Текст книги "Преступления против жизни в странах общего права"

Для того чтобы в определенной степени минимизировать подобные ситуации, Верховный суд Канады в решении по делу R v. Tran предложил при ответе на вопрос о существенности обиды исходить из предложенной в Уголовном кодексе концепции невозможности признания провоцирующим того поведения, которое является юридическим правом лица (legal right) (ст. 232 (3)), и объективного стандарта провокации: «…в то время как один из супругов обладает юридическим правом оставить своего партнера, в определенных ситуациях способ, которым он сообщает о принятом решении, фактически является оскорбительным в обыденном понимании этого слова. Однако для того чтобы быть признанной таковой с точки зрения права обида должна быть настолько тяжкой, чтобы она была способна лишить контроля с объективно установленных позиций»[854]854
  R v. Tran 2010 S.C.C. 58, para 29 (per Charron J.).


[Закрыть].

Фактически внесенные в Уголовный кодекс изменения и понимание провокации как поведения, явившегося ответной реакцией на совершенное преступление, лишили возможности использовать защиту ссылкой на провокацию в ситуациях так называемых убийств чести (honor killings) или при супружеских убийствах, в которых зачастую поводом для совершения преступления выступало оскорбление или сообщение о реальной или предполагаемой измене.

Прецедентное понимание объективного теста провокации на протяжении времени менялось неоднократно. Изначально при ответе на вопрос, спровоцировало бы поведение потерпевшего «обычного человека», присяжные не должны были учитывать никакие индивидуальные характеристики фактического обвиняемого[855]855
  Если обратиться к решениям Верховного суда страны, то вопросы объективного теста «обычного человека» затрагивались в ряде из них. Так, в решении по делу Taylor v. R ([1947] S.C.R. 462, 471 (per Kerwin J.)), обвиняемый по которому в момент провокации находился в состоянии алкогольного опьянения, суд посчитал, что критерии влияния алкогольного опьянения должны устанавливаться исходя из стандартов «обычного человека», а не обвиняемого по конкретному делу. Применительно к объективному тесту провокации в деле Salamon v. R ([1959] S.C.R. 404, 410 (per Fauteux J.)) содержалось предложение об исключении из теста таких характеристик, как предшествующая убийству жизненная обстановка, характер, темперамент, условия жизни обвиняемого. В решении Wright v. R ([1969] S.C.R. 335, 340 (per Fauteux J.)) в целом была сформулирована презумпция преимущества объективных признаков перед субъективными, когда в расчет в первую очередь следует принимать «стандарты или нормы поведения», и только во вторую – характерные особенности конкретной личности, ее темперамент, обстоятельства жизни или, предположим, состояние алкогольного опьянения. Апелляционные суды провинций в разное время предлагали более широкое понимание объективного теста. Так, Апелляционный суд Северо-Западных территорий в 1983 г. в решении по делу R v. Daniels признал, что, хотя личные характеристики должны быть исключены из объективного теста, необходимо включать в него предшествующие преступлению отношения между обвиняемым и потерпевшим: «…гипотетически мы должны исходить из того, что на «обычного человека» произнесенные слова, нанесенная обида или совершенное действие оказывают такое же воздействие, как и на обвиняемого по конкретному делу. И только в том случае, если «обычный человек» приподобных обстоятельствах утратил бы самообладание, мы могли бы задаться вопросом, потерял ли его обвиняемый. На наш взгляд, объективный тест не в полной мере будет состоятелен, если мы не будем учитывать все обстоятельства, которые могли оказать воздействие на обвиняемого… событие, которое в конечном итоге провоцирует реакцию, должно быть внезапным, и сама реакция должна быть внезапной, но само событие приобретает значение только в контексте всего предшествующего» (R v. Daniels (1983) 7 C.C.C. 3d 542 (N.W.T.C.A.), 554 (per Laycraft J.A)).
  Аналогичное мнение было высказано Апелляционным судом провинции Онтарио в решении по делу R v. Conway, когда суд постановил, что в объективный тест необходимо включать предыдущий опыт лица и рассматривать совершенное потерпевшим в контексте пережитого ранее, поскольку незначительное оскорбление может иметь абсолютно иное значение в том случае, если оно связано с негативными переживаниями прошлого. Соответственно, «обычный человек» должен рассматриваться как лицо, чей предыдущий опыт и сложившиеся отношения которого в полной мере соответствуют переживаниям фактического обвиняемого (R v. Conway (1985), 17 C.C.C. (3d) 481 (Ont. C.A.), 487 (per Howland C.J.O.).


[Закрыть]. «Обычный человек» рассматривался вне своей расовой или половой принадлежности и служил «нейтральным стандартом белого, гетеросексуального, трудоспособного мужчины, принадлежащего к доминирующей в Канаде культурной группе»[856]856
  Grant I., Chunn D., Boyle C. Op. cit. P. 6–11.


[Закрыть].

Однако в 1986 г. Верховный суд Канады, во многом под влиянием изменений в английском уголовном праве, принял решение, в котором признал необходимым учитывать существенные характеристики лица при рассмотрении вопросов провокации, к которым, безусловно, относятся пол, раса, национальность и т. д.: «Коллективное чувство здравого смысла неизбежно приведет к тому, что присяжные заседатели при определении «обычного человека» будут учитывать все релевантные качества. Например, в случае с оскорблением на расовой почве в качестве объективного стандарта будет рассматриваться человек, для которого подобное оскорбление имеет значение в силу его расовой принадлежности. И в этом смысле конкретные характеристики лица станут частью объективного теста. На самом деле достаточно сложно построить концепцию «обычного человека», лишенного половых или возрастных характеристик. Черты, подобные полу, возрасту или национальности, неотделимы от характеристики обычного человека… при этом эти характеристики могут учитываться без разрушения логики объективного теста провокации»[857]857
  R v. Hill [1986] 1S.C.R. 313, 331 (per Dickson C.J.).


[Закрыть].

Особо подчеркивалось, что чрезмерная вспыльчивость или состояние опьянения лица не должны приниматься в расчет при установлении объективного теста: «обычный человек» – это здравомыслящее лицо, со средним темпераментом и самообладанием.

Десятилетие спустя, в решении R v. Thibert, Верховный суд еще больше расширил принятые им ранее критерии и постановил, что «обычный человек должен быть того же возраста, пола и разделять с обвиняемым другие характеристики, которые придают поведению или оскорблению особое значение»[858]858
  R v. Thibert [1996] 1 S.C.R. 37, 49(per Cory J.).


[Закрыть].

В решении по делу R v. Tran 2010 г. Верховный суд Канады в качестве оптимального критерия объективного теста предложил учитывать «некоторые, но не все черты обвиняемого»: «…личные обстоятельства важны для определения того, было ли лицо действительно спровоцировано, что относится, скорее, к субъективному тесту, но они не должны менять объективный стандарт под каждого обвиняемого. Существует принципиальное различие между контекстуалиазацией объективного теста, которая представляется необходимой и верной, и его индивидуализацией, которая только разрушит саму идею объективного стандарта»[859]859
  R v. Tran 2010 S.C.C. 58 (per Charron J.).


[Закрыть]. В противном случае «обычный человек» просто превратится в фактического обвиняемого по делу, и сложится ситуация, при которой устанавливаемый уголовным правом стандарт человеческого поведения как ненасильственного и неагрессивного будет проигнорирован[860]860
  R v. Tran 2010 S.C.C. 58, para 34 (per Charron J.).


[Закрыть]. «Таким образом, стандарт «обычного человека» должен быть сформирован на основе современных принятых в обществе норм поведения, включая те фундаментальные права, которые закреплены в Канадской Хартии прав и свобод. Например, нельзя изъять из объективного теста расовые характеристики лица, если они составили суть нанесенного оскорбления, но нельзя исходить из гомофобных представлений и наделять подобными характеристиками объективный стандарт, если именно эти представления лежали в основе оскорбления. Аналогично решается вопрос и с устарелыми взглядами на супружескую измену как «изъятие чужого имущества» и любые формы убийства, основанные на неверных концепциях чести»[861]861
  Ibid.


[Закрыть].

При толковании субъективного теста и ответе на вопрос о том, было ли лицо действительно спровоцировано имевшим место преступлением в расчет принимаются все индивидуальные представления лица, включая все, «во что он верил, о чем знал и что входило в его намерение», другими словами, лицо должно совершить убийство по причине того, что оно действительно находилось в состоянии душевного волнения в результате провокации, а не просто потому, что провокация имела место[862]862
  R. v. Faid, [1983] 1 S.C.R. 265, 277 (per Dickson J.).


[Закрыть].

Предполагается, что при решении вопроса, было ли на самом деле обвиняемое лицо спровоцировано, и присяжные, и суд будут учитывать все индивидуальные особенности лица: психическое состояние, характер, темперамент, любые личные причуды и слабости, состояние наркотического или алкогольного опьянения, если таковое имеется, историю предшествующих отношений обвиняемого и потерпевшего.

В течение длительного времени принципиальным требованием, предъявляемым к провокации, была ее внезапность. Провокационное поведение не должно было быть предвидимым, ожидаемым, специально вызванным обвиняемым. Так, рассматривая дело R v. Tripodi 1955 г., Верховный суд признал, что «внезапность должна выступать одновременно характеристикой и оскорбления, и акта возмездия… это означает, что неправомерный акт или оскорбление оказывают воздействие на мозг неподготовленный»[863]863
  R v. Tripodi [1955] S.C.R. 438, 443 (per Rand J.).


[Закрыть].

Сегодня, тем не менее, это правило больше не является абсолютным и от него отступают или трактуют не столь однозначно. В упомянутом выше решении R v. Thibert Верховный суд признал наличие провокации, несмотря на то что обвиняемый преследовал потерпевшего с заранее заряженным ружьем, зная о его связи с женой. Обвиняемый приготовил оружие после того, как жена сообщила о своем намерении уйти от него. Он был расстроен ее решением и вооружился, по его собственному признанию, чтобы лишить жизни себя, жену или ее любовника. В момент совершения убийства он хотел поговорить с женой наедине и убедить ее изменить решение, чему мешал потерпевший. Именно имевшая место конфронтация между ними была расценена как внезапная, поскольку, несмотря на свою вооруженность, обвиняемый стремился к тому, чтобы избежать конфликта. Потерпевший, напротив, подбадривал его и провоцировал произвести выстрел.

В решении по делу R v. Nahar Апелляционного суда Британской Колумбии было отмечено, что, несмотря на выводы, сформулированные в деле Thibert, Уголовный кодекс Канады в ч. 1 ст. 232 устанавливает недвусмысленное требование внезапности ответной реакции обвиняемого лица на провоцирующее поведение. Предшествующие отношения сторон, наличие длительного конфликта, сложившейся психотравмирующей стрессовой ситуации – все эти факторы сами по себе не формируют провокацию, но их наличие не может служить препятствием для ее признания. И именно в таком контексте следует трактовать принятое решение. «По-прежнему требуется установление внезапности противоправного деяния или оскорбления, даже незначительного, которые провоцируют обвиняемого на внезапную потерю контроля»[864]864
  R v. Nahar (2004), 181 C.C.C. (3d) 449 (per Lowry J.A.).


[Закрыть].

Д. Стюарт полагает, что от требования внезапности провокации можно отказаться и расширить временные рамки так, чтобы они включали в себя потерю самоконтроля вследствие длительной психотравмирующей ситуации[865]865
  Stuart D. Canadian Criminal Law. A Treatise. P. 572.


[Закрыть].

В отдельных прецедентах иногда поднимался вопрос о соотношении провоцирующего поведения, гнева, который оно порождает, и, как следствие, недостаточности требуемого в данном случае психического элемента простого намеренного убийства. В частности, в решении по делу R v. Parent Верховный суд постановил, что действительно чрезмерное душевное волнение, вызванное гневом, может привести к состоянию, которое характеризуется интеллектуальной и эмоциональной нестабильностью, существенно снижающей способность лица принимать осознанные и волевые решения, что фактически уподобляет данный статус тому, который имеет место при автоматизме. И в определенной степени сближает два основания защиты. В то же время, в отличие от провокации, автоматизм, если он имеет место, влечет полное освобождение от уголовной ответственности, и, во-вторых, его наличие выступает свидетельством «порочности» материального элемента состава преступления, actus reus, а не психического[866]866
  R v. Parent [2001] 1 S.C.R. 761 (per McLachlin C.J.C.).


[Закрыть].

Можно встретить и такие судебные решения, в которых одновременно с провокацией обвиняемые ссылаются и на другие обстоятельства, например, на состояние чрезмерного алкогольного опьянения, сильного гнева и ярости и нахождение в состоянии самообороны, другими словами, фактически просят признать наличие так называемого кумулятивного эффекта ряда факторов, которые в совокупности делают невозможным установление намерения как обязательного психического элемента тяжкого убийства. В частности, в деле R v. Nealy обвиняемый заявлял, что убил потерпевшего, превысив предел самообороны, что он не совершил бы данного деяния, если бы не сильное алкогольное и наркотическое опьянение, наконец, что он был спровоцирован грубым и оскорбительным поведением потерпевшего по отношению к своей девушке. Суд подтвердил: несмотря на тот факт, что присяжные заседатели могут и не признать наличие основания для переквалификации деяния с тяжкого на простое убийство, тем не менее на судье лежит обязанность при обращении к присяжным заседателям дать им разъяснение, что все те обстоятельства, на которые ссылался обвиняемый, рассмотренные не по отдельности, а в совокупности, могут оказать кумулятивный эффект и привести к установлению отсутствия намерения. Этот подход имеет «решающее» значение[867]867
  R v. Nealy (1986), 54 C.R. (3d) 158 (per Cory J.A.). Вынося решение, суд сослался на утверждение, выработанное им же годом раньше при рассмотрении дела R v. Clow (1985), 44 C.R. (3d) 228 (Ont. C.A.).


[Закрыть].

Наконец, необходимо установить наличие причинной связи между провокацией и убийством во избежание ситуаций, когда агрессивное поведение посягающего лица объясняется исключительно особенностями его психики, а не предшествующим поведением потерпевшего.

Следует также сказать о других возможных обстоятельствах, смягчающих тяжесть убийства.

Превышение пределов самообороны, которое традиционно рассматривалось общим правом как частичное основание защиты, меняющее квалификацию с тяжкого убийства на простое, не предусмотрено Уголовным кодексом, а следовательно, и не может применяться. Вместе с тем на практике подобные ситуации возможны и не так редки. Иногда, когда самооборона совпадает с провокацией, подобное убийство может рассматриваться по правилу о последней. Но возможны и ситуации, в которых речь идет о превышении пределов самообороны как самостоятельном основании защиты.

В решении по делу R v. Brisson 1982 г. Верховный суд не дал однозначного ответа на данный вопрос. Пятеро судей пришли к заключению, что, кроме случаев наличия провокации или отсутствия требуемого психического элемента тяжкого убийства, подобные преступления нельзя квалифицировать как простое убийство, поскольку действующее кодифицированное право не позволяет создавать новых оснований защиты, кроме тех, которые предусмотрены уголовным законом. Превышение пределов обороны не является частичным основанием защиты, поэтому в том случае, когда оно имеет место, присяжным заседателям следует формулировать вопрос следующим образом: имело ли место намерение причинить смерть или тяжкий телесный вред в лишении жизни нападающего человека[868]868
  R v. Brisson [1982] 2 S.C.R. 227.


[Закрыть].

Данное законодательное положение Верховный суд Канады окончательно подтвердил в 1983 г. в решении по делу R v. Faid. Судья Диксон при этом заметил, что судье, который дает разъяснения присяжным заседателям, можно будет еще раз сказать о том, что применение чрезмерного насилия, не соответствующего характеру и опасности посягательства, не свидетельствует автоматически о наличии в деянии лица состава тяжкого убийства. Содеянное может быть квалифицировано и как простое при отсутствии у обороняющегося намерения причинить смерть или тяжкий телесный вред[869]869
  R v. Faid [1983] 1 S.C.R. 265, 273 (per Dickson J.).


[Закрыть].

Неоднозначно решается вопрос с возможностью рассматривать в качестве основания защиты добровольную интоксикацию (voluntary intoxication). Поскольку убийство относится к категории преступлений, которые предполагают обязательное наличие специального намерения, то теоретически можно ссылаться на состояние сильного опьянения в том случае, когда оно делает упречным психический элемент тяжкого убийства – намерение причинить смерть другому человеку, поскольку в значительной степени лишает лицо возможности принимать осознанные и волевые решения[870]870
  См. подробнее: R v. Bernard [1988] 2 S.C.R. 833; R v. Daviault [1994] 3 S.C.R. 63; Stuart D., Delisle R.J., Coughlan S. Learning Canadian Criminal Law. 10^th еd. Toronto, 2006. P. 802–846.


[Закрыть]. Однако необходимо помнить о строгом толковании принципа законности, которого после принятия Канадской Хартии основных прав и свобод традиционно придерживается правоприменитель. Соответственно, если УК Канады не рассматривает его в качестве частичного основания защиты, на него нельзя будет сослаться, что, тем не менее, не исключает возможность установления отсутствия требуемого mens rea.

Уголовный закон Канады не признает защиты в виде ограниченной вменяемости, известной английскому праву. Правда, в 1963 г. Верховный суд, принимая решение R v. More, постановил, что тогда, когда имеется доказательство наличия у обвиняемого психического расстройства, не исключающего вменяемости, нельзя говорить о том, что деяние было совершено с осознанным и заранее обдуманным намерением, т. е. нельзя квалифицировать убийство как тяжкое убийство первой степени[871]871
  More v. The Queen [1963] S.C.R. 522.


[Закрыть]. Но само по себе такое решение не является свидетельством признания ограниченной вменяемости, поскольку, как было отмечено выше, деление деяний на степени имеет значение, в первую очередь, для назначения наказания, а не для квалификации.

Что касается наказания, предусмотренного за совершение простого убийства, то в соответствии со ст. 236 УК Канады лицо, совершившее простое убийство, подлежит наказанию в виде лишения свободы, максимальный срок которого предусматривает возможность назначения пожизненного лишения свободы, а минимальный, в случае использования огнестрельного оружия при совершении преступления, не может быть меньше 4 лет.

* * *

Подводя итог проведенного в данном параграфе анализа простого намеренного убийства и обстоятельств, смягчающих тяжесть убийства, хотелось бы еще раз остановиться на некоторых ключевых моментах.

Простое намеренное убийство в изучаемых нами странах по своему психическому и материальному элементам полностью соответствует тяжкому убийству. Разница заключается в наличии особых смягчающих обстоятельств или оснований защиты (defences).

В английском уголовном праве после принятия Закона о коронерах и правосудии 2009 г. категория простого намеренного убийства претерпела существенные изменения, в которых нашли отражение многолетние дискуссии о необходимости реформирования провокации и ограниченной вменяемости. Провокация уступила место новому основанию защиты – потери лицом самоконтроля (loss of control). Так, если кто-либо убивает или участвует в убийстве другого лица, ему нельзя предъявить обвинение в тяжком убийстве, когда 1) его действие или бездействие является результатом потери самоконтроля; 2) потеря самоконтроля имеет «квалифицирующее значение» (qualifying trigger); и 3) лицо, того же пола и возраста, со средней степенью терпимости и сдержанности в аналогичных обстоятельствах отреагировало бы таким же или аналогичным образом.

К другим специальным обстоятельствам относятся ограниченная вменяемость и соглашение о совместном совершении самоубийства. Формулировка ограниченной вменяемости также была изменена положениями Закона о коронерах и правосудии 2009 г. В настоящее время лицу, которое убивает или участвует в убийстве другого лица, не может быть предъявлено обвинение в тяжком убийстве, если у него имеется «аномалия психической деятельности» (abnormality of mental functioning), которая объясняется медицинским диагнозом и существенным образом ослабляет возможность лица понимать «природу своего поведения» (nature of conduct), принимать взвешенные решения, сохранять контроль над своим поведением. При этом данная аномалия либо выступает причиной преступного поведения лица, либо существенным образом его обуславливает. Соглашение о совместном совершении самоубийства предусмотрено английским Законом об убийстве 1957 г. и предполагает возможность привлечения к уголовной ответственности за простое убийство лица, которое в результате исполнения такого соглашения остается в живых.

Центральное место среди обстоятельств, смягчающих тяжесть убийства, в уголовном праве США и Канады занимает провокация, под которой понимают внезапную потерю самоконтроля лица, вызванную поведением потерпевшего. Для установления наличия провокации необходимо доказать, что поведение, приведшее к потере самообладания у субъекта преступления, вызвало бы аналогичную реакцию и у «разумного или обычного человека» и что при имеющихся обстоятельствах он поступил бы так же, как и субъект преступления. Таким образом, применительно к институту провокации по-прежнему используется объективный тест, от которого отказались для установления психического элемента тяжкого убийства. Провокация является специальным обстоятельством, смягчающим ответственность только в случае совершения тяжкого убийства.

Ограниченная вменяемость в качестве специального основания защиты существует только в Англии, в США в ней нет необходимости из-за широкой формулировки провокации, которая позволяет учитывать психические особенности лица, а в Канаде от нее отказались из-за неясной правовой природы и тех практических сложностей, которые ее применение вызывает в Англии. Тем не менее дискуссии о возможном расширении перечня смягчающих тяжесть убийства обстоятельств в рассматриваемых правопорядках сохраняют свою актуальность и по сей день.

§ 2. Простое ненамеренное убийство

Категория простого ненамеренного убийства включает совершенно разные виды противоправного лишения жизни другого человека, совершенные без «злого предумышления». Поскольку пределы психического элемента тяжкого убийства ясны не до конца, такая неясность распространяется как на разграничение тяжкого убийства и простого ненамеренного убийства, так и на разграничение последнего со случайным причинением смерти.

В 1937 г. лорд Эткин следующим образом обозначил данную проблему: «Из всех преступлений простое убийство вызывает больше всего сложностей в своем определении, так как оно включает причинение смерти при столь многих и столь разнообразных условиях… Право, с одной стороны, связывает тяжкое убийство главным образом, хотя и не единственным, с намерением причинить смерть, а простое убийство, с другой стороны, – с отсутствием намерения причинить смерть, но с элементом «противоправности», который является неуловимым фактором»[872]872
  Andrews v. DPP [1937] AC 576, 581 (per Atkin L.).


[Закрыть].

Простое ненамеренное убийство в английском уголовном праве включает в себя четыре группы деяний, разных и по общественной опасности, и по corpus delicti, и по предусмотренным за их совершение наказаниям: 1) убийство при совершении противоправного и опасного акта (конструктивное простое убийство); 2) убийство вследствие грубой небрежности (gross negligence manslaughter); 3) неосторожное убийство (reckless manslaughter); 4) простое убийство, совершенное юридическим лицом (corporate manslaughter).

Под конструктивным ненамеренным убийством (constructive manslaughter) понимается причинение смерти человеку при совершении противоправного деяния, не являющегося фелонией, независимо от mens rea, сопутствующего причинению смерти[873]873
  Учение о простом убийстве при совершении противоправного деяния начало оформляться в Англии после появления работ М. Фостера «О некоторых процессах…» (A Report of Some Proceedings on Commission of Oyer and Terminer and Goal Delivery for the Trial of the Rebels in the Year 1746 in the County of Surry, and of other Crown Cases; To Which Are Added Discourses upon a Few Branches of the Crown Law) 1762 г. и У. Блэкстоуна «Комментарии к законам Англии» (Commentaries on the Laws of England I Four Books) 1765–1769 гг. М. Фостер, исследуя тяжкое убийство по правилу о фелонии, писал: «если деяние совершается во исполнение намерения причинить фелонию, оно будет тяжким убийством; если намерение простиралось не далее, чем на совершение простого нарушения права, то простым убийством». Во многом похожее понятие давал и У. Блэкстоун: «…когда ненамеренное убийство случается вследствие противоправного деяния, оно будет в зависимости от природы деяния, которое вызвало его, либо тяжким убийством, либо простым. Если оно совершается во исполнение намерения причинить фелонию, то оно будет тяжким убийством; но если намерением охватывается не более чем простое нарушение права, то оно образует только простое убийство».


[Закрыть]. Несмотря на то что конструктивное тяжкое убийство было упразднено с принятием Закона об убийстве 1957 г., конструктивное простое убийство продолжает существовать, правда, с определенными ограничениями и в несколько измененном виде. В настоящее время лицо можно признать виновным в простом ненамеренном убийстве по правилу о противоправном деянии, если само деяние является противоправным и совершается намеренно, если оно имеет место при обстоятельствах, создающих угрозу для жизни человека, и если оно является причиной смерти человека[874]874
  A-G’s Ref. (No. 3 of 1994) [1997] 3 W.L.R. 421 (per Hope LL.).


[Закрыть].

Первый элемент, который необходимо установить для признания наличия конструктивного простого убийства – это противоправность деяния, в ходе которого причиняется смерть другому человеку. Данное требование имеет несколько аспектов. Прежде всего, противоправность следует понимать в узком смысле, т. е. как запрещенность деяния уголовным законом под угрозой наказания. Таким образом, максима общего права, признающая противоправным даже гражданско-правовой деликт, больше не применяется. Окончательно это правило было закреплено в решении Апелляционного суда по делу R v. Lamb 1967 г., в котором было установлено, что «деяние должно быть противоправным в уголовно-правовом смысле этого слова»[875]875
  R v. Lamb [1967] 2 QB 981.


[Закрыть].

Corpus delicti преступления, на основе которого «конструируется» простое убийство, должен быть установлен полностью, другими словами, должно быть доказано наличие психического и материального элементов преступления и отсутствие обстоятельств, его оправдывающих. В частности, в качестве примера такого рода обстоятельств можно рассматривать согласие лица на причинение ему вреда (consent), которое, например, освобождает от привлечения к уголовной ответственности за нападение (assault), если имело место во время спортивных соревнований, медицинского вмешательства или проведения игр. Если одно лицо дало согласие на участие в подобного рода мероприятиях, а другое не нарушило правил, то оно не совершило противоправного деяния, нападения, следовательно, ему нельзя предъявить обвинения в совершении конструктивного простого убийства[876]876
  В решении по делу A 2005 г. Апелляционный суд подчеркнул, что в тех ситуациях, когда обвиняемый причиняет смерть другому человеку в результате сознательного волевого деяния и при этом отсутствует заблуждение относительно согласия потерпевшего на причинение такого вреда, ему можно предъявить обвинение в конструктивном простом убийстве. Согласно обстоятельствам дела студенты устроили вечеринку по поводу окончания экзаменационной сессии, и во время отмечания один из студентов столкнул товарища в реку, в которой последний утонул. В качестве основания защиты он ссылался на то, что это была просто игра, в которой все принимали участие добровольно. И он вел себя соответственно данным представлениям (A (2005) 69 Journal of Criminal Law. 394).


[Закрыть].

Что касается mens rea основного деяния, то оно не может быть выражено в форме небрежности. Это положение действующего права появилось в 1937 г., когда при рассмотрении апелляции по делу Andrews v. DPP о причинении смерти при нарушении правил дорожного движения лорд Эткин провел границу между конструктивным простым убийством и убийством, совершенным с грубой небрежностью: «…существует очевидная разница в праве о простом убийстве между совершением противоправного деяния и осуществлением законного с определенной степенью небрежности, которую законодатель признает уголовно наказуемой»[877]877
  Andrews v. DPP [1937] AC 576, 585 (per Atkin L.).


[Закрыть].

Основное преступление, в ходе которого причиняется смерть другому человеку, не обязательно должно относиться к преступлениям против личности. В разное время судебная практика признавала конструктивным простым убийством причинение смерти при совершении берглэри (R v. Watson 1989 г.), в ходе причинения вреда чужому имуществу (R v. Goodfellow 1986 г.), в ходе нападения (R v. Carey 2006 г.). Соответственно, нет и требования, чтобы базовое деяние было обязательно направлено против того же лица, которому причиняется смерть[878]878
  R v. Watson [1989] 2 All E.R. 865; R v. Goodfellow (1986) 83 Cr. App. R. 23; R v. Carey [2006] EWCA Crim. 17.


[Закрыть].

Один из вопросов, который возникает применительно к материальному элементу деяния: возможно ли, чтобы основное преступление было неоконченным. Например, если оно относится к посягательствам против жизни. Так, в одном из дел обвиняемый облил бензином принадлежащее ему здание, чтобы поджечь и получить страховые выплаты. Он отлучился ненадолго, когда произошло самопроизвольное воспламенение, и в результате пожара погиб его помощник, с которым они вместе планировали поджог и облили здание бензином. Суд поддержал выдвинутое обвинение в простом убийстве на том основании, что умышленное уничтожение имущества было совершено способом, опасным для жизни многих лиц, и обвиняемый не предпринял никаких мер к тому, чтобы никто не пострадал. Правда, суд не сказал ничего о том, рассматривает ли он само деяние как оконченное или нет[879]879
  R v. Willoughby [2004] EWCA Crim. 3365.


[Закрыть].

Противоправное деяние должно также носить опасный характер, причем для установления этой опасности опять же используется объективный тест. Классическая формула этого правила содержится в решении R v. Church 1966 г.: «…противоправное деяние, которое причиняет смерть другому человеку, только на основании своей противоправности неизбежно не влечет за собой вердикт о виновности в простом убийстве. Для вынесения данного вердикта противоправный акт должен быть таковым, чтобы все здравомыслящие и разумные люди предвидели, что он создает риск какого-либо, даже необязательно серьезного, вреда»[880]880
  R v. Church [1966] 1 QB 59, 70 (per Edmund-Davies L.J.).


[Закрыть].

Решение R v. Newbury and Jones 1977 г. еще больше расширило данное правило. Палата лордов признала, что в случае простого конструктивного убийства не имеет значения тот факт, что обвиняемый не предвидел того, что его поведение может причинить вред другому человеку, главное, чтобы было доказано, что такое предвидение было бы у разумного человека[881]881
  R v. Newbury and Jones [1977] AC 500 (per Diplock LL.).


[Закрыть].

Иногда складывается ситуация, при которой поведение обвиняемого становится опасным для потерпевшего в силу наличия у последнего определенных физических или психических особенностей, например преклонного возраста (R v. Watson 1989 г.) или сердечного заболевания (R v. Dawson, Nolan and Walmsley 1985 г.). Такие особенности потерпевшего должны приниматься в расчет только в том случае, если о них было бы известно «разумному человеку», а если у обвиняемого было какое-либо «специальное» знание относительно наличия таких обстоятельств, то действует презумпция, что аналогичным знанием обладал бы и «разумный человек»[882]882
  R v. Watson [1989] 2 All E.R. 865; R v. Dawson, Nolan and Walmsley (1985) 81 Cr. App. Rep. 150.


[Закрыть].

Важным аспектом доктрины опасного деяния является вероятность, а не простая возможность наступления вреда. При этом вред может быть любым, а не обязательно серьезным, что существенно отличает конструктивное простое убийство от убийства вследствие грубой небрежности, для признания которого необходимо установить предвидение риска наступления смерти[883]883
  Поскольку психический вред входит в понятие тяжкого телесного вреда, возникает вопрос, возможно ли предвидение такого вреда, другими словами, можно ли считать деяние опасным, если оно вызывает испуг или шок. Представляется, что ответ на этот вопрос может быть утвердительным, если поведение не просто вызывает чувство страха, а если появление таких эмоций может привести к наступлению действительно серьезных последствий, как, например, в ситуации с потерпевшим, имеющим сердечно-сосудистые заболевания.


[Закрыть]. И фактическое предвидение наступления такого вреда лицом, совершившим преступление, не имеет значения, если будет доказано, что такое предвидение было бы у «разумного человека».

И, наконец, для установления конструктивного простого убийства необходимо доказать наличие причинной связи между основным преступлением и наступившей смертью потерпевшего. В данном случае используются те же фактический и легальный тесты, что и при установлении причинно-следственной связи применительно к тяжкому убийству. Повторимся только, что потерпевший от исходного преступления и от убийства могут не совпадать.

Основным недостатком конструктивного простого убийства, на наш взгляд, является то, что в том виде, в котором оно на сегодняшний день сложилось в судебной практике, оно не учитывает психическое отношение лица к причиняемой смерти. Объективный тест опасности деяния сформулирован таким образом, что для признания лица виновным в простом конструктивном убийстве не нужно устанавливать ни фактическое предвидение им наступления смерти человека в результате противоправного поведения, ни, даже если предвидение имеет место, степень последнего – достаточно установить, что мог наступить любой вред, даже не опасный для жизни. Столь неопределенное содержание психического элемента конструктивного простого убийства рассматривают как основной аргумент в пользу его отмены. Значительная часть споров связана с так называемыми убийствами, совершенными в результате нанесения одного удара (one punch manslaughter), поскольку зачастую такие смерти, хотя и находятся в прямой причинной связи с противоправным поведением лица, не могут быть разумно предвидимы[884]884
  Mitchell B.J. Minding the Gap in Unlawful and Dangerous Act Manslaughter: A Moral Defence of One-punch Killers // Journal of Criminal Law. 2008. Vol. 72. № 6. P. 537– 547; Mitchell B.J. More Thoughts about Unlawful and Dangerous Act Manslaughter and the One-punch Killer // Criminal Law Review. 2009. Vol. 7. P. 502–511. В своих работах автор отмечает интересный аспект данной проблемы: для потерпевших утрата близких является тяжелой трагедией, и тот факт, что подобные деяния в глазах обывателей и специалистов не представляют такой общественной опасности, как убийство, и не заслуживают более сурового наказания, выглядит вопиющим и несправедливым.


[Закрыть]. Вместе с тем подобные трагические смерти, хотя и выглядят как результат нелепого стечения обстоятельств, тем не менее наступают в результате намеренного или неосторожного преступного поведения, поэтому игнорировать данный факт просто невозможно. И с этих позиций для многих специалистов наказание за причинение смерти в подобных ситуациях кажется несправедливо мягким. Как правило, наказание в таких случаях назначается в виде лишения свободы на срок от 12 месяцев до 4 лет. Конкретный срок лишения свободы зависит от нескольких факторов, к которым, в частности, относятся предыдущие отношения обвиняемого и потерпевшего[885]885
  R v. Henry [1999] 2 Cr.App.R. (S) 412 (per Brown L.J.).


[Закрыть], поведение обвиняемого в момент совершения преступления и после него[886]886
  R v. Coleman (1992) 13 Cr. App. R. (S) 508, 512 (per Lord Lane C.J.).


[Закрыть], состояние беспомощности или малолетство потерпевшего либо другие свойства личности, делающие ее более уязвимой[887]887
  R v. Gray [2012] 1 Cr. App. R. (S) 73 – обвиняемый в момент нападения разговаривал по телефону, нападение происходило поздно ночью на безлюдной улице, поэтому все случившееся было достаточно неожиданным для потерпевшего, что, по мнению суда, можно рассматривать как беспомощное состояние. Поскольку это относится к отягчающим обстоятельствам, то обвиняемого приговорили к 4 годам и 8 месяцам лишения свободы. R v. Lee [2012] EWCA Crim. 835. – возрастное отставание в развитии и сложности в обучении потерпевшего были отнесены к отягчающим обстоятельствам, которые обусловили назначение наказания в виде 7 лет лишения свободы.


[Закрыть], состояние алкогольного опьянения обвиняемого, которое способствует агрессивному поведению, особенно если это поведение реализуется в общественных местах[888]888
  R v. Furby [2005] EWCA Crim. 3147, at para 28 (per Lord Phillips C.J.); R v. Rees and Others [2005] EWCA Crim. 1857, at para 9 (per Lord Woolf C.J.); R v. Dulu Miah [2005] EWCA Crim. 1798, at para 22 – 23 (per Davis J.).


[Закрыть]. Сам факт нанесения всего одного удара рассматривается, как правило, в качестве смягчающего обстоятельства[889]889
  R v. Coleman (1992) 13 Cr. App. R. (S) 508, 512 (per Lord Lane C.J.); R v. Furby [2005] EWCA Crim. 3147, at para 30 (per Lord Phillips C.J.).


[Закрыть].

Проблема установления уголовной ответственности за причинение смерти в результате насильственного преступления, если такое последствие не могло объективно быть предвидимо лицом, была рассмотрена Правовой комиссией Северной Ирландии в 2008 г. В отчете, посвященном актуальным проблемам уголовной ответственности за совершение тяжкого и простого убийства, было высказано предложение исключить подобные ситуации ненамеренного причинения смерти из категории простого убийства и создать новый вид преступления против жизни – вред здоровью, причинивший смерть[890]890
  Homicide: Murder and Involuntary Manslaughter/ Law Reform Commission Report. Dublin, 2008. P. 98.


[Закрыть]. Другой альтернативой изменения категории простого конструктивного убийства является ограничение доктрины за счет изменения требования «опасности посягательства», которое, по мнению составителей отчета, должно быть противоправным и представляющим опасность для жизни (un lawful and life-threatening)[891]891
  Homicide: Murder and Involuntary Manslaughter/ Law Reform Commission Report. Dublin, 2008. P. 97.


[Закрыть]. Что касается случаев причинения смерти в результате нанесения всего одного удара, то было высказано предложение квалифицировать их по статьям, устанавливающим уголовную ответственность за нападение (assault)[892]892
  Ibid. P. 96.


[Закрыть].

В 1994 г. Правовая комиссия, которая рассматривала сложные вопросы квалификации простого ненамеренного убийства, предложила отказаться от категории конструктивного простого убийства, поскольку его можно охарактеризовать как «спутанное и неопределенное», но главное – по причине того, что оно основано на устаревшем принципе конструктивной ответственности, который не предполагает наличия у лица возможности и обязанности предвидения причинения вреда в результате поведения[893]893
  Involuntary Manslaughter. Law Commission Consultation Paper No. 135. Overview. London, 1994. P. 5.


[Закрыть]. В то же время составители консультативного проекта сошлись во мнении, что в том случае, если смерть другому человеку причиняется в ходе совершения насильственного преступления, лицо должно быть привлечено к уголовной ответственности, но на принципиально других основаниях. «Лицо виновно в совершении преступления, если оно причиняет смерть другому человеку, в отношении которой действует с намерением или неосторожностью»[894]894
  Ibid. P. 21.


[Закрыть].