Текст книги "Принцип причинности"

– Ты хочешь сказать, что Создатель, если он есть – математик?

– Возможно. Я полагаю, что сам факт возникновения Вселенной уже предполагает наличие законов, по которым она будет развиваться.

– А вот если б ты был математиком, ты бы понимал, что все твои законы физики не более чем математические модели. И конструируем их мы – люди. А модели так уж устроены, что всегда упрощают реальность. И все твои законы – они не абсолютно точны, а всегда приблизительны.

– Знаешь, что я тебе отвечу? Для абсолютной точности нам просто не хватает вычислительной мощности. И никогда не хватит. Тем не менее, физика в состоянии предсказывать кое-какие события. Я, к примеру, могу точно вычислить, через сколько секунд упадёт на землю кирпич, если мы бросим его в окно с нашего четвёртого этажа. Скажу больше: сколько бы раз ты его ни бросал, он всегда будет лететь одно и то же время, ни больше, и ни меньше. Физика, мне кажется, нужна для того, чтобы доказать, что случайностей на свете не бывает! Мы просто ещё мало знаем. А вот когда откроют «формулу всего», тогда и вопросы отпадут. Может, тяпнем чайку, Владислав Сергеевич, ты как?

– М-м-м-м… Не откажусь, пожалуй. Только лучше кофейку.

– У меня только растворимый.

– А, – махнул я рукой, – сойдёт и растворимый. Только без сахара.

Он поднялся из-за стола и забрякал посудой в шкафу, продолжая говорить:

– Я не буду спорить. Тот же кирпич будет падать каждый раз за разное время, с ничтожной разницей в тысячные доли микросекунды. Но это не будет следствием неточности, как ты говоришь, математической модели закона. Просто скорость падения зависит, кроме прочего, от ветра, температуры воздуха, даже от расположения Луны и Солнца. А если учесть все это и тысячи других факторов, то можно рассчитать время падения абсолютно точно. И это значит только одно: законы кто-то установил и строго за ними наблюдает. И законы эти – математические и никакие другие.

– Ну, предположим. Пусть ваши модели очень точны. Но с чего вы решили, что их кто-то установил? Разве они не могли оказаться такими, какие есть, сами? Случайно?

Кирилл Митрофанович перестал наконец звенеть посудой. Теперь он, ухмыляясь, возвышался над столом. В каждой руке он держал чашечку тончайшего китайского фарфора. Чашечки были с блюдцами, с изящными ручками и иероглифами, похожими на домики. Кирилл Митрофанович уселся напротив меня, плеснул себе заварки, а мне пододвинул банку «Якобса».

– Вот даже ты, Владислав Сергеич, умный мужик, математик, профессор, веришь в случайности, – сказал он, разливая по чашкам кипяток, – Сигарету?

– Нет, я свои, – покачал головой я и полез в карман.

– Ты ведь теорией вероятности владеешь, насколько я понимаю? – спросил он и длинно посмотрел на меня, выставляя на середину стола пепельницу. Я заметил, как в глазах его вспыхнул на миг и пропал весёлый чертёнок.

– Вообще-то это не мой конёк, – ответил я, – так, немного, в пределах курса лекций.

– Этого более чем достаточно, в тонкости углубляться не обязательно.

Он чиркнул зажигалкой и закурил, привычно прикрывая огонёк ладонью:

– Вот скажи мне, если усадить за пишущую машинку шимпанзе и научить её стукать по клавишам, сколько лет понадобится для того, чтобы она напечатала, ну, скажем, «Я вас любил»?

– Случайно ударяя по буквам?

– Само собой, случайно.

– Полагаю, получится не одна тысяча лет.

– А если мы посадим за машинки тысячи шимпанзе. Тогда за год-два?

– Ну, вроде того.

– Значит ли это, что через несколько лет на одном из листков будет стихотворение Пушкина?

– Конечно нет! Его не будет и не может быть!

– А почему?

– Как почему? Разве ты сам не знаешь?

– Я знаю, но все же ответь.

– Хм… Хорошо. У теории вероятности нет обратного хода. С её помощью можно только оценить возможность какого-нибудь события, и не более. Для того чтобы оценить, насколько оно вероятно. И, скажем, сравнить, какое из двух событий вероятнее. А ещё – узнать, возможно ли событие вообще или нет. Расчет с шимпанзе, если его провести, будет значить только одно: вероятность напечатать осмысленный текст чрезвычайно мала.

– Но ведь это будет некоторая цифра?

– Да. Но её, эту цифру, нельзя понимать буквально, она не означает, что по прошествии тысячи лет стихотворение обязательно будет напечатано. Эта цифра – лишь оценка вероятности события, а не точная дата написания. Ну, скажем, «Я вас любил» будет более вероятным, чем «Капитанская дочка» просто потому, что оно короче. Что опять же не значит, что творение Пушкина будет напечатано вообще.

– Замечательно. А с какого значения вероятности можно считать, что событие невыполнимо в принципе?

– Ну не знаю… Скажем, десять в минус тридцатой.

– То есть миллиардная часть миллиардной части от миллиардной части?

– Примерно.

– Ага! – торжествующе объявил Кирилл Митрофанович, – Вот тут мы и подобрались к самому главному вопросу науки.

Он затянулся, выпустил длинную струю дыма, стряхнул пепел, постучав указательным пальцем по сигарете, и задумчиво уставился в окно. Я отхлебнул кофе и тоже стряхнул пепел. Кирилл Митрофанович затушил сигарету и наклонился над столом, подавшись ко мне.

– А главный вопрос науки, – приглушённо сказал он, – в том, создан кем-то наш мир или появился сам собой.

– Хм… А причём тут теория вероятности?

– А при том. Ты же назвал число. Если вероятность окажется ещё меньше, значит, случайно событие произойти не может никогда, правильно?

– Ну да, так и есть, не может. А о каких именно событиях речь?

– А речь о константах!

– В смысле?

– О фундаментальных константах, основе основ теоретической физики.[16]16
  Физические константы, или фундаментальные постоянные – численные коэффициенты, входящие в уравнения физических законов и являющиеся в ряде случаев масштабными характеристиками физических процессов и микрообъектов. К ним относятся: скорость света, постоянная Планка, заряд электрона, постоянные Авогадро, Ридберга и т. д. Например:
  Скорость света в вакууме, с = 299792458 м/c
  Постоянная Планка (квант действия) h = 6,626176(36) * 10^-34 Дж*с
  Постоянная Авогадро N_{A =} 6,022045(31) *10²³ моль^-1


[Закрыть]

– Ты меня удивляешь, Кирилл Митрофаныч. Разве константа – это событие?

– Конечно, нет. Но событие – её возникновение. Ведь когда-то она появилась!

– Ну и что? Ну появилась.

– Дело в том, что констант много, и если хоть одна из них была бы немного другой, в нашей Вселенной не смогла бы появиться жизнь, а то и вовсе было бы невозможно существование материи. Мир похож на башню, построенную из детских кубиков. Вытащи один – и всё рухнет.

– Много – это сколько?

– В макрофизике одиннадцать, да ещё в квантовой механике двадцать шесть. Полагаю, они ещё не все найдены.

– Значит, всего тридцать семь?

– Да. Причём каждая из них почему-то приняла единственно верное, с точностью до миллионной доли, значение, при котором возможна материя, а, значит, и жизнь. Юстировка просто немыслимая! Ты можешь представить, что такая подгонка – просто случайное совпадение?

– Нет, это исключено. Причём исключено абсолютно, вероятность на многие порядки меньше, чем десять в минус тридцатой степени, даже меньше, чем десять в минус сотой.

– Выходит, они не случайны!

– Погоди. Но ведь могут быть другие версии такого набора констант.

– Например?

– Ну… Скажем, можно представить себе, что все законы Вселенной изначально предопределены некой мировой формулой, ещё не открытому закону обо всём. Он-то и диктует константам их значения.

– Не вижу разницы между Творцом и этим законом.

– Хорошо. Можно допустить, что после Большого Взрыва образовалось сразу много параллельных вселенных, и у каждой – собственные параметры и специфические константы. Наша Вселенная – лишь одна из них.

– Десять в сотой вселенных?

– Не хуже, чем твой Творец.

– Ну да, не хуже. Если не думать о том, что столько вселенных логично придётся создать, чтобы хотя бы в одной из них получить нужные свойства.

– Ну почему именно создать? А если на самом деле природа породила множество миров? И наша Вселенная оказалась приспособленной для жизни только потому, что есть прорва миров, в которых жизни быть не может?

– Да, тебя с толку так просто не собьёшь, – улыбнулся Кирилл Митрофанович, и закурил вторую сигарету, – На самом деле, твоя версия вписывается в модную сейчас теорию струн. Один американский физик[17]17
  Леонард Зускинд из Стэнфордского университета, Калифорния, США.


[Закрыть] не так давно подсчитал, что число решений этой теории – от десяти в сотой до десяти в тысяча пятисотой степени. Это значит, что количество возможных вселенных с разными законами и разными константами – такое же. Сколько у нас нулей в миллионе, шесть? А в миллиарде – девять? А здесь – полторы тысячи нулей.

Я промолчал.

– Заметь, неизвестно, существуют ли этот сонм миров или наша Вселенная – единственная и у неё именно такие параметры, с которыми возможна жизнь.

– Да, тут случайность исключена. Выходит, либо есть Творец, Абсолют, или, если угодно, Унивёрсум, или вселенных много. Мне больше нравится вторая версия, со множеством миров. Хотя бы потому, что уж совсем слабо верится, что можно так всё точно подогнать, предусмотреть все заранее.

– Что – всё?

– Ну там период полураспада, например, термоядерную реакцию – ведь без неё невозможны звёзды, а, значит, свет и тепло. Возможность существования ДНК и связь молекул – ведь и здесь надо предусмотреть всё заранее. Эволюция, выходит, тоже запрограммирована? Нет, слишком всё сложно, невероятно сложно, просто немыслимо сложно. Пусть будет множество миров, возникших при Большом Взрыве.

– Что, страшно, когда открывается краешек Великого Замысла?

– Страшно… А ты вот что скажи. Если бы у тебя была машина для перемещения между вселенными, как бы ты находил свой мир среди других, похожих?

– Интересный вопрос. Ну начать с того, что в некоторых мирах я бы вместе с машиной просто распался на атомы. Представим гипотетически, что не распадусь. Тогда, чтобы найти свой мир, я бы измерял константы. Как только нашёл собственный набор – значит, ты дома.

– Это можно сделать технически?

– А ты собрался в иные миры, боишься заблудиться? – улыбнулся Кирилл Митрофанович. – Технически – вполне возможно.

– Каким же образом? Что, все константы измерять? Это же ужасно долго и сложно.

– Нет, как раз все не обязательно. Тут есть один нюанс. И называется он «постоянная тонкой структуры», физики обозначают её буквой «альфа». Это безразмерное число, и образовано оно из трёх самых важных, пожалуй, универсальных постоянных – заряда электрона, постоянной Планка и скорости света. Численно «альфа» равна единице, делённой на 137. Так вот, если одна универсальная постоянная примет новое значение, скажем, заряд электрона вырастет вдвое, а другая постоянная, например, скорость света или постоянная Планка станет такой, что «альфа» всё равно останется одной сто тридцать седьмой, то и мир останется прежним. Но если эта «альфа» изменится хоть на йоту, скажем, на одну миллионную, то мир станет другим, скорее всего, безжизненным.[18]18
  Постоянная тонкой структуры α = e²/hc, где е – заряд электрона, h – постоянная Планка, с – скорость света. Значение «альфа» равно 1/137. Оберхаммер, Счет и Шлатл рассчитали, что изменения «альфа» всего на 4 % или постоянной ядерных сил всего на 0,4 % могут изменить скорость образования углерода или кислорода в 1000 раз, что делает невозможным белковую жизнь.


[Закрыть]

– Значит, может быть множество вселенных с правильной «альфой», где есть жизнь?

– Скорее всего.

– А как же другие постоянные?

– А с другими фундаментальными постоянными дело обстоит похуже. Взять, к примеру, «бету», это отношение массы электрона к массе протона. Так вот, малейшее их изменение ведёт к катастрофе. И если ты со своей машиной залетишь в мир с другой «бетой», то мгновенно рассеешься, и измерять будет некому, да и, скорее всего, нечем. С остальными константами дело обстоит не лучше.

– То есть надо измерить только три из них?

– Достаточно и одной.

– Почему?

– Потому что если одна из них «правильная», то и остальные две – тоже. Меняться они могут только одновременно. И знаешь, что я по этому поводу думаю?

– Что же?

– Что все НЛО как раз из тех параллельных миров, где «альфа» такая же, как у нас.

И Кирилл Митрофанович, доцент кафедры общей физики, опять закурил и упёрся в меня пронзительным взглядом:

– И знаешь, зачем?

– Зачем?

– Они ищут… Следы деятельности. Доказательства существования.

– Деятельности кого? Доказательства существования кого?

– Создателя.

* * *

Я включил чайник и распахнул дверцу холодильника. Тэк-с, что тут у нас имеется? Колбаса, сыр, котлеты с лапшой… И всё же – что меня так насторожило в разговоре с Сабирзяновым? Была же мысль, мелькнул краешек и исчез. О чём же я тогда подумал? О чём-то важном. Вот блин! Пропадают идеи ни за грош средь бела дня! Что-то о параллельных мирах, о константах и о чём-то ещё?

– И долго ты будешь любоваться содержимым? Дверцу закрой! – возмущённый Машкин голос вывел меня из оцепенения. Она стояла в дверях и недобро смотрела на меня. Пожалуй нет, не недобро, а как-то… брезгливо, что ли.

– Ты чего такая сердитая? – спросил я, закрывая холодильник.

– Я не сердитая.

– Случилось чего?

– Нет, всё нормально.

– Но я же вижу, что случилось.

– Тебе кажется.

– Ну не хочешь – не говори.

Она пожала плечами, отодвинула меня в сторону и поставила котлеты на медленный огонь. Я уселся за стол, рассеянно разминая сигарету в руке.

– Не кури дома! – властно объявила Машка.

Я чиркнул зажигалкой. Машка хоть и стояла ко мне спиной, но я совершенно отчётливо почувствовал, как она досадливо зыркнула глазом, распаляясь. Какая-то она напряжённая, натянутая… как тетива. Сейчас выскажет… Но она ничего не сказала, совсем. Промолчала. Ну и ладно. Так что же за мысль у меня была? Не про Бога – точно, ерунда все эти разговоры о Всевышнем, он если и был в начале начал, то сейчас его нет. Спит он. Или вообще – умер. Законов напридумывал – и исчез.

– Ты знаешь, сколько сейчас времени? – с напором спросила Машка, повернувшись ко мне.

Ну конечно! Время! Вот осёл, как же я мог забыть! Параллельные миры, константы и время! Миров много, я в этом убедился воочию. Вот чем меня осенило! Одинаково ли течёт время в разных вселенных? Ведь если скорость света там иная, то и течение времени тоже должно быть другим! А может, Машина переносила нас с Вовкой не во времени, а закидывала в параллельные пространства? Если предположить, что в других пространствах время идёт чуть медленнее или чуть быстрее? Тогда и будет казаться, что ты движешься во времени, а на самом деле – летишь в пространствах. Эх! Узнать бы, какие там константы! И как течёт время…

– Алё! Эй! Ты где вообще витаешь? – Машкино лицо уже начало багроветь, – Я разве не к тебе обращаюсь?

– Ну что случилось? Говори, я слушаю.

– Ты почему так поздно пришёл?

– Я ж тебе говорил, у Сабирзянова завис, по делам, у Кирилл Митрофаныча, доцента с кафедры общей физики.

– Да? А почему от тебя женскими духами пахнет?

– Разве? – искренне удивился я. – Не знаю… Может, в метро? Да ты что, Машка, ревнуешь? С каких это пор?

– А с таких! Вот это – что такое? – И она одним движением выдернула из кармана халата нежно-розовый бюстгальтер. – Ну? Что это?

– Как что? – опешил я. – Лифчик.

– Сама знаю. А вот чей он?

– Твой? – наугад предположил я.

– Как же! У меня отродясь таких не было, жутко-розовых. Да ты на размер, на размер посмотри! Это же «бэ-восемьдесят», а у меня «а-семьдесят»! Совсем другой размер!

– Может, мамин? – сделал я вторую попытку.

– Нет, маме он будет маловат, у моей мамы «дэ-сто».

– Ну, тогда не знаю. Сдаюсь. Говори – чей он?

– Ты ещё и издеваешься?

– И не думал. Ну откуда я знаю? Я вообще не ношу лифчики!

– Я так и думала! – торжествующе объявила Машка.

– Так и думала, что не ношу?

– Так и думала, что будешь отпираться!

– Да причём тут отпираться? Я впервые в жизни вижу эту тряпку!

– Да? А как тогда она туда попала?

– Куда – туда?

– Ты прекрасно знаешь, куда!

– Нет, не знаю. Представления не имею.

– Я нашла это, – она брезгливо, двумя пальцами, помахала бюстгальтером у меня перед носом, – в нашем платяном шкафу!

17. Роман

– Эх, морозец на улице, хорошо! – весело заявил Роман, вваливаясь в комнату. – Снег скрипучий, пар изо рта! Мороз и солнце, словом. О! Привет, Мишка!

Он снял вязаную шапку и куртку, жизнерадостно потёр руки и, широко улыбаясь, спросил:

– А Серёга где?

– Ушёл. Убежал, наверное, на свидание. В галстуке.

– Ясно. А ты что тут делаешь?

– Тебя жду, – произнёс Мишка.

– Ну? Вот он я. Говори.

– Я по поводу Таньки.

– А чем я тебе могу помочь по поводу Таньки? Я её в жизни ни разу не видел даже.

– Видел. И даже разговаривал. По меньшей мере два раза.

– Значит, я не знал, что это твоя Танька, – улыбнулся Роман.

– Скажу больше: ты не знал, что её зовут Танькой.

– Ну-ну, давай, вещай, – заявил Роман и уселся на стул, закинув ногу на ногу.

Мишка прокашлялся, посмотрел на потолок, собираясь с мыслями, поёрзал на стуле. Потом кашлянул в кулак ещё раз и, уставившись на Романа в упор, спросил:

– Ты помнишь, мы ходили к бабке узнавать про Мойру, ещё летом?

– Ну, как не помнить, – подался вперёд Роман. – А что?

– Помнишь, что разговорили мы бабку, узнали, что эту даму в чёрном, то есть Мойру, она знает. Потому что она – её племянница. Узнали, что она не замужем и что живет-работает в Королёве. Даже телефон выклянчили, домашний. А разузнать всё ты поручил мне.

– Помню. Только ведь ты её не нашёл тогда. Я и решил, что никакая она не племянница, а бабку загипнотизировали.

– Одни у тебя заговоры на уме, ничего больше.

– Так ты говори, не томи, нашёл её?

– Узнал адрес, по базе данных через телефон пробил, и нашёл.

– А чего молчишь? Сразу с этого и надо было начинать!

– Да я её ещё летом нашёл.

– И ничего не сказал?!

– Не сказал. Потому что ты ж вопросами замучаешь.

– Ну ты жук!

– Минуточку! Никакой я не жук. Я ж к тебе сам пришёл, разве не так?

– Ну так…

– Тогда давай договоримся: я излагаю суть, ты меня не перебиваешь, а все вопросы потом. Лады?

– Лады. Рассказывай.

– Так вот. Я нашёл её через две недели после визита к бабке. И не просто нашёл, а познакомился. Живёт и работает она действительно в Королёве, только не на секретном объекте, ни в каком не в «почтовом ящике», а в парикмахерской, мастером в мужском зале. Зовут её Татьяна, по фамилии – Леонова.

– Так это что же… Она и есть твоя подруга Танька?!

– Договаривались же – не перебивать, собьёшь с мысли! А меня сбивать не надо, я сам собьюсь.

– Всё-всё, молчу.

– Значит, едва я всё это разузнал, то сразу с ней познакомился, само собой, прямо в парикмахерской, пришёл постричься. Домой проводил вечером, потом ещё раз. И начался у нас роман, но про него я рассказывать не буду, ни к чему это. Скажу только, что все было у нас хорошо, даже замечательно, встречались, гуляли, ходили в кино, в театр. Намерения у меня были самые серьезные, я даже с её мамой познакомился. Вот мама-то мне и рассказала, что раньше, дескать, Таня была открытая, веселая, все ей рассказывала, а в последние два года стала странная, замкнутая, все больше молчит, будто боится чего-то. И ещё мама её пожаловалась, что Танька, мол, пропадает время от времени подолгу, иногда на несколько дней, и на вопросы, где была, не отвечает, а только отшучивается. И что подозревает мама, не баптисты ли её окрутили, не мормоны ли или ещё какие-нибудь сектанты. Кто-то, говорит, ей крепко голову заморочил. А ещё она рассказала, что бабушка, мамина мама, знахарка, вещунья. И что с ней она опасениями делилась, только та сказала, что, дескать, все нормально с Танькой, сердце по ней не ноет, значит, плохого и нет ничего. Только мама Танькина всё равно беспокоится, вот со мной поделилась опасениями.

Мишка помолчал секунду, пожевал губами, вздохнул глубоко и продолжил:

– Мама Танькина волнуется, и меня беспокойство разобрало, и мне непонятно, где она пропадает. Уже после нашего знакомства два раза исчезала, правда, ненадолго, на вечер. Где, думаю, она до ночи пропадает? И – ты не поверишь, Ромка – ревновать я начал. Ну и узнал я потихоньку, через маму, когда Танька исчезнет в очередной раз. Трудное это оказалось дело – она обычно маму не предупреждала заранее, но позавчера все получилось. Приехал я к Таньке на работу, хоть мы и не договаривались о встрече. Она и давай извиняться, я, мол, сегодня никак не могу с тобой никуда пойти, а я отвечаю, мол, нет – так нет, не страшно. А сам плеер свой ей в сумку подбросил, включенный в режиме записи. У меня плеер-то совсем крохотный, с наручные часы размером, а места в нем много, на восемь часов музыки. Проводил я Таньку до автобуса, а сам домой к ней двинул. Там мы с мамой её покалякали про то про се, чаем она меня поила, фотографии старые показывала. Нравлюсь я ей, что ли, не знаю. Во-о-о-от. Танька заявилась ближе к полуночи, мрачная, хмурая, я бы даже сказал, подавленная. Разговаривать с нами не стала – сразу пошла умываться и спать, устала, говорит, сильно. Сумочку, естественно, в прихожей оставила, на крючке висеть. Ну и я домой засобирался, мол, время позднее, пора и честь знать. И пока с ботинками возился, момент улучил и плеер свой из сумки вытащил.

Роман слушал внимательно и напряженно, он больше не вертел в пальцах огрызок карандаша, он сжал его так, что побелели костяшки. Мишка, однако, не видел его рук, он вообще не смотрел на Романа:

– Там все получилось, Ромка, все записалось! И дорога в автобусе и все, что было. Только слышно плохо, иногда слова трудно разобрать, потому что плеер записывал из сумки. Но кое-что я все же понял. У них, Ромка, какая-то секта. Жутко засекреченная, с паролями и кличками, ну или не с кличками, а с псевдонимами. Таньку, например, они зовут мойра Клото. Вообще там собралась странная публика – медиумы всякие, экстрасенсы, ясновидящие и тому подобное. Заправляет этим сборищем мужик с противным высоким голосом, его называют почему-то Иллюминатор. Я прослушал запись четыре раза. Это, Ромка, контора, и контора серьезная, большая, у них свои люди в разных городах, а может даже и странах. Так вот что я тебе скажу. Они обсуждали учёных, а больше того – открытия.

– Не понял я, Мишка, а что, открытия нельзя обсуждать?

– Опять перебиваешь!

– Так ты ерунду говоришь. Подумаешь, ученым косточки перемывают! Да мы только этим и заняты… Ладно, ладно, молчу.

– Так вот значит. На том совещании, а верней сказать, шабаше, их начальник как раз проводил что-то вроде оперативки и спрашивал у магистров и пфальцграфов, какие меры приняты, пофамильно по разным ученым из разных городов, я разобрал Казань, Новосибирск и Екатеринбург. Судя по мерам, Ромка, прессингуют профессуру они ой как серьезно! А цель у них одна: затормозить тему.

– Своих хотят продвинуть что ли?

– В смысле?

– Ну, на свой счет открытие приписать? Чтоб нобелевских нахапать.

– В том и дело, что нет. Они эти открытия тормозят! Причём любыми средствами. Насколько я понял, вплоть до фабрикации сильнейшего компромата, а то и до физического устранения.

Они замолчали. Стало слышно, как спорят девчонки этажом ниже, и как ругается дворник на улице, и как тикает старый будильник на подоконнике. Роман повернулся к окну и тихо сказал:

– Снег повалил.

– Ага, – Мишка поднялся и прислонился лбом к холодному стеклу, – как в детстве.

– Что как в детстве?

– Снег. Пушистый. Почему-то помню именно снег, он падал точно так же.

– А причём тут детство?

– Да ни при чем. Просто вспомнилось.

– Ясно. А с чего ты взял, что они там все медиумы?

– Это как раз понятно из их разговоров. Они, похоже, предвидят будущее и людей видят, в смысле, что у них на уме. Кстати, Ромка, а с каким поручением к тебе приходила Танька? Ведь ты так и не сказал…

– А причём тут поручение?

– Ты давай не жмись, выкладывай. А то я не скажу главного.

– А что главное?

– Главное, Ромка, в том, что они, кроме прочих, говорили про профессора Львова!

– Серьезно?!

– Так что колись. А то не скажу самого главного.

– М-да… Хм… Ты меня в угол загнал.

– Всё равно придётся, Ромка, мы теперь повязаны одной веревочкой. По имени Танька. Нам придётся вместе решать и вместе действовать. Так что скрывать друг от друга ничего нельзя.

– Да, наверное, ты прав…

– Не «наверное», а точно! Мне видней, потому что я знаю самое главное, а ты – нет.

– Хорошо, скажу. Дама в чёрном, то есть Танька, при первой встрече поручила мне вступить в переписку с профом и научила, как именно себя вести. Она дала мне книгу профессора Лебедева, называлась она «Неоднозначное мироздание». Книжка малоизвестная, издана смешным тиражом в сотню экземпляров, очень интересная. Лебедев пишет о свойствах времени, там куча оригинальных мыслей. Однако самое интересное – в приложении, оно было подчеркнуто в оглавлении красным фломастером, полагаю, специально для меня. Речь в нем – о k-числах. Лебедев пишет, что с ним вступил в контакт некто с инициалами «РК». Причём при очень загадочных обстоятельствах. Этот РК засыпал Лебедева кучей идей и в итоге просто запутал. Между прочим, Лебедев назвал про себя этого РК Рыжим Карликом, по аналогии с посланцем Мироздания из романа Стругацких «За миллиард лет до конца света». Рыжий Карлик в романе был просто квантом некоего поля, которое взаимодействовало с разумом землян, останавливая их исследования.

– Значит, тебе поручили разыграть твоего шефа по тому же сценарию?

– Именно так.

– А почему именно тебе? По Интернету они могли сами с ним списаться.

– Могли бы, только я-то под боком, всегда вижу, чем он занят и письма шлю в нужный момент.

– Логично. Так тебе удалось его сбить с толку или запутать?

– Частично. Вернее, сперва удалось, а потом он меня раскусил.

– Ясно. А кто об этом знает?

– Я знаю. Профессор знает. Ты. И ещё Танька.

– И все?

– И все.

– Ясно. А вот скажи, какая связь между k-числами Лебедева и работой Львова?

– Да самая прямая! Числа Демона Львова и k-числа Лебедева – одно и то же, только названо по-разному.

– Вот даже как? Любопытно. А сейчас Львов работает над своими числами Демона?

– Не знаю. Думаю, нет. Это очень сложная задача, на её решение может уйти не одна жизнь.

– Ты уверен?

– Абсолютно – нет, конечно. Но мне так кажется.

– А мне кажется, что ты недооцениваешь Львова. И что она вовсю работает, и даже преуспел.

– Ты-то откуда можешь знать? Ты ж не разбираешься в этом.

– Знать не могу, а предполагать – вполне. Из той же самой записи.

– Ну говори.

– Вот ведь как выходит, смотри. Ты вник в проблему чисел Демона, но не знаешь, к чему может привести решение. Львов, похоже, тоже не догадывается. А эти сектанты – знают… Больше того, они в курсе, что Львов не бросил работать. Откуда?

– Оттуда! Они, Мишка, всемогущие.

– Всемогущий только Создатель.

– Ты ж атеист, какой Создатель?

– С недавних пор я перестал быть атеистом.

– Ага, и тебя в мистику потянуло!

– Немного. Трезвость ума я все ж сохранил. Надеюсь…

– Ну ладно, Мишка, я догадываюсь, что про Львова ты узнал из своей записи. Это и есть твое самое главное?

– Нет. Самое главное в том, что на собрании решался вопрос его физического устранения.

Карандаш в руках Романа хрустнул, одна его половинка звонко упала на стол и запрыгала по нему. Роман быстро прижал её ладонью и посмотрел на Мишку – не увидел ли? А то ещё подумает, что испугался. Но Мишка не обратил внимания, он смотрел на безмолвное кружение снежинок за окном.

– Это шутка такая? – спросил Роман. Он изо всех сил старался, чтобы голос звучал спокойно, но всё равно не получилось, на слове «такая» голос все же позорно дрогнул. Но Мишка не заметил фальшивой ноты, а может, только сделал вид. Он серьезно посмотрел на Романа и ответил, медленно выговаривая слова:

– Если бы. К сожалению, совсем не шутка.

– А может, они просто хотят напугать нас? Заметили диктофон и наговорили ерунды, нарочно.

– Нет, Ромка, нет. Они совсем не склонны шутить, там все серьезно.

– Это ты по голосам определил?

– Нет, по информации. Дело в том, что в качестве примера хорошо проведенных операций они назвали несколько фамилий.

– Ну и что?

– А то, что эти люди мертвы.

– Че ты мелешь, ты что, их лично знал?

– Одного знал, профессора Вовка. Других двоих нашёл.

– Профессора Вовки?

– Нет, Вовк – это фамилия. Я когда услышал «Сергей Вовк», так и сердце екнуло. Так вот что скажу я тебе. Он умер летом две тысячи пятого, на железнодорожном вокзале, в Екатеринбурге. Его траванули ядом.[19]19
  Известный уральский ученый, лауреат Госпремии РФ, доктор технических наук, профессор Сергей Вовк скончался 13 июля 2005 г. на железнодорожном вокзале Екатеринбурга от отравления клофелином.


[Закрыть]

– Он тоже математик?

– Нет. Он технарь, занимался ксеноном, пытался состроить из него защиту от радиации.[20]20
  Имеется в виду труд профессора Вовка «Использование ксенона в качестве радиопротектора».


[Закрыть] Шумное было дело, к расследованию подключили московских сыщиков, но убийц так и не нашли.

– Ты его знал?

– Видел несколько раз, он к моему шефу захаживал, когда приезжал в командировку.

– Ясно. А может, его обманутый муж отравил? Или любовница? Или ещё какой междусобойчик случился?

– Ага. После чего наши медиумы произносят его фамилию? Нет, не может. Они тут руку приложили, я уверен.

– Мало ли что ты уверен, уверенность к делу не пришьешь.

– Это так, конечно. А как тогда ты объяснишь ещё две фамилии? Ведь кроме Вовка они назвали Глебова и Федорова.[21]21
  Член-корреспондент РАН, директор НИИ электромашиностроения Игорь Глебов убит 4 января 2002 г. в Санкт-Петербурге. Профессор кафедры исследования матопераций факультета вычислительной математики и кибернетики МГУ Вячеслав Федоров убит 20 апреля 2004 г. в Москве. Оба убийства не раскрыты.


[Закрыть] Я порылся нашёл обоих. Не слишком ли много для совпадений, а, математик?

– Да, много, это совпадением быть не может… Возможно… Так они что, всю ученую Россию контролируют? Один математик, другой химик…

– Не исключено. А может, и не только Россию.

– И что делать-то теперь? Я ж ещё когда говорил – сильная контора, безгранично могучая. Блин, во попали…

– Ну не безгранично… что-то всегда можно предпринять, глупее всего сложить руки и ждать, пока придут по твою душу.

– Глаза-то разуй, Мишка, они всю Россию прижали, может, у них филиал в каждом городе, в каждом университете?

– Не думаю, с такой разветвленной сетью трудно сохранить секретность. Они скорее всего посылают своих людей в разные места.

– Ну если даже так. Но не забывай, что там экстрасенсы, они ж могут просчитать все твои ходы вперед!

– Нет, Ромка, не могут. Слабо им. Сил не хватит на всех распыляться.

– Откуда ты знаешь, хватит или нет?

– Это ж понятно: нам удалось записать их шабаш на диктофон, а это сильный компромат. Заметь: вся их всесильная, как ты говоришь, контора, все медиумы-экстрасенсы не обнаружила диктофон. Это раз. Таньку я нашёл по фото, стало быть, и другого можно найти как-нибудь, любой человек оставляет следы у знакомых и родственников. Это два. Танька хоть и чувствует многое, и всегда сама первая звонит, если у меня что-то случилось, но ведь и она диктофон не заметила. Это три. Значит, не так и могучи они. Значит, и против них можно бороться.

– Может ты и прав, Мишка, не знаю… А если они заодно с ФСБ?

– Да кто ж их разберет? Может… Только зачем ФСБ своих же учёных уничтожать? Они их посадить могут, если надо.

– Ну не ФСБ, так ЦРУ. Или, скажем, масоны. А что? Похоже. У масонов тоже магистры есть, и наукой, я слышал, они интересуются. Запретными знаниями. Вдруг это просто масонская ложа?

– Тоже не похоже. Про масонов все знают, какая уж тут секретность? Я полагаю, это масонство с дутой секретностью одна только ширма, внимание журналистов отвлекать…

– От чего отвлекать?

– Да хотя бы от этих… медиумов. Скорее всего, связь со спецслужбами у них есть, так легче добывать информацию. Причём связь эта может быть с какой угодно конторой от ФСБ до ЦРУ, или с теми же масонами. И совсем непонятно, то ли они под крышей у спецслужбы, то ли сами крышуют.

– М-да… И что нам делать?

– В любом случае выход один: рассказать все профу. И дать ему послушать запись. А там видно будет.

– Когда рассказать?

– Завтра же. А того лучше – сегодня.