Текст книги "Сердце-пламень"

Альдан устало потер виски. Час от часу не легче. Если его лечение для царевны не сработает, путь в царский терем ему точно заказан!

– Идем домой, мой княж, – предложил Усор.

– Нет, я еще посижу…

Вдруг в животе у него громко заурчало. Они не ели весь день.

– На сегодня все, – сказал он Мышуру. – Так и быть. Приходи завтра.

Парень кивнул и, как показалось, немного растерянно осмотрелся по сторонам.

– Где ты живешь? – спросил Альдан.

Мышур подобрал одиноко притулившуюся у скамьи суму.

– Из червенцев меня погнали… Пока нигде.

– Идем со мной, – вздохнул Альдан, пожалуй, даже слишком хорошо понимающий положение Мышура.

У дома Рагдара царило приятное оживление: на крыльце играл его сын, за ним смотрели няньки. Яния вынесла теплые хлеба подышать. От вида знакомого лица на сердце стало чуть светлей. Тут девушка с испугом взглянула на Мышура, следовавшего за Альданом по пятам, но не дрогнула, а наоборот, быстро сбегала на кухню, договорилась о еще одном жильце и своей заботой вогнала парня в краску.

Сам хозяин дома был вечером радушней, чем обычно, и Альдан даже позволил себе уснуть, лелея робкую надежду. Но ночью колдунья снова пробралась в его сон и на этот раз была непривычно серьезной, обряженной в жемчуга, словно невеста.

Весь покров струился волнами серебряной канители, вздымался пеной речного жемчуга, перекатывался и звенел десятками серебряных колокольчиков. На плечах качались две пышные темные косы, заплетенные часто-часто, как тому подобает обычай. На височные полукольца были нанизаны снизки горного хрусталя, и, когда она сделала шаг к нему, ее наряд ожил и засверкал.

– Такой я тебя и представлял, – едва слышно произнес Альдан.

– Знаю, – сказала она. – Смотри же! Больше не приду.

Он смотрел, смотрел до тех пор, пока блеск в глазах не застил все вокруг, а сам он не проснулся, чувствуя пустоту внутри.

Казалось, он оказался внутри картинок со Врат Милосердия. Внутри того пути, что сам себе нарисовал, и теперь все, что у него есть – дорожка из золы под ногами, за которую надо держаться. Нужно перейти ее, надеясь – нет! зная, – что дальше станет лучше.

Сон оборвался резко. Альдан вскочил, будто кто-то окатил его колодезной водой.

Двигаясь медленно, как во сне, он вышел во двор. Звезды над Златом потухли, уступив место Червоточине. Где-то там текла небесная река, про которую ему говорила колдунья. Интересно, увидела ли она ее в своем летающем городе?

Все это пустое.

Он сам сказал ей не возвращаться. Сам выбрал этот путь. Потому что так правильно. Он тот, кто он есть.

Дом спал. Самые свирепые псы сидели в своих будках, не шевелясь, и кромешная тьма дышала из каждого угла. Лишь в одном окне тлела лучина. Свет заморгал, когда Альдан ощутил дуновение холодного ветра. Слишком холодного. Слишком… чужого. Альдан шагнул и замер, когда чувство усилилось. Прикосновение Той Стороны ни с чем не спутаешь.

Ледяной узор на окне разошелся, открывая крошечный, не больше монетки, кусочек запотевшего стекла. Альдан приблизился.

Жена Рагдара сидела за прялкой, а подле нее на лавке дремал мальчик. Его голова покоилась на материнских коленях, а прямо над ним, выпущенная из ослабевших пальцев, струилась тонкая шерстяная нить. Глаза Альдана уловили тонкое голубое сияние иномирного колдовства; след от него тянулся выше, под самый потолок. Паутина чар расходилось по всей горнице, но сердцевина ее была над пряжей… над спящим ребенком.

Недолго думая, Альдан перемахнул через крыльцо и, минуя спящих слуг, оказался на женской половине. Обрывки голубой пряжи висели то тут, то там… Здесь все тоже спали, сраженные крепким, колдовским сном.

Альдан толкнул дверь и влетел в горницу. От дрогнувшей лучины скользнули тени, и одна, самая большая, нырнула за печь.

– Стой, тварь нечистая!

Темнота дрогнула, мелькнули зеленые, цвета незрелого крыжовника, глазищи, и чудь юркнула дальше, за полог.

– Нет, господин! – вдруг хриплым голосом взмолилась жена Рагдара, бросаясь между ним и чудью.

– Отойди, госпожа, – велел Альдан, вынимая клинок.

– Тише, господин! – Из глаз женщины вдруг брызнули слезы. – Не тронь! – даваясь слезами, прошипела она снова и раскинула руки, обороняя чудь, как родное дитя.

Знать, перепуталось все у нее в голове. Уж не подкидыша ли нянчит? Дан прислушался к своим ощущениям. Нет, парнишка на лавке – человек.

– Я не причиню вред твоему сыну, – процедил Альдан, но жена Рагдара сказала:

– Не тронь чудова дедушку, господин.

Альдан отпрянул.

– Как… Ты… В сговоре с ним, что ли?

Неужели даже ребенка своего не погнушалась на прокорм тварям полуночным отдать?

– Или Червоточина тебе разум помутила?

Альдан отстранился от женщины, что в молчаливой мольбе опустилась на колени и схватилась за край его сапога.

Тяжело будет узнать Рагдару про предательство. Дан шагнул к скамье, на ходу разрубая Обличителем нити. Женушка Рагдара завыла.

Сын Рагдара завозился, закашлял. Немного пряжи еще осталось…

Но вдруг женщина дикой кошкой взвилась с пола и бросилась Дану на грудь, да когтями потянулась к глазам!

Альдан глухо выругался, отступая. Не драться же с безумицей, в самом деле!

Меж тем жена Рагдара запуталась в подоле и сбила прялку. Пока она мешкала, Альдан успел добраться до лавки и вытянуть сталь над пологом сплетенного колдовства.

Единый, надели сталь живою силою…

– Не губи, господин! – со слезами взмолилась женщина. – Погибнем мы!

Альдан остановился. Реющая паутинка потянулась к Обличителю и, коснувшись его, отпрянула.

Альдан медлил. И вправду, зачем матери губить дитя?

– Говори. Даю тебе время, пока тлеет лучина. – Он кивнул на едва теплющийся огонь.

– То нам дедушка-суседко помогает, господин. Выплетаем по старинному обычаю защитный покров, чтобы сынка моего недуги не мучали.

Альдан пошатнулся.

Не таких слов он ждал.

– Я правду говорю. Меня бабка-шептунья научила, что в город с беглыми поселянами приехала. – жена Рагдара покосилась на гаснущий огонь. – А раньше ничего не помогало. Я услыхала, что если в дом суседа пустить, он хозяевам помогать будет, вот и…

– Так это ты ему под порогом жертвину оставила? – понял вдруг Альдан.

– Да. – Она неловко кивнула, а потом глянула с яростным вызовом. – А что делать прикажешь? Весь лоб в мунне расшибла, сил нет в стороне стоять! Рагдар к простым лекарям не ведет, стыдится нас, говорит, на все воля Единого!

Она шагнула на Альдана, полыхая гневом. Альдан попятился.

– Еще моя бабка помнила и знала заговоры домашние и без колдунов разбиралась, помогала! А вы чего за нас-то все решаете, а? Ишь, стоит, глаза выпучил! Вот хоть на шибенецу меня веди, праведный ты наш молодец! Сделай доброе дело! Душегуб!

– Но мы спасаем вас от рабства чуди! Скверну в себя впускать…

– Не колдовство отмечает дела скверной, а руки и помыслы того, кто его творит!

– Но ты не видишь того, кто за этим стоит! – несмотря на то, что Альдан верил в то, что говорит, голос его потерял прежнюю твердость. – Обманом оплетен твой разум!

– А ты, наследник Мечислава, судить меня будешь? – Жена Рагдара остановилась и сощурилась. – Видишь во мне скверну?

Альдан всмотрелся.

– Нет, – выдохнул он.

И женщина вдруг, напирая все сильнее, вытолкнула оробевшего Альдана вон из горницы. И вот он уже стоял в темноте, глядя, как тухнет лучина, увлекаемая мохнатой чудью от стола. Жена Рагдара плюнула на пол и закрыла дверь.

Альдан не спал всю ночь. Виданое ли дело: наследник Мечислава под одной крышей с чудью и усыпленными колдовством людьми! Пару раз он порывался разбудить Рагдара, все ему рассказать, но каждый раз ему являлись рассерженные глаза жены, в которых было что-то от его дикой колдуньи, и Альдан, терзаясь, сам не знал, как правильно.

Может, никто не знает, как правильно? Может, все живут, как могут? Может, Мечислав не мог всего описать в своей Книге?

Как не хватало Альдану сейчас разговора с предком! О многом он хотел его спросить.

Утром, когда все проснулись, Альдан нашел жену Рагдара, как обычно, во дворе. Мальчик был при ней, гонялся за сонными щенками.

– Вот. – Альдан передал ей туго скрученный кусок бересты. – Там что для отвара нужно. Пои мальца. Быстрее окрепнет.

Она посмотрела на него с сомнением.

– Да чудь с ним, с суседом вашим. Ваше дело, – отрывисто сказал Альдан. – Но и я в стороне стоять не буду.

Он вышел в город, борясь с искушением вернуться. Но и мать, и мальчик были чисты. Ни крупицы скверны. Ни крупицы чужого влияния! Как же так? Чудь, должно быть, затаилась и выжидает, подумал Альдан. Не может быть иначе… Чудь хитра.

«Но ведь договаривались же с ней как-то раньше. Умели. Знали. До того, как…»

Ноги вынесли Дана к кургану Мечислава.

Курган, под которым тот якобы лежал, стоял в стороне от дороги, но к нему тянулась проторенная тропа. По обе стороны от тропки были оставлены подношения – от нитки рябиновых бус до почерневшего, вросшего серебра, от тусклопоблескивающих монет до чешуек аспида. Дан почему-то повернул к кургану, хотя знал, что тратить время, когда надо спешить в Цитадель, – верх неблагоразумия. Альдан к тому же теперь прекрасно знал, что тот, кому люди несут дары, никогда не покоился в этой земле.

Сколько камней было положено в основание, не счесть! Будто расписная шкатулка, будто надменная, ослепляющая, напоказ выставленная первая красавица, гордая, неприступная, языкатая – терем лишал дара речи. Богатство его так ошеломляло, что Дан понял, отчего и до линдозерских краев добирались песни о славе и величии стольного града.

Но только здесь не было великого жреца.

Люди сами сделали это место великим своими жертвами.

О чем шептали они свои просьбы здесь? Их слова слышали эти камни да белокаменные стены города. Немыслимо, сколько отчаяния в человеке, что даже из груды камней он может сотворить для себя оплот надежды.

Людям нужно верить. Не потому ли старые боги стали чудовищами, когда Мечислав заговорил про Единого?

Нет. Нет! Они осквернили себя сами. Своими последователями, колдунами. Их делами!

Альдан бросился к Цитадели.

Широкими шагами он пересекал переходы и ярусы, пока не очутился у двери предка. А распахнув ее, в земном поклоне опустился.

С губ слетело:

– Прости, отец. Расскажи мне все, пожалуйста.

Мечислав, чье присутствие здесь угадывалось по очертаниям в тени, ответил:

– Входи, сын мой. Теперь ты готов услышать.

13. Пред ликом ее

В том, чтобы жить в отдельных покоях, есть свои преимущества: когда затеваешь уборку, можно выкинуть все, что не нравится, и никому об этом не докладывать.

Я нещадно этим пользовалась, благо, зелье Дарена еще действовало. Большую часть того хлама, которым были заставлены покои, я спустила с лестницы, попутно напугав спешивших к Эсхе учеников, а остальное сгребла в кучу у входа на растопку.

Затем я заставила Царёга добыть мне кадушку с теплой водой и мыльный корень. Я скребла, мыла, чистила, мысленно ругалась с упрямцем-Минтом… В середине уборки ко мне заявился Лис. Пробравшись через завалы рухляди, он, отдышавшись, затащил старую, но добротную лавку.

– Только не говори, что из своих покоев приволок! – воскликнула я. – Просто не переживу такой щедрости.

– Как ты могла заподозрить меня в таком? – оскорбился рыжий. – Нет, у меня своего добра тоже немного. Я все-таки не Созидающий, как Тормуд. Это он у нас умелец. Мое дело простое. Шел мимо лекарской, дай, думаю, лишнее пристрою.

Я выгнула бровь.

– Если ты не идешь в лечебницу, лечебница идет к тебе. – И Лис с кривой улыбочкой опустился на лавку.

Как будто его кто-то приглашал остаться!

– Наши сказали, ты тут буянишь, – добавил он.

– Ничего не буяню! – Я сорвала со стены и швырнула в угол пыльную холстину, бывшую когда-то знаменем. – Навожу порядок! Эти покои, видимо, служили кладовой для всей сломанной утвари на нашем ярусе!

От поднявшегося облачка пыли Лис чихнул и обиженно потер покрасневший нос.

– Чего ты злишься-то?

– Отправили меня на выселки, думали, я тут без всех вас страдать буду, загибаться от холода? А вот нет уж!

– Мы с Эсхе тоже живем на этих выселках. И ничего, кстати. До трапезной так вообще рукой подать.

– Не надо мне от вас никаких милостей! – пробурчала я, выметая мусор из угла. Оттуда с писком вылетели мыши.

– Царёг! – заорала я. – Ты как такое допустил вообще?!

– Я тебе кот, что ли, простой, мышей гонять? – донеслось рассерженное откуда-то с кучи.

– Ну-ка явись сюда!

Но наглая чудь не отозвалась. Зато Лис, с задумчивым видом подперев рукой щеку, глазел на бегущих мышей.

– Эй, а ты чего расселся? – прикрикнула я на него. – Тут тебе не бесплатное представление!

Лис нахмурился:

– Ты как с учителем разговариваешь, девчонка?

– Да мне хоть учитель, хоть царь, хоть воевода чудской! Своей дорогой иди!

– Я тебе лавку принес, между прочим. Какой-никакой благодарности-то стоит!

Я содрала еще одно старое знамя и тоже бросила его в общую кучу.

– К лешему ваши благодарности! К лешему ваши объяснения! Ваши эти подачки…

Этот ваш Дарен! Что сложного было сказать сразу, что творит Ворон? Снизошел до объяснения, когда уже столько воды утекло! Какого чудня он мне все сразу не рассказал? Ведь мог еще тогда, когда у меня был Дар!

– Он не знал всего, – сказал Лис с безмятежным лицом. – Да, ты сказала это вслух.

Я осеклась. Со страхом посмотрела на приоткрытую дверь.

– У тебя дерзкий язык, – меряя меня долгим взглядом, сказал Лис. – За эти слова я бы сейчас заставил тебя драить все башни в Нзире, пока не заблестят, но, на твое счастье, этот наш Дарен велел тебя не трогать. Даже отработки тебе отменил, представляешь?

Я дошла до постели и медленно опустилась на нее.

– Дарен правда не знал? Про Ворона?

– Догадывался, – со сталью в голосе произнес Лис. – Но ты ведь ни в чем не поверила ему тогда, так чего сейчас жалеть?

– Откуда ты столько знаешь про него?

– Мы друзья.

– Друзья? И… давно?

В глазах Лиса мелькнуло что-то похожее на ревность.

– Давно.

– Как вы познакомились?

Он снова смерил меня этим взглядом. Взвесив что-то, произнес:

– Он помог мне не помереть от голода на пустошах. Защищал от кочевников Екадии.

Я задумалась, насколько обширно путешествие Дарена по Срединному миру. Примерно как мое.

– А что было на пустошах?

– Я неудачно пошутил. – Лис посмотрел на меня с вызовом. – И мне перебили ноги. Бросили подыхать, как собаку! Но Дарен почувствовал меня.

– Он тебя вылечил?

– Довез к одному лекарю в Дубравре.

Меня как будто оглушило.

– Что?

В горле пересохло. Лис заметил перемену в моем лице.

– Что?

Похоже, Дарен был в Дубравре, когда там жил Елар! И, возможно, когда там были мы с Федом…

– А когда вы оттуда уехали?

– Этого я не могу тебе сказать, – отрезал Лис. – И так, похоже, лишнего наговорил. Ну, убедилась, каков мой царь на самом деле? Он и сам тогда был далеко не так могуществен, как сейчас, но уже помогал колдунам.

Дарен был в Дубравре… Но почему тогда мы не встретились? Одна мысль пришла мне на ум: Дарен не просто мне не доверяет, он меня избегает.

Почему? Как теперь я могу получить книги из его покоев?

– А… – Лис поднялся, отряхивая пыль с нарядного кафтана. – Меня просили передать тебе, чтобы ты сидела в башне, а желательно – не выходила отсюда.

Я нахмурилась. Сидеть в башне, когда каждый день на счету? Ну уж нет. О том, чтобы тайно пробраться в покои Дарена, и речи быть не могло. Проще сразу спрыгнуть с уступа. Его покои, почитай, самое защищенное место во всем Нзире. Но как убедить Дарена дать мне книги времен Полуночи?

Лис, будто читая мои мысли, нехотя сказал:

– Многие вспомнили про твою дружбу с наследником Мечислава. Да и про аспида сожженного кто-то проболтался.

– Кто-то? – спросила я многозначительно.

Лис выгнул рыжую бровь.

– Есть вопросы?

– Лучше помоги мне достать книги.

Рыжая бровь изогнулась еще сильнее.

– Зачем это мне?

– Я хочу помочь ему. Нзиру. Всем вам.

– И заодно спасти своего червенца, да?

Я опустила глаза.

– Ладно, ты мне не очень нравишься, – протянул Лис. – Но, может, тебе стоит поговорить об этом с Эсхе. Уж кто-кто, а она точно знает, как пробраться в покои к кому угодно.

На его лицо вернулось обычное плутоватое выражение, а вместе с ним – блеск в глазах.

Значит, это точно был очень плохой совет. Жаль только, никакого другого у меня не имелось.

* * *

Вечером, собираясь к Эсхе, я старательно пыталась отыскать хоть один приличный наряд. Все самое красивое из моего сундука я давным-давно выменяла у колдуний на травы и чистые грамоты. Оставалось только одеяние из Сиирелл, то, в котором я выступала в последний вечер. Этот наряд навевал смесь самых разных чувств: и тоску по прошлому, и печаль по несбывшемуся, и какое-то смутное томление. Но, одевшись, я испытала только радость. Было невероятно приятно снова ощущать себя здоровой и красивой. Пусть даже это была и неправда.

Оказалось, что сегодня Эсхе собирала вечеру в честь восстановления Нзира. Уже на подходе к ее покоям я уловила праздничное настроение. В переходе задорно горели светцы, отовсюду слышались шепотки и смех. Кто-то уединялся в нишах, кто-то обменивался заколдованными, чуть светящимися в темноте украшениями. Большинство колдунов пришло на вечеру в звериных масках. Я никого не узнавала, хотя воздух будто бы загустел от разлитого в нем колдовства: внутри моего оберега тоже что-то забилось, отстукивая сердечный ритм.

У покоев Эсхе оживление переходило в суету, молодые колдуньи в пестрых одеяниях сновали туда-сюда, слышалось чье-то нестройное пение и смех.

Я пошла быстрее, влекомая давно забытыми ощущениями праздника и веселья, но из дверей, чуть покачиваясь, выскочила раскрасневшаяся Ксантра.

– Лесёна! Вот так встреча!

– Белой дороги, – я кивнула и шагнула в сторону.

Но Ксантра заступила проход.

Я пожалела, что не догадалась нацепить маску. Ксантра и раньше не оставляла меня без внимания, но теперь, когда от нее и вовсе пахло терпким ароматом ардэ, на скорое прощание можно было даже не надеяться.

– Чего это ты в алом? – спросила колдунья, прищурившись. – Прям червенская невеста!

Последние слова сорвались с ее губ истошными криком. Все, кто был рядом, тут же обернули к нам ряженые лица. В коридоре стало тихо.

И в этой тишине, стараясь унять колотившую меня гневную дрожь, я показала Ксантре свое запястье.

– Повтори еще раз.

Ксантра побледнела, но все-таки прошипела:

– Значит, до невесты так и не дослужилась.

Я шагнула на нее, но тут из дверей вывалился румяный Тормуд:

– О, Лесёна, как я рад тебя видеть! Станцуешь для нас что-нибудь?

Ксантра выдавила кривую улыбку.

– Она не может в таком виде заявиться на вечеры!

Колдуны вокруг одобрительно зашумели. Тормуд окинул меня неверным долгим взглядом:

– Пожалуй, Лесёна, тебе и правда не помешает переодеться.

Я сжала руки в кулаки. Ксантра с довольным видом перекинула черную косу назад, как бы говоря: «Получила?»

– Червенская подстилка, – одними губами сказала она.

Это было ее ошибкой. Меня и без того сегодня целый день накрывало злостью. Я сорвалась вперед и, минуя Тормуда, намотала себе на руку гладкую черную косу Ксантры.

Она взвизгнула, колдуны вокруг засвистели. Кто-то даже со страху наколдовал щит.

– Повтори, – прошипела я ей на ухо.

– Поможет мне кто-нибудь или нет?! – завопила Ксантра. – Разрушающая совсем разум потеряла!

Я оттянула ее голову назад.

– Лесёна, отпусти Ксантру! – испуганно прогремел Тормуд. – Ну что ты, в самом деле, как с врагиней какой-то!

Я вытащила клинок и, не думая, приставила его к косе.

– Проси пощады, – прорычала я.

Ксантра скосила на меня злые, полные слез глаза.

– Скиньте ее с меня! – выла она.

Отовсюду послышалось шипение защитных заклинаний. Здесь были и те колдуны, что занимались у Минта – они несмело вынимали оружие. Наверное, если бы не маски, и вовсе не посмели бы.

Я рассмеялась, давя собственные злые слезы:

– Что, только толпой и можете нападать, да?

– Она с червенцами путалась, что же вы! – Ксантра давилась слезами, но в следующий миг полетела на пол. А следом за ней полетела ее коса. Красивая, длинная, но уже свободная от хозяйки.

– Что ты натворила, Лесёна! – охнул Тормуд.

– Ты за это поплатишься, Разрушающая, – взвыла Ксантра, прижимая к себе остатки косы.

– Не я тебе хвост укоротила, а твой острый язык, – прошипела я.

Ряженые сомкнули кольцо. Хныканье Ксантры странно переплеталось с пением и смехом, все еще доносящимися из покоев Эсхе. От понимания, что мой поход сорвался, меня затопило новой волной гнева.

– Что, тоже хотите получить? – воскликнула я.

– Ребята, – Тормуд поднял руки, вставая между нами и колдунами, – она вспылила, ну кто из нас такой ерундой не занимался?

– Разрушающая напала на Ксантру! – крикнул кто-то.

– Отрежем и ей волосы, чтоб честно было!

– Ну попробуй, – криво усмехнувшись, сказала я, выставляя клинок перед собой.

– Давайте без разборок, не то нам опять запретят вечеры! – громыхнул Тормуд.

Эти слова подействовали. Нехотя колдуны опустили сплетения и расступились, давая мне уйти.

– Лесёна, – вдруг мягко сказал Тормуд, опуская мне руку на плечо. – Давай я тебя провожу.

Я тыкалась в острые, враждебные взгляды, а внутри растекались обида, злость и гадкое послевкусие от своего поступка. Ну что за день.

* * *

Холодный воздух очень быстро остудил мои мысли, и теперь, шагая рядом с Тормудом, я не понимала, что на меня нашло. Я не узнавала себя в своих действиях, и оттого оставаться наедине со своими мыслями сейчас мне тоже было неуютно.

Но с другой стороны, я уже усвоила, что на пути к своей цели мне придется выносить себя в самых неприглядных состояниях.

– Мне надо к Эсхе, – процедила я.

– Не уверен, что это сейчас разумная идея, – отозвался колдун.

– А идти куда-то с тобой – разумная?

Удивительно, как от моего голоса не заледенел переход, через который мы шли.

– Да, разумная, ведь я не повторяю своих ошибок.

– О чем ты?

Я заступилась за себя, но теперь меня еще больше будут ненавидеть.

И пусть. Я согласна с тем, что в Нзире у меня никогда не будет друзей. Но этот путь забирает у меня с каждым днем все больше светлого. В кого я превращаюсь? Мои чувства к содеянному переливались через край, и оттого, должно быть, я пропустила перемену в голосе Тормуда и тихое шипение знакомых заклинаний.

– Неужели это правда, Лесёна? Знаменитая колдунья Разрушения… превратилась в обычного человека?

Колдун огляделся по сторонам, и в следующий миг вспыхнул щит, отрезающий нас от остального мира. На моих запястьях сверкнули оковы.

– Что…

Тормуд насмешливо смотрел на мои попытки сбросить их.

– Интересно, каково потерять Дар, когда все его обретают? – протянул он.

До меня наконец дошло.

– Я тебе жизнь спасла, дубина ты похотливая! – Я рванула к нему, но цепи удержали меня на месте. – И вот твоя благодарность?

– Достаточно и того, что я готов сохранить твою тайну. В обмен на дальнейшую благосклонность.

Впервые я со всей четкостью поняла, что помочь мне сейчас некому. Вообще. Или я сделаю то, о чем он просит, или всем в Нзире станет известно о том, что я лгунья и предательница.

Никогда еще так сильно я не жалела о хорошем поступке.

– Как только ты себя выносишь, Тормуд?

– Я просто знаю, что тебе нравится такая игра. – Он смерил меня самодовольным взглядом. – Отец-Сол, как ты хороша… Колдунья, человек… То, что ты была с наследником Мечислава, делает тебя желанной!

Меня чуть не вырвало, но я сделала несколько резких вдохов. Холодный ум, выпестованный Минтом, в минуты опасности помог мне не растерять способность мыслить.

«Желанной». Так вот оно что! Тормуд, проживший всю жизнь в Обители, вырастил в себе страх и зависть к червенцам. Точнее, к той власти, что они олицетворяют. Как же я раньше не поняла, что вся суть его притязаний сводится лишь к самоутверждению?

– Что ж, – я изобразила слабую, неуверенную улыбку, – неужели ты, как жалкий вор, удовольствуешься быстрой встречей в этом переходе?

В потемневших от желания глазах Тормуда мелькнуло сомнение.

– А что, ты бы хотела царские покои?

– Зачем царские? – придавая своему голосу безразличие. – Мои вполне подойдут. К тому же идти недалеко. Ну ты знаешь.

Я какое-то время с затаенным сердцем наблюдала за его внутренней борьбой. Тормуд еще некоторое время сомневался, но потом, признав выгоду моего предложения, потащил меня за цепь дальше.

Но покоями колдун явно остался недоволен.

– Ты и правда тут живешь? Здесь темнее, чем в Обители, и беднее, чем в норе у мыши.

Я попыталась безразлично пожать плечами.

– Ну, куда мне до Созидающих. Это ведь вы умеете вещицы из воздуха создавать.

– Вещицы! Из воздуха! – Тормуд прошелся по покоям, волоча меня следом. – Я создаю опоры для целых ярусов! Да что там, я создаю целые ярусы! Я всегда был лучше Терна!

– Тогда почему бы тебе не создать обстановку в этих жалких покоях, раз уж пришел? Что-то достойное тебя?

Тут я поняла, что перегнула. Тормуд рассмеялся, падая на постель и потянув меня за собой следом:

– Лесть? Фу, как грубо…

Я увернулась от его поцелуя. Упражнения Минта помогли мне подавить тошноту. Когда стены покоев качнулись в одну сторону, а потом в другую, я выдавила:

– Если для тебя это сложно, так и скажи, а то потом все будут болтать, что ты помешался на червенской подстилке, живущей беднее мыши.

Тормуд свирепо раздул ноздри.

– Насмехаешься надо мной?

– Я думала, тебе нравится.

Он резко сел.

– Говори, что создать, пока я не передумал! – рявкнул колдун. Здоровенные ручищи очертили круг. – Смотри и не говори, что не видела моей силы!

У меня была только одна попытка.

И я действительно словами описала царские покои. Покои Дарена. Со всеми деталями, которые только могла упомнить. Резьбу. Камни. Свитки. Чернила. Сундуки с неслыханными нарядами, обувь, украшения. Я задала Тормуду работу, не зная, насколько велико его умение. Не зная, насколько искусно сработает замешанная мною лесть.

Тормуд сцепил зубы. От натуги его шея по-бычьи раздулась и покраснела.

Колдун зажмурился, выплетая перед собой в воздухе десятки стремительных золотых узоров.

Все они зависли, как огромное золотое полотно, разлетелись по покоям абрисами будущих творений.

А потом сила Тормуда хлынула в мир золотой рекой. Все искрилось, разливалось золотом, переливалось и сверкало.

Когда защитный купол вокруг нас лопнул, я поняла, что выиграла.

Все описанные мной вещи, один в один как у Дарена, с ужасным грохотом рухнули в мои покои, а сам Тормуд, высосанный досуха беспощадным колдовством, раскинулся на моей постели без чувств.

– Да, Тормуд, теперь я все видела. – Я вскочила на ноги. Кое-как, утопая в асканийских коврах, побрела к выходу, но успела выйти на середину покоев, когда двери в мои покои распахнулись.

Явились три учителя Путей: Инирика, Алафира и Лис. За ним сразу же набежала толпа ряженых колдунов, которым явно не сиделось под дверями у Эсхе, и вот теперь они торчали у моих, прямо за спиной у опешивших учителей.

Несомненно, все учителя бывали у Дарена, и потому первое время никто из них не вымолвил ни звука, оглядывая покои.

– Какого чудня вы тут устроили? – воскликнула Инирика, наконец заметив и меня в разодранном одеянии, и Тормуда, распластавшегося на постели.

– А на что похоже? – устало ответила я.

Страха уже не было.

Инирика негодующе раздула ноздри, а Лис, уже отойдя от первых впечатлений, пробрался к Тормуду.

– Он истощен! И, похоже, вовсе не от любовных игрищ… Алафира, взгляни!

Алафира, сверкая на меня глазами, подошла к страдальцу. Инирика же отмерла и принялась отсылать собравшихся учеников на самые противные отработки. Очень скоро в покоях остались только мы с Тормудом, учителя Путей и злая, как сто чудней, лекарка.

– Лесёна!!! – от крика Алафиры едва ли не содрогнулись стены. – Ты что натворила, несносная девчонка!!!

– Что с ним? – Инирика снова оглядывала мои покои, но, готова поспорить, теперь уже ведя какие-то подсчеты в своей голове.

– Этот дурень Тормуд оставил тут весь Дар! – рявкнула Алафира и вновь повернулась ко мне. – Теперь несколько седмиц будет в лечебнице бока наминать! Если вообще восстановится!

– Буду благодарна, если вы заберете его отсюда, – сказала я.

– Вот на что пошла сила лучшего чародея Пути Созидания! – Алафира воздела руки над головой Тормуда и так затрясла ими, что заколыхались морщины на ее лице.

– Наверняка этому есть какое-то разъяснение, – поморщился Лис.

– Сами же видите, я просто попросила создать здесь уютную обстановку.

Хищная тишина, воцарившаяся в покоях, стала как будто поглащать меня.

– Вот …! – протянул ругательство Лис. – …!

– А что? Вы, я знаю, тоже не на сене спите, так что должны разделить мои чувства.

Наверное, меня не прибили на месте только из-за присутствия рядом Инирики, да и та, судя по всему, была едва ли не первой в очереди.

Я могла попытаться им все рассказать, но мне вдруг стало настолько все равно, что они скажут, что со мной сделают! Все они, подобно Ксантре, видели во мне не больше, чем человека, способного только все портить.

– Ладно, – низким, грудным голосом сказала Инирика. – Сейчас важнее позаботиться о Тормуде. – Ее прозрачные глаза скользнули по мне с едва уловимым торжеством. – Все остальное подождет до завтра.

Не замечая толкотни вокруг Тормуда и его почетное сопровождение, я принялась готовиться ко сну: отомкнула один из новеньких сундуков и поискала там длинную рубаху. Когда все ушли, переоделась и спрятала старое алое одеяние в своем старом сундуке. Там же я нашла пузырек с сон-травой.

Шорох за спиной застал меня врасплох: резко крутанувшись на пятках, я развернулась и упала, с размаху ударившись лопатками о сундук.

– Ох уж эти твои появления, – пробормотала я, потирая спину.

В покоях стоял Дарен. Он поднял укатившийся к его ногам пузырек с сон-травой и одарил меня тяжелым взглядом.

– Что за представление ты сегодня устроила? – сказал он и добавил, оглядев покои: – Мстишь мне?

Стекло хрустнуло в ладони, и тяжелые капли упали на асканийский ковер. Я отвернулась, понимая, что очень давно не принимала снадобье, закрывающее от него разум. Надо было быстро найти и выпить другой пузырек, но руки тряслись, и пробка никак не поддавалась.

– Алафира предлагает выставить тебя вон из Нзира, – проговорил Дарен. – Постой… Сон-трава?

Он пристально всмотрелся в меня, а потом его глаза сверкнули гневом.

– Почему ты не сказала?

– А зачем? – Я содрала зубами пробку. – Никто не поверил бы мне.

Надеюсь, он не успел нырнуть слишком глубоко в мои воспоминания…

– Я бы поверил, Лесёна.

Но металлический скрежет, появившийся в его голосе, пугал.

– Какое тебе вообще до меня дело? – Подавив дрожь, я подскочила к Дарену. Он чуть заметно покачнулся, словно желая отступить назад.

– Ты меня избегаешь! Не даешь книги! – крикнула я. – Чудь побери, Дарен, между нами творится что-то неправильное!

Чародей тряхнул смоляными волосами и посмотрел на осколки в своей руке. Тени, задрожав, спрятались за его спиной.