Текст книги "Сердце-пламень"

– Он пытается загладить свою вину, вот и все.

Дарен сражался с Колхатом. Летели искры, и скорость, на которой они бились, была неразличима для взгляда.

– Вернулся в облике царевича Ардонии, могущественнейшего колдуна. Вернулся исправить то, что произошло по его вине.

Дарен упал, и кровь потекла по его лицу. Удар Колхата обрушился на его спину, но он устоял.

Царь Полуночи. Забытый. Проклятый. Презираемый.

– За сделки с богами забирают имя, – прохрипела я, глядя в глаза Дарену. Узнавая и не узнавая его. – Какое имя было у царя Полуночи?

Два разноцветных глаза. Отметины давней сделки. Два имени…

– Нерад.

Коса Колхата была отравлена, но все же это не Обличитель. Удар, который мог бы стать смертельным, удалось перенаправить в сторону, и противников отбросило друг от друга.

Дарен попытался подняться, но Колхат оказался быстрее. Торжествуя, он подскочил к колдуну, но вдруг Колхата свалил с ног Лис, выбив у него отравленную косу. Он крикнул Дарену, что все получилось, что колдуны спасены, и в следующий миг его грудь перебил короткий клинок.

Колхат откинул Лиса, еще живого, с клинком в груди, в сторону.

– Все они могли бы жить, если бы ты призвал Рать, – сказал Колхат, насмехаясь. – Мы раздавим вас всех.

И Дарен вскинул руку.

Изумрудные всполохи сдавили Колхата со всех сторон, прижали к земле, размазали так, что остался торчать только кончик черной косы. Жрецов и наемников с силой отбросило волной чистейшего колдовства.

– Мой царь, – едва слышно прошептал Лис.

Дарен сел рядом с ним и улыбнулся ему. Едва заметной, настоящей своей улыбкой, которая больше отразилась в глазах, чем на губах.

– Встретимся в другом мире, мой друг.

– Не торопись, мой царь…

Дарен сотворил над рыжим колдуном обрядовый знак, провожая его в последний путь.

Кровь Колхата впиталась в землю, смешиваясь с кровью других сраженных жрецов, наемников, колдунов… Земля задрожала.

– О нет…

Из-за облаков потянулись терновые ветви. Они хлынули, как дождь, сметая все на своем пути, опутывая каждого, кто стоял на земле.

Царя Святобории, жрецов, Мечевластителя. Всех, кроме Дарена.

Он стоял посреди терновника, и я увидела, как из зеленого чудского глаза Дарена вытекла слеза, смешиваясь с кровью.

Он смотрел на то, как Чудова Рать, стоокая тьма, обволакивает Нзир.

Людей заживо утягивало на Ту Сторону…

Алые небеса схлопнулись передо мной, а перед глазами все еще стояли Дарен и Чудова Рать. В ушах все еще раздавался гул сражения, и я, окончательно раздавленная, осела на окровавленные камни.

30. И прошлое снова вскипает в крови

В эти самые мгновения Нзир-Налабах поглощала воля злобного божества, стирая все, что мы так усердно строили.

Многие из тех, кого я знала, пали в битве.

Их лица тоже проплывали передо мной.

Сиирелл превратился в схронник, как и Линдозеро.

Как и все Светлолесье. Как и весь Срединный мир.

– Что ж, колдунья, дальше игра будет простой, – прошептал Ворон. – Ты выполнишь свою часть сделки, и мы отправимся в Нзир-Налабах, где я наконец заберу жизнь Дарена, а затем мы с Чудовой Ратью поглотим Срединный Мир.

Я встала и сделала шаг в кровавую реку. Она почти как Ангмала. Я вспомнила свое испытание – отсюда мне тоже не выбраться иной.

Но семь шагов дались легко. Кровь Ворона приняла меня, обволакивая темным, душным потоком. Река выглядела почти черной, и, когда я погрузила в нее ладони, они также потемнели. Теперь я знала, кто проводил меня ко дну Ангмалы. Тот, кто уже был на Изнанке.

Рубцы на запястьях походили на два рта, готовых припасть к источнику.

Пора с этим заканчивать. Сложив ладони лодочкой, я зачерпнула кровь Ворона и поднесла к губам.

Ворон сам говорил, что способности Дарена сильнее сил любого колдуна. Если созвучие еще что-то значит…

– Дарен, – прошептала я. – Приди.

Может, его уже нет. Может, Ворон уже поглотил его согласно условиям их сделки…

Ужасный царь Полуночи. Великий царь Полуденный.

Теперь я молилась ему, словно богу. Единственному богу, в которого еще верила. И который мог меня услышать.

«Боги отнимают имя, когда заключаешь с ними сделку».

Дарен говорил мне про силу истинного имени. И теперь я, возможно, единственная, кто знает его истинное имя, во всем Срединном мире.

Нерад.

Я изо всех сил звала его, пытаясь сосредоточиться на шуме ветра, на биении моего Дара. Ты услышишь меня, Полуденный царь! Пусть весь мир обернется ужасным сном, но ты услышишь меня!

Кровь коснулась моих губ, когда я выдохнула:

– НЕРАД!

Его голос был тих и далек, словно эхо.

«Ты…»

– Колдунья! – прогремели небеса. – Ты согласилась стать частью моей Рати! Ты не сможешь уйти!

– Я обещала, что ступлю в твою реку и моих губ коснется кровь. И исполнила обещанное.

Воды кровавой реки вспенились, обещая увлечь меня с головой.

– Ложь!!!

– Нет, – улыбнулась я, открывая глаза. – Это колдовской обмен, конечно же.

Алые небеса прорезала золотая струна – тонкая дорога, что лежала в землях Садов Души и Изнанки. Я ухватилась за нее прежде, чем кровавая река накрыла меня с головой…

Миг, и я полетела к Изнанке.

* * *

Если на пути, ведущем в Нижний мир, у Ангмалы были омуты, где течение стоит, это наверняка очень походило на болота Линдозера. Здесь, посреди чахлых берез, вздохов теней и стонов неупокоенных колдунов, поднимались испарения гнилостного пара, точно дыхание медленно умирающего божества.

Альдан бежал по знакомым местам. Болото, плохо схваченное морозцем, прыгало под ногами. Вот, он снова здесь. Вернулся домой, хотя дома больше нет, а все, кто знал его ребенком, уже мертвы, и даже почти не осталось тех, кто помнил его травником.

Зима почти не тронула проклятое место. Зато теней неупокойников стало больше: они слонялись тут, безутешно стучась в двери своих прежних домов.

Идя мимо развалин родного города, Альдан как никогда тосковал по тем вечерам, когда жизнь в Линдозере шла своим чередом, а сам он еще верил во что-то и точно знал, что нужно делать, чтобы помочь захворавшим горожанам.

Если бы он сразу, еще в Ночь Папоротника, согласился пройти на Изнанку!

Не было бы всего этого.

Теперь же над миром истекала кровью Червоточина и мертвые встали из своих схронников. Они не сразу заметили его, а заметив, побрели следом.

Так они все и пришли к поляне старухи-чуди.

Она была уже там, ожидая его. Длинные пальцы тянулись к глазам, а безгубый рот ощерился в плотоядной усмешке.

– Молодой княж, – проскрипела она. – Час настал.

Блеснула каменная крышка колодца. Ярко-синий… Цвет голубого летнего неба. Синева. Это было последнее, что он увидел, прежде чем пальцы старухи легли ему на глаза.

* * *

Я очнулась в саду. И первым, что увидела, оказалось небо, треснувшее и разошедшееся от края до края. Червоточина превратилась в огромную кровавую пасть, нависшую над Срединным миром.

Скорее! Тело, как будто чужое и непослушное, с трудом отвечало на мои попытки встать, но Дар, все такой же яростный, разгонял по жилам кровь. Если я здесь, значит, Альдан отправился в Линдозеро и попросил лешего отнести меня сюда.

Мне виделись стены, затянутые инеем и терновником. Зима снова сковала Нзир-Налабах, только на этот раз она уступала власти Нижнего мира. Терновник оплел обледеневшие деревья, но вместо снега сверху сыпался прах, а холод уступил чувству бесприютной пустоты – вот все, что осталось здесь реальным.

Нзир опустел, будто и не было этих месяцев, будто и не было того времени, когда в башнях горели светцы, а колдуны, следуя древним обрядам, возрождали потаенную дикую жизнь Светлолесья.

Я спустилась к площадке перед Главной башней и замерла. Потусторонний холод пробежал по спине, хотя мой Дар по-прежнему наполнял тело жаром.

Чудова Рать заняла Нзир. Его палаты, покои, трапезную, переходы и жилые башни. Их смутные очертания напоминали замершие во времени тени. Что они делали здесь? Ходили сквозь зеркала, тянули руки к книгам, листали их, танцевали, скользя в неровном малиновом свете, и, наконец, плакали, забившись в самые темные углы.

Я скользила мимо них, не поднимая взгляд и стараясь не скрипеть половицами. Казалось, стоит встретиться с кем-то взглядом, как пробудится в них тот алчный голод, ради которого они отдали себя Ворону и стали безумными палачами.

А пока что Нзир помогал мне. Чудова Рать, завороженная его таинствами, не обращала на меня внимания.

Нзир-Налабах сопротивлялся Нижнему миру.

Но где же живые? Где же те, кого я знала?

Червоточина в небе двигалась, как живая, и с нее вниз текла густая черная смоль. Только сейчас я увидела, что она разъела холм с идолами, новую священную рощу и все идолы на нем.

Но не это заставило меня закричать от ужаса. Подняв взгляд, я заметила в огромном нутре Червоточины нечто такое, от чего меня едва тут же не вырвало.

В воронке крутились тысячи людей, душ, животных… Всех их утянуло туда, в чудовщную пасть Нижнего мира, что прежде дышала чудской силой, а теперь посмела сожрать их.

– Крылатая!

Но ее идол тоже был повержен и даже хуже. Его разъело и отнесло к Ангмале, которая стала такой же красной, как и кровавая река Ворона в мороке. Не было ни замковой чуди, ни колдунов, ни теней, лишь аспиды – здоровый и раненый – громко кричали, вспарывая своими острыми телами кровавое поднебесье. Будто они в состоянии его зашить. Как будто можно все исправить.

– Дарен! – позвала я. – Нерад! Где ты?

Но никто не отзывался.

Если Ворон убьет Дарена, сделка завершится. Если Ворон убьет Дарена, то Ворон-Странник окончательно воплотится в Срединном мире. А игла станет просто орудием власти над Ратью.

Жертва Альдана окажется напрасной.

Я должна как-то остановить Ворона. Как-то задержать его…

Понимая, как мало у нас осталось времени, я бросилась через сад к Древу.

И Дар во мне полыхал. Жилы горели жаждой, умоляя пустить по ним колдовской сок. Серый город молчал, снежный прах летел в лицо, залеплял глаза, и я отчаянно бежала вперед, по существу не зная, что сделать, и заставляя гоняться по телу кровь, чтобы не остановиться, не застыть, чтобы почувствовать себя живой и настоящей. Казалось, стоит замереть, как меня настигнет бездонное молчание каменного города, поглотит, утащит во тьму, из которой нет возврата. И это было страшнее, чем то гулкое небытие, к которому я лишь раз прикоснулась в битве за Печать и которое миновала ценой нити своей жизни и милостью Крылатой, позволившей мне погрузиться в воды небесной реки. Это был Шепот и вечная жизнь раба у Ворона-Странника.

Ледяные деревья расступились.

Мне навстречу явился прозрачный, едва заметный Царёг. Рядом с ним летал в воздухе такой же едва заметный дух-обережка. В облике ящерицы.

– Вы, – выдохнула я, подставляя им руку.

Царёг сел мне на плечо, а ящерица устроилась на голове.

– Мы проводим тебя, – слабеющим голосом сказал Царёг. – Скорее, Лесёна.

Они, словно живые, самые обыкновенные существа, льнули ко мне, не давая забыть, сколь обманчива сейчас явь и как хрупка в ней сама жизнь.

Я дома, в Нзире. Я верила, что Альдан выбрался. Если он успеет, мы лишим Ворона его главного преимущества.

– Где Ханзи? Дети?

– Велена с детьми спрятались в читальне.

– Крылатая, помоги!

Та, что ведает жизнями, ведает и смертью. Ее власть на границе, и грань размыта. Но имя древней богини призвало ночь, и Червоточина прильнула ближе к Нзиру. Мне вдруг подумалось, что небесная царапина связана не только с Вороном и Нижним миром, но и с Дареном, она его метка, дыра, сквозь которую сочится в Срединный мир неведомое. Она – клеймо несогласия. Она…

– Древо, Лесёна, – прохрипел мне на ухо Царёг.

Я нырнула сквозь остатки ледяных деревьев и остановилась, глядя на то, что Нижний мир сделал с Древом и царем Нзир-Налабаха. Терновник полз вверх, впиваясь в кору, а древесный сок жидкой позолотой стекал вниз; на окровавленные плечи Дарена; на терновник, врезавшийся в корни Древа. Золотой… Древо оставалось последней яркой искрой жизни в омертвевшем городе.

Но и оно тускнело, сдаваясь под напором кровожадной хляби.

Червоточина надвинулась на верхушку Древа и втягивала ее в свое нутро, перемалывая и превращая в ничто. Дарен, без сознания, был прикован к Древу терновыми узами и почти полностью скрылся под ними.

Тысячи рук, сотканных из теней, тянулись из земли, с холма предков, из кроваво-красной Ангмалы, но гаснущий свет Древа одновременно удерживал их, не давал достать до Дарена и в тоже время делал видимыми.

Ворон собирался взять свое.

Я не знала, как остановить все это.

– Смотри, колдунья! – Червоточина заговорила со мной. – Смотри! Это торжество справедливости. Я – суд. Я – воля. Я – ваш истинный, справедливый и жестокий бог.

Не было во мне ни сил, ни мудрости. Я прижала к груди кота и ящерицу, словно они были моими оберегами, погладила, а затем опустила на землю.

Это мир еще принадлежал нам.

– Ты даешь лишь тень жизни, ведь и сам – тень бога, вечно бегущий за ним, но не поспевающий! – сказала я, глядя поверх своих вскинутых рук на происходящее. – Сколько ни сули подарков, никто тебе не служит по-настоящему. Если прежде ты и был силен, то теперь правишь лишь страхом!

– Тебе страшно?

– Очень, – прошептала я. Мои руки принялись удлиняться, превращаться, меняться, покрываться чешуей. Дар растекся по телу, наполняя его жидким пламенем, дымом и гарью.

Ну, вот и все.

Пора измениться и мне.

Я все еще не знала, какой он, мой Сад Души, и, может, никогда не узнаю, но у меня сейчас есть только этот, затканный терновником, в моем самом любимом городе. Городе, где я обрела дом и стала собой.

Вдох.

Вот она – точка моего равновесия.

Между страхом и всем, что я люблю.

Я взмыла в воздух, сдаваясь силе, перекраивающей мое тело. Следом послышался треск костей, и тело прошила резкая, острая боль, которая отступила так же быстро, как и пришла. Теперь уже не огонь, а раскаленный воздух заполнили меня целиком, и небо вдруг стало понятно так же, как и земля.

Меня накрыло резкими незнакомыми запахами, звуками, которые прежде не различало мое ухо…

Аспид.

Все это время я превращалась в аспида.

Извиваясь, я развернула над Нзиром свое длинное тело. Крылья раздулись от напора воздуха и в то же время подчинили его себе.

– Отдаю должное шутке Крылатой, – пророкотал Ворон из Червоточины. – Ты отняла жизнь у аспида и заняла его место.

Да. Это я тоже поняла, как только стала аспидом, ведь сразу же почувствовала аспидов Дарена. Даже не так – приняла их, как потерянных родственников.

И они приняли меня в ответ, взмыв к жадно распахивающейся Червоточине вместе со мной. Мой внутренний жар стал просто нестерпимым. Подлетев к Червоточине, я открыла пасть, ощущая радость оттого, что наконец расстанусь с огнем.

– Что ж, смертные, с вами было интересно, но уходить с помоста тоже нужно в подходящее время! – Пробивались слова Ворона.

Пламя лилось из меня, опаляя Червоточину. Аспиды Дарена старались вместе со мной, и небесная пасть замедлила ход, перестала пережевывать Древо.

«Изыди», – думала я.

Как вдруг почувствовала касание знакомого голоса.

Ты.

Я не видела ничего, кроме пламени, но чувствовала, что там, внизу, обхваченный терновником, он как будто слабо улыбнулся.

Помнишь перстень, что я дал тебе?

Дарен, сейчас не время…

Ты его не потеряла?

Это правда сейчас важно?!

Это единственное, что сейчас важно.

Хорошо… Я слушаю!

Назови мое имя, когда придет время.

Какое время?!

И прежде, чем он ответил, Червоточина ожила. Острая боль, звук рвущейся плоти… Пасть захватила мое крыло вместе с Древом, вгрызлась в них, и я поняла, что…

Мой первый полет окончится в Нижнем мире.

* * *

Кто здесь?

Альдан, охваченный темнотой, не чувствовал ничего. Ни себя, ни того, что его окружало. Это потому, что он ослеп? Или потому, что на Изнанке есть лишь холод, неподвижность и покой?

Альдан словно сам был иглой, втиснутой меж страниц толстой книги. Здесь царили такая тишина, холод и одиночество, и бездна чернил дышала на него пустотой и неподвижностью.

Здесь есть кто-нибудь? Вы слышите меня?

Вдруг Альдан услышал шорох, похожий на шуршание страниц. Еще, еще… Повеяло ветром, и он вдруг кожей, всем своим существом почувствовал на себе чей-то взгляд.

Кто ты?

Чернильная вязь, в которую уложена жизнь, что это?

Ты слышишь меня?

Мироздание дышало на него, кто-то сосредоточил на нем, Альдане, свое внимание, и Альдан крикнул:

– Помоги мне! Я должен найти иглу!

Погибель Ворона в ней.

Помоги мне…

|

И вдруг его будто подтащило к чему-то. Чья-то невидимая воля направляла его. Чья-то невидимая воля переместила его сюда, в лазейку меж чернил.

|

Здесь!

|

Альдан всем своим существом приник к игле, вбитой меж страниц.

Потянул ее на себя…

Еще!

* * *

Из глубин Червоточины вырвалась и упала на землю яркая алая вспышка. Я успела заглянуть в бездну, прежде чем воронка сдвинулась и жуткий гул сотряс все небо над Нзиром.

Неужели?..

– Лживые создания!

Челюсть Червоточины разжалась. Мое тело хрустнуло в ней, как сгоревшая хлебная корка, и это было больно, больно так, что я едва могла дышать. Но по еле слышному дуновению теплого ветра, по проблеску яркого света из Древа поняла, что…

Альдан смог.

Он сумел!!!

Червоточина выплюнула меня, и я, перевернувшись в воздухе несколько раз, сорвалась вниз. Рывок крыльями… Бесполезно. Острая боль заволокла взгляд, но вдруг рядом возникли другие аспиды. Толкаясь горячими чешуйчатыми спинами, они помогли мне спуститься.

Превратилась в человека я в луже земли и снега, через боль и крик, но в этом крике было больше не боли, а ликования:

– ДА!

Раздался победный рев аспидов со всех сторон. Я встала, придерживая окровавленную руку, и огляделась.

Шепот Ворона не угрожал, не сыпал проклятиями, а просто затихал, забирая с собой тянущее чувство пустоты. Без Чудовой Рати Ворон-Странник лишился силы в Срединном мире. Воронка Червоточины лопнула, и из нее полился дождь…

– Кажется, и правда получилось, – хрипло, все еще как будто не своим голосом произнесла я.

Пошатываясь, я повернулась к Дарену. Он стоял, опираясь на один из обломков Древа, и шептал заклинание на расканийском.

Небо озарилось взмахами сотен крыльев. Дарен возвращал всех, украденных Червоточиной, обратно на землю Нзира, но те, кого успел схватить терновник, оказались ранеными или погибшими. Все они, люди, чудь и колдуны, приходили в себя, будто очнувшись от страшного сна. Я слышала их голоса, стоны, крики, но чувствовала также и биение их нитей жизни.

Древо вновь сияло золотом, хотя верхняя его часть осталась обглоданной. Вода омывала ее и все, стирая кровь и возвращая небу привычный цвет. Снег таял, терновник рассыпался прахом. Город менялся на глазах.

И Чудова Рать наконец обрела свободу. Оружие, которым царь Полуночи хотел приструнить чудь, оружие, которое пытался изгнать Мечислав, оружие, что вытащил себе на погибель царь Полуденный… Больше никому не служит. Теперь Чудова Рать – это просто сотни колдунов прошлого. Не замечая никого и ничего, они вереницей покидали Нзир.

Те, кто видел это, замерли.

А я с радостью и тихой болью смотрела, как колдуны прошлого спускались в Ангмалу, исчезая в ней, и река меняла цвет, становясь прежней. Затем мельком посмотрела на Дарена и застала на его окровавленном лице усталую, но светлую улыбку.

Этот уход Рати, верный, восстанавливал сплетенное полотно Срединного мира, возвращал здоровый ток жизни там, где он был прежде разорван. Получается, Дарен был прав, когда пришел ко мне и сказал, что мы должны и можем исправить нарушенную целостность мира.

Другое, что сам Дарен тоже оказался причастен к прошлым бедам.

– Да, это меня прозвали царем Полуночи, – произнес он.

– Читаешь мои мысли?

– У тебя и так все на лице написано.

Быстрый взгляд.

– Посмотрела бы я на тебя, если бы тебя тоже пожевала Червоточина, – пробормотала я. Обе руки были сильно ранены, с левой даже свисали лоскуты кожи. От боли потемнело в глазах, и я села на мокрую землю.

Если ничего не предпринять, я скоро потеряю сознание и отправлюсь вслед за Чудовой Ратью, но мне было уже настолько все равно, что я просто сидела и, как блаженная, улыбалась своим израненным рукам.

Как вдруг на них полилось сияющее золото.

– Это…

– Сок Древа, да. – Дарен зачерпнул густую золотую смолу, которая лежала вокруг нас в сломанных ветках, и опустил мне на руки еще один сияющий золотой комок.

Он тут же обволок мои раненые руки, и боль утихла. Сок Древа загустел, становясь похожим на смолу. Чуть нагрел руки, а потом рассыпался, уносясь в небо, как рой встрепенувшиеся маленьких бабочек. Я не могла сдержать удивленного шипения: мои руки не только исцелились, а кожа на них стала чистой, но и шрамы на запястьях исчезли. Око исчезло.

– Ты тоже это видишь?

После всех чудес, произошедших сегодня, это чудо казалось таким маленьким, крошечным, но именно сейчас к горлу подступил комок.

Дарен опустил свой посох. Его хромота тоже исчезла.

– Ты только посмотри на нас!

– Сок Древа способен исцелять. Его можно использовать не только в Нзире, – голос Дарена звучал слишком безрадостно для такой дивной новости.

Он кивнул на что-то перед моими ногами.

– Это игла.

– Та самая?

Я подняла с земли небольшой клинок. Он чем-то напоминал заговор-клинок, только был меньше. И с резьбой-крыльями, и с потемневшей от времени рукояткой.

Вдруг я услышала голос Минта. Друг раздавал приказы разбирать завалы перед рощей. И правда, завалы отрезали нас с Дареном от крепости. Отсюда сложновато было оценить, что происходило там, каковы наши потери, но, кажется, с холма я видела узорчатый платок Алафиры, а также ее учеников, уже приступивших к исцелению раненых.

Дарен не торопился расчищать завалы своим колдовством. Вместо этого он прошелся по траве, остановился под деревьями и с видимым наслаждением закрыл глаза.

Вблизи Древа и его золотых листьев воздух становился необыкновенно прозрачным. Зеленая трава уже затянула землю у его подножия.

– А еще в Нзир вернулось тепло, – медленно, подбирая слова, произнесла я. – Ты знал, что я стану аспидом? Наши уроки ведь не просто так совпадали с полетами и прочим.

– Догадывался. Природа не терпит пустоты. Одно заменяет другое. Городу нужен был змей теплого ветра, и ты стала им вместо того, что погиб.

Он обернулся.

Деревья вокруг него зазеленели тем оттенком, что дарят одни лишь весенние месяцы. Золотой свет солнца и Древа сиял за спиной стоящего меж деревьев, словно в арке, Дарена.

Кто ты? Сколько личин ты в себе несешь?

Нас разделяло десять шагов, но никто из нас не решался преодолеть их. Я медлила, вдыхая разлившуюся в воздухе пряную свежесть.

А потом Дарен перевел взгляд на шелестящую листву и велел мне тоже посмотреть на нее. Как будто это был еще один урок для меня. Ветер трепал листья и тонкие ветви, и был в этом шепоте голос несказанно более древний, чем тот, что приказывал Чудовой Рати.

– Как неприхотливо течет жизнь, – сказал он, когда я наконец подошла ближе. – Как мало нужно для счастья.

– Ты счастлив?

– А ты?

– Не знаю… Сложно сказать. Все ли живы?

– Не переживай, – тихо произнес Дарен. – Он будет жить. Признаюсь, не думал, что Альдан вытащит иглу. Это все упрощает. Твой жрец вернется через Ангмалу.

– А Ворон?

– Ворон тоже может вернуться.

Было столько всего важного, что я должна была спросить у него прямо сейчас, но почему-то в голову лезла всякая чепуха.

– Теперь ты все знаешь, – наконец сказал он хрипло.

За деревьями слышался шум и крики ликующих колдунов, а здесь, тихо шурша, переговаривались между собой на незнакомом языке листья. Дарен стоял напротив меня, и взгляд его медом растекался по моей раскаленной коже.

Знаю, думала я. Знаю.

– И что, – с улыбкой спросил колдун. – Неужели тебе в кои-то веки даже нечего сказать?

И я сказала:

– Поцелуй меня.

Его усмешка догорала у меня на губах, превращаясь в нечто иное. Прикосновение – дрожащее, нежное, едва осязаемое. Так прикасаются к святыне, не смея поверить в милость. Я теряла разум, сдаваясь. Он словно дразнил меня, но я разомкнула губы, углубляя поцелуй, и он сдался, с глухим стоном прижимая меня к себе.

Руки Дарена дрожали, поднимая подол моей сорочки, но быстро и жадно продвинулись вверх, в то время как наш поцелуй из скомканного становился все более диким, все более неистовым.

Царь Полуночи. Нерад. Царь Полуденный. Дарен.

Мы восстановили часть полотна Срединного мира, как и должны были делать колдуны. То, что мы сами для себя выбрали. Он был прав.

Но оставался еще Ворон, и он все еще властвовал над Нижним миром.

Ворон не покинет Срединны ока есть их с Дареном связь.

Мое тело дрожало от ласк, я сгорала от этих прикосновений. Но часть меня кричала, что это всего лишь похоть. Мое желание – притворство, навеянное зельями Эсхе. Еще один морок. Еще одна нить, опутывающая мой разум.

Между нами нет любви. Это всего лишь похоть. Притворство.

Я должна разорвать эту болезненную, неправильную связь. Я должна сделать верный ход в этой проклятой игре…

Губы. Прикосновения. Шепот. Аррадо маос.

Морок. Все это морок.

Но я тоже могу быть беспощадной… Я могу… Должна.

Клинок в руках – тихий и резкий.

Всего одно движение – и он вошел в плоть, пронзая сердце.

Дарен вздрогнул, выдыхая мое имя, словно молитву.

– Прости… прости меня, – шепчем мы одновременно.

И Дарен, не размыкая объятий, осел на землю. Я подхватила его голову, все еще не осознавая до конца содеянное. Дарен посмотрел на меня, и в глазах его горели нежность и мука, мука древнего существа, обреченного на жизнь, на долг, на что-то слишком долгое, что-то, от чего он ужасно устал.

– Благодарю тебя, – прошептал он.

Его царский венец упал и покатился куда-то вниз, и прежде, чем его ресницы опустились, я закричала:

– Нет! Нет! Нет!!!

Но его сердце горело, как пламя, и кровь текла в землю… И царь Нзир-Налабаха умер, сраженный моей рукой.