Текст книги "Все расследования Шерлока Холмса"

Холмс выпрямил спину и потер руки. Я заметил, что рассказ его очень заинтересовал.

– И что же вы предприняли?! – воскликнул он.

– Я сразу понял, что вор мог попасть на лестницу только через боковую дверь, иначе я бы обязательно с ним встретился.

– Вы уверены, что он не прятался все это время в вашем кабинете или в коридоре, который, по вашим словам, плохо освещен?

– Это исключено. Туда и мышь не проскочит. Там просто негде прятаться.

– Спасибо, прошу вас, продолжайте.

– Консьерж, видя, как я побледнел, понял, что может случиться что-то страшное, поэтому побежал наверх следом за мной. Из кабинета мы вместе с ним ринулись вниз к крутой лестнице, ведущей на Чарльз-стрит. Дверь внизу была закрыта, но не заперта. Мы выскочили на улицу. Я точно помню, что в этот миг услышал бой часов где-то неподалеку. Было без четверти десять.

– Это крайне важно, – сказал Холмс, записывая что-то на своей бумажной манжете.

– Было очень темно, моросил теплый дождь. На Чарльз-стрит не было никого, но на Уайтхолл как всегда было оживленное движение. Мы бросились по тротуару, даже не думая укрыться от дождя, и на углу увидели полицейского. Я с криком кинулся к нему.

«Ограбление! Из министерства похищен документ необычайной важности! Здесь кто-нибудь проходил?» – «Сэр, я стою здесь уже четверть часа, – сказал он. – За это время здесь проходил только один человек… пожилая женщина, высокая, в платке». – «А, ну это моя жена, – крикнул консьерж. – Больше никого не было?» – «Ни души». – «Значит, вор пошел в другую сторону», – потянул меня за рукав консьерж.

Но я не успокоился. То, что он хотел увести меня в другую сторону, только усилило мои подозрения.

«Куда пошла женщина?» – спросил я. «Не знаю, сэр. Я ее заметил, но мне незачем было за ней следить. По-моему, она спешила». – «Давно вы ее видели?» – «Да всего несколько минут назад». – «А точнее?» – «Ну, минут пять, не больше».

«Сэр, вы теряете время, сейчас каждая секунда дорога, – не унимался консьерж. – Уж поверьте мне на слово, моя старуха не имеет к этому отношения. Бежим в другую сторону. Если не хотите, я сам пойду», – с этими словами он бросился в обратном направлении.

Но я его догнал и схватил за руку.

«Скажите свой адрес», – крикнул я. «Брикстон, Айви-лейн, шестнадцатый дом, – сказал он. – Только зря вы это затеяли, давайте лучше пойдем в другую сторону, может быть, там что-нибудь увидим или услышим».

Следуя его совету, я ничего не терял, поэтому вместе с полицейским мы поспешили в обратном направлении, но на Уайтхолл было полно транспорта и прохожих, все спешили укрыться от дождя. Нам явно никто не подсказал бы, проходил ли здесь кто-нибудь.

Мы вернулись в здание и осмотрели лестницу и коридор, но ничего не нашли. Проход, ведущий к кабинету, покрыт кремовым линолеумом, если бы по нему кто-нибудь прошел, там бы обязательно остались следы. Но никаких следов мы не обнаружили.

– Скажите, а дождь шел весь вечер?

– Примерно с семи часов.

– Тогда почему женщина, заходившая в кабинет в девять часов, не оставила на линолеуме следов грязной обуви?

– Я рад, что вы об этом спросили. Я сам об этом тогда подумал. Уборщицы обычно переобуваются в тапки в комнате консьержа.

– Понятно. Значит, несмотря на то что весь вечер шел дождь, следов не было? Крайне любопытно. Что же вы сделали потом?

– Мы осмотрели и сам кабинет. Никакой тайной двери там быть не может, а окна находятся высоко, футах в тридцати над землей, к тому же оба окна были заперты изнутри. На полу лежит ковер, так что люк исключается, потолок обычный, беленый. Я голову даю на отсечение, что тот, кто украл документы, проник в кабинет через дверь.

– А камин?

– Камина там нет. Только печка. Шнурок от звонка висит рядом с моим столом, справа. Чтобы позвонить, нужно было подойти прямо к моему столу. Только почему преступнику пришло в голову позвонить? Ума не приложу.

– Дело это, вне всякого сомнения, необычное. Каковы же были ваши следующие действия? Вы, очевидно, обыскали кабинет в поисках следов преступника… Кончик сигары, оброненная перчатка, шпилька, какая-нибудь другая мелочь?

– Ничего подобного мы не нашли.

– Запах?

– Об этом мы как-то не подумали.

– Жаль, в подобном расследовании, скажем, запах табака имел бы огромное значение.

– Сам я не курю, поэтому запах табака, наверное, почувствовал бы. Улик не было никаких. Единственное, что показалось мне необычным, это то, что жена консьержа, миссис Танджи, так ее зовут, столь поспешно покинула здание. Сам консьерж никак не мог объяснить ее поведение, сказал лишь, что она всегда уходит домой примерно в это время. Я посоветовался с полицейским, и мы решили, что лучше всего будет схватить женщину, пока она еще не успела избавиться от бумаг (если, конечно, они были у нее).

К этому времени о происшествии уже стало известно в Скотленд-Ярде, и на место преступления явился мистер Форбс, сыщик. Он энергично принялся за дело. Мы взяли кеб и уже через полчаса прибыли по указанному адресу. Дверь нам открыла девушка, которая оказалась старшей дочерью миссис Танджи. Ее мать еще не вернулась, поэтому она провела нас в гостиную, где мы и стали дожидаться.

Примерно через десять минут раздался стук в дверь, и тут мы совершили непростительную ошибку, в которой я виню исключительно себя: вместо того, чтобы самим открыть дверь, мы позволили сделать это девушке. Мы услышали, как она сказала: «Мама, тебя дожидаются двое джентльменов», – после чего сразу же раздались торопливые шаги по коридору. Тогда Форбс распахнул дверь и мы выбежали то ли в кухню, то ли в заднюю комнату. Женщина была уже там. Она вызывающе взглянула на нас, но тут узнала меня, и на лице у нее появилось выражение крайнего изумления.

«Боже мой, это же мистер Фэлпс, из министерства!» – воскликнула она. «Так-так, а от кого же вы убегали?» – спросил мой спутник. «Я подумала, это пришли описывать имущество, – ответила миссис Танджи. – У нас проблемы с лавочником». – «Зря стараетесь, – сказал на это Форбс. – У нас есть основания полагать, что вы похитили из министерства иностранных дел ценный документ и сюда прибежали, чтобы избавиться от него. Вам придется проехать с нами в Скотленд-Ярд, вас там обыщут».

Напрасно она отказывалась и сопротивлялась. Мы усадили ее в кеб и обратно поехали уже втроем. Но сперва мы осмотрели кухню, и особенно тщательно – печь. Нам нужно было узнать, успела ли миссис Танджи освободиться от бумаг за то короткое время, пока находилась здесь одна. Однако ни пепла, ни обрывков мы не нашли. Приехав в Скотленд-Ярд, мы сразу же препроводили миссис Танджи в комнату для досмотра женщин. Я чуть с ума не сошел от волнения, пока дожидался результата. Бумаг при ней не нашли.

И только тогда я в полной мере ощутил весь ужас ситуации. До той минуты я был занят делом и мне было не до размышлений. Я почему-то был уверен, что мне удастся разыскать договор, что называется, по горячим следам, и даже не задумывался о том, что случится, если мне этого сделать не удастся. Но больше я ничего не мог предпринять, поэтому у меня появилось время обдумать положение. Ситуация была ужасной. Ватсон подтвердит, что еще в школе я был ранимым и чувствительным. Такой уж у меня характер. Я подумал о дяде и его коллегах в правительстве, о том, что я опозорил его, опозорил себя, опозорил всех, кто хоть как-то со мной связан. Ну и что, что я стал жертвой невероятного случая? Когда на карту поставлены дипломатические интересы, невероятных случаев происходить не должно. Это был конец и мне, и моей карьере. Полный, окончательный конец. Я не помню, что было потом. Наверное, у меня случилась истерика. В памяти сохранились какие-то смутные образы, например несколько человек в форме, которые столпились вокруг меня и пытались как-то успокоить. Кто-то из них отвез меня на Ватерлоо и усадил в поезд до Уокинга. Думаю, этот человек довез бы меня до самого дома, если бы не оказалось, что в том же поезде едет доктор Ферье, мой сосед. Он любезно согласился присмотреть за мной, и это очень хорошо, потому что на станции у меня начался припадок. Когда я наконец добрался домой, я уже ничего не соображал.

Можете представить, что тут началось, когда всех в доме разбудил звонок в дверь и они увидели меня в таком состоянии. Моя бедная Энни и мать были убиты горем. Доктор Ферье на вокзале узнал от детектива, что со мной произошло, поэтому смог объяснить, что к чему, правда, никому от этого легче не стало. Всем было понятно, что я не скоро приду в себя, поэтому Джозефа выселили из его спальни и превратили эту комнату в лазарет. Здесь, мистер Холмс, я более девяти недель пролежал в горячке и без сознания. Если бы не мисс Харрисон и доктор, я бы сейчас с вами не разговаривал. Днем за мной ухаживала Энни, а на ночь оставалась специально нанятая сиделка. Меня нельзя было оставлять одного ни на минуту, потому что во время приступов я был способен на что угодно. Постепенно разум мой начал проясняться, но полностью память вернулась ко мне всего три дня назад. Хотя, честно говоря, иногда мне кажется, что лучше бы я навсегда остался в таком состоянии. Первое, что я сделал, это телеграфировал мистеру Форбсу, который ведет это дело. Он приехал ко мне, но ничего утешительного не рассказал. Несмотря на то что делается все возможное, никаких следов или улик найти не удалось. Консьержа и его жену проверили по всем статьям, но это тоже ничего не дало. Тогда подозрение полиции пало на юного Горо, который, как вы помните, в тот день задержался на работе. Эта его задержка и французская фамилия – вот все, что, собственно, и навлекло на него подозрения, хотя я начал работать уже после того, как он ушел. К тому же хоть его предки и были гугенотами, сам он и вся его семья по своим симпатиям и образу жизни такие же англичане, как вы и я. В общем, доказать его причастность к делу не удалось и на этом следствие зашло в тупик. Мистер Холмс, вы – моя последняя надежда. Только вы можете спасти мою честь и положение.

Устав от длинного рассказа, несчастный упал на подушки, а мисс Харрисон налила ему стакан какого-то стимулирующего лекарства. Холмс сидел с закрытыми глазами, откинув голову на спинку кресла. Посторонний человек мог бы подумать, что ему просто надоело слушать и он ушел в себя, но я-то знал, что такое выражение лица моего друга обозначало наивысшую степень умственного напряжения.

– Вы рассказали все так подробно, – наконец заговорил он, – что у меня почти не осталось вопросов. Но одно чрезвычайно важное обстоятельство я все же хотел прояснить. Скажите, вы кому-либо говорили о том задании, которое вам было поручено?

– Никому.

– Вот мисс Харрисон, например?

– Нет. Я не возвращался в Уокинг после того, как получил распоряжение, и до того, как приступил к его выполнению.

– И никто из ваших близких в это время не встречался с вами, даже случайно?

– Никто.

– А кто-нибудь из них раньше бывал в вашем кабинете?

– Да, у меня все бывали.

– Впрочем, все это, разумеется, не имеет никакого отношения к делу, если вы никому не рассказывали о договоре.

– Я не рассказывал никому.

– Что вам известно о консьерже?

– Да в общем-то ничего, только то, что он отставной солдат.

– Какого полка?

– По-моему… Колдстримского гвардейского полка.

– Благодарю вас. Остальные подробности я, несомненно, могу узнать у Форбса. Официальные власти замечательно умеют собирать факты, но не всегда способны умело ими распорядиться. Какой изумительный цветок роза!

Холмс подошел к окну мимо постели больного и, взяв за стебель поникший цветок мускусной розы, стал любоваться восхитительным сочетанием малинового и зеленого цветов. Для меня это была новая грань в его характере, потому что раньше я никогда не видел, чтобы он проявлял какой-то особенный интерес к живой природе.

– Нигде так не нужна дедукция, как в религии, – сказал мой друг, прислонясь к ставням. – Логик может превратить ее в точную науку. Мне кажется, что наша вера в Провидение может целиком основываться на факте существования цветов. Все остальное – наши силы, желания, пища, которую мы поглощаем, – все это необходимо для нашего существования, но вот эта роза – предмет, не имеющий к нему отношения. Аромат и цвет розы украшают жизнь, но отнюдь не являются ее непременным условием. Только добро способно украшать, поэтому я еще раз говорю, что именно на цветы мы возлагаем большие надежды.

Пока Холмс разглагольствовал, Перси Фэлпс и мисс Харрисон с недоумением, если не сказать с сочувствием, смотрели на него. Холмс мечтательно замолчал, по-прежнему держа в пальцах розу. Выдержав пару минут паузы, девушка довольно резким тоном спросила его:

– Мистер Холмс, так у нас есть надежда, что вы раскроете эту тайну?

– Ах да, тайна! – спохватился он. – Конечно же, было бы глупо отрицать, что это дело весьма трудное и запутанное, но я обещаю вам, что займусь им и буду держать вас в курсе.

– У вас уже есть версии?

– У меня есть семь различных версий, но, конечно же, нужно их сперва проверить, прежде чем говорить о них вслух.

– Вы кого-нибудь подозреваете?

– Да, самого себя.

– Что?!

– Я подозреваю, что слишком уж быстро прихожу к выводам.

– В таком случае поезжайте в Лондон и проверьте свои выводы там.

– Это дельный совет, мисс Харрисон, – расправил плечи Холмс. – По-моему, Ватсон, это лучшее, что мы с вами можем сейчас сделать. Мистер Фэлпс, вынужден вас предупредить: не стройте иллюзий, это дело очень запутанное.

– Пока вас не будет, у меня опять начнется горячка! – в отчаянии вскричал Перси.

– Что ж, завтра я снова приеду тем же поездом, хотя вряд ли смогу вас чем-то обрадовать.

– Благослови вас Господь за то, что вы даете мне надежду, – с дрожью в голосе сказал наш клиент. – Мне придаст силы мысль о том, что хоть что-то делается. Кстати, мне пришло письмо от лорда Холдхерста.

– Вот как! И что же он пишет?

– Тон письма, конечно, прохладный, но сдержанный. Думаю, только потому, что дяде известно о моей болезни. Он еще раз напомнил мне, что дело это имеет огромное значение, и еще добавил, что в отношении моего будущего ничего предприниматься не будет… (другими словами, речь идет о моей отставке) до тех пор, пока здоровье мое не поправится и я не получу возможности исправить положение.

– Что ж, это весьма здраво и деликатно, – сказал Холмс. – Пойдемте, Ватсон, в Лондоне нас с вами сегодня ожидает еще много работы.

Мистер Харрисон отвез нас на станцию, и вскоре мы уже на всех парах неслись на портсмутском поезде к столице. Всю дорогу Холмс был погружен в глубокие раздумья и заговорил, только когда мы проехали Клапамский узел.

– Как интересно въезжать в Лондон с этой стороны, где можно с высоты смотреть на дома внизу.

Я подумал, что он шутит, потому что вид, открывавшийся за окном, был довольно безрадостным и навевал тоску, но вскоре он объяснил свою мысль.

– Вот посмотрите на эти большие группы зданий, которые возвышаются над шиферными крышами как кирпичные острова в свинцово-сером море.

– Это школы.

– Маяки, друг мой. С точки зрения будущего, это маяки. В этих капсулах сейчас содержатся тысячи маленьких светлых зерен, из которых вырастет великая и мудрая Англия будущего. Этот Фэлпс, наверное, не пьет?

– Вряд ли.

– Я тоже так думаю, но нужно учесть все возможные варианты. Бедняга попал в очень серьезную переделку. Не знаю, сумеем ли мы помочь ему. Что вы думаете о мисс Харрисон?

– Девушка с характером.

– Да, и к тому же неплохой человек, если я не ошибаюсь. Они с братом единственные наследники одного владельца металлургического завода где-то возле Нортумберленда. Фэлпс близко сошелся с ней, когда ездил туда на отдых прошлой зимой. Она приехала сюда, чтобы познакомиться с его семьей, брат явился с ней в качестве сопровождающего. Потом грянул гром, и мисс Харрисон осталась, чтобы ухаживать за женихом; ее брат Джозеф, воспользовавшись ситуацией, тоже решил пожить на всем готовом. Я сам навел кое-какие справки. Впрочем, основные сведения мы получим сегодня.

– Моя работа… – начал я.

– Если ваша работа вам интереснее… – насупился Холмс.

– Я собирался сказать, что работа может и подождать пару дней. Все равно в это время года у меня почти не бывает пациентов.

– Что ж, прекрасно, – вновь повеселел мой друг. – В таком случае займемся этой историей вместе. Думаю, для начала нужно познакомиться с Форбсом. Узнаем у него все, что нам нужно, прежде чем поймем, с какого конца браться за дело.

– Но вы, по-моему, сказали, что у вас уже есть версия.

– Да, несколько версий у меня есть, но, чтобы делать какие-то выводы, нужны дополнительные сведения. Труднее всего раскрывать преступления, в которых нет мотива. Однако в этом деле мотив присутствует. Кому это может быть выгодно? Французскому послу – это раз. Российскому послу – это два. Тому, кто сможет продать этот документ кому-нибудь из них, – это три. Лорду Холдхерсту – четыре.

– Лорду Холдхерсту?

– Скажем так, можно себе представить, что государственный деятель оказался в такой ситуации, когда пропажа подобного документа не сильно бы его расстроила.

– Но ведь у лорда Холдхерста безукоризненная репутация!

– Такая вероятность существует, и мы не можем сбрасывать ее со счетов. Сегодня мы еще встретимся с лордом, узнаем, что ему известно. Между тем расследование уже идет полным ходом.

– Как, уже?

– Да, в Уокинге со станции я разослал телеграммы во все лондонские «вечерки». Мое объявление выйдет уже сегодня вечером.

Холмс передал мне листок бумаги, вырванный из записной книжки. На нем было написано карандашом: «10 фунтов вознаграждения тому, кто укажет номер кеба, высадившего пассажира на Чарльз-стрит возле или недалеко от министерства иностранных дел двадцать третьего мая без четверти десять вечера».

– Вы уверены, что вор приехал в кебе?

– Даже если это не подтвердится, ничего страшного. Но если мистер Фэлпс не ошибается и ни в кабинете, ни в коридоре действительно нет места, чтобы спрятаться, значит, преступник пришел с улицы. Если он пришел с улицы в такую дождливую погоду и не оставил следов на линолеуме, который спустя несколько минут после того, как он по нему прошел, внимательно осматривали, значит, вероятнее всего, он приехал в кебе. Да, я уверен, что нам удастся найти этот кеб.

– Звучит вполне убедительно.

– Это одна из версий, о которых я говорил, может быть, она нас на что-то выведет. Еще одна зацепка – звонок. Это, безусловно, самое необычное обстоятельство во всем деле. Почему прозвенел звонок? Бравада наглого похитителя? Или вор был не один и его спутник таким образом хотел предотвратить кражу? А может быть, это произошло случайно? Или, скажем… – Холмс снова задумался. Мне, знакомому со всеми его привычками, показалось, что в голову ему пришла неожиданная мысль.

Было уже двадцать минут четвертого, когда поезд прибыл на конечную станцию. Перекусив на скорую руку в буфете, мы, не теряя времени, отправились в Скотленд-Ярд. Холмс успел телеграфировать и Форбсу, поэтому он ждал нас. Это был невысокий мужчина, глаза с хитринкой, лицо худое, такое, которое никак не назовешь открытым. Инспектор держался с нами очень холодно, а когда узнал, по какому делу его беспокоят, и вовсе набычился.

– Я наслышан о ваших методах, мистер Холмс, – ядовито сказал Форбс. – Вы получаете у полиции информацию, а потом пытаетесь самостоятельно закончить дело, да еще и выставляете нас, полицейских, дураками.

– Напротив, – ничуть не смутился Холмс. – Из последних пятидесяти трех раскрытых мною преступлений мое имя упоминалось лишь в четырех. Остальные сорок девять полиция записала на свой счет. Я не ставлю вам в вину то, что вы этого не знаете, вы человек молодой и неопытный, но если вы хотите добиться успеха на новом для вас месте, советую вам работать со мной, а не против меня.

– Я, конечно, был бы очень рад, если бы вы подсказали мне, что делать, – сменил тон детектив. – Сам я пока в тупике.

– Что вы предприняли?

– За Танджи, консьержем, установлено наблюдение. В полку, в котором он служил, о нем отзываются положительно. У нас на него ничего нет. Но вот жена его – дама интересная. По-моему, ей известно больше, чем она хочет показать.

– За ней следят?

– Да, мы приставили к ней одну из наших сотрудниц. Миссис Танджи пьет. Наша сотрудница дважды была рядом с ней, когда миссис Танджи хорошенько напивалась, но ничего не смогла из нее выудить.

– Насколько мне известно, у них в доме побывали судебные исполнители?

– Да, но им заплатили.

– Откуда у них деньги?

– С этим все чисто. Ее муж как раз получил пенсию. Непохоже, чтобы у них завелись деньги.

– Как миссис Танджи объясняет то, что явилась на вызов мистера Фэлпса, когда тот попросил принести кофе?

– Она утверждает, что ее муж в тот день очень устал и ей хотелось, чтобы он отдохнул.

– Что ж, теперь понятно, почему чуть позже его обнаружили спящим на стуле. Против этой пары у нас ничего нет, только скверный характер женщины. Вы спросили ее, почему в ту ночь она так спешила, что на ее торопливую походку обратил внимание даже дежурный констебль.

– Она задержалась на работе дольше обычного и хотела вернуться домой побыстрее.

– Вы указали ей на то, что вам с мистером Фэлпсом удалось обогнать ее, хоть вы и выехали из министерства примерно на двадцать минут позже?

– Это миссис Танджи объясняет разницей между скоростью омнибуса[122]122
  Омнибус (от лат. omnibus – для всех) – многоместная конная, а впоследствии – пароконная карета, совершавшая регулярные рейсы в городах и между ними; первый вид общественного транспорта. Появился в Париже в 1662 году, в Лондоне – с 1829 года. В начале XX века был вытеснен автобусом и трамваем. Последний лондонский омнибус вышел на маршрут в 1914 году.


[Закрыть] и кеба.

– А она как-то объяснила, почему, придя домой, первым делом отправилась в кухню?

– У нее там хранятся деньги, которыми она собиралась откупиться от приставов.

– Что ж, по крайней мере, теперь мы знаем, что у нее на все готов ответ. Вы не поинтересовались, не встретился ли ей кто-нибудь на Чарльз-стрит, когда она шла домой?

– Миссис Танджи не видела никого, кроме констебля.

– Похоже, вы допросили ее основательно. Что еще сделано?

– За клерком Горо тоже следили эти девять недель. Ничего подозрительного не обнаружено. Он также чист.

– Что-нибудь еще?

– Ну, мы просто не знаем, что еще можно предпринять… Улик-то никаких нет.

– Как вы объясняете то, что зазвонил звонок?

– Должен признаться, я в полном недоумении. Тот, кто это сделал, должен обладать стальными нервами, чтобы вот так поднять тревогу.

– Да, странный поступок. Большое спасибо за информацию. Если я найду преступника, я вам сообщу. Пойдемте, Ватсон.

– Куда теперь направимся? – спросил я, когда мы вышли из кабинета.

– К лорду Холдхерсту, члену кабинета и будущему премьер-министру Англии.

Нам посчастливилось застать лорда Холдхерста в его резиденции на Даунинг-стрит. Когда Холмс передал свою визитную карточку, нас тут же провели наверх. Поприветствовав нас по всем правилам этикета, неукоснительным соблюдением которого лорд Холдхерст славился, государственный муж усадил нас на роскошные кушетки по обе стороны камина, а сам встал перед нами. Стройный, высокий, с заостренными чертами лица, мудрыми глазами и поседевшими раньше времени волосами, он представлял собой тот редкий тип людей, у которых благородство заложено в крови.

– Я о вас много слышал, мистер Холмс, – улыбаясь, сказал лорд Холдхерст. – И, разумеется, мне нет смысла делать вид, будто я не понимаю причины вашего визита ко мне. В этих стенах произошло лишь одно событие, которое могло привлечь ваше внимание. Могу я узнать, чьи интересы вы представляете?

– Мистера Перси Фэлпса, – ответил Холмс.

– Ах, мой бедный племянник! Вы должны понимать, что наше родство налагает на меня еще большую ответственность и делает невозможным мое заступничество. Боюсь, это происшествие будет иметь пагубные последствия для его карьеры.

– А если документ будет найден?

– О, это, конечно, изменит дело.

– Лорд Холдхерст, я бы хотел задать вам несколько вопросов.

– С радостью поделюсь с вами любыми сведениями, которыми располагаю.

– Скажите, вы отдали распоряжение сделать копию с документа в этом кабинете?

– Да.

– То есть подслушать ваш разговор не мог никто.

– Это совершенно исключено.

– Вы когда-нибудь говорили кому-нибудь о том, что собираетесь отдавать договор в чужие руки?

– Никогда.

– Вы в этом уверены?

– Абсолютно!

– Что ж, если вы никому ничего не рассказывали и мистер Фэлпс никому ничего не рассказывал, получается, что вор оказался там случайно и просто воспользовался случаем.

Министр улыбнулся.

– Это уже вне моей компетенции.

Холмс помолчал.

– Я бы хотел обсудить с вами еще один вопрос, – сказал он. – Насколько я понимаю, вы высказывали опасение, что если подробности договора станут достоянием общественности, это приведет к очень неприятным последствиям.

Тень скользнула по выразительному лицу политика.

– Последствия могут быть поистине катастрофическими.

– Что-нибудь уже произошло?

– Пока нет.

– Если бы договор попал во французское или, скажем, российское министерство иностранных дел, вы бы об этом узнали?

– Полагаю, да, – поморщился лорд Холдхерст.

– Поскольку прошло уже более трех месяцев и до сих пор ничего не было слышно, можем ли мы предполагать, что по каким-то причинам договор еще не попал к ним?

Лорд Холдхерст пожал плечами.

– Вряд ли мы можем предполагать, что вор украл этот документ, чтобы повесить его в рамочке у себя на стене.

– Возможно, он ждет, пока ему предложат большую сумму.

– Если он подождет еще немного, то может не получить ничего. Через несколько месяцев с договора должны снять гриф секретности.

– Это очень важно, – сказал Холмс. – Конечно же, можно предположить, что вор заболел…

– Нервной лихорадкой, например? – Государственный деятель бросил быстрый взгляд на Холмса.

– Я этого не говорил, – невозмутимо произнес мой друг. – Но, лорд Холдхерст, мы и так уже отняли у вас слишком много драгоценного времени. Разрешите откланяться.

– Успехов в расследовании. Найдите преступника, кем бы он ни был, – напутствовал нас сановник.

– Приятный человек, – сказал Холмс, когда мы вышли на Уайтхолл. – Но ему приходится бороться за свое место. Он небогат, да к тому же постоянно на ногах. Думаю, и вы заметили, что у него на туфлях стоят новые подметки. Что ж, Ватсон, не стану больше отрывать вас от ваших непосредственных обязанностей. Сегодня я уже ничем заниматься не буду, если, конечно, не получу ответа на свое объявление о кебе. Но я был бы вам очень признателен, если бы завтра вы снова съездили со мной в Вокинг, тем же поездом, что и сегодня.

На следующее утро мы встретились на вокзале и вместе отправились в Вокинг. Холмс рассказал, что на объявление никто так и не откликнулся и дело пока не продвинулось. Он умел, когда хотел, делать свое лицо совершенно непроницаемым, как у настоящего индейца, поэтому мне не удалось по его внешнему виду понять, доволен ли он тем, как идет расследование, или нет. Помню, мой друг всю дорогу рассуждал о достоинствах системы измерений Бертильона[123]123
  Бертильонаж – система антропометрических измерений, предложенная французским криминалистом Альфонсом Бертильоном (1853–1914) для идентификации людей, главным образом преступников.


[Закрыть] и очень восхищался своим французским коллегой.

Как и в прошлый раз, мы застали нашего клиента под неусыпным надзором преданной мисс Харрисон, но выглядел он значительно лучше, чем вчера. Когда мы вошли к нему в комнату, Перси без труда встал с дивана и приветствовал нас.

– Есть новости? – с волнением в голосе спросил он.

– Как я и ожидал, порадовать мне вас пока нечем, – сказал Холмс. – Я встретился с Форбсом и с вашим дядей и сделал кое-какие запросы, которые могут на что-то вывести.

– Значит, надежда еще есть?

– Разумеется.

– Благослови вас Бог за эти слова! – воскликнула мисс Харрисон. – Будем верить в лучшее и не терять присутствия духа, и правда непременно откроется.

– А у нас есть что вам рассказать. – Фэлпс снова лег.

– Я на это надеялся.

– Да, ночью здесь произошло странное событие, которое может иметь очень серьезные последствия. – Больной помрачнел, и в глазах его промелькнуло что-то, похожее на страх. – Вы знаете, – сказал он, – я уже начинаю подозревать, что я, непонятным для себя образом, угодил в центр какого-то ужасного заговора. Под угрозой находится не только моя честь, но и жизнь.

– Вот как! – удивленно воскликнул Холмс.

– Это звучит невероятно, потому что, насколько мне известно, врагов в этом мире у меня нет, но другого объяснения тому, что случилось прошлой ночью, я не вижу.

– Расскажите же, что произошло.

– Этой ночью я в первый раз спал один. Мне стало уже настолько лучше, что я решил, что могу обойтись без сиделки. Свет на ночь я, правда, не гасил. И вот около двух часов, когда я задремал, меня разбудил тихий шум, как будто мышь грызет половицу. Я какое-то время лежал, прислушиваясь к шороху, но потом звук этот начал усиливаться, и неожиданно со стороны окна раздался металлический щелчок. Я от удивления приподнялся в кровати. Теперь уже сомнений быть не могло: шорох происходил от того, что кто-то каким-то инструментом водил в щели между створками окна, а щелчок раздался, когда была откинута защелка.

Потом минут на десять все стихло, как будто человек за окном хотел проверить, не разбудил ли меня шум. Затем я услышал, как окно тихонько скрипнуло и начало медленно открываться. Нервы у меня уже не такие крепкие, как раньше, поэтому, не в силах больше терпеть, я вскочил и распахнул ставни. У окна стоял человек. Рассмотреть его я не успел, потому что он тут же метнулся в сторону и растворился в темноте. Одежда закрывала нижнюю часть его лица. Единственное, в чем я уверен, – в руке он держал какое-то оружие, что-то похожее на длинный нож. Я отчетливо увидел, как оно блеснуло, когда он разворачивался, чтобы убежать.

– Чрезвычайно интересно, – сказал Холмс. – А что же вы сделали потом?

– Если бы у меня было больше сил, я бы выпрыгнул в окно и побежал за ним. А так я мог только позвонить в колокольчик и поднять тревогу. Это отняло у меня какое-то время, потому что колокольчик звенит в кухне, а все слуги спят наверху. Затем я догадался закричать, на крик прибежал Джозеф, он и разбудил всех остальных. Джозеф с конюхом нашли на газоне под окном следы, но в последнее время стоит такая сухая погода, что проследить отпечатки в траве было невозможно. Однако мне рассказали, что на деревянном заборе, который идет вдоль дороги, удалось заметить признаки того, что там кто-то перелазил: верхушка одной из досок надломана. Я пока еще не обращался в полицию, потому что хотел сперва услышать ваше мнение.

Этот рассказ произвел неожиданное действие на Шерлока Холмса: он встал и в крайнем возбуждении начал ходить по комнате.

– Беда не приходит одна, – попытался улыбнуться Фэлпс, но было видно, что он еще не оправился от ночного потрясения.

– Да, вам можно посочувствовать, – сказал Холмс. – У вас хватит сил пройтись со мной вокруг дома?

– Да, конечно. Солнечный свет пойдет мне на пользу. И Джозеф пойдет с нами.

– И я тоже. – Мисс Харрисон с готовностью поднялась со стула.