Текст книги "Десять жизней Ван Мина"

Справедливости ради, следует отметить два важных момента:

1. Только благодаря позиции И. В. Сталина удалось в 1949 году сохранить «Демократические партии» (вопреки намерению Мао Цзэдуна распустить их), вместе с КПК образовавшие НПКСК, а в 1954 году – создать систему представительной власти и созвать ВСНП (тоже вопреки его воле).

2. Вот абзац из статьи О. В. Куусинена «Двадцатилетний путь Коммунистического Интернационала» (газета «Правда» 4 марта 1939 года, с. 2):

«В Китае с самого начала войны возникла необходимость создания антияпонского национального фронта. С величайшей политической гибкостью коммунистическая партия Китая сумела провести правильный тактический поворот и добиться соглашения с гоминьданом. Китайские коммунисты неустанно работают для всестороннего укрепления боевой способности своего великого народа».

А вот этот же абзац в рукописи О. В. Куусинена (Ф.495 Оп 73 Д. 63 Л. 79):

«Если в Испании народный фронт только в ходе борьбы получил характер всенародного фронта за национальную независимость, то в Китае с самого начала войны речь шла о создании антияпонского национального фронта. С величайшей политической гибкостью КП Китая сумела провести необходимый для этого тактически поворот и добиться соглашения с Гоминьданом. Отлично понимая огромное национальное и международное значение победы Китая над японскими захватчиками, китайские коммунисты примерно работают для всестороннего укрепления боевой способности своего великого народа».

Статья вызвала яростные нападки Д. З. Мануильского на О. В. Куусинена на заседании Секретариата ИККИ 23 марта 1939 года (созванном по инициативе Мануильского в его письме Г. Димитрову от 11 марта 1939 года). На заседании он обвинял Куусинена «во всех смертных грехах» – «забвение» и «игнорирование» «важнейших указаний» Ленина и особенно Сталина по таким‑то и таким‑то вопросам истории ВКП(б), революций 1905 и 1917 гг., строительства социализма в СССР, борьбы против троцкизма и оппозиции в истории партии и т. д. Лишь сдержанная – (прямо‑таки «примиренческая») реакция всех других участников заседания – (Г. Димитров, К. Готвальд (1896–1953), А. Марти (1886–1956), В. Пик, В. Флорин (1894–1944)) – не позволила заседанию закончиться пагубными для Куусинена «оргвыводами», к которым явно стремился Мануильский – «топить» «провинившегося» в угоду каким‑то только ему известным конъюнктурным соображениям момента. (С. 494.)

О. В. Куусинен (1881–1964) в своей объяснительной записке Г. Димитрову (11 стр. машинописного текста), в частности, указал, что подготовка рукописи статьи проходила в страшной спешке ввиду настойчивого требования и беспрерывного подгона со стороны брата Д. З. Мануильского – зав. иностранным отделом редакции газеты «Правда».

(Ф. 495 Оп. 73 Д. 63 Л. 1–100) (С. 495.)

Из этого следует, что Сталин выступал за сохранение в Китае, наряду с КПК, «демократических партий». Ван Мин утверждает, что именно благодаря позиции Сталина эти партии были сохранены в 1949 году, хотя у Мао Цзэдуна были намерения распустить их. Также Ван Мин подтвердил, что именно благодаря позиции Сталина в КНР появились и НПКСК и ВСНП.

Далее, Ван Мин подтверждает, что Сталин выступал в поддержку предложения Ван Мина добиваться создания в Китае единого национального антияпонского фронта.

Таким образом, фактически, несмотря на некоторые «маневры», главное оказалось в том, что Сталин и Ван Мин одинаково видели два вопроса.

Во-первых, вопрос о придании политическому строю в будущей КНР «демократических черт».

Во-вторых, необходимость исходить из существования нации и ее интересов.

Описание Ван Мином того, что происходило в руководстве Коминтерна, говорит о том, что линия Мануильского наталкивалась на противодействие Димитрова и других руководителей коммунистических партий.

В 1982 году Московское радио передало статью, подготовленную Ф. Г. Димитровой (Ван Фан, 1932–1985) к 100‑летию со дня рождения Г. Димитрова.

В газете «Жэньминь жибао» 5 июля 1981 года утверждалось, что «У Димитрова не было потомков, но он единственно принял в свою семью китайскую сироту как свою приемную дочь».

На самом деле приемная дочь Димитрова Фаня Димитрова не была сиротой. Она – дочь видного деятеля Компартии Китая и международного коммунистического движения Ван Мина. (С. 497.)

В своей статье она, в частности, писала, что тогда, когда в Китае шла тяжелая война против японских захватчиков, ее родители вернулись в Китай, а ее пока решили оставить в Москве. «В то время в Москве находились дети многих китайских коммунистов, в том числе Цюй Цюбо, Чжу Дэ, Гао Гана, Лю Шаоци, Линь Боцюя и других. Здесь же были и оба сына Мао Цзэдуна, которых он по существу бросил на произвол судьбы, а в Советский Союз эти мальчики смогли приехать благодаря заботе и усилиям моего отца Ван Мина. Большинство из этих детей воспитывались в международном детском интернате в городе Иваново. Со мной же получилось иначе. Димитров и его жена уговорили моих родителей, с которыми они очень дружили, оставить меня в их семье. У них тогда уже был полуторагодовалый сын Митя». (С. 498.)

Димитров и мой отец познакомились 27 февраля 1934 года, в день прилета Димитрова в Москву из Германии, где он 11 месяцев провел в фашистских застенках.

С первой же встречи Димитров и Ван Мин прониклись искренней симпатией друг к другу. (С. 500.) Значительная разница в возрасте – Димитрову шел 52‑й год, а Ван Мину не было еще 30, – не помешала их взаимной симпатии перерасти в большую дружбу; их тесная, плодотворная совместная работа продолжалась более трех с половиной лет… Ван Мин стал инициатором новой политики Компартии Китая – политики антияпонского национального единого фронта… В 1935 году было опубликовано известное «Воззвание 1 августа» ЦК КПК и Советского правительства Китая. Его текст был написан Ван Мином и получил полное одобрение Димитрова, который относился к моему отцу с большим уважением и вниманием. Димитрову нравились и живой ум, и молодой задор, и неуемная энергия Ван Мина, его постоянная жажда работы и непримиримость в борьбе с идейными и политическими противниками марксизма-ленинизма, Советского Союза и коммунистического движения. (С. 501.)

Вечером 13 ноября 1937 года, накануне отъезда моих родителей из Москвы в Китай, Димитров с женой устроили для них небольшой прием в своем доме, на котором собрались друзья и товарищи по работе.

В последующие годы Димитров также постоянно беспокоился о судьбе Ван Мина в Китае. … С осени 1941 года Мао Цзэдун начал проводить в Компартии Китая так называемую «кампанию по упорядочению стиля», направленную против Советского Союза, Коминтерна, марксизма-ленинизма и подлинных коммунистов-интернационалистов в КПК, с целью установления его личного господства в партии. Персонально эта кампания была направлена в первую очередь против Ван Мина. По указке Мао Цзэдуна предпринимались преступные попытки отравить Ван Мина, в результате он тяжело заболел и на долгие годы был прикован к койке. Дошедшие тогда до Москвы сведения о действиях Мао Цзэдуна вызывали сильное беспокойство и возмущение у Димитрова. Узнав в начале 1943 года из телеграммы от Ван Мина о его тяжелом состоянии, Димитров ответил ему телеграммой: «Примем меры к тому, чтобы самолетом доставить вас в Москву на лечение». Но Мао Цзэдун тогда помешал моему отцу вылететь в Москву. В дальнейшем Димитров еще не раз посылал письма Ван Мину; последний раз в 1945 году, из только что освобожденной Советской Армией Болгарии. Хотя все эти письма и не дошли до моего отца, но эти знаки политической поддержки, наряду с поддержкой со стороны КПСС, оградили моего отца от окончательной расправы со стороны Мао Цзэдуна

В июле 1949 года по случаю кончины Димитрова Ван Мин написал полные скорби стихи. (С. 502.)

Для маоистов традиционной является ненависть к Ван Мину – истинному марксисту-ленинцу и интернационалисту; их фальсификации связаны также с попыткой приписать Димитрову активную роль в выдвижении Мао Цзэдуна на высший руководящий пост в КПК. (С. 503.)

Исполком Коминтерна под руководством Димитрова неоднократно обсуждал положение в Китае, принимал рекомендации и директивные указания для Компартии Китая. … Сейчас в китайской печати заслуга в мирном разрешении «Сианьских событий» декабря 1936 года приписывается Мао Цзэдуну и его тогдашнему окружению. (С. 504.) На самом деле, после ареста Чан Кайши 12 декабря в Сиани, Мао Цзэдун в Яньани публично требовал предать его суду. (С. 504–509.) В той обстановке это могло означать только новый взрыв гражданской войны – на радость японскому агрессору. 16 декабря 1936 года Секретариат Исполкома Коминтерна направил директивную телеграмму за подписью Димитрова в ЦК КПК с конкретными указаниями принципов и методов мирного решения инцидента. Узнав об этих директивах, Мао Цзэдун разразился бранью и топал ногами, о чем свидетельствовал его американский друг Эдгар Сноу в своих книгах. Недаром современные китайские авторы всегда стыдливо обходят молчанием это место в произведениях Сноу и Мао Цзэдуне, сознательно обманывая читателей. (С. 509.)

Надо сказать, что уже тогда многие немарксистские взгляды и авантюристическое поведение Мао Цзэдуна вызывали настороженность и беспокойство у Димитрова. Так, в ноябре 1937 года, перед отъездом Ван Мина из Москвы в Яньань, Димитров поручил ему разъяснить ЦК КПК и лично Мао Цзэдуну, что в беседах с американским буржуазным журналистом Сноу Мао Цзэдун допустил отход от позиции, которую должен занимать коммунист. Димитров также поручил Ван Мину на месте внимательно изучать политические и личные качества Мао Цзэдуна как человека. (С. 509.)

Другой пример. Летом 1938 года в Яньани Мао Цзэдун опубликовал свою статью «О затяжной войне», рассчитанную на «обоснование» его курса на пассивность в антияпонской войне и выжидание войны между Японией и Советским Союзом. Находившийся тогда в Ухане Ван Мин сообщил Сталину и Димитрову свое критическое мнение о статье Мао Цзэдуна. Димитров распорядился не печатать эту статью (Мао Цзэдуна) в журнале «Коммунистический Интернационал». (С. 509.)

…Димитров осуждал развязанную Мао Цзэдуном реакционную «кампанию по упорядочению стиля» и всячески поддерживал Ван Мина. (С. 509.)

Предложение Д. З. Мануильского относительно Мао Цзэдуна, как генсека КПК, было только его личным; оно не было «согласовано» ни с Г. М. Димитровым, ни с ЦК ВКП(б). (С. 512.)

Здесь в то время, в начале 1980‑х гг., то есть после ухода Мао Цзэдуна с политической арены и из жизни, изложена оценка того, что происходило внутри КПК, в Коминтерне.

На эту оценку важно обратить внимание, как на свидетельство того, к каким выводам относительно Ван Мина и Мао Цзэдуна пришли тогда в Москве.

Это были выводы из всего того, что было известно в ВКП(б), в Коминтерне о позициях и деятельности Ван Мина и Мао Цзэдуна, причем в тот момент, когда Ван Мин в 1974 году, а Мао Цзэдун в 1976 году уже ушли из жизни.

Это была реакция в нашей стране на то, что Мао Цзэдун проявил себя как политик, настраивавший население Китая на отношение к нашему народу и нашей стране как к якобы историческому, национальному, классовому и военному врагу Китая.

Ван Мина тогда называли видным деятелем компартии Китая и международного коммунистического движения.

Отмечалось, что детей Мао Цзэдуна спасли и вывезли в Советской Союз благодаря заботе и действиям Ван Мина. Жизнь сложилась так, что Мао Цзэдун оказался обязан Ван Мину жизнью своих сыновей.

Между Ван Мином и Димитровым возникла дружба. Они тесно работали вместе с 1934 по 1937 год.

Ван Мин выдвинул мысль о необходимости создания единого национального антияпонского фронта в Китае.

Димитров поддержал эту мысль. Сталин одобрил это предложение.

В 1941 году Мао Цзэдун начал внутри КПК кампанию по установлению своего личного господства в партии и направленную против СССР и интернационалистов, то есть сторонников мира, союза и дружбы в отношениях Китая и России (СССР); эта кампания персонально была обращена против Ван Мина.

По указке Мао Цзэдуна предпринимались попытки отравить Ван Мина. В результате он тяжело заболел. Димитров предпринимал попытки вывезти Ван Мина в СССР на лечение. Мао Цзэдун не допустил этого. В тоже время поддержка Ван Мина Димитровым не дала возможности Мао Цзэдуну окончательно расправиться с Ван Мином.

Ван Мин и Димитров занимали одинаковые позиции по ряду важных вопросов. При этом взгляды Ван Мина были противоположны взглядам Мао Цзэдуна.

Предложение назначить Мао Цзэдуна генеральным секретарем ЦК КПК было личным предложением Мануильского. Оно не было согласовано ни с Димитровым, ни с ЦК ВКП(б).

Такова вкратце позиция в то время.

Под давлением обстоятельств иные люди могли в дальнейшем навязывать иную трактовку того, что произошло в истории. В то же время, представляется важным принимать во внимание то, к чему люди пришли, испытав на себе последствия политики Мао Цзэдуна, особенно после того, как по воле Мао Цзэдуна его солдаты начали стрелять в наших пограничников на восточном и западном участках границы в 1969 году.

В рассматриваемой работе Мэн Циншу, на основе взглядов Ван Мина, подробно излагается видение им седьмого пленума ЦК КПК шестого созыва и седьмого съезда КПК. Ван Мин довольно подробно говорил об этом в своей книге «Полвека КПК и предательство Мао Цзэдуна».

Некоторые говорят, что «кампания по упорядочению стиля» это «кампания промывания мозгов», то есть вымывание из мозгов людей марксизма-ленинизма и замена его «маоцзэдунизмом» или «идеями Мао Цзэдуна».

Лишь через три с половиной года «упорядочения стиля», подорвав здоровье Ван Мина путем (с помощью) отравления, отправив Ло Фу на северо-запад провинции Шаньси, а Бо Гу – в редакцию газеты «Цзефан жибао», лишив их возможности говорить правду, Мао Цзэдун смог решиться проводить седьмой пленум ЦК КПК шестого созыва и седьмой съезд КПК.

Мао Цзэдун сфабриковал версии о «сектантской группировке догматиков» во главе с Ван Мином и «сектантской группировке эмпириков» во главе с Чжоу Эньлаем и Пэн Дэхуаем, а абсолютное большинство кадровых работников он отнес либо к одной, либо к другой из этих «сектантских группировок». Те, кто не соглашался с Мао Цзэдуном и был обвинен в этих «прегрешениях», либо были исключены из партии и заключены в тюрьмы, либо были заключены в «партшколах» и иных учреждениях, специализировавшихся на круглосуточном шельмовании людей. Многие кадровые работники даже были репрессированы и объявлены «контрреволюционерами». Большинство людей больше не смели высказываться. (С. 513.)

Только после этого Мао Цзэдун решился созвать пленум и съезд – с целью фабрикации истории партии, отрицания помощи со стороны Коминтерна Коммунистической партии Китая, приписывания Мао Цзэдуну заслуг других деятелей и всей партии. (С. 514.)

История Коммунистической партии Китая в десятилетии – 1935 год – 1945 год – предстает, может быть, прежде всего, как история борьбы Мао Цзэдуна за захват власти над партией.

Это был поворотный пункт в жизни и политической деятельности не только Мао Цзэдуна, не только в истории КПК, но и в истории Китая как нации.

К 1935 году, к тому моменту, когда вооруженные силы Компартии, ее руководители пришли на Северо-Запад Китая, и, несколько позднее, обосновались, как в своем центре, в Яньани, Мао Цзэдун еще в ходе похода или перехода на Северо-Запад на совещании в Цзуньи, к которому он подготовился, сумев побудить выступить на его стороне целый ряд видных руководителей партии, фактически захватил в свои руки власть в партии. Формально он тогда не возглавил партию в качестве генерального секретаря, которым являлся Чжан Вэньтянь, а стал членом Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК.

Мао Цзэдун был обуян жаждой власти. В мире для него не было ничего более ценного, чем власть, его личная власть. Поэтому приход к фактическому руководству партией на совещании в Цзуньи он видел как необходимый, но только первый шаг на пути установления своего господства над партией в целом, над всеми сторонами ее деятельности.

Очевидно, что Мао Цзэдун использовал теорию и практику марксизма-ленинизма, прежде всего, как орудие захвата и удержания политической власти в своих и только в своих руках.

На этом пути Мао Цзэдуну пришлось добиваться ряда целей.

Одна из них – замена всей прежней идеологии – той идеологии, которая, так или иначе, считалась и рассматривалась многими в партии идеологией марксизма-ленинизма, своей идеологией, идеями Мао Цзэдуна. Здесь Мао Цзэдун играл на настроениях «природных китайцев», которые были склонны иметь все только свое, китайское.

А в качестве китайской идеологии Мао Цзэдун и выдвигал и навязывал свои идеи.

Далее, в партии, с 1921 года по 1935 год, сложился костяк ее руководителей. В том числе главных, или высших, наиболее авторитетных и «власть имущих» руководителей. Поэтому перед Мао Цзэдуном стояла задача полностью сформировать новое руководство партии, новый руководящий костяк. Мао Цзэдун включал в этот новый костяк тех, кто соглашался полностью подчиниться ему и отказаться от всего того в сфере идеологии, от чего требовал от них отказаться Мао Цзэдун.

Всех остальных прежних членов упомянутого костяка Мао Цзэдун лишал всякой возможности влиять на управление делами партии, а тех, в ком он видел опасность для себя, уничтожал.

Таким образом, Мао Цзэдун, уйдя из Центрального советского района, из Восточного Китая, в далекий от центров, от больших городов, Северо-Западный Китай, уйдя в своего рода «захолустье», на протяжении десяти лет был занят фактически исключительно одним делом – заменой идеологии партии и заменой руководящего костяка партии на свою идеологию и на своих людей.

Он отвергал прежнюю идеологию – марксизм-ленинизм и интернационализм. Он отвергал прежний костяк – интернационалистов.

Все это Мао Цзэдун предписывал тем, кто его поддерживал, считать «чужим» и «чуждым», «враждебным» и «вражеским».

Итак, Мао Цзэдун считал своими врагами и идеологию марксизма-ленинизма и коммунистов-интернационалистов, то есть тех, кто был согласен с мирными, дружественными, союзническими отношениями, прежде всего, с нашим народом и нашей страной. А далее – с коммунистами из Коммунистического Интернационала.

Мао Цзэдун использовал ситуацию, в которую вынужденно попала КПК, когда партия, ее центр оказались «в местах отдаленных». Он использовал эту ситуацию для того, чтобы «оторваться» от Коминтерна, от Москвы, связи с которыми оказались потеряны на несколько лет, и «оторваться» от Чан Кайши, от Партии Гоминьдан Китая, от Китайской Республики.

Десятилетие, 1935–1945 гг., оказалось временем, когда Мао Цзэдун получил возможность и воспользовался возможностью быть как бы «в стороне», «отдельно» от всего мира, в том числе и от «гоминьдановского мира», и от «советского мира», и от «коминтерновского мира», быть как бы в каком‑то «роковом яйце», где и вызрела политическая партия Мао Цзэдуна с одним вождем и одной идеологией. И эта идеология, и этот вождь считали все «внешнее», «не свое», «не китайское», а «чужое» и «чуждое», врагами, против которых было необходимо вести борьбу. Эту борьбу Мао Цзэдун и называл «борьбой за освобождение» от господства и контроля со стороны и Партии Гоминьдан Китая и ВКП(б), и Коминтерна.

Ван Мин при этом оказался главной мишенью борьбы Мао Цзэдуна. Мао Цзэдун навязывал своим сторонникам представление о Ван Мине, как о своего рода идейном «сыне Сталина», то есть как о «не китайце», как о том, кто «не любит родину», как о «национальном предателе», «предателе нации». Так Мао Цзэдун начинал навязывать представление о себе, как о «спасителе нации», «освободителе нации», «воплощении нации». Так идеология Мао Цзэдуна, его политическая партия оказывались не коммунистическими, а националистическими по своей сути.

Мао Цзэдун считал удобной и необходимой такую главную мишень, такой главный объект этой своей борьбы в то время за власть в Китае, как Ван Мин. При этом Мао Цзэдун имел в виду то, что Ван Мин с 1934 года по 1937 год находился в Москве, то есть, дескать, находился в «зоне влияния» Сталина и Димитрова.

Остальных своих противников или тех, кого он считал противниками, Мао Цзэдун обвинял в том, что они «подчинялись» Ван Мину. А, следовательно, оказывались «не китайцами», «национальными предателями», «предателями нации Китая». Здесь можно вспомнить о том, что во время «культурной революции» Мао Цзэдуна Лю Шаоци, которого Мао Цзэдун тогда считал своим «главным врагом», обвиняли в отсутствии «патриотизма» и в «национальном предательстве».

Себя Мао Цзэдун при этом навязывал как единственного и главного «патриота», представителя интересов нации Китая, в ее борьбе якобы за «освобождение» от, дескать, господства любых, прежде всего советских, внешних сил.

Имея все это в виду, можно понять, почему Мао Цзэдуну понадобились целых десять лет для того, чтобы в «благоприятной» для него ситуации, когда он находился «далеко» и «совершенно отдельно» от Москвы и от Нанкина и Чунцина (столиц Китайской Республики во время войны с Японией), чтобы «переделать Коммунистическую партию Китая в «Партию Мао», в «Партию идей Мао».

С этой точки зрения и можно читать все то, что говорилось и писалось Ван Мином, его супругой о периоде, предшествовавшем седьмому съезду партии.

Здесь необходимо также подчеркнуть, что шестой съезд КПК состоялся в 1928 году, причем не в Китае, а в Москве. Одно это, очевидно, было «недопустимым» по Мао Цзэдуну.

Седьмой съезд был проведен в 1945 году в Яньани Мао Цзэдуном. Между съездами прошли около 17 лет. Существовали планы, Коминтерн добивался, и Мао Цзэдун соглашался, чтобы съезд был проведен раньше. Однако именно из‑за позиции Мао Цзэдуна этого не происходило.

Такое долгое время понадобилось не только, и не столько, по той причине, что внутри Китая шла ожесточенная политическая борьба между КПК и Гоминьданом, сколько по той причине, что Мао Цзэдуну было трудно переделать идеологию партии на свой лад и перетасовать и изменить в свою пользу костяк руководства партии, собственно изменить и персонально и «качественно» всю партийную номенклатуру.

В своей книге Мэн Циншу перечисляет действия Мао Цзэдуна, с помощью которых он «расчищал площадку» для проведения фактически «первого съезда» «своей партии».

Мао Цзэдун три с половиной года переобучал руководящий состав партии в ходе того, что именовалось движением за «исправление стиля».

Попутно бросается в глаза, что фактически те почти четыре года, когда наш народ вел войну против гитлеровской армии с целью ее уничтожения и освобождения от грозившей им опасности народов мира, в том числе и народа Китая, Мао Цзэдун вел «идеологическую войну» или «внутреннюю войну» внутри КПК с целью уничтожения всех тех в ее костяке, кто считал отвечавшими интересам народа Китая дружественные, мирные и союзнические отношения с нашим народом.

Можно также обратить внимание на то, что Мао Цзэдун на практике вел бескомпромиссную борьбу с целью уничтожения тех, кого он рассматривал как людей, мешавших захвату им власти или усугублению его господства в Китае, и в то же время навязывал «вывеску» для той или иной своей «кампании», вывеску, которая дезориентировала людей.

В первом случае это была вывеска: «Движение за упорядочение стиля работы партии».

Во втором случае это была вывеска: «Великая пролетарская культурная революция».

Мао Цзэдун добивался при этом того, чтобы никто даже не произносил слова, которыми характеризовались на самом деле его действия. А это было уничтожение людей, которых он считал своими врагами. Вывески были предназначены для того, чтобы в одном случае сбивать людей с толка рассуждениями о том, что речь шла якобы всего лишь о каком‑то «не упорядоченном стиле работы партии». А в другом случае о некой как бы не воинственной, а всего лишь «культурной революции», то есть якобы о не насильственных изменениях чисто цивилизованного гражданского гуманного культурного характера.

Подготовка Мао Цзэдуном первого съезда уже «его партии» включала в себя устранение с политической арены или, во всяком случае, отстранение от участия в определении политики партии всех трех главных руководителей партии в предшествовавший период: Ван Мина (которого по указанию Мао Цзэдуна отравили), Бо Гу и Ло Фу (которых Мао Цзэдун удалил из центра принятия решений).

Перед съездом Мао Цзэдун развернул борьбу против так называемых «догматиков» во главе с Ван Мином и «эмпириков» во главе с Чжоу Эньлаем и Пэн Дэхуаем. Практически большинство партийных функционеров было причислено к «догматикам» или «эмпирикам». Их обвиняли в том, что они якобы являлись «контрреволюционерами». В итоге Мао Цзэдун запугал людей, страх закрыл рты. Вся партия «притихла», «замолчала», никто не произносил ни одного критического слова. Люди были вынуждены подчиняться одному вождю – Мао Цзэдуну.

Только в этой, созданной искусственно его усилиями, обстановке Мао Цзэдун провел пленум, а затем съезд партии. На пленуме и съезде решались три вопроса.

Была сфабрикована новая история партии.

Отрицалась помощь КПК со стороны ВКП(б) и Коминтерна. Все достижения партии, ее руководителей были приписаны Мао Цзэдуну.

Перед съездом партии происходил ряд событий.

1 апреля 1944 года Мао Цзэдун обратился к Ван Мину. Он заявил: сегодня я хочу поговорить с вами «от глубины души». На вопрос Ван Мина: что это значит? Он ответил: против Чэнь Дусю боролись Цюй Цюбо и Коминтерн, против линии Ли Лисаня боролись вы и Коминтерн, антияпонский национальный единый фронт создавали опять‑таки вы и Коминтерн – какие же тут могут быть идеи Мао Цзэдуна? … Поэтому вам необходимо уступить свои заслуги мне. Ван Мин поинтересовался, каким образом «уступить»? Он ответил: борьбу против линии Ли Лисаня надо считать моей заслугой, потому что я владел винтовкой и не слушался его указаний, будем считать, что я первым начал бороться против его линии; а антияпонский национальный единый фронт свое начало берет, надо считать, с моего доклада на заседании в Ваяобао 25 декабря 1935 года. (С. 514.)

Ван Мин был, как уже говорилось, отравлен по воле Мао Цзэдуна. Он физически не был в состоянии тогда действовать активно.

В то же время Мао Цзэдун пытался заставить Ван Мина выступить с заявлениями, продиктованными Мао Цзэдуном.

У Мао Цзэдуна был прием, который он применял с намерениями заставить тех, в ком он видел своих противников, самих признавать «правоту» Мао Цзэдуна и свою «не правоту».

Все это именовалось у Мао Цзэдуна «самокритикой». В политической жизни Китая, КПК, во многих случаях, для того или иного руководителя оказывалось важным добиться якобы добровольного признания своих «ошибок» политическими оппонентами.

Вот и Мао Цзэдун 1 апреля 1944 года попытался «надавить» на Ван Мина.

Поведение Мао Цзэдуна весьма характерно для его «стиля». Оно также говорит о его характере и отношении к людям.

Мао Цзэдун, видите ли, сам, «лично» пришел к Ван Мину и прежде всего, заявил, что хотел бы «поговорить по душам». Сказал, что он хотел бы высказать то, что у него «на душе». Иными словами, Мао Цзэдун хотел воздействовать на Ван Мина своей якобы «откровенностью», что Ван Мин, по мнению Мао Цзэдуна, должен был бы оценить.

Затем Мао Цзэдун перешел к сути своих требований.

Он признал, что не он, а Цюй Цюбо и Коминтерн боролись против Чэнь Дусю. Он признал, что не он, а Ван Мин и Коминтерн боролись против Ли Лисаня. Он признал, что не он, а Ван Мин и Коминтерн выдвинули мысль о едином национальном антияпонском фронте.

В то же время Мао Цзэдун попытался воздействовать на Ван Мина тем, что скрывалось за его словами, что было, дескать, констатацией «объективной необходимости», требованием «дела партии». А это, с точки зрения Мао Цзэдуна, должно было быть не только признанием Мао Цзэдуна вождем КПК, но и приписыванием ему всех заслуг и различных деятелей партии и самой партии во всей ее истории.

У партии в ситуации, когда мир находился накануне поражения Гитлера и японских милитаристов, и когда должна была наступить «новая эпоха» во всемирной истории, должен был быть один непогрешимый, всегда правый вождь, тем более, если речь шла о нации. Вот в чем фактически заключалась позиция Мао Цзэдуна. Он предлагал Ван Мину все это признать и «следовать» за ним, Мао Цзэдуном.

С одной стороны, это было частью того, что стало именоваться культом личности. С другой стороны, Мао Цзэдун учитывал отношение к Сталину, к СССР в международном коммунистическом движении, и стремился противопоставить им нацию Китая и себя, как непогрешимую фигуру – первооснователя и вождя Коммунистической партии Китая. Так у Мао Цзэдуна получалось, что интересы нации, нации Китая, требовали от Ван Мина признания Мао Цзэдуна в качестве непогрешимого вождя и КПК и всего международного коммунистического движения.

В свое время политический секретарь Мао Цзэдуна, сопровождавший его во время поездки в СССР в 1949 году, а во время «культурной революции» руководивший соответствующей Группой по делам культурной революции Чэнь Бода далеко не случайно утверждал, что Ленин после революции в России прожил всего шесть лет и ничего не успел. Сталина, как известно, при правлении Мао Цзэдуна в КПК – КНР безосновательно осуждали за то, что он якобы навязывал КПК свое господство и свой контроль.

Родные Ван Мина приводили доказательства такого рода действий Мао Цзэдуна.

* * *

Покажется невероятным, но Г. Димитров об этих же притязаниях Мао Цзэдуна узнал раньше Ван Мина – 7 марта 1944 года из полученной им в тот день якобы «от Ван Мина» телеграммы (Дневник, с 412); нелепость ее содержания и стиля «с головой» выдает ее подставное «авторство». Например, в ней положительно характеризуется «кампания по упорядочению стиля», «идеи и деятельность Мао Цзэдуна», а также говорится:

«Я не знаю, что вас интересует в этой области. И какие вопросы неясны.

Прошу дать указания, я отвечу…

Поэтому я уже и устно и письменно заявлял Мао Цзэдуну и ЦК, что борьба против лилисаневщины и утверждение новой политики антияпонского национального единого фронта есть заслуга Мао Цзэдуна, а не моя, как я считал раньше». (С. 514.)

К тому же она выдается как «ответная» на две телеграммы Димитрова от декабря 1943 года и января 1944 года, но Ван Мин их не получал и не знал о них. Димитров не поверил в «авторство» Ван Мина – это следует из рассказа Р. Ю. Димитровой в ноябре 1953 года о «переписке» между Димитровым и Ван Мином (см. с. 458).

В действительности, красноармейские части в начале августа 1930 года наступали на город Чанша, отступили через 10 дней; повели наступление второй раз – кончилось поражением. Это общеизвестные факты. Как же на этом фоне можно говорить о противодействии Мао Цзэдуна линии Ли Лисаня? Мао Цзэдун же валит вину за атаку на город Чанша на Пэн Дэхуая.