Текст книги "Преступления против жизни в странах общего права"

Так, согласно ст. 13A-2-5 УК штата Алабама:

a) лицо подлежит уголовной ответственности, если результат не наступил бы без его поведения, действующего самостоятельно или совместно с другой причиной, если только этой совпадающей причины было недостаточно, чтобы вызвать результат, а поведение посягающего было явно несущественным;

b) лицо тем не менее подлежит уголовной ответственности за результат, если единственная разница между тем, что произошло на самом деле, и тем, что лицо намеревалось совершить, что ожидало и чем рисковало, заключается в том, что: 1) в результате был причинен вред, ущерб и оказано воздействие на другое лицо или имущество; или 2) был причинен менее серьезный вред или ущерб;

c) когда причинение конкретного вреда выступает материальным элементом преступления, которое в соответствии с законом относится к категории преступлений абсолютной ответственности, данный материальный элемент не считается установленным, если только фактический результат не является вероятным последствием поведения посягающего лица[500]500
  http://law.onecle.com/alabama/criminal-code/13A-2-5.html (2016. 2 нояб.).


[Закрыть].

Для сравнения можно привести положения ст. 12.1-02-05 УК Северной Дакоты: «причинная связь может быть установлена тогда, когда результат не наступил бы, если бы не поведение обвиняемого, оказывающее воздействие само по себе или совместно с другой причиной, если только совпадающей причины было явно недостаточно, чтобы вызвать результат, и поведения обвиняемого было явно недостаточно»[501]501
  http://www.legis.nd.gov/cencode/t12-1c02.pdf (2016. 2 нояб.).


[Закрыть].

Похожую норму содержит и УК штата Аризона. В соответствии со ст. 13-203, «деяние является причиной результата, если выполнены оба следующих условия: 1) результат не наступил бы, если бы не имело место деяние; 2) отношения между деянием и наступившим последствием соответствуют дополнительным требованиям причинности, предъявляемым к данному конкретному преступлению законом. Если намеренное причинение конкретного последствия является конструктивным элементом преступления, а фактически наступивший результат не входит в намерение лица, наличие требуемого элемента может быть установлено, когда: 1) наступившие последствия отличаются от тех, которые охватывались намерением лица, только потерпевшим или собственностью, которой причинен вред, или причиненные вред и ущерб меньше по тяжести изначально задуманного; 2) фактически наступившие последствия подобны тем, которые охватывались намерением лица, и причинены они были тем способом, который был существенно вероятнее в данных обстоятельствах, о чем лицо знало или должно было знать. Если неосторожное или небрежное причинение конкретного результата является конструктивным признаком преступления, а фактически наступивший результат не охватывается риском, о котором лицо знало или должно было знать в случае преступной небрежности, наличие требуемого элемента может быть установлено, когда: 1) наступившие последствия отличаются от вероятных только потерпевшим или собственностью, которой причинен вред, или причиненные вред и ущерб меньше по тяжести изначально задуманного; 2) фактически наступившие последствия подобны тем, которые были возможны, и причинены они были тем способом, который был существенно вероятнее в данных обстоятельствах, о чем лицо знало или должно было знать»[502]502
  http://www.azleg.state.az.us/FormatDocument/Doc=/ars/13/00203.html&Title=13&DocType=ARS (2016. 2 нояб.).


[Закрыть].

Если деяние совершается путем бездействия, а не действия, то правило but for следует трактовать следующим образом: если бы не неспособность лица выполнить необходимое при сложившихся обстоятельствах действие, вред защищаемым законом интересам не был бы причинен. Похожая формулировка причинности была предложена составителями проекта уголовного кодекса 1989 г.: «лицо причиняет результат, который является элементом преступления, если ему не удается совершить деяние, способное предотвратить наступление данного результата, и при этом на нем лежала возложенная законом обязанность данное деяние совершить» (ст. 17 (1)(b))[503]503
  A Criminal Code for England and Wales. Vol. 1. Report and Draft Criminal Code Bill. Law Comm. № 177. London, 1989 // http://www.official-documents.gov.uk/document/hc8889/hc02/0299/0299.pdf (2016. 2 нояб.).


[Закрыть].

Однако целиком и полностью выстраивать причинно-следственную связь, опираясь только на эту концепцию, невозможно. «Применение этого правила в чистом виде может привести к абсурдной ситуации, когда в убийстве будет обвинен не только сам преступник, но и его родители на том лишь основании, что если бы они никогда не встретились, на свет не появился бы и убийца»[504]504
  Dine J.&Gobert J. Op. cit. P. 208.


[Закрыть].

Для того чтобы избежать подобных ситуаций, концепцию but for rule было предложено дополнить правилом de minimis, в соответствии с которым поведение лица не должно быть незначительным, а его вклад в причинение результата должен быть более чем минимальным[505]505
  R v. Cato, 62 Cr. App. R. 41 (1976), 45 (per Lord Widgery, C.J.).


[Закрыть].

После установления фактического критерия необходимо ответить на вопрос, послужило ли деяние обвиняемого «достаточной с точки зрения права» причиной для признания наличия actus reus тяжкого убийства.

Легальный тест причинности предполагает установление трех ключевых моментов.

Во-первых, необходимо, чтобы причиненный вред был «действительной и значительной причиной смерти» (operating and substantial cause of death), «ближайшей причиной» (proximate cause) в момент ее наступления: «если в момент смерти исходное ранение все еще действительная и значительная причина, тогда действительно можно сказать, что ранение является причиной смерти, даже если существует какая-либо другая причина смерти. Только в том случае, когда исходная рана запускает цепь событий, в которых значительной оказывается другая причина, можно сказать, что ранение не является причиной смерти»[506]506
  R v. Smith [1959] 2 Q.B. 35, 36.


[Закрыть].

Так, Дж. Холл пишет: «незначительное ранение неизбежно приведет к необходимости обратиться к врачу или походу в аптеку, и по пути раненого человека может сбить автомобиль или его может застрелить «смертельный» враг. В данном случае несерьезное ранение, хотя и является необходимым условием причинения смерти, не вносит значительный вклад в цепь причинения»[507]507
  Hall J. Op. cit. P. 283.


[Закрыть].

В ситуации, когда имеют место сразу два нападающих, каждый из которых, независимо друг от друга, наносит повреждение, приводящее к смерти, обвинение в тяжком убийстве может быть предъявлено им обоим, если «этот вред стал причиной, способствовал или ускорил наступление смерти потерпевшего»[508]508
  Holsemback v. State, 443 So. 2^d 1371 (Ala. Crim. App. 1983).


[Закрыть].

«Ближайшими (proximate) последствия противоправного деяния обвиняемого считаются в том случае, если они выступают фактической причиной, и при этом между деянием и последствием нет других вмешивающихся причин, неважно в форме активных действий или последствия»[509]509
  Carpenter Charles E. Workable Rules for Determining Proximate Cause. Part III // California Law Review. 1932. Vol. 20. № 5. P. 473.


[Закрыть]. «Непосредственный результат активного действия и есть ближайший результат»[510]510
  Beale Joseph H. The Proximate Consequences of an Act // Harvard Law Review. 1920. Vol. 33. № 5. P. 641.


[Закрыть].

Второй момент в установлении правового критерия связан с тем фактом, что в качестве необходимого условия наступления последствий следует рассматривать физические и психические особенности потерпевшего. Считается, что виновное лицо воспринимает потерпевшего в том состоянии, в котором он находится в момент совершения преступления (take his victim as he finds him). Данная концепция еще именуется правилом «тонкого черепа» (thin skull rule).

Как отмечает Д. Климчук, лучше всего правило «тонкого черепа» работает в тех случаях, когда потерпевший обладает некими особенностями, определенным статусом, который «во-первых, приводит к тому, что причиненные повреждения заставляют его страдать больше, чем при таких же обстоятельствах страдал бы обычный человек, во-вторых, не является очевидным для посягающего лица, в-третьих, не возлагает на потерпевшего обязанности предпринять особые меры предосторожности и, наконец, за который сам потерпевший не должен нести ответственность»[511]511
  Klimchuk D. Causation, Thin Skulls and Equality // The Canadian Journal of Law & Jurisprudence. 1998. Vol. XI. № 1. P. 124.


[Закрыть].

Хрестоматийным примером данного правила служит английское дело 1975 г. Молодая женщина подверглась уличному нападению, в ходе которого была ранена в легкое. Когда ее доставили в больницу, она нуждалась в операции и переливании крови, однако девушка принадлежала к секте свидетелей Иеговы, которая, как известно, запрещает своим адептам переливание крови. Фактически женщина скончалась не столько от полученного ранения, сколько от большой кровопотери. Сторона защиты ссылалась на то, что отказ потерпевшей прервал течение причинной связи, поэтому обвиняемого нельзя признать виновным в убийстве. Однако суд, вынося решение, пришел к другому выводу, хотя деяние было квалифицировано как простое, а не тяжкое убийство: «на протяжении длительного времени правовая политика склонялась к тому, чтобы учитывать состояние потерпевших в момент совершения преступления. Это правило, по нашему суждению, предполагает человека в целом, а не только его физическое состояние. То, насколько неразумным со стороны потерпевшего было отказываться от медицинской помощи, решать не посягающему лицу, поэтому использовать данное обстоятельство в качестве защиты недопустимо. Вопрос, на который мы должны ответить, что послужило причиной смерти. Ответ – ранение»[512]512
  R v. Blaue [1975] 1WLR 1411, 1415 (per Lawton L.J.).


[Закрыть].

Похожее решение было принято в Канаде в 1977 г. (Smithers v. R)[513]513
  R v. Smithers [1978] 1 S.C.R. 506.


[Закрыть]. Фабула дела такова. Во время хоккейного матча, состоявшегося 18 февраля 1973 г. в г. Миссиссага, между двумя ведущими игроками команд произошел конфликт. Матч был довольно напряженным и агрессивным, и после очередного столкновения на расовой почве (обвиняемый был афроамериканцем) обоих игроков удалили с площадки за нарушение дисциплины. После матча обвиняемый, который неоднократно угрожал обидчику расправой, напал на него и нанес сильный удар в область живота. Потерпевший упал, начал задыхаться, и в течение пяти минут, еще до того момента, когда его доставили в больницу, скончался. Заключение медицинской экспертизы показало, что непосредственной причиной смерти стала механическая асфиксия рвотными массами. Один из экспертов подтвердил, что в редких случаях такая рвота может быть спонтанной, не спровоцированной механическим повреждением. И суду, устанавливая причинную связь, необходимо было ответить на вопрос, что привело к удушению – удар в область живота или дисфункция эпиглоттиса.

Верховный суд страны, отклонив апелляцию, выработал три существенных правила. Прежде всего, фактический тест причинности должен опираться на всю совокупность имеющихся в деле фактов, включая показания свидетелей, а не только на заключения экспертов-профессионалов. Во-вторых, обвинению нужно только доказать вне всяких разумных сомнений, что удар был значительным для причинения смерти в рамках теста de minimis. В-третьих, лицо, которое совершило нападение на потерпевшего, должно воспринимать его в том состоянии, в котором он находился на момент совершения преступления[514]514
  Если обратиться к прецедентному праву США, то можно констатировать тот факт, что и их судьи главным образом придерживаются аналогичной точки зрения – несмотря на имеющиеся у лица физические и психические недостатки, которые при причинении ему вреда, пусть даже незначительного по своему характеру, играют решающую роль в наступлении смерти, лицо, причиняющее такой вред, может быть признано виновным в тяжком убийстве. Целый ряд судебных решений, принятых в разное время, тому подтверждение. Hopkins v. Commonwealth, 117 Ky. 941 (1904) – организм потерпевшего в момент причинения ему телесного повреждения был ослаблен туберкулезом; State v. Jenkins, 276 S.C. 209 (1981) – у потерпевшего возникла редкая аллергическая реакция на краситель, входящий в состав препарата, применяемого при артериографии; State v. Durham, 156 W.Va. 509 (1973) – у потерпевшего был гепатит, а медикаменты, которые было необходимо использовать в процессе излечения, с его заболеванием несовместимы. В каждом из приведенных случаев причиной наступившей смерти было признано преступное поведение посягающего лица.


[Закрыть].

Впоследствии данное правило было поддержано в других судебных решениях. Так, в решении по делу R v. Cribbin Апелляционный суд провинции Онтарио одобрил существующие правила установления причинности и признал, что они не противоречат фундаментальным правилам правосудия, в частности принципу вины. «Согласно нормам о простом убийстве, если лицо совершает противоправное опасное деяние при обстоятельствах, в которых разумное лицо предвидело бы риск причинения телесного вреда, который не является ни тривиальным, ни кратковременным, и противоправное деяние выступает более чем минимальной причиной смерти потерпевшего, то такое лицо виновно в простом убийстве»[515]515
  R v. Cribbin (1994), 89 C.C.C. 67 (Ont. C.A.), 88 (per Arbour J.A.).


[Закрыть].

В решении по делу R v. Nette Верховный суд Канады пришел к заключению, что «тест причинности, предложенный в Smithers, все еще действует и применим ко всем видам убийства (тяжкому убийству, простому убийству и детоубийству)». При этом судья Арбор, выразившая мнение большинства, посчитала нужным переформулировать его следующим образом: «для того чтобы объяснить правила установления причинности присяжным заседателям так ясно, как это возможно, правило о причинности следует сформулировать не через отрицание – «не тривиальная», «не незначительная», а через утверждение – «значительная, способствующая совершению причина». Латинская фраза de minimis в данном случае также редко оказывается полезной»[516]516
  R v. Nette [2001] 3 S.C.R. 488, 491 (per Arbour J.).


[Закрыть].

И, наконец, третий момент в установлении правового критерия заключается в том, что «разумно предвидимое вмешивающееся действие или событие» (reasonably foreseeable intervening cause) не нарушает причинной связи между деянием и наступившей смертью. Например, если виновное лицо оставило потерпевшего, который находился в бессознательном состоянии на берегу моря, оно должно предвидеть, что с наступлением прилива человек, вероятнее всего, утонет, а его поведение станет причиной смерти[517]517
  См.: Австралийское решение по делу R v. Hallett [1969] S.A.S.R. 141.


[Закрыть].

Суть теста «разумно предвидимого» была сформулирована, в частности, в английском решении по делу R v. Roberts. «Тест заключается в следующем: было ли то, что сказал или сделал обвиняемый, естественным результатом его поведения, в том смысле что результат мог быть разумно предвидим как последствие того, что было сказано или сделано. Как было сформулировано в одном из старых судебных решений, должно быть доказано, что это было его деяние, если, конечно, потерпевший не сделал что-либо настолько «безрассудное» (daft) или неожиданное, что не только конкретный нападавший не предвидел этого, но и любой разумный человек не смог бы такое предвидеть, тогда случившиеся только в незначительной степени может быть названо последствием нападения»[518]518
  R v. Roberts, 56 Cr. App. R. 95 (1971) (per Stephenson, L.J.).


[Закрыть]. Таким образом, волимый поступок потерпевшего, который не мог быть разумно предвидим, нарушает причинно-следственную связь между нападением и причиненным вредом.

В отличие от названного выше правила «существенной» или «ближайшей» причины, которое Э. Колвин охарактеризовал как ретроспективное, поскольку анализ начинается с восстановления цепи событий и вычленения причинного фактора, сыгравшего решающее значение в наступлении преступного результата, тест «разумно предвидимого» (foreseeability test) ориентирован на «ретроспективное будущее», так как устанавливается посредством ответа на вопрос, что обвиняемый знал и ожидал или что он должен был ожидать и предвидеть[519]519
  Colvin E. Principles of Criminal Law. 2^nd еd. Toronto, 1991. P. 84.


[Закрыть].

«Характер теста «предвидимого» остается в значительной степени необъяснимым. Что в точности должно быть предвидимо? На какой стадии стоит применять данный тест? Какое значение имеет добавление к тесту определение «разумное»? Предназначен ли данный тест для объяснения, замещения или добавления к определению причинности?»[520]520
  Shute S. Causation: Foreseeability v. Natural Consequences // Modern Law Review. 1992. Vol. 55. № 4. P. 585.


[Закрыть]

При таком подходе, когда наличие причинной связи ставится в зависимость от возможности лица предвидеть наступление негативных последствий, неизбежно происходит смешение причинной, всегда объективной, связи между деянием и последствием и mens rea в форме намерения причинить смерть. Необходимая причинная связь существует реально вне зависимости от возможности лица предвидеть наступление смерти, другой вопрос, что предвидение необходимо для привлечения лица к уголовной ответственности. На наш взгляд, недостаток данного подхода заключается в том, что в процессе квалификации происходит очевидная подмена понятий: установив связь между причинением вреда и наступившей смертью, судьи констатируют наличие в деянии corpus delicti тяжкого убийства, минуя процесс установления психического элемента преступления.

Как отмечает А. Норри, принципиальный недостаток существующей концепции причинно-следственной связи в уголовном праве заключается в том, что, помимо индивидуальных особенностей лица, его возможности и способности предвидения и осознания, в расчет не принимается «социальный контекст» – многочисленные социальные отношения, которыми связано любое лицо и которые во многом обуславливают особенности его поведения. По мнению А. Норри, концепция индивидуальной «свободы лица», в соответствии с которой его осознанное и волимое поведение уже само по себе может стать причиной определенных последствий, искажает истинное положение вещей, поскольку не учитывает тот факт, что такое поведение не изолировано, а происходит в контексте событий внешнего мира, течение которых не всегда позволяет привлечь к ответственности лицо, с моральной точки зрения виновное во всем происходящем[521]521
  См.: Norrie A. A Critique of Criminal Causation // The Modern Law Review. 1991. Vol. 54. № 5. P. 685–701.


[Закрыть].

А. Норри полагает, что причинно-следственная связь в уголовном праве отличается особой природой, не похожей на причинную связь в других отраслях правах, например, деликтном, поскольку, с одной стороны, она не может до конца считаться объективной, и все попытки выстроить абсолютно объективное учение о причинности в американском уголовном праве, по его мнению, потерпели неудачу, а с другой стороны, чрезмерный акцент на принципах абстрактной индивидуальной воли и подобное толкование причинной связи судьями приводит к тому, что такая концепция не способна адекватно выполнять свою роль в установлении уголовной ответственности лица.

В то же время именно такой подход имманентно присущ англосаксонскому уголовному праву в силу особенностей доктринального развития учения о причинности. Так, Г.А. Есаков данную особенность объясняет презюмируемой «моральной упречностью лица»: «Упрек за преступный результат сохраняется за обвиняемым, запустившим в действие «цепь событий», и сохраняется он за ним постольку, поскольку объективно предположительно предвидим любым разумным человеком риск для человеческой жизни, проистекающий из совершения насильственной фелонии»[522]522
  Есаков Г.А. Причинность в англо-американском уголовном праве // Lex Russica. Научные труды МГЮА. М., 2006. № 1. С. 125.


[Закрыть].

На моральную составляющую теста «разумно предвидимого», правда в несколько другом аспекте, а именно исходя из принципа справедливости, указывает и Д. Климчук. По его мнению, тест является отражением «мощного морального посыла, согласно которому несправедливо заставлять других отвечать за те последствия их поступков, которые не могли быть разумно предвидимы»[523]523
  Klimchuk D. Op. cit. P. 128.


[Закрыть].

В рассматриваемой уголовно-правовой системе моральной ответственности лица при установлении причинно-следственной связи действительно придается большое значение. «Когда кто-либо установил причину «если бы не», следующий тест, который необходимо применить для установления уголовной ответственности – это не тест причинности, а тест моральной реакции. Вопрос заключается в том, можно ли на самом деле приписать результат обвиняемому (imputable to the defendant)… Если должен использоваться термин «причина», то лучше всего ее обозначить как «приписываемую», «ответственную», «порицающую», чтобы подчеркнуть ценность принимаемого решения»[524]524
  Williams G. Textbook of Criminal Law. 2^nd еd. London, 1983. P. 381.


[Закрыть].

Данная идея находит отражение и в судебной практике, например, в принятом Верховным судом Канады решении по делу R v. Nette: «легальный тест причинности или, как его еще называют, приписываемой причинности связан с ответом на вопрос, может ли обвиняемый с правовой точки зрения быть признан ответственным за наступившую смерть. Это вытекает из правовых предписаний, коими являются текст статьи, формулирующий данное преступление, и принципы толкования. Упомянутые правовые предписания, в свою очередь, отражают фундаментальные принципы уголовного правосудия, такие как принцип, согласно которому морально невиновный не может быть наказан»[525]525
  R v. Nette [2001] 3 S.C.R. 488, 491 (per Arbour J.).


[Закрыть].

Или в рассмотренном Верховным судом провинции Онтарио деле R v. Menezes, в котором суд, ссылаясь на приведенное выше решение, подтвердил: «правовая, или приписываемая, теория причинности призвана дать ответ на вопрос, должен ли обвиняемый нести уголовную ответственность за наступившую смерть, надлежит ли суду установить «порицающую, виновную» причину данных последствий. Причинная связь отражает элемент вины. Она вместе с требуемым психическим элементом является существенной основой уголовной ответственности»[526]526
  R v. Menezes, 2002 CanLII 49654 (ONSC) // http://www.canlii.org/en/on/onsc/doc/2002/2002canlii49654/2002canlii49654.html (2016. 2 нояб.).


[Закрыть].

Существует также концепция, в соответствии с которой привносимое в причинную связь вмешательство с третьей стороны нарушает течение этой связи, если оно является волимым (concept of voluntariness) или, другими словами, «свободным, намеренным и информированным»[527]527
  R v. Pagett (1983) 76 Cr. App. R. 279 (per Goff L.J.).


[Закрыть]. Доктринальная основа этой концепции опять же опирается на свободу воли лица, чье осознанное и информированное действие или бездействие меняет течение причинности, инициированное первоначальным субъектом. Человек максимально проявляет свою волю, «когда оказывается в обстоятельствах, предоставляющих ему возможность проявить нормальные интеллектуальные и физические способности и воспользоваться ими без давления со стороны других лиц»[528]528
  Hart H.L.A., Honore T. Causation in the Law. 2d. Oxford, 1985. P. 138.


[Закрыть].

К обстоятельствам, которые нельзя рассматривать как волимые, судебная практика в разное время относила состояние невменяемости, недостижение возраста уголовной ответственности[529]529
  R v. Michael (1840) 173 E.R. 867.


[Закрыть], отсутствие психического элемента (mens rea)[530]530
  Haystead v. Chief Constable of Derbyshire [2000] Criminal Law Review 758.


[Закрыть], самооборону[531]531
  R v. Pagett (1983) 76 Cr. App. R. 279.


[Закрыть]. В определенном смысле слова не является волимым и добровольным выбор женщины, отказавшейся от переливания крови в деле R v. Blaue: «вопрос, на который необходимо ответить, – является ли решение отказаться от лечения не просто осознанным и информированным, но и свободным. С точки зрения принятого в современном обществе уважения к сознательному выбору человека потерпевшая, хотя и не ограничена никаким образом в своем религиозном самоопределении, будучи приверженцем определенных религиозных взглядов, не могла отказаться от своей веры только потому, что оказалась в ситуации, в которой ее жизнь была поставлена в опасность. Таким образом, отказ от переливания крови нельзя считать свободным»[532]532
  Hart H.L.A., Honore T. Op. cit. P. 335.


[Закрыть].

Вместе с тем и данная концепция в определенной степени относительна и условна, поскольку зависит от того, что мы считаем «свободным, волимым поведением», «какое поведение с моральной и правовой точки зрения можно считать разумным в данных обстоятельствах»[533]533
  Ibid. P. 142.


[Закрыть].

Сложность в применении упомянутой концепции становится очевидна, если мы обратимся к ситуациям, в которых поведение лица согласно правовым нормам не считается волимым – бессознательное состояние, физическое принуждение, защита прав и законных интересов, выполнение законных, а в определенных случаях и моральных обязанностей. При таком неограниченном перечне определение волимости превращается в чрезмерно «гибкое, незащищенное как от расширительных, так и от ограничительных толкований»[534]534
  Norrie A. Op. cit. P. 691.


[Закрыть], поэтому не всегда можно сказать, что волимое поведение третьего лица принципиальным образом меняет течение причинности.

* * *

Если более детально подойти к рассмотрению вмешивающихся в течение причинной связи действий, то в зависимости от их природы можно выделить несколько групп, отнесение к которым влияет на правовую оценку такого действия и преступления в целом.

Во-первых, существует весьма обобщенное деление вмешивающихся причин на ответные (responsive) и совпадающие[535]535
  Имеющие место в силу случайного стечения обстоятельств.


[Закрыть] (coincidental) или, по-другому, зависимые (dependent) и независимые (independent).

Считается, что первые причины посягающее лицо предвидит, поскольку они выступают как естественный ответ на его преступное поведение. К ним относят, в частности, оказание медицинской помощи, самооборону потерпевшего или заступничество со стороны третьих лиц. Если подобное поведение было закономерно в сложившихся обстоятельствах, не носило аномальный характер, могло быть предвидимо посягающим лицом, то, по общему правилу, оно не нарушает течения причинной связи и не может повлиять на квалификацию. Вторые причины, напротив, могут повлиять на течение причинной связи, поскольку существует опровергаемая презумпция, согласно которой виновный своим поведением лишь перемещает потерпевшего в конкретное место в определенный момент времени, и дальнейшие события, которые с ним происходят, случайны.

Во-вторых, в зависимости от того, кто является инициатором вмешивающихся действий, их можно условно разделить на четыре группы. Это действия, осуществляемые: 1) самим потерпевшим; 2) третьим лицом; 3) посягающим; 4) или действия внешних сил[536]536
  Следует отметить, что В.Н. Кудрявцев выделял похожие разновидности причинной связи, осложненной вмешательством внешних сил: вмешательство сил природы и технических процессов; деятельность виновного лица; вина потерпевшего; преступное поведение других лиц (Кудрявцев В.Н. Объективная сторона преступления. М., 1960. С. 215–232).


[Закрыть].

Первая группа описывает такую ситуацию, которая, например, имела место в упомянутом выше английском казусе 1971 г. R v. Roberts, в котором потерпевшая, пытаясь спастись от нападавшего на нее, выпрыгнула из движущегося автомобиля[537]537
  См.: R v. Roberts, 56 Cr. App. R. 95 (1971) (per Stephenson, L.J.).


[Закрыть]. Согласно общепринятой точке зрения, в подобном случае посягающее лицо виновно в тяжком или, при наличии определенных обстоятельств, простом убийстве. В качестве обоснования данной позиции обычно приводят тот довод, что такое поведение потерпевшего является скорее инстинктивным, нежели осознанным и добровольным, кроме того, посягающий вполне может предвидеть такую реакцию со стороны потерпевшего, поэтому она в идеале должна охватываться его намерением.

Значительно сложнее правоприменителю оценить поведение потерпевшего, которое, с одной стороны, является добровольным, а с другой – настолько безрассудным и неожиданным, что обвиняемый при всем желании не мог бы его предвидеть. Именно наличие неадекватной реакции со стороны потерпевшего позволяет говорить о том, что причинная связь была прервана. Такие ситуации, например, могут иметь место, когда потерпевший, получив телесное повреждение, отказывается в силу разных причин от медицинской помощи. Правда, практика главным образом идет по тому пути, чтобы считать причинную связь в подобном случае не прерванной на том основании, что, хотя такой отказ и выглядит как неразумный и необоснованный («unreasonable»), его при этом не всегда можно расценивать как аномальный («abnormal»), как, например, в ситуации с отказом потерпевшего от ампутации ноги, необходимой из-за вызванной пулевым ранением гангрены[538]538
  Franklin v. State, 41 Tex. Crim. 21 (1899). В деле United States v. Hamilton, 182 F. Supp. 548 (D.C.C. 1960) обвиняемый, Бенджамин Гамильтон, и потерпевший, Джон Слай, каждый со своей компанией отдыхали в бассейне г. Вашингтон. Между ними возник конфликт, и охранник предложил им удалиться. Поскольку оба молодых человека находились в состоянии алкогольного опьянения, незначительная ссора быстро переросла в драку, в ходе которой Гамильтон сбил потерпевшего с ног, сел ему на лицо и сильно ударил его по голове. Бригада скорой помощи доставила Слайя в больницу с ушибленными кровавыми ранами на голове и лице в состоянии шока в 23:30. В больнице он был подключен к аппарату искусственной вентиляции легких, для чего через дыхательные пути (нос и трахею) ему была вставлена интубационная трубка. Поскольку молодой человек был крайне агрессивен и оказывал сопротивление, на него, чтобы он не мог причинить вред себе и окружающим, были одеты наручники. Ночью его состояние характеризовалось как стабильное, утром, в 6:30, медицинская сестра пришла поменять постельное белье, для чего с потерпевшего сняли наручники. Находясь в полукоматозном состоянии, Слай выдернул интубационную трубку, тем самым вызвав обильное кровотечение, и в 7:20 утра скончался, по заключению двух независимых судебно-медицинских экспертов, от асфиксии. Обвинение настаивало на признании Бенджамина Гамильтона виновным в тяжком убийстве второй степени, сторона защиты ссылалась на то, что непосредственной причиной смерти стало неадекватное поведение самого потерпевшего. Суд посчитал, что независимо от того, каким по характеру было поведение потерпевшего – рефлексивным, полусознательным или осознанным и добровольным – полученная травма является легальной причиной смерти (United States v. Hamilton, 182 F. Supp. 548, 552 (D.C.C. 1960) (per Holtzoff D.J.)). Ввиду отсутствия у посягающего лица злого предумышления содеянное было квалифицировано как простое убийство.


[Закрыть].

При этом исходят из постулата общего права, сформулированного М. Хейлом, на который судьи, как правило, и ссылаются, определяя решение по делу: «Когда кто-либо наносит другому человеку удар, который сам по себе не является смертельным и при должной заботе от него можно излечиться, но человек от этого удара умирает в течение одного года и одного дня, такое деяние является убийством или тяжким убийством, в зависимости от обстоятельств дела, и такое правило действовало всегда. Но если человеку наносят ранение, не смертельное само по себе, которое, в силу оказания помощи или небрежности, приводит к гангрене или лихорадке, и такая гангрена или лихорадка выступают непосредственной причиной смерти, деяние того, кто причинил ранение или нанес удар, есть тяжкое или простое убийство, поскольку ранение, хотя и не является внезапной причиной смерти, является причиной гангрены или лихорадки и, соответственно, причиной причин (causa causati)»[539]539
  Hale M. Historia placitorum coronæ. The history of the pleas of the crown. Now First Pub. from His Lordship’s Original Manuscript, and the Several References to the Records Examined by the Originals, with Large Notes. By Sollom Emlyn. To which is added a table of the principal matters. Vol. I. London, 1736. P. 427.


[Закрыть].

Течение причинности может быть прервано не только отказом от лечения, но и самоубийством потерпевшего, если только мотив совершения самоубийства никаким образом не связан с посягательством. Если самоубийство представляет собой ответную реакцию на причиненный вред, в случае невыносимых страданий потерпевшего, например, вред обвиняемого остается легальной причиной наступившей смерти.

По-разному судебная практика оценивает ситуации, когда кто-либо с намерением лишить жизни другого человека создает условия для совершения потерпевшим самоубийства. Так, в деле People v. Roberts 1920 г. суд признал обвиняемого виновным в тяжком убийстве первой степени, поскольку он передал потерпевшему яд для совершения самоубийства, несмотря на аргумент, что самоубийство не является преступлением, и потерпевший ушел из жизни сам[540]540
  People v. Roberts, 211 Mich. 187 (1920).


[Закрыть].

Когда речь заходит о вмешивающихся причинах, инициированных третьими лицами, в первую очередь имеют в виду проблему оказания ненадлежащей медицинской помощи или врачебной ошибки. По общему правилу, небрежность со стороны медицинского персонала, за исключением тех случаев, когда она была слишком грубой, не освобождает лицо, причинившее вред, от уголовной ответственности. «Если ранение направлено на уничтожение жизни, небрежность, ошибка или недостаточная квалификация медицинского персонала не будут считаться вмешивающейся причиной»[541]541
  Wright v. State, 374 A. 2d 824 (Del. 1977).


[Закрыть]. Деяние врача рассматривается как предвидимая ответная реакция на нанесенное ранее повреждение. Например, отключение пациента после констатации смерти мозга от поддерживающих жизнь аппаратов следует расценивать как обоснованное и разумное с медицинской точки зрения, поэтому оно не может считаться ближайшей или вмешивающейся причиной смерти, которая освободила бы лицо, причинившее вред здоровью, от уголовной ответственности[542]542
  State v. Guess, 44 Conn. App. 790 (1997).


[Закрыть].

Вместе с тем предложенные судебной практикой критерии для определения степени небрежности медицинских работников носят неопределенный характер. В качестве иллюстрации двусмысленных и оценочных категорий, которые часто применяются в подобных ситуациях, можно привести английское решение по делу R v. Cheshire.

Молодой человек с огнестрельным ранением был госпитализирован, но в больнице через несколько месяцев он скончался в результате неправильно проведенной трахеотомии. Во время рассмотрения дела судом первой инстанции судья при обращении к присяжным заседателям просил их определить, насколько грубой, по их мнению, была ошибка врача, проводившего трахеотомию, и может ли она в правовом смысле быть признана причиной наступления смерти. Однако Апелляционный суд, который пересматривал решение, согласился с обвинением, что в данном случае вопрос о небрежности медицинского работника не должен ставиться, поскольку редкое осложнение, возникшее в ходе операции, было прямым последствием поведения обвиняемого, которое остается существенной причиной смерти. Тест, предложенный при этом судом для оценки поведения врача, весьма трудно применять на практике: «даже если небрежность при оказании медицинской помощи была непосредственной причиной смерти, присяжные заседатели не должны рассматривать данное обстоятельство в качестве исключающего уголовную ответственность, если только проводимое лечение не было столь «независимым» (independent) от его поведения и «сильнодействующим» (potent) по своей природе, чтобы признать вклад обвиняемого незначительным»[543]543
  R v. Cheshire [1991] 3 All ER 670, 674.


[Закрыть].

Представить себе «независимое» от причиненного вреда лечение достаточно сложно, особенно если учесть, что именно в связи с этим вредом помощь изначально и оказывается. Не просто ответить на вопрос, какой из применяемых способов лечения является более действенным, а какой менее, особенно когда речь идет о тяжелораненых потерпевших, которые нуждаются в реанимационных мероприятиях и зачастую в хирургическом вмешательстве. Поэтому, учитывая тот факт, что выработать лаконичное определение, которое позволило бы с точностью лакмусовой бумажки определять «степень небрежности», достаточно сложно, представляется правильным в подобных случаях принимать решение исходя из обстоятельств рассматриваемого дела. Максима при этом должна оставаться неизменной – преступная небрежность медицинского работника может прервать течение причинности, только если по своему характеру она является «необычной и экстравагантной», а сами принимаемые врачом меры «абсурдны»[544]544
  Примером такой преступной небрежности может служить ошибка анестезиолога, который во время операции не смог обеспечить пациента кислородом. Его небрежность суд посчитал достаточно серьезной для того, чтобы прервать причинную связь между нанесенным ножевым ранением обвиняемого и наступившей смертью потерпевшего (People v. Stewart, 40 N.Y. 2 d. 692 (1976)).


[Закрыть].

К категории «третьи лица» может быть отнесен не только медицинский работник, но и любой человек, например прохожий, влияние поведения которого на ход причинной связи зависит от того, было ли это поведение волимым или нет. По общему правилу, деяние лица, достигшего возраста, когда он осознает характер своих поступков, находящегося в здравом уме, не действующего под влиянием заблуждения, шантажа или принуждения, должно получать самостоятельную правовую оценку. И его сознательное вмешательство в процесс причинения при определенных обстоятельствах может освободить первоначального посягающего от предъявления обвинения в тяжком убийстве. Соответственно, поступок малолетнего или психически больного, не осознающего характера содеянного, в правовом смысле не влияет на наступление результата, хотя фактически именно оно может вызвать смерть потерпевшего.