Текст книги "Все расследования Шерлока Холмса"

Его сосредоточенное лицо все еще хранило отпечаток того напряженного выражения, которое дало мне понять, что некие новые красноречивые обстоятельства направили его мысли в новое русло. Если сравнить гончую, которая с висящими ушами и опущенным хвостом ходит по псарне, и ту, которая со сверкающими глазами мчится по горячему следу, будет понятно, какая перемена произошла с Холмсом с утра. Это был уже совсем другой человек, в нем не осталось ничего от той расслабленной праздной фигуры в домашнем халате мышиного цвета, которая всего несколько часов назад мерила шагами окутанную туманом комнату.

– Здесь есть поле для размышлений. Здесь есть размах, – продолжал восторгаться он. – Я оказался настоящим глупцом, не поняв сразу, какие здесь заложены возможности.

– Для меня они даже сейчас не ясны.

– Чем это закончится, мне тоже пока непонятно, но у меня появилась одна мысль, которая может кое-что подсказать нам. Этот молодой человек погиб где-то в другом месте, и его тело приехало туда на крыше одного из вагонов.

– На крыше?

– Удивительно, правда? Но посудите сами. Неужели это всего лишь совпадение, что его нашли на том самом месте, где поезд раскачивается и подпрыгивает, переезжая стыки на стрелках? Если предмет, находящийся на крыше движущегося поезда, может упасть, то это скорее всего произойдет именно в таком месте, не так ли? Если бы он находился внутри вагона, стрелки не оказали бы на него никакого воздействия. Следовательно, либо тело действительно упало с крыши вагона, либо произошло воистину удивительное совпадение. Теперь по поводу крови. Разумеется, на линии не было крови, раз она вытекла из раны в другом месте еще до того, как тело туда попало. Каждый из этих фактов наводит на мысли сам по себе. Вместе они складываются в стройную версию.

– Да-да, и билет! – взволнованно воскликнул я.

– Совершенно верно. Если до сих пор мы не могли объяснить отсутствие билета, то новая версия это объясняет. Все сходится.

– Однако, если это так, мы все равно ни на шаг не приблизились к разгадке тайны его смерти. Более того, ваша версия все только усложняет.

– Возможно, – задумчиво произнес Холмс. – Возможно.

После этого наступило напряженное молчание, которое продолжалось, пока поезд наконец не подполз к станции «Вулидж». Там Холмс взял кеб и вынул из кармана переданный ему Майкрофтом листок.

– Сегодня нам предстоит нанести немало визитов, – сказал он. – Думаю, сэр Джеймс Волтер заслуживает нашего внимания в первую очередь.

Знаменитый государственный деятель жил в прекрасной вилле с большими зелеными газонами, растянувшимися до самой Темзы. Когда мы подходили к дому, туман уже поднимался, и сквозь него начал пробиваться тусклый неуверенный солнечный свет. Дверь нам открыл дворецкий.

– Вы к сэру Джеймсу? – со скорбным видом спросил он. – Сэр Джеймс сегодня утром умер.

– Умер? – потрясенно вскричал Холмс. – Но как это произошло?

– Возможно, вы хотели бы пройти в дом, сэр, и поговорить с его братом, полковником Валентайном?

– Да, конечно.

Нас провели в тускло освещенную гостиную, где к нам сразу вышел очень высокий благообразный господин лет пятидесяти с русой бородой, младший брат покойного ученого. Его бегающие глаза, бледные, покрытые красноватыми пятнами щеки и всклокоченные волосы указывали на то, какая неожиданная беда пришла в этот дом. Слова давались ему с трудом.

– Все этот ужасный скандал, – сказал он. – Мой брат, сэр Джеймс, так дорожил честью. Он просто не вынес всего этого. Его сердце не выдержало. Он всегда так гордился своим отделом, а тут такой удар…

– Мы надеялись, что разговор с ним мог бы помочь нам разобраться в этом деле.

– Уверяю вас, для него все это было такой же загадкой, как для вас и для всех нас. Все, что знал, он рассказал полиции. Разумеется, у него не возникало сомнений, что Кадоген Вэст был виновен. Но все прочее оставалось для него совершенной загадкой.

– И вы не сообщите нам ничего нового, что может иметь отношение к этому делу?

– Мне ничего не известно. О том, что происходит, я узнаю из газет или слухов. Не хочу показаться невежливым, но вы же понимаете, мистер Холмс, что в эту минуту все мы слишком потрясены, поэтому я прошу вас поскорее закончить этот разговор.

– Вот уж действительно неожиданный поворот событий, – сказал мой друг, когда мы снова сели в кеб. – Хотелось бы мне знать, умер этот бедняга своей смертью или наложил на себя руки. Если второе, то не стоит ли его поступок понимать как некое наказание самого себя за невыполнение долга? Оставим этот вопрос на будущее, а пока займемся Кадогеном Вэстом.

В маленьком, но ухоженном пригородном домике нас встретила потерявшая сына мать. Женщина была слишком подавлена горем, чтобы хоть чем-то помочь нам, но рядом с ней находилась юная леди с бледным лицом, которая представилась как мисс Виолетта Вэстбери, невеста покойного. Именно она последней видела его в ту судьбоносную ночь.

– Я не могу этого объяснить, мистер Холмс, – сказала она. – После того как произошла эта беда, я не сомкнула глаз. Все думала, думала, думала, днем и ночью пыталась понять, что на самом деле все это значит. Артур – человек решительный и благородный. И патриотизм для него не был пустым словом, поверьте мне. Он скорее дал бы отрезать себе правую руку, чем продал бы государственную тайну, которую ему доверили. Любой, кто его знал, скажет вам, что подозревать его в измене абсурдно, нелепо, дико.

– Но факты, мисс Вэстбери?

– Да, да, признаюсь, я не могу объяснить их.

– На нехватку денег он никогда не жаловался?

– Нет. Потребности у него были скромные, а жалованье приличное. Он даже скопил несколько сотен, и мы собирались пожениться под Новый год.

– Вы не замечали, чтобы он в последнее время волновался? Прошу вас, мисс Вэстбери, будьте с нами совершенно откровенны.

Цепкий взгляд моего друга сразу заметил какую-то перемену в ее лице. Она слегка покраснела и в нерешительности опустила глаза.

– Да, – призналась наконец она. – У меня возникло ощущение, что его что-то тревожит.

– Вы давно это почувствовали?

– Нет, всего неделю назад или около того. Он стал какой-то задумчивый, нервный. Один раз я спросила его об этом напрямик, и Кадоген признался, что он действительно обеспокоен, и это связано с его работой. «Это слишком серьезные вещи, чтобы рассказывать о них, даже тебе», – сказал он. Больше я ничего от него не добилась.

Холмс помрачнел.

– Продолжайте, мисс Вэстбери. Даже если считаете, что сказанное вами может быть истолковано не в его пользу, продолжайте. Мы не можем знать, к чему это приведет.

– Но мне правда нечего больше добавить. Раз или два мне казалось, что он хотел мне в чем-то признаться, но так и не решился. Однажды вечером он заговорил со мной о важности этой тайны, и я даже помню, как он сказал, что иностранные шпионы заплатили бы за нее огромные деньги.

Лицо Холмса стало еще мрачнее.

– Что-нибудь еще?

– Он говорил, что у нас об этом никто не заботится и что предателю не составило бы никакого труда завладеть чертежами.

– Такие замечания он делал только в последнее время или говорил об этом и раньше?

– Только в последнее время.

– Хорошо. Расскажите нам о том, последнем, вечере.

– Мы собирались в театр. Туман стоял такой густой, что мы решили не дожидаться кеба и пойти пешком. По дороге, когда мы проходили мимо его конторы, он вдруг бросился в сторону и скрылся в тумане.

– Не сказав ни слова?

– Он только что-то крикнул. Я подождала, но он не вернулся. Тогда я пошла домой. На следующее утро, когда контора открылась, ко мне пришли узнать, где он. Около двенадцати до нас дошла страшная весть. О мистер Холмс, если бы вы смогли защитить его честь! Для него это так много значило!

Холмс с грустью покачал головой.

– Пойдемте, Ватсон, – сказал он. – Искать нужно в другом месте. Наша следующая остановка – контора, из которой были похищены бумаги… До сих пор главным подозреваемым был этот молодой человек, и, чем больше мы узнаем, тем плотнее сгущаются над ним тучи, – заметил он, когда кеб тронулся с места. – Его приближающаяся свадьба могла стать мотивом для преступления. Разумеется, ему нужны были деньги. И он о чем-то таком думал, раз говорил на эту тему. Если бы он все-таки рассказал этой девушке о своих планах, он сделал бы ее соучастницей предательства. Все это очень плохо.

– Но, Холмс, нельзя забывать о его характере. Неужели ему вдруг так сильно захотелось совершить это преступление, что он бросил девушку одну в тумане посреди улицы?

– Верно, есть и такое, что заставляет сомневаться в его виновности, но улик, говорящих против него, гораздо больше.

Мистер Сидней Джонсон, старший служащий, встретил нас в конторе с тем почтением, которое неизменно вызывало имя моего друга на визитной карточке. Это был худой мужчина средних лет с хмурым лицом, впалыми щеками, в очках. Руки его подергивались от нервного напряжения.

– Творится что-то ужасное, мистер Холмс! Вы уже слышали о смерти нашего главного?

– Мы только что из его дома.

– Работа дезорганизована. Начальник мертв, Кадоген Вэст мертв, чертежи похищены. А ведь еще в понедельник вечером, закрываясь, мы были образцовым государственным учреждением. Господи, уму непостижимо! Кто бы мог подумать, что этот Вэст способен на такое!

– Значит, вы не сомневаетесь в том, что это его рук дело?

– Другого объяснения тому, что произошло, я не вижу. Хотя я ему доверял, как самому себе.

– Во сколько контора закрылась в понедельник?

– В пять.

– Вы закрывали двери?

– Да, я всегда выхожу последним.

– Где находились чертежи?

– В этом сейфе. Я сам их туда положил.

– Здание не охраняется?

– Есть дежурный, но ему нужно следить и за другими отделами. Это бывший военный, абсолютно надежный человек. В тот вечер он ничего не заметил, да и что удивляться, туман-то какой был.

– Если предположить, что Кадоген Вэст проник в здание после закрытия, чтобы добраться до бумаг, ему потребовались бы три разных ключа, верно?

– Да. Ключ от входной двери здания, ключ от комнаты и ключ от сейфа.

– Только у вас и у сэра Джеймса Волтера были эти ключи?

– Ключей от дверей у меня нет… Только от сейфа.

– Сэр Джеймс Волтер был постоянен в своих привычках?

– Думаю, да. Что касается этих ключей, он их все три держал на одном кольце. Я их часто у него видел.

– И кольцо это поехало с ним в Лондон?

– Так он говорил.

– А свой ключ вы постоянно носите при себе?

– Конечно.

– В таком случае, Вэст, если преступником является он, должен был иметь дубликат. Хотя у него в карманах его не нашли. Еще вопрос: если кто-либо из служащих конторы захотел бы продать эти чертежи, не проще ли ему было скопировать их, а не похищать оригиналы, как это было сделано?

– Чтобы разобраться в бумагах и скопировать их, нужны глубокие технические знания.

– Я полагаю, и у сэра Джеймса, и у вас такие технические знания есть?

– Разумеется, но только я прошу вас не впутывать меня в это дело, мистер Холмс. Какой в этом смысл, если бумаги найдены у Вэста?

– Все-таки довольно странно, что он пошел на риск и похитил оригиналы, если ему достаточно было сделать с них копии. Ведь это намного безопаснее.

– Странно, несомненно… И все же он сделал это.

– Все это дело словно соткано из сплошных загадок. Пока не найденными остаются три листа. Насколько я понимаю, это самые важные чертежи.

– Да.

– Значит ли это, что тот, у кого в руках находятся эти три бумаги, не имея остальных семи, сможет сконструировать подводную лодку Брюса-Партингтона?

– Об этом я уже сообщил в морское министерство, но сегодня, еще раз изучив чертежи, я начал сомневаться, что это возможно. Среди тех бумаг, которые вернулись, имеются чертежи двойных клапанов с автоматическими саморегулирующимися гнездами. До тех пор, пока иностранцы сами не изобретут нечто подобное, лодку им не построить. Но, конечно же, это не займет у них много времени.

– Так, значит, три исчезнувших чертежа самые важные?

– Несомненно.

– Хорошо. Я задал все вопросы, которые хотел, и теперь, с вашего позволения, осмотрю помещение.

Холмс тщательно изучил замок сейфа, дверь в комнату и, наконец, железные ставни на окнах. Но только когда мы вышли на газон перед зданием, он обнаружил нечто такое, что привлекло его внимание. Под окном рос лавровый куст, и несколько веток на нем были надломаны или согнуты. Холмс внимательно осмотрел их с помощью лупы, а потом изучил какие-то едва заметные пятна на земле под ними. После этого он попросил главного служащего закрыть железные ставни и указал мне на то, что между ними остался небольшой зазор, поэтому с улицы можно было наблюдать за тем, что происходит внутри.

– Прошло три дня, поэтому уже трудно точно определить, что означают эти следы. Они могут значить что-то важное или вовсе не иметь никакого отношения к делу. Что ж, Ватсон, я думаю, в Вулидже нам больше делать нечего. Улов небольшой, теперь посмотрим, может быть, в Лондоне нам повезет больше.

Но прежде, чем мы покинули Вулидж, к своему улову нам удалось добавить еще одну рыбину. Кассир на железнодорожной станции сообщил, что в понедельник вечером видел на станции Кадогена Вэста, с которым был хорошо знаком. Тот взял билет третьего класса до «Лондон-бридж» на поезд в 8:15. Ехал он один. Кассира тогда очень удивило возбужденное состояние его знакомого. Он так нервничал, что его трясло, он даже не смог сам собрать сдачу, и кассиру пришлось ему помочь. Сверившись с расписанием движения поездов, мы выяснили, что поезд в 8:15 был первым поездом, на который Вэст мог поспеть после того, как расстался со своей невестой примерно в 7:30.

– Ватсон, давайте попробуем восстановить ход событий, – сказал Холмс после почти получасового молчания. – Я не уверен, что нам с вами когда-либо доводилось распутывать более сложное дело. С каждым шагом натыкаешься на все новые подводные камни. И все-таки мы уже значительно продвинулись вперед. По большому счету, все, что мы узнали в Вулидже, свидетельствует не в пользу юного Кадогена Вэста, однако следы под окном могут указывать на обратное. Предположим, что к нему обратился кто-то из иностранных агентов. Возможно, Вэст был связан такими клятвами, которые лишили его возможности рассказать об этом кому бы то ни было, но его мысли повернулись в том направлении, которое описывала нам его невеста. Прекрасно. Теперь предположим, что, направляясь в театр с юной леди, он внезапно в тумане замечает того самого агента, который устремился в сторону его конторы. Поскольку Кадоген – человек горячий, привыкший быстро принимать решения, он двинулся за вором. Это предположение дает нам ответ на вопрос, почему были похищены оригиналы, а не сделаны копии. Человек посторонний не успел бы за короткое время скопировать чертежи, поэтому и взял оригиналы. Пока все сходится.

– Что дальше?

– А дальше начинаются сложности. Как в подобной ситуации поступил юный Кадоген Вэст? Казалось бы, первым делом он должен был схватить негодяя и поднять тревогу. Почему он этого не сделал? Может быть, бумаги взял его высокопоставленный начальник? Это объяснило бы поведение Вэста. Или же вору удалось ускользнуть от него в тумане, и Вэст, не теряя времени, сразу поехал в Лондон, чтобы перехватить мерзавца у него дома, при условии, конечно, что ему было известно, где этот дом находится? Ясно только, раз он оставил свою девушку одну на улице и не вернулся к ней, времени на раздумья у него не было. Тут наш след теряется, и следующее, что нам известно о Кадогене Вэсте, – это то, что его тело с семью бумагами в кармане каким-то образом попадает на крышу вагона. Инстинкт мой подсказывает мне, что теперь нужно браться за другой конец веревочки. Если Майкрофт прислал список адресов, нам, возможно, удастся вычислить интересующего нас человека, и тогда мы сможем идти не по одному, а сразу по двум следам.

Разумеется, на Бейкер-стрит нас уже ждала записка, доставленная специальным правительственным курьером. Холмс взглянул на нее и передал мне:

«Мелких рыбешек полно, но за такое большое дело могли взяться немногие. Внимания заслуживают только Адольф Мейер (Грейт-Джордж-стрит, 13, Вестминстер), Луи Ля Ротьер (Кэмден-Мэншенз, Ноттинг-Хилл) и Гуго Оберштейн (Колфилд-Гарденс, 13, Кенсингтон). О последнем известно, что в понедельник он был в городе, но сейчас уехал. Рад, что у тебя появилась надежда. В правительстве ждут твоего заключительного доклада с величайшей тревогой. На самом верху потребовали срочных действий. Если понадобится помощь, в твоем распоряжении вся мощь страны. Майкрофт».

– Боюсь, – с улыбкой покачал головой Холмс, – что ни вся королевская конница, ни вся королевская рать[187]187
  Строка из английской детской песенки.


[Закрыть] не смогут помочь в этом деле. – Он расстелил на столе свою подробную карту Лондона и с сосредоточенным видом склонился над ней. – Так-так! – через какое-то время удовлетворенно воскликнул он. – Похоже, наконец-то обстоятельства начинают складываться в нашу пользу. Знаете, Ватсон, теперь я даже уверен, что мы все же распутаем этот клубок! – Его охватила такая радость, что он хлопнул меня по плечу. – Я ухожу. Всего лишь на разведку. Не чувствуя рядом плечо своего верного друга и биографа, ничего серьезного я не стал бы предпринимать. Оставайтесь пока дома, я, скорее всего, вернусь через час-два. Если вам станет скучно, берите лист бумаги и перо и приступайте к описанию того, как мы с вами спасли страну.

Его веселость в какой-то степени передалась и мне, потому что я хорошо знал, что только очень веские причины могли заставить моего друга изменить своим обычным сдержанным манерам и до такой степени поднять его настроение. Весь долгий ноябрьский вечер я с нетерпением ждал его возвращения. Наконец в самом начале десятого посыльный принес от него записку: «Обедаю в ресторане Гольдини на Глостер-роуд. Жду вас. Пожалуйста, не задерживайтесь и захватите фомку, фонарик, стамеску и револьвер».

Ничего не скажешь, хороший набор для добропорядочного джентльмена, решившего прогуляться вечерними улочками окутанного туманом города. Я аккуратно разложил инструменты по карманам пальто и отправился прямиком по указанному адресу. Холмс сидел за небольшим круглым столиком у входа в этот ярко освещенный итальянский ресторан.

– Вы успели поесть перед выходом? Тогда выпейте со мной кофе с кюрасо. Здесь угощают сигарами, попробуйте, они не так отвратительны, как можно было бы ожидать. Принесли то, что я просил?

– Все здесь, у меня в пальто.

– Превосходно. Позвольте, я вкратце опишу вам, чем занимался в это время и для чего мне нужна ваша помощь. Итак, мы знаем, что тело молодого человека положили на крышу поезда. Это стало понятно после того, как я установил, что он не выпал из вагона, а упал с крыши.

– А что, если его сбросили с какого-нибудь моста?

– Это исключено. Если вы внимательно осмотрите крыши вагонов, то увидите, что они немного закруглены и не имеют ограждения. Так что мы можем уверенно заявить: тело Кадогена Вэста туда положили.

– Как же его туда затащили?

– Вот этот вопрос и не давал мне покоя. Есть только один способ это сделать. Вы знаете, что в Вест-Энде в некоторых местах подземка выходит из туннеля. Я припоминаю, что, когда мне как-то раз довелось проехаться на метро, я видел прямо у себя над головой окна домов. Далее, предположим, что поезд остановился под одним из таких окон. Трудно будет переложить из него тело на крышу вагона?

– По-моему, это совершенно неправдоподобно.

– Тут нужно вспомнить старую аксиому: когда все остальные версии отпадают, та, что остается, и является истинной, какой бы невероятной она ни казалась. В данном случае все остальные версии отпали. Обнаружив, что крупный иностранный шпион, который только что покинул Лондон, жил на улице, дома которой примыкают к линии подземки, я так обрадовался, что даже несколько удивил вас своей неожиданной веселостью.

– А, так вот в чем дело!

– Да, именно в этом. Внимание мое привлек мистер Гуго Оберштейн, проживавший по адресу Колфилд-Гарденс, 13, Кенсингтон. Первым делом я отправился на станцию «Глостер-роуд», где очень любезный представитель метрополитена прошелся со мной по путям, и с его помощью я не только выяснил, что окна черной лестницы дома на Колфилд-Гарденс выходят прямо на линию, но и получил гораздо более важную информацию о том, что из-за пересечения с другой, более крупной железнодорожной веткой именно в этом месте поезда метро часто останавливаются на несколько минут.

– Изумительно, Холмс! Поздравляю вас!

– Не спешите, Ватсон. Это большой шаг вперед, но до окончания дела еще очень далеко. Далее, насмотревшись на задворки Колфилд-Гарденс, я отправился обследовать фасад и убедился, что птичка действительно упорхнула из гнездышка. Это дом внушительных размеров, верхние комнаты в нем, насколько я могу судить, не меблированы. Оберштейн жил там с единственным слугой, который, скорее всего, был его сообщником. Нельзя забывать, что Оберштейн уехал на континент, чтобы сбыть с рук добычу. Это вовсе не побег, потому что у него не было причин опасаться обыска у себя дома. Думаю, что мысль о том, что к нему влезут обычные домушники, ему и вовсе не приходила в голову. А это как раз то, чем мы с вами займемся.

– А что, нельзя получить ордер и сделать все официально?

– При таких уликах – вряд ли.

– И что нам это даст?

– Если повезет, найдем какие-нибудь его письма.

– Холмс, мне это не нравится.

– Дорогой друг, вы останетесь на улице и будете караулить. Всю «преступную» часть я беру на себя. Не время сейчас думать о мелочах. Вспомните записку Майкрофта, морское министерство, правительство, ту персону, которая ожидает новостей. Мы обязаны пойти на такой шаг.

В ответ я решительно поднялся из-за стола.

– Вы правы, Холмс. Мы обязаны сделать это.

Он вскочил и крепко пожал мне руку.

– Я знал, что могу на вас положиться, – сказал мой друг, и мне на секунду почудилось, что его глаза засветились каким-то добрым светом, которого я никогда раньше не замечал. Но в следующий миг к нему вернулись привычные для него деловитое спокойствие и самоуверенность. – Его дом почти в полумиле отсюда, но время у нас есть, поэтому давайте прогуляемся, – сказал он. – Только, умоляю вас, не уроните инструменты. Если вы вызовете подозрение и вас арестуют, это станет крайне неприятным осложнением.

Колфилд-Гарденс была одной из тех улочек, образованных домами с украшенными колоннами фасадами и портиками, которые столь характерны для лондонского Вест-Энда застройки середины Викторианской эпохи. В соседнем с тринадцатым доме, похоже, проходил какой-то детский праздник: ночную тишину нарушал доносящийся из него приглушенный шум веселых юных голосов и бренчание фортепиано. Туман все еще не рассеялся, его гостеприимные объятия позволяли нам оставаться незамеченными. Холмс зажег свой фонарик и направил его на массивную дверь.

– Это серьезно, – сказал он. – Наверное, закрыто не только на замок, но и на задвижку. Лучше попробовать через подвал, чтобы нас не заметил какой-нибудь рьяный патрульный. Вон там есть спуск. Помогите-ка, Ватсон, потом я вам помогу.

Через минуту мы оба уже стояли у входа в подвал, и как только мы спустились к темной двери, в тумане над нашими головами послышался стук шагов полицейского. Когда шаги стихли, Холмс приступил к работе. Я разглядел, как он немного наклонился и с силой налег на дверь. В следующий миг, издав громкий треск, дверь распахнулась, и мы нырнули в открывшийся темный коридор. Закрыв дверь, Холмс устремился вверх по голым ступеням изогнутой лестницы. Тонкий желтый луч его фонарика упал на низкое окно.

– Мы на месте… Кажется, это оно. – Холмс распахнул окно, и, как только он это сделал, мы услышали быстро нарастающий шум, который превратился в оглушительный грохот, когда прямо под окном в темноте замелькали вагоны поезда. Холмс посветил на подоконник, густо покрытый черной жирной копотью. В некоторых местах она была смазана. – Видите, здесь они положили тело. Смотрите– ка, Ватсон! А это что такое? Похоже, кровь. – Он указал на небольшое пятнышко на деревянной раме окна. – Вот и на каменной ступени тоже. Доказательства налицо. Давайте теперь дождемся, пока поезд остановится под окном.

Ждать пришлось недолго. Следующий же поезд выехал из туннеля с таким же грохотом, но стал сбавлять ход, пока, заскрипев тормозами, не остановился прямо под нами. От края подоконника до крыш вагонов было не больше четырех футов. Холмс аккуратно закрыл окно.

– Пока наша версия подтверждается, – произнес он. – Что вы об этом думаете, Ватсон?

– Холмс, это шедевр! До таких высот вы еще не поднимались.

– Тут я с вами не согласен. С той секунды, когда мне в голову пришла мысль о теле на крыше вагона (не бог весть какая догадка!), все остальное уже было очевидно. Если бы не серьезные интересы, которые затрагивает это дело, оно было бы вполне заурядным. Сложности нам только предстоят. Возможно, здесь мы найдем что-нибудь такое, что поможет нам.

Мы поднялись по кухонной лестнице на второй этаж, где были расположены несколько комнат. В первой, аскетически обставленной столовой, мы долго задерживаться не стали. Вторая, спальня, тоже не заинтересовала моего друга. Но последняя комната показалась ему более достойной внимания, и он приступил к кропотливому обыску. Здесь повсюду громоздились книги и газеты: скорее всего, эта комната служила кабинетом. Быстро и методично Холмс просматривал содержимое ящиков столов и шкафов, но напряженное лицо его ни разу не озарилось радостной улыбкой. Час работы не принес никаких результатов.

– Хитрый лис, он хорошо спрятал следы, – с досадой в голосе произнес он. – Не оставил никаких улик. Переписку свою он либо уничтожил, либо перевез в какое-то другое место. Это наш последний шанс.

Холмс указал на небольшой жестяной ящичек на письменном столе. Когда, поддев крышку стамеской, он его вскрыл, мы увидели внутри несколько бумажных свитков, испещренных цифрами и расчетами. Озаглавлены эти документы не были, только повторяющиеся в нескольких местах слова «давление воды» и «давление на квадратный дюйм» указывали на возможную связь с подводными лодками. Холмс нетерпеливо отложил их в сторону. На дне ящичка остался лишь конверт с несколькими небольшими газетными вырезками. Он высыпал их на стол, и по его загоревшимся глазам я понял, что к нему вернулась надежда.

– Что это, Ватсон? А? Что это? Тайная переписка через газету. Из колонки частных объявлений в «Дейли телеграф», судя по шрифту и бумаге. Вырезано из правого верхнего угла страницы. Дат нет… но они сложены по порядку. Вот это, должно быть, первая:

«Надеялся получить ответ раньше. Условия приняты. Пишите на адрес, указанный на карточке. Пьерро».

Следующая:

«Слишком сложно для описания. Нужен полный доклад. Оплата после получения товара. Пьерро».

Затем:

«Времени ждать нет. Заказ снимается, если договор не будет выполнен. Время встречи укажите в письме. Подтверждение дам в объявлении. Пьерро».

И наконец:

«В понедельник вечером после девяти. Стучать дважды. Без посторонних. Не будьте столь подозрительны. Оплата наличными по получении товара. Пьерро».

– Почти полный отчет, Ватсон! Если бы только нам удалось добраться до человека с другой стороны!

Он сел за стол и задумался, барабаня пальцами по столешнице. Потом снова вскочил.

– А ведь это может оказаться не так уж сложно. Здесь нам больше делать нечего, Ватсон. Думаю, теперь нам осталось съездить в редакцию «Дейли телеграф», и на этом наш рабочий день закончится.

Майкрофт Холмс и Лестрейд, как и было условлено, явились на следующий день после обеда. Шерлок Холмс подробно рассказал им о том, чем мы занимались вчера. Инспектор Скотленд-Ярда, услышав о нашем незаконном проникновении в дом на Колфилд-Гарденс, покачал головой.

– У нас в полиции такие штучки не заведены, мистер Холмс, – сказал он. – Неудивительно, что вы добиваетесь лучших результатов, чем мы. Только однажды вы зайдете слишком далеко, и тогда у вас с вашим другом возникнут большие неприятности.

– «За Англию, за дом родной и за красу»[188]188
  Вошедший в поговорку отрывок из песни «Смерть Нельсона», автор и исполнитель – знаменитый английский тенор Джон Брэм (1774–1856).


[Закрыть], да, Ватсон? Мы готовы принести себя в жертву интересам родины. Что скажешь ты, Майкрофт?

– Превосходно, Шерлок! Прекрасная работа. Но что это тебе дало?

Холмс взял «Дейли телеграф», которая лежала перед ним на столе.

– Вы видели объявление «Пьерро» в сегодняшнем номере?

– Как? Еще одно?

– Да. Послушайте: «Сегодня вечером. В то же время, на том же месте. Стучать дважды. Дело чрезвычайной важности. Касается вашей безопасности. Пьерро».

– Черт побери, – вскричал Лестрейд, – если он отзовется, мы возьмем голубчика!

– На это я и надеялся, когда давал объявление. Думаю, если вам двоим будет удобно сегодня около восьми вечера отправиться с нами на Колфилд-Гарденс, мы сможем приблизиться к решению этой загадки.

Одной из самых удивительных особенностей Шерлока Холмса была его способность полностью забывать о делах и переключать свои мысли на совершенно посторонние темы, когда он видел, что у него нет возможности продолжать работу с пользой для дела. Я помню, что в тот памятный день он занялся своей монографией о полифонических мотетах ди Лассо. Я подобным умением отрешаться наделен не был, поэтому мне тот день показался невыносимо долгим. Чем больше я думал об огромном политическом значении дела, о напряженном беспокойстве в высших кругах, о необычности того, что мы затеяли, тем сильнее становилось охватившее меня волнение. Поэтому мне стало намного легче, когда после легкого обеда мы наконец вышли из дома. Как и договаривались, Лестрейд и Майкрофт ждали нас у станции «Глостер-роуд». Дверь в подвал дома Оберштейна со вчерашнего вечера оставалась открытой, и мне, поскольку Майкрофт Холмс с негодованием отверг предложение перелезть через ограду, пришлось снова пройти темным подвалом, чтобы открыть парадную дверь. В девять вечера мы уже сидели в кабинете и терпеливо дожидались нашего гостя.

Прошел час, потом еще один. Когда часы на большой церкви неподалеку пробили одиннадцать, их спокойный мерный бой прозвучал реквиемом по всем нашим надеждам. Лестрейд и Майкрофт уже давно ерзали на своих местах, каждые полминуты поглядывая на часы. Холмс сидел молча и неподвижно, с полузакрытыми глазами, хотя было видно, что все чувства его напряжены до предела. Внезапно он вскинул голову.

– Идет, – тихо произнес он.

За дверью послышались вороватые шаги. Стихли, потом снова вернулись. Затем раздался какой-то шаркающий звук и два громких удара в дверь. Холмс встал и жестом показал нам оставаться на местах. Единственным источником света в доме был газовый рожок в коридоре. Холмс открыл дверь, потом, когда мимо него скользнула темная тень, снова закрыл ее и запер. «Сюда!» – коротко сказал он, и в следующую секунду в кабинет вошел тот, кого мы ждали. Тут же за его спиной показался Холмс. Увидев нас, человек тревожно вскрикнул и попятился, но Холмс схватил его за воротник и мощным рывком швырнул на середину комнаты. Прежде чем наш пленник пришел в себя, дверь в кабинет уже была закрыта. Холмс прислонился к ней спиной. Человек посмотрел по сторонам, пошатнулся и, лишившись чувств, рухнул на пол. От удара широкополая шляпа слетела с его головы, платок, которым была перевязана нижняя часть лица, сполз, и мы увидели длинную русую бороду и мягкие черты лица полковника Валентайна Волтера. Холмс от удивления присвистнул.