Текст книги "Преступления против жизни в странах общего права"

Между наступившей смертью лица и совершенным противоправным актом необходимо установить причинную связь, а если быть точнее, противоправный акт должен быть «существенной причиной наступившей смерти», поскольку необходимо исходить из презумпции наличия «нравственной связи деяния лица и смерти другого человека».

При этом психический элемент предикатного преступления может быть выражен не только в форме намерения, но, например, и в форме небрежности – как это имело место в деле R. v. Creighton, где суд признал за предикатным преступлением небрежное хранение огнестрельного оружия, подчеркнув, что для преступлений, основанных на совершении противоправного акта, предикатное преступное деяние, совершенное по небрежности или неосмотрительности, представляет собой существенное отклонение от стандарта разумного человека (marked departure from the standard of the reasonable person). Этот подход был подтвержден и в R. v. Beatty, в котором суд пришел к заключению, что установление существенного отклонения от стандарта разумного поведения требуется во всех тех случаях, когда обвинение лица в преступной небрежности может привести к лишению свободы[966]966
  R v. Beatty, 2008 SCC 5.


[Закрыть].

В решении по делу R. v. J.F. Верховный суд окончательно определил правовую природу отклонения от разумного стандарта поведения, относительно которого ранее существовала дискуссия – объективные или субъективные признаки состава преступления оно характеризует в первую очередь. Вслед за R. v. Beatty описываемое решение отнесло отклонение в поведении к элементу вины, а не actus reus деяния.

Как отмечает профессор Л. Уилсон, поскольку психические элементы двух преступлений – простого конструктивного убийства (ст. 225 (a)) и простого убийства по небрежности (ст. 225 (b)) – совпадают и провести различие между ними невозможно, представляется спорным их самостоятельное существование, которое, кроме путаницы и неопределенности, ничего не дает, особенно с учетом наличия ст. 220, предусматривающей уголовную ответственность за причинение смерти по небрежности[967]967
  Wilson L.C. Too Many Manslaughters // Criminal Law Quarterly. 2007. Vol. 52. P. 465.


[Закрыть]. В качестве подтверждения своей позиции, разделяемой и другими авторитетными канадскими учеными, в частности Д. Стюартом[968]968
  Stuart D. Continuing Inconsistency But Also Now Insensitivity That Won’t Work (1993) 23 C.R. (4th). P. 241.


[Закрыть], он приводит дело R v. Weaver. В данном деле две собаки обвиняемого, стаффордширские терьеры, растерзали потерпевшего. Поскольку собаки и ранее нападали на других людей, включая офицеров полиции, их владелец подлежал наказанию по Закону об ответственности владельцев собак (Dog Owners’ Liability Act) провинции Онтарио. Соответственно, обвинение могло быть предъявлено и за конструктивное простое убийство, и за небрежное простое убийство, тем не менее обвиняемый предстал перед судом за причинение смерти по небрежности (ст. 220 УК Канады)[969]969
  R v. Weaver, [1996] O.J. No. 991 (QL) (Ont. Ct. (Prov. Div.)).


[Закрыть].

В качестве возможного пути решения данной проблемы предлагается, в частности, изменить формулировку и содержание психического элемента разных категорий простого ненамеренного убийства таким образом, чтобы преступная небрежность включала в себя необходимость субъективного предвидения риска жизни или безопасности другого человека, а психический элемент простого убийства в ходе совершения противоправного акта – только объективное предвидение. И если применительно к первой категории простого ненамеренного убийства предвидение должно охватывать риск причинения смерти или тяжкого вреда, то ко второй категории – любого вреда, не обязательно тяжкого[970]970
  Mewett A. The Enigma of Manslaughter // Criminal Law Quarterly. 1992. Vol. 34. P. 365.


[Закрыть]. Вместе с тем автор данного предложения отмечает тот факт, что в случае его практической реализации к простому ненамеренному убийству станут относить преступления, степень общественной опасности которых будет разниться[971]971
  Ibid. P. 377.


[Закрыть].

Другой возможный путь реформирования видится в создании единого преступления, что будет логично с учетом сложившихся на сегодняшний день категорий материального и психического элементов видов простого ненамеренного убийства. В качестве примера формулировки такого единого преступления можно предложить «причинение смерти по небрежности», данное профессором Д. Стюартом: «Лицо считается действующим с преступной небрежностью, если разумный человек в аналогичных обстоятельствах осознавал риск причинения вреда и не смог избежать его, что представляет собой значительное и существенное отклонение от стандарта осмотрительности, которого бы придерживался разумный человек, оказавшийся в схожей ситуации»[972]972
  Stuart D., Delisle R., Manson A. Towards a Clear and Just Criminal Law: A Criminal Reports Forum. Toronto, 1999. P. 116.


[Закрыть].

Если говорить относительно наказания за простое ненамеренное убийство, то оно устанавливается в соответствии с той же нормой закона, что и наказание за простое намеренное убийство, о чем было сказано выше.

Таким образом, современное состояние правового регулирования простого убийства в уголовном праве Канады, иронично охарактеризованное Л. Уилсоном как «слишком много простых убийств», можно описать как непоследовательное, избыточное и хаотичное. Преступления по своим признакам во многом повторяют, по сути «множат», друг друга, что приводит на практике к предъявлению обвинений сразу по нескольким статьям Уголовного кодекса, поскольку составы сформулированы таким образом, что, даже используя правила о конкуренции специальных норм, не всегда представляется возможным выбрать одну норму для квалификации, наиболее точно отражающую фактические обстоятельства содеянного.

* * *

Суммируя все сказанное, остановимся на основных для простого ненамеренного убийства моментах.

Простое ненамеренное убийство включает в себя несколько категорий деяний. Общим для всех исследуемых нами стран является выделение убийства, совершенного небрежно, и конструктивного простого убийства или убийства в ходе противоправного акта.

Простое убийство, совершенное небрежно, предполагает наличие обязанности проявить особую осмотрительность или заботу, которой лицо при наличии возможности следовать ей пренебрегло. При этом лицо не предвидело риска причинения смерти другому человеку, хотя «разумный человек» на его месте и при тех же обстоятельствах предвидел бы такой риск.

Таким образом, традиционно при определении такой формы вины, как небрежность, используется объективный стандарт предвидения причинения вреда. Различные подходы к субъективному и объективному тесту поднимают вопросы и о концепциях вины, и о соотношении уголовно-правовых и моральных норм – вина как психическое отношение лица к содеянному, нарушение норм позитивного уголовного закона либо это моральная ответственность думающего и действующего субъекта. И с этих позиций концепция виновной небрежности строится не на волевом сознательном выборе человека, а на его неспособности исполнить обязанность внимательного, осмотрительного и осторожного поведения тогда, когда своим поведением он подвергает риску жизнь других людей.

Простое конструктивное убийство или убийство в ходе совершения противоправного акта представляет собой аналог доктрины тяжкого убийства по правилу о фелонии. Оно предполагает возможность привлечения к уголовной ответственности за убийство в случае, если смерть причиняется другому человеку во время совершения лицом какого-либо преступления, если между преступлением и наступившей смертью другого лица наличествует причинная связь, и лицо совершило предикатное преступление с требуемым для признания деяния преступным психическим элементом.

Иногда в качестве самостоятельного преступления выделяют неосторожное убийство. Неосторожность как самостоятельная форма mens rea означает, что лицо предвидело риск причинения смерти другому человеку в результате преступного поведения, но сознательно пренебрегало им. На данном этапе формирования системы преступных деяний против жизни неосторожное убийство постепенно теряет самостоятельный статус, поскольку подпадает под определение либо простого небрежного убийства, либо простого конструктивного убийства.

С принятием в Великобритании Закона о корпоративном простом убийстве и корпоративном убийстве 2007 г. появилось новое статутное преступление против жизни, отличающееся не только особым субъектом, которым может быть только юридическое лицо, включая государственные органы, но и психическим элементом, принимающим в расчет корпоративную политику лица в целом и имевшие место в прошлом нарушения в соблюдении правил безопасности по обеспечению сохранности жизни человека.

§ 3. Понятие детоубийства и его разграничение со смежными составами

Детоубийство (infanticide) как самостоятельный состав убийства всегда вызывает немало вопросов у юристов, принадлежащих к разным уголовно-правовым системам, которые в первую очередь связаны с основанием его выделения в привилегированное преступление. Несмотря на разные законодательные конструкции состава детоубийства, в западных правовых традициях сформировалась четкая тенденция для выделения убийства матерью новорожденного ребенка в самостоятельный состав убийства, за совершение которого предусмотрено более мягкое наказание вопреки, как правило, негативному отношению общественности к подобному законодательному шагу и возложению стигмата морального осуждения на женщин, лишающих жизни своих новорожденных младенцев[973]973
  Oberman M. Mothers Who Kill: Coming to Terms with Modern American Infanticide // DePaul Journal of Health Care Law. 2004–2005. Vol. 8. № 1. P. 20–24.


[Закрыть].

Изучение истории возникновения и развития состава детоубийства позволяет выделить два рациональных основания для его самостоятельного существования – медицинское и социальное. Современные законодательные конструкции детоубийства в английском и канадском уголовном праве исходят из медицинской презумпции, что рождение ребенка и лактация оказывают столь сильное воздействие на психику женщины, что она не может в полной мере осознавать характер совершаемого ею или руководить своим поведением. Как отметила Х. Аллен, логика медицинской модели женской преступности заключается в том, что «преступное поведение женщины обусловлено ее гормональным статусом. А поскольку контролировать его невозможно, наказывать женщину за такое поведение просто несправедливо»[974]974
  Цит. по: Grant I., Chunn D., Boyle C. The Law of Homicide. P. 4–82.


[Закрыть]. «Как правило, содержание mens rea как необходимого элемента любого преступления требует от правоприменителя «заглянуть в мысли» обвиняемых и выработать собственное суждение относительно того, каким должен быть психический элемент данного преступления. «Заглядывая в мысли» обвиняемых, юристы довольно рутинно, если не сказать неизбежно, формируют общепринятые суждения о человеческой природе и мотивации, которые в значительной степени определяются гендерными различиями. Здравый смысл говорит нам о том, что в природе нет нейтральных, бесполых субъектов…»[975]975
  Allen H. Justice Unbalanced: Gender, Psychiatry and Judicial Decisions. Milton Keynes, 1987. P. 27–28.


[Закрыть].

Вместе с тем изначально основания для выделения детоубийства носили глубокий социальный характер. Подавляющее большинство преступлений совершалось женщинами, принадлежащими к неимущим слоям общества, в раннем возрасте, и часто было продиктовано желанием скрыть беременность, чтобы не потерять ту работу, которую они имели. Не желая приравнивать такие преступления к другим убийствам, которые в то время карались смертной казнью, судьи часто шли на уловки, чтобы признать деяние простым убийством или оправдать женщину, ссылаясь на ее невменяемость[976]976
  См.: Backhouse C. Desperate Women and Compassionate Courts: Infanticide in Nineteenth-Century Canada // University of Toronto Law Journal. 1984. Vol. 34. № 4. P. 441–478; Smith & Hogan Criminal Law. 11^th еd. / Ed. by D. Ormerod P. 498.


[Закрыть]. «Именно в XIX в. женщина, убившая своего новорожденного ребенка, стала объектом исследования психиатров и юристов. Совершенное ею преступление было худшим из того, что могло случиться в обществе, возвышающем материнство; медицинская теория выстраивала мифические образы материнства и материнского инстинкта. Психиатрическое объяснение послеродового безумия основывалось на том, что после рождения ребенка сознание женщины затуманено, нервная система ослаблена, контроль за поведением снижен. Фактически детоубийство не было в то время беспорядочным явлением – в семьях среднего класса, где были няни и прислуга, которые помогали в уходе за ребенком, послеродовой психоз редко заканчивался детоубийством. Как и следовало ожидать, убийство ребенка чаще было связано с незаконнорожденностью, бедностью, жестокостью. Эти факторы, независимо от того, учитывали ли их специалисты-медики, несомненно, принимались во внимание присяжными и судьями Викторианской эпохи, с неохотой приговаривали женщин-убийц к смертной казни, и именно они отвечают за применение в подобных случаях защиты ссылкой на невменяемость. Гуманистические по своей правовой природе, психиатрические обоснования послеродовой жестокости игнорировали как социальные проблемы незамужних, нуждающихся матерей, так и шок, привыкание к новой обстановке и психологическую травму только что родившей женщины. Вместо того чтобы исследовать социальный контекст убийства матерью новорожденного ребенка, врачи, юристы и судьи выделили его в самостоятельный правовой, биологически детерминированный феномен, вытекающий из женской «природы»»[977]977
  Showalter E. The Female Malady: Women, Madness and English Culture 1830–1980. N.Y., 1985. P. 58.


[Закрыть].

В Англии Закон о детоубийстве был принят в 1938 г. вместо ранее действовавшего Закона 1922 г. с аналогичным названием[978]978
  До XVII в. убийство матерью новорожденного ребенка квалифицировалось как тяжкое убийство, караемое смертной казнью. В 1623 г. был принят закон, устанавливающий уголовную ответственность за убийство и сокрытие трупа новорожденного ребенка (Act to Prevent the Destroying and Murthering of Bastard Children. 21 James I c. 27 1623), который был отменен в 1803 г. упомянутым выше законом – Lord Ellenborough’s Act, 43 Geo. 3, C. 58. Акт 1623 г. историки права оценивают как «драконовский», поскольку он устанавливал презумпцию, согласно которой смерть незаконнорожденным детям причинялась их матерями, и позволял выдвижение обвинения даже в том случае, когда не было достаточных доказательств, что имело место убийство. Несмотря на то что акт 1803 г. упразднил подобную практику, детоубийство по-прежнему оставалось преступлением, за совершение которого была предусмотрена смертная казнь.


[Закрыть]. К сожалению, вместе с названием Закон унаследовал и все те проблемы, которые были связаны с его применением. Примечательно, что во время обсуждения законопроекта в Палате лордов прозвучало высказывание, что «рассматриваемый вопрос принадлежит одновременно к области права и медицины, и в некоторой степени несет в себе сложности, с которыми обе эти сферы связаны»[979]979
  Murder, Manslaughter and Infanticide / Project 6 of the Ninth Programme of Law Reform: Homicide. P. 156.


[Закрыть].

Однако в том виде, в котором сформулирована норма Закона, устанавливающая уголовную ответственность за детоубийство, медицинского содержания в ней мало, во всяком случае, что касается используемой терминологии. Помимо неудачной законодательной конструкции, которую считают существенным недостатком закона, критике подвергается сама концепция смягчения ответственности женщине, лишающей жизни своего ребенка, срок, в течение которого ребенка считают новорожденным, обусловленность убийства не только родами, но и лактацией.

В решении по делу R. v. Kai-Whitewind Апелляционный суд назвал нормы права, устанавливающие ответственность за детоубийство, «неудовлетворительными и устаревшими», нуждающимися в «тщательном пересмотре»[980]980
  R. v. Kai-Whitewind [2005] EWCA Crim 1092 // http://www.bailii.org/ew/cases/EWCA/Crim/2005/1092.html (2016. 2 нояб.).


[Закрыть]. Приговор, который обжаловался, был вынесен Королевским судом Бирмингема 10 декабря 2003 г. Обвиняемая, Ч.Н. Каи-Уайтвинд, была признана виновной в тяжком убийстве младшего из своих троих детей, которому исполнилось 12 недель. Основанием для апелляции послужил тот факт, что судебно-медицинские эксперты не пришли к единому мнению относительно причин смерти – была ли она насильственной, наступившей в результате осознанного и намеренного деяния, или была вызвана естественными причинами, например, синдромом внезапной детской смерти (SIDS). Присяжные заседатели пришли к выводу, что имело место тяжкое убийство, не только по причине большей убедительности первого экспертного заключения, но и исходя из всех обстоятельств дела. Согласно этим обстоятельствам беременность обвиняемой наступила в результате изнасилования, они с мужем решили оставить ребенка, но он не был желанным, о чем она неоднократно говорила. Женщина находилась в состоянии тяжелой послеродовой депрессии, но прописанные психиатром антидепрессанты пить отказывалась, поскольку, по ее мнению, они могли навредить ребенку, который находился на грудном вскармливании. Когда ребенку был месяц, супруг обвиняемой менял ему подгузник и сломал ногу. Ребенок был немедленно госпитализирован, ему оказана помощь, после чего социальная служба забрала его у семьи до выяснения обстоятельств и передала матери обвиняемой. Во время проживания с бабушкой малыша посещал врач, который остался удовлетворен его физическим состоянием, условиями проживания, но высказал обеспокоенность депрессивным синдромом матери, которой были разрешены посещения, чтобы она могла приносить молоко для кормлений. Через неделю после возвращения из дома бабушки в дом обвиняемой малыш был найден мертвым. В ночь накануне смерти малыш отказался от кормления, и обвиняемая заметила следы крови у него над верхней губой, она покормила его из бутылочки, и, по ее собственному признанию, ей показалось, что он испытывает проблемы с дыханием. Вскоре после этого у него пошла носом кровь. Она позвонила в службу медицинской помощи, описала тревожащие ее симптомы, после чего ей обещали перезвонить. На первый из звонков она не ответила. Когда ей позвонили во второй раз, оказалось, что ребенок был уже мертв. Во время обследования трупа были зафиксированы следы назального кровотечения, что нехарактерно для детей такого возраста, синяки в области шеи ребенка, следы кровотечения в легких. Причиной смерти ребенка была признана асфиксия, которую, по мнению одного судебно-медицинского эксперта, мог вызвать вирус, которым подвержены дети такого возраста и который вполне мог вызвать подобные последствия. Другой эксперт пришел к заключению, что мальчик был задушен обвиняемой во время кормления. Когда Апелляционный суд рассматривал это дело, вопрос о возможной квалификации содеянного по статье о детоубийстве был затронут лишь косвенно, так как во время разбирательства в суде первой инстанции возможность подобной квалификации не была озвучена, поскольку женщина отрицала, что причинила ребенку вред. Вместе с тем судьи посчитали, что обстоятельства данного дела – особое психическое состояние женщины, ее неоднократные заявления, что она хочет убить ребенка, отсутствие эмоциональной привязанности к нему, связанное с обстановкой его зачатия, – позволили бы квалифицировать данное деяние как детоубийство. «В связи с этим мы затронем два конкретных вопроса. Первый связан с материальными нормами права и заключается в том, можно ли расширить определение детоубийства с тем, чтобы оно включало в себя обстоятельства, наступающие после родов, но связанные с ними, как, например, стресс, испытываемый женщиной из-за отсутствия естественной привязанности к своему ребенку… Вторая проблема связана с ситуацией, в которой мать, фактически лишившая жизни своего ребенка, отказывается признать это. Подобное может произойти из-за его тяжелого состояния, ее эмоциональной обеспокоенности содеянным или глубокой тревогой, вызванной тем, как скажется ее признание вины на возможности заботиться о других своих детях. Когда складывается такая ситуация, бывает сложно оценить психическое состояние женщины. Хотя на самом деле отрицание факта нарушения психического здоровья вовсе не означает, что оно не имело место: во многих делах оно как раз позволяет установить обратное»[981]981
  R. v. Kai-Whitewind [2005] EWCA Crim 1092 // http://www.bailii.org/ew/cases/EWCA/Crim/2005/1092.html (2016. 2 нояб.).


[Закрыть].

Практически со времени принятия нового Закона и по сегодняшний день продолжаются дискуссии о дальнейшей судьбе детоубийства как самостоятельного преступления. Выдвигаются разные предложения, начиная от отмены детоубийства с отнесением особого психического состояния женщины в момент совершения преступления к категории ограниченной вменяемости и заканчивая его сохранением либо в том виде, в котором оно действует сегодня, либо в измененном. Последние преобразования в ст. 1 Закона о детоубийстве были внесены Актом о коронерах и правосудии 2009 г.

В соответствии с ч. 1 ст. 1 Закона о детоубийстве 1938 г. в предыдущей редакции «если женщина намеренно посредством действия или бездействия причиняет смерть своему ребенку, не достигшему возраста 12 месяцев, но во время такого деяния ее психическое равновесие было нарушено вследствие того, что она полностью не оправилась от родов или лактации, тогда, несмотря (notwithstanding) на наличие обстоятельств, которые позволяют предъявить ей обвинение в тяжком убийстве, она будет признана виновной в совершении детоубийства и может быть наказана таким же образом, как если бы она совершила простое убийство своего ребенка» (курсив мой. – А.М.). Часть 2 этой же статьи предусматривает возможность в ходе судебного процесса изменить квалификацию деяния с тяжкого убийства на детоубийство, если будет установлено, что умерщвленный ребенок не достиг 12-месячного возраста, и женщина полностью не оправилась от последствий родов или грудного кормления.

Согласно ст. 57 Акта о коронерах и правосудии 2009 г. ч. 1 и ч. 2 ст. 1 Закона о детоубийстве 1938 г. была изложена в следующей редакции: «если женщина намеренно посредством действия или бездействия причиняет смерть своему ребенку, не достигшему возраста 12 месяцев, но во время такого деяния ее психическое равновесие было нарушено вследствие того, что она полностью не оправилась от родов или лактации, тогда, если (if) имеют место обстоятельства, которые позволяют предъявить ей обвинение в тяжком или простом убийстве, она будет признана виновной в совершении детоубийства и может быть наказана таким же образом, как если бы она совершила простое убийство своего ребенка» (курсив мой. – А.М.). Соответственно, ч. 2 позволяет переквалифицировать совершенное деяние на детоубийство, когда предъявлено обвинение не только в тяжком, но и в простом убийстве[982]982
  http://www.legislation.gov.uk/ukpga/2009/25/section/57 (2016. 2 нояб.).


[Закрыть].

Исходя из содержащейся в законе формулировки напрашивается вывод о том, что детоубийство имеет совершенно особую двойственную природу: с одной стороны, это самостоятельное привилегированное преступление против жизни, а с другой стороны, его можно рассматривать как частичное основание защиты от обвинения в тяжком убийстве и в соответствии с изменениями, внесенными Актом о коронерах и правосудии 2009 г., простом убийстве.

Долгое время оставался дискуссионным вопрос о психическом элементе детоубийства – совпадает ли он полностью с психическим элементом тяжкого убийства, или его следует формулировать несколько шире, с тем чтобы сюда подпадали случаи также и простого убийства. Частично ответ на него был дан новеллой Акта о коронерах и правосудии 2009 г., который признал детоубийство частичным основанием защиты при выдвижении обвинения в простом убийстве, хотя и до этого момента судебная практика пошла по пути широкой трактовки mens rea детоубийства, как это сложилось в канадском праве.

Апелляционный суд сформулировал свое мнение по данному вопросу в 2007 г. при рассмотрении дела R. v. Gore[983]983
  R. v. Gore [2007] EWCA Crim. 2789 (per Hallett L.J.).


[Закрыть]. Пересмотр данного дела был инициирован Комиссией по пересмотру уголовных дел (Criminal Cases Review Commission), несмотря на то что сама обвиняемая Лиза Гор к тому моменту умерла, поскольку, по мнению членов Комиссии, в деле наличествовали исключительные обстоятельства, требующие судебного толкования.

Л. Гор предстала перед судом первой инстанции 8 ноября 1996 г., ей было предъявлено обвинение в детоубийстве и сокрытии трупа ребенка. Согласно обстоятельствам дела обвиняемая 24 апреля 1996 г., находясь в состоянии помутненного сознания, вызванного родами и лактацией, намеренно не оказала помощь ребенку во время родов, в результате чего он скончался. Обвиняемая полностью согласилась с предъявленным обвинением в детоубийстве и отрицала второе обвинение в сокрытии трупа ребенка. При вынесении приговора судья исходила из данных представленного психиатрического заключения и пришла к выводу, что обвиняемая нуждается скорее в лечении, нежели покарании, поэтому в отношении нее был издан приказ о пробации сроком на три года и обязанностью пройти курс психиатрической терапии.

В момент совершения преступления 25-летняя Лиза Гор проживала со своим другом Джереми Диасом, отцом ребенка. По признанию Лиз, о беременности она не знала, скрывала от друзей, сослуживцев, всем говорила, что прибавка в весе и изменение фигуры обусловлены гормональным действием принимаемых оральных контрацептивов. Утром 24 апреля она как обычно пошла на работу. Около 8 часов утра у нее начались схватки, она решила вернуться домой, предварительно оставив своему начальнику записку, что у нее болит желудок, она не спала ночь накануне, и ей лучше вернуться домой. В середине дня она самостоятельно родила доношенного мальчика, завернула его в полотенце, положила на пол, а сама легла отдохнуть на пару часов. Потом она завернула младенца в пакет и отвезла тело ребенка в ближайшие песчаные дюны. Но она была замечена прохожим, который запомнил номер ее машины. Бойфренду она объяснила свое состояние и кровь на полу ванной комнаты начавшейся менструацией. Вечером труп ребенка обнаружили, а в 10:50 утра обвиняемая позвонила в полицию с признанием в совершении преступления. Она была доставлена в полицейский участок и больницу, где медики подтвердили, что в течение суток женщина родила ребенка.

Согласно патологоанатомическому заключению младенец скончался в результате асфиксии предположительно в первые несколько минут своей жизни. Это могло произойти в результате механической блокировки его дыхательных путей в результате небрежности в ходе родовспоможения.

В ходе процесса сторона обвинения настаивала на том, что Л. Гор осознавала, что находится в состоянии беременности, и сознательно игнорировала данный факт, а в ходе родов намеренно бездействовала, что в результате и привело к смерти новорожденного. Сторона защиты, напротив, основываясь на показаниях самой обвиняемой, исходила из того, что женщина не осознавала природу своего состояния вплоть до появления головки ребенка. Мисс Гор настаивала на том, что ребенок не издал ни одного крика, не шевельнулся ни разу, поэтому, будучи уверенной в его гибели, находясь в состоянии растерянности и шока, она решила скрыть факт родов.

При этом, согласно заключению одного из экспертов-психиатров обвиняемая, соглашаясь с предъявленным обвинением в детоубийстве, до конца не осознавала суть происходящего, в ходе процесса периодически озвучивались сомнения в том, что смерть наступила в результате бездействия обвиняемой, а само бездействие было осознанным[984]984
  R. v. Gore [2007] EWCA Crim. 2789/ http://netk.net.au/UK/Gore.asp (2016. 2 нояб.).


[Закрыть].

По этой причине представленное дело вызвало интерес у Комиссии по пересмотру уголовных решений, вопрос в том числе ставился и касательно формулировки требуемого психического элемента детоубийства. Судья Хэллет, рассматривавшая поступившую апелляцию, предложила исходить из максимально широкой формулировки психического элемента, поскольку под квалификацию по статье о детоубийстве подпадает большое количество дел с самыми разнообразными фактическими обстоятельствами, и, по ее мнению, единственное, что требуется установить обвинению, это факт «осознанного действия или бездействия со стороны обвиняемого» (defendant acted or omitted to act willfully). Столь широкая трактовка охватывает психический элемент не только тяжкого убийства, но и простого, поскольку включает в себя осознание любого риска, а не только риска наступления смерти или тяжести вреда здоровью.

При этом судья высказала «удивление» по поводу обращения Комиссии и отклонила апелляцию, поскольку в данном случае система сработала «на отлично», обвиняемой была оказана квалифицированная юридическая помощь, судья и присяжные отнеслись к ней с должным уважением, сочувствием и сопереживанием, хотя, по мнению судьи Хэллет, все обстоятельства дела указывают на то, что смерть ребенка входила в намерение обвиняемой. «…Присяжным следовало бы поинтересоваться, почему она пыталась скрыть свою беременность и факт рождения ребенка от окружающих. Она не была ребенком, вовлеченным в запретную сексуальную связь. Она была взрослым человеком, состоящим в отношениях, наполненных любовью и поддержкой, более того – у нее была тесная связь с родителями. Она родила живого ребенка и не сделала ничего для того, чтобы удостовериться, что он жив, напротив, она в течение нескольких часов ждала, пока он не умер, а затем, без всяких церемоний, бросила его в дюнах. Потом она солгала своему другу, прежде чем пойти с ним выпить. С учетом всех вышеизложенных обстоятельств, перед присяжными заседателями следовало бы поставить вопрос, не находят ли они, что Л. Гор намеренно причинила смерть своему ребенку»[985]985
  R. v. Gore [2007] EWCA Crim. 2789 // http://netk.net.au/UK/Gore.asp (2016. 2 нояб.).


[Закрыть].

Особой чертой психического элемента детоубийства является то обстоятельство, что факт «нарушения психического равновесия» (the balance of her mind was disturbed), что вытекает из формулировки статьи, причинно не связан с умерщвлением ребенка, другими словами, в отличие от убийства, совершенного в состоянии потери самоконтроля, нарушение психического равновесия не должно обусловить преступное поведение женщины, главное, чтобы имело место временно́е совпадение, т. е. непосредственно во время преступления женщина все еще находилась в состоянии определенного психического расстройства. При этом существует презумпция, согласно которой «особый психический статус женщины так или иначе повлиял на нее в момент принятия решения о совершении преступления, и законодатель, формулируя именно так преступление, исходил из данной презумпции»[986]986
  Murder, Manslaughter and Infanticide / Project 6 of the Ninth Programme of Law Reform: Homicide. P. 166.


[Закрыть].

Само по себе понятие «нарушение психического равновесия» является уникальным в том смысле, что, с одной стороны, оно не пересекается ни с понятием невменяемости, ни с понятием «психической аномалии», присущим ограниченной вменяемости, а с другой стороны, оно не имеет ничего общего с медицинской терминологией. Из-за использования подобной формулировки иногда высказывается мнение, что для выделения детоубийства как самостоятельного преступления нет никаких медицинских, а если быть точнее, психиатрических оснований.

В частности, профессор Н. Уокер называет Акт 1938 г. «законодательным созданием мифов»[987]987
  Walker N. Crime and Insanity in England. Vol. 1. The Historical Perspective. Edinburgh, 1968. P. 136.


[Закрыть]. В своем исследовании, посвященном институту невменяемости в английском уголовном праве, он пишет о том, что закон создает ту связь между деторождением и убийством новорожденного, которой, по его мнению, не существует в реальности. Во всяком случае, именно такой вывод напрашивается исходя из формулировки ст. 1, которая ничего не говорит о психическом расстройстве, не требует даже установления причинной связи между имеющимся психическим расстройством и произошедшим убийством. После отмены смертной казни и появления в английском уголовном праве основания защиты ссылкой на ограниченную вменяемость, пишет исследователь, данное преступление просто утратило свою актуальность.

Более радикально против существования состава детоубийства в английском уголовном праве высказывается Дж. Осборн. По ее мнению, единственным обоснованием «сложившейся правовой традиции», защищающей женщин, умерщвляющих своих младенцев, от наступления надлежащих при данных обстоятельствах правовых последствий, является «интегрированный в уголовное право сексистский подход – женщин нельзя признавать в полной мере ответственными за совершаемые ими деяния»[988]988
  Osborne J. The Crime of Infanticide: Throwing Out the Baby With the Bathwater // Canadian Journal of Family Law. 1987. Vol. 6. № 1. P. 906.


[Закрыть].

Однако утверждение об отсутствии связи между рождением ребенка и возникновением или обострением ранее существующего психического заболевания не совсем соответствует действительности. Специально для Правовой комиссии № 304, подготовившей 6 проект доклада, посвященного проблемам убийства, профессор И. Брокингтон, опираясь на существующие медицинские исследования и имеющуюся судебную практику, предложил таблицу, в которой отразил различные психические заболевания, так или иначе связанные со случаями детоубийства. При этом он особо подчеркнул, что роды как процесс не так часто сами по себе выступают причиной таких заболеваний, однако, являясь серьезным стрессом для организма, они нередко провоцируют развитие некоторых из них, даже если до этого они протекали латентно. Все психические расстройства, которые фигурировали в изученных им делах, он разделил на несколько групп, в частности, он выделил родовую психопатологию (родовой делириум или помрачение сознания), органический (нейропсихиатрический) послеродовой психоз (хорея, эпилепсия, гипоплазия), родовые расстройства (мания, депрессивный психоз), послеродовую депрессию и другие заболевания[989]989
  Murder, Manslaughter and Infanticide / Project 6 of the Ninth Programme of Law Reform: Homicide. P. 244.


[Закрыть]. Он также классифицировал детоубийство в зависимости от способа и времени его совершения и тех психических расстройств, которые наблюдались у женщины в момент совершения преступления. Он выделил 4 группы деяний: к первой группе он отнес преступления, совершенные в первые 24 часа после родов, которые, как правило, осуществляются путем активных действий, характеризуются наличием у женщины какого-либо психического расстройства, к остальным трем группам относятся убийства, которые произошли в течение года, но характеризуются разными сопутствующими обстоятельствами – совершением в состоянии психического расстройства, не исключающего вменяемости, неосторожным причинением смерти или убийством из сострадания[990]990
  Ibid. P. 246.


[Закрыть].