Текст книги "Солдаты"

XXI

Единственным исключением в армии, когда дневальный не кричит «Рота, подъем!», а солдатам по всей территории можно расхаживать без строя, является день выборов. Это тот редкий случай, когда солдат может надеть ботинки вместо сапог. Выбрать предстояло депутата Верховного Совета СССР, который периодически будет ездить в Москву и вместе с ему подобными штамповать нужные и необходимые стране законы. Кандидат был всегда один, и народ должен был его выбрать. Нерушимый блок коммунистов и беспартийных демонстрировал монолитную сплоченность и обязан был победить без осечек.

На солдат распространялось высокое право, которое для них было призвано стать праздником. Выборы – всегда забавно, выборы – игра в демократию. При этом никто не расслаблялся: командиры делали вид, что не командуют, солдаты изображали из себя вольный люд. И все же для рядового состава этот день был событием. Хотя бы потому, что отличался от всех других, а солдат всегда ищет разнообразия. И если даже ЧП, авария или любой другой инцидент воспринимались как повод разнообразить скучную жизнь, то что говорить о выборах.

Накануне вечером воинам зачитали наказы избирателей и объяснили, как и в какой клеточке нужно поставить крестик. Хотя клеточка была одна и никаких проблем в этом плане не предполагалось. После этого замполит предупредил, что завтра подъема не будет, но он должен пройти вовремя, организованно и быстро. Особенно это касалось старослужащих – их привычка вставать в последнюю очередь на завтрашний день не распространяется. Более того, завтра они покажут пример молодым, а возможно, где-то их и поторопят.

Намек по-солдатски прозрачен: командовать завтра никто не будет, но старики, если не хотят осложнить себе службу и лишиться увольнений, должны организовать все так, чтобы ни у кого не возникло желания воспользоваться свободой.

Утром воинов вполголоса начал будить дежурный по роте. Вначале он растолкал взводных, затем «дедов» и попросил их помочь разбудить роту. Потревоженные старики, не манерничая и не подбирая слов, быстро подняли остальных. Солдаты напялили на себя выданную с вечера парадку и почти бегом пошли в клуб. На голосование.

Желающих поучаствовать в выборах было много, точнее, весь батальон. Воины проявили удивительную сознательность, поэтому в коридоре перед входом в зал образовалась длинная очередь. Двигаясь в ней, солдаты могли разговаривать – свобода, как-никак, демократия. И праздник. Уже через час комбат отчитался перед вышестоящими, что подотчетный ему батальон проголосовал в течение рекордных сорока минут. Похвально, чего уж, ибо подразделение насчитывало почти 500 солдат, прапорщиков и офицеров.

Но день только начинался. А пьесу нужно было отыграть до конца. Поэтому, как бы офицерам ни хотелось на этом и закончить, они вынуждены были изображать праздник. До обеда солдаты шастали по территории. Кто-то общался в курилке, кто-то балагурил в роте, были такие, которые даже на брусьях решили позаниматься, а многие пошли в военторг. Он, конечно, по поводу такого случая был открыт, и в нем появились какие-то экзотические вкусняшки. Праздничный ассортимент быстро таял, но первым и самым сноровистым все же перепало.

Столовую на этот день превратили в кафетерий. Пирожки украшали мероприятие, было и печенье, и даже вафли «Артек». Воинов никто не торопил, и они с удовольствием закупались. Тем более, что обслуживать солдат прислали практиканток из кулинарного техникума.

– Девушка, позвольте вам разъяснить политику партии на современном переломном этапе! – пытались завести разговор подкованные в актуальных политических вопросах воины. – Вы мне только чашечку чаю налейте.

– Тебе щас чашечку чая нальют, и ты быстренько отсюда отвалишь, – пресекал воина стоявший тут же прапорщик. Его прислали сюда для того, чтобы он не позволял заводиться ненужным знакомствам.

Так дотянули до обеда, на который тоже шли непривычно вразвалочку. Ботинки вместо сапог и отсутствие строя – это только на первый взгляд ничего особенного, весь мир, в конце концов, именно так и ходит, но в армии это особое переживание, возможное только в день выборов.

После обеда объявили кино. Солдаты ожидали очередную какую-нибудь тягомотину, в которой идеология и подстроенная под нее действительность призваны сиять в полной гармонии, но случился сюрприз, дали премьеру. Да еще почти про любовь, для служивых – настоящий праздник. Фильм «Самая обаятельная и привлекательная» солдаты смотрели с удовольствием, когда же в ответ на несообразительность героини воины услышали прозвучавшее с экрана: «Она что, с Урала?», клуб взорвался смехом. Еще бы, служить на Урале и не посмеяться над такой шуткой!

Но самое главное ожидалось после ужина. Должен был состояться концерт. Вокально-инструментальный ансамбль солдат-срочников приехал в батальон прямо из округа. Их программа неожиданно включала в себя полулегальные песни. Как это стало возможным и кто столь непростительно допустил, слушающих волновало меньше всего.

Перед этим, конечно же, были выступления замполитов и речь комбата. Они говорили, что жить стало лучше, служить стало веселее и что прошедшие выборы не что иное, как очередной рывок, после которого страна выйдет на новый уровень. За все это слава партии и советскому правительству.

Личный состав терпеливо перенес необходимые речи, после которых на сцену, наконец, вышли музыканты. «Я пью до дна за тех, кто в море», – горланил весь зал вместе с горланящей на сцене группой. Замполит переглядывался с ротными и пожимал плечами: как округ мог утвердить такой репертуар, ведь эти песни напрямую располагали воинов к выпивке!..

Насколько, оказывается, простое дело – «завести» толпу. Публика вмиг стала неузнаваемой: скакала, кричала, свистела. Гвоздем программы стала вообще западная песня. «Танец маленьких утят». Эта песня числилась в программе последней и главную партию в ней исполнял трубач. Слушателей вещица настолько вдохновила, что они начали кричать «Бис!» и горланили это незнакомое для стен клуба слово до тех пор, пока музыканты не стали играть песню заново. И так несколько раз. Неизвестно, чем бы это закончилось, если бы дежурный не сказал: «Так, хорош! Хватит!» Демократия шла к своему завершению.

Отбой в казармах прошел без отбоя – каждый сдал парадку с ботинками и, не торопясь, прошел к своей кровати. Возле табурета владельца терпеливо ожидала пара сапог с обмотанными вокруг голенищ портянками. Все это вновь понадобится завтра, а сегодня наслаждайся свободой и спокойной тебе ночи, солдат! Кубрики постепенно наполнил храп различной силы и мелодии…

После любого, пусть даже самого длинного праздника жизнь неизменно возвращается в свое русло: сняли плакат над сценой в клубе «Выше знамя вечно живого непобедимого учения Маркса-Энгельса-Ленина!», спрятали красные флаги в кладовку, вернули парадки в каптерку. Потянулась стеклянная зима – привычный мороз на плацу, знакомый холод в казарме…

Время для уходящих домой дембелей наполнилось сладостью мучительного ожидания. Самые лучшие из них ушли в конце октября, с остальными командиры до последнего «работали», продолжали повышать показатели боевой и политической, а за любую провинность пугали: «Ты у меня 31 декабря без пяти минут 12 из казармы выйдешь!»

Увольняющихся в запас даже эта страшилка не могла напугать, они кое-как переживали очередной длинный день, чтобы после ужина побаловать себя ежедневным почти спектаклем. Если приложить руки и включить фантазию, то можно переместиться во времени и пространстве и почти пережить дембельскую дорогу домой. Известно, что кровати в казарме стоят в два яруса и между каждой – тумбочка. Если завесить внешние стороны кроватей солдатскими одеялами, то получается закрытое пространство, внешне очень похожее на вагонное купе.

Одеялами дело не ограничивалось. В движении вагон должен качаться, а колеса издавать характерный стук. Дембеля звали салаг, делили их на две пары и давали задание: первая должна была качать кровати, изображая железную дорогу, вторая – «стучать колесами». Старослужащие, усаживаясь на кровати, ставили на тумбочку, которая изображала столик в купе, стаканы с чаем, один был даже с металлическим подстаканником, как в вагоне, и в неспешных приятных разговорах мечтали о возвращении домой. Здесь же под рукой была гитара, а недалеко в кубрике, окликни только, – дух, который умел на ней играть. Под ее аккомпанемент отслужившие воины закидывали головы, прикрывали глаза и огрубевшими, хриплыми голосами, не попадая в ноты, тянули:

 
Уезжают в родные края
Дембеля, дембеля, дембеля.
И куда ни взгляни в эти хмурые дни,
Всюду пьяные бродят они.
 
 
На вокзале девчонка в слезах
Тихо шепчет: «Останься, солдат».
«Нет, – ответил солдат, – пусть на ваших плечах
Будут руки лежать салажат».
 
 
Мчится поезд быстрей и быстрей,
Он увозит домой дембелей.
Ничего не щадя, все пропьют до рубля
Дембеля, дембеля, дембеля…
 

Эти самые дембеля не уставали повторять меланхоличную песню каждый вечер. Она приятно щекотала им нервы, тешила самолюбие, им не надоедало раскладывать на кроватях перешитую парадку, поглаживать кончиками пальцев подкованные сапоги и любоваться альбомом. На его бархатной обложке красовалось: «ВСО-386» и годы службы. Форзац обязательно должен был быть украшен ярким эпиграфом, выведенным каллиграфическим почерком: «Скорый поезд к дому мчится, Полечу домой, как птица, Полечу как птица я – Демобилизация!» И непременная в этом случае мудрость: «Кто не был – тот будет, кто был – не забудет!»

Дембеля, которых с каждым днем оставалось в казарме все меньше, демонстрировали доброту. Улетучилась озлобленность, пропала агрессивность, смягчилась ершистость по отношению к молодым. Причины для этого были две. Во-первых, они практически ощущали себя уже гражданскими, да и лень было с кем бы то ни было конфликтовать; во-вторых, и такие случаи тоже были, когда их в роте оставалось слишком мало, кто-то решался на них отыграться за былое унижение. Бывали тяжелые случаи, приходилось ехать домой изрядно побитыми, а кое-кому перед увольнением приходилось даже полежать в госпитале. С сотрясением мозга, как минимум. Никому этого не хотелось, поэтому дембеля в основном были добрыми и неконфликтными.

Деды, в отличие от них, времени имели более чем достаточно. А еще у них было много воли и сил. У них впереди целых полгода службы, они после ухода дембелей на первом плане, старше никого не осталось. Вот они и резвились. «Духи, строиться!» – кричал кто-нибудь из них. Духи выстраивались на взлётке в одну шеренгу и понимали, что вечер у них не удался. Поправляли гимнастерки и гадали, что на этот раз будет делать дед.

А деду просто вздумалось отработать удар. Он подходил к шеренге и, идя довольно быстро вдоль нее, наносил удар каждому духу в солнечное сплетение. Старался попасть точно, и чем сильнее молодой солдат мучился, тем счастливее был дед.

Другие ставили двух салабонов друг против друга и с силой били их лбами. Сопротивляться было нельзя – сопротивление вызывало дополнительный гнев, а потому лучше не рисковать, может стать еще хуже. Наутро молодые отбрехивались от замполита – тот всегда интересовался синяками, – что неудачно ударились лбом о кровать, угол, стену и прочее.

Черпаки на весь этот цирк внимания старались не обращать. Зачем интересоваться тем, что тебя не касается, для чего напрягаться по поводу того, что для тебя уже позади, а о времени и правах, которые наступят еще не скоро, и вовсе думать нечего. Набивать на обувь каблуки, примерять аксельбанты к парадке и мечтать о том, что будешь делать на гражданке, еще очень рано. Солдат научен отмораживаться везде, где есть хоть какая-то для этого возможность.

Поэтому в личное время черпаки довольно активно общались друг с другом, пили чай и придумывали себе другие занятия. Как вариант, писали письма домой или перечитывали ранее полученные.

Дембеля ушли домой, так и не закончив свою работу – ремонт бытовки. Последний для срочников ритуал – «дембельский аккорд» – по сути является своеобразной игрой армейского начальства на солдатской надежде, на их желании поскорее вернуться домой. После приказа об увольнении командование всегда использует возможность и дает последнее задание: перед уходом домой старослужащие должны что-либо построить, или, наоборот, сломать, выкопать, или, соответственно, закопать – спектр работ для «аккорда» весьма широк. Чистота «эксперимента», как правило, блюдется неизменно – работа выполняется только дембелями, без участия духов или других помощников.

При этом одна сторона рассчитывает на скорость подчиненных и, разумеется, на качество работ, ибо от них зависит отбытие второй стороны домой, последняя же, при вполне естественном желании побыстрее все закончить, экономит на качестве.

Худший вариант – это когда деды видят, что объем неоправданно большой и при всем желании и любой скорости осилить они его не сумеют. В этом случае они просто начинают убивать время, делая вид, что усиленно работают, а на самом деле с нетерпением ждут, когда задерживать их на службе уже не будет никакого смысла.

Осенним дембелям Сережиной роты в качестве аккорда досталась бытовка. Торопящиеся домой, они снесли все, что было внутри бытовки: сняли зеркала, некоторые в спешке, конечно, разбили, содрали грязные затертые обои, зачистили наждачкой оконные рамы и потом поняли, что не успевают. Замороженный ремонт остался головной болью старшины роты, с чем он и пришел к Липскому.

Ротный, недолго думая, построил роту и назначил «виновных». Три человека в свое личное время должны были закончить долгострой и проявить при этом энтузиазм. Одним из троих капитан, конечно же, пожелал видеть Сережу – ему положено было участвовать во всех работах, которые могли ограничить его личное время и хоть каким-то образом нарушить привычный уклад службы.

Леха Тащиев, которого до этого в наказание сняли со службы на КПП, где он жировал почти год, стал вторым ремонтником бытовой комнаты. Ну и Толя, отбивший себе палец на ноге, тоже был в списке претендентов на наказание. Липский не сомневался, что случай с пескоблоком – элементарное членовредительство.

В такой компании Сергею предстояло до Нового года – а как же без сроков, здесь все делалось только к очередной годовщине или соцпобед ради! – и ни днем позже сдать объект в эксплуатацию. Реализовывать задание командира солдаты призваны были вечерами и утрами, соответственно, до и после основной работы. Понятное дело, что ни тот, ни другой Сережин соработник рвением в работе не отличался.

Первое, что работники потребовали от старшины, чтобы бытовка на все время ремонта закрывалась на ключ. Формальный повод для этого, конечно, был: инструмент не должен пропасть и чтобы никто не сломал уже сделанное. На самом деле товарищам просто нужно было место, где они могли бы хранить не совсем благородные напитки.

Изначальный настрой отразился и на скорости, и на, разумеется, на качестве работ. Желая задеть непьющего сослуживца, они в ходе неспешных дел, не уставая, пели песню: «Бутылка вина – не болит голова», – и затем, задорно косясь на работающего Сережу, добавляли звук и заканчивали фразу: «…а болит у того, кто не пьет ничего». Песня стала своеобразным гимном «ударной бригады» и прилично надоела всем, кто оказывался вольным или невольным ее слушателем.

Голова у исполнителей все же болела. По той хотя бы причине, что они пробовали залить в себя все что ни попадя, главное, чтобы «вставило». Бутылочку вина купить было сложно, а если бы она и была доступна, то пронести ее в расположение делом было непростым. Не говоря уже о том, чтобы что-то в бытовке хранить, – старшина, не будь дураком, тщательно все проверял, как только ремонтники удалялись на основную работу. Так что после очередной пробы какой-либо гадости Леша с Толей чрезвычайно страдали, им было вовсе не до работы.

Согласно спецразрешению ротного, группа могла не отбиваться вместе со всеми, а работать, как минимум, до полуночи. Чтобы таки успеть к срокам. Солдаты спать не ложились, но и работать после отбоя не собирались. Сереже пришлось потратить много усилий и слов, чтобы ремонт хоть как-то продвигался. Тогда как коллеги «пили чай», он продолжал работать, потому что больше заняться в это время было нечем.

И все же бесконечно так не могло продолжаться, поэтому работа мало-помалу продвигалась. Придумали и нарисовали эскиз панелей – они должны были состоять из реек, сбитых в форме ромбов и квадратов.

Рисунок-то сделать можно, но где взять столько реек? Сережа обратился к командиру роты, тот вызвал старшину. «Товарищ старший прапорщик, для бытовки нужны рейки, займитесь вопросом», – сказал.

– Старшина, – ответил прапорщик, – не может быть старшиной, если не в состоянии решить такую маленькую проблему.

На следующий день он отправился с ротой на стройку, чтобы продемонстрировать, а заодно и поделиться опытом, как нужно правильно добывать материалы. Сделать старшина это пожелал непременно показательно, что называется, не таясь. В чем, собственно, и была фишка.

На объекте самой суетной личностью был парторг. Он представлял строительный трест, и поскольку хоккейный корт строили тоже к какой-то годовщине, ему была поставлена задача успеть.

Вот он и успевал – бегал по объекту и будил солдат, которые, опираясь о стену, прямо на своем рабочем месте спали, не выпуская мастерка из рук. Разумеется, парторг отвечал за всю социалистическую собственность и следил за тем, чтобы все во вверенном ему хозяйстве было идеологически верно.

В предстоящей операции суждено было схлестнуться бдительности парторга со способностью старшины унести с объекта все, что он решил украсть. Прапорщик взял с собой несколько солдат, бригаду, трудящуюся в бытовке, и пошел по стройке искать нужный материал.

– В этом деле главное – не дрейфить, – пояснял он, широко шагая по объекту. – Чем наглее ложь, тем правдоподобней она выглядит. Поэтому обязательное условие – сделать морду кирпичом и действовать напролом.

Кучка солдат во главе со старшиной подошла к складированным на стройке рейкам в тот самый момент, когда в нескольких метрах от них парторг объяснял кому-то суть бережливого отношения к достоянию народа. Увидев делегацию стройбатовцев, он автоматически сосредоточился, сделал паузу в лекции и напряг слух. Погоны прапорщика ассоциировались у него отнюдь не с экономией стройматериалов.

Кого-то присутствие партработника при проведении ответственной операции, возможно, и остановило бы, но только не старшину военно-строительного отряда. Подняв подбородок, как бы давая воинам знак: смотрите, как это правильно делается, старший прапорщик подошел к рейкам. Вид у него был чрезвычайно серьезный, чтобы не сказать максимально деловой.

– Что вы уставились на эти рейки, как бараны на новые ворота?! – громко произнес он, чтобы было слышно напрягшемуся парторгу. – Вы мне второй день твердите, что рейки закончились, и этим оправдываете свое безделье. Материала у них, видите ли, нет! А это что? Что это, я вас спрашиваю?

Старшина взял одну рейку в руки, повертел ее манерно, будто он артист и стоит на сцене, а парторг сидит в первом ряду театра и смотрит на весь этот концерт.

– Прекрасная рейка, то, что нам нужно! – продолжал спектакль старшина. – И это в то время, когда у нас стоит вся работа! А ну, взяли рейки и пошли. Каждый по несколько штук взяли и пошли, бездельники! Пошевеливайся! Завтра ее может здесь уже не быть, и вы мне снова будете рассказывать, что вы простаиваете без работы из-за отсутствия реек.

На глазах у парторга, в которых просматривалось не только одобрение, но почти нежный восторг решительными действиями сознательного элемента, коим в данный момент являлся прапорщик, солдаты набрали охапки реек и двинулись прочь. После смены средняя шеренга взвода взяла в руки по столько реек, сколько могла унести, и в бытовке снова закипела работа. Вынос продолжался каждый день до тех пор, пока материалов стало достаточно. Избыток старшина благополучно продал.

Обновленную бытовку сдали-таки в срок. Липский пошел к комбату просить отпуска для отличившихся солдат. Кому-то из них повезет – Новый год будут встречать дома, в кругу родных и друзей. В этот же день на вечернем построении капитан, улыбаясь, приказал:

– Внимание! Рядовые Тащиев и Черенев, выйти из строя!

Те оглянулись по сторонам, словно в чем-то провинились, взяли себя в руки и строевым шагом вышли. Крутанулись на каблуках и встали лицом к строю.

– За образцовое выполнение задания и проявленные смекалку и трудолюбие рядовым Тащиеву и Череневу объявляется отпуск сроком 10 суток с учетом времени на дорогу!

– Служим Советскому Союзу! – рявкнули ошалевшие от счастья солдаты. Высоко задрав подбородки, они вернулись в строй, не в силах сдержать улыбки. Им самим труднее всего было поверить в то, что только что с ними случилось.

Сереже старшина в качестве поощрения вручил значок «Ударник коммунистического труда». – Ты, – приговаривал он, откровенно издеваясь, – не веришь в идеалы коммунизма, так будет тебе это звание лишним доказательством нашей правоты.

– А зачем оно мне? – удивлялся Сергей.

– Нам их девать некуда, – признался прапорщик, – сверху спустили разнарядку к празднику. Не буду же я их как огурцы солить…

В отличие от огурцов, значок выглядел невкусным и бесполезным. Сережа после разговора с прапорщиком уединился, хотелось побыть в тишине, в одиночестве, да где их взять? Он вошел в отремонтированную бытовку, вдохнул запах свежей краски, полюбовался недавней работой и подумал, что при других обстоятельствах мог бы встречать Рождество дома. Весь мир сейчас отмечает этот праздник, кроме страны, в которой ему было суждено родиться.

Солдату очень захотелось почитать Библию – хоть какая-то отдушина, возможность отвлечься, заглушить обиду. Он нашел Игоря, попросил дать ему Книгу. Комсорг мигнул Кабанову, сказал, что они хотели бы тоже присоединиться к Сереже.

Незаметно проникли в класс, Сергей открыл Библию, прочитал: «Ибо младенец родился нам; Сын дан нам; владычество на раменах Его, и нарекут имя Ему: Чудный, Советник, Бог крепкий, Отец вечности, Князь мира».

– Ну, давай, объясняй, о чем это здесь, – попросили комсомольцы. – Для нас это какой-то незнакомый язык, да еще слова какие-то старинные.

– Рожденный Спаситель, – начал объяснять Сережа, – величайшее событие во Вселенной. Бог, Владыка и Творец мира пришел на землю, принял образ человека и умер мученической смертью на кресте. И вот тут интересны имена, которые дает Христу пророк Исаия. Они сами по себе являются характеристиками Младенца. Посмотрите, во-первых, он называет Христа Чудным, Советником.

В Рождество люди нередко говорят о звездах, в первую очередь, о Рождественской звезде. Мы веками всматриваемся в звезды, астрономы изучают их, выстраивают систему, отслеживают взаимосвязь. Знающие люди говорят, что точное количество галактик в наблюдаемой части Вселенной неизвестно. А Библия заявляет, что Бог творит все новое. И это не пустые слова. Звезды рождаются в рекордных количествах. Практически – одна новая звезда в секунду. Так говорят ученые. Светила не просто рождаются, но и взаимодействуют друг с другом. И всем этим управляет Творец. В таком удивительном мире мы с вами живем!

Сережа снова полистал Библию и прочитал:

– «Бог, сотворивший мир и все, что в нем, Он, будучи Господом неба и земли, не в рукотворенных храмах живет и не требует служения рук человеческих, как бы имеющий в чем-либо нужду, Сам давая всему жизнь и дыхание и все». Так вот, Рождество – это когда Бог, которого не вмещает Вселенная, стал Младенцем и родился в яслях. Разве это не чудо?!

Еще пророк называет Его Отцом вечности – власть Христа не ограничивается временем и пределами. Он Тот, от которого исходит жизнь, кто имеет право заявить: «Я есмь путь, истина и жизнь». В Его полной и абсолютной власти времена и сроки. Он пришел в мир для того, чтобы дать человеку Вечность в Своем присутствии.

Иоанн Богослов сподобился увидеть будущее. Он был поражен величием и властью Рожденного Агнца: «И видел я Ангела сильного, провозглашающего громким голосом: кто достоин раскрыть сию книгу и снять печати ее? И никто не мог, ни на небе, ни на земле, ни под землею, раскрыть сию книгу, ни посмотреть в нее. И я много плакал о том, что никого не нашлось достойного раскрыть и читать сию книгу, и даже посмотреть в нее. И один из старцев сказал мне: не плачь; вот, лев от колена Иудина, корень Давидов, победил и может раскрыть сию книгу и снять семь печатей ее. И я взглянул, и вот, посреди престола и четырех животных и посреди старцев стоял Агнец как бы закланный… И Он пришел и взял книгу из десницы Сидящего на престоле».

Далее, Он – Князь мира. Вечность, о которой мы говорим, Бог вручает не каждому. Но только тем, кто принимает Его жертву верой. Нет, это не вера в Бога как такового, что Он «где-то есть». Это та вера, которая радикально изменяет жизнь. Жизнь, в которой Христос является всем во всем – Князем. Каждый миг посвящен Ему, каждое чаяние, дело, слово служит Его славе, каждый поступок соответствует Его законам. Фраза «владычество на раменах Его» отображает настоящее, реальное положение вещей.

– А что такое рамена? – спросил Ваня Кабанов.

– Рамена – это плечи. Это образ, конечно. Имеется в виду, что в плечах, в самой осанке Творца видны сила и владычество. Апостол Иоанн продолжает описание увиденного в своем Откровении: «И я видел, и слышал голос многих Ангелов вокруг престола и животных и старцев, и число их было тьмы тем и тысячи тысяч, которые говорили громким голосом: достоин Агнец закланный принять силу и богатство, и премудрость и крепость, и честь и славу и благословение. И всякое создание, находящееся на небе и на земле, и под землею, и на море, и все, что в них, слышал я, говорило: Сидящему на престоле и Агнцу благословение и честь, и слава и держава во веки веков».

Вот настоящий смысл Рождества. Бог воплотился, стал человеком для того, чтобы спасти безнадежно погибающее творение Свое. Знаешь ли ты такого Бога? Хочешь ли получить из Его рук дар – спасение вечное? Является ли Он для тебя Владыкой, Господом, пред которым ты ходишь, который для тебя все во всем? Вот главные вопросы, которые стоят перед нами.

– Осталось в Него поверить, – грустно улыбнулся Игорь. – Ведь нам везде говорят, что Его нет, что это ваша отсталая баптистская выдумка. А здесь ты Ему и власть, и силу приписываешь, и чудо такое – Бог пришел на землю. Как в такое вообще можно верить?

– В том-то и дело, – Сережа снова полистал Библию и прочитал: – «Вера же есть… уверенность в невидимом». Своему ученику Фоме Христос сказал: «Блаженны не видевшие и уверовавшие». В этом суть веры. Когда ты увидел, когда получил доказательства, потрогал руками и попробовал на зуб, вера уже не нужна.

– Это понятно, – отозвался Игорь, – но как-то это все очень далеко от наших убеждений…