: я должна поехать домой и одолжить денег у моего зятя. Он варит в деревне уксус. Много денег не даст, но тысячу юаней, я думаю, сможет…

Шаоань резко сел и с благодарностью посмотрел на Сюлянь, которая лежала, закинув руки за голову. Посреди отчаяния проглянул лучик надежды.

– Если будет тысяча юаней, мы сможем выдать людям хоть какую-то зарплату, – сказал Шаоань. – Давай поедем вместе.

– Нет, ты не можешь уехать. Нужно приглядеть за производством. И вообще – скоро начнется страда, отец один не справится.

Шаоань не ожидал, что Сюлянь сумеет сохранять хладнокровие гораздо лучше, чем он.

– Когда поедешь?

– А чего ждать-то? Как рассветет, так и поеду.

Шаоань нежно наклонился и снова обнял свою Сюлянь, осыпая поцелуями ее растрепанные волосы.

Они никак не могли уснуть и в конце концов просто встали и начали собирать Сюлянь в дорогу. Чтобы не нервировать сына, они не пошли к родителям. Когда Сюлянь уедет, Шаоань попытается придумать что-нибудь, чтобы его успокоить. В любом случае Сюлянь не станет задерживаться в Шаньси надолго – как бы там ни получилось с деньгами, она скоро вернется. Не может же она оставить семью в таком состоянии.

Рано утром они вышли из дома. На улице было еще темно, но по дороге уже ехали машины. Когда небо просветлело, им наконец удалось поймать попутку до шаньсийских Ивинок. Шаоань проводил жену взглядом и, обхватив голову, опустился на корточки у дороги. Он просидел так очень долго…

Несколько дней спустя домой к Шаоаню группками стали стекаться бывшие работники. Они бесконечно, как заведенные, твердили о своих проблемах – в надежде, что Шаоань выдаст им денег. Все думали, что даже если Шаоань теперь банкрот – уж такая-то мелочь у него точно найдется. Конечно, на каждого из них приходилось действительно не так много. Но вместе это была огромная сумма. Такие деньги можно было найти, только продав оборудование.

Шаоань делал жалкое лицо и отвечал всем, что жена уехала одолжить денег в родительском доме. Он тут же заплатит всем, как только будет чем заплатить. Пасуя перед еще не угасшим уважением к старшему Суню, деревенские вздыхали и ждали. Но кое-кто уже начал посмеиваться. Шаоань мог только терпеть – как терпит любой неудачник.

Всего за одну ночь многие стали смотреть на него совершенно другими глазами. Оказалось, что их высоко взлетевший земляк – всего-навсего пустышка. Бóльшая часть деревенских решила, что ему уже никогда не вылезти из той ямы, в которую он сам себя загнал.

Шаоань и не думал отрицать этих пересудов. Единственное, что хоть как-то утешало, – так это то, что спустя несколько дней его обожаемая жена привезла из Шаньси больше тысячи юаней, что позволило наконец выплатить людям их прибыток. Наступавшая на пятки беда на время отодвинулась от Суней.

Шаоань поехал к начальнику уезда Чжоу Вэньлуну, чтобы договориться о новых кредитах, но тот застрял где-то в командировке. На обратном пути Шаоань столкнулся с Сюй Чжигуном. Тот сказал, что может помочь, и Шаоань заранее обрадовался.

Глава 13

Когда была объявлена новая линия на омоложение и профессионализацию кадрового состава партии, Тянь Фуцзюнь совершенно внезапно обнаружил себя на месте секретаря горкома и всего провинциального комитета.

Меж тем в одном из городов в южной части провинции подспудно вызревала страшная катастрофа. Природа готовилась отомстить человеку. На юге летом часто сталкивались антициклоны с Тихого океана или Тибетского нагорья и области низкого давления, перемещавшиеся со стороны Ганьсуйского коридора и расположенных дальше к югу, уже за пределами провинции, котловин. Когда сходились массы холодного и теплого воздуха, начинались ливневые дожди. Осенью атмосферные фронты шли один за другим, и зачастую дождь вообще не переставал. Два колоссальных горных хребта, пересекавшие этот район, блокировали восхождение воздуха. Летом и осенью они превращались в сплошную грозовую линию, в любой момент стращая селевыми потоками.

За несколько дней в уездах, расположенных у верховий реки, выпало пятьдесят миллиметров осадков. Сразу после этого количество осадков в среднем течении реки достигло почти девяноста миллиметров за сутки. В то же самое время гребень высокого давления двинулся из Средней Азии на восток и скоро оказался на Тибетском нагорье – перед ним возникло локальное понижение температуры и сформировался новый фронт.

Во второй половине того же дня холодный фронт двинулся на восток провинции. С неба ударили ливневые дожди, стремительно побежавшие на запад. Площадь охваченной дождями зоны составляла сотни километров. В некоторых уездах вдоль реки выпадало до ста сорока миллиметров осадков.

В полдень основные массы холодного фронта достигли окружного центра, и проливной дождь обрушился на город с населением в сто тысяч человек. Большая река, бежавшая у самого города, была мощным притоком Янцзы. Объем паводка мгновенно превысил отметку в десять тысяч кубических метров в секунду.

К ночи крупнейшая гидроэлектростанция, расположенная более чем в ста километрах вверх по течению от города, уже выпускала почти по шестнадцать кубометров. По прогнозу гидрологического управления, очень скоро объем паводка должен был преодолеть рубеж в двадцать кубических метров в секунду, – но это был далеко не предел.

Город находился в критическом положении. Руководителей горкома и окружного парткома охватила паника. Вместе с комиссарами и военными комендантами подокругов они сформировали штаб по борьбе с наводнением и провели экстренное совещание. Но руководитель окружного штаба по борьбе с наводнением, особоуполномоченный товарищ Гао Фэнгэ не смог на нем присутствовать.

Съездив на совещание в столицу провинции, товарищ Гао поспешил в свои родные места – женить сына. За последние полмесяца стало понятно, что подошел самый важный момент в борьбе с наводнением. Гао Фэнгэ знал, что реки на юге уже пришли в довольно опасное состояние, но, прихватив секретаря, он прыгнул в казенную «Мазду» и покатил на свадьбу. В ту ночь, пока аппаратчики бегали, как тараканы на сковородке, Гао Фэнгэ сиял от радости. Он устраивал роскошный прием в отеле уездного центра для всех друзей и родных. Фэнгэ всегда мечтал стать особоуполномоченным – и вот его мечта сбылась. Почему бы не воспользоваться свадьбой сына, чтобы вернуться в родной городишко с триумфом, отчего бы не покрасоваться перед стариками?

В отсутствие начальства секретарь окружного комитета немедленно взял бразды правления в свои руки. Он председательствовал на собрании и тут же приступил к составлению приказа об экстренной мобилизации. Дописав до третьего пункта, партсекретарь бросил ручку:

– Э, ладно, проще сразу транслировать по радио.

Он наговорил председателю горсовета, о чем следует вещать, и отослал того на радиостанцию. Радиостанция немедленно начала транслировать уведомление городского управления общественной безопасности – граждан призывали срочно покинуть город. Секретарь бросился на студию и там же набросал первое распоряжение парткома. Затем он зачитал его по радио.

Черные жирные тучи уже висели над городом, проливной дождь и шум транспорта заглушали немногочисленные громкоговорители. Во многих квартирах и жилых домах вообще не была проведена радиосвязь – большинство горожан так и не услышали распоряжения. Кто-то решил, что начальство перегибает палку, и просто проигнорировал приказ. Многие не хотели уезжать. Они боялись оставить свои уютные гнездышки и тряслись над каждой плошкой. Даже те, кто начал эвакуироваться, действовали очень медленно.

Речные волны накатывали одна за другой, ненасытные, как дикие звери. Они лизали края дамбы. Неизбежное несчастье было уже у порога.

В городе царил хаос. Люди бежали от смерти, как разгромленное войско. Секретарь парткома, прорезая толпу, почти на ощупь бросился к зданию почты. Он приказал оператору отправить экстренную просьбу о помощи в провинциальный партком, правительство провинции и военный округ Ланьчжоу. Потом побежал назад к радиостанции. Старый город уже полностью покрыла вода. И тут и там раздавались крики о помощи.

– Говорит секретарь окружного комитета: бросайте все имущество, в городе наводнение, спасайтесь. Говорит секретарь окружного комитета: бегите!.. – Осипший голос секретаря то и дело срывался в плач.

Люди в панике карабкались все выше и выше. Городу настал конец…

В четыре часа утра серия резких телефонных звонков разбудила секретаря провинциального парткома Цяо. В такое время наверняка что-то срочное – иначе не стали бы звонить. Секретарь Цяо в чем мать родила подскочил к телефону. Звонил начальник провинциального комитета по борьбе с наводнением и, по совместительству, заместитель губернатора. Он сухо сообщил о затоплении окружного центра.

В голове у секретаря Цяо что-то щелкнуло, и он чуть не упал на журнальный столик. Он немедленно велел звонившему ехать в аэропорт вместе с губернатором и ждать его там. Потом секретарь Цяо позвонил командиру провинциального военного округа – попросил его подготовить вертолет и дожидаться взлета в провинциальном аэропорту для гражданской авиации. Потом набрал заместителя секретаря постоянного комитета – выдернул того из постели и умолял срочно лететь в терпящий бедствие город.

На взлетной полосе грохотал вертолет, красные сигнальные огни просверкивали сквозь сплошную стену дождя. Услышав новости, Сяося бросилась в зал ожидания аэропорта.

– Я репортер провинциальной газеты. Разрешите мне вылететь с вами в зону бедствия… – обратилась она сразу к начальникам.

Начальство смотрело на нее выпученными от удивления глазами – откуда она только узнала?

– У нас нет мест, – отрезал заместитель секретаря провинциального комитета.

– Наш долг – сообщить об этом катастрофическом наводнении. Боюсь, в противном случае на вас ляжет ответственность за замалчивание реального положения дел, – твердо сказала Сяося. Никто из руководства не знал, что она дочь Тянь Фуцзюня, но все обратили на нее внимание.

– Утрамбуйтесь как-то, – велел секретарь Цяо своему заму.

Замсекретаря провинциального комитета не нашел что ответить, но он явно был недоволен. Лезут тут всякие, репортеришки чертовы.

Как только прибыл замгубернатора, Сяося протиснулась вслед за остальными в кабину вертолета. Тот с грохотом взмыл в небо и, прорезая темень и дождь, полетел на юг.

На рассвете винтокрылая машина пронеслась над затопленным городом. Из иллюминатора было видно одно сплошное поле разлившейся воды. Дома жалко торчали из ее желтой глади…

Начальство гневно сжимало кулаки. В глазах секретаря провинциального парткома стояли слезы.

На холме горел огонь – именно здесь должен был приземлиться вертолет. Протарахтев над водой, машина опустилась на спортплощадке окружного педучилища. Тысячи людей окружили вертолет. Руководители спустились вниз под их истошные вопли. Городское начальство с совершенно сиротским видом бросилось к ним, как к родным, заливаясь испуганными слезами. Все обменялись крепкими рукопожатиями.

В училище был быстро организован мощный командный центр. Помещение оператора местного телеграфа было затоплено, несколько часов город был изолирован от внешнего мира. Телеграфист, прибывший с начальством, сразу же отправил надиктованное секретарем Цяо сообщение в провинцию, в военный округ, в ЦК, в Госсовет и в Центральный военный совет партии.

Потом руководство рассредоточилось по разным местам – принимать срочные меры, главным образом для спасения жизней. Никто не знал, сколько людей смыло наводнение. Одно можно было сказать наверняка: многие другие продолжали находиться в серьезной опасности. Оказавшихся на крышах было бессчетное множество. Крики упавших в воду разносились по улицам. Город с нетерпением ждал помощи, ждал вмешательства Пекина. Он был полон тревожных надежд.

И вот наконец из облаков вынырнули самолеты из Ланьчжоу и Уханя. Из них посыпались спасательные средства, еда, лекарства. На место происшествия прибыло подразделение Главного управления тыла. Вокруг банков, складов, магазинов расставили караулы. Военные начали спасать пострадавших. Не прошло и двадцати минут, как больше тридцати членов подразделения погибли, пытаясь избавить горожан от опасности. Несколько других отрядов форсированным маршем были направлены в район бедствия.

Сяося выбралась из вертолета, расталкивая плачущую толпу, вылетела из ворот училища и в одиночку бросилась к затопленному водой городу. По спине хлопал желтый рюкзак, одежда быстро промокла насквозь под струями дождя.

Наводнение все еще бушевало, заходясь ужасным ревом. В тусклом рассветном мареве было видно, как по воде плывут вынесенные из домов вещи. Река несла трупы и совершенно отчаявшихся, еще живых людей. Коровы, овцы, свиньи, собаки, куры, певчие птицы жались на крышах бок о бок с хозяевами, ожидая спасения – но большая часть животных оказалась смыта водой и уже погибла. Все живые существа тянулись друг к другу, надеясь выжить. Многие старые деревья были вырваны с корнем, но, оказавшись в воде, становились веслами и мостами для уцелевших. Там, куда не дошла вода, беспорядочно толпились люди. Меж ними сновали стайки мышей и крыс. Змеи, раскручивая длинные языки, ползали у ног.

Сяося бежала по самому краю потока, в груди и в горле все горело огнем. Она не знала, куда бежит и что собирается делать – но знала: предстоит сделать очень многое…

Сяося не заметила, как добежала до восточной дамбы. Она была вся в грязи, одна сандалия развязалась, пальцы вылезли наружу.

Вода еще не добралась до этого района, и его жители ничего не знали о хаосе в центре. Несмотря на призывы милиционеров и солдат, больше трех тысяч человек по-прежнему оставались за дамбой и не слушали никаких уговоров. Обитатели дома престарелых как ни в чем не бывало резались в покер, вспоминая, что было при гоминьдановцах, и даже при маньчжурах. Пока шла вода, они продолжали приводить разные примеры, призванные доказать, что до них-то она точно не поднимется.

Как только Сяося оказалась на востоке города, она быстро разобралась в ситуации: нашла едва не сошедшего с ума замдиректора городского управления общественной безопасности и помахала у него перед носом журналистским удостоверением.

– Я репортер, меня прислали сверху. Прикажите достать оружие, надо заставить народ эвакуироваться.

Замначальника очнулся от ступора и немедленно приказал гнать народ штыками. Люди упрямились и цеплялись за свои пожитки.

Наконец, под страшные ругань и проклятья, они отступили. Через полчаса район превратился в безбрежный океан. Удалось спасти всех, кроме одного душевнобольного.

Замначальника был покорен Сяося и умолял ее отправиться с эвакуированными. Сяося с готовностью согласилась и сразу же превратилась в «старшего офицера штаба», отправляя милиционеров повсюду, где были нуждавшиеся в спасении. Улучив минутку, она написала свое первое сообщение и попросила замначальника передать его с кем-нибудь в педучилище, чтобы там бросили весточку от нее в редакцию.

Сяося отдала рукопись, завернутую в полиэтиленовый пакет, милиционеру и тут заметила маленькую девочку, цеплявшуюся, как обезьянка, за уже наполовину погруженный в воду телефонный столб. Ветер доносил сквозь дождь ее тихий плач. Девочку вот-вот должно было захлестнуть водой. Почти не задумываясь, Сяося прыгнула в воду, до нее донесся только испуганный крик замначальника управления.

Сяося хорошо плавала в школе, но то было в бассейне. Вскоре она почувствовала, что потеряла способность управлять своими движениями. Ей удалось схватить деревянную доску, бежавшую мимо по воде, и подтолкнуть к девочке. Едва она увидела, как девочка уцепилась за доску, волна накрыла ее с головой. В последний момент перед Сяося мелькнуло только лицо Шаопина, она протянула руку, словно хотела схватиться за него…

Когда секретарь провинциального парткома и другие руководители узнали, что журналистку, летевшую с ними, унесла вода, выяснилось также, что это была дочь самого Тянь Фуцзюня. В штаб-квартире воцарилась атмосфера панического страха. Рано утром следующего дня секретарь постоянного комитета, отправленный секретарем Цяо в столицу провинции за помощью, должен был довести печальную новость до сведения товарища Фуцзюня. Едва выбравшись из вертолета, он сразу же сделал свой страшный звонок…