Текст книги "Юность"

И постепенно он сдружился с Платоном, составив конкуренцию Володе Лазаренко. Он был спокойным, вежливым и совершено не конфликтным. Хотя, учась в школе, случалось, дрался с мальчишками из их дома, в частности с безбашенным и на год младшим задирой Вовой Стольниковым.

В эти же дни Яков Родин уговорили Платона вступить и в добровольное спортивное общество «Труд».

Но Платону опять пришлось заняться другим трудом. Как хорошо проявившего себя при инвентаризации, его направили в местную командировку теперь в сам заготовительный цех № 5, обеспечивавший материалами весь завод.

– Вот и трудись тут добросовестно!? Теперь меня посылают, как специалиста, и дальше работать по этому профилю!? Ну и хитрецы они?!

Используют меня как затычку в каждой бочке! Так что же мне теперь специально плохо работать, чтобы меня никуда больше не посылали?! – обиженно рассуждал Кочет, идя на новое временное место работы.

Но плохо он работать не мог.

Так что и на новом месте он зарекомендовал себя с самой положительной стороны, хотя в этот раз особо и не усердствовал. Платон быстро понравился низко квалифицированным рабочим этого цеха, среди которых в основном были малообразованные женщины средних лет, своей добросовестностью, культурой, добротой, тактом и порядочностью. Но больше всего он их поразил своим умом, знаниями и чувством юмора. Вскоре в обеденный перерыв и в перерывах на отдых вокруг него стал образовываться круг любознательных женщин, просивших его рассказать что-нибудь или ответить на их вопросы по международному положению.

Но и его в этот раз более длительной местной командировке вскоре пришёл конец.

Подходили к концу и последние школьные каникулы Насти, неожиданно заставшей и брата за просмотром по телевизору детских художественных фильмов «Чук и Гек», «Золушка» и мультфильмов «Двенадцать месяцев» и «Белоснежка и семь гномов».

Жизнь в их дворе уже заметно поменялась. Старшие Кочета по возрасту, парни и девушки учились в институтах или работали. А некоторые уже женились, в том числе и на своих соседках по дому. Коля Валов, учившийся в институте инженеров железнодорожного транспорта, женился на Вере Диденко. После окончания ВУЗа он должен был сопровождать в пути рефрижераторные вагоны. А Валерий Пестровский женился на Гале Сапожниковой.

Теперь в их дворе больше никто не играл в футбол.

К тому же спортплощадку с торца их дома уже сломали для расчистки места под строительство жилого дома. А из оставшихся парней уже не набиралась даже одна мини-футбольная команда. По той же причине в их дворе прекратились и волейбольные поединки. И лишь изредка во дворе можно было увидеть играющих в пинг-понг парней и девушек. Зато за столом и под грибком всё чаще стали появляться доминошники и выпивающие. Поэтому в каникулы уже малочисленная группа молодёжи их дома или сидела во дворе, общаясь и пока беззаботно хохоча, или ходила не широкими шеренгами по Реутову.

Но теперь всё чаще, особенно девушки, сидели дома за книгами.

В последние дни каникул Настя написала письмо дяде Жене. В нём она сообщала, что третью четверть закончила лучше предыдущей, получив пятёрки по геометрии, черчению, литературе и «по электрике» из физики, а по остальным четвёрки. И теперь она будет готовиться к выпускным экзаменам, но боится их так, что буквально коленки трясутся. Сообщала она и об улучшении своего здоровья, кроме зрения, которое продолжает ухудшаться, из-за чего ей выписали очки уже – 4,5. Просила она младшего дядю приехать летом в отпуск к Кочетам и научить её играть на гитаре, которую ко дню рождения ей обещала подарить бабушка Нина.

А Евгений Сергеевич Комаров с декабря 1966 года по март 1967 года работал техническим руководителем Тупрунского лесопункта Перервинского леспромхоза Верхнекамского района Кировской области. С марта этого года он уже работал начальником производственно-технического отдела Министерства местной промышленности Марийской АССР. Его жена Зинаида Лаврентьевна работала бухгалтером там же в Йошкар-Оле.

А в цехе к Платону теперь повадился ходить, с согласованными с мастером заказами, седовласый механик цеха Дмитрий Иванович Макарычев. А заказывал он не только запасные детали для ремонтируемых станков, но и видимо что-то своё для, им самим изобретённой, установки. Ходил он, широко расставляя ноги и сильно разводя носки всегда до блеска начищенных полуботинок, этим немного напоминая Платону большого Чарли Чаплина. А в Платоне он увидел не только аккуратного и точного исполнителя заказов, но и вдумчивого коллегу, иногда не по возрасту подсказывающего что-то дельное. Кроме того Платон стал делать для Дмитрия Ивановича грамотные эскизы выточенных деталей с проставлением размеров и даже, но пока не профессионально, их допусков.

Теперь к Кочету с заказами стал подходить и начальник Планово-диспетчерского бюро (ПДБ) цеха – высокий, худой и моложавый брюнет Владимир Григорьевич Зотов. Платон никому не отказывал, но теперь всё это делал как бы официально и через «наряд» от мастера, частенько различными ухищрениями подгонявшего размер зарплаты своих рабочих до интервала разрядной сетки, часто вызывая у многих недовольство.

– Хоть бы ко мне когда-нибудь и Таня подошла с заказом, или хотя бы её подруга Наташа! – мечтал влюблённый Платон.

Он уже сам увидел, что на работу она ездит из Чухлинки вместе с подругой – технологом их цеха по токарной обработке Ириной Верхивкер. В комсомольских документах у Яши Родина он подглядел, что она родилась в 1946 году и работает в цехе после окончания технологического техникума.

Платон очень хотел узнать адрес её местожительства, чтобы подстроить якобы случайную встречу с нею на улице.

А пока он всё время искал якобы случайной встречи с нею на работе. Но Таня на работу, с работы и в столовую, как назло, ходила с подругами. А в цехе она появлялась изредка и только на фрезерном участке. Так что вся его надежда была на их случайную встречу наедине в цехе, или на территории завода по пути в проходную или в столовую. Большую надежду он возлагал на якобы их случайную летнюю встречу в электричке из Чухлинки до Реутова и обратно, по его пути с дачи на работу и обратно. Но особую надежду он сейчас возлагал на праздничный заводской предмайский вечер и танцы, на которых он мог бы познакомиться с нею близко и лицом к лицу, но боялся её, ни с того, ни с сего, пригласить.

– Хорошо бы, чтобы она сама пошла на вечер, и я её там бы пригласил на танец. Но, с другой стороны, девушки ходят на танцы, чтобы познакомиться с парнями. Так что если она пойдёт на вечер, то это будет означать, что она ищет парня, и может быть вовсе не меня? А если не пойдёт? Но это может означать, что у неё нет такой необходимости, так как уже есть парень?! – терзался в рассуждениях Платон, стесняясь при всех подойти к ней и пригласить на свидание.

Подсознательно он боялся быть ею отвергнутым, оставляя решение вопроса на потом, и теша себя ожиданиями лучшего для себя исхода.

– Она знает или узнает, что я младше неё на целых три года!? И зарабатываю меньше всех в цехе, к тому же живу не в Москве! Зачем ей муж, который шесть лет будет ещё учиться в вечернем институте?! А ей надо будет меня обслуживать?! А когда будет ребёнок? Как тогда? Мне бросать институт? Это под маминым крылом я могу спокойно учиться и быть уверенным за свой надёжный тыл! – раздумывал он, стесняясь подойти к ней.

Но Платон не постеснялся поздно вечером 29 марта лично опустить в почтовый ящик Гавриловых поздравительную открытку, от всех поздравив в ней Александра Васильевича с пятидесятилетием со дня рождения.

Платон всегда стеснялся носить очки. Даже при работе на своём токарном станке, во время которой по технике безопасности полагались защитные очки, он не пользовался ни ими, ни своими, щурясь и низко наклоняясь над патроном с заготовкой и резцедержателем.

– «Платон! Ты, смотри! Будь осторожен! Когда низко наклоняешься, то застёгивай халат на все пуговицы! А то в одном цехе был такой случай! Токарь низко наклонился и полы его халата попали на вращающуюся заготовку с заусенцами. Халат зацепился и стал накручиваться на неё, а токаря перебросило через станок головой об его же станину! И всё, конец!» – объяснил ему наставник Константин Иванович Горбачёв.

Глава 5
Новая попытка (апрель – сентябрь 1967 года)

– «А то ещё бывает, что рукава затягивает и руки корежит!» – добавил его сосед по станкам Сергей Фёдорович Шашалев.

От таких слов Платона даже бросило в жар, и он поёжился.

– Надо же?! А я так беспечно веду себя у станка!? Мне надо быть аккуратней и предусмотрительней! – срочно решил он.

Но оказалось, что всё предусмотреть было невозможно.

В одном из заказов Платон в заключительной токарной операции подрезал торцы гаек в нужный размер их высоты. А поскольку кулачки его патрона не были расточены для зажима деталей в упор, то для ровного зажима гаек кулачками и на нужную глубину, он использовал плоский узкий резец, вставляя его между кулачками патрона в упор к его плоскости, и уже к нему прижимая гайку и туго закручивая патрон. Соответственно и суппорт станка с держателем резцов он пододвинул в одно, подогнанное по размеру положение, закрепив его ступором. И процесс успешно пошёл. Высота отторцованных гаек соответствовала заданному размеру и его допуску. Поэтому довольный токарь успокоился, задумавшись о своих делах.

И это, как часто бывает со всеми, сыграло с ним злую шутку. Почему-то именно на тринадцатой гайке он, после затягивания патрона, забыл вытащить резец-опору, торчащий между двумя кулачками, уже автоматически включив вращение шпинделя.

И опора-резец, под действием центробежной силы, как пуля вылетел по касательной к вращающемуся патрону, и как назло в направлении горе-токаря, попав сначала ему точно в середину нижней губы, разделив её на две половины. А затем он отрикошетил в оголённую между отворотов халата верхнюю часть груди под самым горлом.

Опешив, Платон, видимо опять на автомате, всё же успел выключить станок и зажать нижнюю губу верхней, препятствуя кровотечению.

– Во дурак я! Как же я забыл его вытащить? Отвлёкся думами о постороннем! Недаром же мои учителя говорили, что у станка надо думать только об этой конкретной работе и о самом станке, а не о прочем, тем более о девках!? Да и встал я неудачно – на самой «линии огня»! Встал бы чуть правее и резец пролетел бы мимо! А ведь он мог полететь и вверх и вниз, и даже в сторону от меня, попав в спину токарю из соседнего ряда!? Хорошо, что за тем станком пока никто не работает! А ведь он мог попасть мне в глаз или в горло?! – ужаснулся Кочет, покрывшись испариной.

– Так повезло мне или нет?! Если всё суммировать, то меня спас мой ангел-хранитель, как не раз говорила и рассказывала мне мама!? И в то же время он сейчас предупредил меня, спасая возможно от более страшного в будущем!? А ведь всё из-за этих думах о бабах! Будь они неладны! Все беды от баб! – опять в конце мысли вспомнил он чью-то сентенцию.

Показав разбитую губу мастеру, Платон пошёл в раздевалку переодеваться и далее в медсанчасть, по пути сплёвывая излишки крови.

И как назло, словно потешаясь над ним, судьба уготовила ему в вестибюле их здания неожиданную встречу с Татьяной Линёвой, входившей с улицы в корпус вместе с Наташей Буяновой.

С досады, что он не сможет воспользоваться этим случаем, Платон судорожно сглотнул кровь и кивком головы и поднятой рукой поздоровался с девушками, чуть разжимая губы и показывая на рассеченную нижнюю губу другой рукой.

– «Травма! Резец попал!» – с трудом сумел он выдавить из себя объяснение, невольно взглянув в расширившиеся от удивления серо-голубые глаза Татьяны, затем смутившись и покраснев, переведя взгляд на настороженно блестящие карие глаза Наташи.

– «Ничего! Губы быстро заживают! Скоро сможешь целоваться!» – вдруг ответила та со смехом, давно приметившая ярко-красные с красивым очертанием губы Платона, окончательно вгоняя того в краску.

– Надо же?! Наташа, какая смелая!? Может, она в меня влюблена? А что же Таня? Как будто ни рыба, ни мясо?! Не ясно! Но ясно одно, что они за мною наблюдают, и меня обсуждают! Значит, я им интересен! А это уже очень хорошо! – по пути в медпункт размышлял Кочет, чувствуя, как за его спиной будто бы «вырастают крылья».

В медпункте дежурная медсестра Раиса Авинова продезинфицировала его рану и наложила заживляющую мазь, пока заклеив ранку пластырем.

– «У тебя ничего страшного! Дома перекисью водорода размочишь пластырь и аккуратно снимешь. А потом промокнёшь другой ваткой с нею же. До свадьбы заживёт! Правда, некоторое время будешь ходить, как зайчик! А целоваться пока нельзя!» – успокоила она юношу, помазав йодом ещё и кровавую ссадину на его коже под рукояткой грудины.

– Что-то странно начался для меня апрель?! И случилось это в первый же рабочий день?! А чтобы это значило? – раздумывал Кочет вечером в понедельник 3 апреля, по случаю травмы отпущенный раньше с работы.

В этот раз первоапрельские шутки пришлись на субботний выходной день, так, что в этот раз друг друга разыгрывали только в семьях или по телефонам.

– Вот бы у Татьяны был бы домашний телефон! Как было бы здорово! Надо это как-то разузнать! – дал себе в тот день новое задание Платон.

И словно для разминки он стал названивать по произвольно набранным номерам, радуя незнакомых абонентов доставкой к ним домой мебели, холодильника или телевизора. Но вскоре такая трата времени ему надоела.

– Наверно это мне такое наказание за издевательства над людьми? – предположил он уже вечером в понедельник.

– Не буду больше так делать никогда! – легко решил он, беря в руки газету «Правда», которую, как член партии, выписывала мать.

Из неё он узнал, что накануне 2 апреля в столицу НДРЙ Аден прибыла специальная миссия ООН для контроля за выполнением резолюции Генеральной ассамблеи ООН от 12 января о Южном Йемене.

В этот же день в воскресенье стартовал очередной чемпионат СССР по футболу.

Вечером Платон провёл с губой все указные ему процедуры, полизал языком шрам и надолго забыл о нём.

Но придя на работу во вторник 4 апреля, он вдруг получил новый шрам, на этот раз моральный.

К нему утром подошла табельщица Наташа Буянова и по-дружески сначала спросила:

– «Ну, как твоя губа?».

– «Спасибо! Действительно быстро заживает! Только вот целоваться всё равно пока будет не с кем!».

– «Ха-ха-ха! Найдёшь с кем! Ты парень видный! Ладно! Платон! Тут такое дело! Тебя от цеха на месяц посылают на стройку! – показала она распоряжение начальника цеха – Так что тебе сегодня в отделе снабжения надо получить спецодежду, и завтра с утра выйти на стройку вот по этому адресу!» – показала она распоряжение, и вручила ему записку с адресами Отдела снабжения, строящегося дома и личными данными прораба.

– «Хе! Зачем мне это? – не взял он записку – Со мной никто не говорил и я своё согласие не давал! Получается, что без меня – меня же хотят женить! Нет! Так дело не пойдёт! Они меня посылают, а я их! На стройку я не пойду ни при каких условиях! Так и передай начальству!» – сильно возмутился Кочет, у которого от возмущения даже перехватило дыхание.

– «Но я здесь ни при чём!» – покраснела Наташа.

– «А я тебя и не виню! Передай бумажку Афиногенову и скажи, что я отказался выполнять это задание!» – чуть улыбнулся он ей, кивая головой в сторону мастера.

И Наташа пошла к окнам, но фоне которых Кочет разглядел её заметно худые и чуть кривые ноги.

– Наверно, если с её лица смыть всю краску, то она перестанет быть и на лицо привлекательной? А интересно? Насколько Таня останется привлекательной, если не будет пользоваться косметикой?! Хотя её на ней совсем мало! – проанализировал Кочет.

Почти тут же к нему подошёл мастер Афиногенов и стал оправдываться:

– «Платон! Ты вчера раньше ушёл, поэтому решали без тебя! Твоему наставнику Косте Горбачёву, как очереднику на получение жилья, подошла очередь обязательной отработки на стройке своего дома! Но поскольку он рабочий высшей квалификации и уже предпенсионного возраста, то решили заменить на тебя, на молодого, сильного и его ученика! К тому же тогда не будет ущерба для выполнения производственного плана цеха! Так что выручай, соглашайся! Да и травму там не получишь!» – пояснил Владимир Фёдорович в своём пламенном спиче.

– А если получишь, то моей вины в этом не будет! – лишь мелькнуло в его сознании.

– «Нет! Я не могу! Я категорически против! Во-первых, вы это решили без меня, без учёта моих интересов! А я вам не кукла – могу за себя постоять и свои интересы отстоять! Мне же будет неудобно потом в грязной одежде далеко возвращаться домой, чтобы переодеться для поездки в институт, и я буду не успевать!» – объяснил Платон своё несогласие с его самоуправством.

– «А мы тебе дадим справку, чтобы тебя раньше отпускали с работы!».

– «И я каждый раз буду выклянчивать!? Да такой работник вряд ли им будет нужен? И потом, я пришёл сюда работать токарем, а не строителем!».

– «Так нам лучше оставить в цехе квалифицированного рабочего – твоего же наставника! Ты, что? Не уважаешь старика?!».

– «Я Константина Ивановича очень уважаю! Но это не повод идти за него на стройку! Найдите другую кандидатуру!».

После этого разговора Платона вызвали к начальнику цеха Альберту Ивановичу Авдееву, ещё не имевшего дело с Кочетом.

Они опять обменялись взаимными аргументами, после чего начальник цеха перешёл к запрещённым приёмам против своего строптивого подчинённого.

– «Ты, что? Белоручка какой-то? Голубая кровь?!».

– «Не надо меня уговаривать и стыдить! Мне не стыдно! Я никому ничего плохого не сделал и ни у кого ничего не брал! А на стройку я не пойду! Вплоть до увольнения! Всё! разговор окончен!».

Тогда Авдеев отпустил распетушившегося Кочета, но дал задание Афиногенову провести собрание токарей и вынудить молодого рабочего уступить мнению коллектива.

Собрание собрали сразу после обеда. Афиногенов доложил токарям позицию руководства цеха и отказ Кочета, дав ему слово в своё оправдание.

– «Мне тут видимо по безграмотности дали слово якобы в моё оправдание, но я ещё не совершил никаких законом наказуемых деяний! А причины моего отказа я уже два раза излагал руководству, которое своё решение хочет теперь переложить на вас! Так что повторяться не буду! Достаточно того, что я просто не хочу, и никто не вправе меня заставлять соглашаться на чинимое против меня беззаконие! А в случае чего, я готов уйти от вас! Так что обсуждать меня не будем!».

– «Как это не будем?! Начальник цеха приказал!» – удивился Афиногенов, обидевшись на намёк Платона о его безграмотности.

– «А вы покажите нам письменный приказ!» – закусил удила Кочет.

После этих его слов по рядам рабочих прокатился рокот. С мест начались выкрики: «Не имеете права!», «Отстаньте от парня, он прав!», «Тут нечего обсуждать! Костя обязан сам отработать! А то квартиру не дадут!».

Платон был доволен. Ни один рабочий не высказался против него. Все чувствовали, что своей непреклонной позицией он защищает и их права.

И Афиногенов сдался. Ведь его авторитет среди рабочих и так был невысок. А терять сейчас его остатки было не в его интересах.

– «Так что, Кость, придётся теперь тебе самому за себя идти работать!» – при всех вынужденно объявил он Горбачёву.

И теперь между Кочетом, Афиногеновым и Горбачёвым пролегла незримая тень взаимной неприязни и недоверия.

А у победившего цеховую бюрократию молодого Кочета авторитет поднялся ещё выше.

– А интересно, кто предложил мою кандидатуру? Афиногенов или Горбачёв? Скорее всего, Афиногенов! – в раздумьях предположил Кочет.

И оказался прав. Ещё тень между учеником и учителем не успела занять своё место, как Константин Иванович сам подошёл к Платону и доверительно сообщил:

– «Платон, имей ввиду, что это не я предложил твою кандидатуру, а сам Афиногенов!».

– «Константин Иванович, а я так и подумал!».

В конце бурного на эмоции вторника 4 апреля Платон дома узнал, что президентом Ирака избран генерал Абдул Рахман Ареф, а в Камбодже вся полнота власти предана принцу Нородому Сиануку.

Зато Платон Кочет остался на своём рабочем месте.

Вскоре ему опять посчастливилось встретить в холле их корпуса Таню и Наташу, возвращавшихся к себе с их прецизионного участка. Они с улыбками поздоровались и по инициативе Наташи стали любезничать, проходя через двери вестибюля в коридор. Платон, наконец, обрадовался, что сейчас сможет заговорить и с Татьяной, но ему опять не повезло.

Навстречу девушкам шла многочисленная группа руководителей предприятия разных рангов во главе с седовласым Аркадием Ионовичем Эйдисом, который любезно пропустил девушек. Платон попытался было юркнуть за ними, но зам. генерального конструктора своей грудью преградил путь нахальному юнцу. Пришлось Кочету ждать, пока вся свита проследует в узкий дверной проём. А его девушки уже невольно поднимались по своей крутой металлической лестнице на их рабочие места.

– Эх, опять мне не повезло! – снова сокрушался Платон.

А на следующий день у молодого Кочета неожиданно прихватило сердце. И он отпросился у мастера в медпункт, фактически являвшийся заводской поликлиникой. Там его приняла терапевт Алевтина Васильевна Куликова, измерив давление и направив на ЭКГ.

Народу в поликлинике было очень мало, многие кабинеты вообще пустовали. Так что Платона сразу приняли.

Пока молодая медсестра с трудом прикрепляла датчики к волосатой груди Кочета, тот шутил, что его грудь надо сначала побрить. А та от души смеялась, кокетничая с симпатичным юношей. Потом она приказала замолчать и лежать не шевелясь. Платон повиновался. Но ведь мозгу сразу не прикажешь, и думать о другом не заставишь.

И Кочет, как всегда, стал мечтать о находящейся рядом симпатичной девушке.

Но когда та начала снимать показания, то вдруг чуть ли не вскричала:

– «О чём вы сейчас думаете?! У вас показатели вверх полезли! Сейчас же прекратите об этом думать!» – удивила она Платона, у которого действительно уже чуть привстало его естество.

И разоблаченный молодец вмиг расслабился.

Снимая с его груди датчики, польщённая такой реакцией на неё со стороны симпатичного парня, девушка вдруг заявила:

– «У вас такая растительность, что вам больше подходит фамилия не Кочет, а Медведев!» – рассмешила она Платона.

Вернувшись с результатами к терапевту, Платон услышал от неё предположительный диагноз:

– «У вас случился гипертонический криз! Вы наверно недавно сильно переволновались, или очень понервничали?».

– «Да я обычно и не нервничаю – всегда держу себя в руках! Но было дело, нервы трепали, и не раз! Из института выгнали! Любимая фактически дала от ворот поворот! Да и на работе нервы трепали – хотели меня послать на стройку! В общем, наверно накопилось!».

– «Да, накопилось у вас! Никогда не надо долго держать в себе сильные эмоции! Им надо давать выход, разряжаться или отдыхать! Помните это! Выпишу вам таблетки, пропейте их и всё! Чаще отдыхайте и не стесняйтесь выплёскивать свои эмоции наружу!» – посоветовала Алевтина Васильевна.

И Платон успокоился:

– Значит с моим сердцем всё в порядке! А как это выплёскивать эмоции наружу? Орать что ли? Или кому дать по морде? Или материться? Вон, как наши рабочие матерятся, даже уши вянут! По каждому поводу и пустяку?! Да даже бывает и без повода! Будто говорят на нём – не замечают! А как выйдут за проходную – сразу всё, молчок, и рот на замок – домой к жене и детям идут – порядочные! – прошёлся Кочет по товарищам, как петух за курицами по двору.

К 7 апреля подоспела и его первая зарплата, как рабочего. Но он по известным всем причинам не стал угощать мастера и тем более отсутствующего наставника Горбачёва, да и Афиногенов уже не напрашивался, давно принимая Кочета, как своего равноправного коллегу – рабочего. Но когда Платон посмотрел в расчётный листок, то удивился одному вычету, спросив об этом у мастера Владимира Фёдоровича.

– «Так это налог на бездетность! Его берут с восемнадцати лет!» – усмехаясь, ответил мастер.

– «А почему с восемнадцати? Что за глупость?! Это значит, что государство само предлагает мне нарушить закон и зачать ребёнка в возрасте семнадцати лет и трёх месяцев, а то и младше?! Ерунда какая-то!» – удивился и возмутился уже совершеннолетний юноша.

– «Платон! Так ты иди, зачни! Предоставь документ, и через девять месяцев с тебя снимут этот вычет!» – пошутил Афиногенов.

– Так если я на работе обнародую, что у меня есть ребёнок, то об этом наверняка узнают все и Таня Линёва!? И вряд ли она после этого захочет со мной знаться?! Мало того, что у меня зарплата маленькая, так ещё и алименты будут снимать?! Какой тут к чёрту из меня жених!? Значит, пока мне надо ото всех скрывать наличие ребёнка! Да и с Варей не ссориться, давать ей деньги, чтобы на алименты не подала! – вдвойне испугался и домыслил своё положение Платон.

Теперь он стал отдавать маме больше денег, чем во время учёбы в институте – все, кроме оставленных на обед, так как не стало почти регулярных расходов на транспорт. А на культмероприятия, подарки и редкие транспортные расходы он накапливал себе от обеденной сдачи.

На международной арене 8 апреля греки и турки возобновили военные действия на Кипре вблизи Лимасола. В этот же день во Франции был утверждён новый состав французского правительства во главе с Жоржем Помпиду. А в СССР был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР «О принудительном лечении и трудовом перевоспитании злостных пьяниц (алкоголиков)».

В день космонавтики 12 апреля, вместо умершего Маршала Советского Союза Р.Я. Малиновского, Министром бороны СССР был назначен Маршал Советского Союза А.А. Гречко.

В этот же день Платон Кочет опять красивой открыткой, лично накануне опущенной им в почтовый ящик, поздравил Варю с днём рождения.

А к середине апреля Миссия ООН в Южном Йемене провалилась, так как Национальный фронт отказался вести дальнейшие переговоры и продолжил вооружённую борьбу за независимость своей страны.

Своеобразную борьбу с руководством цеха устраивал и Патон Кочет.

Иногда, видя, что ему не дают заказы, и основной работы нет, он брал административные отпуска, используя их для своих дел и развлечений. Но брал он их больше не для этого, а чтобы ему больше не давали не связанные с токарной обработкой работы.

Но поскольку отпусков было не мало, то каждый раз приходилось придумывать новую причину.

Однажды Платон на спор с ровесниками ввёл в заблуждение своего мастера. Он нарочно опустил левую руку вниз и долго не поднимал её, работая одной правой, после чего кисть левой руки опухла и покраснела.

– «Владимир Фёдорович! У меня что-то с рукой?!» – показал он опухшую и покрасневшую кисть левой руки.

– «Немедленно иди в медпункт!» – распорядился тот.

– «Ну, как? Я выиграл! Меня отпустили с работы!» – хвалился он перед проигравшими спор товарищами, уходя в техническую библиотеку.

Но основной задачей на работе Платон по-прежнему считал для себя сбор информации о Тане Линёвой и попытку заговорить с нею наедине.

Он даже стал нарочно после работы ходить домой через станцию, надеясь по дороге встретить Татьяну. В такие дни из проходной он специально выходил в числе первых, потом, стоя в сторонке, ожидал выхода из проходной Татьяны с подругами и затем шёл за ними с интервалом, чтобы не попадаться им на глаза, ожидая, а вдруг подруги отойдут по своим делам. Но такого никогда не происходило, ибо все три девушки ездили до Чухлинки. Больше шансов встретить Татьяну одну по пути на работу была утренняя платформа в Чухлинке. Но для этого надо было ждать лета и дачных ночёвок.

Поэтому Платон как-то попробовал ночевать у отца, и подгадать нужную электричку и вагон. И это у него, хоть не сразу, но получилось. Он увидел, входящую в вагон Татьяну, но опять в компании Ирины. А за ними в вагон вошёл слесарь их цеха Володя Серенков, всегда ездивший на работу из Чухлинки и живший с женой недалеко на Рязанском проспекте.

– «Привет! А ты как здесь оказался?» – спросил Кочета, отслуживший армию молодой мужчина, удивлёно сверкая на него своими светло-синими глазами.

– «А я у отца иногда ночую!».

– «А я, было, подумал, что ты … охотишься!» – перехватил он взгляд Кочета на девушек, с ехидцей улыбаясь.

И они продолжили беседу, из которой Платону узнал, что Володя готовится к экзаменам для поступления в МВТУ.

– «И я тоже буду поступать в него!» – удивил и обрадовал новостью Кочет.

– «Как? Ты ведь учишься в институте!».

– «Уже нет! Выгнали!».

– «Почему? Ты же умный парень?!».

– «Да с временем туго было! И профиль был неподходящий!».

– «Так, значит, вместе поступать будем! Я сейчас готовлюсь, занимаюсь! А можно я к тебе обращусь, когда вопрос по математике возникнет? Говорят, ты очень силён в ней?!».

– «Пожалуйста! Конечно, помогу!».

Из электрички они также шли на работу вместе, вслед за своими коллегами – девушками, специально не перегоняя их и разговаривая на разные темы. Володя заметил, что Платон специально не обгоняет их, практически не сводя глаз с высокой талии Татьяны Линёвой и её стройных ножек.

– «Ты сегодня здесь оказался из-за неё?» – добро улыбаясь, кивнул он в её сторону, смутив Платона.

– «Ладно, ладно, молчу! А выбор одобряю!» – уже заговорческим голосом поддержал Володя.

С впервой встречи они понравились друг другу, как приятные, культурные и уважающие друг друга собеседники.

– «Успеха тебе!» – Пожелал Платон у дверей слесарного участка.

– «Взаимно!» – пожелал и Володя, добро улыбаясь.

Но Платон не стал больше ездить на работу от отца. Да и ночёвки у него были крайне не подходящие по удобству, гигиене и времени, и вызывали у отца удивление. Так что Платон от этого варианта отказался.

А когда он опаздывал с выходом с работы, и Татьяна уже шла где-то впереди, Платон, которого ещё в восьмилетней школе прозвали скороходом, включал максимальную скорость и лихо маневрирую между прохожими, что делать ему помогала сноровка футболиста, догонял её с подругами, резко сбавляя скорость и опять идя за ними на некотором расстоянии, старясь пока быть незаметным, но по возможности пытаясь услышать их разговоры.

Однажды, обгоняя слева двух мужчин и опасно срезая свой путь перед ними вправо, чтобы потом справа же обойти следующее препятствие, Платон поставил свою правую ногу перед ближним к себе мужчиной чуть вправо. И тот, не заметив этого, упёрся округлым выступом своей левой голени в аналогичный выступ правой голени Кочета, невольно затормозив и пропуская Платона вперёд. А внешне это выглядело, как сбой шага.

– «Во, парень даёт?! Ты видел? Лихо! И не придерёшься – я, будто сам налетел!» – обратился тот к товарищу.

– «Да! Здорово! Наверно футболист?!» – вслед себе услышал Платон, уходящий от них дальше на скорости.