Текст книги "Морские волки. Навстречу шторму (сборник)"

Пароход мог налететь на шлюпку, смять ее и одновременно ударить по шхуне, но капитан «Каймана» в присутствии эсминца не решился на это. Пароход начал отходить левее, сбавляя скорость. Это он делал специально, чтобы иметь возможность следить за дальнейшими событиями.

Шлюпка еще не подошла к «Колумбу», как на его борту треснул револьверный выстрел. Командир пиратской подводной лодки разрядил револьвер, пустив последнюю пулю себе в голову. Пират стрелял так, чтобы упасть за борт и утонуть вместе с компрометирующими документами у себя на груди.

Пират упал в море, подняв спиной фонтан брызг. В это же время послышался еще один всплеск, юнга прыгнул за борт вниз головой. Вода сомкнулась над ним. Командир шлюпки подумал, что парень сошел с ума от радости или боится быть застреленным последним захватчиком. Этого последнего они должны были захватить несмотря ни на что! В один миг шлюпка стала возле «Колумба», а двое моряков, перепрыгнув на шхуну, крикнули:

– Сдавайся!

Анч не сопротивлялся. Он сел на скамью и сидел неподвижно, ожидая, когда к нему подойдут и прикажут, что делать. Его мгновенно обыскали, но ни оружия, ни документов не было. Все это уже оказалось в море. Один моряк остался рядом с Анчем, а второй обратил внимание на Левка.

Из шлюпки на шхуну перепрыгивали остальные. Командир осматривал море вокруг. Его беспокоило то, что парень так долго не выплывает на поверхность.

Прошло, по крайней мере, больше минуты, когда из воды показалась голова юнги. Он тяжело дышал. Казалось, что-то мешало ему плыть и тянуло под воду. Парень снова погрузился, но теперь только на несколько секунд и, вынырнув, звал на помощь. Когда Марко прыгал в море, на шлюпке не успели рассмотреть, что у него связаны ноги, а именно поэтому ему было очень тяжело плыть. Но если бы только это, то такому пловцу как он, это бы не помешало. Дело в том, что руки у Марка тоже были чем-то заняты. Скоро старший лейтенант догадался: Марко, нырнув за пиратом-самоубийцей, поймал его и теперь держит под водой. В действительности так оно и было.

Краснофлотцев долго ждать не пришлось: они сразу подвели к Марку шлюпку. Только сейчас, когда почти все закончилось, Марко почувствовал слабость. Он попросил развязать или перерезать его путы.

– Здорово они тебя! – сказал старший лейтенант, сочувственно глядя на связанные ноги юноши.

Едва освободившись от пут, парень сразу склонился над трупом, расстегнул на нем куртку и из-за пазухи достал пачку бумаг. Документы, которые пират хотел уничтожить навсегда, не успели даже промокнуть. Старший лейтенант восхищенно смотрел на юнгу, догадавшись, почему тот бросался в воду и для чего выволок оттуда мертвеца. Со шхуны за поведением юнги следил Анч, и, казалось, еще никогда шпион не испытывал такой бессильной злости.

С палубы «Каймана» тоже наблюдали за событиями на шхуне и за шлюпкой. Пароход медленно отходил. Внезапно Марко вскочил из шлюпки на борт «Колумба» и, поднявшись, чтобы его лучше видели, растопырил пальцы и показал длинный нос в направлении парохода. На корме «Каймана» юнга узнал бывшего подозрительного знакомого – «одноглазого», с которым колумбовцы встречались в столовой «Кавказ». Пароход удалялся. «Старший помощник капитана» старался не смотреть на Марка. В последний раз он видел только Анча, которого ожидала незавидная судьба, и, возможно, с ужасом думал, что и ему самому неизбежно придется оказаться в таком же положении.

На шхуне краснофлотцы помогали прийти в себя Левку, и он сидел на лавочке, терпеливо дожидаясь, пока ему закончат бинтовать голову.

– Как вы нас разыскали? – спрашивал он. – А главное, откуда узнали, что «Колумб» захвачен?

– Девочка сообщила об этом, а потом самолет нашел.

– Какая девочка?

– Да та, что с вами на шхуне была. Как ее… Осторожно, что это с вами? Спокойно, спокойно, я же перевязываю!..

– Яся! Яся! Да? – вскочил со своего места Левко.

– Кажется, Яся, только не дергайтесь, пока перевязываю.

Эсминец уже остановился, чтобы сделать поворот, и медленным ходом возвращался к шхуне. Тем временем на «Колумбе» краснофлотцы пробовали открыть дверь в рубку, где должны были находиться мертвый Андрей и тяжелораненый шкипер.

Почти одновременно с этим над «Колумбом» стих гул самолета, и «Разведчик рыбы» совершил посадку, несясь по волнам к шхуне и пытаясь опередить эсминец. Бариль и Петимко выкрикивали из самолета приветствия колумбовцам. Юнга отвечал летчикам и краснофлотцам, что рулевой Андрей, как ему кажется, жив.

На дверь рубки обрушились громкие удары вместо предыдущих, тихих и осторожных. Но она оставалось запертой. Стучали в иллюминатор, звали, но ответа никакого не дождались. К шхуне уже подошел эсминец и стал борт к борту. Послышались радостные крики. Мать звала Марка. Дед Махтей с сияющими глазами поднялся на командирский мостик. Семен Иванович обнял его и сказал:

– Не за что, не за что… Кого мы должны благодарить, так это старшего механика, – и велел подвести старого моряка к Абдулаеву.

Старший механик убедил деда, что нужно благодарить штурмана, потому что, если бы он не сделал вычислений, то эсминец не пошел бы таким ходом. Штурман послал деда к комиссару, уверяя, что все зависело от того. Комиссар же доказывал, что все зависело от всех бойцов корабля и от самого деда Махтея, который первым сообщил о «Колумбе». Дед Махтей пришел в замешательство и, наконец, догадался, что должен поблагодарить Ясю. И он пошел ее искать.

Но Яси на эсминце уже не было. Она спрыгнула на палубу шхуны и бросилась к Левку, чтобы узнать, живой ли он, тяжело ли ранен. Левко схватил ее и поднял высоко в воздух. Он не верил своим глазам. Ведь знал наверняка, что девочка пошла ко дну, застреленная пиратами. Но вот она перед ним, в его руках, и, главное, ни кто-то другой, а именно она сообщила о захвате «Колумба».

Анча уже перевели на корабль под стражу, и он волчьим взглядом наблюдал за этой радостью.

Оставалось открыть рубку и узнать о судьбе шкипера и рулевого.

– Тут просто герметическая закупорка, – сказал старший лейтенант. – Может, они там задохнулись?

Левко возразил, указав на маленький вентилятор. Решили воспользоваться этим вентилятором как переговорной трубкой.

Одновременно послали на эсминец за топорами и ломами, чтобы в крайнем случае разбить дверь, если ее никто не откроет изнутри. Покричав в вентилятор, кое-кто уверял, что из рубки слышны какие-то звуки. Начали прислушиваться внимательнее. И правда, оттуда доносился едва слышный стон.

Появились ломы и топоры. И скоро затрещали крепкие дубовые доски. На шхуну поднялся военный врач, ожидая, когда выломают дверь.

В дверях проломили дыру, но массивный железный засов оставался на месте. Пришлось расширить отверстие, и тогда выяснилось, что в скобы вместо засова вложен лом. В дыру увидели две фигуры: одна лежала на койке, другая – на палубе. Краснофлотец, засунув руку в отверстие, вытащил из скоб лом и первым впустил в рубку врача. Тот осторожно зашел туда и склонился над человеком на койке.

Это лежал Стах Очерет, подпоясанный пробковым поясом. Рана Очерета была неплохо перевязана. Он открыл глаза и едва слышно поблагодарил, когда ему дали попить. Врач обратил внимание, что раненый сделал всего несколько глотков, очевидно, он уже пил. Краснофлотцы нашли рядом несколько бутылок из-под ситро и пива. Врач удивился, что у тяжелораненого хватило сил самому сделать перевязку и вытащить пробки из бутылок.

В маленькой, тесной рубке трудно было осматривать. Врач попросил краснофлотцев вынести людей на палубу.

Рулевой лежал на палубе с головой, обернутой куском старой парусины. Его вынесли совершенного неподвижного. Развернули парусину. Рыбак оставался неподвижным, он тоже был обвязан спасательным пробковым поясом.

– Он мертв, – сказал краснофлотец. Тем временем врач осматривал шкипера.

– Немедленно перенесите на корабль, в лазарет, – распорядился он. – Будет жить. Хотя, если бы не повязка, то не выжил бы из-за огромной потери крови.

Левко заметил, что на Стахе была не та повязка, которую делал он. Очевидно, раненому самому удалось перевязать себя во второй раз.

Шкипера положили на носилки, он открыл глаза, вероятно, узнав юнгу и моториста, улыбнулся и снова закрыл их.

Оставалось установить причину смерти Андрея Камбалы, потому что это должно быть записано в судовом журнале. Врач недолго осматривал рыбака и, махнув рукой, встал. Казалось, Андрей уже окостенел. Рядом стоял дед Махтей. Врач пожал ему руку и спросил, не нюхает ли он табак.

– Есть такое дело, – ответил дед.

– Угостите, пожалуйста!

Дед вынул табакерку и подал врачу. Тот взял понюшку растертого в пыль табака, снова склонился над покойником и поднес эту понюшку к его носу. Все удивленно наблюдали. Какую-то минуту спустя все удивились еще больше, глядя, как на лице рулевого еле заметно начали сокращаться мускулы, оно стало морщиться, из-под одного закрытого века выкатилась слеза. Покойник заплакал, а через две секунды так громко чихнул, что вокруг раздался громовой хохот. Только дед Махтей серьезно сказал:

– Будь здоров! – А потом лукаво взглянул на врача.

Тот смеялся вместе со всеми. Марко понял поведение Андрея Камбалы, начал его трясти и кричать:

– Андрей, Андрей, здесь все свои, пиратов нет, честное слово, нет!

Наконец Андрей Камбала раскрыл глаза.

Вокруг стоял такой хохот, что в первую минуту Андрей был готов поверить, что все случившееся перед этим, – просто страшный сон. Думал, что вот к нему подойдет шкипер и начнет стыдить за неподобающее поведение. Но встав на ноги и заметив разломанную дверь в рубку, сломанную мачту, военный корабль и не видя Стаха Очерета, перестал робеть.

– А где шкипер? – спросил он.

– На корабле в лазарете, – ответил юнга.

– Так где твоя смертельная рана? – допытывался, улыбаясь, дед Махтей.

Андрей Камбала взялся за ухо, оно было продырявлено.

– Когда-то моряки серьги носили, вот и ты теперь будешь.

Хотя над Андреем много смеялись, все нетерпеливо ждали, что он расскажет. Рулевой честно признался, что, услышав выстрелы и одновременно почувствовав, как его обожгло за ухом, упал, уверенный, что умирает. Но, лежа на палубе и слыша приказы Анча, он понял, что до смерти ему еще далеко и догадался притвориться пока что потерявшим сознание. Когда Марко отволок его в рубку, он даже обрадовался, потому что все время боялся, как бы его не выкинули за борт. В рубке увидел, что там, кроме него и раненого шкипера, никого нет. Дверь была прикрыта. Тогда решил закрыться так, чтобы до него не добрались, полагая, что пираты скоро покинут шхуну. Зная крепость двери и стен рубки, надеялся за ними отсидеться. Осторожно вытащил маленький засов и заложил в большие скобы толстый железный лом. Потом еще задраил железной крышкой иллюминатор. Иногда он зажигал огарок свечи, найденной в ящике. Когда в рубку начинали стучать, его охватывал ужас, но, когда никто не стучал, он ухаживал за Стахом. Хорошо перевязал шкиперу раны. Тот бредил и просил воды, но вместо воды в рубке нашлось несколько бутылок с ситром и пивом. Андрей поил раненого ситром, а сам подкреплялся пивом.

Когда налетел шквал, Андрей сразу это почувствовал и, боясь, что пираты потопят шхуну, обвязал шкипера и себя спасательными поясами. Наконец заснул и проснулся тогда, когда услышал, что снова стучат. Он завернулся в парусину и закрыл уши. Грохот в дверь нагнал на него такой страх, что Камбала перестал соображать, а когда его взяли на руки, решил, что, вероятно, будут выбрасывать в море.

– Я этого не боялся, – говорил рулевой. – Потому что пояс ведь, – он показывал на спасательный пояс, – все равно бы меня спас. Но я беспокоился о шкипере.

За заботливый уход за шкипером ему простили трусость…

Андрей скрутил толстенную сигарету и сразу повеселел, когда врач сказал, что шкипер будет жить благодаря его, Андрея, заботе.

«Буревестник» выполнил свое задание. Нужно было возвращаться. Чтобы быстрее доставить рыбаков на Лебединый остров, командир приказал взять шхуну на буксир. Марко попросил командира послать «Разведчика рыбы» на маяк, чтобы сообщить отцу о спасении сына. Мать и дед тоже присоединились к этой просьбе. Командир «Буревестника» понимал их.

«Разведчик рыбы» немедленно вылетел на Лебединый остров с заданием сделать первую остановку возле маяка.

К командиру эсминца привели Анча. На вопросы, кто он такой, откуда и почему напал на шхуну, шпион наотрез отказался отвечать. Просто молчал, словно обращались не к нему.

– Будем считать, что онемел от страха, – сказал Трофимов. – Такое явление случается, но долго не длится. Выведите его.

Шпиона вывели, командир приказал послать радиограмму-запрос, куда его доставить.

Когда Анч выходил от командира, к нему подошли Марко и Яся. Юнга хотел спросить о судьбе Люды. Шпион проходил, словно ничего не замечая, но когда ему на глаза попались виновники его провала, он не мог не взглянуть на них с ненавистью.

– Анч, скажите, где Люда? – спросил юнга.

Шпион молчал и только губы скривил в тонкую улыбку. За эту улыбку Марко готов был расшибить ему голову. Все же он сдержался и даже не изменил тона, продолжая допытываться, где Люда.

– Я прошу вас сказать, где Люда? – хмуро произнесла Яся.

Анч уже заходил в отведенное ему помещение, обернулся и посмотрел на обоих взглядом, полным ненависти, словно говорил: «Ее-то уже, скорее всего, нет, и никогда вам ее не найти».

Он исчез за дверью, рядом с которой стоял конвоир.

Парень и девочка медленно пошли по палубе корабля в разные стороны, каждый со своими грустными мыслями. Команда «Буревестника» уверяла, что лодка утонула. Это также подтверждал побег командира-пирата и шпиона. Вероятно, спаслись только эти двое. Если и спасся еще кто-то, то, наверное, не Люда, потому что пираты, безусловно, торопились ее уничтожить, и, во всяком случае, не позаботились о ее спасении.

Эсминец быстро шел на север и тянул за собой «Колумб», на палубе которого сидели два краснофлотца. Вся команда шхуны перешла на «Буревестник». Склонившись над бортом, Марко задумчиво смотрел на море. Он думал о Люде, и горечь сжимала ему сердце, хотелось прорезать взглядом толщу воды, осмотреть морское дно, найти обломки подводного корабля и среди них милую его сердцу девушку. По крайней мере, хотя бы знать, где именно ее последнее пристанище, ее могила – целое море… На плечо Марка легла маленькая рука. Он поднял голову, Яся показывала ему на море – под борт эсминца. Корабль тут же начал замедлять ход. Вокруг него на поверхности воды плавали блестящие масляные пятна, словно здесь кто-то разлил нефть. На командирском мостике заинтересовались этим явлением, и «Буревестник» закружился над этим местом. Как будто какой-то танкер выкачал здесь нефть из своих трюмов.

Марко не понимал, в чем дело, но все быстро выяснилось. С точки зрения Трофимова, здесь погибла подводная лодка. Из ее поврежденных цистерн на поверхность всплывала нефть и покрывала воду масляными пятнами.

– Ты смотри, куда доползла, – сказал командир эсминца, измеряя на карте расстояние, где позапрошлой ночью произошел бой между «Буревестником» и подводным пиратом. Штурман точно определил место гибели подводной лодки. Эхолот показал глубину восемьдесят пять метров.

– До осени наши эпроновцы[250]250
  ЭПРОН (Экспедиция подводных работ особого назначения) – организация для подъема затонувших судов, аварийно-спасательных и специальных водолазных работ.


[Закрыть] разведают, что здесь осталось, а когда-нибудь, может, и вытянут этот лом, – сказал Трофимов и приказал идти прежним курсом к Лебединому острову.

Часть четвертая

Здесь царят покой и тишина. В самые сильные шторма, когда на поверхности моря клокочут пенистые волны, а ветер заносит чаек на сотни километров от берегов, когда разъяренная стихия ломает стальные корабли, как детские игрушки, здесь все равно спокойно и тихо, как и всегда. Даже не шелохнется неподвижная вода.

Глубина восемьдесят пять метров: густые сумерки, почти темнота, даже когда на ясном небе в зенит поднимается солнце. На каменистом грунте растут маленькие кустики красных и синих, со стальным отливом, водорослей. Не всякая рыба заплывает на эту глубину. Это еще не океанские пучины в тысячи метров, где все сжимает давление в сотни атмосфер и куда лишь отдельные смельчаки спускаются в гидростатах и батисферах, но это уже другая сторона глубинного порога, смертельно опасного для человека.

На этой глубине можно наткнуться на утонувшие пароходы и корабли, которые редко тревожат водолазы. Некоторые из них лежат десятки лет, и кто знает, сколько еще пролежат, пока подъем их не станет легким делом. Пусть пока лежат и хранят свои тайны и драгоценности.

Примерно в сотне километров от Лебединого острова на такой глубине лежал странной формы корабль, без мачт, но с выступом, похожим на капитанский мостик, с двумя маленькими пушками и низкими поручнями вокруг палубы. Опытный глаз моряка или водолаза сразу узнал бы в корабле подводную лодку. И хотя нет ничего странного во встрече с современным «Наутилусом» на такой глубине, поведение этой лодки было странным. Слишком долго лежит она без движения. Со стороны прогнутого борта тоненьким ручейком всплывает наверх нефть, странно повернут руль глубины, а главное – не слышно в ней никаких признаков жизни, словно экипаж вымер или затаился, остерегаясь надводных судоразведчиков с самыми чувствительными гидрофонами.

Однако если бы сюда спустился водолаз и прижался ухом к стенке затопленной рубки, он бы услышал какой-то невыразительный шелест за этой стеной, в промежутке между боевой рубкой и центральным постом управления.

К сожалению, не видно там водолазов. Проникнем же нашим воображением за металлическую стенку, внутрь этой подводной лодки.

В маленькой каюте, расположенной в центральной части подводного корабля, слышится тихий разговор. Если бы каюту осветил свет сильного прожектора, можно было бы увидеть на корабельной койке мужчину в одежде моряка, с забинтованными рукой и боком, с диким, пугающим выражением глаз, в которых застыли отчаяние и ужас, а в шаге от него – светловолосую девушку лет семнадцати, с миндалевидными зелеными глазами, в которых светилось мужество и напряженная работа мысли.

Этой девушкой была Люда Ананьева, а на койке лежал раненный зверем пират. Прошло уже много времени с того момента, как подводная лодка окончательно остановилась, а ее командир вместе с Анчем, воспользовавшись спасательными масками, выбрались на поверхность, затопив для этого боевую рубку.

На протяжении первого часа с тех пор, как Люда и шпион остались тут вдвоем, они почти все время молчали. На посту в центральном управлении долго звонил телефон, пока, наконец, замолк. Девушка не вышла туда, а раненый не мог этого сделать, даже если бы захотел. Возможно, в своем отчаянии он ничего не слышал. Обоим было ясно, что их вместе с теми, кто находился в других помещениях корабля, оставили умирать на морской глубине. Никто не придет им на помощь, о них даже никого не уведомят. Об этом свидетельствовали два трупа в центральном посту управления. Командир подводной лодки и шпион беспокоились только о себе, они теперь будут хранить тайну плавания и гибели пиратского подводного корабля.

Люда обдумывала положение. Из разговоров пирата и шпиона, когда те покидали лодку, она узнала о глубине, на которой они оказались, и поняла, что выбраться отсюда без специальных приборов или посторонней помощи невозможно. Пиратская подводная лодка погибла, но часть его экипажа жива и ждет смерти. Едва ли эти люди добровольно согласны погибнуть ради того, чтобы сохранить свою тайну. Ведь они знакомы с подобными случаями аварий подводных лодок и способами спасения с такой глубины. Она хотела разузнать, спросить, что можно придумать в таком положении. Девушка решила поговорить со своим раненым соседом.

– Слушайте, как вас зовут?

– Антон, – послышалось из темноты после короткого молчания.

– Скажите, какие есть способы спасения с такой глубины?

– В нашем распоряжении таких способов нет… Если тем двоим, что выбросились из лодки, удалось спастись… они могли бы о нас сообщить, но даже в таком случае едва ли водолазам удастся вытащить нас с такой глубины.

– Это что, невозможно?

– Фактически – почти нет.

– Вы говорите «почти»…

– На такую глубину водолазы спускаются. Но для этого нужно очень много времени. Предположим, что нас найдут и лодку поднимут. Но к той поре, когда закончатся подъемные работы, мы погибнем без кислорода.

– Выходит, что положение не такое уж безвыходное. Если бы нам удалось дать о себе знать, уверена, эпроновцы нас бы спасли.

– Ну разве что ваши эпроновцы. Но ни один из тех, кто спасся отсюда, не захочет вызывать нам на помощь советских водолазов.

– Я слышала разговор про аварийный буй. Если я правильно поняла, его можно выбросить отсюда и дать о себе знать.

Раненый зашевелился. Девушка разбудила в нем искру надежды.

– Да, да… Если бы выбросить буй… Если бы его немедленно нашли и передали вашим эпроновцам. Мы еще проживем здесь три-четыре дня.

Светлое пятно, едва заметное в том месте, где горела лампочка, совсем погасло. Каюту заполнила абсолютная темнота. Люда потеряла последний зрительный ориентир и теперь могла двигаться, только ощупывая руками все вокруг.

– Нам нужен свет, – сказала девушка.

– У меня есть спички, – ответил Антон. – Но каждая зажженная спичка уменьшает количество кислорода.

– Неужели здесь нет электрического фонарика?

– Попробуйте найти старшего офицера и обыщите его карманы, у него должен найтись.

Люда вспомнила, что труп старшего офицера лежит на ступеньках между каютой и постом центрального управления. Водя перед собой руками, она нащупала стену, сделала два шага и споткнулась. Присела, провела руками внизу. Рука наткнулась на чью-то голову. Пальцы попали во что-то мокрое и липкое. Девушка содрогнулась, представив окровавленную голову мертвеца. Не теряя самообладания, Люда провела руками вдоль тела и нашла карман. И действительно, в одном из карманов лежал электрический фонарик, похожий на трубку. Зажгла, осмотрела убитого и вернулась обратно к столику. Теперь она какое-то время могла пользоваться светом.

– Экономьте батарею, – сказал Антон.

– Знаю, – ответила девушка. – Что же дальше?

– Напишите записку, которую нужно вложить в буй.

Девушка нашла в столике бумагу, автоматическую ручку, поставила возле себя фонарик и начала писать.

– Как называется эта подводная лодка? – спросила девушка.

Антон молчал.

– Вы хотите, чтобы вас спасли эпроновцы и не хотите называть свой корабль.

– Пишите – пиратская подводная лодка, – глухо ответил раненый. – А там уж они сами разберутся.

– Хорошо. Как определить, где мы находимся?

Снова тишина.

– Буй можно пустить в плавание, а можно оставить на привязи, – ответил Антон. – В первом случае точно указывают местоположение подводной лодки, во втором – буй сам это показывает, если его не сорвет ветром и волнами, потому что у него большая парусность. Если мы далеко от морских путей, то буй на привязи может бесконечно долго оставаться незамеченным.

– Но ведь мы не знаем, где мы.

– Выпустим привязанный буй.

Больше Люда ничего не спрашивала; она писала быстро, не задумываясь, и через несколько минут прочитала раненому:

«Борт пиратской подводной лодки. Лодка затонула на глубине восемьдесят пять метров. Командир лодки и шпион Анч выбросились на поверхность, застрелив перед этим старшего офицера и рулевого. Осталась в каюте возле поста центрального управления с одним раненым. В лодке есть еще люди, но связь с ними прервана. Электричество погасло, пользуюсь фонариком. У нас ограничен запас воздуха. Ждем помощи эпроновцев».

Остального она раненому не читала. А там было вот что:

«Пираты захватили меня в плен в бухте Лебединого острова вместе с Марком Завирюхой и Ясей Найденой. Допрашивали про торианитовые разработки, про нахождение военных кораблей, про “Буревестник” и т. д. Марка пытали. Они с Ясей погибли как герои. Раненый пират знает русский язык и называет себя Антоном. Если нас не спасут, сообщите о моей смерти отцу, профессору Ананьеву, который находится на Лебедином острове.

Люда Ананьева».

Люда вышла на пост центрального управления, чтобы найти там буй и шахту, через которую его выбрасывают на поверхность моря. Нашла узкий цилиндр длиной полтора метра, выкрашенный в красные и белые полоски. Верхняя часть у него являлась трубчатым стержнем с намотанными на него двумя флагами, которые означали «Терплю аварию, немедленно нужна помощь». У верхней части этого цилиндра легко отвинчивалась насадка, и оттуда вынималась алюминиевая трубка, куда можно было вставить записку. Нижняя часть цилиндра оканчивалась кольцом-ушком, за которое держался крепко привязанный тросик. Этим тросиком буй крепился к подводной лодке. Он, можно сказать, выполнял обязанности якорного каната.

Девушка нашла и шахту для выбрасывания этого цилиндра, ей лишь раз пришлось возвратиться в каюту и спросить раненого, как открывать горловину этой шахты. Оказалось, что делается это очень легко.

Люда вложила записку в алюминиевую трубку, завинтила крышку и положила цилиндр в шахту. Потом проверила, надежно ли держит трос, задраила внутренний клапан и поворотом рычага выпустила в шахту заряд сжатого воздуха. Услышала только легкий шум и звук, похожий на приглушенный выстрел. В ее воображении раскрашенный цилиндр пробил водяную толщу, всплыл на поверхность и остановился, покачиваясь с боку на бок. В это же время на нем развернулись флаги. Теперь оставалось, чтобы их кто-то заметил. Никто не пройдет равнодушно мимо таких флагов, разве что диверсанты могли бы уничтожить аварийный буй. Но пират и шпион уже, наверное, далеко от этого места, если целыми выбрались на поверхность.

Мысли девушки прервал Антон:

– Уже? – спросил он.

– Да, выпустила.

– Лишь бы только нам на беду не поднялся шторм или сильный шквал, а то может сорвать буек. Тогда уже даже вашим эпроновцам нас не найти.

После этого снова началось тягостное ожидание. К счастью, оба они не знали, что через некоторое время над морем пронесся шквал, сорвал их буй и понес его сначала на север, а потом на восток. Некоторое время молчали. Потом Люда предложила подсчитать количество воздуха, оставшегося в их распоряжении, а также наличие воды и еды. Пост центрального управления и обе каюты рядом с ним имели форму правильных квадратов. Благодаря этому Люде легко удалось рассчитать кубический объем этих помещений. В сумме получалось чуть больше двадцати квадратных метров. При нормальной подаче этого количества воздуха в легкие двух людей им хватило бы на четверо суток. Но воздух в подводной лодке был уже испорчен. Не так давно тут находилось шесть человек. Кроме того, воздух не полностью очищался от углекислого газа, и можно было опасаться, что очистители вскоре перестанут работать.

Согласно подсчетам Люды и раненого, у них был запас воздуха на двое суток. Возможно, им придется пускать сюда сжатый воздух из баллонов. Так можно будет увеличить количество кислорода, но одновременно с этим в помещении возрастет и атмосферное давление, что грозило гибелью от кессонной болезни.

Еды Люда нашла столько, что ее могло бы хватить на пять-шесть дней. Плохо было с водой. Ее оставалось семь-восемь стаканов, а значит, нужно было экономить. Это было легче всего, потому что температура на подводной лодке упала. Машины перестали работать, и лодка медленно охлаждалась до температуры окружающей воды. А эта температура не превышала девяти градусов.

Все эти дела отняли часа два, а после этого снова – молчание и тишина. Раненый заснул. Люда задремала, положив голову на стол. Неожиданно ее разбудил настойчивый звонок, зазвучавший на посту центрального управления. Люда встала, и, подсвечивая себе фонариком, подошла к телефону, осторожно перешагнув через трупы офицера и рулевого.