Текст книги "Преступления против жизни в странах общего права"

* * *

Существуют и отдельные преступления, которые присущи уголовному праву той или иной страны.

Так, в Англии доктринально иногда к преступлениям против жизни относят геноцид, преступления против человечности и военные преступления[422]422
  См., например, главу о преступлениях против жизни в классическом учебнике Smith and Hogan Criminal Law (Smith and Hogan’s Criminal Law. 13^th еd / Ed. by D. Ormerod. N.Y., 2011. P. 615–617).


[Закрыть]. Согласно ст. 51 Закона о Международном уголовном суде 2001 г. (International Criminal Court Act, c. 17) совершение акта геноцида, преступления против человечности или военного преступления является преступлением по закону Англии и Уэльса. Обвинение в совершении данных преступных деяний может быть выдвинуто только по инициативе Генерального прокурора (ст. 53 (3)). За совершение этих преступлений предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок до 30 лет, за исключением тех ситуаций, когда было совершено тяжкое убийство (ст. 53 (5)).

Под геноцидом понимают любой из перечисленных ниже актов, если он направлен на уничтожение полностью или частично национальной, этнической, расовой или религиозной группы: 1) убийство членов группы; 2) причинение серьезного физического или психического вреда члену группы; 3) намеренное создание таких условий существования, которые могут привести к полному или частичному уничтожению человеческой группы; 4) принятие мер, направленных на снижение рождаемости; 5) насильственное перемещение детей из одной группы в другую.

К преступлениям против человечности относится целый ряд деяний, если они совершены в рамках широкомасштабного или систематического нападения на гражданское население по национальным, политическим, этническим, расовым или религиозным мотивам, который включает в себя убийство, депортацию или переселение групп, пытки, изнасилование и другие деяния.

Палата лордов подчеркнула, что основные признаки данной группы преступлений необходимо устанавливать исходя из практики Международного уголовного суда и специализированных судов и рассматривать их в качестве общеуголовных преступлений, ответственность за которые устанавливается исключительно исходя из положений национального законодательства[423]423
  R v. Jones [2006] UKHL 16.


[Закрыть].

Понятие «военные преступления» практически полностью соответствует Женевской конвенции 1949 г. «О защите гражданского населения во время войны» и включает перечень действий, в любом случае запрещенных в отношении гражданского населения: убийство, пытки и негуманное обращение, включая биологические эксперименты, разрушение и завладение собственностью и т. д. В соответствии с Законом о военных преступлениях 1991 г. (The War Crimes Act 1991, c. 13) в отношении лица, находящегося на территории Великобритании, независимо от его гражданства, можно возбудить уголовное дело по обвинению в тяжком или простом убийстве, а также ином преступлении против жизни, если оно было совершено в период с 1 сентября 1939 г. по 5 июня 1945 г. на территории Германии или на оккупированной территории и сопровождалось нарушением законов и обычаев войны (ст. 1).

Основанием отнесения данных преступлений, которые очевидно составляют самостоятельную группу посягательств, к системе деяний против жизни выступает тот факт, что возможным объектом при их совершении служит жизнь человека. Вместе с тем это не единственный и не основной объект. Поскольку ответственность за данные преступления предусмотрена в отдельном законодательном акте, нет никаких препятствий рассматривать их как самостоятельную систему преступных деяний, родовым объектом которых выступает мир и безопасность человечества.

Именно по этому пути пошел немецкий законодатель, когда в 2002 г. принял Закон о введении в действие Уголовного кодекса о международных преступлениях. До этого отдельные преступления, в частности геноцид, входили в систему преступных деяний против жизни (§ 220a). По замечанию А.В. Серебренниковой, «такое решение законодателя вызвало много споров», окончание которым было положено с принятием нового законодательного акта[424]424
  Серебренникова А.В. Закон о введении в действие Уголовного кодекса о международных преступлениях от 26 июня 2002 г. в Германии: общая характеристика // Вестник МГУ (Серия «Право»). 2004. № 1. С. 67.


[Закрыть].

* * *

Если обратиться к небрежному причинению смерти (criminally negligent homicide), то данное преступление неразрывно связано с одноименной категорией mens rea. Под ней, как правило, понимают такое поведение лица по отношению к результату или обстоятельствам совершения преступления, которое демонстрирует сознательное пренебрежение существенным и неоправданным риском наступления последствий.

В английском уголовном праве категория небрежности развивалась применительно к простому убийству, и случаи небрежного причинения смерти составляют особую группу ненамеренного простого убийства, а не самостоятельное преступление.

В США преступная небрежность как форма психического элемента преступления перешла в уголовное право из права гражданской ответственности (tort law). Как правило, уголовные кодексы не выделяют самостоятельного преступления «небрежное причинение смерти», рассматривая их как частные случаи простого убийства. Однако есть и исключения. Так, согласно ст. 125.10 УК штата Нью-Йорк, лицо виновно в причинении смерти, если оно действует по отношению к данному результату с преступной небрежностью. Наиболее распространенная категория таких дел – смерть, причиненная автомобилистом в результате нарушения правил дорожного движения.

В соответствии со ст. 18-3-105 УК штата Колорадо убийство, совершенное с грубой небрежностью, является фелонией 5 класса, за которую предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок от одного года до трех лет[425]425
  http://www.lexisnexis.com/hottopics/colorado/ (2016. 26 дек.).


[Закрыть]. Психический элемент совершенного можно охарактеризовать как преступную небрежность в том случае, если лицо не осознавало «существенный и неоправданный» риск того, что определенный результат наступит и что природа данного риска такова, что неспособность его предвидеть является существенной девиацией стандарта осмотрительности разумного человека[426]426
  People v. Jones, 193 Colo. 250, 565 P. 2d 1333 (1977).


[Закрыть].

Согласно § 32 УК штата Луизиана небрежное убийство имеет место в случае, во-первых, причинения смерти, совершенного с преступной небрежностью, под которой понимают такое невнимание к интересам других лиц, при отсутствии общего или специального намерения, которое приводит к грубому отклонению от стандартов осмотрительности разумного человека (§ 12), во-вторых, причинение смерти собакой или другим животным, хозяин которого продемонстрировал неосторожность или преступную небрежность при попытке остановить животное[427]427
  http://legis.la.gov/lss/lss.asp?doc=78409 (2016. 26 дек.).


[Закрыть].

В уголовных кодексах ряда штатов небрежное причинение смерти водителем автомобиля или другого транспортного средства нередко выделяется в самостоятельный вид простого убийства, влекущий за собой менее тяжкое наказание, либо в самостоятельное преступление. Так, в ст. 192 УК штата Калифорния законодатель описал условия, при которых ответственности за простое убийство подлежит водитель автомобиля, установив известные ограничения, с тем чтобы наказуемыми были лишь случаи, когда нарушение правил дорожного движения было «непосредственной причиной смерти».

Уголовный кодекс штата Луизина говорит о самостоятельном «транспортном убийстве» (vehicular homicide), которое можно инкриминировать лицу, управляющему или осуществляющему контроль за транспортным средством – автомобилем, воздушным или водным судном, в состоянии алкогольного или наркотического опьянения, если это прямо или косвенно повлекло смерть человека, независимо от наличия намерения причинить смерть или тяжкий телесный вред. При этом состояние интоксикации должно в значительной мере (contributing factor) способствовать совершению преступления и подтверждаться специальными медицинскими тестами в соответствии с предусмотренной нормативными актами процедурой (§ 32.1 УК штата Луизиана)[428]428
  http://legis.la.gov/lss/lss.asp?doc=78410 (2016. 26 дек.).


[Закрыть].

Согласно ст. 940.10 УК штата Висконсин небрежное причинение смерти в результате управления транспортным средством другому человеку или нерожденному ребенку является фелонией класса G и подлежит наказанию в виде штрафа в размере до 25 000 долл. США или лишения свободы на срок до 10 лет (ст. 939.50(3))[429]429
  http://docs.legis.wisconsin.gov/statutes/statutes/940/I/10 (2016. 26 дек.).


[Закрыть]. Данное преступление предполагает наличие трех элементов: 1) причинение обвиняемым смерти; 2) по преступной небрежности; 3) при управлении транспортным средством, под которым, согласно ст. 939. 22 (44), следует понимать «самоходное устройство, предназначенное для передвижения людей и перевозки грузов из одного места в другое, при его движении по суше, в том числе рельсам, воздуху или воде»[430]430
  http://docs.legis.wisconsin.gov/search/results?q=939.22+%2844%29&filter=biennium%3A2013&filter=doctype%3Astatutes (2016. 26 дек.).


[Закрыть].

При этом при определении того, имела ли место преступная небрежность, следует исходить из двух критериев. «Прежде всего, в отличие от простой небрежности, степень риска выше – может быть причинена смерть или тяжкий телесный вред. Во-вторых, риск должен быть не просто неразумным, он должен быть существенным. Преступная небрежность предполагает наличие той же степени риска, что и преступная неосторожность – неразумного и существенного риска причинения смерти или тяжкого телесного вреда. Основное отличие описанных форм виновности заключается в том, что при неосторожности у лица наличествует субъективное осознание риска причинения вреда, в то время как при небрежности он должен был осознавать данный риск, но не осознавал, т. е. исходим мы из объективного теста»[431]431
  State v. Richard Knutson Inc.196 Wis. 2d 96, 110 (1995) (per Andersen P.J.).


[Закрыть].

В УК Канады в части VIII «Преступления против личности и репутации» содержится специальная глава «Преступная небрежность», в которой приводится понятие названной формы mens rea и условий, при наличии которых причинение смерти по небрежности будет уголовно наказуемо.

Статья 219 УК Канады признает, что в поведении лица присутствует преступная небрежность, если, действуя или бездействуя при наличии обязанности действовать, оно проявляет безответственное или опрометчивое пренебрежение жизнью или безопасностью других людей. Обязанность (duty) проявлять заботу о жизни других людей должна быть предусмотрена правовыми нормами. В частности, ст. 215 (1(a)) УК Канады говорит об обязанности родителей, опекунов (попечителей) и приравненных по правовому статусу к ним лиц проявлять должную заботу и обеспечивать сохранность жизни детей, не достигших 16-летнего возраста. Аналогичная обязанность возлагается на супругов или сожителей в отношении друг друга, а также тех, кто осуществляет надзор за задержанными или заключенными (ст. 215 (1(b))), если по причине возраста, болезненного состояния психики или любого другого заболевания, а также по любой другой причине они не могут сами о себе позаботиться.

Статья 220 устанавливает уголовную ответственность за причинение смерти по преступной небрежности, а ст. 249.2 – за небрежное причинение смерти при управлении автомобилем.

Примером практической реализации данной нормы может служить решение Апелляционного суда провинции Альберта по делу R v. Moroz 1972 г. Обвиняемый управлял автомобилем в состоянии алкогольного опьянения. Он выехал на полосу встречного движения и, не справившись с управлением, съехал на обочину, сбив стоявшего там человека. Суд признал, что, нарушив правила дорожного движения, соблюдение которых входит в обязанность каждого водителя, обвиняемый проявил явное пренебрежение человеческой жизнью, и его следует признать виновным в небрежном причинении смерти[432]432
  R v. Moroz (1972), 5 C.C.C. 277.


[Закрыть].

* * *

Результаты анализа преступных деяний, составляющих систему преступлений против жизни в Англии, США и Канаде, их сопоставление с действующим уголовным законодательством России, позволяют сделать следующие выводы.

Прежде всего, следует отметить, что система преступлений против жизни должна представлять собой группу однородных деяний, интегрированных на основе общего объекта посягательства – жизни человека, имеющих иерархичную структуру и единый понятийный аппарат. С этих позиций система преступных деяний против жизни Англии, США и Канады находится в беспорядочном и хаотичном состоянии. Она включает в себя деяния, которые фактически, исходя из родового объекта – жизни человека, не всегда являются таковыми. Кроме того, нарушены целостность системы, ее структура, поскольку одни и те же деяния подпадают под описания разных по общественной опасности и тяжести преступлений. Эту систему можно представить следующим образом: 1) убийство; 2) иные намеренные преступления против жизни; 3) небрежное причинение смерти.

Уголовно-правовой системе общего права исторически присуще родовое определение убийства (homicide), под которым понимают «виновное противоправное лишение жизни другого человека». В соответствии с современным законодательством, нормами общего права и уголовно-правовой доктриной выделяют три вида убийства: тяжкое убийство (murder), простое убийство (manslaughter) и детоубийство (infanticide). По вопросу о понятии убийства позиция юристов общего права такова: любое противоправное лишение жизни изначально рассматривается как тяжкое убийство, и только при наличии определенных обстоятельств деяние может быть квалифицировано как простое убийство или детоубийство.

Иные намеренные преступления против жизни также можно условно разделить на несколько групп.

К первой группе относятся преступления, имеющие неоконченный характер и совершенные до наступления преступного результата (inchoate crime). Так, в силу специфики общего права самостоятельными составами являются подстрекательство к убийству (solicitation), сговор (conspiracy) и покушение на убийство (attempt). В отличие от уголовного права континентальной Европы понятие предварительной преступной деятельности в англосаксонской уголовно-правовой системе не связано со стадиями развития преступления, речь идет о различных по своему содержанию преступлениях, общей чертой которых является то обстоятельство, что они относятся к предварительной преступной деятельности, реального ущерба еще не причинившей.

Ко второй группе иных намеренных преступлений против жизни можно отнести составы склонения к самоубийству или оказания помощи в его совершении. Традиционно они рассматривались как одно из преступлений против жизни, которое сохранилось в законодательстве после декриминализации самоубийства. Сторонники широкого понимания соматических прав традиционно настаивали на исключении уголовной ответственности за оказание помощи в осуществлении самоубийства – «ассистированном самоубийстве», если оно совершается специальным субъектом, медицинским работником, в отношении неизлечимо больного пациента, находящегося в терминальном состоянии, если он способен при наличии информированного прогноза развития заболевания явно и недвусмысленно выразить свою волю уйти из жизни. Именно по пути декриминализации ассистированного самоубийства пошли некоторое североамериканские штаты – Орегон, Вашингтон, Монтана, Вермонт, Калифорния, Колорадо, округ Колумбия, законодатель Канады. Активные попытки легализовать медицинское содействие самоубийству предпринимаются в Англии, где подобная практика ухода из жизни паллиативных пациентов поддерживается общественностью.

Третью группу иных намеренных преступлений против жизни составляют деяния, направленные на уничтожение плода. В частности, к ним относятся умерщвление плода на любом сроке беременности или в ходе родов.

Если обратиться к небрежному причинению смерти (criminally negligent homicide), то данное преступление неразрывно связано с одноименной категорией mens rea. Под ней, как правило, понимают такое поведение лица по отношению к результату или обстоятельствам совершения преступления, которое демонстрирует сознательное пренебрежение существенным и неоправданным риском наступления последствий.

Глава 2
Ответственность за тяжкое убийство и проблемы ее реформирования в Англии, США и Канаде

§ 1. Понятие тяжкого убийства и материальный элемент состава

Тяжкое убийство в системе преступных деяний против жизни стран общего права занимает исключительное место, что позволяет исследователям говорить о том, что тяжкое и простое убийства – это не разные степени одного и того же деяния, а самостоятельные преступления против жизни, отличающиеся своими конститутивными признаками[433]433
  Так, У. Уилсон полагает, что в основе тяжкого и простого убийства лежат совершенно разные моральные запреты. Так, если тяжкое убийство опирается на максиму «не убей», то простое убийство – «не ставь в опасность жизнь других людей» (См.: Wilson W. Murder and the Structure of Homicide // Rethinking English Homicide Law / Ed. by A. Ashworth & B. Mitchell. Oxford, 2000. P. 20–24). Здесь необходимо уточнение: скорее всего, автор говорит о тяжком убийстве и простом ненамеренном убийстве.


[Закрыть].

Этим подходом объясняется детальная регламентация тяжкого убийства, с одной стороны, и определенная ориентация карательной политики – с другой.

Вместе с тем современные дефиниции данного преступления являются по большей части продуктом судейского творчества за последние столетия, а основы этих понятий были заложены еще в XVII в. Поэтому реформирование состава тяжкого убийства остается актуальным для англосаксонской уголовно-правовой системы.

В англосаксонский период английской истории (V–XI вв.) убийство (homicide) представляло собой лишение жизни другого человека, как правило, в ссоре. Особые наказания – в виде смертной казни – предусматривались в случае убийства в присутствии короля или совершенные в нарушение королевского мира[434]434
  Cap. 80 De homicidio in curia Regis, exercitu, burgo uel castello, 1, 7-7b.


[Закрыть]. Если речь шла об убийстве иностранца, треть выплачиваемого семье убитого вергельда поступала в королевскую казну. Представляется, что в то время под термином mort понималось лишение жизни с использованием яда или колдовства. Ф.У. Мэйтленд отмечает, что mort был известен как англичанам, так и норманнам и обозначал не столько лишение жизни, сколько сокрытие тела убитого[435]435
  Pollock F., Maitland F.W. The History of English Law before the Time of Edward I. 2^nd еd. Vol. I. Clark, 2008. P. 486.


[Закрыть].

Существовала и категория убийств, совершение которых не просто оправдывалось (justifiable homicide), но и считалось похвальным, – лишение жизни вора, пытающегося избежать правосудия, или убийство с целью защитить своего господина, убийство нарушающего супружескую верность мужем, отцом, братом или сыном женщины, застигнутой во время измены[436]436
  Pollock F., Maitland F.W. The History of English Law before the Time of Edward I. P. 52–53.


[Закрыть]. Случайное причинение смерти (by misadventure, впоследствии сменившийся per infortunium) или причинение смерти при самообороне (self-defense) к абсолютным основаниям защиты не относились, и избежать ответственности можно было исключительно благодаря королевскому помилованию[437]437
  В случае если присяжные находили наличие основания per infortunium, на которое ссылался обвиняемый, они выносили вердикт о том, что смерть причиняется без злого намерения, случайно, и судья, который не обладал правом помилования, отправлял дело королю.


[Закрыть].

Murder (или murdrum) упоминается уже в трактате Генри де Брэктона «О законах и обычаях Англии» середины XIII в.[438]438
  Следует отметить тот факт, что как в англо-американской, так и в отечественной правовой литературе историческому анализу убийства уделено большое внимание. Написаны блестящие работы, предлагающие глубокий догматический анализ истоков тяжкого и простого убийства: Maitland F.W. The Early History of Malice Aforethought / The Collected Papers of Frederick William Maitland / Ed. by H.A.L. Fisher. 3 Volumes. Vol. 1. Cambridge, 1911; Kaye J.M. The Early History of Murder and Manslaughter. Part I // The Law Quarterly Review. 1967. Vol. 83. № 331; Kaye J.M. The Early History of Murder and Manslaughter. Part II // The Law Quarterly Review. 1967. Vol. 83. № 569. Развитие учения об убийстве в контексте формирования такого конструктивного признака, как «злое предумышление», представлено в работе Perkins Rollin M. A Re-examination of Malice Aforethought // Yale Law Journal. 1934. Vol. XLIII. № 4, а также в фундаментальной работе Г.А. Есакова Mens rea в уголовном праве Соединенных штатов Америки. Историко-правовое исследование. СПб., 2003. Автор исходит из того, что для «появления mens rea в общем праве (как и во многих иных уголовно-правовых системах) необходимыми стали нормы, посвященные ответственности за причинение смерти человеку» (Mens rea в уголовном праве Соединенных штатов Америки. Историко-правовое исследование. С. 61), поэтому определенные аспекты исторического формирования концепции тяжкого убийства затрагиваются в его работе. Например, он отмечает (Mens rea в уголовном праве Соединенных штатов Америки. Историко-правовое исследование. С. 62), что норманнское завоевание не изменило в целом существовавшей системы ответственности за убийство, что подтверждается Leges Henrici Primi (сводом законов, изданных в правление Генриха I между 1108 и 1118 гг., содержащих все действовавшие на тот момент в стране нормы права), положения которого об ответственности за убийство были разработаны детально. Согласно им ряд убийств наказывался смертной казнью, прочие по-прежнему относились к категории emendable («выкупаемых») и приводит конкретные примеры: cap. 69 Deoccisione Anglici, 1-2; cap. 70 Consuetudo Westsexe, 1-15 (нормы, устанавливающие размеры денежных компенсаций за причинение смерти в зависимости от региона страны, обстоятельств произошедшего, личности убийцы и убитого); cap. 88 Decommissione armor um quibusaliquis occidatur, 3-3b (нормы, регулирующие размер денежной компенсации за смерть, причиненную ношением копья). Г.А. Есаков анализирует убийство, совершенное «per infortunium», случайно, без злого намерения, приводя при этом фрагменты известного сочинения Генри дэ Брэктона (Mens rea в уголовном праве Соединенных штатов Америки. Историко-правовое исследование. С. 64–67), в котором указаны четыре вида известных ему видов убийства, совершенных посредством деяния – случайно (casu, sicut per infortunium), при отправлении правосудия (scilitetiustitia), по необходимости (necessitate), и намеренно (voluntate).


[Закрыть] Правда, тогда murder отличалось от других видов убийства тем, что оно совершалось втайне. Учение Брэктона об убийстве, под которым он понимал убиение человека человеком, походило скорее на схоластический анализ, нежели на собрание юридических определений. Техническую точность и применяемость на практике имела только та часть этого учения, которая относится к собственно murder как тайному убийству, которое влекло за собой денежный штраф, если не было доказано общиной, что убитый был англичанин[439]439
  Bracton Henry de. Bracton on the Laws and Customs of England. Translated, with revisions and notes, by Samuel E. Thorne. Vol. 2. Buffalo. N.Y., 1997. P. 341, 378–379. По мнению Р.М. Перкинса, разница между отдельными видами уголовно наказуемого убийства изначально была, скорее, сугубо терминологической, поскольку конкретное наказание – смертная казнь или клеймение с незначительным сроком лишения свободы – зависело не от вида убийства и обстоятельств совершения преступления, а от наличия или отсутствия привилегий у лица, виновного в нем (См. подробнее: Perkins Rollin M. A Re-examination of Malice Aforethought // Yale Law Journal. 1934. Vol. XLIII. № 4. P. 541).


[Закрыть].

Со временем термин, которым обозначался этот вид намеренного убийства, изменил свое значение и стал обозначать «самые скверные случаи умышленного смертоубийства»[440]440
  Стифен Д.Ф. Уголовное право Англии в кратком очертании. СПб., 1865. С. 56.


[Закрыть], в то время как другие посягательства на жизнь человека носили название manslaughter. Для того чтобы провести границу между «самым скверным» убийством и всеми другими видами убийства, стал использоваться термин «malice aforethought» («злое предумышление»), под которым понимали «особое настроение ума и воли» посягающего лица, когда он «хладнокровно задумал убить другое лицо»[441]441
  Там же.


[Закрыть].

Ответ на вопрос, как и почему стала складываться эта уголовно-правовая категория, обозначающая особое отношение лица к совершенному им преступному человекоубийству, не представляется столь однозначным. Д.Ф. Стифен связывал выделение «злого предумышления» с принятием Статута Ричарда II 1390 г.[442]442
  12 Richard II, Stat. 2. С. 1.


[Закрыть], направленного на ограничение права Короны жаловать помилование за совершение наиболее тяжких преступлений. Среди преступных деяний, которые впредь не могли быть помилованы, были названы Murdre, Mortd’omeoccis par agait, assaut, ou malice prepense. Ф.У. Мэйтленд полагал, что данная законодательная формулировка являлась «обобщающим крещендо»: par agait он трактовал как «из засады», сопоставляя его с известным французскому праву guet-apens, assaut – нападение, должно было иметь более широкое значение, malice prepense – злое предумышление, еще более широкое. Таким образом, по его мнению, каждый из употребляемых терминов не был призван нести самостоятельную смысловую нагрузку, а поглощал один другой, служил перечислению случаев, которые можно было отнести к murder[443]443
  Pollock F., Maitland F.W. The History of English Law before the Time of Edward I. 2^nd ed. Vol. I. P. 468–469.


[Закрыть].

Для Д.Ф. Стифена названный закон стал «первым статутным признанием термина «malice aforethought»… на самом деле его можно косвенно рассматривать как новое законодательное определение murder». Он полагал, что за последовавшее после принятия закона столетие никаких существенных шагов со стороны парламента не было осуществлено в направлении развития учения о тяжком убийстве, вплоть до статутов 1496–1547 гг.[444]444
  Stephen J.F. A History of the Criminal Law of England.In Three Volumes. Vol. 3. London, 1883. P. 43–46.


[Закрыть]

Ф.У. Мэйтленд, в целом разделяющий данную точку зрения, добавил два важных замечания. Во-первых, он утверждал, что слово Murdrum, murder, к 1390 г. утратило те значения, которые ему придавались в прежние времена: оно уже не было связано со штрафом, служившим наказанием за совершение убийства (murder fine), поскольку данное наказание было отменено Статутом Эдварда III 1340 г.[445]445
  14 Edward III, c. 4 (1340).


[Закрыть]. Во-вторых, по его мнению, и другое значение, придаваемое термину «murder» – тайное убийство, или известный германскому праву Morth, в XIV в. не имело смысла, поскольку уже в XII в. виновное человекоубийство перестало быть преступлением, за совершение которого уплачивался вергельд[446]446
  Warren W.L. The Governance of Norman and Angevin England 1086–1272. Stanford, 1987. P. 43.


[Закрыть] (unemendable offence), и перестало обозначать тайное убийство норманнов англичанами[447]447
  Maitland F.W. The Early History of Malice Aforethought / The Collected Papers of Frederick William Maitland / Ed. by H.A.L. Fisher. 3 Volumes. Vol. 1. Cambridge, 1911. P. 304–328.


[Закрыть].

Если исходить из смысла Статута 1390 г., предшествующей сложившейся практике судов, то можно прийти к заключению, что парламент намеревался определить не одну, а четыре категории убийства – тяжкое убийство (murder) в его древнем смысле как тайное убийство, убийство из засады, убийство в результате нападения и все другие убийства, которые не носили извинительного характера. Именно эта категория убийств понималась как совершенная злонамеренно, par malice prepense.

Вместе с тем необходимо иметь в виду, что термин «злое предумышление» появился задолго до принятия упомянутого акта парламента, но смысловая нагрузка его была совершенно иной. Так, Р.М. Перкинс в своем историческом исследовании категории «злое предумышление» ссылается на прецедент 1329 г., когда присяжные заседатели, вынося вердикт о виновности в совершении извинительного убийства (excusable homicide), объяснили свое решение тем, что обвиняемый убил «при самообороне, а не фелонии или злом предумышлении»[448]448
  Perkins Rollin M. Op. cit. P. 544. Обвиняемый был не оправдан, а препровожден в тюрьму – дожидаться милости короля в соответствии с имевшейся на тот момент практикой.


[Закрыть].

Несмотря на то что к началу XV в. термин murder все чаще использовался в широком смысле слова для обозначения любого противоправного лишения жизни другого человека, а в середине XVI в. его стали связывать с наличием или отсутствием предумышления, определенные виды тяжкого убийства смогли уцелеть в веках. Так, некоторые виды убийства относили к категории тяжкого, вопреки отсутствию заранее сформированного намерения: убийство представителя власти или убийство в ходе совершения насильственного преступления, что юристы XVI в. объясняли специальным видом mens rea – подразумеваемым злым предумышлением[449]449
  Kaye J.M. The Early History of Murder and Manslaughter. Part I // The Law Quarterly Review. 1967. Vol. 83. № 331. P. 370.


[Закрыть].

«Предумышление годилось очень хорошо для разграничения двух главных видов смертоубийства, но опыт доказал, что во многих случаях черта эта была слишком груба и недостаточна. Положим, что убийца встретил где-нибудь и убил спокойно и коварным образом лицо, к которому он не питал никакой вражды до того времени. Положим, что разбойник убивает сопротивляющегося ему прохожего не ради вражды, но для сокрытия следов преступления и в пылу схватки. Нельзя, не насилуя языка, утверждать, что в этих случаях было предумышление, но нельзя также не отнести их к мерзлейшим злодеяниям. Для устранения этого затруднения, для включения и этих случаев в рамки установившегося определения, юристы изобрели учение о подразумеваемом злостном предумышлении»[450]450
  Стифен Д.Ф. Уголовное право Англии в кратком очертании. СПб., 1865. С. 56.


[Закрыть].

Дальнейшее развитие институт тяжкого убийства получил во время правления Генриха VII, Генриха VIII и Эдуарда VI, когда был принят целый ряд парламентских актов, отменяющих привилегии духовного сословия в случае совершения убийства со злым предумышлением[451]451
  12 Hen. VII, c. 7 (1496); 4 Hen. VIII, c. 2 (1512); 23 Hen. VIII, c. 1, § 3, 4 (1531); 1 Edw. VI, c. 12, § 10 (1547).


[Закрыть]. До этого светские лица, умевшие читать и совершившие убийство со злым предумышлением, могли, воспользовавшись привилегией церкви, избежать осуждения в светском суде, вместо чего на большом пальце их левой руки ставили клеймо. На практике принятие этих статутов означало превращение тяжкого убийства в преступление, караемое смертной казнью, в то время как manslaughter не всегда влекло за собой данное наказание.

В царствование Якова I в 1603 г. был принят Статут о заклании (Statute of Stabbing)[452]452
  2 Jam. I, c. 8 (1603).


[Закрыть], согласно которому в случае совершения простого убийства также можно было лишиться привилегий духовного сословия. «Акт этот гласит: «…кто заколет или пронзит лицо или лица, которые не вынимали оружия и не нанесли никакого удара лицу, заколовшему или пронзившему их», тот лишается привилегии духовного звания и подвергается смертной казни, как за умышленное смертоубийство, если лицо, им пораженное, умрет в течение шести месяцев «хотя бы и не было доказано, что рана нанесена со злостным предумышлением»»[453]453
  Стифен Д.Ф. Уголовное право Англии в кратком очертании. СПб., 1865. С. 58.


[Закрыть].

Дж. М. Кей в своем исследовании приходит к тому выводу, что создание и формирование самостоятельной категории простого убийства относится к началу XVI столетия, и происходит это не столько под влиянием актов парламента – Статута Ричарда II 1390 г. и статутов, принятых в правление Тюдоров, последним из которых стал Статут Эдварда VI 1547 г. – сколько в силу особенностей судебного толкования и работ авторитетных юристов. Разница между двумя видами убийства в то время основывалась на том, было ли это убийство случайным или осознанным. Термином manslaughter, или chance medley, стали обозначать ненамеренное, случайное убийство, имевшее место при совершении акта насилия, не направленного непосредственно на погибшего или кого-то из его компании[454]454
  Kaye J.M. The Early History of Murder and Manslaughter. Part I // The Law Quarterly Review. 1967. Vol. 83. № 331. P. 369.


[Закрыть].

Именно тогда и начинается новый этап в развитии учения об убийстве, характеризующийся постепенным отмиранием всех прежних категорий и появлением двухчленного деления убийства на murder, тяжкое убийство, и manslaughter, убийство, совершенное без злого предумышления. При этом необходимо отметить, что в начале XVI в. установившаяся разница между murder и manslaughter принималась и была понята не всеми юристами, во всяком случае, что касается изъятия привилегий духовного сословия, поэтому нельзя сказать, чтобы судьи в решениях уделяли большое внимание разграничению двух видов убийства.

Два приведенных ниже дела тем не менее заслуживают внимания, поскольку во многом определили дальнейшую судьбу доктринального толкования простого убийства.

Первое дело было рассмотрено в 1558 г., короткий отчет о нем появился столетие спустя, и только в работе У. Лэмбарда оно подверглось детальному анализу. Дж. Герберт после разногласий и ссоры с сэром Ричардом Мэнсфилдом собрал группу из более чем 40 человек и отправился к дому Мэнсфилда, чтобы учинить драку, но без намерения лишить кого-либо жизни. Во время вспыхнувшей ссоры мимо проезжала женщина верхом на лошади, не знакомая ни одной из сторон, и один из слуг Герберта бросил в лошадь камень. Лошадь сбросила женщину, та ударилась головой и от полученного ранения скончалась. Геберту и всем участникам банды было предъявлено обвинение в тяжком убийстве (murder). Поскольку исходя из обстоятельств дела вытекало, что смерть была причинена не в результате несчастного случая, и слуга, бросивший камень, по меньшей мере намеревался причинить вред кому-либо на стороне Мэнсфилда, вопрос встал о том, в совершении какого преступления виновны Герберт и другие участники банды: тяжкое убийство или простое убийство.

Две правовые концепции были единогласно приняты всеми членами суда. Первая заключалась в следующем: когда имеет место группа лиц, договорившихся совершить противоправное деяние, и, в случае если кто-нибудь окажет им сопротивление, лишить его жизни, каждый из них должен будет отвечать за тяжкое убийство этого человека, даже если другие участники сговора не присутствовали в момент убийства. Таким образом, дело Герберта и его банды можно рассматривать как пример формирования учения о конструктивном намерении.

Суть второй правовой концепции в том, что лицо, которое наносит ранение, от которого потерпевший умирает, виновно в тяжком убийстве, даже если в его намерение входило только причинение вреда здоровью[455]455
  Kaye J.M. The Early History of Murder and Manslaughter. Part II. P. 579.


[Закрыть].

Сложность в приложении данных концепций к описываемому делу заключалась в том, что, несмотря на факт сговора об учинении насилия в отношении сэра Мэнсфилда и его соратников, у нападавших не было намерения причинить вред постороннему человеку, не вовлеченному в имевший место конфликт. Однако, несмотря на это обстоятельство, половина из судей, рассматривавших дело, квалифицировало совершенное преступление как тяжкое убийство, обосновывая свое решение, во-первых, наличием «перемещенного» намерения (transferred intent), а во-вторых, тем, что при совершении противоправного деяния лицо, его учинившее, должно принимать на себя риск всех возможных последствий, независимо от того, предвидел он их или нет. Другие судьи исходили из отсутствия намерения причинить вред незнакомке, поэтому оценили содеянное как простое убийство.

Из рассмотренного выше казуса вытекает ряд важных выводов.

Во-первых, суд не толковал предложенную законом формулу «злого предумышления» буквально: исходя из обстоятельств дела, деяние было осознанным и злостным, но не предумышленным. Во-вторых, к простому убийству, manslaughter, chance medley, относилось случайное причинение смерти незнакомцу в ходе совершения противоправного акта насилия. Будь поведение лица правомерным, случившееся можно было бы считать казусом, противоправным и направленным против кого-либо из лиц, участвующих в конфликте, – тяжким убийством.

Второе дело, которому следует уделить внимание, было рассмотрено в 1553 г. Ричард Сэлисбер и еще двое мужчин сговорились напасть из засады и убить Эллиса. Реализовывая свой план, они убили не Эллиса, а одного из его слуг. Из описания дела до конца не ясно, каким образом погиб слуга, была ли это ошибка нападавших, или слуга погиб во время нападения и драки на него и Эллисса. По мнению Дж. М. Кейя, вторая ситуация представляется более вероятной[456]456
  Kaye J.M. The Early History of Murder and Manslaughter. Part II. P. 585.


[Закрыть]. Джон Вейн Сэлисбери, слуга одного из заговорщиков, который присутствовал при нападении, но не был посвящен в детали сговора, присоединился к драке и, не имея «злого предумышления», убил вместе с другими потерпевшего. Всем четверым мужчинам было предъявлено обвинение в тяжком убийстве. Троих присяжные заседатели признали виновными в тяжком убийстве, проигнорировав тот факт, что первоначально намерение было направлено на лишение жизни Эллиса, а не его слуги. В отношении Джона Вейна Сэлисбери суд поставил перед присяжными вопрос: виновен он в тяжком или простом убийстве? Признание Сэлисбери виновным в простом убийстве не было бесспорным в силу того обстоятельства, что суд пренебрег виновным состоянием ума преступника, которое раньше всегда подпадало под категорию malice prepense. Очевидно, что он мог присоединиться к драке в двух случаях: либо для защиты своего хозяина, искренне заблуждаясь относительно обстоятельств происходящего и полагая, что на самом деле их компания подверглась нападению, либо, осознавая противоправный характер совершаемого, для поддержки. В первой из описываемых ситуаций смягчение ответственности с тяжкого до простого убийства было бы обосновано, если было бы доказано, что единственно возможным способом для спасения жизни другого человека ему представлялось убийство. Но, если имел место другой вариант, и обвиняемый присоединился к нападению, полагая своим долгом поддержать хозяина, пренебрегая наступлением последствий, не было никаких оснований не признать его виновным в тяжком убийстве, несмотря на отсутствие заранее обдуманного намерения. Квалифицировав убийство как простое, суд сформулировал правило, которое противоречило ratio decidendi принятого ранее решения по делу Герберта: лицо, осознанно принимающее участие в нападении на человека, который в результате погибает, следует считать виновным в совершении тяжкого убийства, независимо от того, было ли у него желание причинить смерть или предвидение ее наступления.