Текст книги "Образ зверя"

Марк медленно обернулся, подняв вверх руки; в левой – лук, в правой – стрела. Он увидел людей в черных костюмах – один в один те, что напали на его дом. Пять человек. Лица спрятаны за черными блестящими шлемами. В руках у четырех – по оружию, которое дед называл «автомат»; пятый прятался за спинами своих товарищей, прижимая к груди черный ящик – компас. Опустевший город наблюдал за происходящим подбитыми стеклянными глазницами. Так дракон в своем логове следит из темноты за двумя богатырями, выясняющими у входа, кто из них поджарится первым.

Солдаты что-то кричали, но их слова потонули в колокольном звоне, грянувшем отовсюду. Звук такой силы причинял боль, и Марк бросил лук и стрелы, чтобы зажать уши. Из глаз брызнули слезы, он зажмурился и сложился пополам, мучаясь от звона в голове. Кто-то оказался рядом, взял под руку, чтобы поддержать его. Марк открыл глаза и с благодарностью посмотрел на Асю. На лице девушки страх мешался с тревогой. Марк бросил быстрый взгляд в сторону солдат – те в явном замешательстве опустили оружие. Марк поднял голову и там, наверху, разглядел источник звука.

В небе образовалась трещина, похожая на гниющую рваную рану; ее края пульсировали и сокращались; бугристый окаем сочился кровью и черной жижей. Звук шел оттуда, из неведомой области за прорвавшимися небесами. Небо мучилось родами; рана болезненно сократилась, вжалась внутрь, а потом вздулась, высвобождая маслянистый поток, медленно потянувшийся к земле. В этом потоке мчались вниз, к скелету города, к неминуемому столкновению с камнем, фигурки, похожие на человеческие. По богатым нарядам, по длинным, спутавшимся и слипшимся, но некогда ухоженным волосам, по крепкой стати Марк узнал богов и богинь, благословивших его на убийство; покровители, одарившие его силой и наблюдавшие, как он сделался мужчиной, умерли в одночасье, сломанные, сметенные силой, преодолевшей их; силой, которая рвалась сквозь ужасную рану. Вульва вздулась снова, края удлинились и разошлись; сквозь натяжение показалась плоть, влажная, испачканная кровью, округлая. Рождался младенец, невиданного размера великан – больше, чем мир. Вот, показалась вся головка целиком, сморщенная, с капризным, гневным выражением на личике. Веки дрогнули и поднялись, открыв глаза, большие, как солнце в зените, но черные, как беззвездная ночь. И Марк терялся, растворялся в этой черноте, понимая, что в ней – спасение, конец пути. Он любил этого младенца и отдал бы за него жизнь. Он радовался, что ему открылось имя, которое можно произносить с любовным жаром, которым можно заклинать и клясться. И имя это – Иса.

Петр не сразу пришел в себя после потрясения. Он боялся обернуться и увидеть Ису и долго так просидел, разглядывая расплывшееся по штанам пятно. За годы Петр приучился себя ненавидеть, но надеялся однажды умереть, сохранив хотя бы каплю достоинства. В тот день он понял, что это у него вряд ли получится.

Петр заплакал и, рыдая в голос, начал срывать с себя одежду. Он рванул рубаху, в сторону полетели разноцветные пуговицы, пришитые его женами, и потерялись в траве. Он стянул с себя штаны, и веревка, удерживающая их на поясе, порвалась. Он выбрался из испорченной одежды, побежал по лесу прочь от Полосы. Столкнулся с деревом, обхватил его и стоял так, плача. Прохладный ветер ласкал его старое голое тело, а зачастивший вдруг дождь отвлек его от горя, мало-помалу смыл воспоминание о встрече. Ветер усилился, и деревья в лесу заскрипели. Ветви закачались, задрожали. Сердце пустилось вскачь, погнало кровь, согревая замерзшего Петра: дрожащие ветки, влага на лице… Петр был как никогда близок к разгадке. Новая деталь мозаики встала на место. К трем осколкам воспоминаний – ветка, влага, чье-то присутствие – добавилось еще два: вкус крови во рту – он осознал это, когда упал недавно, – и ощущение ветра на голой коже.

Что же с ним произошло? Почему его рассудок противится воспоминанию? Что этот маньяк сделал с ним?

Как всегда, когда дело касалось Исы, Петр не был уверен, что хочет знать ответы.

Глава 9

Несколько баров спустя Урс и Таши вышли на след секты, о которой им рассказал Крысиный Король. В одном из заведений Таши задержались, потому что захотели поесть. Урс присоединился к ним, когда Таш напомнил, что неразумно отказываться от еды: никогда не знаешь, когда удастся перекусить в следующий раз. Еда оказалась на удивление сносной, и Таши затребовали себе добавки. У этих двоих был удивительный аппетит, несмотря на их субтильную комплекцию. Урс выглядел раза в три крупнее близнецов и, по идее, должен был потреблять во столько же раз больше пищи, но ограничился одним бургером. Боец отдал должное местной кухне: он давно так вкусно не ужинал. Бургер приготовили из черного хлеба, сочного куриного мяса, сыра, помидоров и лука; каждый из ингредиентов считался на поверхности дефицитом и имел насыщенный, натуральный вкус. Наверху разница между хлебом, помидорами и бумагой совсем не чувствовалась.

По собранным слухам, в подземелье к новоявленной секте относились сдержанно. Местным обитателям она представлялась еще одной блажью, какими богаты маргинальные места. А метро превратилось в одно из таких мест: все, кто не смог устроить жизнь на поверхности, спустились сюда. Здесь действовали свои законы и правила. Всеми формально правил Крысиный Король, до недавнего времени отличавшийся широтой взглядов. Он вел дела нестрого, стремясь получить максимальную пользу от каждого поданного. Одни просто платили ему, другие – шпионили для него, третьи – убивали по его указке. По крайней мере, так было раньше. Поэтому все обитатели подземелий чувствовали себя достаточно спокойно, жили как придется, развлекались, пили и бездельничали в свое удовольствие. А чем беднее и ленивее народ, тем легче он обращается ко всяким предрассудкам и ересям.

Таши и Урс, утомленные затянувшимся днем, – хотя под землей время давно остановилось на полуночи – сняли две койки в ночлежке поприличнее, чтобы выспаться и с утра продолжить поиски. На поверхность решили не подниматься, чтобы снова не тратиться на вход. Таши, к этому времени в изрядном подпитии, заснули, как только опустили головы на подушку; Урс долго ворочался, но наконец задремал.

Таши разбудили Урса, уже одетые, полные энтузиазма и трезвые как стеклышко. Урс подивился их бодрости, проворчал, что их похмелье, видимо, перешло на него, кое-как собрался, и вся компания продолжила поиски.

Один бродяга указал им на заведение, куда часто наведывались ученики Исы. Заведение оказалось публичным домом, занимавшим древнюю посадочную платформу целиком, и близнецы и их телохранитель пришли к выводу, что Иса относится к досугу учеников весьма снисходительно.

От станции не осталось ничего: ни названия, ни украшений, которыми славился старый метрополитен. На входе неоном очертили вульгарный фонтанирующий фаллос, разместившийся на облаке. Под ним мигала вывеска «Седьмое небо». Между колонами, подпирающими потолок, протянули простыни, ограничивающие «кабинеты». Внутри горели светильники, отчего происходящее напоминало гротескный театр теней. Жизнь на станции била ключом, независимо от времени суток на поверхности. Бесконечная темная ночь, царившая в метрополитене, здесь была темнее всего.

«Седьмое небо» было переполнено людьми, как и все метро, но все-таки пришельцы ощущали себя здесь чуть свободнее. Пьянство обычно побеждает блуд, и в барах завсегдатаев больше, чем в борделях.

Урса и Таши встретили пьяные крики и громкая музыка, от которой с непривычки можно было свихнуться. В клетках, подвешенных на массивных цепях к высокому потолку, вились шлюхи, чьи изъяны скрывали неверный свет и расстояние.

Несколько молодцев развлекались с проститутками прямо посреди платформы. На холодный мраморный пол, стесанный временем, кое-как накидали засаленные одеяла, чтобы не окоченеть и не наделать синяков.

Таши подошли к крайнему парню, который вяло совокуплялся с женщиной, годящейся ему в бабушки. Дама смотрела в потолок и меланхолично курила. Тощий зад покрылся гусиной кожей: под землей было прохладно.

Таши сбросили капюшон, выставляя напоказ свое уродство: две головы, кое-как втиснувшиеся меж узких плеч. Наклонились к молодчику и тронули его за плечо.

Тот испуганно вздрогнул, злобно обернулся, захлопал глазами, пытаясь осмыслить, что это такое он видит перед собой. Тощее лицо, изуродованное косым шрамом, удлинилось от удивления.

– Что это такое, твою мать?! – взвизгнул сектант.

Женщина под ним выплюнула сигарету и закричала. Она одним мощным движением сбросила с себя любовника, вскочила на ноги и побежала в темноту, виляя огромным седалищем.

По платформе прошло движение. Люди обернулись на крик, тут и там из-за занавесок показались головы. Когда волнение докатилось до музыкальной установки, грохот стих, возможно, впервые за много лет.

Наступила тишина, такая густая, что ее можно было резать ножом. Изуродованные шрамами лица уставились на пришельцев. Казалось, шрам здесь украшает каждого мужчину.

Таш поднял руки вверх, откашлялся и взял слово:

– Извините, что помешали вашему отдыху! Мы не хотели вас отвлекать. Мы представляем очень влиятельных людей с поверхности. Они заинтересовались деятельностью некого… э… подпольного движения, члены которого… – Таш помог себе жестом. – …одухотворены шрамами. Мы хотели бы пообщаться с представителями этого движения, потому что уполномочены передать им одно выгодное предложение.

По станции прошел шелест: двусложное слово, похожее на лай собаки. По-видимому, чье-то имя. Несколько мгновений ничего не происходило, а потом откуда-то из темноты выступил немолодой мужчина, раздраженно оглядываясь. Он заметил пришельцев и направился прямо к ним. Из одежды на нем были только трусы, едва прикрывавшие обильную растительность в низу живота; ноги поросли жесткой, как у животного, шерстью; фигура – крупная, округлый живот, перечеркнутый диагональю шрама; безволосая – в отличие от промежности – грудь. Лицо некрасивое: толстые губы, щеки, маленькие хитрые глаза; на голове – плешь.

Подойдя к близнецам и Урсу, толстяк подслеповато прищурился. Он подозрительно скользнул взглядом по внушительной фигуре бойца; когда перевел взгляд на близнецов, невольно вздрогнул.

– Кто вы такие? Что вам нужно? – сказал толстяк неприятным писклявым голосом.

– Нас с сестрой зовут Таши. Мы близнецы. Извините, если оскорбляем вас своим видом…

– Ничего, главное ведь не то, что снаружи, – добродушно перебил толстяк, расплываясь в улыбке. – Главное – то, что внутри. Меня Павел зовут. Многим не нравится, как я выгляжу. Но все, кто меня знают, скажут: у этого парня золотое сердце.

– Хорошо, если так, – дипломатично сказал Таш.

– Я здесь за главного. Пойдемте в мой шатер. Холодно тут. Там все обсудим.

Павел махнул рукой. Толпа заметно расслабилась. Человек за музыкальной установкой поднял большой палец вверх, и музыка загромыхала снова. Толстяк жестом попросил сделать музыку тише, и ему подчинились.

Переступая через мусор, тела, ноги и провода, компания дошла до шатра Павла. Их провожали настороженные взгляды. Обстановка в шатре была очень скромной: пара одеял на полу; старый невысокий шкаф; еще более старый стол с тусклой лампой и ящиком неопределенного назначения; неубедительный стул и мягкое кресло, видавшее лучшие времена. Толстяк указал гостям на стул и кресло, а сам отошел в сторону и прислонился спиной к шкафу, сложив руки на груди. Урс уступил Ташам кресло, а сам остался стоять.

– Ну, рассказывайте, с чем пришли? К нам нечасто забредают такие экстравагантные гости. Близнецы-миллионеры и известный боец.

Урс поднял брови.

– Приятно встретить поклонников, правда, Урс? – сказал Таш. – Откуда вы нас знаете? Что-то я не вижу здесь телевизор.

– Когда сидишь внизу, полезно знать, что тебе может свалиться на голову.

– Правильный подход! Мы пришли как раз для того, чтобы поговорить о том, что свалилось вам на голову.

– Вы, наверное, имеете в виду это? – Павел провел пальцем по шраму на животе.

Таш кивнул.

– Это лучшее, что могло случиться в наших жизнях.

– Может, расскажете поподробнее?

– Разумеется. А вы с какой целью интересуетесь?

– Возможно, мы хотим сделать пожертвование.

– О какой сумме идет речь?

– Речь идет об очень щедром пожертвовании. Если вы нас знаете, вы можете себе представить, какими суммами мы располагаем.

– Не могу сказать, что у нас здесь нехватка в деньгах, но никогда не знаешь, как оно выйдет завтра. Поэтому моя задача – убедить вас в моей вере, правильно? Только тогда вы начнете сорить деньгами. Мне нужны гарантии. Информация тоже стоит денег.

– Вы говорите не так, как должны говорить фанатики. Фанатики жаждут рассказать миру о том, во что верят.

– Я уже стар для этого. Мне нужно знать, в какую сторону дует ветер. Без этого не выжить. Важно оказаться на правильной стороне. Иса – огромная сила. Скоро о нем все заговорят.

– Раз мы все и так скоро узнаем, расскажите за бесплатно. В нашей памяти вы останетесь первооткрывателем.

– Вы мне кажитесь хорошими ребятами. Я боюсь оскорбить вас, если выскажу свои взгляды. Религия – это личное.

– Мы с сестрой не определились с религией, поэтому открыты для миссионеров. А Урсу ваши слова – как с гуся вода. Он убежденный телевер.

Урс хмыкнул: близнецы навели о нем справки.

Павел неодобрительно глянул на Урса.

– Ваша вера – опасная ересь.

Урс пожал плечами:

– Так можно сказать про любую религию. Особенно если сам веришь во что-то другое.

– Моя вера основана на фактах. На том, что я видел своими глазами. Когда Иса пришел к нам, он явил нам чудеса. Чтобы уверовали даже старые прожженные атеисты вроде меня.

– Какие чудеса? – спросил Таш.

– Вы все равно не поверите. Достаточно того, что вы наверняка видели сами – он погасил экран. – Павел перестал торговаться и оживился, увлеченный темой. Таш украдкой подмигнул Урсу. – Иса явился из ниоткуда – из-за Полосы – и за месяц-другой прибрал к рукам все метро. Крысиный Король считался крутым парнем, но теперь он, говорят, ходит под себя, если его старик-дворецкий чихнет и он услышит в чихе имя «Иса».

– Ну и ну! – присвистнула Таша, подбадривая собеседника.

– Те, кто присоединился к нему, пользуются множеством благ. Это, – Павел указал на шрам, – самая малая плата за все наши преимущества.

– А это он вас так? – спросила Таша.

– Нет, каждый сам наносит себе шрам. Нас никто не заставляет. Это добровольная вещь.

– Что такого в этом Исе? Что он за человек?

– Это лучший человек, которого я видел, – толстяк пожал плечами. – Он ничего не хочет для себя. Он все прощает и смотрит в будущее. Может, он и вправду бог, я не знаю. Многие верят в это.

– А что он видит в будущем? Какова его цель?

– Он говорит, что основал на северо-востоке какое-то поселение для избранных. Там мало места, всем не хватит. Но для некоторых он делает исключение. Для тех, кто поступает правильно.

– А как он узнает, кто поступил правильно, а кто нет?

– О, он все знает, – Павел загадочно улыбнулся.

– А он не возражает, что вы здесь развлекаетесь? – Таша кивнула головой в сторону станции за пологом.

– Он знает, что у людей есть потребности. Мы же никого не принуждаем. Тут все добровольно. Вообще, он очень заботится о нас. Он нам всем раздал по устройству, – Павел подошел к столу и взял за ручку черный предмет, похожий на ящик. – Когда мы сослужим свою службу, он выдаст координаты, чтобы мы смогли прийти к нему прямо через Полосу, представляете?

Урс и Таши переглянулись.

– И если говорить о его конечной цели, – продолжил Павел, – то она состоит в том, чтобы вернуть старый мир. Разобраться с Полосой раз и навсегда. Я всегда считал, что это самое главное. Наша истинная цель. Я уверен, что если это получится, то у кого-то вроде него. Поэтому, как я и сказал, за ним будущее. Он прирожденный лидер, великий человек. А бог он или нет, пусть спорят те, кто поглупее.

– А вы знакомы с ним лично? – спросил Таш.

– Разумеется. Иногда он к нам заглядывает.

– А не будет ли наглостью попросить вас устроить нам встречу? Вы его так расхваливали, что нам не терпится его увидеть.

Павел задумчиво улыбнулся, потирая подбородок и глядя в сторону.

– Знаете, вы такие хорошие ребята. Думаю, я помогу вам.

Марк пришел в себя и не сразу смог понять, где находится. Нос заполнил отвратительный запах пота и испражнений. Воздух был спертый, наполненный сыростью, как в погребе. Мальчик осмотрелся и в неярком свете разглядел прутья решетки. Его посадили в клетку. Одна стена – земляная, вместо трех других – толстые железные прутья от пола до потолка; сквозь прутья просматривались другие камеры, но, кажется, они пустовали. В углу стояло зловонное ведро, наполненное дерьмом, – подарок от предыдущего постояльца. Лук и стрелы, разумеется, исчезли. Марк заметил на стене какое-то движение. Приглядевшись, он понял: там вьются черви. Мальчик скривился от омерзения. Мимика, оказалось, доставляет ему боль: разбитый нос напомнил о себе. Мальчик потрогал лицо и с тоской отметил, что его рельеф изменился.

Марк подошел к прутьям и попробовал их на прочность. Железные столбы держались уверенно. Попытался протиснуть голову сквозь прутья, но ничего не вышло. Сквозь решетку просматривался коридор, такой же безыскусный, как и камера, с земляным полом и потолком. По ту сторону коридора – другие камеры. Проход между клетками заканчивался с одной стороны массивной дверью, с другой – глухой стеной. На стене кто-то закрепил факел, единственный источник света.

– Марк, мальчик мой, ты меня слышишь? – тихий голос откуда-то слева.

Марк повернулся на звук, приник лбом к прутьям и через решетку разглядел силуэт деда. В соседних клетках никого не было, поэтому сначала мальчик подумал, что его заперли здесь одного. Присутствие дедушки, целого и, как он надеялся, невредимого, очень его ободрило.

– Да, дедушка! Как ты? С тобой все в порядке?

– Я-то цел, – прокряхтел Андрей. – Как твой нос?

– Болит, но не очень. А что с Асей? Она здесь?

– Здесь, – громкий голос справа.

Ася занимала клетку через коридор у входа. Марк с удивлением обнаружил, что обрадовался ей больше, чем деду.

– А где тот дикий человек, что напал на нас? – спросил мальчик.

– Сбежал, – ответил дед. – Как только увидел солдат, выскочил на Полосу. Они пустили ему вслед очередь, но вроде промазали. Правда, я не знаю, от чего лучше умереть – от пули или от какого-то ужаса на Полосе.

Судьба дикаря мало заботила Марка, и он перешел к главному:

– Что произошло? Как мы оказались здесь? Что это за место?

– На нас напали солдаты, – сказал Андрей. – Такие же, как те, что приходили к нам в поселок. У них было оружие. Вдруг ты падаешь, теряешь сознание. Я бегу к тебе. Ты весь дрожишь, пена изо рта. Думаю: это солдаты его ранили. Смотрю на них, а они сами растерялись, по всему было видно. Автоматы опустили, переглядываются. Тут один вперед выходит, говорит, чтобы мы за ним шли. Приводят нас к какому-то дому. Большой, похож на дворец. Внутри – темно. Гонят нас сюда – по длинной-длинной лестнице. Потом уходят – с нашим компасом и оружием. Вот и вся история.

– Чего они хотят? – спросил Марк.

– Не знаю, пока с нами никто не говорил.

– Если бы у них были добрые намерения, нас бы устроили получше, – кисло сказала Ася.

Марк ощутил, как кровь приливает к щекам: они оказались здесь из-за его слабости. Если бы он подрался с чужаками, поубивал бы их, как тогда в поселке, Ася, может быть, даже наградила бы его поцелуем. А вместо этого он всех подвел.

– Дедушка, прости меня, – сказал Марк, опустив голову. – И ты, Ася, тоже. Это все из-за меня. Если бы я был настоящим мужчиной, этого бы не случилось.

– Да брось, что за глупости? Они нам не по зубам. Когда ты наш дом защищал, на твоей стороне было преимущество – неожиданность. А тут – мы у всех на виду, на крошечном пятачке. Старик, мальчик и беременная женщина – хорошее войско! Не кори себя, ты ни в чем не виноват. Что меня по-настоящему беспокоит – так это твоя болезнь.

– А то, как нам выбраться отсюда? – возмутилась Ася. – Вот что нас должно по-настоящему тревожить. – Раздался металлический звук – Ася сжала прут механической рукой. – С этими железками моей железке не справиться.

– Тс-с-с! Мы здесь не одни, – сказал Андрей. – Не надо все о себе рассказывать. В клетке напротив меня сидит какой-то старик. Он почти не двигается, только время от времени что-то бормочет. Я попытался с ним поговорить, но от не откликается или делает вид, что не понимает.

– Я слышала, – сказала Ася. – Но если наши гостеприимные хозяева хотят наблюдать за ними, неужели у них нет способа получше, чем подсаживать к нам старика?

– Никогда не стоит недооценивать противника, – сказал Андрей.

– Никогда не стоит недооценивать собственную трусость!

– Осторожность – это не трусость. Я не хочу рисковать своим внуком.

– Дедушка, я в порядке! Со мной все хорошо, – сказал Марк, почувствовав: если не вмешается, взрослые начнут перепалку.

– Это сейчас хорошо. У тебя эпилепсия, как у моего отца. Ты не помнишь прадедушку, но у него тоже были приступы. Они случались, когда он уставал или расстраивался. Когда ты побил тех, кто напал на наш поселок, у тебя на лице было такое же выражение, как у отца перед припадком. Восторг, безразличие, опьянение – не знаю. Как будто ты не здесь, как будто ты попал прямиком на острова блаженных. Но из-за стычки ты, видимо, собрался и смог справиться с приступом.

– Что еще за острова блаженных? – пробурчала Ася.

Андрей не успел ответить. Входная дверь лязгнула и с грохотом раскрылась. Солдат – та же черная форма, но на этот раз без шлема на голове. Ничем не примечательное лицо, помятое временем, короткая стрижка. Он прошел мимо Аси, задержав на ней взгляд, дальше, мимо Марка – на мальчика он даже не посмотрел – и остановился напротив Андрея, загремел ключами.

– Так, старик, на выход. Лавей ждет.