Текст книги "Сердце-пламень"

– Поразительно, – проговорила Инирика и оживилась: – Теперь у нас есть все, чтобы вернуть земли в Светлолесье.

Не заметив повисшую тишину, она проговорила:

– Мы могли бы начать с севера Святобории.

Ходили слухи, что к весне Дарен соберет войско и поведет его через Мглистый лес. Что поиск зарытых таблиц – лишь прикрытие. Что на самом деле Дарен ищет тропу, по которой когда-то прошел его отец.

Дарен молчал. Советник Казимеж выступил вперед:

– А не проще ли спустить на всех червенцев Чудову Рать? А мы добьем оставшихся. Пускай она сметет всех недовольных, пускай твое воинство, о мой царь, станет огромным, непобедимым, все земли станут твоими, жрецов не останется.

– Вот, значит, как? – Дарен жестом велел ему приблизиться. – Знаешь ли ты, что происходит с заложными душами?

– Н-н-нет, – голос советника сорвался.

Я подалась вперед, сжав кулаки. Если колдуна убьет чудь, он попадет в Нижний мир, но обретет хотя бы подобие покоя в подземном царстве, но, если его убьет или пленит Чудова Рать, участь его будет страшнее проклятия.

– У меня хорошая новость. – Дарен перебросил посох в другую руку. – Могу дать тебе возможность испытать прикосновение Чудовой Рати.

У советника заметно задрожали ноги. Инирика побелела.

– Ну так как? – с улыбкой сказал Дарен. – Всего одно мгновение.

Советник дернулся, как будто желая обернуться, но потом выпрямился и кивнул.

И Дарен поднял посох. Тотчас из-под земли рванулись тени-руки, и в один миг советника вжало так, что, должно быть, переломались все кости. Слышался хруст. Это произошло так быстро и выглядело так жутко, что я не успела даже перевести дыхание. Колдуны рядом со мной тоже опешили.

Не прошло и мгновения, как советник Казимеж снова появился на месте. Живой. Он был бледен, его вырвало прямо на землю, под ноги. А потом он зарыдал, вжимаясь в каменный пол.

– Что… это… было? – спросила, побелев, Инирика. – Что с ним?

– Морок, – вкрадчиво отозвался Дарен и присел рядом с советником. – А теперь скажи мне еще раз, желаешь ли ты хоть кому-то в Срединном мире такой участи?

Советник зарыдал так безутешно, что все вокруг ощутили подавленность.

– Я надеюсь, все усвоили, что дела Срединного мира мы должны и можем решать своими силами. Алафира, позаботься о нем. – Дарен стукнул посохом, и из ниоткуда появились носилки.

Дарен обернулся к собравшимся.

– Потребуется время, чтобы все наладилось. И мы должны подготовиться, – ровно сказал Дарен. – К исходу зимы мы вернемся в Светлолесье. И вернемся не врагами, а освободителями.

Инирика поднялась со своего престола. Когда она подошла к нам, то говорила тихо, но каждое ее слово отчетливо было слышно:

– Отчего же тогда те люди, которых ты впустил сюда, шепчутся, будто Чудова Рать уже побывала в Линдозере?

На лице Инирики застыло плохо сдерживаемое торжество, остальные члены Совета повскакивали со своих мест. От Дарена исходила сила, заставлявшая колдунов рядом с ним втягивать голову в плечи, а тех, кто стоял дальше – искать его взгляда.

– Порой люди сами не оставляют себе выбора, – проговорил Дарен, обратив всю мощь своего проницательного взгляда на колдунов Совета. Ни одно чувство, хотя бы вскользь промелькнувшее на их лицах, ни одна деталь не осталась им не замечена.

Я впилась ногтями в ладони.

В тот же миг пол, а с ним и весь город, содрогнулись от мощного толчка. Купол палаты треснул и стекла полетели вниз.

11. На изломе

Совсем как тогда, в Обители!

Я вскинула руки, но в них уже не было той силы, что способна остановить летящие навстречу камни, а от мысли, что теперь я могу потерять Нзир, и вовсе накрыло удушающей тьмой.

Но над моими руками взмыла чужая рука. В перстнях…

Все озарилось зеленым светом, и в следующий миг над Палатой Судеб воздвигся внутренний купол.

– Что происходит? – Я выхватила заговор-клинок.

– На город напали, – процедил Дарен, а в следующий миг его голос загремел из каждого камня: – На город напали! Возводите щиты, удерживайте стены, защищайте своих друзей!

– Кто напал? Жрецы?

Новый удар сотряс стены.

– Будь здесь, – бросил Дарен. Его брови сошлись к переносице, глаза загорелись хищным, злым пламенем, и даже созвездия на рукавах сменились молниями. Вместе с колдунами Совета Дарен покинул Палату, а я осталась одна.

Наедине с со страхом и беспомощностью. Что я могла поделать с этой сотрясающей город силой? Меня затрясло от холода и надвигающегося жара лихорадки.

Но загудел, меняясь, воздух. Я бросилась к разбитому окну и увидела, как в небо взмывают аспиды.

Город дрожал, хрипел и стонал. Боль Нзира была и моей болью – я ощутила нашу тесную связь, ощутила, как трепещут от страха каменные глыбы. Быть может, то был морок моего охваченного лихорадкой сознания? Всюду раздавались крики колдунов и шипение щитовых заклятий. Мелкая дрожь прошла по полу. Потрескался трилистник Путей, трещина потянулась и к царскому трону. Грозная поступь чужой разгневанной воли стремилась добраться до сердца каменного города.

– Не бойся, – шепнула я городу, будто раненому зверю. – Потерпи, милый. Дарен, его аспиды и колдуны непременно спасут тебя!

Внезапно весь этот шум рассек резкий, нарастающий свист. Мгновение, и в стену надо мной вонзилась огромная деревянная стрела.

Меня отбросило в сторону, на престолы Пути Превращения. Пошатываясь, я встала на ноги. И увидела еще одно червенское око – на стреле, намалеванное алой краской…

«Невероятно, неслыханно, невозможно!»

Вдруг кто-то схватил меня за локти и повел из Палаты. По крепкой, уже знакомой хватке я узнала Минта.

– Дарен сказал, ты здесь! – пригибаясь и прикрывая меня щитом от падающих сверху мелких камней, крикнул друг.

– Червенцы, это червенцы! – задыхаясь от кашля и пыли, крикнула я.

– Знаю! У них огромные по́роки-стрелометы, как при осаде. Они окружили Нзир, когда мы пролетали над большаком у Мглистого леса! Но ничего, Дарен уже развернул город и разрушил большую часть червенских орудий!

– Но куда мы теперь?!

– В Третий Круг, там Ворон создал какую-то колдовскую преграду… Люди из Второго Круга, дети и ученики уже там.

Мы бежали по переходам, уклоняясь от рушащихся опор. Из крошева белой пыли выскакивали колдуны, они латали крупные трещины под прикрытием зачарованных щитов. Мы спускались все ниже, пока не оказались в переходе, в котором я повстречала Тормуда. Он и сейчас был здесь, сращивая трещины на опорах. И так увлекся, что забыл наколдовать щит вокруг себя.

– Прочь, глупец! – крикнул ему Минт. – Над нами слишком много перекрытий, если они рухнут…

Но договорить он не успел. Сразу две стрелы пробили стены на верхнем ярусе, и случилось то, о чем мгновение назад предупреждал Минт. Опоры рухнули, погребя под собой Тормуда. Мы успели отскочить, но колдун оказался слишком медлителен.

Я оценила состояние потолка над нами и завалы над колдуном. Он, скорее всего, погиб, но…

– Лесёна, сейчас здесь все рухнет! – предупреждающе сказал Минт.

Под завалами шевельнулась рука. Крепкий парень, ничего не скажешь! Такой колдун нужен городу. Особенно сейчас.

– Мы должны вытащить его. – Я подскочила и, непрестанно кашляя, стала раскидывать верхние камни.

Минт, не тратя времени на разговоры, принялся помогать мне. Тормуд пришел в себя и чуть слышно застонал под завалами.

– Держись, колдун несчастный! – прикрикнула на него я. – Если мы из-за тебя погибнем, я тебя и на той стороне отыщу!

Новый свист. И треск, но уже над нашими головами.

– Лесёна! – Минт побелел. – Надо уходить сейчас же!

– Нет, не бросайте меня! – закричал Тормуд.

– Потолок сейчас рухнет! – крикнул Минт с другой стороны. – Прости, Лесёна, у меня приказ защитить тебя…

Говоря это, он продолжал освобождать со мной верхнюю половину тела колдуна.

– Ты же Разрушающая! – взвыл Тормуд. – Разрушь потолок!

– Лесёна! – Минт отбросил камень и потянул меня в сторону.

– Лесёна! – орал Тормуд.

– Да не могу я! – заорала я, вцепляясь в освобожденный рукав колдуна.

Треск, грохот, пыль.

Рука Тормуда выскользнула у меня из пальцев, но последним, невероятным усилием я вытащила его за собой.

* * *

Добравшись до стен Третьего Круга, мы втроем рухнули на снег, дрожа от пережитого. Вдали все еще свистели червенские стрелы, но сверху всех нас защищало тугое переплетение терновых ветвей – своеобразный щит. Оберег затрепетал, когда я вгляделась в терновник. На миг почудилось, будто из гущи на нас пристально смотрят налитые кровью глаза.

– Крылатая, оборони, – прошептала я и закашлялась.

Люди и колдуны жались к границе, явно избегая заходить вглубь. Но позади было тихо, как на схроннике, лишь странная дымка висела над серыми глыбами смерзшегося снега.

Минт сел, утирая с рассеченного лица кровь. Ни слова не говоря, я оторвала от своей рубахи чистый край и вытащила из-за пазухи коробочку с лечебной мазью. Тормуд, на котором не было ни единой царапины, дрожащими пальцами соткал заклинание сращивания, но Минт отстранил его руку.

– Оставь себе свои искры, – прохрипел он, недобро осматриваясь. – Чудь бы побрал ваше колдовство!

Колдун встал и, поджав полные губы, пошел к окликнувшей его Велене. Та вместе с подругами ухаживала за ранеными.

Другие жители Нзира разбились на кучки, взбудораженно обсуждая происходящее.

– Как жрецы могли до такого додуматься? – проговорила я.

– До такого мог додуматься только ясный, прозорливый ум, – проговорил вкрадчивый голос. – Несомненно, ему помогли, но кто сейчас не ищет союзников?

Рука дрогнула, я перетянула повязку, и Минт поморщился.

– Ты не должен говорить с нами, – процедила я.

Ворон сидел напротив нас, укрытый тенью от Стены. Можно было бы принять его за отдыхающего от трудов колдуна, если бы не горящий угольком единственный глаз и чужая, противоестественная пустота за ним.

– Но ведь это вы пришли ко мне, – мягко сказал Ворон, и его лицо – лицо Феда – чуть придвинулось к свету.

– Почему бы тебе не помочь Дарену? – прошипела я.

– Наш царь бережет мои силы. Он как никто знает их цену. – Ворон улыбнулся. – Да и ко мне нечасто приходят гости. Особенно вы, мои дорогие детки.

Меня передернуло.

– Лесёна. – Минт заглянул мне в глаза. – Не слушай его.

Я кивнула, продолжая работать над раной Минта, но все труднее было держать мысли вдали от случившегося. Нзир, червенцы, стрелы. Я нашла читальню, но уцелела ли она?

К нам вернулся чем-то взволнованный Тормуд.

– Говорят, нас обстрелял сам наследник Мечислава! – воскликнул он. – Не твой ли жених, Лесёна?

Коробочка с мазью едва не выпала из рук. Я снова зашлась в хриплом кашле.

– Заткнись, Тормуд – донесся злой голос Минта. – Еще одно слово, и пожалеешь, что не остался под завалами!

Колдун умолк и отошел, бросая на нас еще более оскорбленные взгляды. Неужели… Альдан наслал на Нзир все эти разрушения? Мы с Минтом мрачно переглянулись. Нет, рано еще делать выводы. Нельзя!

– А этот парень не блещет умом, – вдруг сказал Ворон. – Интересно, вспомнит ли он еще кое-что интересное про тебя.

Молчи, Лесёна. Молчи!

– Никто не видел, как ты колдуешь, уже очень давно. И камнепад, который ты не смогла остановить… Как думаешь, если он поговорит об этом с Инирикой, как скоро они поймут, что ты лжешь всем?

Молчи…

– Я спасла ему жизнь!

– О да, спасать – твоя любимая забота.

– Даже такой дурень, как он, нужен городу. А вот ты…

– Да, я не нужен городу. – Ворон усмехнулся, и тень вокруг него дрогнула. – Я не нужен всему Срединному миру и этим жалким колдунам, не способным шагнуть за пределы своих серых грез. Но ты-то… Нужна многим.

Я уже давно затянула узелок на повязке Минта, но не сделала и шага, чтобы уйти. Минт тоже сидел, прислушиваясь к ядовитым речам Ворона. Слишком, слишком похожи были голоса Феда и Ворона.

– Скольких нужных ты еще проводишь на ту сторону? – шептал Ворон. – Сперва твоя матушка, потом Елар, теперь и Терн. Не надоело тебе, Лесёна, блуждать в потемках своей памяти и лжи окружающих тебя? Сколько всего еще нужно потерять, чтобы добраться до истины? Всего-то и нужно… спросить меня.

Вдруг перед нами шмякнулось что-то большое и деревянное.

Гусли. Разбитые, с порванными струнами… Гусли Феда.

Мы с Минтом оторопели и оба, не в силах пошевелиться, словно скованные заклятьем, смотрели на то, что осталось от наставника.

Минт пришел в себя первым. Он протянул к гуслям руку…

– Предлагаю сделку, – внезапно сказал Ворон. – Вы – мне, я – вам.

Я зашлась в кашле. Минт угрюмо смотрел на меня, пока я пыталась выкашлять свое нутро. Я не знала, чего ему стоит сдержаться.

– Что ты хочешь? – отрывисто бросил Минт.

– Всего лишь рассказать вам правду.

– Правду? – откашлявшись, я выплюнула в него слово, значение которого, как мне кажется, он не знал. – Ты говорил, что покинешь Срединный мир со своей Ратью, если я помогу тебе ее освободить, но что теперь?

– Я покину Срединный мир со своей Ратью, – спокойно ответил Ворон. – Но я не говорил когда. Это случится непременно, но сперва… Сперва мы поиграем.

Тот же Шепот. Та же цена.

– Минт, – я осторожно, чтобы не потревожить рану, обхватила его лицо ладонями, – прошу тебя. Это того не стоит. Идем отсюда!

– Ты забываешь, что я уже был в его разуме, Лесёна. Хуже уже не будет, а вот узнать правду о себе?

– Минт, прошу тебя…

– Не надо меня спасать, – криво улыбнулся Минт.

Глаз Ворона победоносно вспыхнул.

– Твое желание будет исполнено, – голос Ворона изменился, будто бы к нему добавилось сразу несколько голосов. – Знаешь ли ты, Минт, как вышло так, что Фед вернулся за тобой? Отчего ты тронул душу уличного певца, повидавшего за свои странствия десятки, если не сотни сирот?

– Я помог им сбежать от червенцев, – проговорил Минт.

– Мальчишка, брошенный матерью. Ищущий мир в душе. Быстрее ли ты докопаешься до правды, чем тот увалень? – Ворон покачал головой, будто в такт только ему слышимой музыке. – Отчего твоя матушка так ненавидела колдовство? Почему любила первого сына, а не тебя? Отчего стала жрицей? Почему слова, которые ты порой говоришь, такие складные, в чем-то вещие… почему они так похожи на песни?

Минт побелел. Не отводя взгляда от Ворона в обличии Феда, он прошептал ответ.

– Минт… – И я смотрела, как Минт, оглушенный открывшейся правдой, поднялся на ноги. Потом бросил с ненавистью взгляд на гусли.

– Я должен побыть один, – хрипло ответил он и невидяще побрел к развалинами дома.

– Надо же, – губы Ворона растянулись в улыбке, – наемник-то побыстрее колдуна соображает!

И Ворон втянул носом воздух, на миг прикрыв глаза.

Я, дрожа, уткнулась лбом в снег. Виски пылали, горло и легкие резали тысячи ножей. Впустив его насовсем в свои мысли, Минт уже никогда не избавится от Шепота Ворона в своей голове.

– А чего боишься ты, Лесёна?

– Изыди, чудовище!

– Зря ты так. – Тихий смех. – Через боль он переродится. Теперь твоему дружку не придется искать мать во всех образах, чтобы защитить ее. Теперь он знает, что во всем виноват Фед! Гнев разожжет в его душе честолюбие и жажду власти.

Жар лихорадки захватил меня полностью, но на краю сознания билось отчаянное:

– Ты сталкиваешь все живое во тьму, и нет слов, чтобы оправдать это!

– Может, это просто у вас, смертных, нет мерок, чтобы измерить дела мои?

Я в ужасе обернулась к нему, но Ворон уже таял, сливаясь с тенью. Терновый купол тоже исчезал, и только налитые кровью глаза задержались на миг дольше.

– Победа за нами! – раздались голоса колдунов – защитников Нзира. – Дарен разрушил все стрелометы, Нзир вне опасности! Червенцы бежали в Злат!

Но я все еще смотрела на то место, где сидел Ворон. Там остались лежать разбитые гусли. Ветер продолжал шуметь вокруг меня, словно принося весточку о перемене, о том, что ничто не останется неизменным, даже самые мощные нити между людьми.

* * *

Следующие дни и ночи слились в один горячечный морок: меня трясла вошедшая в жилу лихорадка. Вдобавок город парил теперь выше, чем прежде, и телу, разбитому ознобом и ломотой, приходилось привыкать еще и к новым условиям. Даже дышать надо было учиться заново. Если я делала чересчур резкий вдох, голову словно начинало сдавливать железными скобами.

Я помнила чьи-то руки, склоняющие блюдце с настоями к моим губам, холодную, пахнущую травами тряпицу на лбу, чей-то утешающий шепот, горшок с углями, греющий мои ноги, и порой – налитые кровью глаза, неотрывно глядящие на меня с потолка.

Лежа в своих новых, необжитых покоях, я всей душой стремилась в читальню, хотя порой не могла даже отличить реальность от сна.

Роща с идолами была разрушена почти целиком. Однажды я подошла к окну и увидела, как колдуны и люди спускают в Ангмалу то, что от нее осталось. Говорили, идол Крылатой чудом не пострадал.

Когда во мне еще были силы, я подходила к окну и, опустившись на колени, взывала к возвышающейся вдали богине.

Я знала, что заклинания изменения веса, найденные в читальне, помогали восстанавливать город. Но в саму читальню Галлаи никого не пускали. Дарен поручил Алафире лично переписывать грамоты, и дело шло очень медленно. Также я узнала, что за эти дни Дарен и Чудова Рать разбили одну из темниц в Ардонии и вызволили оттуда несколько десятков чародеев.

Весть о том, что Альдан жив и стоит за нападением на Нзир, просочилась в мои мысли и окончательно ввергла меня в огненную бездну. Все вокруг разрушалось: Фед, Минт, город, который я полюбила вопреки всему. Почему Дан пошел на это? Даже не попытавшись понять. Я ведь говорила ему, зачем отправляюсь в Нзир! Он мог не принимать меня, мог не понимать, зачем я это делаю, но попытаться разрушить целый город и его жителей? Он знал, как важен этот город! Неужели это месть за Линдозеро? Альдан, исцеляющий людей и заботящийся о своем городе, пытался уничтожить расу, частью которой я была, не увидев дивных палат, красоты, наследия, древних знаний о мироустройстве.

Теперь это был не тот травник, которого я помнила. Теперь это был настоящий, карающий колдунов жрец. Его превращение свершилось, а я не могла утешить его. И я, и он привели Чудову Рать в мир, и, должно быть, чудовищные муки вины толкнули его на это. Лишь одно было понятно моему воспаленному разуму: я знала, что однажды война возьмет свое, но не думала, что это будет настолько больно. Видеть, как близкие принимают необратимые решения и меняются, становясь частью жестокости мира.

Как простить сотворенное? Как простить того, кто не ищет прощения?

В огне, пожирающем тело, корчилась и моя душа.

В одну из ночей, когда лихорадка чуть отступила, а Червоточина гордо сияла на небесном полотне, мне привиделся Альдан. Он стоял среди пустынных покоев, глядя на меня с какой-то задумчивой печалью. На нем было обычное червенское облачение, а на поясе висел длинный меч со старинной резной рукоятью. Я протянула руку, но призрачный образ, резко переменившись, с гневом отсек мне ее до локтя. Я закричала, а кровь, устилая постель, пролилась на пол. Слетевший откуда-то с потолка Ворон погрузил в нее клюв, словно принимая жертву…

Оберег, холодом полыхнув на груди, вырвал меня из морока, и я тут же провалилась в беспамятство.

Мой город, как и я, исцелялся медленно. Но нам обоим невероятно повезло: ниточка за ниточкой, камень за камнем, день за днем нам помогала восстановиться забота друзей.

Очаг всегда был хорошо протоплен, дрова появлялись сами собой. Еда и кое-какие лекарственные травы ждали в корзинке у двери. Сперва я думала, что это Царёг, но он куда-то исчез, видимо, растревоженный царящей в городе разрухой. Были ли то жалостливые духи-обережки крепости? Или, быть может, Эсхе?

Выходил меня Минт. Сам еще не вполне оправившийся от раны, он не только продолжал тренировать своих бойцов, но и навещал меня. Мы не обсуждали то, что сказал ему Ворон. Наши короткие разговоры касались только города и колдунов.

Меня томило тревожное предчувствие, будто что-то неодолимое надвинулось над миром.

И моим предчувствиям было суждено сбыться. Однажды утром, когда горячка отступила, и я уже могла приподниматься на подушках, ко мне явился Минт. Он был в походной одежде и почему-то избегал смотреть мне в глаза.

– Ты собрался в Светлолесье?

Минт сосредоточенно затянул ремни на своих наручах и только потом ответил:

– Да. Дарен собирается в следующем месяце разбить рабовладельческие пути между Асканией и Святоборией. Но без Сиирелл этого не сделать наверняка. Я предложил свою помощь. Остров наемников слишком долго стоял в стороне. Быть может, мне удастся переманить их на нашу сторону.

Меня будто обухом ударило по голове.

– Ты уезжаешь… Когда?

– Сегодня. – Он взглянул на окно. – В полдень. Дарен посылает со мной нескольких воинов из Второго Круга и караван, груженый зачарованной сталью.

– Так скоро. И так надолго!

Минт кивнул. Его губы непривычно сжались в жесткую черту, глаза потухли и потемнели. Я думала, что во мне уже не осталось страха, но ошиблась.

– Ты тоже едешь.

Еще не оправившись от первого потрясения, я чуть приподнялась на подушках.

– Невозможно! Только не сейчас!

– Ты нашла то, что искала? Читальню?

– Да, но…

– Дарен и его колдуны дальше справятся без тебя.

– Так он сказал?

– Дарен даже не знает, что ты едешь со мной, – пожевав пересохшие губы, сказал Минт. – Алафира согласилась помочь. Она погрузит тебя в целебный сон, а я спрячу тебя в караване. Ты проснешься здоровой за пределами Нзира. Алафира скажет всем, что ты в лечебнице.

– А потом? – упавшим голосом спросила я, понимая, что Минт решился. Он все продумал!

– Алафира скажет всем, что ты умерла от лихорадки. Никто не будет тебя преследовать. Я спрячу тебя в Сиирелл! Живи там, а потом уже решай, как поворачивать свою жизнь дальше!

Я запустила руки в волосы.

– Ворон и до тебя добрался. – Отчаяние подступило глухой чернотой, заволокло все передо мной. Растворились в тенях и мои покои.

– Лесёна! – Минт ударил по стене ладонью. – Без меня ты здесь не выживешь, а этот дурень не сегодня-завтра догадается, что ты утратила колдовской Дар!

Друг смотрел на меня с не меньшим отчаянием во взгляде.

– Ты больна и не можешь решать сейчас за себя. И ведь ты справилась! Ты нашла читальню! Ты уже помогла!

– Не решай за меня.

– Мы связаны нитью жизни. Кто, если не я, имеет право сейчас решать за тебя? Прошу, Лесёна… Разве тебе не хочется отдохнуть?

Голову обложило туманом, в ушах шумело, а слезы горячей влагой вскипели на глазах.

– Ты уедешь отсюда сегодня, хочешь того или нет, – сказал тихо Минт.

Я вцепилась в постель, борясь с подступающей дурнотой. Внутри просквозило тягостное чувство, а потом – привычное чувство бессилия и ярости, но я сказал вслух:

– Нет.

– Я схожу за Алафирой. – Минт покинул покои, и в них сразу стало темнее и холоднее.

Мы бежали от тени, но она всегда догоняла нас. Здесь, в Нзире, все идет по кругу – судьбы, страхи, события, – и ничто не в силах разорвать его. Мы застываем в холоде, во льду, теряя огонь и веру. Тень побеждает, и все мы становимся частью Чудовой Рати.

Даже Единый и его благословение Мечиславу лишь отсрочили падение Срединного мира в бездну. В самой нашей природе есть какое-то болезненное стремление к упадку. Ворон знает это, и Ворон правит из тени – он знает, что цари приходят и уходят, а суть от этого не меняется. Ворону достаточно просто ждать, а времени у него в избытке.

Какая сила сможет противостоять человеческому естеству и неумолимому бегу времени?

Я тряхнула головой, прогоняя мысли. Этого он и добивается! Заставить нас всех поверить, что надежды нет. Если мы поверим в это – проиграем. Не позволяй себе поверить Ворону! Не позволяй себе терять надежду!

– Великая небесная повелительница, хозяйка ветров и нитей жизни! – прохрипела я исступленно. – Жестокая и милосердная! Защити и помоги!

Я закатала рукав и достала заговор-клинок, готовясь принести жертву. Червенское око смотрело на меня с запястья. Во тьму веков уходят наши обычаи, и только память крови помнит все их, но… Разве можно перекладывать на богов свои мысли? Разве они гневаются, подобно нам? Что это, как не попытка ограничить непостижимое, приписав ему свои черты и сравняв их с чертами смертных? Единый, Крылатая, Отец-Сол и Мать-Сыра-Земля… разве не милей им прозрение сердца, а не кровь тысяч, излитая на землю? Зачем им те же жертвы, что и во времена Полуночи, зачем им обряды, занятые лишь внешним? Не ведет ли все это к повторению прошлых ошибок?

Странный покой в смирении перед грядущим опустился на меня, будто еще один покров.

Если все движется по кругу, то и ночь когда-нибудь да заканчивается…

Потрясенная, я отложила заговор-клинок в сторону, так и не пролив жертвенной крови. Заговор-клинок остался на постели – он, а не я вернется в Сиирелл.

– Царёг! Если ты не явишься ко мне сейчас, клянусь, после смерти я стану чудью и буду преследовать тебя до скончания веков!

Тишина.

– Никогда больше не получишь никаких подношений от меня!

Сперва я почувствовала, а потом увидела, как мнется мое одеяло под весом мягких лап.

– Лесёна, зря ты это затеяла…

Я с трудом откинула одеяло и опустила дрожащие ноги на пол. Царёг боднул меня покатым лбом.

– Ты не дойдешь, – сказал он.

– Чудь ты хвостатая или кто? – прохрипела я. – Веди меня своими тайными ходами в читальню! Немедленно!

Слезы катились сами собой.

* * *

Однажды я сказала Феду, повторяя слова Галлаи, что судьба – это не то, чего следует ждать, а то, чего нужно добиваться самому. Тогда я еще не знала, как трудно порой бывает сделать шаг ей навстречу.

Сейчас я медленно двигалась вдоль занесенных пылью каменных полок. Воспоминания о видении, в котором Дан отсекал мне руку, казались теперь вещими, и, если бы не оберег, согретый ладонью, я бы побоялась прикоснуться к этим древним стражам забытых знаний.

Читальня Галлаи походила на читальни Обители, такие же длинные, уходящие во тьму, ряды. Недавнее вмешательство червенцев принесло изменения и сюда: наружный купол был изрешечен стрелами, а сквозь дыры пробивались косые лучи дневного света.

Однако внутренний купол, наколдованный кем-то из Созидающих, должно быть, Алафирой, защищал читальню от летящего сверху снега и от проникновения любопытных со стороны подземелий. Если бы не Царёг с его тайными тропами, сидеть бы мне снаружи, а с учетом того, что на мне не было ни плаща, ни сапог, ни какой-то другой теплой одежды, а только нижняя рубаха… ну, это путешествие могло закончиться весьма плачевно.

К счастью, от колдовского купола внутрь не только сыпались мерцающие пылинки защитного заклинания, но и шли и свет, и тепло. Ветер, танцуя наверху в лад с кружащимся снегом, сплетал блики солнечного света и отраженного колдовского, а потом несся дальше, вниз, играя ветхими знаменами, украшающими тут каждый ряд.

Держась за стены, я переходила от одной полки к другой. На некоторых грамотах, дощечках и книгах руны были мне незнакомы, но, к счастью, и знакомых расканийских тоже хватало. Видя их, я проводила ладонью над грамотами, в другой руке сжимая оберег.

Я осторожно стерла пыль с нескольких старинных книг. На них были не письмена, а рисунки бутылей, свитков и украшений. При помощи колдовства колдуны древности получали стекло, бумагу и сложное литье. После войны все эти таинства изготовления были утрачены, и лишь недавно, когда Ворон в облике Драурга Алого Ворона правил Ардонией, их снова изобрели в Светлолесье белые жрецы. Вручную все изготавливалось намного медленнее, но жрецы только-только приблизились к тем тайнам мира, которые колдуны Нзира знали еще несколько веков назад.

Царёг по обыкновению возник из воздуха, но почему-то не сошел на полку, а завис прямо напротив меня. Он все меньше походил на кота – чудское в нем явно набирало силу.

– Когда ты научился летать?

– После имянаречения, – неохотно ответил он, а потом с любопытством поглядел на мою руку. – Что ты делаешь?

– Скрытое, – пояснила я. – Оберег поможет увидеть, если что-то скрыто.

– Хорошо. – Царёг перелетел следом за мной к другой полке. – Я поищу записи времен Полуночи.

– Хорошо бы найти записи царя Полуночи или Галлаи. – Отдышавшись, я подошла к нему и продолжила мысль: – Если Галлая видела, как создавалась Чудова Рать, то могла и знать, кто такой Ворон и в чем суть его договора с царем Полуночи.

– Но почему она не рассказала об этом своим последователям в Обители?

– Ты прав. – Я задумалась. – Она ведь могла сохранить то, что говорил ей царь Полуночи. Но не стала. Либо эти знания настолько опасны, что их необходимо было скрыть до поры, то ли еще что… Пока не сбудется Весть о Полуденном царе и колдуны не вернутся в Нзир.

– Я слышал, что его имя проклято и потому забыто.

– Да, если мы найдем его книги, это будет и вовсе невероятная удача, ведь все, что связано с ним, уничтожили червенцы.

– Его книги у меня, – произнес голос за моей спиной. – Что ты делаешь тут? Я запретил ходить сюда.

Царёг тут же исчез, явно опасаясь за свою шкуру.

Я, не оборачиваясь, продолжала изучать полки. Но теперь рука уже дрожала от злости.

– Я тоже могу приходить сюда.

– Сперва назови цель. – от Дарена веяло густой злостью. – Зачем тебе книги царя Полуночи? Ты человек теперь. Едва ли они помогут тебе сотворить хоть одно заклинание.

– Необязательно быть колдуном, чтобы прочесть руны!

– Да, можно быть жрецом! – воскликнул Дарен таким львиным рыком, что пыль и знамена взметнулись в едином хлестком порыве ветра. – На чьей ты стороне, Лесёна?!

Только не сейчас, когда я так близка! Только не тогда, когда я заплатила такую цену, чтобы прийти сюда!

– Жрецы виновны в гибели моих подданных!

Я обернулась, вкладывая в крик все свои чувства:

– Я на стороне правды!

Полупрозрачный облик Дарена едва различался в полумраке читальни, но я все же увидела, как его глаза на миг расширились. В них отразился сонм каких-то неуловимых стремлений. Колдун сделал рывок, но тут же остановился. Покачнувшись, я ухватилась за стену, и через мгновение морок Дарена, уже видимый и плотный, подхватил меня.

– Можешь идти? – спросил он сквозь стиснутые зубы.

– Но я не уйду отсюда!

– Тебе надо в лечебницу.

– Ни за что!

Он что-то прорычал, а затем поднял меня на руки.

– Стой… Куда!

Дарен шагнул, воздух вокруг нас завихрился, и вдруг мы оказались в незнакомых мне прежде покоях. Колдун резко опустил меня на пол, но прежде, чем я успела хоть что-то сказать, накинул мне на плечи широкий черный кафтан и толкнул на мех перед бодро горящим очагом.

– Верни меня обратно!

Но морок Дарена распался.

Я огляделась: скругленные каменные стены почти полностью скрывали деревянные полки со свитками и книгами. Читальня? Но пол устилали великолепные асканийские ковры, а за отрезами темных, расшитых золотой нитью полотен прятались узкие стрельчатые окна. Слишком богатая обстановка для простой читальни. Пахло благовониями, чем-то перечным и льдистым, а еще – свечной гарью, словно в мунне или древнем святилище. Каждый угол здесь полнился таинственной, тяжелой тьмой, как если бы тени могли говорить, и каждая из них поведала бы мне о чем-то запретном, о чем-то, что могли знать только немые узники.