Текст книги "Сердце-пламень"

22. Мост к памяти

– Пить…

В губы ткнулась плошка, и я приникла к ней. С каждым глотком разум прояснялся. Тело горело. Казалось, пролей я каплю воды на кожу, и она превратится в пар.

– Пей медленнее, а то я только тебя зашила, – проворчал кто-то рядом. Алафира. Ну конечно.

Я приподнялась на локтях и осмотрелась.

Ночь. Лечебницу разделяли плотные завесы наподобие тех, что висят в покоях Эсхе. Терпко пахло лекарственными травами. Мне почудилось, что рядом Альдан. Но нет, это запах мази, очень похожий на Живу.

Верхней одежды не было, она, разорванная, кровавым тряпьем валялась на соседней лавке. Мой живот и бедро перетягивали чистые холстины, с одного края лежала, вытягивая боль, луковичка из светящихся камней, как раз напротив того места, куда хлестнули нити.

Откуда-то доносились всхлипывания. Плакала Аза. Я вспомнила обо всем, что произошло, и грудь сдавило.

– Ну, жива? – Алафира внимательно всмотрелась в мое лицо. – Надо же! Заживает все, как на чуди!

– А что остальные? – выдавила я.

– Выживут, – рядом с Алафирой возник Дарен. Он отстранил лекарку и, прежде чем я успела спросить у него хоть что-то, взял меня за подбородок и поднял лицо к свету.

– Что ты делаешь? – я смутилась и попыталась сбросить его руку, но Дарен только крепче обхватил меня за запястье другой.

Дарен сверкнул глазами, и вокруг нас вспыхнул купол, не пропускающий звуки.

– Ксантра погибла, – процедил он сквозь зубы. – А тебе я велел не приближаться к Третьему Кругу!

– Урд… Что с ним? – спросила я.

– Помешался. Ходит по Третьему Кругу, думая, что разговаривает с Ксантрой.

– А что с вязью?

Дарен сузил глаза.

– Завершена, но не работает.

– Почему?

– Раньше ее поддерживали сотни колдунов. Нас слишком мало, чтобы напитать ее.

В его голосе сквозила дрожь. Оно и понятно, он не смог защитить своих подданных в своем городе. Я уже довольно хорошо знала, что это уязвимое место в его собственной защите.

Мне было горько. И бок все еще болел, заживая. Я постаралась думать о деле, тем более вряд ли Дарен явился сюда справиться о моем здоровье.

Его появление означало большее. Словно в ответ на мои мысли, он извлек из груды моей одежды черную жемчужину.

К щекам прильнул жаркий румянец.

– Да! – с вызовом сказала я. – Украла! Прямо у тебя из-под носа!

Попыталась подняться, но скорчилась от боли.

– Знаешь, и не жалею!

Дарен, бледнея, все так же молча смотрел на мои попытки встать. Я вдруг вспомнила то, что произошло тогда в его покоях. Меня пронзила мысль: его злость на меня настолько сильна, что он сам ею ко мне привязан.

– Ты невыносима, – бросил он и резко шагнул в сторону, но я все-таки опередила его, сделав то, чего он явно не ожидал: ухватилась за рукав и потянула на себя. Потеряв равновесие, Дарен упал на меня сверху. Я вскрикнула от боли. На бедре проступила кровь, но я обхватила голову колдуна и притянула к себе так, что мы соприкоснулись лбами.

– Что ты де…

– Никуда ты не пойдешь! – прорычала я. – Веди меня к моему Саду Души! Или я тебя из-под земли достану!

Дарен попытался оттолкнуть меня, но я закрыла глаза и прижалась к нему, вспоминая слова Лиса про созвучие. Сейчас мы звучали одинаковым ритмом гнева, боли и страха. Я чувствовала это.

– Я не отстану!

Дарен закрыл глаза, а потом рухнул рядом, закручивая вокруг нас несколько вырванных из ткани мироздания нитей. Я почувствовала, как уплотнился воздух, когда они потянулись вслед за пальцами Дарена.

– Будь по-твоему.

Он быстро провел рукой над моим бедром. Очертив края раны, заставил мое тело поверить в то, что оно невредимо. Его заклятье затворило кровь, и боль притупилась. Оберег нагрелся.

– Мы пойдем через наше общее поле, – проговорил Дарен. – Возможно, это будет неприятно.

Наши руки переплелись. Я закрыла глаза, ощутив холод перстней и горячую, сухую ладонь.

Внутри стало и сладко, и больно, и странно. А потом…

Мы оказались среди золотых столбов, и в глаза плеснуло такой яркой синевой, что я зажмурилась. Золото заката ткало вокруг нас сияющий мост из светлых камней. Я присела и провела рукой по шероховатой поверхности – в выемках блеснуло золотой рудой.

– Как взаправду. А чего пугали-то?

Ветер хлестал отовсюду, будто мы подобрались к самому краю мира и нас вот-вот снесет куда-то, и мы ухнем в пустоту. Но та пустота была не страшная, свет и солнце лились, как в погожий день на море. Завязки на рукавах моей рубахи трепетали, сами собой сплетаясь и расплетаясь. Как будто мы переплыли Неведомое море и вот-вот заглянем с края мира куда-то в немыслимую пропасть…

– Не смотри туда, – резко сказал Дарен. – Идем.

Я качнулась на носках и, едва оторвав взгляд от синевы, спросила:

– А что там?

Дарен пожал плечами и, не оборачиваясь, ответил:

– Вечность. Бездна. Смерть. Кто знает? Мы ни там, ни здесь. Утянет куда-нибудь.

Внизу плескалось море. Его шум казался знакомым и тревожным.

– Путь Превращения создает мосты. Мы на одном из них. Твой мост оборван страхами. Вот он.

Он указал на мост, ведущий в пустоту над морем, и зашагал по другому мосту, крепкому, широкому, из золотых камней. Здесь у Дарена не было ни недуга, ни посоха, и он явно не собирался меня ждать. Я нагнала его, и, когда мы вместе оказались в самой высокой точке моста, с него открылась дорога дальше. Я непроизвольно охнула, потому что внизу стояли врата высотой в несколько мер человеческого роста, из чего-то, напоминающего камень. Но это были окаменевшие кости, тысячи и тысячи сплетенных в единое тел… Они уходили вверх, теряясь в облаках, растворяясь в столбах бело-золотистого сияния.

– А это что?

– Ворота в Сад Души.

– В твой или мой?

– В твой, разумеется.

– А твой где? Тоже тут?

Дарен помедлил, а потом кивнул куда-то за мою спину. Я обернулась и увидела вдали, напротив этих ворот, другие, такие же, устремленные в бездонную синеву.

– Готова?

– Ты тоже пойдешь?

Колдун усмехнулся:

– Ты не оставила мне выбора.

Я кивнула со всей решительностью, на какую была способна. Сейчас или никогда.

Дарен толкнул двери, и те распахнулись, как от штормового порыва. Я шагнула вперед.

Плеск воды… Под ногой скрипнула мокрая корабельная доска. Бушевавший ветер разносил по небу клочки чернильных туч, но кроваво-красный закат не торопился скрываться за гранью моря, а вымарывал все вокруг в зловещий алый предвестник Червоточины.

Беспредельную морскую картину нарушало единственное судно с белым парусом, на котором виднелось алое пятно в виде птицы… Ворона.

У меня в горле пересохло.

– Похоже, это… – хрипло сказала я. – После того, как меня поймали жрецы.

Дарен скользнул по обстановке ровным взором и сказал:

– Мы уйдем, когда захочешь.

– Нет. Мы увидим все до конца.

Вокруг сновали мужчины-моряки, сурово и слаженно выполняя команды кормчего. По их безрадостным, изъеденным морской солью лицам ничего невозможно было прочесть.

– Ночь отмечена красным, – сказал кто-то довольно. – Единый нам благоволит.

Я обернулась, и лишь одного взгляда было достаточно, чтобы различить знакомое лицо.

Колхат.

Я подошла вплотную к червенцу. Колхат из моих воспоминаний был молод и красив. Еще не успела появиться морщинка над бровями, не успела разрастись борода, и темные волосы были короче, чем в нашу встречу в Сиирелл.

Червенец жевал кусок вяленой рыбы и безмятежно смотрел на заходящее солнце и неспокойные волны. На его плечах лежало плотное алое полотно с тяжелыми бронзовыми застежками, за спиной висел длинный меч. Похоже, любовь к коротким клинкам родилась у Колхата уже после этого воспоминания. Я не удивилась, увидев его здесь, я знала, что именно он поймал нас в Аскании. Но история имеет свойство повторяться, и ничего удивительного, что мы встретились здесь снова. Он – со мной в прошлом, я – сейчас с ним в настоящем.

– Придется нашей маленькой пленнице быть посговорчивее.

Колхат сел на бочку, махнул жрецу-подручному, и тот, нырнув в нижнюю часть корабля, выволок на свет темноволосую девочку в грязной и обгорелой рубахе. Меня.

Я знала, что так будет, но все равно ощутила удар под дых.

Покрасневшие глаза, на щеках виднелись ссадины и высохшие соленые борозды, но взгляд – отрешенный и потухший. Меня-маленькую толкнули, и я упала на колени перед жрецом.

– Будешь отвечать на вопросы, и все закончится быстро. – Колхат забросил в рот последний кусочек рыбы.

– Закончится? – хрипло переспросила девочка. – Что закончится?

Жрец жевал, пристально глядя на свою жертву.

– Да все.

Девочка хмыкнула.

– Ты путалась с изменником, в Ардонию тебе не вернуться. Тебя ждет плен или рабство.

Девочка засмеялась.

– Думаешь, мне есть дело?

Она резко вскочила и неожиданно для всех бросилась на Колхата, метя ему в горло ржавым гвоздем. Прежде, чем жрец-подручный ударил пленницу, и та обмякла, на ключице Колхата выступила кровь.

– Прикажете избавиться от нее?

Колхату прислуживали молодые жрецы, безусые парни. Один подал ему платок, и Колхат промокнул проступившую кровь, а потом медленно помотал головой.

– Нет. В мои покои ее.

Девочку втолкнули в узкий покойчик. Колхат не потрудился зажечь светцы, и все освещали тускло тлеющие на железном блюде угли. В покоях я заметила вещицы, принадлежащие моему отцу.

Колхат кинул меня на пол, приказал связать запястья. Пока его прислужники-жрецы понимающе ухмылялись, Колхат отошел в сторону, налил себе из кувшина вина, а когда все вышли, вылил вино мне на голову, и я-маленькая очнулась.

– Ну, – жрец сел на постель и, убрав нависшие пряди с моего лица, заглянул в глаза, – повторишь свои дерзости?

Девочка огляделась и затряслась.

– Боишься?

Она спрятала лицо в ладонях.

– Зря. Я не трону тебя, пока ты полезна. – Колхат одним движением перебрался на пол и сел напротив меня. – Расскажи, кто помогал вам бежать из Ардонии. Расскажи все, что знаешь о мальчишке. Были ли у него сторонники?

Я даже сейчас ощущала запах рыбы у него из рта, и к горлу подступила тошнота.

– Хочешь и их обчистить? – спросила девчонка.

Колхат рывком прижал ее за горло к стене.

– Все, что украл твой отец, принадлежит Ардонии, и я ее верный слуга! Все это наше! И ты тоже!

Девочка с ненавистью глядела на своего мучителя. Слезы застыли в глазах.

Колхат брезгливо отнял руку и обтер о холстину.

– Я не вещь! – с отчаянием и яростью выпалила девочка.

Колхат ударил ее наотмашь и, пока она лежала, дрожа от боли, вытащил ремень с металлической бляшкой-оком и кинул ее на угли.

– Твой отец носил когда-то белоснежный плащ ученого жреца, а потом этот щенок, твой драгоценный царевич, подбил его на мерзости, – захлебываясь презрением, сказал он. – Из-за твоего царевича мой старший брат стал проклятым изменником. Увез свою жену и дочь в Асканию. Что, удивлена? Но не спеши радоваться нашему родству. Тебе не отмыться от позора. Ты будешь помнить до самого последнего своего часа, что принадлежишь нам. Принадлежишь мне.

Девочка поднялась, опираясь на локти, и, глядя на Колхата исподлобья, выплюнула:

– Ты недостоин родства даже с крысой!

Жрец схватил ее за косы и подтащил к блюду.

– Держи! Все, что осталось от твоего отца! – Он швырнул мне в руки раскаленный отцовский знак отличия. – Так искупается слово честного человека.

Девочка отпрянула, но он обхватил ее, каменной хваткой удерживая и без того связанные руки. Она попыталась увернуться, но без толку. Миг – и жар опалил руки, а затем запечатался на моих запястьях немыслимой болью и лишил сознания.

Крик отразился от деревянных стен, но не успел затихнуть, как из углей явилось черное облако.

– Что ты творишь? – прошипел голос Ворона.

Колхат смотрел в свое отражение на железном блюде. Оттуда на него смотрел зеркальный двойник с затянутым черным глазами.

– Хозяин… Я пытаюсь вытянуть из нее хоть что-то. – Колхат отбросил железную бляшку ногой. – Царевича поглотил огонь, но тело мы так и не нашли. Она должна знать, куда он делся. Они собирались бежать.

– Подведи ее ближе… Я сломаю ее изнутри.

Девочка пришла в себя. Ресницы затрепетали. Она слышала каждое слово.

Я слышала каждое слово.

– Подведи ее ко мне.

Колхат отвязал ее, но она резко укусила его за руку и так же быстро скользнула в открывшуюся дверь. Бросилась наверх, мимо жрецов-прислужников, переворачивая подносы с вином и сладостями.

Один из червенцев вытащил клинок.

– Брать живой! – крикнул ему Колхат. – Не причинять вреда!

Но на палубе бежать было уже некуда.

Девочку загнали в угол. За ее спиной погружалось в беспокойное море алое солнце, ветер рвал полы сорочки. С запястий и из носа текла кровь, но взгляд дикой кошки впился в Колхата:

– Ты сказал, что его тело не нашли, – прохрипела она. – Царевич жив?

Колхат примиряюще поднял руки.

– Выжил, скорее всего. Хочешь с ним встретиться? Подойди ко мне.

Девочка опустила взгляд на свои руки. Набрала в грудь побольше воздуха и, развернувшись, прыгнула за край. Истошный крик Колхата заглушил плеск волн.

Я чувствовала, как наяву, как меня поглотило море. Как вода билась в ноздри, уши и рот, как увлекала к себе темная морская бездна. Тяжесть, растущая в груди, была мне хорошо знакома. Соль… Соль повсюду…

Я нырнула в холодные, разверстые хляби, куда ты входишь, сделав один единственный вздох, не в силах никогда больше выдохнуть или вдохнуть воздуха мира живых, воздуха…

– Держись, Лесёна.

Кто-то тянул меня наверх. В меня будто запустили крючок, подцепили что-то невидимое внутри и рванули вперед. Я подалась следом и вот уже в следующий миг сделала вдох, и мертвенные соленые воды отступили. Я вынырнула, каменная хватка с горла спала.

Полыхнуло светом, и неясная пелена перед глазами рассеялась. Не было ни моря, ни корабля, снова синь да золотые мосты.

Я упала на колени, закашлявшись и давясь слезами, прорастающими в смех. Дарен опустился рядом со мной на колени, а затем заключил меня в свои объятия. Меня окутал древесный аромат.

– Прости меня, – проговорил он. – Прости… за все.

И я, сотрясаясь от рыданий, уткнулась ему в плечо.

– Мне так жаль, Лесёна.

Его руки прижимали меня к груди, поддерживая и одновременно держа так, словно я цветок, сгибаемый непогодой.

Мир плясал в лихорадочном танце.

Что говорить? Я и сама не знала.

Я засмеялась. Заревела.

Дарен прижался подбородком к моей макушке.

Я чувствовала прибой, разрывающую грудь толщу воды, свое бессилие и страх, но вместе с тем – надежду.

Но как же я выжила, упав в море?

Вдруг двери, ведущие к моим воспоминаниям, дрогнули и открылись. Я почувствовала, как оттуда повеяло теплом, и тугой комок в груди развязался. Мост был достроен.

– У меня получилось? – спросила я, отстраняясь.

На щеке Дарена сияла одна-единственная дорожка. Он чуть приподнял подбородок и, не отводя взгляд, проговорил:

– Да, Лесёна. Ты нашла дорогу в свой Сад Души.

Вдруг все вокруг нас поблекло. Толчок под ногами выбросил нас обратно в явь. Мир обрел прежние краски и звуки, я чуяла тепло очага, слышала треск поленьев в лечебнице.

– Что случилось?

Дарен прикрыл глаза, прислушиваясь к чему-то внутри себя, а затем сказал бесцветным голосом:

– Лис сбежал.

– Что? Почему?

– Видимо, он счел, что должен искупить промах с Ксантрой. – Еще одна заминка. – Он решил сам найти последнюю темницу с колдунами. Я должен идти.

Дарен поднялся и взял свой посох. Я тоже попыталась встать, но после произошедшего тело еще била дрожь, отнимая и без того малые силы.

– Будь здесь, пока не исцелишься полностью. – Дарен разорвал окружающий нас мерцающий зеленоватый купол и ушел.

Почти сразу же появилась Алафира. Она с неодобрением посмотрела на мою рану и сразу же достала иглу.

– Я предупреждала, – сказала она. – У меня почти не осталось сил колдовать исцеляющее Касание. Так что прости, Лесёна, придется тебе потерпеть. Выпей снадобье из кувшина.

– Ничего…

Сладковатое маковое молоко с сон-травой почти сразу же позволило мне забыться. И я почти не чувствовала мерный ход иглы в ловких пальцах лекарки.

Во сне я слышала музыку… Полузабытые песни Феда. Быть может, это был один из тех снов, что уносит тебя далеко за пределы Древа? Туда, где ты можешь услышать тех, кто не с тобой?

Мы сидели с ним у костра, как когда-то, когда вместе путешествовали по Светлолесью. Я видела его косматую, громадную тень, видела ручищи, осторожно скользящие по старым гуслям… И слышала Песнь о Полуденном царе, Царевну-бродяжку и другие песни, что он играл мне.

– Как мне тебя не хватает, Фед.

– Я так горжусь тобой, – вдруг ответил он. – Ты такая сильная, мой дикий зверек из Светлолесья.

– Прости меня, Фед.

– Прощай, доченька. – Его гусли легли мне на колени. – Передай Минту, что я горжусь им. Он лучше меня во всем.

На миг я ощутила его ладонь на своей голове, а потом он поднялся и пошел в ночь, вдаль от костра, и шел, пока темнота не поглотила его полностью.

Слезы катились по моим щекам, и ветер нежно шептал мне на ухо слова прощания. Слезы капали на струны гуслей, на старое дерево, теплое и насыщенное воспоминаниями. Гусли видели наши уроки и испытания, и в них осталась память о моем наставнике, о колдуне, который заботился обо мне, и о человеке, которого я потеряла.

23. Древо

Первым, кого я увидела на рассвете, был Ворон.

Он сидел на подоконнике, свесив ноги из открытого окна. Его черная тень заслоняла собой восходящее солнце. Ворон водил пятерней по подоконнику, выводя на нем непристойности.

Оберег на моей груди нагрелся, и я остановилась, боясь пошелохнуться. Ворон, казалось, задумался о чем-то. Может, это все-таки не он? Может, мне все приснилось, и Фед вернулся?

– Фед? – прошептала я.

– А, – сказал он, не отрываясь от своего занятия. – Если бы я мог говорить с жителями Нзира, то спросил бы у новоиспеченной колдуньи, по нраву ли ей Дар Превращения. По-моему, он требует большей хитрости, чем остальные.

Нет. Это не он. Не Фед.

Я замолкла, леденея. Дарен запретил Ворону говорить с нами, но он и тут нашел лазейку: по всей видимости, Ворон считает, что говорит сам с собой.

Ворон повернулся. На его лице лежали всклокоченные пряди, но он медленно поднял ладонь и отодвинул пелену волос. Один его глаз, не мигая, следил за мной, а другой…

Он открыл мне вторую глазницу. Оберег дергало, и к горлу подступила тошнота. Но я продолжала смотреть, знала, что чудской воевода испытывает меня.

– Воспоминания – игрушка в руках времени, – вдруг сказал Ворон. – Но в руках колдуна они хитроумные орудия.

– Убирайся! – прорычала я.

Ворон сморщился и вдруг выплюнул что-то на подоконник.

– Все, что осталось от твоего названного папаши, – прошептал он. – Час настал.

Улыбнувшись, он развернулся и скользнул вниз. На слабеющих ногах я подбежала к окну и увидела, как он с нечеловеческой скоростью бежит к стенам Второго Круга и… ползет по ним.

А на подоконнике лежал маленький окровавленный кусок плоти. Глаз.

Я закрыла ладонями лицо. Что происходит? О чем он?

Приказав себе дышать, с трудом вернула взгляд на город.

Явившись сюда, Ворон показал мне, что власть Дарена над ним уменьшилась. Если это правда и Феда больше нет…

Небо над Нзир-Налабахом окутали языки черного пламени, а откуда-то сверху раздался крик аспида. Со стороны Третьего Круга поднялась черная туча. Терновник многоглазой кровавой тучей переваливал через стену, через защитную вязь, надвигаясь на Второй Круг.

Мир вокруг меня качнулся сначала в одну сторону, потом в другую. С жителями Нзира будет то же, что и с Лихоборами и Линдозером!

Я выбежала в чем была. Лечебницу переполняли испуганные колдуны. Алафира и ее ученики пытались воззвать к порядку.

– Где Дарен? – спросила я лекарку.

– На площадке, – сказала она, сплетая щит вокруг раненых. – К нему летит аспид… Береги ногу!

Швы загудели и натянулись от движения, но, видимо, мое исцеление шло быстрее, чем обычно, и на этот раз швы выдержали.

Аспид сел на площадке лекарского яруса, окатив все облаком пыли. Дарен взобрался на аспида, а я, не дожидаясь приглашения, залезла вслед за ним.

– Что с людьми во Втором Круге?

Дарен не ответил. Тяжело оттолкнувшись от земли, аспид взмыл в воздух. Внизу, перед Первым Кругом, царила неразбериха. Блеснул ледяной сад Ханзи, озеро… Но дальше, за стеной Второго Круга, все опутывали терновник и чернота. Ни людей, ни чуди не было видно.

Я почувствовала, как напряглись плечи Дарена. Второй аспид летел над нами, рыча и изрыгая пламя на терновник. Дарен крикнул ему на расканийском:

– Эйнге!

Перестань. Велел ему перестать… Может, люди по ту сторону живы?

Когда мы спустились и подошли к стене, оберег прильнул к моей коже и забился, как живой. Я чувствовала, что там, за терновником, произошло нечто неправильное и жуткое. И слышала Шепот.

Засыпай… Засыпай.

– Лесёна, отойди!

– Я слышу голоса по ту сторону. – Мои руки непроизвольно обратились в когти. – Ай!

Я схватилась за раскалившийся оберег. Дарен смотрел на меня, потом его взгляд медленно перетек на мою шею.

– Твой оберег, – произнес колдун. – Он защищает тебя. Но терновник проклят, и, если подойти слишком близко, обратно уже не выйдешь.

– Но что же делать остальным?

– Я иду туда. – Он резко взмахнул посохом, и камни под ногами задрожали. Воздух налился колдовством и заискрился зелеными искрами. Дарен произносил одно заклятье за другим, обрушивая на терновник сотни клинков, стрелы и молнии. Впервые я видела, как Дарен атакует колдовством, и поняла, насколько он прежде сдерживался.

Во сполохах зеленого его лицо блестело, как резьба на бронзовой монете. Напряженное, но вместе с тем отстраненное, будто за молодым царем проступил кто-то намного более древний и менее человечный.

Но пробить шепчущие терновые путы колдовство не могло. И тогда я, невзирая на то, насколько это мало в сравнении с усилиями Дарена, попыталась разорвать терновник своими когтями.

Он силен, но видишь, насколько это бесполезно? Узел затянут, и я рано или поздно разрублю его. Когда мне надоест играть с вами…

– Лесёна, не подпускай сюда никого! – вдруг велел Дарен.

Я бросилась в противоположную сторону, наперерез спешащим колдунам. Они, возглавляемые Леславом, бежали ко Второму Кругу.

– Стойте!

Рассекая на ходу одну из ледяных берез Ханзи, я обрушила осколки льда на дорогу.

– Отведи всех назад! – крикнула я Леславу, и он нахмурился.

– Лесёна, при всем уважении, ты не мо…

– Терновник проклят! Приблизитесь и обратно уже не выйдете!

Я невозмутимо развернулась и побежала обратно, возвращая рукам прежний вид. Теперь превращение давалось без усилий, хоть и по-прежнему оставалось неполным.

Дарен к тому времени обрушивал на терновник камни один за другим. Подход ко Второму Кругу был усеян обломками тысяч стрел, мечей и копий. Все они отскакивали или осыпались, не причиняя терновнику вреда.

Волосы Дарена взмокли, его трясло, а глаза затянуло черным, но он не отступал. Голоса и Шепот раздавались уже совсем близко…

– Дарен, – сказала я ему в спину, – мы должны начать переговоры.

Он замер.

– Уходи, – хрипло сказал он мне.

– Нет. Я больше не уйду.

В его лице скользнуло что-то похожее на благодарность, и он, вбив до крошева посох в землю, призвал Ворона.

– Мой царь, – с этими словами терновник расступился, и из него появился тощий мужчина в черном. Из глазницы, скрытой повязкой, сочилась черная слизь, заливая лицо. Я с облегчением и ужасом осознала, что теперь в Вороне совсем не осталось ничего от Феда. Теперь его облик был почти как тот, в котором он столкнулся со мной на судне «Стрела веры».

– Понравилось ли тебе это представление? – учтиво поинтересовался он у Дарена.

– Что с моими людьми?

Ворона обступили двойники Дарена, но он лишь потер запястье и улыбнулся. Крылья его носа затрепетали.

– Я чую много свежей крови, мой царь. Вот что я чую. Моя Рать голодна. Я голоден.

Дарен одним махом сорвал плащ, а затем рубаху.

– Пей! – заорал он, протягивая Ворону руку, испещренную шрамами от зубов.

– Слишком поздно, мой царь, – посмеиваясь, сказал Ворон. – Твоя власть надо мной ослабла, когда колдун покинул это тело.

– Что с Федом? – вырвалось у меня.

– Он стал частью Нзира. – Ворон перевел на меня взгляд, и тот зажегся красным. – Лесёна-Лесёна… Я вижу, ты вспомнила свое прошлое. А что насчет имени?

– Как ты посмел напасть на людей Второго Круга?! – прорычала я, но Ворон будто не слышал.

– Воспоминания… с ними вы все слаще. – Он облизнул тонкие, подернутые черной слюной губы. – Горькие. Сладкие… Без воспоминаний теряете вкус.

– Как ты посмел ослушаться меня? – Дарен склонил голову набок, снова становясь похожим на древнее изваяние.

– Дарен, – с готовностью отозвался Ворон, – ты знал, что скоро потеряешь власть надо мной.

– Чего. Ты. Хочешь?

Ворон улыбнулся:

– Ты должен вытащить иглу. Или я поглощу весь Нзир.

Я сжала зубы. Все было так, как я боялась. Дарен со всеми ухищрениями в виде кровавых жертв не удержал Ворона и его Рать. Если Дарен вытащит иглу, Ворон сбросит тело и станет бесплотным властителем Чудовой Рати. Ничто не удержит существ Нижнего мира от нападения на Светлолесье и Срединный мир.

«Он пожрет весь мир». Так сказал Минт.

Вдруг Дарен улыбнулся ломкой, нехорошей улыбкой. И тут же рассек воздух, и тот поплыл, вспыхивая рунами.

– Ты забыл, старик, что я уже очень давно веду с тобой эту игру.

Ворон вздрогнул и улыбнулся, будто Дарен сделал ему приятный, но неожиданный подарок.

– Ты выпил много моей крови. – Дарен вскинул руку. – И я связываю тебя ею.

Ворон пошатнулся. Его тело одеревенело. Дарен все еще имел власть над чудским воеводой!

– Ты не удержишь меня, – прошептал он. – У меня все время мира, а у тебя, царь, ничего.

Терновник вдруг метнулся к Дарену и опутал его. Шипы впились в кожу, и грудь, лицо и руки Дарена украсились кровоточащими ранами. Его кровь запечатывала Ворона, останавливала наступление Чудовой Рати, но разве он первый жрец? Мечислав, получивший благословение богов, мог сдержать в прошлом Рать. Но смертный колдун?

Я бросилась к Дарену, чтобы сдернуть его путы, но они не поддались. На лице Дарена оставалась та же отстраненная решимость, что пугала даже сильнее, чем раны и безвыходное положение, и полубезумная ухмылка.

– Что мне делать? – прошептала я.

Силы Дарена уходили на то, чтобы сдерживать Ворона. Сколько он так продержится?

Внезапно я поняла, что Ворон смотрит прямо на меня своим высасывающим, немигающим взглядом.

– Я надеюсь, ты вспомнишь свое имя, ведь что бы ты ни делала… Все равно станешь частью моей Рати. Я бы хотел распробовать и этот вкус.

Насмехается. Как всегда. Особенно теперь, когда власть Дарена над ним ослабла и повеления, что были отданы, тоже.

И вдруг я поняла. Ворон не стал дожидаться сражения между колдунами и жрецами, потому что испугался, что у нас получится восстановить защиту? Но почему?

Голоса за стеной терновника звучали умоляюще. Я сжала оберег, встретилась с красными, полыхающими голодом глазами Ворона и поняла.

Леший и Дан говорили, что мой оберег, с помощью которого я вижу то, чего не видят другие, – семя.

Галлая взяла семя у Лешего, смогла защитить Обитель, а Фед передал семя мне…

Я стиснула в горсти теплый кругляш.

Мы настолько с ним сроднились, что я уже не представляла, как теперь быть без него.

Но час настал.

Отстранившись от пут терновника, я шепнула Дарену:

– Держись. – И побежала в крепость.

* * *

Меня встретили десятки встревоженных, недоуменных взглядов. Разгневанные Леслав, Казимек и Инирика сразу же потребовали объяснений, но я молча искала взглядом ту, что могла помочь мне сейчас.

Эсхе была неподалеку, она медленно скользила мимо замерших колдунов и деревьев ледяного сада. Глаза асканийки были закрыты, и двигалась она так плавно, что казалось, будто ей снится танец. Но Эсхе была в кожаном боевом облачении, и в каждой ее руке блестело по короткому изогнутому клинку.

Я вдруг вспомнила, как когда-то давно, в корчме Сиирелл, Колхат рассказывал мне про женщин-танцовщиц из Аскании, что сражались наравне с мужчинами. И направилась прямиком к асканийке.

– Эсхе, – выдохнула я. – Нужна твоя помощь.

Эсхе распахнула карие, с алыми искрами глаза.

– Кому? Тебе? Ему?

Клинки замерли над ее головой, звеня от нетерпения продолжить смертельную пляску.

– Нзиру, – ответила я.

– Слушаю. – Эсхе резким взмахом, напоминающим полусолнце, убрала оружие за спину.

Казимек, спешащий за мной, вкрикнул, а я сказала, стаскивая с шеи оберег:

– Я хочу вырастить Древо.

Казимек задохнулся от возмущения, но асканийка промолчала, задумчиво разглядывая кругляш, заключенный в лунницу.

– Есть один древний обряд. – Эсхе положила ладонь мне на плечо. – Но ты уверена, что сумеешь пробудить Древо?

– Я бы сказала, что у нас нет выбора, но знаю, что ты назовешь это силой доли, – я попыталась усмехнуться. – И говорят, колдуньи знают верный черед…

Эсхе подошла к Мании и Азе и, взяв их за руки, обернулась ко мне:

– Для этого обряда потребуются выносливые и сильные колдуньи! Соберите всех в полях за крепостью, когда посадите семя. А я пока приготовлю все необходимое.

– Стой! – Инирика схватила меня за локоть. – Куда вы все собрались? Мы должны укрыться в крепости! Сплести щитовые заклятья…

Меня будто оглушило.

– Что?

– От имени Совета я запрещаю проводить обряды, пока наш царь не вернет себе власть над Чудовой Ратью!

К моему ужасу, ее поддержало несколько колдунов из Созидающих. Я шагнула к Инирике, и она, явно не ожидавшая этого, отшатнулась.

– Снова бросите всех, спасая себя? – спросила я, едва сдерживаясь, чтобы не обратить руки в когти. – Забыли, как погибла Обитель?

Еж, Велена и Казимек не посмели отвести взгляд.

– Если не хотите гибели Нзира, как гибели Обители, сейчас же встаньте в круг вокруг Древа! – крикнула я. – Зовите всех, кто способен совладать с Даром! Царёг!

В воздухе над нами появился чудов кот в окружении сотен черных существ.

– Да? – мурлыкнул он.

– Зови всю чудь сюда!

– Водяного тоже звать?

– Всех зови!

– Мы будем под садом в Нижнем городе.

Царёг облизнулся и исчез вместе со своей сворой духов-обережек.

Колдуны, некоторые из которых впервые видели чудь Нзира, опешили.

– Я с тобой, – проскрипела, выступая вперед, Алафира. Старая колдунья щелкнула пальцами, и сквозь ледяной сад, к центру, пролегла тропинка. Колдуны вокруг нас зашумели.

Инирика, побелев, отпустила мою руку.

– А что мы будем делать? – спросила непонятно откуда взявшаяся Ханзи.

– Играть, Ханзи.

Глаза маленькой вакханки зажглись любопытством.

– Во что?

– В твою любимую игру. Вырастим дерево.

Колдуны Нзира под руководством Алафиры выстроились в круг на полянке. Пестрая толпа чародеев в масках и личинах, украшенных светящимися камнями, водила хоровод в ледяном саду, утопая по колено в грязи и воде. Бел-Горюч-Озеро, благодаря заботам Водяного, сдабривало землю.

Но небо над нами все сильнее затягивало черной, беззвездной тьмой. Капля за каплей, вместе с кровью Дарена, истекло отпущенное нам время.