Текст книги "Все расследования Шерлока Холмса"

Дело IX
Приключение с пальцем инженера

Из всех тех дел, которые прошли через руки моего друга Шерлока Холмса за годы нашего с ним знакомства, только два попали к нему благодаря мне: это дело о пальце мистера Хэдерли и дело о сумасшествии полковника Уарбэртона. Последнее представляло большее поле для работы проницательного и самобытного наблюдателя, в то время как первое имело столь невероятное начало и столь драматическое развитие, что больше заслуживает изложения на бумаге, хотя и не дало возможности моему другу изменить свои дедуктивные методы, благодаря которым он достигал столь замечательных результатов. Об этой истории не раз писали газеты, но, как обычно в подобных случаях, сухой газетный текст производит куда меньшее впечатление, чем события, разворачивающиеся у тебя на глазах, тайна, раскрывающаяся постепенно, по мере того как каждое новое открытие приближает тебя к истине. Когда случилась эта история, она произвела на меня глубочайшее впечатление, и даже теперь, спустя два года, я вспоминаю о ней с не меньшим волнением.

Произошло это летом 1889 года, вскоре после моей свадьбы. Я вновь взялся за врачебную практику и окончательно оставил Холмса в его квартире на Бейкер-стрит, хотя и продолжал частенько наведываться к нему и иногда уговаривал его забыть о своих богемных привычках и приехать к нам в гости. Постепенно практика моя росла, и, поскольку я жил в районе вокзала Паддингтон, среди моих пациентов было немало государственных служащих. Один из них (я лечил его от сопровождающегося острыми болями хронического недуга) взял привычку расхваливать направо и налево мои медицинские таланты и рекомендовать меня всем своим знакомым, готовым последовать его совету.

Однажды утром, когда стрелки часов приближались к семи, стуком в дверь меня разбудила горничная, сообщившая, что ко мне пришли два джентльмена с Паддингтона и ждут меня в приемной. По опыту я знал, что с железной дороги чаще всего приходят с серьезными случаями, поэтому быстро оделся и поспешил вниз. Когда я спустился, из приемной вышел мой старый пациент, кондуктор. Он плотно прикрыл за собой дверь и зашептал, тыча большим пальцем за спину:

– Все в порядке. Он там.

– Кто? – тоже шепотом спросил я, поскольку вид у него был такой, словно он изловил и запер у меня в кабинете какое-нибудь необычное существо.

– Новый пациент, – все так же тихо сказал он. – Я подумал, лучше будет, если я сам приведу его к вам, чтобы он не улизнул. Но все в порядке, он сидит там, голубчик. Извините, доктор, мне нужно идти, у меня ведь и своя работа имеется.

И мой добровольный агент ушел, даже не дав мне времени поблагодарить его.

Я вошел в приемную и увидел сидящего у стола джентльмена. Он был одет в недорогой костюм из пестротканого твида, мягкая матерчатая кепка лежала рядом на моих тетрадях. Одна из его ладоней была замотана носовым платком в пятнах крови. Молодому человеку, надо сказать, было не больше двадцати пяти, но лицо у него было мужественное, волевое, хоть и чрезвычайно бледное. У меня создалось впечатление, что он очень взволнован и держать себя в руках ему стоит огромных усилий.

– Прошу прощения, что разбудил вас так рано, доктор, – сказал он, – но ночью со мной произошел серьезный несчастный случай. Мой поезд приехал рано утром, и когда я на Паддингтоне стал искать врача, этот добрый господин любезно проводил меня к вам. Я дал служанке свою визитную карточку, но, вижу, она оставила ее на столике.

Я взял карточку: «Мистер Виктор Хэдерли, инженер-гидравлик. Виктория-стрит, 16А. (4-й этаж)». Таковы были имя, профессия и адрес моего утреннего клиента.

– Извините, что заставил вас ждать, – сказал я, усаживаясь за стол на свое рабочее место. – Вы ведь, насколько я понимаю, провели ночь в дороге, а это само по себе довольно скучное занятие.

– Мою ночь скучной не назовешь! – засмеялся он в ответ. Однако смех этот был таким веселым и сопровождался столь высокими и звонкими нотами, что я насторожился. Когда я увидел, как он в порыве веселья откинулся на спинку стула и задергал плечами, тут уж моя душа медика не выдержала.

– Прекратите! – прикрикнул я. – Возьмите себя в руки!

Я налил ему воды из графина, но и это не помогло. Молодой человек был явно охвачен одним из тех приступов истерии, которые случаются у сильных характером людей, перенесших какое-то страшное потрясение. Когда приступ наконец закончился, лицо инженера сделалось еще бледнее прежнего.

– Я вел себя глупо, – переводя дыхание, сказал он.

– Вовсе нет. Выпейте это, – я плеснул в стакан с водой бренди, и постепенно его щеки снова порозовели.

– Мне уже лучше, – сказал он. – А теперь, доктор, не могли бы вы заняться моим пальцем? Вернее, тем местом, где он когда-то был.

Он размотал платок и протянул руку. Нервы у меня, надо сказать, крепкие, но от того, что я увидел, мне стало не по себе. На меня уставились четыре пальца и ужасное кровавое развороченное месиво на месте большого пальца. Он был оторван или отрублен у самого основания.

– О Боже! – вырвалось у меня. – Какая ужасная рана! Вы наверняка потеряли много крови.

– Да, кровь текла сильно. Когда это случилось, – он кивнул на руку, – я потерял сознание и, думаю, довольно долго лежал без чувств. Когда я пришел в себя, кровь еще шла. Тогда я крепко перемотал запястье платком и затянул повязку щепкой.

– Правильно! Так бы поступил любой хирург.

– Понимаете, это ведь тоже своего рода гидравлика, а мне эта область знакома.

– Это сделано очень тяжелым и острым инструментом, – сказал я, осматривая рану.

– Таким, как тесак, например, – добавил он.

– Да, я понимаю, несчастный случай…

– Вовсе нет.

– Как! Неужели на вас напали?

– Меня хотели убить.

– Вы меня пугаете.

Я губкой убрал с раны остатки крови, протер ее, потом наложил ватный тампон и перевязал пропитанной фенолом повязкой. Мой пациент во время этой процедуры сидел молча, хотя время от времени закусывал губы.

– Ну как? – спросил я, закончив.

– Превосходно! Бренди и новая повязка буквально вернули мне силы. Я был очень слаб – мне столько пришлось пережить.

– Пожалуй, сейчас не стоит вспоминать. Вам лучше не волноваться.

– О нет, я и не собирался. О том, что случилось, я буду говорить в полиции, но, честно говоря, если бы не моя рука, я бы очень удивился, если бы они моему рассказу поверили, потому что со мной произошло нечто действительно невообразимое, а доказать мне это нечем. Да и если они мне поверят, вряд ли удастся разобраться в этом деле, я и сам не знаю, с чего начинать разматывать этот клубок.

– Ха! – воскликнул я. – Если вы хотите распутать какую-то загадку, я бы вам настоятельно рекомендовал перед тем, как идти в полицию, обратиться к моему другу Шерлоку Холмсу.

– О, я о нем слышал, – заметил мой посетитель. – Я был бы очень рад, если бы он взялся за мое дело, хотя, конечно, в полицию все-таки тоже нужно обратиться. Не могли бы вы как-нибудь меня с ним познакомить?

– Я сделаю лучше. Я прямо сейчас отвезу вас к нему.

– Я был бы вам бесконечно признателен.

– Закажем кеб. Как раз успеем позавтракать у него. У вас хватит сил на поездку?

– Да. Мне станет легче, если я кому-нибудь расскажу, что со мной произошло.

– Что ж, тогда сейчас служанка вызовет кеб, а я присоединюсь к вам через минуту.

Я сбегал наверх, вкратце рассказал жене, что случилось, и уже через пять минут ехал в хэнсоме рядом со своим новым знакомым на Бейкер-стрит.

Шерлок Холмс, как я и ожидал, лежал в халате на диване в гостиной и просматривал колонку криминальных новостей в «Таймс», покуривая свою обычную утреннюю трубку, которую заправлял остатками всех табаков. Эти остатки он тщательно собирал и сушил на каминной полке. Встретил он нас приветливо, но сдержанно. Заказал яичницу с ветчиной, которую съел с не меньшим аппетитом, чем мы. Когда с завтраком было покончено, он посадил нашего нового знакомого на диван, себе под голову подложил подушку и поставил рядом с собой стакан бренди с водой.

– Сразу видно, что ваш случай необычен, мистер Хэдерли, – сказал он. – Прошу, располагайтесь поудобнее, чувствуйте себя как дома. Расскажите, что случилось. Когда устанете, отдохните, выпейте что-нибудь.

– Спасибо, – поблагодарил мой пациент. – Но доктор мне уже здорово помог, а завтрак с вами окончательно излечил меня. Я постараюсь занять как можно меньше вашего драгоценного времени, так что лучше сразу приступлю к рассказу о том, что со мной стряслось.

Холмс сидел в своем большом кресле с отстраненным видом и полузакрытыми глазами. Такое выражение всегда появлялось у него на лице, когда ему было интересно и он был готов внимательно выслушать рассказ. Я сел напротив него, и молодой инженер приступил к своему поистине удивительному повествованию.

– Вы должны знать, – сказал он, – что я сирота. Семьей не обзавелся, поэтому живу один здесь, в Лондоне. По профессии я инженер-гидравлик. Семь лет стажировки в «Веннер-и-Мейсон» (это известная фирма в Гринвиче) позволили мне приобрести неплохой опыт. Два года назад мой испытательный срок закончился, тогда же умер мой несчастный отец, оставив мне в наследство энную сумму денег. Я решил начать собственное дело и открыл контору на Виктория-стрит.

Наверное, для всех первый опыт самостоятельной работы – самый страшный. В моем случае это было вообще что-то ужасное. Три консультации и один небольшой заказ – вот и все, что у меня было за два года. Мое дело принесло мне в общей сложности двадцать семь фунтов десять шиллингов. Каждый день с девяти утра до четырех вечера я сидел в своей комнатенке, дожидаясь клиентов, пока меня, наконец, охватило отчаяние и я начал подумывать, что вообще напрасно все это затеял.

Но вчера, когда я собирался уходить, ко мне в кабинет вошел мой клерк и сказал, что меня хочет видеть по делу какой-то джентльмен. Он вручил мне и его визитную карточку: «Полковник Лизандер Старк». Как только клерк вышел, в кабинет вошел сам полковник, очень высокий, но необычайно худой человек. Я в первый раз увидел такого худого человека. От лица у него остались лишь нос да подбородок, на щеки не было даже намека, кожа плотно обтягивала выступающие скулы. Но подобная худоба была, похоже, его естественным состоянием, а не следствием какой-то болезни, потому что глаза у него горели ярко, походка была твердая, двигался он быстро и вообще держался очень уверенно. Одет он был просто, но аккуратно. Лет ему было, пожалуй, под сорок.

– Мистер Хэдерли? – спросил он с легким немецким акцентом. – Мне вас рекомендовали не только как прекрасного специалиста, но и как рассудительного, способного хранить тайну человека.

Я слегка поклонился. Разумеется, такое обращение мне польстило, как польстило бы любому человеку моего возраста.

– Могу я узнать, кому обязан таким хорошим отзывом?

– Пожалуй, будет лучше, если пока я вам этого не скажу. Но из того же источника мне стало известно, что вы сирота, холостяк и в Лондоне живете один.

– Совершенно верно, – несколько удивился я. – Но, простите, я не думаю, что это как-то влияет на мою профессиональную деятельность. Вы ведь, насколько я понимаю, пришли ко мне по делу?

– Разумеется. Вы скоро поймете, что все, о чем я говорю, имеет значение. У меня к вам сугубо деловое предложение, требующее, однако, соблюдения совершенной секретности. Вполне естественно, что нам больше подходит человек одинокий, чем живущий в кругу семьи.

– Если я пообещаю хранить тайну, – сказал я, – вы можете быть совершенно уверены, что я своего слова не нарушу.

Он посмотрел на меня очень внимательно. Если честно, я еще никогда не видел такого подозрительного и недоверчивого взгляда.

– Так вы обещаете? – выждав минуту, спросил он.

– Обещаю.

– Даете слово хранить тайну до, во время и после работы? Ни в письменной, ни в устной форме никому ничего не сообщать?

– Я уже пообещал.

– Прекрасно, – произнес он и вдруг вскочил, молнией метнулся через весь кабинет и распахнул дверь. В коридоре никого не было. – Все в порядке, – сказал он, возвращаясь на место. – Знаете, клерки иногда очень любят совать нос в дела начальника. Теперь можем поговорить спокойно.

Он вплотную придвинул ко мне стул и снова уставился на меня все тем же подозрительным и недоверчивым взглядом.

Странное поведение этого ходячего скелета уже начинало вызывать у меня нечто вроде отвращения и страха. Мне, конечно же, очень не хотелось упускать клиента, но я уже не мог сдерживать нетерпения.

– Прошу вас, сэр, давайте же поговорим о деле, – сказал я. – Я не привык терять время попусту.

Прости меня, Господи, за эти слова, но они как-то сами собой сорвались у меня с языка.

– Что вы скажете, если я предложу вам заработать пятьдесят гиней за одну ночь? – спросил он.

– Предложение очень заманчивое.

– Я сказал – за одну ночь, но правильнее сказать – за один час. Я просто хотел бы услышать ваше мнение по поводу гидравлического пресса, который вышел из строя. Вы нам скажете, что там поломалось, а починим его мы сами. Как вам такая работа?

– Что ж, работа несложная, а оплата щедрая.

– Вот именно. Мы хотим, чтобы вы сегодня вечером приехали к нам последним поездом.

– Куда?

– В Айфорд. Это небольшая деревушка, на границе Беркшира и Оксфордшира, милях в семи от Рединга. От Паддингтона есть поезд, на котором туда можно добраться где-то в четверть двенадцатого.

– Я согласен.

– Я буду встречать вас в экипаже.

– Значит, оттуда еще придется ехать?

– Да, наше заведеньице находится за городом, милях в семи от айфордской станции.

– То есть мы попадем туда не раньше полуночи. Вряд ли в такое время я успею на обратный поезд. Мне придется провести у вас ночь.

– Конечно. Мы найдем, где вас приютить.

– Но это не слишком удобно. Может быть, я мог бы приехать к вам в какое-нибудь другое время?

– Мы посчитали, что вам лучше всего приехать именно ночью. За неудобства мы заплатим вам, молодому, никому не известному человеку деньги, за которые можно получить заключение самых лучших специалистов в вашей области. Но, конечно же, если вы хотите отказаться, у вас достаточно времени, чтобы это сделать.

Я подумал о том, как мне нужны сейчас пятьдесят гиней, и решил, что нужно соглашаться.

– Я не отказываюсь и принимаю все ваши условия, – сказал я. – Но мне хотелось бы лучше знать, что от меня требуется.

– Понимаю. Конечно, вся эта секретность не могла не вызвать у вас любопытства. Да мне бы и самому не хотелось, чтобы вы ехали к нам, не имея четкого представления о том, что вам предстоит делать. Я полагаю, нас никто не подслушивает?

– Можете быть в этом совершенно уверены.

– Дело обстоит следующим образом. Вы, наверное, знаете, что отбеливающая глина – весьма дорогой продукт и в Англии ее добывают лишь в нескольких местах?

– Да, я об этом слышал.

– Несколько лет назад я купил небольшой участок – очень небольшой участок – в десяти милях от Рединга. И мне повезло, на одном из полей я обнаружил пласт отбеливающей глины. Однако, проведя исследования, я выяснил, что пласт этот очень мал и на самом деле является лишь перемычкой между двумя более крупными пластами справа и слева, которые расположены на участках моих соседей. Эти добрые люди даже не представляли, что их земля хранит в себе нечто не менее дорогое, чем золотоносная жила. Конечно же, я был заинтересован в том, чтобы выкупить у них их участки до того, как они узнают их истинную стоимость, но, к сожалению, у меня просто не хватило денег, чтобы это сделать. Тогда я посвятил в свою тайну нескольких друзей, и вместе мы решили, что нужно незаметно, так, чтобы никто ничего не узнал, начать разработку на нашем маленьком участке. Таким образом мы заработаем деньги и сможем выкупить соседние участки. Так мы и сделали. Для облегчения работы мы установили у себя гидравлический пресс. Вот этот пресс, как я уже вам говорил, и вышел из строя. Поэтому я и обращаюсь к вам. Но нам бы очень не хотелось, чтобы наш секрет узнал кто-нибудь посторонний, потому что, если станет известно, что к нам зачем-то приезжал гидравлик, тут же поползут слухи, рано или поздно соседи догадаются, что к чему, и тогда можно будет распрощаться с нашими планами. Вот почему я взял с вас слово не рассказывать ни единой живой душе о том, что сегодня ночью вы едете в Айфорд. Надеюсь, я все понятно рассказал?

– Все понятно, – ответил я. – Единственное, что мне не совсем ясно, зачем для добычи отбеливающей глины вам понадобился гидравлический пресс. Ее ведь добывают примерно так же, как гравий, из карьера.

– У нас свой метод, – небрежно отмахнулся он. – Землю же надо вывозить. Мы прессуем ее в брикеты, чтобы никто не догадался, что это. Но вы об этом не думайте. Я рассказал вам все, мистер Хэдерли. Как видите, я вам полностью доверяю. – Он встал. – Жду вас в Айфорде в одиннадцать пятнадцать.

– Не сомневайтесь, я приеду.

– И никому ни слова, – бросил он на меня последний подозрительный взгляд, потом пожал руку (ладонь его оказалась холодной и влажной) и торопливо вышел из кабинета.

Позже, обдумав все на свежую голову, я, как вы понимаете, уже по-другому взглянул на это неожиданное и странное предложение. С одной стороны, я, конечно же, был рад, потому что предложенный мне гонорар в десять раз превышал тот, который назначил бы я сам, если бы меня спросили, сколько я хочу получить за такую работу. К тому же за этим заказом могли последовать и другие. Но, с другой стороны, лицо и поведение моего заказчика мне ужасно не понравились, да и вся эта история с отбеливающей глиной, ради которой я должен был приехать к ним в полночь и соблюдать строжайшую тайну, вовсе не вызывала доверия. Но, как бы то ни было, я отбросил страхи, плотно поужинал, поехал на Паддингтон и сел на поезд. Я в точности исполнил свое обещание и никому не сказал ни слова о том, куда еду и с какой целью.

Оказалось, что в Рединге мне нужно было сделать пересадку, причем поезд до Айфорда отходил с другого вокзала. Я на него не опоздал и был на месте в начале двенадцатого. Из пассажиров я был единственный, кто сошел в Айфорде. На маленькой, почти не освещенной платформе не было никого, кроме заспанного носильщика с фонарем. Выйдя через турникет, я увидел своего утреннего посетителя. Он дожидался меня в тени на другой стороне дороги. Не сказав ни слова, он схватил меня за руку и усадил в экипаж, который стоял с открытой дверцей. Потом закрыл окна с обеих сторон, постучал кучеру, и лошадь рванулась вперед.

– Лошадь была одна? – вклинился в рассказ инженера Холмс.

– Да, одна.

– А масть ее вы не рассмотрели?

– Да, на экипаже горел фонарь, и я, когда садился, успел заметить. Гнедая.

– Свежая или усталая?

– О, свежая и чистая, с блестящими боками.

– Благодарю вас. Извините, что перебил. Прошу, продолжайте свое очень интересное повествование.

– Ехали мы как минимум час. Полковник Лизандер Старк говорил про семь миль, но, судя по скорости и тому времени, что ушло у нас на дорогу, проехали мы не меньше двенадцати. Он сидел рядом со мной и все время молчал. Я пару раз покосился в его сторону, и мне показалось, что он напряженно всматривается в меня. Сельские дороги в тех местах хорошими не назовешь, нас постоянно то подбрасывало, то ужасно раскачивало из стороны в сторону. Я пробовал посмотреть в окно, чтобы понять, где мы находимся, но сквозь матовое стекло ничего не мог рассмотреть, кроме проплывающих изредка размытых пятен света. Несколько раз я попытался завести разговор, чтобы было не так скучно ехать, но полковник отвечал односложно, и беседа так и не завязалась. Наконец езда по ухабам сменилась шуршанием по гравию, и скоро экипаж остановился. Полковник открыл дверцу, выпрыгнул и, когда я последовал за ним, тут же втащил меня на темное крыльцо, прямо напротив которого мы остановились. Получилось, что из экипажа мы попали буквально прямиком в коридор, и я даже не успел рассмотреть фасад здания. Как только я перешагнул порог, за нашими спинами тяжело захлопнулась дверь и загрохотал колесами отъезжающий экипаж.

В доме было совершенно темно. Полковник что-то забормотал себе под нос и начал шарить по карманам в поисках спичек, но тут в конце коридора приоткрылась дверь и темноту прорезал длинный желтый луч света. Потом дверь открылась шире и появилась женщина с лампой в руке, она держала ее над головой и пыталась рассмотреть нас. Она была красивая, в темном платье, судя по блеску, из дорогой ткани. Женщина бросила пару слов на иностранном языке (по интонации я понял, что она что-то спрашивает) и, услышав короткий и резкий ответ моего спутника, вздрогнула, да так сильно, что чуть не выронила лампу. Полковник Старк подошел к ней, прошептал что-то на ухо, потом спровадил ее обратно в ту комнату, откуда она появилась, и уже с лампой в руке вернулся ко мне.

– Подождите, пожалуйста, несколько минут в этой комнате, – сказал он и распахнул другую дверь.

Комната оказалась маленькой, просто обставленной, с круглым столом посередине, на котором в беспорядке лежало несколько немецких книг. Полковник Старк поставил лампу на фисгармонию у двери.

– Простите, я на секунду, – сказал он и ушел в темноту.

Я посмотрел книги на столе и, хотя немецкого не знаю, понял, что две из них – научные трактаты, остальные – сборники стихотворений. Потом я подошел к окну, надеясь рассмотреть окрестности, но оказалось, что снаружи оно закрыто тяжелыми дубовыми ставнями. Вообще в доме было удивительно тихо. Где-то в коридоре тикали старые часы, но больше не было слышно ни звука. У меня стало неспокойно на душе. Что это за немцы, чем они занимаются в этом странном, оторванном от всего мира доме? И где этот дом находится? Мне ведь было известно, что от Айфорда до него приблизительно десять миль езды. Но куда? На север? На юг? На восток или, может быть, на запад? Хотя в этом радиусе вокруг Айфорда расположен и Рединг, и другие крупные города, так что, возможно, место это не такое уж уединенное. Но все же полная тишина вокруг не оставляла сомнения, что мы находимся в сельской местности. Я походил по комнате, напевая что-то себе под нос, чтобы поднять настроение, ведь, в конце концов, я должен был заработать за эту ночь пятьдесят гиней.

И тут неожиданно, совершенно бесшумно дверь в комнату начала медленно открываться. За ней стояла та самая женщина. Желтый свет моей лампы озарил ее красивое и взволнованное лицо на фоне темного коридора. Однако, встретившись с ней глазами, я понял, что она не просто взволнована, а чем-то очень сильно напугана, и от этого меня самого обдало холодом. Она приложила дрожащий палец к губам – дала мне знак, чтобы я молчал, – и тихонько произнесла несколько слов с заметным акцентом, косясь в темноту, как испуганная лошадь.

– Уходите, – прошептала она, как мне показалось, изо всех сил стараясь говорить спокойно. – Уходите. Нельзя здесь оставаться. Вам здесь нечего делать.

– Но, сударыня, – ответил я, – я еще не выполнил работу, ради которой приехал. Я не могу уйти, не осмотрев машину.

– Нельзя ждать, – не унималась она. – Идите через коридор, там никто не помешает.

Потом, видя, что я улыбаюсь и качаю головой, она отбросила сдержанность и шагнула в комнату, молитвенно сложив руки.

– Ради Бога! – зашептала она. – Бегите, пока не поздно!

Но я, по природе довольно упрямый, становлюсь еще упрямее, когда на пути к цели возникают какие-то преграды. Я подумал о пятидесяти гинеях, об утомительной поездке и о предстоящей ночной работе. Нет, я не мог просто так все бросить и сбежать, не выполнив заказа и не получив положенный гонорар. Может быть, эта женщина вообще не в себе. В общем, я решительно покачал головой, хоть, признаюсь честно, ее вид произвел на меня сильное впечатление, и твердо заявил, что намерен остаться. Она хотела еще что-то сказать, но в этот миг где-то наверху хлопнула дверь и послышались шаги – кто-то спускался по лестнице. На секунду женщина замерла, прислушиваясь, потом в отчаянии всплеснула руками и исчезла в темном коридоре так же внезапно и бесшумно, как появилась.

Через какое-то время в комнату вошли двое: полковник Лизандер Старк и толстый коротышка с пушистой седой бородой на двойном подбородке, который был представлен мне как мистер Фергюсон.

– Это мой секретарь и управляющий, – добавил полковник. – Кстати, уходя из этой комнаты, я, кажется, закрывал за собой дверь. Наверное, сквозняком приоткрыло.

– Нет-нет, это я ее приоткрыл, – сказал я. – Мне показалось, что в комнате душновато.

Полковник недоверчиво посмотрел на меня.

– Что ж, тогда давайте приступим к делу, – сказал он. – Мы с мистером Фергюсоном проведем вас к машине.

– Тогда мне, пожалуй, стоит надеть шляпу.

– О нет, машина в доме.

– Как?! Вы занимаетесь добычей отбеливающей глины в доме?

– Нет-нет! Мы ее здесь только спрессовываем. Но вы об этом не беспокойтесь. Нам нужно, чтобы вы просто осмотрели машину и сказали, что в ней сломалось.

Мы вместе стали подниматься. Первым шел полковник с лампой в руках, я и толстяк управляющий – за ним. Оказалось, что мы находимся в старинном доме с настоящим лабиринтом коридоров, проходов, узких винтовых лесенок и небольших низких дверей, пороги которых были стерты многими поколениями людей, живших здесь ранее. Наверху не было ни мебели, ни ковров. Со стен осыпалась штукатурка, кое-где из зеленых, гнойного вида пятен сочилась влага. Я изо всех сил пытался напустить на себя беззаботный вид, но из головы у меня не шло предупреждение женщины. Хоть я и пренебрег им, все же я внимательно следил за обоими спутниками. Фергюсон мне показался угрюмым и не склонным к разговору человеком, хотя по тем нескольким словам, которые он произнес, я, по крайней мере, понял, что он, как и я, англичанин.

Наконец полковник Лизандер Старк остановился у низкой двери и открыл ее ключом. За дверью оказалась квадратная комнатка, такая маленькая, что мы втроем вряд ли бы поместились в ней. Фергюсон остался снаружи, а мы с полковником вошли.

– Мы находимся внутри гидравлического пресса, – сказал полковник. – О том, что будет с нами, если его кто-нибудь сейчас включит, лучше не думать. Потолок в этой камере представляет собой рабочую плоскость, которая опускается и давит на металлический пол с силой, равной нескольким тоннам. За стенками расположены небольшие цилиндры, в которые под давлением поступает вода, передавая энергию и усиливая мощность. Впрочем, вам все это знакомо. Машина действует, но как-то неровно и как будто не в полную силу. Не могли бы вы осмотреть здесь все и показать нам, как это исправить?

Я взял у него из рук лампу и стал внимательно осматривать механизм. Действительно, машина была очень большая, просто гигантская, и могла создавать огромное давление. Когда я вышел из камеры и нажал на рычаги управления, по свистящему звуку я сразу понял, что где-то в боковых цилиндрах происходит небольшая утечка воды. Дальнейший осмотр показал, что одна из резиновых прокладок на головке бокового поршня дала усадку, из-за чего перестала плотно прилегать к трубке, по которой перемещалась. Это и было причиной падения мощности, о чем я и сказал своим заказчикам, которые внимательно меня выслушали и задали несколько вопросов технического характера о том, как эту неисправность устранить. После того как я им все объяснил, я вернулся в главную камеру, чтобы внимательнее осмотреть ее и удовлетворить свое любопытство. Я сразу понял, что история с отбеливающей глиной – выдумка. Бессмысленно было устанавливать здесь такую мощную машину для подобных целей. Стены камеры были деревянные, но пол представлял собой большую железную емкость. Повнимательнее присмотревшись, я увидел, что все ее стенки покрыты металлической накипью. Я наклонился и попытался соскоблить немного этой накипи, чтобы понять, что это такое, как вдруг услышал за спиной негромкое восклицание на немецком, обернулся и увидел мертвенно-бледное лицо полковника. Он смотрел на меня.

– Что вы здесь делаете? – спросил он.

Признаться, я разозлился, когда понял, что этот человек своими россказнями провел меня, как мальчишку, поэтому довольно несдержанно сказал:

– Любовался вашей отбеливающей глиной. Если бы я знал истинное предназначение вашей машины, мне, возможно, было бы проще сделать правильное заключение.

Как только слова эти слетели с моих уст, я пожалел о своей несдержанности. Лицо полковника напряглось, в серых глазах вспыхнули недобрые огоньки.

– Что ж, хорошо, – произнес он, – вы это узнаете.

Он сделал шаг назад, с грохотом захлопнул маленькую дверь и повернул в замке ключ. Я бросился к двери, стал дергать ручку, но, как ни старался, как ни колотил в дверь руками и ногами, она даже не шелохнулась.

– Эй! – крикнул я. – Эй, полковник! Выпустите меня!

И тут в полной тишине я услышал звук, от которого душа у меня ушла в пятки. Лязгнули рычаги, и засвистел протекающий цилиндр. Он запустил машину. Лампа все еще стояла на полу, там, где я ее поставил. В ее свете я увидел, что черный потолок начал опускаться вниз. Медленно, рывками, но, и я знал это как никто другой, с силой, которая через минуту расплющит меня в бесформенную массу. Я стал биться в дверь, пытался ногтями влезть в замочную скважину, умолял полковника выпустить меня, но неумолимый лязг рычагов заглушал мои крики. Потолок был уже в футе над моей головой, я поднял руку и ощутил гладкость многотонной металлической поверхности. Потом у меня в голове пронеслась мысль, что мучения, которыми будет сопровождаться моя смерть, зависят от того положения, в котором меня сожмет пресс. Если я лягу лицом вниз, вес придется на спину. Меня всего затрясло, когда я представил себе треск костей. А если лечь навзничь, хватит ли у меня духу смотреть на надвигающуюся черную тень? Когда в полный рост стоять я уже не мог, я увидел нечто такое, от чего в моем сердце затеплилась надежда.

Я уже упоминал, что пол и потолок в этой камере были железные, но стены сделаны из дерева. Бросив последний отчаянный взгляд вокруг, я заметил узкую полоску желтого света между двумя деревянными панелями, которая постепенно расширялась по мере того, как опускался потолок. Сначала я не мог поверить, что в стене есть выход, который спасет меня от неминуемой смерти, но потом бросился к этой щели и через миг уже лежал, чуть дыша, по другую сторону стены. Через несколько мгновений панели снова сомкнулись, и хруст лампы и гулкий звук соединившихся металлических плоскостей дали мне понять, насколько близкой была моя гибель.

Я пришел в себя оттого, что кто-то сильно дергал меня за руку. Открыв глаза, я увидел, что лежу на каменном полу в темном узком коридоре, а надо мной стоит, согнувшись, женщина и куда-то тащит меня левой рукой. В правой она держала свечу. Эта была та самая добрая женщина, от совета которой я, как последний дурак, отказался.