Текст книги "Преступления против жизни в странах общего права"

Если все же сопоставить два преступления, то простое убийство при имеющемся соглашении о совместном самоубийстве всегда предполагает наличие у лица намерения самому уйти из жизни. При совершении деяния, наказуемого по ст. 2 Закона о самоубийстве 1961 г., напротив, лицо способствует самоубийству исключительно другого человека. Причем мотивы такого поступка могут быть самыми разными – от сострадания до корысти.

Разработчики проекта «Тяжкое убийство, простое убийство, детоубийство» 2006 г. высказали предположение о возможности исключения из Закона об убийстве 1957 г. ст. 4 при условии изменения определения ограниченной вменяемости и принятия нового обстоятельства, или самостоятельного привилегированного преступления – убийства из сострадания[817]817
  Murder, Manslaughter and Infanticide / Project 6 of the Ninth Program of Law Reform: Homicide. P. 190.


[Закрыть]. С таким предложением, пожалуй, можно согласиться, принимая в расчет еще и то обстоятельство, что норма является неработающей и судебной практики подобного рода чрезвычайно мало.

* * *

В американском уголовном праве изначально было аналогичное понимание простого убийства, и существовало такое же деление его на два вида – простое намеренное и простое ненамеренное убийство, которое законодательно впервые было закреплено в Пенсильвании в 1794 г. При этом простое намеренное убийство рассматривалось как более тяжкое преступление, за которое предусматривалось более суровое наказание.

В свое время Американский правовой институт в комментариях к Модельному уголовному кодексу следующим образом определил простое убийство: «простое убийство – это убийство без злого предумышления, с одной стороны, и без оправданных или извинительных обстоятельств, с другой»[818]818
  Dressler J. Understanding Criminal Law. P. 544.


[Закрыть]. Действительно, на протяжении длительного времени простое убийство было всеохватывающей категорией, включающей в себя все случаи противоправного лишения жизни другого человека, которые нельзя было отнести ни к тяжкому убийству, ни к случайному причинению смерти. Однако с появлением самостоятельной категории небрежного причинения смерти (negligent homicide) ситуация некоторым образом изменилась.

Несмотря на то что отдельные американские штаты отказались от классического деления простого убийства на два вида и выделяют единую категорию простого убийства, правда, предусматривающего разные степени, как и тяжкое убийство[819]819
  Например, УК штата Нью-Йорк в § 125.20 определяет простое убийство первой степени как лишение жизни, совершенное с намерением причинить серьезные телесные повреждения либо с намерением причинить смерть, возникшим под влиянием провокации. К простому убийству первой степени также относится искусственное прерывание беременности при сроке свыше 24 недель, от которого женщина умирает, и неосторожное создание высокой степени риска причинения серьезного телесного повреждения, в результате которого потерпевший умирает, если он является лицом, не достигшим 11 лет, а субъект – совершеннолетнее лицо. Простое убийство второй степени включает в себя неосторожное причинение смерти другому человеку, производство незаконного аборта, повлекшее смерть женщины, намеренное доведение лица до самоубийства или оказание ему в этом содействия.
  Во многом похожее понимание простого убийства содержит и УК штата Аризона. Так, в соответствии со ст. 13-1103 лицо совершает простое убийство, когда по неосторожности причиняет смерть другому человеку (1); совершает тяжкое убийство второй степени в результате внезапной ссоры или в «порыве страсти», которые являются адекватной провокацией со стороны потерпевшего (2); намеренно помогает другому лицу совершить самоубийство (3); совершает тяжкое убийство второй степени в состоянии физического принуждения под угрозой применения насилия данному лицу или третьему лицу, если бы и разумный человек при данных обстоятельствах поступил бы так же (4); сознательное или неосторожное причинение смерти нерожденному ребенку посредством причинения физического вреда матери (5).
  Согласно ст. 630.2 УК штата Нью-Гемпшир простое убийство имеет место в том случае, если лицо, во-первых, причиняет смерть другому человеку, находясь в состоянии чрезмерного «психического или эмоционального волнения», вызванного «чрезмерной провокацией», а во-вторых, причиняет смерть по неосторожности.


[Закрыть], доктрина рассматривает в качестве классического простого намеренного убийства противоправное причинение смерти, совершенное под влиянием провокации, или, как его называют американские юристы, убийство «в порыве внезапного душевного волнения» (sudden heat of passion).

Институт провокации получил в США своеобразное развитие: с одной стороны, он во многом сохранил черты общего права, а с другой стороны, он испытал на себе влияние рекомендаций Модельного уголовного кодекса и проводимых в XX в. реформ. В самом общем виде можно сказать, что провокация имеет место в том случае, когда: 1) лицо действует «в порыве внезапного душевного волнения»; 2) душевное волнение должно быть следствием «адекватной» или «разумной» провокации; 3) у лица не должно быть разумной возможности прийти в себя, «остыть» (cool off); и, наконец, 4) между волнением, провокацией и убийством должна быть установлена причинно-следственная связь[820]820
  Иногда элементы, необходимые для установления провокации, формулируют несколько по-иному. Например, возможен следующий вариант. Для признания деяния простым, а не тяжким убийством, необходимо доказать, что: 1) существовала разумная провокация; 2) обвиняемый на самом деле был спровоцирован; 3) «разумный человек», спровоцированный подобным образом, не совладал бы со своими чувствами в промежуток времени, который прошел между провокацией и убийством; 4) обвиняемый, как и «разумный человек», на самом деле в данный промежуток времени не смог совладать со своими чувствами (см.: LaFave W.R. Op. cit. P. 777).


[Закрыть].

Защита ссылкой на провокацию не применяется, пока не будет установлено, что лицо действовало в «порыве душевного волнения». Из всех эмоций, порождающих подобное волнение, чаще всего на практике встречается гнев, однако термин достаточно широкий для толкования, поэтому в разное время суды к причинам такого волнения относили страх, ревность, чувство обиды и «крайнее отчаяние»[821]821
  Dressler J. Understanding Criminal Law. P. 572.


[Закрыть].

Вопрос о том, какую провокацию следует считать «адекватной» потере самообладания и убийству, как правило, решается судами при рассмотрении конкретных дел. Классическими вариантами «адекватных» обстоятельств выступают нападение или избиение[822]822
  Важное значение имеют обстоятельства нанесения побоев и причиненный вред. Так, если нанесенный удар является ответной реакцией на грубое оскорбительное поведение обвиняемого, его ссылка на провокацию не будет иметь успех. Исследованию в качестве релевантных фактических обстоятельств дела подлежат также орудие преступления, с которым совершались побои и которое использовалось «в ответ» при отражении посягательства, а также степень причиненного вреда: пощечина, например, не будет считаться «адекватным обстоятельством».


[Закрыть], драка из-за внезапно возникшей ссоры[823]823
  Данный вид обстоятельств рассматривается как частный случай убийства в результате нападения или избиения, если при этом намерение на лишение жизни сформировалось в ходе драки.


[Закрыть], совершение серьезного преступления в отношении близкого родственника обвиняемого, незаконный арест[824]824
  В случае с незаконным арестом (illegal arrest) как обстоятельством, способным вызвать потерю самоконтроля у разумного человека, исходить следует из того, что лицо знало или предполагало, что производимые в отношении него действия не соответствуют закону, во-первых, и считало себя невиновным в том преступлении, по факту которого задержание и производилось, во-вторых. В противном случае доказать состояние «праведного гнева» как побуждающего мотива убийства будет весьма затруднительно.


[Закрыть], супружеская измена, свидетелем которой стал обвиняемый[825]825
  Иногда данное основание трактуется расширительно. Так, провокацией может быть признано только сообщение о факте измены (Haley v. State, 123 Miss. 87 (1920)) или внезапная встреча с любовником/любовницей супруга/супруги (People v. Bridgehouse, 47 Cal. 2d 406 (1956)). Но суды главным образом подходят консервативно к факту наличия законного брака и не рассматривают как основание для признания провокации убийства, совершенные в результате измены, сожителей или, например, бывших супругов.


[Закрыть].

Некоторые кодексы содержат положения о том, какую провокацию следует считать достаточной для признания простого убийства. Например, в соответствии со ст. 9-2 УК штата Иллинойс разумной провокацией является поведение, достаточное для того, чтобы возбудить сильное волнение у разумной личности.

Параграф 16-5-2 УК штата Джорджии под намеренным простым убийством понимает причинение смерти другому человеку, если посягающее лицо действует под влиянием внезапного, сильного и непреодолимого душевного волнения, являющегося результатом серьезной провокации, достаточной для того, чтобы вызвать такое волнение у разумного человека.

В соответствии со ст. 13-1101 УК штата Аризона адекватной провокацией следует считать такое поведение лица или сопутствующие обстоятельства, наличия которых было бы достаточно для того, чтобы разумное лицо утратило самоконтроль.

Согласно ст. 2301 гл. 23 УК штата Пенсильвания к серьезной провокации следует отнести такое поведение, которое способно вызвать сильное волнение у разумного человека.

Однако общая тенденция сводится к тому, чтобы оставить решение вопроса о степени серьезности провокационного поведения на усмотрение присяжных заседателей в каждом конкретном случае. Как постановил Верховный суд штата Мичиган в 1862 г. в решении Maher v. People, ни один суд не сможет перечислить все разнообразные факты и комбинации фактов, которые могут быть признаны существенными[826]826
  Maher v. People, 10 Mich. 212, 220 (1862).


[Закрыть].

Несмотря на то что в настоящее время прослеживается тенденция не ограничивать возможные ситуации, которые лежат в основе провокации, одно из правил общего права по-прежнему актуально, по крайней мере в штатах, которые не последовали рекомендациям Модельного уголовного кодекса. Речь идет о презумпции, согласно которой «одни только слова» (words only) не могут составлять адекватную провокацию. При этом сами слова по своему характеру делят на «информативные», которые несут в себе информацию о каком-либо обстоятельстве, чрезвычайно неприятном или болезненном для лица, и «оскорбительные», которые направлены исключительно на унижение человеческого достоинства. Тем не менее данное положение не является более незыблемым, и в том случае, когда сказанное носит «информативный» (informational words) характер, судьи смягчают уголовную ответственность за убийство, квалифицируя его как простое, совершенное по провокации. Примером подобной ситуации выступает, в частности, сообщение о факте измены, о котором говорилось выше.

Профессор Д. Дресслер в контексте того, можно ли рассматривать слова в качестве адекватной провокации, поднимает интересную проблему – следует ли предложение вступить в гомосексуальный контакт, адресованное гетеросексуальному лицу, считать провоцирующим[827]827
  Dressler J. When Heterosexual Men Kill Homosexual Men: Reflections on Provocation Law, Sexual Advances, and the Reasonable Man Standard // Journal of Criminal Law and Criminology. 1995. Vol. 85. № 3. P. 726–763.


[Закрыть]. Он полемизирует с мнением, согласно которому данный подход является ошибочным по причине того, что он служит своего рода отражением общественной агрессии «гетеросексуального большинства по отношению к гомосексуальному меньшинству»[828]828
  Mison Robert B. Homophobia in Manslaughter: The Homosexual Advance as Insuficient Provocation // California Law Review. 1992. Vol. 80. № 1. P. 134.


[Закрыть]. «В тех случаях, когда лицу, которое убивает в ответ на предложение вступить в гомосексуальную связь, не предъявляют обвинение в тяжком убийстве, суды и присяжные придают силу мнению, что гомосексуализм – это виновное поведение и что геи не заслуживают уважения и защиты со стороны системы уголовного правосудия»[829]829
  Ibid. P. 174.


[Закрыть].

«Уголовное право имеет своей целью установление определенного социального контроля. Особенно очевидно это проявляется в теории провокации, где различие между тяжким и простым убийством фактически превращается в различие между поведением социально одобряемым и поведением, порицаемым общественностью. У индивида могут возникнуть ничем не обусловленные неразумные стремления нарушить правопорядок в тех ситуациях, когда общество ожидает от него сохранения самообладания. И если лицо поддастся одному из таких неразумных импульсов, жюри присяжных следует признать его виновным в тяжком, а не простом убийстве. Лишение жизни другого человека в ответ на гомосексуальное заигрывание с его стороны является чрезмерной, а следовательно, неразумной ответной реакцией. Обществу следует призывать к сохранению самообладания тех, кто склонен агрессивно реагировать на такого рода действия. Гомосексуальное заигрывание не способно вызвать у обычного разумного законопослушного гражданина столь сильное эмоциональное волнение, что он оказывается неспособен контролировать собственное поведение. Отстаивание противоположной точки зрения является своего рода одобрением нерационального насилия, которое уголовное право призвано контролировать и сдерживать»[830]830
  Ibid. P. 172.


[Закрыть].

По мнению Дж. Дресслера, ошибочность данного подхода кроется в том, что провокацию предлагают рассматривать как обстоятельство, частично оправдывающее убийство, в то время как он ее относит к обстоятельствам извиняющим. Безусловно, нельзя согласиться с тем, что общество «оправдывает» убийство как ответную реакцию на заигрывание, безотносительно к тому, от кого она исходит, его пола и сексуальной ориентации, как и с тем, что подлежит «оправданию» насилие в ответ на ставший известным факт измены. Скорее, в подобных случаях мы «извиняем» поведение лица, его слабость и неумение себя контролировать. Более того, исходя из объективных критериев, применяемых при определении достаточности провокации с позиции «обычного человека», присяжные при рассмотрении конкретных дел исходят из того, насколько грубым, оскорбительным, волнительным было сексуальное заигрывание, а не из того, что обвиняемый был гомофобом, поэтому нельзя сказать, что признание подобных убийств простыми, а не тяжкими является проявлением дискриминации по признаку сексуальной ориентации.

Что касается понятия «разумного человека», то здесь, как и в других странах, принадлежащих к англосаксонской уголовно-правовой системе, данный термин постепенно уступает место «обычному человеку». Если учесть, что под «разумным человеком» иногда понимают «общественное воплощение разумного поведения», что вряд ли можно применить к убийце, то такая замена представляется верной. При этом «обычный человек – это лицо, которое иногда, к сожалению, действует под влиянием неконтролируемых эмоций, а не разума»[831]831
  Dressler J. Understanding Criminal Law. P. 575.


[Закрыть]. В общем, понимание «разумного человека» мало чем отличается от аналогичного, существовавшего ранее в английском уголовном праве. Это должна быть максимально усредненная фигура, со средними физическими и умственными способностями, не слишком агрессивная, рассуждающая здраво в момент провокации.

Определенные сложности возникают не в связи с объективным тестом, а в связи с субъективным, а если быть точнее, со степенью необходимой субъективизации. Под влиянием Модельного уголовного кодекса, который призывает учитывать разумность ответного поведения лица с его точки зрения, при обстоятельствах, как он их себе представляет, присяжные все чаще получают напутствие наряду с объективным стандартом «обычного человека» рассматривать личные качества и особенности обвиняемого. Следовательно, неизбежно возникает вопрос, каким образом такие особенности должны быть учтены.

При изучении института провокации в английском уголовном праве мы отмечали тот факт, что особенности личности посягающего лица могут быть признаны в юридическом смысле релевантными либо степени воздействия провокации, либо потере самообладания. В отличие от английских юристов, которые достаточно широко трактовали субъективный тест провокации, американские суды изо всех сил «борются» с таким подходом и относятся к нему в целом достаточно негативно.

Соглашаясь с тем, что пол, религиозные воззрения, принадлежность к определенной расовой или культурной группе или любой другой личный фактор могут быть учтены как характеристика «разумного человека», если присяжные заседатели находят, что это повлияло на тяжесть провокации, американские судьи больше склоняются к тому, что все же необходимо установить определенные границы и что далеко не все особенности лица можно таким образом учитывать[832]832
  Commonwealth v. Carr (1990), 580 A. 2d 1362 (Pa. Sup. Ct.). Согласно обстоятельствам данного дела обвиняемый, который застал двух женщин, занимающихся любовью, пришел в ярость и убил одну из них, а второй причинил телесное повреждение. Во время судебного разбирательства в суде первой инстанции защита настаивала на смягчении ответственности и признании деяния простым убийством, ссылаясь на заключение психиатрической экспертизы, согласно которому обвиняемый испытывал патологическую ненависть к гомосексуальным парам вследствие травмы, полученной в детстве, – из-за связи с другой женщиной его оставила мать. Суд первой инстанции не учел данное экспертное заключение, поскольку субъективизация такого рода не может быть допустима применительно к провокации. Апелляционная инстанция оставила решение суда без изменений, посчитав, что «вид обнаженных женщин, занимающихся любовью, не является существенной причиной для того, чтобы разумный человек потерял контроль до такой степени, что не смог взять себя в руки. Разумный человек в такой ситуации просто перестал бы смотреть и ушел» (Commonwealth v. Carr (1990), 580 A. 2d 1362, 1364 (Pa. Sup.Ct.)).


[Закрыть].

Другими словами, личность обвиняемого следует соотносить с таким стандартом, который, «будучи чувствителен к человеческим слабостям, не извиняет при этом чрезмерные недостатки характера»[833]833
  Dressler J. When Heterosexual Men Kill Homosexual Men: Reflections on Provocation Law, Sexual Advances, and the Reasonable Man Standard // Journal of Criminal Law and Criminology. 1995. Vol. 85. № 3. P. 757.


[Закрыть], к которым, как правило, и относят радикальную нетерпимость к различного рода расовым, национальным, религиозным, языковым и социальным группам.

Еще с большей настороженностью суды относятся к перспективе учитывать особенности личности посягающего лица в объективном тесте применительно к степени потери им самоконтроля, поскольку такой подход в результате может привести к абсурдной ситуации появления фигуры, скажем, «разумного алкоголика» или «разумного несдержанного человека» на том лишь основании, что состояние алкогольного опьянения в момент провокации или чрезмерная вспыльчивость лица повлияли на его способность сохранять самообладание.

Защита ссылкой на провокацию предполагает внезапность потери самоконтроля. Так, согласно § 16-5-2 УК штата Джорджия «если между провокацией и убийством существует интервал, достаточный для того, чтобы был услышан голос разума и человечности, о чем во всех случаях должны судить присяжные заседатели, лишение жизни должно рассматриваться как обдуманная месть и наказываться как тяжкое убийство».

Также достаточно определенно на этот счет высказался и законодатель штата Луизиана: «провокация не может смягчить ответственность за убийство в том случае, если присяжные заседатели признают, что в момент совершения преступления обвиняемый смог успокоиться, или что средний человек смог бы успокоиться, будь он на его месте» (ст. 14.31)[834]834
  http://legis.la.gov/lss/lss.asp?doc=78399 (2016. 2 нояб.).


[Закрыть].

Данное правило было незыблемым и для судов, и всегда строго соблюдалось. Сама возможность «кумулятивной провокации» отвергалась, поскольку считалось, что преступление должно быть совершено в «первом порыве страсти» (in the first transport of passion)[835]835
  State v. Yanz, 50 A. 37, 38. (Conn. 1901).


[Закрыть].

Иногда можно, правда, встретить и несколько иную точку зрения, согласно которой простое убийство вследствие провокации следует считать доказанным также в том случае, если преступнику в силу особенностей темперамента понадобился значительно больший промежуток времени для восстановления самообладания, нежели разумному человеку. Вместе с тем, если исходить в целом из негативной оценки чрезмерной «субъективизации» теста reasonable man со стороны представителей доктрины и практики, вряд ли данный подход можно признать превалирующим.

В этом же русле находится и идея признания провокации, вызванной рядом тождественных оскорбляющих, унижающих человеческое достоинство поведенческих актов со стороны посягающего лица, суть которой в том, что, несмотря на наличие порой значительного промежутка времени, каждое последующее событие как бы снова «погружает» лицо в состояние чрезмерного психического волнения. В данном случае следует рассматривать временно́й промежуток, который имеет место между последним из таких эпизодов и убийством.

Между провокационным событием, внезапной потерей самоконтроля и убийством необходимо установить причинно-следственную связь: убийство должно быть ответной реакцией лица на провокацию, а сама провокация не может служить предлогом для совершения преступления или способом завуалировать истинные мотивы лица, которыми он руководствовался во время убийства.

Далеко не все американские юристы поддерживают идею существования в американском уголовном праве института провокации.

Так, В. Норс, указывая на спорный характер данного смягчающего тяжесть убийства обстоятельства, задается вопросом, почему лицо, совершающее убийство собственной жены из-за измены, пусть и под влиянием внезапно возникшего душевного волнения, должно нести уголовную ответственность меньшую, нежели лицо, совершающее заказное убийство[836]836
  Nourse V. Passion’s Progress: Modern Law Reform and the Provocation Defense // Yale Law Journal. 1997. Vol. 106. № 5. P. 1374.


[Закрыть]. В применении провокации она усматривает глубокое гендерное неравенство, поскольку «мужчины значительно чаще выступают в роли убийц, а женщины – потерпевших», мужчины в силу особенностей психики больше подвержены внезапным вспышкам гнева, и, следовательно, при построении защиты они чаще ссылаются на провокацию как смягчающее обстоятельство[837]837
  Ibid. P. 1335.


[Закрыть]. И в том случае, если провокация все же будет сохранена, из нее следует исключить убийства, совершенные из-за супружеской неверности.

По этому пути, например, пошел законодатель штата Мэриленд. В соответствии с § 2-207 (b) супружеская измена не является смягчающим обстоятельством, и факт обнаружения неверности не может служить оправданием изменения квалификации тяжкого убийства на простое намеренное убийство.

Второй аргумент, который приводят в пользу если не полной отмены, то, по крайней мере, существенного ограничения применения провокации, связан с ее неопределенной природой. Если лицо на самом деле теряет способность контролировать свои действия в результате адекватной провокации, то должен подниматься вопрос о полном освобождении лица от уголовного преследования. Единственное возможное объяснение отсутствия в данном случае обстоятельства, исключающего уголовную ответственность, заключается в том, что лицо все же сохраняет способность контролировать свое поведение, но в силу чрезмерного волнения делает это с трудом. Правда в подобных обстоятельствах разумнее было бы привлекать лицо к ответственности не за простое, а за тяжкое убийство второй степени, когда отсутствует осознанное предумышление[838]838
  Dressler J. Understanding Criminal Law. P. 582.


[Закрыть].

Некоторые ученые, напротив, настаивают на необходимость сохранения института провокации. Наиболее последовательным из них является Дж. Дресслер, по мнению которого провокация относится к обстоятельствам извинительным, а не оправданным. Так, потеря самообладания лицом, на которое, например, совершается нападение или в отношении которого осуществляется сексуальное домогательство, является понятной, естественной и объяснимой в данных обстоятельствах, но это вовсе не означает, что государство оправдывает убийство, которым в данном случае потеря самообладания заканчивается. Вместе с тем моральная ответственность человека, находящегося под воздействием эмоций, безусловно, меньше чем у того, кто их не испытывает. Поэтому подобное убийство следует считать не оправданным, а извинительным, причем не в полной мере[839]839
  Dressler J. Why Keep the Provocation Defense? Some Reflections on a Dificult Subject // Minnesota Law Review. 2002. Vol. 86. № 5. P. 972.


[Закрыть].

Подавляющее большинство североамериканских юрисдикций на законодательном уровне под простым намеренным убийством понимают убийство, совершенное вследствие внезапного душевного волнения, или, как это предусматривает федеральный уголовный кодекс, вследствие внезапно возникшей ссоры (ст. 1112 Титула 18 Свода законов США).

Поэтому неизбежно возникает вопрос, какие другие обстоятельства могут повлиять на квалификацию деяния как простого намеренного убийства.

В 1960-е гг. появилось предложение рассматривать в качестве такого обстоятельства ограниченную вменяемость. Особое распространение эта идея получила в штате Калифорния, Верховный суд которой последовательно в ряде решений сначала счел возможным изменить квалификацию с тяжкого убийства первой степени на тяжкое убийство второй степени на основе ограниченной вменяемости, а затем и вовсе квалифицировал такое деяние как простое намеренное убийство. Так, в 1974 г. Верховный суд штата признал, что «злое предумышление» отсутствует, если «вследствие психической аномалии обвиняемый неспособен действовать согласно закону»[840]840
  People v. Poddar, 518 P. 2d 342, 348 (Cal. App. 1974).


[Закрыть].

В других штатах эта идея не нашла особой поддержки, а после появления Модельного уголовного кодекса и начала процесса рекодификации в ней и вовсе отпала необходимость, поскольку штаты, воспринявшие формулировку § 210.3 (1)(b) Модельного кодекса с широкими пределами «чрезмерного эмоционального и психического волнения», получили возможность учитывать особое психическое состояние лица в рамках данной формулировки.

Судебная практика склоняется к тому, чтобы в рамках простого намеренного, а не тяжкого убийства рассматривать убийство при превышении пределов самообороны, а также в том случае, когда лицо «разумно заблуждается» относительно факта посягательства, и убийство при попытке предотвратить, остановить совершение ненасильственной фелонии или фелонии, не опасной для жизни, а также при попытке задержать лицо, такую фелонию совершившее[841]841
  По сложившейся в США правовой традиции убийство при попытке предотвратить или остановить совершение насильственной фелонии или фелонии, опасной для жизни, а также при задержании лица, такую фелонию совершившего, является оправданным.


[Закрыть].

Для того чтобы лицо было признано действующим в состоянии самообороны, согласно самым общим правилам оно, во-первых, не должно быть инициатором конфликта, угрожающего его жизни и здоровью, во-вторых, оно должно разумно полагать, даже если это несоответствующее действительности заблуждение, что посягательство закончится для него смертью или тяжким вредом здоровью и что единственный способ защитить свою жизнь – применить силу против нападающего[842]842
  Подробнее см.: LaFave W.R. Criminal Law. 4^th ed. P. 534–546.


[Закрыть].

В случае нарушения любого из перечисленных условий, например в случае мнимой обороны, провокации самообороны либо превышении пределов обороны лицо не может быть освобождено от уголовного преследования. Вместе с тем в подобных ситуациях, хотя они и неравнозначные, очевидно, отсутствует «злостность» намерения, требуемая для установления психического элемента тяжкого убийства, что и позволяет смягчить ответственность и квалифицировать подобные деяния как простое убийство. Именно такой подход к правовой оценке подобных убийств избрали законодатели некоторых штатов.

Подобным образом решается вопрос и с убийством, имеющим место при попытке задержать лицо, совершающее фелонию, либо сразу после совершения преступления при попытке избежать законного задержания (imperfect right to prevent felony). Как правило, такое убийство считается оправданным в том случае, если направлено на прекращение насильственной или опасной фелонии, в том случае, если совершается иная фелония либо мисдиминор, или лицо разумно заблуждается относительно природы происходящего, ему выдвигают обвинение в совершении простого убийства. Например, согласно УК штата Миссисипи любое лицо, которое при отсутствии необходимости лишает жизни другого человека, либо при попытке предотвратить совершение этим человеком фелонии или иного противоправного деяния, либо после несостоявшегося покушения на совершение данных деяний, виновно в простом убийстве (ст. 97-3-31 УК)[843]843
  http://www.mscode.com/free/statutes/97/003/0031.htm.


[Закрыть].

Согласно ст. 782.11 УК штата Флорида лицо, которое при отсутствии необходимости лишило жизни потерпевшего, при попытке совершения потерпевшим фелонии или иного противоправного акта, подлежит уголовной ответственности за простое убийство.

Если исходить из предложенной логики, то подобным образом должна смягчаться ответственность и тогда, когда имеет место причинение смерти в силу принуждения, которое в случае с убийством не является обстоятельством, исключающим уголовную ответственность. Так, в калифорнийском решении по делу People v. Anderson приводится аргумент, что убийства при подобных обстоятельствах следует рассматривать по аналогии с убийством при неправомерной самообороне и убийством в состоянии волнения, тем не менее, решать подобные вопросы, как и в приведенных примерах, следует законодателям, а не судьям[844]844
  People v. Anderson, 28 Cal. 4^th 767 (2002).


[Закрыть].

Например, в соответствии с УК штата Висконсин убийство по принуждению относится к намеренному убийству второй степени (2^nd degree intentional homicide)[845]845
  http://docs.legis.wisconsin.gov/statutes/statutes/940/l/01 (2016. 2 нояб.).


[Закрыть].

Наказание, назначаемое за простое намеренное убийство, по законодательству штатов не имеет существенных различий. Чаще всего это лишение свободы на срок от 1 года (а иногда и 5 лет) до 10 и даже 20 лет. Так, согласно ст. 1112 Титула 18 Свода законов США лицо, признанное виновным в простом убийстве, подлежит наказанию в виде штрафа или лишения свободы на срок, не превышающий 10 лет, или тому и другому одновременно.

Статья 565.023 Уголовного кодекса штата Миссури относит намеренное простое убийство к фелониям класса B, за совершение которых предусмотрено лишение свободы на срок от 5 до 15 лет.

К фелониям класса B простое намеренное убийство относит и УК штата Алабама (ст. 13A-6-3), которое, согласно ст. 13A-5-6, наказывается лишением свободы на срок от 2 до 20 лет.

В соответствии с § 2-207(a) наказанием за простое убийство выступает лишение свободы на срок, не превышающий 10 лет, заключение в местном исправительном центре на срок до 2 лет, либо штраф до 500 долл.

Согласно § 16-5-2 УК штата Джорджия лицо, признанное виновным в совершении простого намеренного убийства, подлежит наказанию в виде лишения свободы на срок от 1 года до 20 лет.

В ст. 13 гл. 265 разд. 1 УК штата Нью-Йорк в качестве наказания за простое намеренное убийство названо лишение свободы в исправительном учреждении штата на срок, не превышающий 20 лет лишения свободы, штраф в размере, не превышающем 1000 долл., либо содержание в исправительном доме на срок не свыше 2,5 лет.

Такая система наказаний в полной мере отражает противоречивую природу простого намеренного убийства. Фактически данная категория является своего рода «привилегированным составом» тяжкого убийства, поэтому и наказание может быть столь разнообразным – от непродолжительного срока лишения свободы до пожизненного заключения.

* * *

Если обратиться к уголовному праву Канады, то следует сказать, что простое убийство законодатель определяет через убийство тяжкое. «Виновное лишение жизни человека, которое не может быть признано тяжким убийством или детоубийством, должно быть квалифицировано как простое убийство» (ст. 234 УК Канады). Иногда в ходе судебного заседания, когда становится очевидным, что отсутствует corpus delicti тяжкого убийства, суд может изменить квалификацию на простое убийство.

Например, такая ситуация имела место в деле Molleur v. The King 1948 г. Врача признали виновным в тяжком убийстве, предусмотренном ст. 229 (c)[846]846
  Тогда это была ст. 212 (c).


[Закрыть]: он сделал аборт женщине, находящейся на третьем месяце беременности, в результате чего она скончалась. Суд исходил из того, что обвиняемый знал или как врач должен был знать о большом риске для жизни в случае прерывания беременности.

Приговор был обжалован в Апелляционный суд провинции Квебек, который изменил квалификацию на простое убийство. Мотивировочная часть была построена на том, что суд первой инстанции при вынесении решения не учел два важных имеющих значение для дела факта: во-первых, врач, производивший аборт, не был специалистом в гинекологии, а во-вторых, погибшая женщина скрыла истинный срок беременности. Следовательно, виновный не только не знал о том, что его действия представляют опасность как для здоровья, так и для жизни женщины, но и не мог знать. Mens rea совершенного деяния, таким образом, был признан несоответствующим формулировке ст. 229 (c), и имевшее место преступление квалифицировали как простое убийство[847]847
  Molleur v. The King (1948) 93 C.C.C. 36.


[Закрыть].

Уголовный закон не предусматривает деления простого убийства на виды, однако доктрина по сложившейся традиции выделяет простое намеренное и простое ненамеренное убийство.

Единственным частичным основанием защиты, закрепленным в Уголовном кодексе, является провокация. В соответствии со ст. 232 (1) виновное лишение жизни, которое при иных обстоятельствах было бы тяжким убийством, следует квалифицировать как простое убийство, если лицо, его совершившее, действовало под влиянием душевного волнения, вызванного внезапной провокацией.

Несмотря на то что формулировка провокации как основания защиты существенным образом не менялась на протяжении нескольких столетий, иным становилось понимание критериев ее правомерности, поскольку менялся социальный контекст, ее обусловливающий: «В те времена, когда жизнь общества не была столь устоявшейся и безопасной, когда ношение оружия было столь же распространено, как ношение трости в настоящее время, а проведение честной дуэли при соблюдении правил не вызывало морального осуждения, суды подходили более лояльно к пониманию правомерности провокации, нежели они делают это сейчас, когда жизнь и собственность охраняются полицией, а привычки социума значительно изменились»[848]848
  R v. Semini [1949] 1 K.B. 405, 409 (per Goddard C.J.).


[Закрыть].

Эти изменения естественным образом отразились и на понимании требуемых для установления достаточности провокации критериев, и на трактовке их через призму закрепленных в Канадской Хартии основных прав и свобод, и на существенном ограничении сферы применения данного основания защиты, которая по сложившейся традиции, так критикуемой в Англии и других странах общего права, о чем было сказано выше, чаще всего относилась к лично-семейным отношениям.

Вопрос о том, какую провокацию считать достаточно серьезной для квалификации деяния как простого, а не тяжкого убийства, решается с помощью критериев, закрепленных в ст. 232 (2) УК Канады, и их прецедентного толкования.

Защита ссылкой на провокацию возможна при наличии нескольких элементов: 1) преступления, преследуемого по обвинительному акту, за которое предусмотрено наказание, превышающее пять лет лишения свободы; 2) установления факта, что «обычный человек» потерял бы самоконтроль в результате совершения такого преступления; 3) внезапности ответной реакции обвиняемого на совершенное преступление. При этом Закон говорит о невозможности признания провокации в том случае, если лицо обладало юридическим правом вести себя подобным образом, а также в случае наличия предлога провоцирующего поведения (ст. 232 (3)).

До изменений, внесенных в Уголовный кодекс в 2015 г.[849]849
  Zero Tolerance for Barbaric Cultural Practices Act 2015. C. 29. S. 7.


[Закрыть], провокация могла выступать ответной реакцией на неправомерное поведение (wrongful act) или оскорбление (insult) и, как правило, включала в себя любые действия, за исключением тех, осуществление которых являлось законным правом (legal right) потерпевшего, как, например, самооборона. Другими словами, суды достаточно широко подходили к трактовке «неправомерности», поскольку иное понимание исключило бы возможность ссылки на провокацию в случае убийства третьего лица[850]850
  В решении по делу R v. Manchuk Верховный суд Канады подтвердил возможность признания наличия провокации в тех ситуациях, когда неправомерное поведение или оскорбление исходили от третьего лица, а не потерпевшего, но у обвиняемого было разумное заблуждение на этот счет, и оно в равной мере вызвало состояние чрезмерного волнения и стало причиной неконтролируемого поведения, приведшего к убийству (R v. Manchuk, [1938] S.C.R. 18).


[Закрыть] или разумном заблуждении посягающего относительно имеющей место провокации.

Данный подход достаточно часто выступал объектом критики, и выдвигались, например, предложения изменить формулировку основания провокации с «неправомерного» поведения на «противоправное»[851]851
  Reforming Criminal Code Defences. Provocation, Self-Defence and Defence of Property / Department of Justice Consultation Paper. 1998. P. 13.


[Закрыть].

Обида также понималась широко и означала «любую форму пренебрежительной, презрительной, вызывающей и оскорбительной речи»[852]852
  Partial Defences to Murder. Overseas Studies / Law Commission Consultation Paper № 173. Appendix B. London. 2003. P. 75.


[Закрыть]. Чаще всего на наличие обиды как основания провоцирующего поведения ссылались в делах об убийстве на почве конфликтов в личных или семейных отношениях. Главным образом это были дела, в которых потерпевшей выступала женщина (либо ее новый друг или любовник), а факт наличия новых отношений или даже только предположение о нем, не всегда соответствующее действительности, предлагалось рассматривать в качестве обиды.

В качестве примера можно привести дело, решение по которому вынес Апелляционный суд провинции Онтарио в 2006 г. Обвиняемый по делу просил признать себя действовавшим в состоянии провокации в момент убийства жены, из слов которой он сделал вывод о том, что с ее стороны имела место измена. Он апеллировал к исламу, который исповедовал, и культурным традициям, согласно которым супружеская неверность женщины накладывает позор на всю семью. Суд отклонил апелляцию и подтвердил правильность квалификации содеянного как тяжкого убийства первой степени: «заявление о наличии провокации основано на утверждении, что в момент совершения преступления обвиняемый был настолько разгневан, что это полностью лишило его возможности контролировать свои действия и управлять ими. Провокация не защищает тех обвиняемых, которые не потеряли самообладание, а действовали из мести или руководствуясь культурными представлениями о должном ответе на чье-либо неправильное поведение. Обвиняемый, который из возмездия лишает жизни свою жену, руководствуясь своими представлениями о наличии у него права «наказывать» ее подобным образом в случае неверности, не утратил контроль за своим поведением, а, напротив, совершил деяние, которое в соответствии с его системой взглядов является справедливым… Основная проблема заключается в том, что в подобных ситуациях тяжесть оскорбления основана на той презумпции, что женщины принадлежат мужчинам, и в определенных обстоятельствах применение к ним насилия рассматривается как приемлемое поведение, а иногда и одобряемое. Такая система взглядов противоречит фундаментальным канадским ценностям, к числу которых относится равенство полов. С точки зрения уголовной политики спорной выглядит сама идея наделения «обычного человека» теми взглядами, которые противоречат базовым канадским ценностям»[853]853
  R v. Humaid, [2006] O.J. No. 1507, 208 C.C.C. (3d) 43, para s. 85, 93.


[Закрыть].