Текст книги "Все расследования Шерлока Холмса"

– Я это понимаю, мистер Холмс. Уже решено, что он навсегда покинет этот дом и уедет в Австралию. Там он будет жить самостоятельно, без моего вмешательства.

– В таком случае, ваше сиятельство, поскольку вы сами упомянули, что разлад в вашей семейной жизни был напрямую связан с ним, я позволю себе посоветовать вам объясниться с герцогиней и попытаться возобновить отношения, которые были, к несчастью, прерваны.

– Я это уже сделал, мистер Холмс. Сегодня утром я послал герцогине письмо.

– В таком случае, – произнес Холмс вставая, – думаю, я и мой друг можем поздравить себя с успехом нашей небольшой экспедиции на север страны. Остался лишь один небольшой вопрос, на который я хотел бы получить ответ. Хейз подковал лошадей подковами, которые имеют форму коровьих копыт. Это мистер Вайлдер подсказал ему такое необычное решение?

Герцог на секунду замер с удивленным выражением на лице. Потом открыл дверь кабинета и повел нас в просторную комнату, обставленную как музей. Он подошел к витрине в углу и указал на подпись.

«Эти подковы, – было указано на табличке, – были найдены на дне рва, окружающего Холдернесс-холл. Они предназначались для лошадей, но выкованы в форме раздвоенного коровьего копыта, специально для того, чтобы запутывать преследователей. Считается, что они принадлежали баронам Холдернессам, которые владели этими землями в средние века и промышляли грабежом и разбоем».

Холмс откинул стеклянную крышку, послюнил палец и провел по одной из подков. На его коже осталась тонкая полоска свежей грязи.

– Благодарю вас, – сказал он, опуская крышку. – Это вторая поразительная вещь, которую я увидел на севере.

– А какая же первая?

Холмс сложил чек, аккуратно спрятал его в записную книжку и любовно похлопал по обложке.

– Я человек небогатый, – сказал он и засунул книжку поглубже во внутренний карман.

Дело VI
Приключение с Черным Питером

Для моего друга тысяча восемьсот девяносто пятый год был периодом наивысшего расцвета сил, как физических, так и умственных. Все возрастающая слава обеспечила его огромной практикой, и с моей стороны было бы по меньшей мере бестактно даже намекнуть на имена некоторых из тех многочисленных знатных клиентов, переступивших порог нашей скромной квартиры на Бейкер-стрит. Впрочем, Холмс, как и все великие художники, занимался своим делом исключительно из любви к искусству. За исключением случая с герцогом Холдернессом, он редко когда просил за свои поистине неоценимые услуги большое вознаграждение. Он был настолько непрактичен и оторван от земной жизни (а может быть, попросту капризен), что часто отказывал в помощи людям богатым и могущественным, если проблемы, с которыми они к нему обращались, не вызывали у него профессионального интереса, зато мог неделями без отдыха заниматься делом какого-нибудь простого скромного клиента, если оно по драматизму и сложности было ему интересно и давало возможность в полной степени проявить свой талант.

В памятном тысяча восемьсот девяносто пятом году его внимание привлек целый ряд любопытных и совершенно не похожих друг на друга дел, от знаменитого расследования неожиданной смерти кардинала Тоски (за этот случай он взялся по настоятельной просьбе его святейшества Папы Римского) до ареста Вилсона, знаменитого учителя канари, благодаря которому с Ист-Энда было снято клеймо самого опасного района Лондона. За этими двумя громкими делами сразу же последовала трагедия в Вудменс Ли и загадочные события, произошедшие после смерти капитана Питера Кэри. Ни одно описание достижений Шерлока Холмса не было бы полным без рассказа об этом очень необычном деле.

В первую неделю июля мой друг так часто и так подолгу не бывал дома, что я понял: он занят каким-то делом. Тот факт, что в это же время к нам несколько раз заходили подозрительного вида люди и справлялись о некоем капитане Бэзиле, подтолкнул меня к мысли о том, что Холмс работает где-то под вымышленным именем в одном из тех многочисленных образов, за которыми иногда прячет свою истинную грозную личность. В разных районах Лондона у него было как минимум пять мест, где он мог переодеваться и гримироваться. Однако я не имел привычки навязываться с расспросами, а сам он ничего не рассказывал о деле, над которым работал. Впервые я узнал, в каком направлении движется его расследование, при весьма необычных обстоятельствах. Как-то раз перед завтраком Холмс куда-то вышел и, когда я сел за стол, вернулся в шляпе и с огромным гарпуном, который нес, словно зонтик, под мышкой.

– Господи боже, Холмс! – изумленно воскликнул я. – Вы что же, с этой штукой расхаживали по Лондону?

– Нет, я только съездил к мяснику и сразу вернулся обратно.

– К мяснику?

– И, кстати, у меня разгорелся жуткий аппетит. Утренние упражнения очень полезны для организма, Ватсон. Но я готов держать пари, что вы ни за что не догадаетесь, какими упражнениями я занимался.

– Даже не буду пытаться.

Наливая себе кофе, он довольно засмеялся.

– Если бы вы заглянули в лавку Аллардайса, вы увидели бы свиную тушу, висящую на крюке, вделанном в потолок, и некоего господина в рубашке с закатанными рукавами, который остервенело тыкал в нее вот этим оружием. Этим энергичным господином был я, и сие занятие убедило меня в том, что я без особых усилий могу пронзить свинью насквозь. А вы не хотели бы попробовать?

– Боже упаси! Но зачем вам это понадобилось?

– Да это имеет некоторое отношение к тому, что произошло в Вудменс Ли. А, Хопкинс! Я вчера вечером получил вашу телеграмму и ждал вас. Заходите, сейчас будем завтракать.

Наш посетитель был мужчиной тридцати лет с острым взглядом. На нем был простой твидовый костюм, но, судя по выправке, ему было привычнее носить форму. Я сразу же узнал Стэнли Хопкинса, молодого инспектора Скотленд-Ярда, на которого Холмс возлагал большие надежды и который, в свою очередь, с восхищением и ученическим уважением относился к научным методам знаменитого частного сыщика. Хопкинс был мрачен, он сел за стол, но от завтрака отказался.

– Нет, сэр, спасибо, я уже позавтракал, – устало произнес он. – Я вернулся в Лондон вчера для доклада, так что ночевал дома.

– И о чем же вы доложили?

– О неудаче, сэр. О полной неудаче.

– Что, ничего нового узнать не удалось?

– Совершенно ничего.

– Н-да. Пожалуй, придется мне взяться за это дело.

– Мистер Холмс, я был бы вам так благодарен! Это мое первое крупное дело, а я сижу в огромной луже. Помогите, мистер Холмс, очень вас прошу!

– Ну-ну. У меня тут было свободное время, и я просмотрел все материалы по этому делу, включая протокол дознания. Кстати, что вы думаете о кисете, найденном на месте преступления? Он вас не навел ни на какие мысли?

Хопкинс удивился.

– Кисет принадлежал убитому, сэр. Внутри – его инициалы. К тому же он из тюленьей кожи, а убитый был охотником на тюленей.

– Но при нем не было трубки.

– Нет, сэр, трубки мы не нашли. Да он вообще почти не курил. Может быть, он держал табак, чтобы угощать друзей?

– Несомненно. Я упомянул кисет лишь потому, что, если бы я занимался этим делом, я начал бы расследование именно с него. Послушайте, Хопкинс, мой друг доктор Ватсон ничего не знает об этом деле, да и мне не будет лишним еще раз освежить в памяти последовательность событий, поэтому расскажите в общих чертах, что произошло.

Стэнли Хопкинс выудил из кармана сложенный листок бумаги.

– У меня тут года записаны. Убитый, капитан Питер Кэри, родился в сорок пятом, то есть ему было пятьдесят лет. Он считался самым храбрым и везучим охотником на тюленей и китов. В тысяча восемьсот восемьдесят третьем он командовал зверобойным теплоходом «Нарвал», приписанным к Данди. В течение года он совершил несколько успешных экспедиций и в следующем, восемьдесят четвертом, ушел в отставку. После этого он несколько лет путешествовал, потом недалеко от Форрест-Роу в Суссексе купил небольшой особняк Вудменс Ли и жил там шесть лет. В нем же и умер ровно неделю назад.

Этот бывший капитан отличался некоторыми странностями. Был он человеком угрюмым, необщительным и жил по строгим пуританским правилам. Кроме него, в Вудменс Ли жили его жена, двадцатилетняя дочь и две служанки. Но служанки постоянно менялись, потому что жить с ним под одной крышей было нелегко, иногда просто невыносимо. Этот человек время от времени пил. И во время этих запоев превращался в настоящего демона. Доходило до того, что он посреди ночи выгонял из дому жену и дочь и гонялся за ними по парку с хлыстом, пока вся деревня не просыпалась от криков несчастных.

Однажды его судили за избиение старого викария, который как-то попытался образумить его. Короче говоря, мистер Холмс, этот Питер Кэри был настоящим зверем, и я слышал, что он вел себя так же, когда командовал судном. Его прозвали Черный Питер, и не только из-за цвета его огромной бороды и очень смуглой кожи. Своими приступами ярости он наводил ужас на всю округу. Естественно, в деревне его не любили и боялись. Я не встретил никого, кто пожалел бы о его страшной смерти.

Из отчета о дознании вы, мистер Холмс, наверное, знаете о его «каюте», но вашему другу, очевидно, неизвестно, что во дворе в нескольких сотнях ярдов от основного здания он построил себе деревянный домик. Он называл его «каютой» и спал там каждую ночь. Это однокомнатная хижина, шестнадцать на десять футов. Ключ от нее он всегда носил с собой, сам там убирал и никому не позволял в нее заходить. В «каюте» два окна, одно у двери, второе – на противоположной стене, но они все время были занавешены и никогда не открывались. Одно из них выходит на главную дорогу, поэтому, когда ночью в нем загорался свет, соседи это видели и начинали гадать, чем это Черный Питер занимается. Именно это окно и дало нам возможность установить хоть какие-то подробности.

Наверняка вы помните показания каменщика Слэйтера. За два дня до убийства примерно в час ночи он возвращался из Форрест-Роу и остановился отдохнуть у дома Кэри. Он посмотрел на освещенное окно, слегка прикрытое ветками деревьев, и увидел на шторе тень повернутой в профиль головы. Слэйтер клянется, что это был не капитан, которого он хорошо знал. У того человека тоже была борода, но совсем другая, короткая и торчащая вперед. Но надо отметить, что каменщик возвращался из паба, где просидел два часа, да и окно находится в некотором отдалении от дороги. К тому же это было в понедельник, а преступление совершено в среду.

Во вторник Питер Кэри пребывал в ужасном настроении. Он напился и вел себя как настоящее животное. Стал с диким ревом бродить по комнатам. Женщины в страхе сбежали из дома. Поздно вечером он вернулся в свою «каюту». Около двух часов ночи его дочь, спавшая с открытым окном, услышала со двора ужасный крик. Но, поскольку все давно привыкли к тому, что он во время запоев орет во всю глотку, никто не обратил на это внимания. Утром, проснувшись в семь часов, одна из служанок увидела, что дверь в «каюту» открыта, однако капитан наводил на всех такой страх, что только в полдень кто-то отважился выйти во двор и посмотреть, что случилось. То, что они увидели, заглянув в дверь, заставило их в ужасе броситься в деревню за полицией. Через час на место преступления прибыл я.

Мистер Холмс, вы знаете, нервы у меня крепкие, но клянусь, когда я заглянул в этот маленький домик, у меня волосы встали дыбом. Хижина гудела от мух, пол и стены там были все в крови, как на бойне. Он называл свою хижину «каютой», и внутри она действительно очень напоминала судовую каюту. У окна койка, матросский сундук в углу, карты, таблицы, фотография «Нарвала», целая полка вахтенных журналов; в общем, все как в настоящей каюте капитана. И вот посреди всего этого у стены, запрокинув голову, стоял сам капитан. Лицо его было в агонии перекошено до неузнаваемости, как у грешника, терзаемого адовыми муками, косматая борода торчала вверх. Его широкая грудь была пронзена стальным гарпуном, он-то и не давал упасть телу, потому что пробил его насквозь и вошел глубоко в деревянную стену за спиной. Он висел, как какой-нибудь жук, приколотый булавкой к картонке. Разумеется, он был мертв. Очевидно, тот вопль, который слышали ночью, был его предсмертным криком.

Сэр, я знаю, как работаете вы, поэтому попытался применить ваши методы. Запретив что-либо трогать, я тщательно осмотрел пол хижины и землю перед ней. Но ничьих следов там не было.

– Вы хотите сказать, что вы их не увидели?

– Уверяю вас, сэр, их там не было.

– Мой дорогой Хопкинс, я расследовал немало преступлений, и среди них не было ни одного, совершенного существом, которое умеет летать. Пока преступник передвигается на ногах, он обязательно чего-нибудь коснется, где-то что-то придавит, сдвинет какую-нибудь былинку, и все это можно обнаружить при научном подходе. Невозможно, чтобы в этой залитой кровью комнате не осталось ни единого следа, который мог бы помочь нам. Я правильно понял из отчета, что некоторые предметы привлекли к себе ваше особое внимание?

Молодой инспектор бросил на иронично улыбающегося Холмса быстрый взгляд.

– Я сделал глупость, что не позвал вас сразу же, мистер Холмс. Но этого уже не исправишь. Да, в комнате было несколько предметов, требующих особого внимания. Во-первых, орудие убийства – гарпун с надписью «Пароход “Нарвал”, Данди» на ручке. Он был снят со стены. Там на крючках висело еще два, но одно место пустовало. Это говорит о том, что убийство было совершено в припадке ярости, преступник схватил первое орудие, которое попало ему под руку. То, что это произошло в два часа ночи и Питер Кэри был полностью одет, наводит на мысль, что это была заранее договоренная встреча. Бутылка рома и два грязных стакана на столе подтверждают это.

– Да, – сказал Холмс. – Оба предположения допустимы. В комнате были другие спиртные напитки, кроме рома?

– Да, на сундуке стояла подставка для графинов с бренди и виски. Но они не имеют отношения к делу, потому что графины были полные, и, следовательно, из них не наливали.

– И тем не менее определенное значение они имеют, – назидательно произнес Холмс. – Но лучше расскажите о том, что, по-вашему, имеет отношение к делу.

– На столе лежал кисет.

– Где именно на столе?

– Прямо посередине. Обычный кожаный кисет… из грубой ворсистой тюленьей кожи с кожаным ремешком. Внутри на клапане – инициалы «П. К.». В нем было пол-унции крепкого корабельного табаку.

– Превосходно! Что еще?

Стэнли Хопкинс достал из кармана записную книжку с грязной и потертой серо-коричневой обложкой и пожелтевшими страницами и протянул ее Холмсу. Мой друг положил ее на стол и стал очень внимательно изучать. Мы с Хопкинсом подошли и встали у него за спиной, заглядывая ему через плечо. На первой странице книжки красовались инициалы «Д. Х. Н.» и стояла дата «1883». Вверху второй страницы были написаны буквы «К. Т. Ж.», потом шло несколько страниц цифр. Другие страницы были озаглавлены «Аргентина», «Коста-Рика» и «Сан-Паулу». После каждого заголовка шло несколько страниц каких-то значков и цифр.

– Что это, по-вашему? – спросил Холмс.

– Похоже на списки биржевых акций. Я подумал, что «Д. Х. Н.» – инициалы брокера, а «К. Т. Ж.» – это его клиент.

– Или Канадская тихоокеанская железная дорога, – сказал Холмс.

Стэнли Хопкинс досадливо сплюнул и хлопнул себя по бедру.

– Черт возьми, какой же я дурак! – воскликнул он. – Ну конечно же, так и есть. Осталось расшифровать «Д. Х. Н.». Я уже просмотрел старые биржевые реестры за восемьдесят третий год и не нашел ни одного маклера, имя которого начиналось бы с таких букв. Но я чувствую, что эти записи – главный ключ ко всему делу. Согласитесь, мистер Холмс, эти инициалы могут означать имя человека, который в ту ночь находился в «каюте», другими словами, убийцу. Кроме того, присутствие в деле документа, имеющего отношение к большому количеству ценных бумаг, дает нам возможность предположить и мотив преступления.

Изменившееся лицо Шерлока Холмса указало на то, что это предположение застало его врасплох.

– Должен согласиться с обоими вашими выводами, – сказал он. – Признаюсь, эта записная книжка, о которой в отчете не упоминалось, заставила меня полностью пересмотреть свое отношение к этому делу. У меня уже была готова одна версия, но она не касалась финансов. Вы уже отследили какие-нибудь из упомянутых здесь ценных бумаг?

– Сейчас в разных конторах ведется работа, но я боюсь, что полный список акционеров этих, судя по названиям, южноамериканских предприятий находится в Южной Америке, так что пройдет несколько недель, прежде чем мы сможем отследить их.

Вооружившись лупой, Холмс перешел к осмотру обложки.

– Здесь пятно, – произнес он.

– Да, сэр, это пятно крови. Я ведь поднял книжку с пола.

– Пятно было на верхней или на нижней стороне?

– На той стороне, которая прилегала к полу.

– Следовательно, книжка упала после того, как было совершено убийство.

– Совершенно верно, мистер Холмс. Я тоже об этом подумал. Убийца, скорее всего, потерял ее, когда бежал. Она лежала у двери.

– Надо полагать, ценных бумаг среди вещей убитого не оказалось.

– Да, сэр.

– Вы не подозреваете ограбления?

– Нет, сэр. Там ничего не было тронуто.

– Да, это действительно очень интересное дело! На месте преступления был найден нож, не так ли?

– Кинжал. Он был в ножнах и лежал на полу под ногами убитого. Миссис Кэри узнала в нем кинжал мужа.

На какое-то время Холмс задумался.

– Что ж, – наконец сказал он. – Думаю, мне стоит съездить туда и самому все осмотреть.

Стэнли Хопкинс вскрикнул от радости.

– Спасибо, сэр! У меня словно гора с плеч свалилась.

Холмс погрозил пальцем инспектору.

– Это нужно было сделать неделю назад, – строго произнес он. – Но даже сейчас мой визит может что-то дать. Ватсон, у вас есть время? Я буду вам благодарен, если вы поедете с нами. Хопкинс, вызовите кеб, через пятнадцать минут мы будем готовы отправиться в Форрест-Роу.

Сойдя с поезда на небольшом полустанке, мы пересели в коляску. Дорога шла через реденький лесок, бывший некогда огромным дремучим лесом, который так надолго задержал саксонских завоевателей на берегу залива, тем самым непроходимым Уилдом, в течение шестидесяти лет служившим бастионом Британии. Громадные участки этого лесистого района были расчищены под строительство первых в нашей стране металлургических заводов. Деревья тысячами шли на растопку плавильных печей. Но теперь производство переместилось на север, где земли более щедры на руду, и здесь о былом промышленном размахе напоминали лишь уцелевшие чахлые рощи да огромные заброшенные карьеры. На зеленом склоне холма в прогалине мы увидели длинный невысокий дом, рядом с которым шла дорога, извилистой змейкой пересекающая поля. Ближе к дороге стояла небольшая хижина, с трех сторон окруженная кустами. Одно окно и дверь ее были обращены в нашу сторону. Здесь и произошло убийство.

Сначала мы со Стэнли Хопкинсом прошли в дом, там он представил нас высохшей седой женщине, вдове убитого. Годы, прожитые в постоянных обидах и страдании, оставили на ее лице отпечаток в виде глубоких морщин и затаенного страха в глубине настороженных глаз с покрасневшими веками. Мы также познакомились с ее дочерью, бледной белокурой девушкой, которая, вызывающе глядя на нас, сообщила, как она рада, что ее отец умер, и что она готова благословить руку, которая отправила его на тот свет. Страшную память оставил о себе Черный Питер Кэри. Мы почувствовали настоящее облегчение, когда снова вышли на залитый солнцем двор и пошли к «каюте» по тропинке, протоптанной в траве ногами убитого капитана.

Это была примитивная постройка с деревянными стенами, дранковой крышей и двумя окнами на противоположных стенах. Стэнли Хопкинс достал из кармана ключ, вставил его в замочную скважину и вдруг удивленно замер.

– Его пытались вскрыть, – сказал он, внимательно осматривая дверь у замочной скважины.

В этом сомневаться не приходилось, на выкрашенной двери рядом с отверстием для ключа были отчетливо видны свежие белые царапины. Холмс осмотрел окно.

– Окно тоже пытались открыть, – уверенно произнес он. – Кто бы это ни был, взломщик из него никудышный: внутрь ему проникнуть так и не удалось.

– Все это очень странно, – сказал инспектор. – Могу поклясться, вчера вечером этих следов не было.

– Может быть, это какой-нибудь любопытный зевака из деревни? – предположил я.

– Вряд ли. Мало кто из соседей отважился бы подойти к этому дому, не говоря уже о том, чтобы попытаться влезть в «каюту». А что вы скажете, мистер Холмс?

– Я скажу, что нам крупно повезло.

– Вы думаете, взломщик может вернуться?

– Очень вероятно. Запертая дверь оказалась для него неожиданностью. Он попытался проникнуть внутрь при помощи очень маленького перочинного ножа. Это ему не удалось. Что ему остается делать?

– Вернуться с более подходящим инструментом.

– Я тоже так считаю. Теперь лишь какая-нибудь непростительная оплошность с нашей стороны может помешать нам взять его. Но пока, если позволите, я осмотрю эту «каюту» изнутри.

Следов недавней трагедии здесь уже не было, но мебель стояла в точности как в ночь убийства. Два часа Холмс самым внимательным образом осматривал каждый предмет в этой маленькой хижине, но по его лицу было видно, что результатами он не удовлетворен. За это время он лишь раз оторвался от напряженной работы.

– Вы ничего не брали с полки, Хопкинс?

– Нет, я все оставил на своих местах.

– Что-то отсюда забрали. В углу полки пыли меньше, чем на остальной поверхности. Судя по очертаниям, там могла лежать книга. Или коробка. Пока что определеннее сказать не могу. Давайте теперь прогуляемся в эти прекрасные леса, Ватсон. Послушаем птиц, полюбуемся цветами. Хопкинс, вы пока оставайтесь здесь, мы вернемся через пару часов. Посмотрим, удастся ли нам поближе познакомиться с джентльменом, который наведывался сюда ночью.

В начале двенадцатого мы вернулись, чтобы устроить засаду на неизвестного взломщика. Хопкинс хотел оставить дверь хижины открытой, но Холмс посчитал, что это будет выглядеть подозрительно. Замок, который запирал дверь «каюты», был простейшей конструкции, и, чтобы его открыть, достаточно было ножа с прочным лезвием. Кроме того, Холмс предложил ждать не внутри хижины, а занять позиции снаружи, в кустах у дальнего окна. Оттуда мы сможем наблюдать за ночным гостем, если он зажжет свет, и увидим, зачем он пришел.

Ожидание было мучительно долгим, и все же мы не могли не поддаться волнению, сродни тому, что испытывает охотник, спрятавшийся у водопоя, к которому должен прийти томимый жаждой зверь. Какое дикое существо крадется к нам в темноте? Свирепый тигр, готовый в любую секунду пустить в ход клыки и когти, или какой-нибудь жалкий шакал, угрожающий лишь слабым и неосторожным?

Не произнося ни слова, мы затаились среди кустов, вслушиваясь в доносящиеся со стороны дороги звуки. Поначалу шаги запоздавших крестьян, возвращающихся домой, и голоса в деревне оживляли наше дежурство, но один за другим эти звуки смолкли, и на нас опустилась мертвая тишина, нарушаемая лишь звоном колокола далекой церкви, который помогал не утратить счет времени, да тихим шуршанием и шепотом реденького дождя, сеющегося на листья у нас над головами.

Пробило половину третьего, наступил самый темный, предшествующий рассвету час, когда со стороны калитки донесся негромкий, но резкий щелчок. Мы вздрогнули. Кто-то вошел на территорию Вудменс Ли. Снова надолго воцарилась тишина. Когда я уж начал думать, что тревога была ложной, с другой стороны хижины послышались легкие шаги, и в следующее мгновение раздался металлический скрип и бряцанье. Кто-то пытался вскрыть замок! На этот раз он проявил больше сноровки или инструмент у него оказался более подходящим, потому что мы услышали треск и скрип петель. Потом чиркнула спичка, и в тот же миг домик наполнился ровным светом свечи. Наши взоры устремились на окно, закрытое сделавшейся прозрачной занавеской.

Ночной гость оказался хрупким молодым человеком с черными усами, которые подчеркивали его чрезвычайную бледность. Если он и был старше двадцати, то ненамного, и мне еще никогда не приходилось видеть человека, напуганного до такой степени, ибо даже со двора было заметно, что он стучит зубами, руки у него дрожат, а ноги подкашиваются. Одет он был как джентльмен, в норфолкскую куртку и бриджи, на голове – суконное кепи. Он обвел «каюту» округлившимися от страха глазами, потом поставил на краешек стола свечу и исчез из нашего поля зрения в одном из углов. Появился молодой человек с большой книгой – это был один из вахтенных журналов, которые стояли на полке. Он оперся о стол и стал листать томик, пока не нашел нужное место. Потом с недовольным видом раздраженно захлопнул книгу, отнес ее обратно на полку и потушил свет. Но не успел он выйти из хижины, как рука Хопкинса опустилась ему на плечо, и я услышал полный ужаса сдавленный стон парня, осознавшего, что он попался. Инспектор втащил за воротник трясущегося от страха пленного обратно в «каюту» и усадил на сундук. Вновь зажгли свечу.

– Итак, дружок, – обратился Стэнли Хопкинс к молодому человеку, который затравленно разглядывал нас полными ужаса глазами, – рассказывайте, кто вы такой и что вам здесь нужно.

Несколько минут ушло у юноши на то, чтобы справиться с собой.

– Вы, наверное, из полиции? – пробормотал он. – Думаете, я связан со смертью капитана Питера Кэри? Поверьте, я ни в чем не виноват.

– Проверим, – официально произнес Хопкинс. – Во-первых, как вас зовут?

– Джон Хопли Нелиган.

Холмс и Хопкинс быстро переглянулись.

– Что вы здесь делаете?

– Мы можем разговаривать неофициально?

– Разумеется, нет.

– Тогда зачем мне вам что-то рассказывать?

– Затем, что, если вы будете молчать, на суде это будет засчитано не в вашу пользу.

Молодой человек вздрогнул.

– Хорошо, я расскажу, – сдавленным голосом произнес он. – Зачем мне что-то скрывать? Хотя, конечно, мне очень неприятно, что эта старая безобразная история снова всплывет на поверхность. Вы когда-нибудь слышали о Даусоне и Нелигане?

По лицу Хопкинса я понял, что эти имена ему ничего не сказали, но Холмс удивленно поднял брови.

– Вы имеете в виду банкиров из «Вест-кантри-банка»? – уточнил он. – Тех самых, которые обанкротились на миллион и оставили без денег половину семей в Корнуолле? Нелиган сбежал.

– Совершенно верно. Нелиган – мой отец.

Наконец-то хоть что-то начало проясняться, хотя что общего могло быть между пустившимся в бега банкиром и прибитым к стене собственным гарпуном капитаном Питером Кэри, оставалось совершенно непонятно. Все мы с огромным вниманием стали слушать рассказ молодого человека.

– На самом деле вся эта история коснулась только моего отца. Даусон тогда уже ушел в отставку. Мне тогда было всего десять лет, но даже в том возрасте я чувствовал и переживал позор и ужас несчастья, которое свалилось на наши головы. Все считали, что мой отец украл те ценные бумаги и сбежал. Это неправда. Он был уверен, что если бы у него было время реализовать их, то все вернулось бы на круги своя, кредиторы получили бы обратно свои деньги и все были бы довольны. Он отправился на своей маленькой яхте в Норвегию за день до того, как был выписан ордер на его арест. Я помню ту ночь, когда он прощался с матерью. Отец оставил полную опись всех ценных бумаг, которые забирал с собой, и дал слово, что вернется и смоет пятно со своего имени. Еще он сказал, что никто из тех, кто поверил ему, не пожалеет об этом. И с тех пор мы о нем больше не слышали. Он исчез вместе с яхтой. Мы с матерью считали, что и он, и яхта, и ценные бумаги, которые он взял с собой, пошли на дно моря. Но у нас есть преданный друг, коммерсант, на днях он рассказал нам, что некоторые из тех акций, которые увез отец, вновь появились на лондонском рынке. Можете себе представить, как это известие нас удивило. Я провел несколько месяцев, пытаясь отследить их происхождение, и в конце концов хитростью и упорством сумел выяснить, что продавались они от имени капитана Питера Кэри, владельца вот этой хижины.

Естественно, я навел справки об этом человеке. Я узнал, что он командовал китобойным судном, которое должно было возвращаться из арктических морей как раз в то время, когда отец плыл в Норвегию. В том году осень была ненастная, море постоянно штормило, яхту отца вполне могло отнести на север, где он мог встретиться с судном капитана Питера Кэри. Если это действительно произошло, что случилось с отцом? В любом случае, если бы Питер Кэри помог мне выяснить, как эти ценные бумаги попали на рынок, это послужило бы доказательством того, что отец мой не продал их и не собирался с их помощью обогатиться.

Я приехал в Суссекс, чтобы повидаться с капитаном, но как раз в это время произошло это страшное убийство. В газете в протоколе следствия я прочитал описание его хижины, где он хранил свои старые судовые журналы, и тут меня осенило: если я узнаю, что происходило в августе тысяча восемьсот восемьдесят третьего года на борту «Нарвала», возможно, я сумею разгадать загадку исчезновения отца. Прошлой ночью я попытался добраться до этих журналов, но не смог открыть ни дверь, ни окно. Сегодня я вернулся и на этот раз сумел попасть внутрь, но обнаружил, что именно те страницы, которые меня больше всего интересуют, вырваны. И как только я это выяснил, я угодил в ваши руки.

– Это все? – спросил Хопкинс.

– Да, все, – ответил арестованный, покосившись в сторону.

– Вам больше нечего нам рассказать?

Он заколебался.

– Нет, нечего.

– До вчерашней ночи вы здесь не бывали ни разу?

– Нет.

– Тогда как вы объясните это? – вскричал Хопкинс и выхватил из кармана записную книжку с инициалами нашего пленного на первой странице и пятном крови на обложке.

Несчастный юноша был сражен. Он уткнул лицо в ладони и затрясся всем телом.

– Где вы это нашли? – простонал он. – Я не знал… Я думал, что потерял ее в гостинице.

– Ну, хватит, – сурово оборвал его Хопкинс. – Все, что вы еще хотите сказать, вы скажете на суде. Сейчас вы пойдете со мной в полицейский участок. Мистер Холмс, я очень признателен вам и вашему другу за то, что вы приехали. Впрочем, оказалось, что ваше присутствие не было обязательным, я бы успешно справился с делом и без вас, но тем не менее я все равно вам очень благодарен. В гостинице «Брэмбльтай» вам зарезервированы номера, так что в деревню мы можем пойти все вместе.

– Ну что, Ватсон, какие у вас соображения? – спросил Холмс, когда на следующее утро мы возвращались домой.

– Я вижу, вы не удовлетворены исходом.

– О нет, мой дорогой Ватсон, я полностью удовлетворен. Хотя я не одобряю методов Стэнли Хопкинса и, если честно, я им разочарован. От него я ожидал большего. Первое правило следователя: прежде чем делать окончательные выводы, нужно обязательно рассмотреть все возможные варианты решения задачи.