Текст книги "Морские волки. Навстречу шторму (сборник)"

Июнь 1804 г. Сандвичевы острова открыты капитаном Куком в 1778 году. По мнению некоторых, они уже в 1542 году были известны Испании, но испанцы, стремясь тогда исключительно к открытию драгоценных металлов, считали нужным скрыть их настоящее положение. Однако же неоспоримо и то, что Европа до конца восемнадцатого столетия не имела ни малейших сведений об этом важном архипелаге. Его составляют следующие острова: Овиги [Гаваи], Мове [Мауи], Тугурова [Каулауи], Ренай [Ланаи], Тороту [Молокаи], Вагу [Оау], Отувай [Кауаи], Онигу [Ниау], Оригоа, Тагура, Мороки[89]89
  В скобках указаны современные названия.


[Закрыть]. Из них три последних по своим малым размерам могут быть помещены в числе больших камней. Они занимают пространство от 18° 54´ до 22° 15´ с. ш. и от 154° 50´ до 160° 31´ з. д.[90]90
  Данные Лисянского о долготе и широте Гавайских островов очень точно отвечают современным, отличаясь лишь на 1´ для долготы (160° 31´ по Лисянскому, вместо 160° 30´, принятых в настоящее время).


[Закрыть]

Этот архипелаг, во время открытия его капитаном Куком, принадлежал трем разным владельцам, а теперь разделяется на два главных владения, из которых первое составляют Отувай, Оригоа и Тагура, а второе – все прочие, лежащие к югу острова. Отуваем владеет ныне Тамури, а Овигой – Гаммамея[91]91
  Гаммамея, или Каммамеа, был вождем северной части Гавайских островов. После ряда войн объединил под своей властью все острова, а затем завязал сношения с европейцами. Последние помогли ему построить флот из 25 небольших судов европейского типа. Правление Гаммамеи составляет эпоху в истории Гавайских островов, так как им было осуществлено объединение островов в единое национальное государство и положен конец их культурной замкнутости и разобщенности с остальным миром.


[Закрыть].

Последний, по всем собранным мной сведениям, считается человеком весьма храбрым и редких дарований. С самого начала своего вступления во владение принадлежащими ему островами он всячески старался заслужить себе доверие у европейцев, а потому корабли пристают к его островам не только без всякого опасения, но и абсолютно уверенными в том, что они будут приняты благосклонно и снабжены всеми необходимыми для мореплавателей запасами. От такого поведения он и сам получает большую пользу, ибо приходящие европейские корабли доставляют ему множество вещей, нужных или полезных для общежития. Его войско доведено до такого состояния, что может считаться непобедимым между островитянами Южного моря[92]92
  По-видимому, под названием Южного моря Лисянский подразумевал ту часть Тихого океана, которая расположена к югу от дуги Гавайских островов.


[Закрыть]. За десять лет до правления Гаммамеи железо на Сандвичевых островах было столь редко, что малый его кусок считался лучшим подарком, но ныне никто на него смотреть не хочет. Гаммамея успел завести небольшой арсенал. Имеет при себе до пятидесяти европейцев, которые частью составляют его совет, а частью управляют войсками. Соединенные Американские Штаты снабжают его пушками, фальконетами, ружьями и другими военными снарядами, а потому все эти вещи для островитян уже не редкость.

Короли Сандвичевых островов имеют самодержавную власть. Их владения хотя и считаются наследственными, однако редко после смерти короля сильнейший не имеет притязаний. Гаммамея сам вступил во владение насильственным образом после смерти Тайребу. Сперва он разделил Овиги с сыном покойного короля, а потом захватил и весь остров. После короля первую власть имеют здесь нуи-нуи-эиры. Некоторые из них так сильны, что почти не уступают и самим правителям.

Военные силы королевства составляют все островитяне, способные носить оружие. Каждый островитянин с самых юных лет приучается к воинским подвигам. Король, отправляясь в поход, приказывает всем или только некоторым из своих нуи-нуи-эиров (вельмож) следовать за собой с их подданными. Кроме этой, так сказать, милиции, король содержит еще небольшую гвардию, составленную из самых искусных ратников, которая всегда находится при нем. Гаммамея с помощью европейцев построил себе несколько шхун от 10 до 30 тонн и вооружил их фальконетами.

Поскольку определенных законов, да и понятия о них здесь совсем нет, то сила занимает место права. Король, даже лишь по своей прихоти, может каждого подвластного ему островитянина лишить жизни. Такая же власть предоставлена и всякому начальнику в управляемой им области. Если эти князьки поссорятся между собой, то свои распри решают или не обращаясь ни к кому, или жалуются иногда королю, который на принесенные ему жалобы обычно отвечает: «прекратить ссору оружием». Когда какой-либо нуи-нуи-эиры нанесет королю оскорбление, то последний посылает гвардию или убить, или привести к себе виновного. В случае же ослушания, если преступник силен и имеет многих приверженцев, междоусобная война бывает неминуема.

Для описания нравственности жителей этих островов достаточно привести в пример два происшествия, случившиеся по прибытии Юнга на Овиги. Первый из них следующий. Один островитянин съел кокос в запрещенное время, или табу, за что ему надлежало лишиться жизни. Кто-то из европейцев, услышав о столь странном обычае и желая спасти несчастного, просил короля пощадить его. Но тот, выслушав все доказательства чужестранца с большим вниманием, отвечал, что Овиги не Европа, следовательно, должна существовать и разница в наказаниях. Виновный был убит.

Второй случай. Король дал Юнгу землю с некоторым числом людей. В одном из принадлежавших ему семейств находился мальчик, которого все любили. Отец его поссорился со своей женой и решил с ней развестись. При этом вышел спор, у кого должен остаться сын. Отец сильно настаивал оставить его при себе, а мать хотела взять с собой. Напоследок отец, схватив мальчика одной рукой за шею, а другой за ноги, переломил ему спину о свое колено, отчего несчастный лишился жизни. Юнг, узнав об этом варварском поступке, пожаловался королю и просил наказать убийцу. Король спросил Юнга: «Чей сын был убитый мальчик?» Получив ответ, что он принадлежал тому, кто его умертвил, он сказал: «Так как отец, убив своего сына, не причинил никому другого вреда, то и не подвергается наказанию». Впрочем, он дал знать Юнгу, что тот имеет полную власть над своими подданными и если хочет, то может, без всякого сомнения, лишить жизни того, на кого пришел жаловаться.

По этим двум примерам можно судить и о других нравах гавайцев. То, что во всей Европе считалось бы малейшим проступком, на острове Овиги наказывается смертью, жестокий же и варварский поступок остается без всякого внимания, а иногда считается даже справедливым.

Все здешние гражданские и духовные постановления заключаются в табу. Это слово имеет разный смысл, но собственно означает запрещение. Король волен наложить табу на все, на что только пожелает. Однако есть и такие табу, которые он сам непременно должен исполнять. Последние установлены издревле и соблюдаются с уважением и строжайшей точностью. Самое большое из них называется макагити, или 12-й месяц года. Кроме того, каждый месяц, исключая ойтуа, или 11-й, имеет по четыре табу. Первый именуется огиро, или 1-й день, второй – мугару, или 12-й, третий – орепау, или 23-й, а четвертый – окане, или 27-й. Табу огиро продолжается три ночи и два дня, остальные по две ночи и одному дню. Эти табу могут считаться духовными, прочие же все светские или временные и зависят от короля, который объявляет их народу через жрецов.

Табу макагити походит на наши святки. Целый месяц народ проводит в разных увеселениях: песнях, играх и примерных сражениях. Король, где бы он ни находился, должен сам открыть этот праздник. Перед восходом солнца он надевает на себя богатый плащ (одеяние, или покрывало, украшенное красными и желтыми перьями. Его подробное описание помещено уже во многих других путешествиях) и потом на одной, но чаще на нескольких лодках отъезжает от берега, приноравливаясь так, чтобы вместе с солнечным восходом опять пристать к нему. Для встречи короля назначается один из сильнейших и искуснейших ратников. Во все время плавания он следует по берегу за королевской лодкой. Как только она пристанет и король, выходя на берег, сбросит с себя плащ, этот ратник, находясь на расстоянии не далее 30 шагов, изо всей силы бросает в него копье, которое король должен или поймать, или быть убитым, ибо в этом случае, как говорят, нет ни малейшего потворства. Изловив копье, король оборачивает его тупым концом кверху и, держа под мышкой, продолжает свой путь в геяву, или главный храм богов. Это служит народу знаком к открытию праздничных забав. Повсюду начинаются примерные битвы, и воздух мгновенно наполняется летающими копьями, которые для этого специально делаются с тупыми концами. В продолжение макагити всякие наказания прекращаются.

Этот обряд островитяне соблюдают с такой строгостью, что если бы кто и вздумал напасть на какую-либо отдаленную королевскую область или на принадлежащую кому-нибудь из вельмож землю, то никто из них не может оставить места, где он проводит праздник. Некто советовал нынешнему королю отменить это празднество, указывая, что он каждый год должен подвергать свою жизнь явной опасности без всякой пользы. Но Гаммамея с надменностью отвечал, что он столь же искусно умеет ловить копье, сколь самый искуснейший из его подданных бросает его, и, следовательно, ничего не опасается.

Время у сандвичан разделяется следующим образом. Год состоит из двенадцати месяцев, а каждый месяц из тридцати дней. Дни делятся не на часы, но на части, например: восход солнца, полдень и заход. Время между солнечным восходом и полднем, а также между полднем и заходом солнца опять делится на две части. Год начинается с нашего ноября.

Жители Сандвичевых островов признают существование добра и зла. Они верят, что после смерти будут иметь лучшую жизнь. Их храмы наполнены идолами, как у древних язычников. Иные из них представляют божество войны, другие – мира, иные – веселья и забав и прочее. В жертву приносят плоды, свиней и собак, из людей же убивают в честь своих богов одних только пленников или возмутителей спокойствия и противников правительства. Это жертвоприношение больше относится к политике, нежели к вере. Здешнее духовенство к своему званию готовится с самого детства. Во время табу оно дает наставления народу. Здесь есть также особая секта, последователи которой утверждают, что они своими молитвами могут испросить у богов власть убить всякого, кого только пожелают. Эта нелепая секта называется когунаанана, и, как кажется, члены ее с самого детства учатся многим хитростям и обманам. Когда кто-нибудь из них вздумает сделать эту безбожную молитву, то через кого-либо дает знать об этом жертве своей варварской злобы. Этот бедный человек, по своему слепому суеверию, которое у гавайцев выходит за всякие пределы, узнав о молитве, произносимой ему на погибель, лишается ума и чахнет или убивает самого себя. Немудрено, если в подобном случае упомянутые изверги используют еще что-нибудь. Впрочем, родственники несчастного человека, доведенного до самоубийства, имеют право нанять кого-нибудь из вышеуказанных собратьев, чтобы он своей молитвой отомстил злодею. Однако же еще никогда не случалось, чтобы хоть один из их сообщников лишился от этого жизни или, по крайней мере, разума.

Геяву, или храм сандвичан, не что иное, как открытое четырехугольное место, огороженное кольями, на одной стороне которого находятся статуи, поставленные полукругом на небольшом приступке. Перед этой толпой идолов стоит жертвенник, также из шестов. По сторонам палисада находятся истуканы, представляющие также разных богов. При входе стоит обыкновенно большая статуя. Истуканы сделаны самым грубым образом и без всякой соразмерности. У многих из них головы втрое больше туловища, которое ставится на столб. Некоторые без языков, другие с языками, но в несколько крат больше естественных. У одних на голове поставлены разные чурбаны, а у других рты прорезаны дальше ушей.

Выше было упомянуто, что островитяне приносят в жертву своим идолам также мятежников и пленных. Это варварское жертвоприношение производится следующим образом: если мятежник или пленный принадлежит к знатному роду, то вместе с ним убивают от 6 до 20 его сообщников, смотря по состоянию виновного. В большом капище на этот случай приготовляется особенный жертвенник с множеством кокосов, платанов и кореньев. Убитых сперва сжигают, а потом кладут на плоды, начальника в середине, а товарищей и помощников по обеим сторонам, ногами к главному божеству войны и на некотором расстоянии друг от друга. Между ними помещают свиней и собак. В таком положении они остаются до тех пор, пока тела сгниют. Тогда головы принесенных в жертву насаживают на палисад капища, а кости кладут в специально для этого приготовленное место. Об этом рассказывал мне через переводчика главный жрец большого капища в Карекекуи. Но Юнг уверял меня, что этот рассказ не вполне правдив. По его словам, особенных жертвенников в этом случае никаких и никогда не делается, а тела кладутся ничком просто на землю, так что руки одного лежат на плечах другого, и к идолам головами. Трупов не обжигают огнем, и собак также не приносят в жертву, кроме только тех случаев, когда моления идолам делаются о женщинах, ибо у гавайцев собаки почти исключительно принадлежат этому полу. Юнг рассказывал мне, что с окончанием этого обряда налагается табу, называемое гайканака, на десять дней, по истечении которых головы убитых людей накалываются на ограду капища, а кости, составляющие руки, ноги и бедра, кладутся в особое место, все же остальное сжигается. Я не могу судить, какой из этих рассказов правдивее. Кажется, что Юнг, живя долгое время между островитянами, мог бы составить ясное представление о жертвоприношениях гавайцев.

Похороны на острове Овиги совершаются с неравной пышностью, в зависимости от состояния людей. Бедные обертываются в простую ткань и погребаются у берегов или в горах. Ноги умершего загибаются так, что пятками достают до самой спины. Напротив того, знатных людей одевают в богатое платье и кладут в гробницу, вытянув руки умершего вдоль туловища. Потом тело ставится в особо построенный для него домик, где остается до тех пор, пока совершенно истлеет. После этого кости собираются в скелет и кладутся в особое место. В честь умершего вельможи убивают до шести любимейших его подданных. Но самый лютый и бесчеловечный обряд совершается после смерти короля. В два первых дня после его кончины умерщвляется по два человека. Потом строится домик, куда ставится покойник, одетый в самую великолепную одежду, какую только можно иметь на этом острове. Во время постройки домика убивают еще двух человек. После истления королевского тела приготовляется другое здание, причем опять два человека лишаются жизни. На это второе кладбище переносят королевские кости и одевают снова, первое же платье истлевает вместе с трупом. По происшествии некоторого времени созидается храм в честь умершего владетеля и приносятся в жертву еще четыре человека. Королевские кости, перенесенные в это последнее место, составляются так, чтобы скелет походил на сидящего человека или имел бы такое положение, в котором младенец пребывает в утробе матери. Наконец, кости одевают в третий раз и в таком состоянии оставляют их навсегда. После смерти короля все его подданные ходят нагие и целый месяц предаются распутству. В продолжение этого времени мужчина может требовать от всякой женщины, чего только пожелает, и ни одна из них, даже сама королева, не смеет отвергнуть его требования.

Подобная нелепость бывает и после смерти здешних вельмож, но не так долго, да и то в одном только владении покойного. Об этом я узнал также от вышеупомянутого жреца. Юнг и это известие во многом оспорил. Он утверждал следующее: 1) гробов здесь никаких нет, и кости большею частью вынимаются из рук, ног и бедер, все же остальное сжигается вместе с остатками тела покойника; 2) общение мужчин с женщинами продолжается только несколько дней, исключая молодых людей, которые иногда забавляются и дольше; 3) после кончины короля и знатных вельмож умерщвляются только те, кто еще при жизни покойника клянется умереть с ним вместе. Они содержатся гораздо лучше прочих подданных.

Какое из этих мнений справедливее, решить невозможно, не будучи очевидцем этого обряда. Я заметил только одно несходство в рассказе жреца о королевском погребении. По его уверению, кости каждого умершего владетеля должны навсегда оставаться в геяву, т. е. специально для этого построенном капище. Мне же показывали в одном утесе пещеру, в которой лежат кости их владетелей, до последнего, Тайребу. Может быть, они переносятся туда по истечении некоторого времени, или в этой самой пещере делается для каждого умершего короля особое отделение, которое также называется геяву.

Печаль об умершем выражается выбиванием себе передних зубов, стрижкой волос и царапанием тела до крови в разных местах. После смерти вельможи каждый из его подданных выбивает себе по одному переднему зубу, так что если бы случилось ему пережить многих своих господ, то под конец он непременно остался бы без зубов. Хотя этот странный обычай здесь введен не очень давно, исполняется он везде с большой точностью.

Сандвичане среднего роста, цвет кожи светло-каштановый, лицом различны. Многие мужчины похожи на европейцев. В женщинах же есть что-то особенное. Они круглолицые, нос почти у каждой из них плосковатый, глаза черные, а удивительнее всего, что они весьма сильно походят друг на друга. Волосы у обоих полов черные, прямые и жесткие; мужчины подстригают их разным способом, но самый распространенный состоит в том, чтобы волосы были обрезаны наподобие римского шишака. Женщины же остригаются довольно коротко, оставляя спереди ряд волос дюйма в 1½ [сантиметра в 3,5]. Остальные волосы каждый день после обеда намазываются известью, составленной из коралла, отчего они приобретают бело-желтоватый цвет. Почти то же самое делают иногда и мужчины с волосами, представляющими как бы перо у шишака. Увидев их, можно подумать, что у островитян от природы двухцветные волосы.

Сандвичане, вопреки почти всем островитянам Тихого океана, ничем не намазывают своего тела и не прокалывают ушей. Серьги я заметил только у одного отувайского короля. На руке они носят запястья из слоновой или из какой-либо другой кости. Женщины иногда украшают свои головы венками из цветов или из разноцветной шерсти, выдергивая ее из сукон, привезенных к ним европейцами. Что же касается остальной одежды, то она состоит из куска ткани длиной 4½ аршина [около 3 м], а шириной около ½ аршина [35 см] или немного шире. Первым опоясываются мужчины, а последним обертываются по пояс женщины. В холодную погоду они накидывают на плечи четырехугольный кусок толстой ткани, сложенной в несколько раз, которая служит им вместо шубы. В обычное время как богатые, так и бедные одеваются одинаково, но в праздники или в каких-либо особенных случаях первые наряжаются в плащи из перьев, которые вместе с шлемами и веерами представили бы великолепное зрелище в любом европейском театре. При всем том они великие охотники до одежды европейцев. Поношенные рубахи, фуфайки или сюртуки можно очень выгодно променять у них на продукты и другие вещи. Мы наделили их одеждой, которая из-за своей ветхости для нас уже совершенно не годилась, но островитяне ей были чрезвычайно рады, и многие из них приезжали к кораблю в наших обносках. Хотя предшествовавшие нам мореплаватели утверждают, что сандвичане склонны к воровству, я за ними ничего подобного не заметил. Правда, на корабль «Нева» мы пускали их понемногу, однако они могли бы что-нибудь украсть.

Каждый день к нам подъезжало для торга человек до тысячи, и, кроме честности, мы от них ничего не видели. Впрочем, скоро они стали величайшими барышниками. При торге они так единодушны, что твердо удерживают цену на продаваемый ими товар. Если кому случится что-нибудь выгодно продать, то об этом в одно мгновение узнают по всем лодкам, и каждый из них за подобную вещь просит ту же цену. Железо, бывшее здесь в прежние времена в большой цене, ныне не стоит почти ничего, кроме одного полосового, которое островитяне берут довольно охотно. Лучшими же вещами считались: простой холст, набойка, ножницы, ножики с красивыми черенками и зеркала. За куски обручей, за которые на острове Нука-Гиве мы получали от 6 до 10 кокосов или по 2 ветви бананов, в Карекекуи могли мы получить лишь самые незначительные вещи.

На Овиги в течение минувших десяти лет много переменилось, и все подорожало. Причину такой дороговизны следует приписать судам Соединенных Штатов, которых в одно лето приходит до восемнадцати, чтобы запастись всеми нужными продуктами на все остальное плавание.

Насколько хорошими показались мне маркизские дома, настолько же не понравились сандвичские. Последние строятся, похоже, совсем без учета климата, ибо походят на наши крестьянские амбары, с той только разницей, что крыша на них делается выше, а стены, напротив того, весьма низки. Редкие из них имеют окна, да и то самые маленькие, а большая часть строится с одной только дверью, с рамой, подобной нашим слуховым окнам, в которую едва можно пролезть. Пол устилается сухой травой, а сверх ее кладутся рогожи. У богатых бывает до шести лачуг, построенных рядом одна с другой. Каждая из них имеет особое назначение. Одни служат спальней, другие – столовой, жилищем для жен, слуг, служанок и кухней. Они строятся на каменных основаниях и обносятся низким палисадом, который обычно бывает во многих местах изломан свиньями или собаками.

Пища сандвичан состоит из свинины, собак, рыбы, кур, кокосов, сладкого картофеля, бананов, тарро и иньяма. Рыбу едят иногда сырую, остальное пекут. Употребление свинины, кокосов и бананов женщинам запрещено, а мужчинам разрешено все.

Свиней здесь не колют, а душат, обвязав рыло веревкой, и готовят в пищу следующим образом. Вырыв яму и наложив один или два ряда камней, разводят на них огонь (который производится здесь трением). Потом кладут еще камни так, чтобы воздух проходил между ними свободно. Когда камни раскалятся, то их разравнивают, чтобы они лежали плотно, покрывают тонким слоем листьев или камыша, на который кладется животное, и поворачивают его до тех пор, пока не сойдет вся щетина. Если же и после этого останутся еще волосы, то их соскребают ножами или раковинами. Очистив тушу таким образом, разрезают брюхо и вынимают внутренности, а между тем огонь разводится вторично, и как только камни раскалятся, то их разгребают, оставив лишь один слой, на который стелют листья и кладут свинью, наполнив выпотрошенное брюхо горячими камнями, обернутыми в листья. После этого животное покрывают листьями и калеными камнями, а сверху засыпают песком или землей. В таком положении оно остается до тех пор, пока изжарится.

Коренья приготовляют таким же образом, с той только разницей, что до покрытия их горячими каменьями поливают водой.

Знатные, или эиры, не могут пользоваться огнем, разведенным простым народом, а должны разводить его сами. Знатный же у равного себе не только может взять огня, но даже и готовить на нем свое кушанье. Мне неизвестно, позволено ли простому народу брать огонь у своих господ, но говорят, что это иногда случается.

Что касается употребления пищи женщинами, здесь наблюдается весьма странный обычай. Им не только запрещено есть в доме, где обедает мужчина, но даже входить в него. Мужчина же может быть в женской столовой, но к пище не прикасается. Вне дома, например в поле, на лодке, оба пола могут есть вместе, исключая пудинг, приготовляемый из корня тарро.

Сандвичане употребляют соль и охотники до соленой рыбы и мяса. Готовят они в пищу также катышки из муки корня тарро, которыми запасаются для дальних путешествий. Из них, размочив их сначала в пресной или соленой воде, приготовляют они нечто вроде саламаты[93]93
  Саламата – киселеобразное блюдо, приготовляемое из муки.


[Закрыть], несколько похожей на мучной раствор.

Свадебных обрядов здесь не существует. Мужчина и женщина, понравившись друг другу, живут вместе, пока не рассорятся. При каких-либо неприятностях расходятся без всякого обращения к гражданским властям. Каждый островитянин может иметь столько жен, сколько в состоянии содержать. Но обычно у короля их бывает три, у знатных – по две, а у простолюдинов – по одной. Духовенство пользуется таким же правом. При всем этом сандвичане чрезвычайно ревнивы, но только не по отношению к европейцам.

Жители Сандвичевых островов, сколько можно было заметить, довольно умны и уважают европейские обычаи. Многие из них достаточно хорошо говорят по-английски. Все же без исключения знают по несколько слов и произносят их по-своему, т. е. неправильно. По-видимому, они большие охотники путешествовать. Многие просили меня взять их с собой, не только не требуя никакой платы, но отдавая все свое движимое имущество. Юнг уверял меня, что суда Соединенных Штатов нередко берут отсюда людей, которые со временем делаются хорошими матросами.

Можно, наверное, считать, что сандвичане вскоре совершенно преобразятся, особенно если царствование нынешнего их владетеля продолжится еще несколько лет.

Один из его сыновей обладает редким дарованием. Войдя со временем в обладание отцовским наследством и получив европейское воспитание, он сможет ускорить просвещение своего отечества. Ему нужно будет усилить себя поддержкой простого народа, который весьма привержен к своим правителям. Тогда будет легко сломлено сопротивление местных вельмож, или нуи-нуи-эиров, а также других важнейших старшин, которые из-за своих личных выгод, вздумают, может быть, восстать против нововведений.

Сандвичане живут в таких местах, которые, при малейшем прилежании, могут принести им большие доходы. Леса у них достаточно, даже есть и такой, из которого можно строить небольшие суда. Один только сахарный тростник, растущий здесь в большом изобилии и без всякого присмотра, доставит островитянам громадные богатства, если они надумают превращать его в сахар или ром, на которые на американских берегах теперь чрезвычайный спрос.

Главный же недостаток их местоположения состоит в том, что ни один остров не имеет закрытой от ветра гавани. При этом там есть такие губы, в которых кораблям стоять на якоре гораздо спокойнее, нежели на Тенерифе и Мадере (через некоторое время я узнал от шкипера бостонского корабля «Океина», что на острове Вагу находится весьма хорошая, закрытая от всех ветров гавань).

Сандвичский народ, похоже, имеет большую способность и вкус к ремеслам. Все производимые ими вещи очень хороши, но искусство в тканях даже превосходит воображение. Увидев их в первый раз, я никак не мог поверить, чтобы первобытный человек имел столь изящный вкус. Смешение цветов и отличное искусство в рисунке, со строжайшим соблюдением соразмерности, прославили бы каждого фабриканта этих тканей даже в Европе, особенно если принять во внимание, что сандвичане производят столь редкие и удивительные изделия самыми простыми орудиями.

Сандвичане делают свою ткань из дерева, известного у европейских ботаников под названием Monis papyrifera[94]94
  Monis papyrifera – бумажная шелковица. Небольшое дерево из семейства тутовых, с неправильно зазубренными, снизу волокнистыми листьями и раздельнополыми цветками, собранными в круглые головки. Плоды красные, напоминают шелковицу. Из коры получается прочная, так называемая японская бумага, прекрасного качества. Широко культивируется на юге и юго-востоке. Родина, по-видимому, Китай.


[Закрыть], следующим образом. После снятия с дерева коры отделяются лыки, которые разрезаются на небольшие куски наподобие стружек и мокнут в воде до тех пор, пока не загниют. Затем они разбиваются на четырехугольной доске, отчего жилистые частицы, соединяясь между собой, расплющиваются и составляют тонкую ткань, которая напоследок огранивается краской, добываемой из кореньев и ягод. Полосатые же и другие узорчатые ткани рисуют тонким бамбуковым прутиком, у которого один конец расщеплен. Приготовление тканей и наведение на них узоров предоставлено женщинам. Для этого они используют разные круглые и четырехугольные вальки. На каждой стороне последних делается особенная резьба, например, на одной сделаны тонкие полосы, на другой – потолще, на третьей – клеточки, на четвертой – дорожки, проведенные змейкой, и т. д.