Текст книги "Юность"

– «На фиг это нужно!» – еле отдышавшись и держась за грудь, прошептал он.

В среду вечером, мотивировав отъезд тем, что до учёбы осталась всего одна неделя, с участка в Реутов уехала Настя, оставив брата с отцом и своими подопечными.

С этого лета эти мальчишки, стали подворовывать яблоки, постепенно узнав, у кого они самые вкусные. А делали они это днём, так как ночами в садоводстве было установлено дежурство. А особо выделялся среди них угловой с тыла сосед с участка № 77 Серёжа Капин, у которого в этом году умерла бабушка Катя.

Да, старики с их садоводства постепенно умирали. Эта участь постигла и соседа через дом Александра Георгиевича Вуколикова с участка № 60.

Через несколько лет неоправданных ожиданий внуков от своего единственного сына, Александр Георгиевич убедился в необходимости продажи своего участка, и он стал искать покупателей.

У него было несколько вариантов продажи, но каждый раз в самый ответственный финальный момент он передумывал и отказывался. Было жалко, да и надежда на внуков ещё не умерла. К тому же, каждый раз, услышав высокую цену, он отказывался от продажи.

– Такая, мол, дорогая дача нужна мне самому! – думал он.

Тем более, что раз за разом, цена участка с домом лишь возрастала. И это грело душу ветерана, уже давно вышедшего на пенсию. А это его занятие постепенно переросло в какой-то спорт, тешущий его самолюбие. И он так увлёкся этим, что потерял счёт времени. Но время настигло его – он умер, так и не продав участок, который по наследству перешёл сыну.

Но постепенно в их садоводстве появлялись и новые собственники, как наследники, так и купившие, среди которых были и Шандаловы.

Братья Игорь и Валерий Шандаловы пополнили компанию любителей игры в настольный футбол лишь к концу лета. Старшему Игорю Платон дал более сильную команду СКА (Ростов-на-Дону), а младшему Валерию – «Зенит» (Ленинград).

Кубковый жребий уже в первом туре свёл его с Платоном, своим «Динамо» (Тбилиси) разгромившем новичка 20:0. Платон опять оказался сильнее всех, в седьмой раз, выиграв и чемпионат СССР, и кубок СССР по футболу.

Но в настоящем чемпионате СССР по футболу теперь лидировали их киевские одноклубники.

Приехавшие на участок вечером в субботу 27 августа мама с Настей передали Платону привет и поздравления с поступлением в институт от всех Гавриловых, и что Варя приглашает его в гости.

Поэтому воскресенье Платон провёл как на иголках.

А вечером, в связи с окончанием летнего отдыха детей, вся семья Кочетов на этот раз не поздно выехала в Реутов.

При подходе к дому Платон встретил Юру Гурова, окончившего 11-ый класс «В», и рассказавшего о себе много нового.

После школы он сразу пошёл работать на завод в цех № 7 по школьной специальности слесарь. А по возрасту его чуть было не взяли в армию. Но мать пришла в Балашихинский РВК и отпросила единственного кормильца домой. Тогда на заводе он устроился в подготовительную группу для поступления по разнарядке на вечерний факультет в МВТУ имени Н.Э. Баумана. Хорошо сдал экзамены. Но в результате вместо него приняли его соседа по школьной парте Сашу Прокофьева, набравшего на один балл меньше, на зато бывшего сыном председателя профкома завода.

– «Вот, такая, Платон, у нас в стране справедливость! А ты ещё меня как-то спрашивал, почему я не вступаю в комсомол?!» – грустно резюмировал Юра.

– «Ну и как ты теперь будешь?» – участливо спросил Кочет, чуть покраснев за действия советских чиновников, будто бы это он был в этом виноват.

– «Буду заниматься самостоятельно, и надеяться только на самого себя!» – собравшись, ответил Гуров.

– «А я сначала поступил на дневной в Плехановский! А потом, как у тебя – взяли пятерых иностранцев и отсеяли пятерых наших, в том числе и меня! У меня, кстати, аттестат оказался хуже всех! Но, слава богу, зачислили на вечерний!».

– «Так хорошо! Ты же поступил! Поздравляю!» – распрощался Юра.

Дома Платон сразу позвонил Варе и договорился утром приехать. До учёбы осталось три дня, и Кочет решил все их провести с Варей и сыном.

А дома их ждало письмо от Юрия Сергеевича, благодарившего сестру за вовремя привезённые и спасшие его лекарства.

С утра в понедельник 29 августа Платон выехал к Гавриловым.

– «Я вас всё лето не видел и не слышал! Сос-ку-чил-ся!» – подхватил Платон Варю за талию, прижав к себе и кружа вокруг себя, целуя в губы.

– «И мы по тебе тоже!» – повела Варя его в комнату к сыну.

– «Слава! Встречай папу!» – позвала она.

И Платон увидел, топающего к ним сына. Но когда Славик подошёл ближе, то стало ясно, что папу он уже подзабыл. Пришлось Варе сначала взять его на руки и при нём поцеловать и погладить по щеке Платона, а потом передать ему на руки ребёнка. И тот, почувствовав родные руки, взглянув в родные, ласковые глаза и вдохнув стойкий аромат тройного одеколона, узнал отца, заулыбавшись и прижавшись к нему. Тут же тело Платона окутало лёгкое тепло, и охватила томительная нежность и даже выступила скупая слеза. Этот вид двух её самых любимых мужчин растрогал и Варю, тут же оставившую их одних.

– «Ну, вы тут пока поиграйте!» – лишь пожелала им она, выходя в другую комнату.

Вскоре с утренней прогулки во дворе вернулись Клава с Ксенией, и присоединились к Платону и Славику.

А после обеда они впятером пошли к знакомому Платону с детства Детскому городку на Покровском бульваре, погуляв и поиграв там до вечера.

За ужином Александр Васильевич дополнил рассказ Вари об их новом садовом участке в садоводческом товариществе Министерства химического машиностроения «Химик-4», который они теперь называли дачей.

Размером участок был в шесть соток. Грунт был песчаным, а вода далеко в глубине. Поэтому фундамент сделали ленточный кирпичный.

И в мае им всего за восемьсот рублей построили дом с высокой мансардой. Вход в дом, расположенный по центру с тыльной торцовой стороны, вёл в маленький тамбур. Из него две двери вели в две разные изолированные комнаты, а изломанная лестница поднималась наверх в большую комнату с высоким потолком.

Туалет был на улице в центре «скворечника» со спускающимися почти до земли скатами крыши. Под ними с двух сторон находились кладовки для хранения садового инструмента и инвентаря. Такие же отделения, но для хранения стройматериалов, находились за стенками фундамента.

Пищу они пока разогревали на электроплитке в тамбуре. Там же уже стоял холодильник. Ели они в большой комнате родителей, в маленькой размещалась Варя с сыном, а наверху в просторной – Клава с Ксенией.

Александр Васильевич поделился с Платоном планом на будущий год пристроить к торцу дому веранду с тамбуром у нового входа, но с боковой стороны. Он даже показал ему свой эскиз. А опытный в планировках жилья Платон к изумлению и радости хозяина внёс своё рационализаторское уточнение, предложив дверь в большую комнату сделать с веранды.

А ещё одной старой новостью для Кочета явилось начало учёбы семилетней Ксении. Её устроили в ту же школу № 497, располагавшуюся в доме № 5 по 1-ому Котельническому переулку, которую окончила Варя и теперь училась Клава. И Платон поздравил её, поздно вернувшись домой.

На следующий день он повторил свой визит, а 31 августа уже не стал им надоедать, прежде всего, поинтересовавшись положением в чемпионате СССР по футболу, в котором «Динамо» (Киев) лидировало уже с отрывом в восемь очков и уже от армейцев Москвы, набравших только 30 очков.

С интервалом в одно очко от них отставали столичные автозаводцы и «Спартак». А далее с интервалами в два очка располагались «Пахтакор», ростовский СКА, и поднявшееся вверх московское «Динамо» с имевшим столько же очков «Зенитом». Московский «Локомотив» шёл на том же месте, но теперь с интервалом от обоих соседей в четыре очка. Но больше всего Платона радовала разгромная победа 4:0 «Динамо» над «Спартаком» с хет-триком Геннадия Еврюжихина и голом его кумира Игоря Численко.

Вечером последнего дня лета Платон у своего дома неожиданно встретил бывшего своего тренера Евгения Прокофьевича Климанова.

– «Платон! А ты почему пропал? Ни разу не приходил на игры и тренировки!? Даже не позвонил!? Обиделся что ль, что я тебя в защиту перевёл?!» – обижено, но в тоже время радостно и с надеждой спросил он.

– «Так у меня своих бутс нет!» – ответил Кочет первое, что пришло ему в голову.

– «Да это ерунда! Я тебе найду бутсы! Ты только приходи!».

– «Евгений Прокофьевич! Дело ещё в том, что я поступил в дневной институт! Но меня из-за иностранцев перевели на вечернее отделение!? И у меня теперь занятия всегда по вечерам! Так что, извините! Самому жалко!» – объяснил бывший подопечный умоляющему его тренеру.

– «Жалко! Очень жалко! Ты ведь был у меня самым перспективным игроком! Я даже тебя в сборную предлагал! А с поступлением в институт поздравляю! Ты, в случае чего, приходи, с удовольствием возьму!».

– «Спасибо, вам, Евгений Прокофьевич! Я буду это иметь ввиду! Здоровья и успехов вам!» – тепло распрощался Кочет с Климановым.

Глава 4
Неудача (сентябрь 1966 – март 1967 года)

Новый учебный год у учащихся и студентов СССР начался в четверг.

Утром Настя Кочет пошла в десятый выпускной класс 15-ой реутовской школы. Варя Гаврилова – на второй курс Первого мединститута имени И.М. Сеченова. Поэтому в впервой половине дня со Славиком опять сидела Ольга Ивановна. А Платон Кочет, но вечером, – на первый курс Московского Института Народного Хозяйства имени Г.В. Плеханова.

Уже известным маршрутом – пешком от дома до станции Реутово, далее на электричке до Курского вокзала, потом на троллейбусе «Б» до Большого Строченовского переулка, и далее пешком до дома № 36 в Стремянном переулке Платон прибыл на занятия в Плехановский институт.

В первые дни учёбы Кочет отвёз в Райвоенкомат справку из института и аккуратно посещал все лекции и семинары, получая от этого удовольствие.

– А как хорошо учиться и не работать!? Есть свободное время! Жалко только, что в первой половине дня – к Варе и Славке не съездишь! А ведь скоро надо будет идти работать и принести справку в институт!? – размышлял Платон о новых плюсах и минусах в своей жизни.

– «Сын! Имей в виду, что институт это не школа! Никто с тобой там нянчится не будет! Тебе теперь надо дома заниматься самостоятельно, прежде всего, очень много читать! Поэтому ты не затягивай свои домашние занятия – читай! А то потом в сессию ты просто не успеешь всё прочитать!» – учил Платона опытный в этом деле отец, видя, как тот по утрам не занимается, а праздно прохлаждается.

И Платон внял аргументу предка, сев за учебники.

В эти будние свободные для него дни, когда сестра была в школе, а мать на работе, он с утра ходил в магазины за продуктами. Стоя в очереди за молоком, он невольно услышал очередной вопрос продавщицы, обращённый к стоящей впереди него старушке, попросившей сыру:

– «Бабушка! Вам порезать, или кусочком?!».

– «Да, да, милая, порежь кусочком!» – неожиданно согласилась та, рассмешив Платона и очередь.

А вечером того же дня, сев в свой троллейбус «Б», Платон на следующей остановке напротив магазина «Людмила» услышал от резко вскочившей пассажирки:

– «Ой! Это уже остановка магазин «Оксана» у Курского вокзала?!».

– «Да! … Светлана!» – подтвердил он ей.

– Водитель ведь должен объявлять остановки!? Наверно за день у него язык устал? Или он нерадивый? – предположил студент.

А на следующий вечер он почти на том же месте услышал обрывок разговора двух, вошедших в троллейбус, дорожных рабочих:

– «Я смотрю, Васька совсем замкнýтый стал?!».

Но самое смешное произошло уже на занятиях в институте.

Лекции по истории КПСС читались сразу всему курсу и проходили в большом зале-амфитеатре с отличной акустикой. Да и места были удобны – отовсюду было хорошо видно преподавателя, доску и всех по бокам и ниже сидящих студентов, среди которых большинство составляли девушки. От такого изобилия симпатичных и видимо умных студенток у Платона поначалу даже глаза разбежались. Но вскоре он усомнился в этом.

Когда преподаватель сообщил студентам, что они должны обязательно изучить работу В.И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» сидевшая слева от Кочета девушка неожиданно переспросила его:

– «Как?! Как он сказал? Империализм и империокритинизм?!».

Пришлось Кочету написать правильное название на странице своей тетради и пододвинуть её к соседке. Та прочитала и прыснула от смеха, прикрывая рот рукой. Но преподаватель заметил это, посчитав, что девушку рассмешил её сосед, и с укоризной взглянул на Платона. Но тот, уже уткнувшийся в свою тетрадь, не видел этого.

И с этого момента Платон решил собирать смешные истории.

– Уж больно часто они стали мне попадаться?! Или я стал внимательней слушать вокруг себя? Видимо так? Но не только из-за этого, а ещё, скорее всего, у меня расширился круг общения! – рассуждал он.

И оказался прав. Однажды на семинарских занятиях по истории КПСС преподаватель Гартман поправил студента Кочета, по памяти процитировавшего суть чего-то из ленинских работ.

Но Платон не согласился с его замечанием, подтвердив, что именно это он прочитал в первоисточнике.

– «Этого не может быть?! Вы наверно смотрели в книгу, а видели фигу?!» – язвительно заметил он непокорному студенту.

– «Да нет! У меня-то память как раз очень хорошая! – не менее язвительно ответил дерзкий Кочет – А читал я это в полном собрании сочинений Ленина, которые изучал ещё мой отец в двадцатые годы!».

– «Как в двадцатые?! При жизни Ленина что ли?! Их тогда ещё не издавали! Что вы тут несёте?».

– «Да нет! У нас в семье есть полное и самое первое собрание его сочинений, ещё издания 1927 года!».

На такой факт Гартман даже густо покраснел, Но не из-за того, что он публично проиграл спор своему студенту. Ему вдруг стало стыдно за партию, ярым апологетом идей которой он являлся, и руководство которой в лице её главного руководителя И.В. Сталина извратило смысл некоторых ленинских идей, пойдя по пути их фальсификаций.

– «Вы, пожалуйста, обязательно покажите мне этот том!» – уже доброжелательно попросил он Кочета.

Однако он запомнил принципиального студента, при всех фактически опозорившего его самого и главное его партию.

Но обратили внимание на Платона и студенты из его группы. Тем более что Кочет хоть и был среди них самым младшим по возрасту, но зато был самым высоким по росту. А невысокий энергичный блондин Радик Юркин так вообще стал подсаживаться к Платону, видимо выбрав его в свои друзья, почувствовав родственную душу. И Платон не возражал. В конце-то концов, у любого человека и в новом коллективе должен был быть и новый товарищ. Из рассказа этого нового товарища, Кочет узнал, что отец того долгие годы служил в НКВД и был уволен со службы, как сторонник Берии. Радик даже как-то принёс на семинарские занятия маленькую фотографию Берии и тайно показал Платону.

– «Лаврентия Павловича на них нет!» – непонятно о ком и о чём хмуро высказался он.

– Да-а! С этим пареньком надо быть настороже! Похоже, он из буйных?! – понял Кочет, начав присматриваться к москвичу Радику.

И вскоре он составил предварительный психологический портрет товарища. Тот был явно волевым и с сильным характером, может даже смелым, но настороженным и аккуратным. Всегда находясь в хорошем настроении, с Платоном он общался легко, весело и открыто. За его видимой простотой, искренностью, приветливостью и спокойным нравом чувствовались оптимизм, порядочность и надёжность. А из разговоров с ним Кочет даже почувствовал в нём романтику фантазёра. Но, вместе с тем, Платон уловил в его поведении некоторую сдержанность и попытки подавлять свои эмоции, придававшие ему облик терпеливого и уравновешенного человека. И Платон стал больше присматриваться к нему.

– Только бы не нарваться на второго Сталева! – с опаской подумал он.

Первые две с половиной недели для вновь испечённого студента прошли в новых заботах быстро и незаметно. По воскресеньям 4-го, 11-го и 18-го сентября он ездил в Бронницы помочь родителям в саду и огороде, и забрать очередную партию урожая.

Там он узнал, что 5 сентября ребёнка, наконец, родила и, до этого завидовавшая Варе Гавриловой, другая красавица их садоводства Людмила Кузнецова, вышедшая замуж за Валерия Шевлюгина. Новорождённой девочке дали имя Милена.

В этот период Платон не забывал интересоваться политическими и международными новостями.

Неожиданным для него явилось принятие 11 сентября на Красной площади «Клятвы молодёжи».

А на следующий день 12 сентября в Лагосе открылась Всенигерийская конституционная конференция по будущему государственному устройству страны.

Очередные изменения произошли и в Йеменской Арабской республике, где президент Абдалла ас-Салляль 18 сентября лично возглавил правительство после ещё августовской отставки кабинета Хасана аль-Амри. Тем самым он укрепил позиции радикальных республиканцев, сократив представительство племенной знати.

А в понедельник 19 сентября 1966 года семнадцатилетний Платон Петрович Кочет впервые вышел на работу. Приказом № 941/к от 19 сентября 1966 года его зачислили на завод учеником токаря в цех № 20 приборного производства. А в его заведённой Трудовой книжке, по закону оставленной на хранение в отделе кадров, появился штамп предприятия п/я 80.

Из Отдела кадров, куда Кочет вместе с заявлением сдавал свои фотографии ещё две недели назад, месте с ровесником из 10-го «В» класса их школы Витей Кондаковым новичков забрал заместитель начальника цеха Иван Лаврентьевич Минаков. Сначала он провёл новобранцев в Военно-учётный стол, а потом в бюро пропусков, где на них уже были заготовлены пропуска, а потом и через кабинку проходной.

– «У нас пропуска внутренние! Утром вы будет подходить сюда к своей кабинке и называть номер пропуска! А после работы сдавать их в окошко, проходя через турникет!» – обратил он их внимание.

Затем они не спеша прошли между большим красивым пяти-шести этажным зданием из бежевого кирпича и меньшим тёмно-красного цвета, повернув налево и дойдя до входа в соседний корпус, но меньшей этажности.

– «А вот наш корпус тридцать один!» – сообщил Минаков, открывая большую, но лёгкую дверь в вестибюль с гардеробной с двух сторон.

– «Но эта не наши! Идём дальше! Кстати, налево за гардеробом наш прецизионный участок!» – продолжил он знакомить молодёжь, проходя ещё одну постоянно открытую дверь, в полутёмном коридоре сразу взяв правее на крутую металлическую лестницу, ведущую вверх.

– «Вот и пришли! Здесь размещается руководство цеха, администрация и технологи» – показал он два проходных кабинета.

С этими словами Иван Лаврентьевич передал документы новобранцев молодой женщине, и повёл их обратно вниз. С лестницы он свернул направо по тому же коридору и, мимо, находящихся справа, умывальников, раздевалки рабочих и туалетов, повёл их дальше прочь, от находящегося справа светлого выхода на улицу, к закрытым дверям, за которыми оказался большой цех, обрушившийся на гостей шумом работающих станков.

– «А здесь наш слесарный участок!» – показал он на дверь слева в стене из стеклоблоков.

Они свернули налево за угол и увидели большой зал. Получалось так, что тридцать первый корпус представлял собой в плане высокую букву «Н» с короткой перекладиной, которую они сейчас прошли всю слева направо, повернув вверх, то есть налево, где ближе к ним размещался токарный участок, а за ним примерно такой же фрезерный.

От широкого прохода вдоль левой стены из стеклоблоков их отделяли колонны. Справа же цех освещался через выходящие на восток огромные, почти до высокого потолка, окна.

Иван Лаврентьевич подвёл юношей к высокому, обычной комплекции, сутуловатому человеку средних лет и представил его:

– «Это ваш мастер Афиногенов Владимир Фёдорович – ваш отец на производстве! Дальше все вопросы к нему!».

– «Ну, что, ребята, поздравляю вас с началом трудовой деятельности! Представьтесь, пожалуйста!» – с добродушной улыбкой окинул он изучающим взором новое пополнение.

Платон рукой показал на товарища, как бы предоставляя тому слово представиться первым.

– «Кондаков Виктор, токарь третьего разряда!» – чётко доложил тот.

– «Кочет Платон Петрович, всё ещё ученик токаря!» – с лёгким смущением доложил и Платон.

– «В каком смысле?» – не понял мастер.

– «А я в школе тоже учился на токаря! Даже был старостой группы! Практическую работу выполнил хорошо, а по теории меня срезали на тройку и не дали разряд!» – уточнил Кочет.

– «А кто срезал?» – будто бы даже возмутился мастер.

– «Да Назаров!».

– «А-а! Этот-то?! Ну, понятно. Ты наверно ему чем-то не понравился?!».

– «Единственное, наверно тем, что объявил ему о своём плане поступать в институт, а не работать рабочим!».

– «И что? Не поступил?!».

– «Да нет! Поступил без проблем! Только пришлось перейти на вечерний факультет! Не хотел у матери сидеть на шее! Мы же живём с ней и сестрой-школьницей! Помогать маме надо!» – сориентировался Кочет.

– «Понятно! Поздравляю! Но тебе трудно будет работать и учиться!» – чуть вздохнул он.

– «Ничего! Надеюсь, выдержу?!».

– «А в какой ты поступил?».

– «В Плехановский!».

– «В Плехановский? Странно!? – удивился Афиногенов – Ну, пусть! А сейчас я вам покажу ваши станки, и пойдём получать спецодежду!».

Владимир Фёдорович сначала подвёл парней к молодому мужчине-фрезеровщику, представив его комсомольским вожаком цеха Яковом Александровичем Родиным.

– «Поздравляю вас с началом работы! Завтра ко мне подойдёте с комсомольскими билетами для постановки на учёт!» – широко улыбаясь, приветливо распорядился он.

Затем Афиногенов показал станок Виктору в первом от окон ряду, а потом выделил Платону самый крайний в третьем ряду у прохода, почти в середине цеха. Тут же он познакомил Кочета с его наставником Алексеем Ивановичем Заварзаевым, занимавшим станок через ряд напротив Платона. Это был кареглазый брюнет средних лет и роста выше среднего, добродушный и весёлый, но с мясистым заметно красным носом.

Затем мастер отвёл новобранцев в торец цеха, показав им инструментальную и материальную кладовые, где выдали халаты и перчатки.

– Хорошо, что мне в спину никто не смотрит! А я своего наставника и мастера, да и всех других вижу! – обрадовался Платон, подходя к станку.

– Но здесь темнее, чем в первом ряду у окна. Зато у станка есть своя яркая подсветка! С ней даже уютней будет и в темноте! – размышлял он, разглядывая свой токарно-винторезный станок 1К62 (ДИП-200).

Платону этот тип станков из серии «догнать и перегнать» был знаком.

Он сообщил и Алексею Ивановичу, что уже проходил в школе курс обучения на токаря, но только не получил разряд.

– «Да?! Ну, так это совсем меняет дело! – обрадовано удивился Заварзаев – Давай, покажи мне, как ты в станке разбираешься!».

И Платон в присутствии Алексея Ивановича смело включил его, проверив на разных режимах работы.

– «Так это получается, что мне тебя и учить-то не надо!? Здорово! Ну, хорошо! Жди первого производственного задания от мастера! И помни, что станок – твой кормилец! Береги его и ухаживай за ним, вовремя убирай стружку, протирай и смазывай маслом! А какие у тебя будут вопросы – подходи ко мне в любое время, спрашивай!» – подвёл удовлетворённый Алексей Иванович итог знакомству Платона с ним и со станком.

А вскоре начался обеденный перерыв. Все станки чуть ли не синхронно были выключены, и наступила тишина. Платону в корпусе № 16 показали буфет и рассказали о столовой на его втором и третьем этажах. В дальнем торце корпуса находился большой конференц-зал для заседаний, собраний и концертов, а под ним – гардероб и медсанчасть. В этом же корпусе размещались и все бюрократические службы предприятия – бухгалтерия, расчётная часть, касса, плановый, экономический, юридический и другие отделы. Платон же решил пока подкрепиться в буфете, купив пол-литровый тетраэдр молока и несколько булочек с маком.

Затем он под расписку получил в инструментальной кладовой штангенциркуль и микрометр, набор резцов, напильников, надфилей и шкурки.

– «Ты человек новый, поэтому всё это запри в своём ящике! А то у нас могут и утянуть! У тебя есть висячий замок?» – спросила его кладовщица.

– «Нет! Я и не знал?» – искренне удивился Платон.

– «Понятно! Тогда сейчас не бери дорогой инструмент, пока замок не купишь!».

Платон отнёс всё это в свою металлическую тумбочку, стоявшую около станка, разобрав в ней, выбросив в урну хлам, и уложив принесённое.

– «Платон! Иди, ещё в кладовке получи маслёнку с маслом и концы!» – предложил Алексей Иванович.

– «А что это такое?».

– «А это тряпки и обрывки разной материи с хлопкопрядильной фабрики для протирки станка!».

И это вскоре оказалось на одной из полок тумбочки Платона. Потом Заварзаев показал, где у них находится заточка резцов и продемонстрировал, как правильно затачивать различные проходные, подрезные, прорезные, отрезные, фасочные, резьбовые и расточные резцы, обратив внимание ученика, что некоторые из них бывают с победитовыми наконечниками, которые надо затачивать на другом кругу. Потому их урок затянулся надолго.

В помещение заточного участка периодически входили и другие токари, иногда формально спрашивая Заварзаева, но обращаясь к Платону:

– «Лёш! Тебе никак ученика дали? Как звать-то?».

А узнав, уходили довольные знакомству с симпатичным парнем.

Но вскоре рабочий день для «малолеток», что Платон услышал в свой адрес откуда-то издалека, закончился. По трудовому законодательству рабочий день несовершеннолетних подростков был на один час короче, чем у взрослых.

Поэтому в шестнадцать часов Платон и Виктор по своим вкладышам к пропускам прошли чрез проходную, отдав их сотруднице ВОХР (бойцу военизированной охраны), уже вслед новичкам спросившей:

– «Ребята! А вы номера своих пропусков и кабинок запомнили?!».

– «Да! Запомнили! Спасибо!» – первым отреагировал Кочет.

– «Платон, а тебе куда?» – формально поинтересовался Витя.

– «Сначала домой, а потом в институт!» – ответил студент-вечерник, показывая рукой прямо.

– «А то давай по традиции отметим начало трудовой жизни!» – щёлкнул Витя себя по горлу, поворачивая налево к станции и ресторану.

– «Не! Я всё равно не пью!» – ответил он Вите Кондакову, уже почувствовавшему себя сосем взрослым.

Сытно и вкусно пообедав дома, отдохнув и переодевшись, Платон взял портфель с тетрадями и учебниками и привычно направился к станции.

В связи с поступлением в институт, что Пётр Петрович не ожидал от сына, он подарил ему большой симпатичный светло-коричневый портфель с множеством отделений. И теперь младший Кочет с гордостью ходил с ним, чувствуя себя не только студентом, но и деловым человеком.

И потекли его трудовые и студенческие будни, не оставляя свободного времени ни на что. Во вторник Платону уже дали выточить первую деталь, но халтурную кому-то из руководства цеха. Вскоре он купил замок и получил дорогой измерительный инструмент, заперев его в свою тумбочку.

– Так если кто захочет стащить, то сможет открыть или сломать замок!? Но с замком конечно спокойней! – успокоился Кочет.

На работе Платону, как ученику токаря, пришлось ходить и на теоретические занятия, на которых он своими знаниями, как ранее успевавший в этом второгодник, естественно заткнул всех за пояс.

– «Ну, что? Поступил в институт?! – злорадно, и как старого знакомого, встретил его на первом занятии, А.Ф. Назаров.

– «Да, поступил! Но по семейным обстоятельствам пришлось перевестись на вечерний, чтоб у матери не сидеть на шее вместе с сестрой-школьницей!» – неприятно удивил того Кочет.

– «Надо было тебе тогда серьёзнее относиться к устному экзамену!» – чуть смягчившись, и, возможно, чувствуя угрызения совести, добавил Алексей Филиппович.

И больше он к Кочету никогда не придирался.

– Да-а! Зря я тогда в школе сказал Назарову, что никогда не буду рабочим! Видимо обидел его? И вот теперь я буду целых полгода получать свои тридцать шесть ученических рублей вместо шестидесяти – восьмидесяти рублей токаря третьего разряда!? За это время я мог бы заработать от … ста сорока четырёх, до … двухсот шестидесяти четырёх рублей!? А в среднем … двести четыре рубля! Да, сумма не малая! Но и не такая уж большая! Хотя терять, верней не дополучать, всегда жалко! – бессмысленно сокрушался теперь будущий экономист.

Тем временем Настя тоже и уже второй год училась на токаря. Ей даже ещё в прошлом году на практике удалось выточить из дюрали Д16Т симпатичный кубок, высотой в двадцать сантиметров, который достался ей в качестве приза.

– «Насть! А я смотрю, ты в токарном деле даже брата перещеголяла!?» – вспомнил о Платоне её учитель Николай Александрович Чернов.

Однажды о Платоне вспомнила и учительница истории Идалья Павловна Львова, когда Настя по аналогии с братом кратко, чётко и по существу ответила урок.

– Хорошо! А теперь, пожалуйста, ответьте на этот вопрос подробнее! Я помню, это ещё говорила вашему брату! Видимо это у вас семейное?!» – слегка подколола она девочку.

– «Да! Нас мама, как бывший преподаватель истории, так научила: отвечать по любому предмету – сначала суть, а потом, если надо, то подробности!» – в пику ей ответила Настя.

Поправила она, и вместе с дружным классом отучив, и учительницу по химии Глотко, несмотря на все старания Платона, до сих пор произносившую их фамилию с ударением на «е» – Кочéт.

Настя всё ещё пользовалась в классе авторитетом, в том числе у мальчишек. Поэтому её опять избрали старостой класса. И как староста Настя старалась сдружить всех в классе, в который в этом году пришло несколько новых учеников и учениц.

Но её закадычная подруга и соседка по дому Наташа Ямщикова, с которой они сидели за одной партой, стала ревновать Настю к новым друзьям, отстраняясь даже и от прежних общих подруг Аллы Гарнизовой, Ларисы Квартниковой и новой подруги Тани Фадеевой, которые периодически тоже заходили к Насте домой.

В этот период, за спиной занятого работой и учёбой Платона, за Настей стали поочерёдно ухаживать его бывшие школьные товарищи Боря Быков, Володя Лазаренко и Саша Сталев.

Но Настя, от одного до трёх раз побывавшая на свиданиях, прогуливаясь с ними по Реутову и разговаривая на различные темы, дала по очереди отвод всем троим, но с разной степенью неприязни. Ведь она совершено невольно сравнивала их со своим братом. А все они по сравнению в Платоном оказались мало знающими, без фантазии и мечты.

Первым она отшила Сашу Сталева, не дотерпев общения с ним до конца свидания и дав ему оценку «дурной». Щёголю не помогли даже его со стрелкой тщательно отглаженные брюки, до блеска начищенные ботинки и слегка надменные манеры человека, мнящего себя пупом земли.

– «Он какой-то ненастоящий, кажущийся, лишь пыжащийся кем-то стать или казаться!? Я увидела в нём простолюдина, изо всех сил старающегося вылезти из грязи в князи! Но у него это пока плохо получается!» – прокомментировала Настя маме свой ему полный «отлуп».