Текст книги "Юность"

Одно время он предложил свои деньги Варе, но та отказалась, перенеся решение этого вопроса на более позднее время, когда он встанет на ноги и будет больше зарабатывать. Тогда Платон стал тратить их на подарки ей и сыну. Так что финансовый вопрос его пока не волновал.

Кочет даже иногда приходил на работу нарядно одетый, чтобы потом взять отпуск и прямо с работы поехать куда-нибудь в Москву. В Реутове ему было уже не интересно, а его родной город, его родина, манили и завлекали.

А всегда язвительный фрезеровщик Виктор Животов, станок которого вместе со станком Якова Родина был ближе других от станка Кочета, как это уже иногда бывало и ранее, в один из таких моментов завистливо высказал, игнорирующему его, Платону:

– «Ну, ты и побрит!? Прям, как лысая п…а!».

– А интересно! Так можно и отдохнуть и отвлечься от учёбы!? К моим в высотку съездить!? Да и с другими девицами в случае чего познакомиться! – рассуждал сексуально озабоченный юноша.

В осенние школьные каникулы Платон позавидовал сестре. Настя часто гуляла во дворе с подругами и их общими друзьями-ровесниками по дому и двору. Те уже видели, каким внимание парней и молодых мужчин она пользуется, и прониклись к, и так уважаемой, подруге ещё большим, но уже завистливым уважением. Но некоторые парни их двора всё ещё надеялись стать её близкими друзьями.

Во время общей прогулки по начавшему покрываться первым снегом Реутову, друживший с Наташей Ямщиковой Юра Логинов вдруг грубо оборвал её и разразился матерной бранью в её адрес. Тогда возмутившаяся Настя вступилась за подругу, со всего маху влепив хаму пощёчину. Тогда тот полез было драться с Настей, Но их общие товарищи и ровесники Коля Секунов, Валера Антоненко и, примкнувший к их компании, Миша Евдокимов сразу обступили и скрутили Логинова, остановив, остудив и осудив наглеца.

Ноябрьские праздники Кочеты, как всегда, отметили дома за столом и телевизором. После обеда Платон съездил к Гавриловым, а вечером мама побаловала детей сладостями.

Платон раньше не терпел есть вафли из-за их бледно-розовой начинки, вызывавшей у него тошнотворное ощущение. Так что все они доставались Насте. Но когда на их столе впервые появились вафли с шоколадной начинкой, то он стал соперничать с сестрой.

– «Платон, отдай мою долю!» – возмутилась она, когда брат бесцеремонно нарушил равенство.

– «Насть! Ты, что? Забыла, сколько раз до этого ела вафли без меня? За тобой накопился такой долг, что ты его долго не сможешь отдать!?» – привёл он убийственный довод в своё оправдание.

– «Ма-а-ам! А чего Платон ест мои вафли?!» – обратилась уже она за действенной помощью.

И Платон опять выслушал старый, и давно подзабытый аргумент матери, что Настя – девочка и младше него, потому ей надо уступить.

Но уступать Платону приходилось и в другом. Он теперь в цехе негласно стал штатным исполнителем внеплановых частных заказов, а по-простому – халтурщиком. В основном заказы шли через мастера Афиногенова. Но иногда к нему с заказами от руководства непосредственно подходил заместитель начальника цеха Иван Лаврентьевич Минаков.

Он был человеком крупного, даже фундаментального телосложения. Ходил всегда твёрдой походкой с гордо поднятой головой, почти как статуя командора. Был сдержанным, немногословным, даже молчаливым, но с проницательным и даже пронзающим взглядом голубых глаз, который многие не выдерживали и боялись его.

Но Платон его не боялся, Он всегда именно к нему с удовольствием ходил подписывать свои многочисленные административные отпуска, по сути, не влиявшие на его заработок. Он проникся к Ивану Лаврентьевичу уважением, свободно общаясь с ним. И тот почувствовал это, иной раз, с благодарностью глядя на юношу своими голубыми выпученными глазами на большом лбу, преходящим в сверкающую загорелую лысину.

А когда к Платону обращался кто-то со стороны, тем более не работники цеха, то он отправлял их к Афиногенову.

– Если я возьму у вас заказ, то мастер будет ругаться и даже может наказать меня – будет думать, что я так подрабатываю!» – начинал он.

– «А если он мне вручит ваш заказ, то я его обязательно выполню, да ещё получу от мастера спасибо!» – объяснял Кочет заказчикам, никогда не беря с них плату, получая взамен лишь спасибо и уважение.

Наживаться в изготовлении этих заказов из отходов производства ему даже не приходило в голову. И только когда те наглели, обходя мастера и считая Кочета обязанным выточить им деталь, Платон без стеснения отказывал им, ссылаясь на выдуманные причины.

Поскольку Платон часто был без работы, то много времени просиживал в курилке, предназначавшейся для отдыха всех рабочих. Там ему часто приходилось отвечать на многочисленные и различные вопросы рабочих. А началось всё с футбола, потом перейдя на хоккей.

В цехе для Платона проявились ещё два болельщика московского «Динамо». Первым стал токарь и капитан цеховой футбольной команды тридцатипятилетний Евгений Петрунин, ранее живший по соседству со Сталевым и видевший Кочета ещё школьником.

А вторым был слесарь высшего разряда с прецизионного участка их цеха москвич Александр Васильевич Орловский, которого Платон со временем за глаза прозвал «Колчак-Суворов». Это был симпатичный, холёный и интеллигентный рабочий выше среднего возраста. Платона всегда подкупала его неспешная, чуть вразвалочку, и с достоинством походка человека, знающего себе цену. Он был всегда опрятно одет, чисто выбрит и причёсан. Но главное, от него всегда приятно пахло дорогим мужским одеколоном. Он тоже напомнил Платону его отца времён работы в МИДе и в министерствах. И Кочет сблизился с ним. А началось всё с робкой просьбы Александра Васильевича помочь его сыну с решением некоторых трудных задач по математике.

Платон и до этого бескорыстно уже решал и объяснял трудные задачи по математике для детей некоторых рабочих их цеха, чем и прославился.

Теперь он всё чаще решал их и объяснял свои решение для сына Орловского. А объяснения решений задач появились не сразу.

– «Платон! Тебе, конечно, большое спасибо! Мой сын оказался единственным в классе, решившим эту геометрическую задачу! Учитель вызвал его к доске объяснить решение, а он ни бе, ни ме! Пришлось ему сознаться, что у папы на работе есть один студент-вечерник, который её решил легко и быстро! А учитель сказал, что ты гений – решил не решаемую задачу! Так что давай следующий раз напиши мне и объяснение решения!» – попросил Александр Васильевич.

А однажды Платон блеснул своими знаниями геометрии и черчения непосредственно на работе. После длительного и бурного обсуждения чертежа ведущими токарями, руководством и технологами цеха, проходившего около станка Заварзаева, Константин Иванович буквально отобрал чертёж у дураков и подошёл с ним к Кочету. И тот сразу указал на ошибку – отсутствие в нём одной соединительной линии, которую он тут же, не боясь, провёл карандашом на синьке чертежа.

С тех пор авторитет местной знаменитости Платона Кочета, как математика, чертёжника и геометра, поднялся очень высоко. К нему с вопросами в трудных случаях теперь не стеснялись подходить не только относительно молодые рабочие, но и пожилые квалифицированные.

А некоторые его заказы по халтуре стали более сложными. В таких случаях Платон уже обращался за советом к Константину Ивановичу, как лучше и правильнее эту деталь обточить.

Ему было очень интересно долго провозиться с одной трудной деталью и сделать её, нежели точить большой заказ лёгких деталей с целью больше заработать.

Постепенно аналитик Платон накапливал и личный опыт. Он стал уже чувствовать металл в зависимости от марки легированной стали.

Больше никеля – значит сталь пластичная, в меру вязкая и удобная в обработке, что было видно и по длинной с завитками не отрывающейся стружке. Больше хрома – сталь твёрже и прочнее, по свойствам ближе к нержавейке. Наличие в стали кобальта и вольфрама или титановый сплав становились для него головной болью. Зато, если в стали было много железа, и она была не легированная – так вообще не было проблем.

Так же он почувствовал и алюминиевые сплавы. С Д16Т работать было одно удовольствие. А вот с алюминиево-магниевыми сплавами работать надо было осторожно, острым резцом, на больших оборотах вращения детали и всё время смачивать керосином линию контакта резца с деталью.

Постепенно постигал он и искусство заточки резцов с различными тонкостями и хитростями от токарей высшего разряда.

В общем, его творческая работа токарем ему нравилась. А вот ожидание начала его сдельной работы с большими и нудными заказами и за зарплату несколько угнетало юношу. Зато его всегда разряжали разговоры и споры рабочих по поводу спортивных результатов их любимых футбольных и хоккейных команд. В них Кочет всегда был на коне.

С 20 ноября стартовал и XIX-ый чемпионат СССР по хоккею с мячом, и Платон очень надеялся на своих динамовцев. К тому же неудачный для них футбольный чемпионат подходил к концу, завершившись 30 ноября.

Впервые в истории серебро досталось СКА (Ростов-на-Дону), а бронза «Нефтянику» (Баку), только в последнем туре на своих полях обыгравшие соответственно московские команды «Торпедо» и «Спартак», занявшие шестое и четвёртое место, между собой пропустив ЦСКА. А «Динамо» (Москва) удалось подняться на восьмое место вслед за тбилисскими одноклубниками, чей игрок Илья Датунашвили стал лучшим бомбардиром чемпионата. Московский же «Локомотив» занял семнадцатое место, оставшись в первой группе.

Занял новое место в военной службе, но на короткий срок всего в один год, и двоюродный дядя Платона – военный лётчик Геннадий Андреевич Комаров. С 1964 по 1966 год он служил под Владимиром в посёлке Сокол, а затем в Орле.

А в этом году он оказался в командировке на Новой Земле на аэродроме Амдерма-2 (Рогачёво), проживая в посёлке Белушья губа.

А вот своё место Генерального секретаря ООН представителю Бирмы У Тану удалось сохранить ещё на пять лет, когда 2 декабря Генеральная Ассамблея ООН утвердила его на второй срок.

Также своё место в Венгрии на следующий день в субботу 3 декабря сохранил Янош Кадар, когда на заседании ЦК единогласно был переизбран на третий срок Генеральным секретарём Венгерской социалистической рабочей партии.

В этот же день в Александровском саду у Кремлёвской стены были перезахоронены останки неизвестного солдата, перенесённые с места кровопролитных боёв на 41-ом километре Ленинградского шоссе.

Этим увековечивали память о бессмертном подвиге советских воинов, проявивших воинскую доблесть и погибших в сражении под Москвой, но оставшихся неизвестными.

А с 5 декабря Москва праздновала двадцатипятилетие начала контрнаступления Красной армии против немецко-фашистских захватчиков, начатого от её стен.

Хорошей для всех в мире международной новостью явилось подписание 8 декабря между СССР и США договора о запрещении размещения ядерного оружия в космосе.

Приятной внутрисоюзной новостью явилось открытие 11 декабря в Тбилиси метрополитена, ставшего четвёртым в Советском Союзе.

А 14 декабря президент Йеменской Арабской Республики маршал Абдалла ас-Салляль на митинге в столице страны Сане объявил о создании правящей партии – Народный революционный союз.

Но особой явилась новость от 18 декабря о присвоении Генеральному секретарю ЦК КПСС Леониду Ильичу Брежневу звания Героя Советского Союза в связи с шестидесятилетием со дня рождения.

А в понедельник 19 декабря Платона Кочета неожиданно пригласили на прием в кабинет главного инженера их завода Тавризова.

– «Платон! Альберту Ивановичу лично позвонила начальник отдела кадров Глафира Андреевна и попросила, чтобы сегодня к двум часам тебя направили в шестнадцатый корпус в кабинет главного инженера производства Тавризова! Причём обязательно! Но не сказала зачем! Ты-то сам не знаешь, зачем?» – утром сообщила ему новость табельщица Наташа Буянова, видимо по заданию начальника цеха Альберта Ивановича Авдеева, допытывавшаяся до подробностей.

– «Понятия не имею!» – сам удивился Платон такому вниманию к своей персоне со стороны руководства завода.

– «Ясно! Я Владимиру Фёдоровичу сама скажу! Так что будь сегодня обязательно! Понял? Будешь?» – всё ещё вопрошала табельщица.

– «Конечно, буду!».

– «Тогда держи записку с адресом и временем!» – протянула она листок бумаги с фамилией, именем и отчеством Кочета, временем посещения, номерами корпуса, этажа и кабинета, направившись затем к Афиногенову.

– Что? Ему тоже надо трудную задачу для сына решить?! Нет?! Да вряд ли. Ничего плохого я не сделал, дисциплину не нарушал, да и какой спрос с ученика токаря? Да и он сам ведь не кадровик, а инженер, причём главный! Значит будет что-то предлагать!? А что?! Ладно! Потерплю и узнаю! – размышлял Кочет, с нетерпением ожидая назначенного часа.

К кабинету Главного инженера он подошел заблаговременно. Но в приёмной уже сидела Начальник отдела кадров Глафира Андреевна и двое незнакомых юношей возраста Платона. Он представился и Глафира Андреевна отметила его в какой-то бумаге. Вскоре подошли ещё двое юношей, из которых Кочет узнал Феликса Штифмана из параллельного класса «В». После этого начальник отдела кадров заглянула в кабинет главного инженера, получив приглашение всем войти и сесть на стулья вдоль стены. Все пятеро приглашённых юношей оказались студентами-вечерниками. Глафира Андреевна по очереди представила всех их по фамилии, имени, отчеству и институту, а те вставали. Оказалось, что все, кроме Кочета, учились в технических ВУЗах, в основном в МВТУ.

Затем слово взял сам хозяин кабинета.

Александр Аветович Тавризов оказался коренастым мужчиной выше среднего возраста, чуть полноватым и с жёлтоватым цветом гладкой кожи. Но Платон не удивился, так как давно, ещё по семье Геворкянов на Сретенке, знал характерный персиковый цвет кожи у пожилых армянских мужчин.

Родился он 21 июля 1912 года в Баку. В 1930 году поступил на работу в КБ Таганрогского оборонного завода, в 1933 году там же окончив Таганрогский авиационный техникум по специальности «Металлическое самолётостроение». С этого года вплоть до 1944 года он работал в Конструкторском Бюро Н.Н. Поликарпова, потом в КБ у П.О. Сухого начальником бригады крыла. Без отрыва от производства в 1958 году окончил вечернее отделение МАИ, дослужившись в КБ до должности Главного конструктора.

Затем он был лично приглашён В.Н. Челомеем в его расширяющееся ОКБ-52. Так что Тавризов хорошо понимал трудности студентов-вечерников и был для них своим человеком.

– «Ребята! Я вас пригласил вот для чего! – вкрадчивым бархатным голосом начал он своё выступление – Нашему предприятию предстоит на несколько лет вперёд выполнять очень сложный государственный заказ! Назовём его «С-1». Для него нужно будет изготавливать много очень точных различных деталей, агрегатов и корпусов. Для этого мы будем закупать новые разнообразные станки с числовым программным управлением. А работать на них сможет только человек с высшим техническим образованием, а не обычный рабочий! А вы, в основном, уже учитесь на инженерных специальностях!» – взглянул он на Кочета.

– «Вас мы отобрали, как самых толковых и достойных! Так что я предлагаю вам, вместо теперешней работы, пройти параллельно с вашей учёбой в институтах ещё и обучение работе на этих станках!? Получив эту новую специальность, вы будет зарабатывать сразу больше любого, даже самого квалифицированного рабочего на нашем предприятии. А после окончания ВУЗа получите ещё и автоматическое повышение в зарплате! Вы станет инженерами-рабочими! Может даже самыми первыми в стране? Так что подумайте об этом! А с вами потом, уже в новом году Глафира Андреевна свяжется для окончательного оформления!» – окончил он своё сообщение, вглядываясь в восторженные юношеские лица.

– «Платон! А тебе я предлагаю бросать свой Плехановский и поступать в Бауманский! Мне сказали, что у тебя инженерный склад ума и ты очень силён в математике и, особенно, в геометрии и черчении! Так что подумай! А просто перевестись из гуманитарного в технический у тебя сейчас вряд ли получится!» – тепло и по-отечески обратился он персонально к Кочету.

– «Александр Аветович, я подумаю! Ваше предложение уж очень заманчиво!» – немного смущаясь, но в тоже время вдохновлённый вниманием к своей персоне, бодро ответил Кочет.

Возвращаясь в цех, Платон анализировал:

– Здорово! У меня теперь есть варианты в жизни! Но просто так бросать Плехановский я не буду – вдруг потом в Бауманский не поступлю? Это всё же Бауманский! Пусть меня по ходатайству предприятия переводят! В крайнем случае, физику с химией досдам! Но всё равно примут только на первый курс. А это потеря года. Да и учиться там на год дольше. Получится, что ВУЗ окончу на два года позже! Но куда торопиться? Всё равно в армию не возьмут до окончания института!

По молодости лет всё ещё наивный в части обещаний взрослых, Платон поверил в такое возможное изменение в своей жизни. Этому способствовал и его прирождённый оптимизм. Но, как человек аналитического склада ума, он допускал и другие варианты, в том числе и негативные для себя по независящим от него и других людей объективным причинам.

– Меня взрослые в жизни дважды существенно для меня обманывали! Один раз деревенский сосед Орлов пообещал научить меня водить грузовик, но не сдержал своё слово! Второй раз – родители обещали мне комнату, доски для перегородки которой я строгал! Но это были их личные обещания, изменившиеся по ситуации!? А сейчас – от предприятия! – нашёл он разницу во всех этих трёх случаях, подсознательно уже отпустив тормоза в своей учёбе в Плехановском институте.

Словно в унисон его рассуждениям и некоторые международные события говорили о возможности решения многих сложных межгосударственных вопросов не формально, а рационально, по взаимовыгодной договорённости.

Так Франция 21 декабря договорилась и подписала соглашение с ФРГ, позволявшее французским войскам продолжать дислоцироваться в бывшей французской зоне оккупации в Западной Германии, несмотря на ранее происшедший выход Франции из НАТО.

– Ну, вот! Даже страны могут друг с другом договориться о нетипичном варианте решения вопроса! Если это, конечно, выгодно друг другу! – рассуждал юный международник-любитель.

А учёба Платона уже подходила к зачётной неделе и зимней экзаменационной сессии.

Но перед этим его вызвали в деканат общеэкономического факультета. Его молодая сотрудница, листая журналы посещений их группы, сообщила, что по количеству прогулов лекций и семинаров его могут даже не допустить до зачётной недели и экзаменационной сессии, а затем отчислить.

Платон не на шутку испугался, оправдываясь тем, что он уже стал регулярно посещать все занятия.

– «Девушка, всё дело в том, что я не злостный прогульщик и разгильдяй! Просто меня одно время взяли солистом в наш студенческий ансамбль, и приходилось вечерами репетировать, потому и пропускать занятия! Но из-за этого я потом и ушёл из него, и теперь хожу на занятия регулярно! Можно как-то уладить этот вопрос?» – умоляюще объяснил Платон якобы уважительную причину прогулов, неотрывно и в упор глядя в глаза симпатичной девушки, стеснительно улыбаясь при этом.

И та дрогнула.

– «Минуточку, подождите!» – вроде понимающе, что-то пообещала она красивому парню, отходя к столу старшей по должности и шепча ей что-то на ухо, показывая рукой в журнал и кивая на Кочета.

Потом она, довольная собой, вернулась на место и объявила:

– «Хорошо! Напишите объяснительную записку на имя декана с обязательством регулярного посещения занятий! А я в общей ведомости подкорректирую суммарную цифру вашего отсутствия на занятиях!» – успокоила она Платона.

– «Спасибо! Я теперь ваш должник!» – сымитировал он губами поцелуй.

– Фу! Вроде пронесло!? А прогуливать больше нельзя! – понял он, встретив однокурсника Сашу Симакова, работавшего в пятнадцатом отделе.

Между тем червячок сомнения, подсаженный в его подсознание предложением Тавризова, начал находить поддержку и в других, происходящих вокруг Кочета, событиях.

Ещё 21 декабря запущенная СССР на промежуточную опорную орбиту искусственного спутника Земли, автоматическая межпланетная станция «Луна-13», затем стартовала к Луне, 24 декабря совершив мягкую посадку на её поверхность в Океане Бурь. С помощью грунтомера-пенетрометра, радиационного плотномера и динамографа было проведено первое в мире инструментальное исследование плотности и прочности поверхностного слоя лунного грунта. Впоследствии это дало основание сделать вывод о возможности человека ходить по её поверхности и посадке на неё более крупных, в том числе пилотируемых космических аппаратов. К тому же со станции были сделаны панорамные фотоснимки поверхности Луны.

АМС «Луна-13» проработала на поверхности Луны до 28 декабря.

За это время Платон Кочет легко, особенно по математике, сдал все зачёты, но провалился на зачёте по французскому языку. Ему явно не хватило школьных знаний грамматики и он путался с временами и спряжениями глаголов.

Но Кочет не унывал, утешая себя тем, что он, зато сдал все остальные зачёты. Вместе с тем он понимал, что провалил французский не из-за нерадивого отношения к учёбе, а из-за запущенности им ещё школьной программы. И это пугало его своей безысходной неисправимостью.

– К этому провалу у меня всё шло давно, ещё со школы! Наверно с самого первого пятого класса, когда я зазнался, думая, что всё равно лучше всех знаю французский!? А теперь мне надо заново проходить школьную программу?! А когда? – тревожился он.

Видимо от физической и психологической нагрузки иногда у Платона, во время умывания по утрам, из носа шла кровь. Ему приходилось водой смывать её излишки, а потом вставлять в ноздрю ватный тампон. Но это он научился делать быстро, так, что к выходу на работу тот уже выбрасывался.

Тем временем 25 декабря в Китае, где Культурная революция набирала силу, хунвейбинами (красногвардейцами) был арестован, бывший с 1954 до 1959 года министром обороны страны и бывший с 1955 по 1959 год маршалом, герой Корейской войны Пэн Дэхуай, подвергнутый затем ими критике, унижениям и пыткам.

Ещё в «Постановлении ЦК КПК о Великой пролетарской культурной революции» от 8 августа этого года о хунвейбинах говорилось:

– «Отважным застрельщиком в Великой пролетарской культурной революции выступает большой отряд неизвестных дотоле революционных юношей, девушек и подростков. Они храбры, напористы и умны.

Путём полного высказывания мнений, полного разоблачения и исчерпывающей критики с помощью «дацзыбао» («газет, написанных большими иероглифами») и широких дискуссий они повели решительное наступление на открытых и скрытых представителей буржуазии. В таком великом революционном движении им, разумеется, трудно избежать тех или иных недостатков. Однако их революционное главное направление неизменно остаётся правильным. Таково главное течение великой пролетарской культурной революции, таково главное направление, по которому она продолжает двигаться вперёд».

Поэтому, начавшаяся 26 декабря третья фаза Культурной революции, называемая фазой «Экономической войны и революционных повстанцев», началась, когда КПК напечатала передовицы газет с призывами к красногвардейцам (хунвейбинам) стать «революционными повстанцами» и «нести революцию на фабрики и фермы».

Словно в противовес маоистскому курсу 27 декабря было объявлено о новых успехах советской экономики. В уходящем 1966 году в СССР был собран рекордный урожай зерна в истории, почти 171 миллион тонн, что на 11 миллионов тонн больше, чем ожидалось. Теперь можно было пополнить запасы зерна в зернохранилищах, ранее истощённые предыдущими годами его дефицита, и существенно сократить его закупки за границей.

Но и маоистский Китай не остался в долгу, продемонстрировав свои достижения, 28 декабря проведя пятое ядерное испытание.

К этому же дню в Судане была подавлена попытка государственного переворота, о чём заявило правительство страны. Начались аресты ряда младших офицеров и лидеров Коммунистической партии страны. Это явилось неожиданностью, во всяком случае для, следящих за успехами международного коммунистического движения, отца и сына Кочетов.

Неожиданной для Платона явилась встреча на заводе с двадцатипятилетней нарядной Аллой Чугункиной из 3-го подъезда их дома, тоже оказавшейся работницей их предприятия.

– «Ой! Платон!? Привет! Оказывается, ты тоже у нас работаешь?» – первой окликнула близорукого юношу симпатичная, молодая, брюнетка – великовозрастная девушка-красавица из их дома, давно ожидающе поглядывавшая на него плотоядным взглядом своих синих глаз.

– «Да! В двадцатом цехе! А ты что такая красивая и нарядная?! Куда-то собралась?» – осмелел крупный юноша, раннее всегда стеснявшийся её.

– «А сегодня у нас же новогодний вечер, концерт, буфет и танцы! А ты, что? Разве не знал?! Пригласительные билеты распространялись через комсомол и профсоюз!» – искренне удивилась она.

– «Нет! Но мне сегодня в институт обязательно надо! Так что я бы никак не смог!» – несколько успокоился студент-вечерник.

– А хорошо было бы сходить на такой вечер, и там поближе познакомиться с Таней Линёвой!? Но надо, чтобы и я, и она хотели и смогли на него попасть! – размечтался тайно влюблённый.

– «Яш! А у тебя были билеты на новогодний вечер?» – возвратившись в цех, спросил Платон у комсорга Якова Родина.

– «Конечно! Сколько хочешь! С трудом их распределил!» – как всегда улыбаясь, ответил тот.

– «А почему ты мне не предложил?».

– «Так я был уверен, что тебе с твоей учёбой и зачётной неделей сейчас не до вечера!».

– «Ну, почему же? Ты в следующий раз на такие мероприятия всегда меня имей в виду!».

– «Без проблем! К тебе теперь буду подходить в первую очередь! А тебе два или один?!» – сначала чуть виновато, а затем лукаво улыбаясь, ответил и пообещал Яков Александрович.

Зато на школьный предновогодний вечер легко попала Настя Кочет. К тому же она, как староста одного из выпускных классов, активно участвовала в его подготовке и проведении. На этом вечере, куда были приглашены и шефы из Отдельной мотострелковой дивизии особого назначения (ОМСДОН) имени Ф.Э. Дзержинского, дислоцировавшейся под соседней с Реутовым Балашихой, староста класса Настя Кочет, наряду с другими школьными активистами и активистками, была представлена комсомольской делегации дивизии. Между представителями обеих сторон завязались деловые беседы, постепенно перешедшие и на другие темы.

На умную Настю обратил внимание один из полковых комсомольских секретарей старший сержант Павел Олыпин, продолживший знакомство с нею на танцах. А на него просто было невозможно не обратить внимания, так как ростом он был под два метра и хорошо сложен. А в приглушённом свете с мигающими на ёлке огнями, да под танцевальную музыку, и ещё в ладной военной форме, подчёркивавшей его красивую фигуру и эластичную мускулатуру, он вообще казался всем просто сказочным богатырём.

И Настя, которую Павел стал приглашать регулярно от танца к танцу, влюбилась в него.

На следующий день, когда Платон вернулся из института, ёлка стояла уже наряженной. Настя всегда любила наряжать её. Но в этот раз, влюбившаяся девушка делала всё с большим энтузиазмом, даже напевая что-то себе под нос.

А в последний день уходящего и такого насыщенного на важные и судьбоносные для Платона Кочета события 1966 года, в радионовостях было объявлено об освобождении из югославской тюрьмы по указу Иосифа Броз Тито его бывшего политического приемника и бывшего югославского вице-президента Милована Джиласа, находившегося в тюремном заключении с 1962 года за критику компартии и разглашение гостайны в написанной им книге «Беседы со Сталиным».

В этот же день правительство Конго взяло под контроль бельгийскую медедобывающую компанию за неуплату налогов и за попытку поддержки отделения провинции Катанга.

В новый, 1967 год, традиционно встреченный Кочетами за праздничным семейным столом у телевизора, Пётр Петрович вступал с удовлетворением жизнью, Алевтина Сергеевна – с надеждами на её улучшение, Платон – с «хвостом», а Настя – с женихом.

Отоспавшись в первый день нового года, Платон вечером по телевизору в новостях узнал, что в этот день 1 января Центральное правительство Лаоса провело парламентские выборы, но только на подконтрольной ему территории, так и не достигнув соглашения с другими военно-политическими группировками страны, тем самым потеряв трехсторонний характер правительства.

– Ну, всё! Начинаю готовиться к экзаменам! А новости и прочие радости пока пусть подождут! – решительно сел Кочет за подготовку.

Первым экзаменом 4 января была математика. Платон был уверен в себе. Вопрос касался только точной и справедливой оценки его знаний.

Он сел в первой пятёрке и принялся писать ответы на вопросы и решать задания. Притом он увидел, как его сокурсники смело полезли за шпаргалками. Но Кочет никогда в жизни не пользовался шпаргалками и даже презирал пользующихся ими.

– Хе! Слабаки! Без шпаргалок не могут!? Но я никогда до этого не опущусь! Себя надо уважать и преподавателя тоже! – молча возмущался он.

Платон написал ответы на все вопросы и попросился к экзаменатору. Тот выслушал полные и правильные ответы Кочета на все вопросы, объявив, что тот идёт на оценку «отлично» и дал ему задание взять производные в пяти примерах. Платон быстро взял их и показал преподавателю.

– «Ничего не понимаю! На вопросы билета вы ответили на отлично! Всё решили, а производные две из пяти взяли неправильно!? Что с вами!?! Попробуйте взять вот эти две!» – написал он на экзаменационном листке Кочета два выражения с числом «е» в степени, но в этот раз запись степени была короче.

Платону нужно было бы посмотреть, что из пяти взятых им производных, две были с числом «е» в степени и понять, почему преподаватель опять дал ему, но только два примера и только с числом «е» в степени, к тому же степень была проще. Ведь этим тот как бы подсказывал Кочету, что ошибка его была именно в этих примерах, но Платон ошибся.

Но Платон был самоуверенным торопыжкой, и не догадался это проанализировать, опять просто и по-гусарски взяв производную, от теперь короткого выражения, совершенно позабыв особенность взятия производной от выражений с числом «е» в степени, то есть: (еⁿ)’=еⁿ(n)’, ошибаясь на самом простом, забыв, что после знака равенства надо записать сначала еⁿ, а потом уже умножать это на производную от степени.

– «Эх, жалко! Опять вы неправильно взяли производную! Надо же? С отлично скатились на неуд!? А я ведь на семинарах всех предупреждал, что даже за одну ошибку при взятии производных сразу буду ставить неуд! Так что не обессудьте – приходите в следующий раз!» – сам расстроившись своему решению, заключил преподаватель.