Текст книги "Все расследования Шерлока Холмса"

– Это нам и предстоит выяснить, – неожиданно серьезно произнес Холмс. – Где вас можно будет найти в Лондоне, мистер Грин?

– Остановлюсь в гостинице «Лангхем».

– Тогда я вас попрошу пока не менять адреса на тот случай, если мне понадобится ваша помощь. Не хочу заранее внушать какие-либо надежды, но можете быть уверены, что будет сделано все возможное, чтобы с леди Фрэнсис ничего не случилось. Пока больше ничего сказать не могу. Вот вам моя карточка, чтобы вы могли оставаться с нами на связи… Ну а теперь, Ватсон, пока вы будете паковать чемодан, я телеграфирую миссис Хадсон, чтобы она была готова принять двух голодных путешественников завтра в половине восьмого утра.

На Бейкер-стрит нас ожидала телеграмма. Холмс прочитал ее и с удивленным возгласом передал мне. В ней говорилось: «Неровное или надорванное», и было указано место отправления – Баден.

– Что это? – спросил я.

– Это все, – ответил Холмс. – Помните мой как будто не имеющий отношения к делу вопрос насчет уха священника? Вы мне не ответили.

– Я тогда уже уехал из Бадена и не мог этого выяснить.

– Да. Именно по этой причине я послал такой же запрос управляющему «Энглишер Хоф». Это его ответ.

– И о чем это говорит?

– Это говорит о том, мой дорогой Ватсон, что мы имеем дело с исключительно хитрым и опасным человеком. Преподобный доктор Шлезингер, миссионер из Южной Америки, – это не кто иной, как Святоша Питерс, один из самых отъявленных негодяев, которых дала миру Австралия… А для такой молодой страны она породила немало совершенных образцов. Он промышляет тем, что обманным путем выманивает деньги у одиноких обеспеченных женщин, играя на их религиозных чувствах. Его так называемая жена, англичанка по фамилии Фрейзер, на самом деле его верная сообщница. Поведение этого человека навело меня на подозрения, и его внешние приметы (в восемьдесят девятом в Аделаиде его сильно избили в салуне) подтверждают мою догадку. Несчастная леди оказалась в лапах страшных людей, которые не остановятся ни перед чем, Ватсон. Очень может быть, что она уже мертва. Если нет, то, несомненно, каким-то образом ограничена в свободе, поэтому и не может писать Добни или другим своим друзьям. Вполне вероятно, что она так и не доехала до Лондона или проехала его без остановки, хотя первое мне кажется маловероятным, поскольку при системе учета на континенте иностранцам лучше не шутить с тамошней полицией. Но и насчет второго я тоже сомневаюсь, поскольку эти мерзавцы не могли надеяться на другое место, где можно было бы так же просто скрывать человека. Чутье подсказывает мне, что она в Лондоне, но, поскольку пока что мы не имеем возможности установить, где именно, нам остается лишь заняться насущными делами: позавтракать и терпеливо ждать новых фактов. Вечером я схожу в Скотленд– Ярд, поговорю с нашим другом Лестрейдом.

Однако ни Скотленд-Ярд, ни маленькая, но очень эффективная сеть агентов самого Холмса не смогли прояснить ситуацию. Среди миллионов жителей Лондона трое интересующих нас людей были так же неуловимы, как будто их вовсе не существовало. В газеты были даны объявления, но это не принесло никаких результатов. Отработаны были все предположения, но с тем же успехом. Во всех бандитских притонах, куда мог наведаться Шлезингер, были проведены проверки, но и это ничего не дало. За его бывшими сообщниками было установлено наблюдение, но никто из них не вывел на него. Только спустя неделю напрасных поисков и надежд неожиданно блеснул лучик света. В ломбард Бевингтона на Вестминстер-роуд принесли старинную серебряную, украшенную бриллиантами подвеску испанской работы. Принес эту вещь мужчина высокого роста, чисто выбритый, похожий на священника. В том, что он назвал фальшивое имя и адрес, не было сомнений. На его ухо в ломбарде внимания не обратили, но внешне он явно походил на Шлезингера.

Три раза наш бородатый друг наведывался к нам за новостями… Последний раз – через час после того, как мы узнали о подвеске. С каждым разом одежда сидела на нем все свободнее – он как будто увядал от постоянного волнения. «Если бы вы только нашли мне какое-нибудь занятие!» – постоянно причитал он. Наконец-то у Холмса появилась возможность удовлетворить его просьбу.

– Он начал сдавать драгоценности в ломбард. Теперь мы его возьмем.

– А это не означает, что с леди Фрэнсис случилась какая– то беда?

Холмс с очень мрачным видом покачал головой.

– Если они до сих пор удерживали ее в качестве пленницы, то теперь не отпустят – для них это слишком опасно. Нужно готовиться к худшему.

– Что я могу сделать?

– Эти люди знают вас в лицо?

– Нет.

– Возможно, в следующий раз он пойдет в другой ломбард. Если это случится, нам придется начинать все сначала. Но, с другой стороны, здесь ему хорошо заплатили и вопросов задавать не стали, так что, если ему понадобятся наличные деньги, возможно, он снова обратится к Бевингтону. Я напишу вам письмо, отдадите его в ломбарде, и вам разрешат там остаться. Если этот человек туда заявится, вы проследите за ним и узнаете, где он живет. Только ведите себя очень осторожно, и самое главное – никакого насилия. Вы должны дать мне слово ничего не предпринимать, не посоветовавшись предварительно со мной.

Два дня от Филиппа Грина (который, кстати, являлся сыном знаменитого адмирала с той же фамилией, который в Крымскую войну командовал Азовской флотилией) не было никаких новостей. Вечером третьего дня он ворвался в нашу гостиную, бледный, дрожащий от волнения, и закричал:

– Есть! Есть!

Он был до того возбужден, что мы с трудом понимали его слова. Холмс успокоил его несколькими фразами и усадил в кресло.

– Так, теперь рассказывайте, что произошло, – сказал он.

– Она пришла где-то час назад. На этот раз это была его жена, но она принесла точно такую подвеску. Это высокая бледная женщина с маленькими, как у хорька, глазками.

– Точно, это она, – кивнул Холмс.

– Она вышла из конторы, и я пошел за ней следом. Мы прошли по Кеннингтон-роуд, потом она зашла в магазин. Мистер Холмс, это был магазин похоронных принадлежностей.

Мой компаньон вздрогнул.

– Что было дальше? – спросил он. Дрожь в его голосе указала на то, какое волнение охватило его пламенную душу, скрытую под маской холодного спокойствия.

– Она стала разговаривать с женщиной, которая стояла за прилавком. Я тоже туда вошел. «Вы опаздываете», – говорила она, ну или что-то в этом смысле. Та, что за прилавком, стала оправдываться: «Все было бы уже готово, но поймите, это же особый заказ, поэтому и времени на него нам понадобилось больше». Но тут они обе замолчали и повернулись ко мне. Я задал пару вопросов продавщице и ушел.

– Вы поступили очень разумно. Что было потом?

– Женщина вышла из магазина, но я-то спрятался за дверью. По-моему, она что-то заподозрила, потому что, прежде чем остановить кеб, внимательно посмотрела по сторонам. Потом села в кеб и уехала. Мне повезло, мимо проезжал еще один пустой кеб, я в него запрыгнул и поэтому смог проследить, куда она направилась. Остановилась она у тридцать шестого дома на Полтни-сквер в Брикстоне. Я останавливаться не стал, проехал мимо и сошел на углу площади. Оттуда и наблюдал за домом.

– Видели кого-нибудь?

– Свет в доме горел только в одном окне на первом этаже. Но оно было закрыто шторой, поэтому ничего рассмотреть я не смог. Пока я стоял и думал, что мне делать дальше, подъехал фургон. В нем сидели двое мужчин. Они спрыгнули, вытащили что-то из фургона и понесли к двери. Мистер Холмс, это был гроб.

– Хм…

– Я едва сдержался, чтобы не броситься туда. Дверь открылась, чтобы впустить мужчин с их ношей. Открыла ее женщина, и, по-моему, она заметила меня. Мне кажется, она меня узнала. Я видел, как она вздрогнула и быстро захлопнула дверь. Я помню, что дал вам слово, поэтому сразу примчался сюда.

– Вы прекрасно поработали, – сказал Холмс и что-то торопливо написал на листке бумаги. – Без официального разрешения мы не имеем права попасть в этот дом, поэтому лучшее, что вы сейчас можете сделать, это отнести мою записку в Скотленд-Ярд и вернуться с ордером. Могут возникнуть трудности, но я думаю, что Лестрейд все уладит.

– Но, пока я буду ходить, они же могут убить ее! Зачем, по-вашему, они привезли гроб? Для кого он предназначается, как не для нее?

– Мистер Грин, мы сделаем все, что в наших силах. Ни секунды не будет потеряно, поверьте… Итак, Ватсон, – повернулся он ко мне, когда наш клиент выбежал за дверь, – он приведет законных защитников порядка. Мы же, как всегда, действуем незаконно, и теперь нужно решить, что делать нам. Мне ситуация кажется отчаянной, поэтому наши самые крайние меры будут оправданы. Нужно срочно ехать на Полтни-сквер.

– Давайте попытаемся понять, что происходит, – говорил он, когда мы мчались мимо здания парламента и переезжали Вестминстерский мост. – Эти злодеи заманили несчастную леди в Лондон, сперва заставив ее избавиться от преданной горничной. Если она и писала письма, их перехватывали. Обратившись к кому-то из сообщников, они поселились в доме на Полтни-сквер и уже там сделали ее пленницей и завладели драгоценностями, которые были их целью с самого начала. Если они начали их продавать, значит, считают, что никого ее судьба не волнует. Но, если леди получит свободу, она, разумеется, первым делом пойдет в полицию, следовательно, выйти из этого дома она не должна никогда. А вечно держать ее под замком они не могут, значит, у них единственный выход – убить ее.

– Это ясно.

– Теперь подойдем к делу с другой стороны. Когда есть два пути развития мысли, Ватсон, они наверняка где-то да пересекутся, и это место будет самым близким к истине. На этот раз начнем не с леди, а с гроба и пойдем в обратном направлении. Этот гроб, боюсь, указывает на то, что леди, скорее всего, мертва. Однако при этом выходит, что намечаются похороны с соблюдением всех правил, с медицинским освидетельствованием и официальным разрешением. Если бы существовали какие-то следы насильственной смерти, они не стали бы ее хоронить, а закопали бы где-нибудь у себя в саду. Но задумано сделать все открыто, по правилам. Что это означает? Только то, что они погубили ее каким-то таким способом, который может ввести в заблуждение врачей, сделали так, чтобы смерть ее выглядела естественной… Возможно, отравили. И все же странно, что они решились подпустить к ее телу врача. Разве что врач – их сообщник, но это весьма маловероятно.

– А что, если они подделали медицинское свидетельство о смерти?

– Опасно, Ватсон, очень опасно. Нет, я сомневаюсь, что они пошли бы на такое. Кебмен, остановите здесь! Должно быть, это тот самый магазин похоронных принадлежностей, мы только что проехали наш ломбард. Зайдете, Ватсон? Ваша внешность внушает доверие. Спросите, на сколько завтра назначены похороны на Полтни-сквер.

Продавщица, ни секунды не колеблясь, рассказала, что похороны состоятся в восемь утра.

– Видите, Ватсон, никаких тайн, все официально! Каким– то образом им удалось соблюсти все формальности, и они уверены, что им нечего бояться. Что ж, у нас теперь один выход – лобовая атака. Вы вооружены?

– У меня с собой трость.

– Ну ничего, справимся, «ведь трижды тот вооружен, кто прав». У нас нет времени дожидаться полиции или действовать в узких рамках закона. Можете ехать, кебмен. Ну что, Ватсон, с богом! Как в старые добрые времена.

Он громко позвонил в дверь большого темного дома в самой середине Полтни-сквер. Открыли сразу же, и в дверном проеме, освещенном неярким светом из прихожей, обрисовалась фигура высокой женщины.

– Что вам нужно? – резко произнесла она, внимательно рассматривая нас.

– Я хотел бы поговорить с доктором Шлезингером.

– Здесь такой не живет, – сказала она и попыталась закрыть дверь, но Холмс поставил в проем ногу.

– Хорошо. Я хочу поговорить с тем мужчиной, который живет в этом доме, как бы он себя ни называл, – чеканным голосом произнес он.

Подумав немного, женщина распахнула дверь.

– Что ж, входите, – сказала она. – Мой муж ни с кем не боится встречаться. – Закрыв за нами дверь, она провела нас в гостиную, направо по коридору, там зажгла газ и вышла, сказав: – Мистер Питерс выйдет к вам через секунду.

Оказалось, что слова ее нужно было понимать буквально, поскольку действительно, не успели мы обвести взглядом пыльную, побитую молью гостиную, как дверь открылась и в комнату мягкой походкой вошел высокий, чисто выбритый, совершенно лысый мужчина. На его красном лице с обвислыми щеками было написано благожелательное выражение, только плотоядный рот со злыми складками по бокам портил общее впечатление.

– Джентльмены, вероятно, произошла какая-то ошибка, – по-свойски заговорил он, приветливо улыбаясь. – Вам, должно быть, указали неправильный адрес, если вы пройдете чуть дальше по улице…

– Ну хватит. У нас нет времени, – сухо оборвал его мой друг. – Вы Генри Питерс из Аделаиды, в Бадене вы выдавали себя за преподобного доктора Шлезингера из Южной Африки. В этом я уверен не меньше, чем в том, что меня зовут Шерлок Холмс.

Питерс (так теперь я его буду называть) вздрогнул и внимательно посмотрел на своего сурового противника.

– А ваше имя меня не пугает, мистер Холмс, – ровным голосом произнес он. – Если у человека совесть чиста, ему нечего бояться. Что вам нужно в моем доме?

– Я хочу знать, что вы сделали с леди Фрэнсис Карфэкс, которую увезли из Бадена.

– Знаете, я сам был бы вам очень признателен, если бы вы сказали мне, где можно найти эту леди, – спокойно сказал Питерс. – Я потратил на нее почти сто фунтов, не получив взамен ничего, кроме пары дешевых подвесок, на которые в ломбарде и смотреть не захотели. Она увязалась за миссис Питерс и мной в Бадене… да, я действительно жил там под другим именем… и была с нами, пока мы не приехали в Лондон. Я оплатил ее счета, купил ей билет, а она здесь, в Лондоне, просто-напросто сбежала от нас, оставив эти старые побрякушки в качестве возмещения расходов. Найдите ее, мистер Холмс, и я ваш должник.

– За этим я сюда и пришел, – сказал Шерлок Холмс. – Я собираюсь обыскать ваш дом и думаю, что найду ее у вас.

– У вас есть ордер?

Холмс показал ему рукоятку револьвера, торчащую из кармана.

– Я думаю, пока будет достаточно и этого.

– Да вы обычный грабитель!

– Можете и так меня называть, – улыбнулся Холмс. – Мой товарищ тоже прожженный головорез. И мы с ним сейчас обойдем дом.

Наш противник открыл дверь.

– Позови полицейского, Энни! – крикнул он. В коридоре мелькнуло женское платье и хлопнула входная дверь.

– У нас мало времени, Ватсон, – сказал Холмс. – Если попытаетесь остановить нас, Питерс, можете серьезно пострадать. Где гроб, который сегодня привезли в этот дом?

– Зачем вам гроб? Он занят, в нем лежит тело.

– Я должен увидеть тело.

– Я не позволю…

– Тогда мы осмотрим его без вашего позволения, – молниеносным движением Холмс оттолкнул мужчину в сторону и вышел в коридор, я последовал за ним. Дверь прямо напротив гостиной была приоткрыта. Туда мы и направились. Это оказалась столовая. На столе под горящей вполсилы газовой люстрой стоял гроб. Холмс добавил света и поднял крышку. В глубоком гробу лежало тощее тело. Призрачный свет газовых рожков озарил сморщенное старушечье лицо. Нет, никакие пытки, никакой голод не могли довести еще цветущую леди Фрэнсис до подобного состояния. Это была не она. Холмс не смог в эту секунду скрыть своего удивления и облегчения.

– Слава Богу! – пробормотал он.

– Просчитались, мистер Шерлок Холмс, – сказал Питерс, который вошел вслед за нами в комнату.

– Кто эта женщина?

– Ну, если вам это так уж хочется знать, это старая няня моей жены, Роуз Спенсер. Мы нашли ее в старой богадельне в Брикстоне, привезли сюда, вызвали доктора Хорсома (может, вас и его адрес интересует, мистер Холмс? Фирбэнк-Виллас, дом тринадцать) и стали заботиться о ней, как и подобает истинным христианам. На третий день она умерла… В заключении сказано: «от общего одряхления организма». Это, разумеется, всего лишь мнение врача, я не сомневаюсь, что у вас наверняка на этот счет найдется своя версия. Мы обратились в похоронную контору «Стимсон и Ко» на Кеннингтон-роуд, и завтра в восемь часов утра они предадут ее прах земле. Вы видите в этом что-то преступное, мистер Холмс? Вы сделали большую глупость, мистер Холмс, и вам это с рук не сойдет. Знаете, если бы кто-нибудь сфотографировал вашу удивленную физиономию, когда вы отодвигали крышку гроба, думая увидеть леди Фрэнсис Карфэкс, и вместо нее обнаружили там бедную девяностолетнюю старуху, я бы дорого дал за такую фотографию.

На лице Холмса не дрогнул ни один мускул, но по тому, как сжались его кулаки, было видно, какое раздражение у него вызывают эти язвительные насмешки.

– Я обыщу дом, – сказал он.

– Да ну? – донесся из коридора женский голос. – Это мы еще посмотрим. Сюда, офицеры. Эти люди ворвались в мой дом, и я никак не могу выставить их. Помогите, пожалуйста.

В дверях выросли сержант и констебль. Холмс протянул им свою визитную карточку.

– Вот мое имя и адрес. Это мой друг доктор Ватсон.

– Господь с вами, сэр! Мы прекрасно знаем, кто вы, – оторопело произнес сержант. – Но вы не имеете права находиться здесь без ордера.

– Конечно же, не имею, мне это хорошо известно.

– Арестуйте его! – закричал Питерс.

– Мы знаем, где сможем найти этого джентльмена, если он нам понадобится, – строго ответил сержант. – Но, мистер Холмс, вам все же придется уйти.

– Да, Ватсон, нам придется уйти.

Через минуту мы уже стояли на улице. Холмс был спокоен, но я весь горел от гнева и унижения. Сержант вышел вслед за нами.

– Извините, мистер Холмс, но закон есть закон.

– Разумеется, сержант. Вы поступили так, как велит вам долг.

– Я не сомневаюсь, что у вас были очень веские основания пойти на это, и если я чем-то могу вам помочь…

– Мы ищем пропавшую леди, сержант, и считаем, что она находится в этом доме. С минуты на минуту должен прибыть ордер.

– Я могу подежурить здесь, мистер Холмс. Если будут какие-то результаты, дам вам знать.

Было всего девять часов, поэтому мы, не теряя ни секунды, бросились по новому следу. Первым делом мы поехали в Брикстонскую богадельню, где выяснили, что действительно на днях у них побывала пара добрых людей, которые признали в слабоумной старухе бывшую прислугу и, заручившись разрешением, увезли ее с собой. Весть о том, что она умерла, ни у кого не вызвала удивления.

Следующей нашей целью был врач. Он рассказал, что прибыл по вызову в указанный дом и увидел там старую женщину, умирающую от старческой немощи. Более того, она умерла у него на глазах, после чего он и подписал составленное по всей форме свидетельство о смерти. «Уверяю вас, это была совершенно естественная смерть, ни о каком злом умысле не может быть и речи», – заверил он. В доме ему ничего не показалось подозрительным. Единственное, что его удивило, это то, что люди такого статуса живут без слуг. Больше доктору сказать нам было нечего.

Наконец мы приехали в Скотленд-Ярд. Оказалось, что с ордером возникли некоторые сложности, из-за каких-то бюрократических проволочек выписать его сразу не удалось, поэтому теперь заручиться подписью судьи можно будет не раньше утра. Если Холмс придет завтра в девять, он сможет поехать с Лестрейдом и присутствовать при обыске. На этом день завершился. Только ближе к полуночи наш знакомый сержант зашел к нам сообщить, что видел в окнах большого темного дома мерцающие огни, но никто в него не входил и не выходил. Нам оставалось лишь набраться терпения и ждать завтрашнего утра.

Шерлок Холмс был слишком раздражен для разговора и слишком возбужден для сна. Когда я уходил в свою спальню, он сидел, окутанный клубами табачного дыма, и обдумывал все возможные способы решения этой загадки, хмуря темные густые брови и барабаня длинными нервными пальцами по ручкам кресла. Несколько раз ночью я слышал его шаги. Наконец, утром, как только я проснулся, Холмс ворвался в мою комнату. Он был в халате, но бледное осунувшееся лицо свидетельствовало о том, что этой ночью он не сомкнул глаз.

– На сколько назначено погребение? На восемь, верно? – взволнованно воскликнул он. – Так, сейчас двадцать минут восьмого. Что происходит, Ватсон, куда делись мозги, которыми наградил меня Господь? Скорее, друг мой, скорее! Вопрос жизни и смерти. И шансы на смерть сто против одного. Никогда, никогда не прощу себе, если мы опоздаем!

Не прошло и пяти минут, а мы уже летели в кебе по Бейкер-стрит. Но все равно мимо Биг-Бена мы промчались без двадцати пяти восемь, а на Брикстон-роуд выехали ровно в восемь. Впрочем, опаздывали не мы одни. Было уже десять минут девятого, а катафалк все еще стоял у дома. В ту же секунду, когда наша взмыленная лошадь остановилась, дверь дома отворилась и показались трое мужчин, несущих гроб. Холмс выпрыгнул из кеба, бросился к ним и преградил путь.

– Не выносить! – крикнул он и уперся рукой в грудь первого из них. – Занесите гроб обратно, немедленно!

– Какого черта? Что вы себе позволяете? – вскричал взбешенный Питерс, чье большое красное лицо появилось над дальним концом гроба. – Я еще раз спрашиваю, у вас есть ордер?

– Ордер сейчас прибудет. А до тех пор гроб останется в доме.

Строгий голос Холмса произвел впечатление на носильщиков. Питерс неожиданно ретировался куда-то в дом, поэтому они повиновались новому приказу.

– Быстрее, Ватсон, быстрее! Отвертку! – взволнованным голосом стал командовать он, когда гроб вернули на стол. – Возьмите и вы отвертку, друг мой! Плачу соверен, если снимем крышку меньше чем за минуту! Ничего не спрашивайте… Поднажмите! Так, хорошо! Еще! Еще один! Теперь тянем все вместе! Пошла, пошла! Есть.

Совместными усилиями мы сорвали крышку гроба. И как только мы это сделали, комната наполнилась тяжелым непереносимым запахом хлороформа. Голова лежащего внутри тела была вся обложена ватой, пропитанной этим одурманивающим веществом. Холмс сорвал вату и обнажил застывшее, словно камень, красивое одухотворенное лицо женщины средних лет. В ту же секунду он обхватил тело и придал ему сидячее положение.

– Она не умерла, Ватсон? Хоть капля жизни осталась в ней? Не может быть, чтобы мы опоздали!

И все же следующие полчаса мне казалось, что помощь пришла слишком поздно. Нехватка воздуха и ядовитые испарения хлороформа должны были погубить леди Фрэнсис. Но после искусственного дыхания, после впрыскивания эфира, после всех ухищрений, которые только доступны современной науке, по трепету век, по легкому помутнению на поверхности зеркальца я понял, что жизнь начала медленно возвращаться к ней. Мы услышали, что рядом с домом остановился кеб. Холмс раздвинул шторы и выглянул в окно.

– Вот и Лестрейд с ордером, – сказал он. – Только его птички уже наверняка упорхнули. А вот это, – добавил он, когда в коридоре послышались торопливые тяжелые шаги, – тот, кто имеет больше права заботиться об этой леди, чем мы. Доброе утро, мистер Грин, думаю, чем скорее вы увезете леди Фрэнсис отсюда, тем ей будет лучше. А тем временем похороны могут продолжаться, бедная старуха, которая все еще лежит в этом гробу, может отправиться к месту своего вечного упокоения одна.

– Это дело, мой дорогой Ватсон, – сказал мне вечером Холмс, – если вы решите когда-нибудь включить его в свои анналы, пригодится вам как иллюстрация того, что даже самый сбалансированный мозг может давать сбои. Подобные сбои присущи всем смертным. Истинно великим человеком является тот, кто может вовремя осознать их и исправить свою ошибку. Надеюсь, что я вправе причислять себя к этой категории. Всю ночь меня преследовала мысль, что прямо у меня под носом был какой-то ключ, какое-то указание, может быть, странное предложение или необычное наблюдение, от которого я легкомысленно отмахнулся. Когда уже начало светать, у меня в памяти неожиданно всплыли слова женщины из похоронной конторы, которые услышал Филипп Грин: «Все было бы уже готово, но это особый заказ, поэтому и времени на него нам понадобилось больше». Эти слова относились к гробу. Чем-то он был необычен. Но чем? И тут я вспомнил, какие высокие стенки были у него, и то иссохшее тело, которое лежало внутри. Зачем для такого маленького тела понадобился такой несоразмерно большой гроб? Чтобы в нем хватило места для второго тела! Обеих женщин должны были похоронить по одному свидетельству. Это было очевидно! Если бы только не туман у меня в голове… В восемь часов леди Фрэнсис должны были похоронить. Нам оставалось одно – во что бы то ни стало не дать вынести гроб из дома.

Шансов на то, что она была еще жива, почти не оставалось. Почти! Насколько мне известно, эти люди никогда раньше не совершали убийств. Возможно, они и собирались ее убить, но в последнюю минуту испугались. Может быть, они подумали о том, что будет лучше похоронить ее без видимых признаков насилия, с тем чтобы, если даже дело дойдет до эксгумации тела, у них была возможность отвертеться. За эту мысль я и ухватился как за соломинку. Как все происходило, вы и сами можете понять. Вы видели ту ужасную запертую комнату наверху, где так долго держали несчастную леди. Они ворвались, одурманили ее хлороформом, отнесли тело вниз, налили в гроб еще хлороформа, чтобы она не проснулась, и прикрутили крышку. Умный ход, Ватсон. Ничего подобного в истории преступности я не встречал. Если нашим друзьям, бывшим миссионерам, удастся не попасть в руки Лестрейду, я думаю, они еще удивят нас в будущем.