Текст книги "Сердце-пламень"

31. Страха не ведающий

Шум реки доносился со всех сторон. Альдан шел, ощущая, как с него стекает вода, и улавливал незнакомые прежде запахи.

Так и пахнет Изнанка?

Весной?

Если бы Ворон победил, этого бы точно не было…

Воздух проливался в легкие, согревал, и, поскальзываясь на каменистом дне, Альдан шел вперед, как шел бы в Светлолесье. Жаль, что теперь ему никогда больше не видать ни весны, ни ясного неба, ни зелени.

Он ощупал пустые глазницы. Было не больно, но пусто. Темно и пусто. Пусть и пахло весной, пусть и казалось правильным все, что он сделал до этого, он ощущал потерю, которую ему еще предстоит осознавать и к которой придется привыкать еще долго.

Альдан знал это. Но не жалел.

А вот и берег. Альдан сел, пытаясь отдышаться.

– Альдан, – ногу задело что-то знакомое и пушистое. В этом было столько обычного и привычного, будто забытого в прошлой жизни, что он даже вздрогнул.

– Кто это?

– Это я, Серый, – ответил тот же голос.

И правда разговаривает. Лесёна все-таки не пошутила.

– Белой дороги, Серый.

– Вообще-то теперь меня зовут Царёг, – тут же сказал кот. – Тебе можно звать меня Серый, только никому не говори.

– Хорошо, Царёг. Где мы?

– В Нзир-Налабахе. Ты вышел из Ангмалы. Там находится еще один вход на Изнанку.

Этот разговор казался странным, как и все здесь.

Альдан по старой привычке протянул руку и ощутил знакомую длинную шерсть и короткий хвост. Похоже, чуди нравился облик здоровенного куцехвостого кота, и это показалось Альдану таким забавным, что он рассмеялся.

Кот, видимо, решил, что Альдан не отошел от потрясений, и терпеливо ждал, пока тот отсмеется.

– И вообще-то ты молодец, – нетерпеливо сказал он.

– Так мы победили? Чего же ты молчишь, если знаешь? – резко спросил Альдан, вновь становясь серьезным. – Чудова Рать исчезла?

Царёг промолчал.

– Исчезла, но…

– Что-то с Лесёной?

Царёг, как показалось Альдану, вполне по-человечески вздохнул.

– Идем.

Он взобрался Альдану на плечо и обвил его лапами, согревая шею. Как в прежние времена, он направлял его, впиваясь когтями, когда травник шел в неверном направлении.

Они шли быстро. Альдан гадал, чем теперь вообще сможет хоть кому-то помочь, слепой и беспомощный, ступающий как котенок, только научившийся ходить.

Вдруг он почуял, как на глаза ему легла полоса ткани.

– Так тебе будет лучше. – Странно, но теперь кот заботился о нем, как он когда-то.

И тут Альдан услышал крик.

– Лесёна! – Он пошел, пытаясь понять, что произошло. Царёг будто нарочно молчал.

Вдруг кто-то схватил Альдана за плечи, и он по запаху узнал кто.

– Минт! – Друг быстро обнял его. – Что с Лесёной? Она ранена?

– Она убила Дарена, – хрипло сказал ему Минт. – Не знаю, зачем она это сделала…

Дарен был связан с Вороном-Странником. Его смерть завершала сделку, державшую их всех в Срединном мире. Без иглы, Мечислава и Дарена Ворон снова оказался заперт в Нижнем мире.

– Кажется, я знаю, – с трудом вымолвил Альдан.

– Теперь колдуны убьют ее, – сказал незнакомый женский голос рядом.

– Алафира, мы должны ее увести и спрятать! – воскликнул Минт. – Знаешь подходящее место?

Альдан еще раз коснулся пустоты сквозь тонкую ткань ленты. Есть жертвы, которые приходится приносить не ради богов.

И что это, если не доля?

* * *

Меня заточили в башне Крыльев. И не где-нибудь, а в покоях Галлаи.

Какая жестокая шутка! Женщина, жившая здесь века назад, любила царя Полуночи и не смогла остановить его, хотя знала, что это нужно сделать. И вот теперь сюда угодила я.

Лесёна, разрушительница Печати и убийца Полуденного царя.

И не было мне покоя ни днем, ни ночью.

Я разбивала и рвала в клочья все, что мне приносили, царапала стены и кричала так, что аспиды вылетали из своих пещер и долго-долго носились в небе над Нзиром, воя так, что стонали камни.

Проклятый Дар давал слишком много сил, и я не могла устать.

Я горела в своем собственном огне бессилия, ненавидя всех и прежде всего – себя. Иногда наступало затишье, и я сидела, прислушиваясь к своему дыханию. Забываясь в полусне-полуяви, надеялась, что все это мне лишь привиделось.

Что Дарен еще жив.

Потерять его второй раз вот так оказалось невыносимо.

Меня навещали Минт и Алафира, которые взяли на себя управление городом. Я рассказала им о горах, Страннике и почему я сделала то, что сделала. То, что Дарен погиб от моей руки, решили сохранить в тайне. Для всех он пожертвовал собой, чтобы остановить Червоточину и чудского воеводу.

– Завтра на закате состоится обряд проводов, – сказал Минт сухим голосом. – Но прежде в лечебнице состоится первая встреча нового Совета. Нужно решить, что нам всем делать дальше. В этом Совете будут участвовать не только колдуны, но и люди.

– Альдан тоже придет?

Минт помолчал, с задумчивым видом прокручивая серьгу в ухе:

– Да.

– Как он?

– Алафира и Царёг помогают ему восстанавливаться. Вида не подает, но… – Он замолчал. – Ты нужна ему, Лесёна.

Я с трудом вздохнула:

– Я сделаю ему только больнее.

– Почему?

– Я ужасный человек, Альдан, – сдавленно сказала я. – Я поцеловала Дарена. И знаешь что? Мне это понравилось!

На его лицо легла тень.

– Поцеловала, – повторила я, не упуская ни единой реакции в лице Минта. – А потом убила.

Минт подошел, а потом прижал меня к себе.

– Ну же! Скажи что-нибудь! – закричала я, утыкаясь ему в грудь. – Не стой праведным столбом! Скажи, какие мы, колдуньи, лживые создания! Ко мне нельзя подходить, я только разрушаю!

Но Минт лишь гладил меня по голове с сочувствием. И странной горечью, которую я не поняла.

Перед тем как уйти, он приказал принести суму с моими вещами.

И, глядя на них, я вдруг вспомнила.

Перстень Дарена!

«Назови мое имя, когда придет время».

Жемчужина…

– Нерад, – выдохнула я, и запретное имя окрасило жемчужину в черный.

Ее настоящий цвет, не наложенный мороком.

И тут же передо мной в воздухе появился туго скрученный свиток бересты.

Дрожащими пальцами я раскрутила свиток и с замиранием сердца увидела знакомые стремительные руны… Дарен оставил мне письмо.

Я всегда верил, что колдовство – сила, откликающаяся лишь на силу, и что путь к нему – это шаг в пропасть. Но теперь знаю, что настоящая пропасть – это довериться другому.

Ты никогда не знаешь до конца, подхватят ли тебя. И в то же время надежда возносит на невиданные прежде вершины и меняет в тебе то, что прежде казалось незыблемым.

Но ты, наверное, зла на меня. И морщишь нос, читая эти поучения.

Что ж, я это заслужил.

Если бы я начал перед тобой извиняться, не хватило бы всей бересты в Нзир-Налабахе, поэтому, моя непокорная ученица, прошу, наберись терпения и прочти до конца это письмо, и, быть может, нас обоих на той стороне пропасти ждет если не прощение, то облегчение. (забвение?)

Итак, между мной, Чудовой Ратью и Вороном действительно существует связь. Нить моего старого колдовства прошила полотно мироздания насквозь и застряла иглой на Изнанке. Так игла стала не только орудием, позволяющим управлять Чудовой Ратью, но и моим козырем в рукаве на случай, если что-то пойдет не так.

Ты видела мою историю и знаешь, что ни колдунам, ни чуди я в ту пору не доверял. И это было взаимно.

Разрушить связь может только тот, кому доверяю я. Это просто и в то же время сложно, ведь узы, возникающие между людьми, самые крепкие. Когда Ворон дал мне иглу, я сделал ее основой, вплетая в заклинание узы не только между Вороном и мной, но и теми, кому доверяю сам.

Так, кстати, и появилась Печать. Мои чары породили защиту Печати, но так как в центре всего оказался Мечислав, это были узы, завязанные на нем.

А Мечислав был прежде моим другом, разбойником Арзу, и потому сумел сразить меня в бою. Но каким-то образом я попал на Изнанку – скорее всего, потому, что был связан с Вороном, а Ворон держался в Срединном мире благодаря игле, Чудовой Рати и сделке с Мечиславом. Я застрял там, в безвременье… и вернулся только благодаря Вести о Полуденном царе. Вера колдунов вернула меня в Срединный мир. Галлая верила, что рано или поздно это свершится и я вернусь, чтобы исправить содеянное.

Все это – таинство самых тонких материй мира.

И увидеть их узор целиком нам повезло лишь в самом конце.

Ведь ко мне, как и к тебе, память о прошлом возвращалась кусками. Постепенно я понял, что царство – мое прошлое, а не будущее.

Я вспомнил о том, кто я, у культистов. Жрецы, гонения, Ворон… Я понял, что потерял тебя лишь по своей вине. И тогда единственным путем мне виделось лишь искупление и долгожданный покой.

Я шел к своей цели, зная о человеческой природе, возможно, больше, чем все живущие в Срединном мире. Я был близок, Лесёна. Я достиг вершины своего могущества. И с нее я увидел тень всех моих деяний, падающую на земли Срединного мира. Я увидел, что принес век Полуночи. И лучшее, что мог сделать, это вернуть каждому человеку, колдуну, чуди… свободу. Чтобы больше никто не мог посягать на нее. Да, это будет нелегко. Войны не утихнут сразу, и жрецы с колдунами продолжат убивать друг друга. Но они вспомнят, кто они. И что будут с этим делать – их решение. И боги не будут играть с нами.

После нескольких лет обучения в Аскании я прибыл в Светлолесье и начал действовать. Однажды дорога завела меня в Дубравр, и там я увидел тебя – ты танцевала, а твой наставник Фед пел о Полуденном царе. В страшном смятении я ушел с площади.

Когда-нибудь ты узнаешь о себе все, но прежде всего – я не хотел втягивать тебя в это, но какие-то неведомые силы уже вели тебя ко мне. Не сразу, но я понял, что ты заключила сделку с Крылатой, и только после твоего испытания на реке понял, что она сделала тебя орудием моей смерти. А Ворон – ключом к своей свободе.

Но я знал, что должен умереть, как только между людьми и колдунами будут достигнуты прочные соглашения. А точнее, как только колдуны восстановят свои обряды, люди научатся доверять, а чудь – сотрудничать. Тогда я хотел забрать с собой Ворона, Рать и покинуть этот мир. Таков и был мой план.

Но когда мы нашли читальню, а я взял в руки книги Полуночи, то вспомнил все окончательно. Вспомнил, как именно привязал к себе Ворона.

Худшая шутка мироздания.

И Ворон, конечно же, все это время пытался помешать мне. Искал способы. Искал слабости. Страхи. У него ничего не вышло, ведь я успешно избавился от всех уязвимых мест… кроме одного. Но этот страх я сумел скрыть и даже со временем превратить в источник силы. Я захотел не только искупления. Я захотел стать настоящим Полуденным царем, тем, в которого верили колдуны и о котором мечтала одна упрямая колдунья…

Моя слабость и сила – это ты.

Я надеялся, что, очертив тебя колдовским кругом незнания, уберегу от боли, которую, видят боги, и так довольно тебе причинил. Хотел защитить тебя от Ворона, ведь если бы он узнал, как ты мне дорога, то непременно убил бы тебя. Он и так пытался.

Если ты читаешь это послание, значит, у тебя получилось разорвать мою связь с Вороном. Если я все верно рассчитал, то между переходом у моей души будет время и силы добраться до Изнанки и уничтожить иглу. Так мы исчезнем навсегда.

Пусть загадка Червоточины не разгадана мной до конца, но, по крайней мере, на этом веку я остановлю Ворона.

Потребность в твоей вере стала для меня необходимостью, и даже твое презрение я научился лелеять, как единственно доступный мне вид взаимности.

Ты была такой упрямой и несносной, мечтательной и нежной, а я, в конце концов, всего лишь человек. Прости меня, что не смог остаться для тебя другом. Я не герой и никогда им не был, я умело притворялся, поэтому предоставил сделать это тебе, моя храбрая, несносная колдунья. И для тебя мне хотелось быть другим. И, клянусь, если бы у меня была еще одна жизнь, я бы сражался только за тебя.

Я люблю тебя.

Это чувство пришло и распустилось в моем сердце, как поздний осенний цветок.

Ты – мое пламя, моя тайна, опаляющая сердце. Ты – орудие богов, которое я стремился уберечь и тем самым только заострил клинок, направленный в мое сердце. Ты – мой прекрасный божественный палач. Мой невозможный сон.

Если после смерти для меня еще существует вечность, в ней я вечно прошу у тебя прощения за все.

Знаю, ты любишь своего травника, и в том, что ты будешь жить с ним в мире, который я оставил после себя, я нахожу изощренное удовольствие. Вот, можешь смеяться надо мной сколько хочется. Но каждый раз, когда я представляю тебя в этом будущем, то вижу сад – он очень похож на тот, что мы растили в Аскании, – и вижу тебя, повзрослевшую колдунью, сидящую со своими детьми в окружении свитков и цветов, вижу твою улыбку и нахожу в себе силы идти дальше.

Твои дети никогда не увидят чудовищ. Не будут убегать от жрецов. Не станут прятаться в каменной пещере.

Внутри жемчужины моя память и знания. Они пригодятся колдунам и Нзиру. Возьми их и делай все, что пожелаешь.

Продолжай ненавидеть меня, презирать, но не забывай. Просто вспоминай меня иногда… Помни, ты обещала.

Вечно твой, Д.

Я замерла, невидяще скользя взглядом по завиткам рун. Кровь кипела в жилах. Оглушительно шумела в ушах.

Это был он…

Ответный удар в мое сердце.

* * *

Где-то внутри Альдан знал, что не видать ему никогда легендарного города колдунов. В этом угадывалась насмешка, а может, расплата за то, что жрец был причастен к разрушению стен, а его предки и вовсе грабили когда-то Нзир-Налабах.

Но на этом все.

Ведь куда бы Альдан ни пошел, ни разу не споткнулся, не упал, хотя первое время совсем не чувствовал и не понимал, как ему быть. И поддержку обрел с той стороны, с которой меньше всего ждал – от колдунов и чуди.

Царёг сидел на его плече, подсказывая дорогу. А старая колдунья по имени Алафира сразу же распорядилась выделить ему покои рядом с лечебницей. Наслышанная о его травнических способностях, она была одной из тех, кто в первые же часы после битвы забыла о родословной Альдана и приняла как своего. Иным же было не до бывшего жреца, в светопредставлении, последовавшем после битвы, мало кто мог собрать себя в ясном разуме.

Альдан хотел прийти к Лесёне, но каждый раз что-то останавливало его: то Алафира загружала его работой, то куда-то исчезал Царёг, а потом появился Минт и, хлопнув его по плечу, сказал, что Лесёна хочет побыть одна.

Гибель Дарена отзывалась в здешних обитателях по-разному. Слух Альдана улавливал вой чуди, доносившийся отовсюду днем и ночью. И горестный шепот, исходящий от стен. Поговорив в лечебнице с ранеными людьми, он узнал много удивительного о том, что Дарен сделал для людей, живущих там.

Даже Алафира, стегавшая всех вокруг острым словом и раздававшая приказания одно за другим, как только выдавалось свободное время, уходила к себе за занавеску. И Альдан слышал, как она тихо плачет.

Но ни себе, ни другим лекарка долгого роздыху не давала: сначала помощь в лечебнице. Алафира как будто не собиралась замечать увечье Альдана. Толки, делай заготовки… Но Альдан не жаловался. Польза, которую приносили его руки, занимала его и помогала сосредоточиться на будущем. Вдобавок оказалось, что после того, как Второй Круг – место, где жили люди и которое Ворон успел поработить так же, как и Линдозеро и Лихоборы, – очистился от терновника, его жители обнаружились крепко спящими и истощенными. Нужно было как можно скорее их разбудить, иначе они могли погибнуть. Значит, и с его народом сейчас происходило нечто подобное, поэтому надо возвращаться в Линдозеро. Минт попросил его задержаться, сказав, что с возможностями Нзир-Налабаха они быстрее найдут совместное решение. Он не упомянул его увечье, за что Альдан был другу благодарен. Ведь как он мог помочь, будучи слепым и беспомощным? Альдану пришлось признать, что идея искать совместное решение была единственной здравой.

Минт, Лада и Алафира к вечеру собирали в лечебнице Совет – первый Совет после несостоявшегося конца света.

Альдан собирался уйти, но Алафира остановила его скрипучим:

– Куда собрался, жрец? Поди в одной лодке сидим. Оставайся, может, что дельное скажешь.

– Да что мне делать на колдовском Совете?

– Ты, почитай, такой же колдун, что и мы. Да и сделал не меньше.

Альдан тронул ленту на глазах:

– Что толку от меня теперь? Увечный. Жрец падшего колдовского божества. Княж без княжества.

– Тю, погодь себя жалеть, молодец! – Алафира ущипнула его за щеку. – Какие твои годы еще горевать! Живой, статный, разумом не скорбный! Будет у тебя еще и честь великая, и дом-хоромы, и жена-умница.

Альдан улыбнулся.

– Ты, бабушка, сказки рассказываешь.

– Поживи с мое, Данушка, и не такие чудеса еще застанешь.

– А Лесёна придет?

Тяжелый вздох.

– Маета с вами, голубками, одна. Ну, чего стоишь, как короб с грибами? Дай пройти да, пока ждем, чистотела растолки! Помнишь хоть, где ступу брать?

Альдан, поникший было, решил – ну что с него станется? Стало быть, на Совете побудет. Вдруг получится хоть чем-то Линдозеру да Лихоборам помочь.

В тот же час собрались в лечебнице Минт, Лада, постоянно кашляющий и шмыгающий носом колдун, которого величали хранителем читален, да еще двое: мужчина-воин и старик-писарь. Их позвали говорить от людей, живущих в Нзире. Царёг, мягко впиваясь в плечо Альдана, явился говорить за чудь Нзир-Налабаха.

А Лесёна так и не пришла.

– Ардонийский двор тоже рвется участвовать, но я им шибко не доверяю, – сказала Алафира. – Пусть сначала меж собой разберутся. Первый Совет без них пока проведем.

Объявилось множество родственников Дарена из Ардонии: троюродные братья, сестры и дядья – словом, все, кто пережил резню окончания войны Трех царств и успешно подбирался к царскому престолу, пока Дарен был жив. Все они, привыкнув к Нзиру и его достижениям, намеревались войти в Совет и расширить его.

Поэтому, пока в Ардонии решали, кто станет следующим наследником престола, в Нзире собрали первый Совет без ардонийцев.

Но прежде, чем хоть кто-то взял слово, в дверь лечебницы постучали.

– Госпожа, – послышался знакомый голос, и Альдан резко поднял голову, застигнутый врасплох тем, что этот голос звучал здесь. – У меня срочное послание…

– Мышур?

– Г-г-господин, – сдавленно отозвался тот.

– Что ты тут делаешь?

– Да Дарена он ученичок был, – нетерпеливо бросила Алфира. – Зайди уже, чего в дверях топчешься? Смелее давай, не сожрет же он тебя. Или я, старуха, сама должна к тебе тащиться?

Торопливые шаги.

– Так это ты, стало быть, Дарену все доносил, – протянул Альдан.

– Господин, не с-с-сердись…

– Да без этого бедогали вы бы таких делов наворотили со своими Стрелами и оковами! – рявкнула Алафира, пресекая начавшийся было разговор на корню. – Все, Мышур, подожди за дверью.

– Мне бы сразу от-т-твет, – заикаясь, сказал парень.

– Так ты не один?

– Там внизу корабли Святобории.

– Что? И ты молчал?! – вскричал Минт.

Звук отодвигаемых лавок – все резко повскакивали с мест.

– Что им надо? – проворчала Алафира, хрустя берестой. – Снова хотят ограбить Нзир? Стрелами своими запугать?

– Нет, там царица Уляна, она…

В горле у Альдана пересохло.

– Царица Уляна?

– Да, ее недавно венчали на царство, когда царь Святобории погиб в Сиирелл при атаке на Нзир, – затараторил Мышур. – Твой дядька, господин, с нами на одном корабле приплыл.

Вот как! Стала царицей, значит. И дядьку с собой взяла!

– Чего она хочет? – нетерпеливо спросил Минт.

– Предлагает мир с Нзиром, мой господин.

– Пишет, что привезла с собой вывезенные Мечиславом сокровища Нзира, – задумчиво произнесла Алафира. – Выслушаем ее?

– Конечно! – с жаром воскликнул Альдан.

– Знаком с ней? – спросила Лада. – Какая она?

– Мудрая. Смелая.

– Это радует, – повеселевшим голосом сказала Алафира. – Мышур, скажи царице Святобории, что мы будем рады видеть ее в Нзире. Но сперва простимся с павшими, потом пришлем гонца с приглашением, как полагается.

Тут и Альдан почувствовал робкую надежду.

Дверь скрипнула еще, а потом еще. Настроение в лечебнице неуловимо поменялось. Альдан почуял, как тяжело вздохнула рядом с ним Лада и как Царёг сильнее, чем обычно, пустил когти.

И понял, кто явился на Совет.

– Лесёна? – позвал он.

– Что с тобой? – с ужасом спросил Минт.

Альдан сжал край стола.

– Всего лишь чешуя, – голос колдуньи звучал ровно, но как будто принадлежал кому-то другому.

– Но она покрывает все тело! – не унимался Минт.

Альдан понял, что то, что про нее говорили украдкой в лечебнице, правда. У Лесёны появился второй облик. Облик аспида.

– Будем обсуждать мой вид или поговорим о Вороне? – резко спросила Лесёна.

– Он изгнан, – веско заявила Лада.

– Ворон будет искать лазейки, – сказала она. – Я не верю, что он отступит.

Царёг подал голос с плеча:

– Ночи с Червоточиной больше не наблюдались, и старшая чудь говорит, что не чувствует ее влияния.

– Но все мы были научены, что враги, тем более обреченные на бессмертие, имеют свойство возвращаться, – сказала Лесёна с горечью.

И Альдан был согласен с ней:

– Нужно запретить ходить в Северные горы.

– Всех уберечь не получится, – хмыкнула Алафира.

– Мы можем запретить колдовство крови и поклонение Страннику и Единому. Мы можем не восстанавливать идолы.

Лесёна тихо произнесла:

– То, что мы узнали о Вороне, Едином и Страннике, перевернет мир. Многие к этому не готовы. Все наши народы нуждаются сейчас в защите. После того, что произошло в Сиирелл – особенно. Мы должны объединиться и вместе придумать, что делать с таким наследием, и более того – как не повторить уроки прошлого. Мы должны продолжить начатое. Путь к сближению всех наших народов. Монетный указ должен остаться в силе.

– Развивать белое жречество совместно с колдовством, а колдунов-воинов и алых жрецов поставить следить за соблюдением законов, – подхватил Альдан. – Быть может, Ворону уже не хватит сил, чтобы вернуться. Если его имя будет забыто, если никто не будет приносить ему жертв, он никогда не сможет вернуться.

– Мы не можем отказаться от наших обрядов из-за Ворона, – резко сказала Алафира. – Чем провинились другие боги?

– Хотела бы я знать, – с ожесточением сказала Лесёна. – Поэтому я хочу отыскать Крылатую и выяснить, что еще можно сделать.

Алафира явно приложила руки ко рту. Как и Лада:

– Что ты такое говоришь?!

– Может, хватит уже встреч с богами? – уныло спросил Минт.

– Тогда, в век Зари, что-то произошло, – упрямо сказала Лесёна. – То, что пытался исправить царь Полуночи. Причина, по которой Странник пал… пал и пожелал покарать всех колдунов, а с ними и весь мир за непокорность. Мы отогнали его тень, но он вернется. Вы не слышали его. Он вернется. Дарен верил, что, если склеить пропасть между всеми народами и созданиями, этого будет довольно, но я не верю в это. Должен быть способ остановить Странника навсегда.

– Лесёна… Мы все устали. У нас еще Второй Круг никак не просыпается. И другие веси. Линдозеро. Лихоборы. Мы должны думать о том, как жить сейчас.

– Вы собрали сок Древа? – перебила ее Лесёна.

– Да, – Алфира судя по звуку, сняла с полки кувшин.

– Сделайте из него отвар и влейте спящим в рты. Должно помочь.

– Отчего ты так уверена? – взволнованно спросил Альдан, которому никто до этого про сок даже не обмолвился.

– Сок Древа способен исцелять. Дарен рассказал. – Лесёна сделала заминку, но тут же с жаром продолжила: – Линдозеро можно вернуть! И ту весь, что околдована! И Второй Круг!

– Я начну готовить отвар. – Альдан, не дожидаясь разрешения, взял у лекарки кувшин с соком и отошел к тому столу, за которым обычно работал.

Алафира хмыкнула. Все молчали, не мешая ему прикасаться к, вобщем-то, чародейской святыне. Он и прежде различал по запахам содержимое кувшинчиков и горшочков, но только сейчас вдруг осознал, что ему всегда помогало чутье. Дар… Дар Ворона.

И Альдан замер.

– Ты чего? – спросил его Минт.

– Знаете, я тут понял… – Он подбирал слова, стараясь облечь смутное озарение в верные слова. – Неважно, от Ворона наши способности или еще откуда. Дар и чутье сами по себе не плохи. Важно, с какой целью их используешь.

Тишина.

– Что? Вы не согласны? – растерялся Альдан.

– Я просто не думала, что услышу что-нибудь подобное от жреца, – сказала Алафира.

– Ты же сказала, что многое застала на своем веку, – укоризненно протянул он.

– Теперь уже почти все. – Альдан мог поклясться, что лекарка смахивает скупую слезу.

Вдруг кто-то поставил рядом с ним горшок с родниковой водой.

– Давай, – Лесёна коснулась его руки своей горячей рукой с чешуей. – Это должен быть ты. Верни Линдозеро.

К горлу подкатил комок. Альдан отвернулся, продолжая хватать с полок нужные плошки.

Он не прислушивался к тому, что происходило за спиной; кажется, Лада говорила про монетный указ Дарена. Обсуждение выходило громким, и не сразу он понял, что Лесёна все еще стоит рядом.

– Как ты? – тихо спросил он.

– Я… не знаю.

Горечь в ее голосе была чем-то новым. Он успел убедиться, что в Нзире Дарен был божеством, и, что уж говорить, Альдан собственными глазами видел, как обожали его в Линдозере, но кем он был для Лесёны, до сих пор оставалось для него загадкой.

И теперь, слыша ее голос, чувствуя изменения, понял, что многим. Пусть она и сама в этом не признавалась.

Как лекарь, Альдан видел, что иногда больной отрицает очевидное до самого конца… до тех пор, пока болезнь не станет необратимой.

Почему она сопротивляется?

Неужели из-за него?

Она взяла его руку в свою, а другой провела по щеке, невесомо касаясь ленты. Альдан не знал, с каким выражением она смотрит на него, но надеялся, что не с жалостью.

– Не надо. – Он отстранился. Она отдернула руку. – Помнишь, ты говорила, что нам нужно узнать друг друга?

– Помню, – тихо отозвалась она.

– Так вот, сначала ты… узнай себя.

Он отвернулся и замолчал, сохраняя остатки гордости.

– Кстати, Лесёна, – окликнул колдунью Минт. – Чуть не забыл… Тебе письмо из Ардонии.

– Что? Мне?

– Тут написано, что от твоей бабушки.

Но колдунью явно не обрадовала эта новость.

– Не думаю, что это правда, – призналась она. – Только если какие-то не в меру ушлые придворные разнюхали о моем прошлом и решили провернуть свой маленький дворцовый переворот. Разберусь с ними позже. Сначала – дела Нзира.

– Хорошо, что ты так мыслишь, – вдруг сказала Алафира. – Была еще одна причина, по которой Совет собрался до обряда проводов. Когда мы простимся с нашим царем, у Нзира должен быть новый.

– Разве Совета недостаточно?

– Дарен оставил повеление. Вскрыть при Совете. – Она развернула свиток. – Он написал, что если ты согласна, то должна стать следующей царицей Нзир-Налабаха.

Лесёна судорожно вздохнула. Альдану показалось, что она вот-вот разрыдается. Он стиснул кувшин… Но колдунья перевела дух и сказала:

– Нет.

– Такова воля Дарена, – сказала Алафира. Минт и Лада согласились с ней.

– Мы все тоже получили распоряжения от него.

Похоже, Дарен готовился покинуть Срединный мир и позаботился даже о том, чтобы оставить достаточное количество распоряжений. Его хитрость вновь перехитрила всех!

– Нет! – в голосе Лесёны слышались новые, угрожающие нотки.

– Нет?

– Почему? – Минт был явно удивлен.

А вот Альдан – нет. Он хорошо понимал, как тяжело примириться с царской ношей. Тем более когда тебе не оставили выбора.

– Я не гожусь в правительницы, – бросила Лесёна с горечью. – Лучше отпустите меня на поиски Крылатой.

Она развернулась и первой покинула лечебницу. Следом за ней в молчании вышли и остальные. Царёг тоже исчез.

У Альдана в руках исходил жаром готовый отвар. Придется пропустить обряд проводов.

Может, и к лучшему.

* * *

Колдуны-ученики и наставники спустили все разрушенные идолы в Ангмалу, и там же, на берегу, лежало тело царя Нзир-Налабаха.

Дарену надлежало уйти в прошлое вместе со всеми старыми богами.

А я не могла заставить себя смотреть туда.

Он и так чудился мне всюду. Он был в стенах этих палат, в каждой нити. Ветер, воющий в вышине, доносил мне его голос, шум листвы рассказывал о том, что все, что прежде было мечтами, обернулось страшным сном. Раньше мечты о том, чтобы вернуть Полуденного царя, пленяли меня, теперь же они казались жестокой шуткой.

И долгожданная правда говорила со мной письмом, мертвыми рунами, не оставляя возможности ответить.

Так значит, наш удел – стать орудиями в игре богов.

Вот почему мне вернули Дар, вот почему я жила.

Жила, чтобы разорвать связь между Дареном и Вороном.

Я искала его в легендах, хитросплетениях колдовских чар, на запутанных дорогах Светлолесья… в своих неверных воспоминаниях и чувствах.

И он ускользал от меня на каждой из них. Прячась за личинами, созданными для него другими.

Ждал меня.

Но шел к поцелую, как на плаху.

А я сделала то, ради чего пришла в Нзир-Налабах, но возненавидела себя и свою долю.

– Почтим же деяния и память царя Нзир-Налабаха! – запела Алафира.

Отталкивая, он желал защитить меня от Ворона. Если бы Ворон знал про силу нашей связи, он никогда бы не открыл мне истинное имя царя Полуночи.

И я бы никогда не спаслась из плена.

Никогда бы не убила Дарена.

Слезы потекли сами собой.

Его письмо словно воткнуло мне в грудь невидимый кол, и я должна была как-то с этим жить. Каждый день. Каждый день, в котором не будет его.

Пение колдуний слилось с шумом реки. Я вытерла слезы. Нужно держаться… Колдуны смотрят. Минт с Ладой стояли рядом. Минт хмурился, глядя на заходящее солнце, и то подчеркивало морщины, рано проступившие на молодом лице. Но Лада держала его за руку, и усталость казалась на его лице умиротворенной.

Колдуньи выплетали руны перехода. Над телом Дарена поднялась серебристая дымка.

Я сжала зубы, бросая последний взгляд. А хотелось кричать. Хотелось броситься к нему, взлететь следом… Нет, взреветь на весь Срединный мир сотнями невысказанных слов.

Нити кружили вокруг рук колдуний, и в тот миг, когда они выткали руну, замыкающую обряд перехода, на грудь Дарена опустилась черная птица. Она разинула клюв, и на влажном птичьем языке лежало живое человеческое лицо …

Я застыла. Окаменела.

– Слишком много крови отдал ты мне, царь, – вдруг раздался Шепот Ворона. – И теперь ты – мой.

Серебряная дымка трепыхнулась в резко сомкнутом клюве, а потом – быстрый миг! – Ворон единым мигом ударился о тело Дарена.

Я не могла пошевелиться, хотя всюду уже слышались крики. Кто-то побежал в ужасе, что повторится нападение Рати, кто-то толкался, создавая щитовые заклятья.

Тело Дарена покрывалось копотью, пока не стало полностью черным.

Рывок – и вот он поднялся со своего ложа, как с каменного гнезда.

Еще рывок.

Взмыл в воздух, раскрыв черные крылья…

И исчез.

Все произошло настолько быстро, что никто не успел ничего сделать.

Все были словно околдованы этим ужасным видением.

* * *

Я шла по городу, как в тумане, меж оживающих стен Второго Круга, мимо суетливой чуди, мимо криков и споров. Те, кто видел Ворона, носились и кричали, но те, кто все пропустил, не могли поверить. Одни думали, что Дарен покинул Срединный мир, как подобает царю, и за ним явилась Крылатая. Кто-то уверял, что Дарен восстал из мертвых.