Текст книги "Ошо. Ключи к новой жизни. 9 книг"

Я не абсолютно против интеллекта. У него есть полезные применения – но они очень ограничены, и вы должны понять их ограничения. Если ты работаешь ученым, тебе придется использовать интеллект. Это прекрасный механизм, но он прекрасен, лишь если остается рабом и не становится хозяином. Становясь хозяином и захватывая над тобой власть, он опасен. Ум в распоряжении сознания – прекрасный слуга; ум, властвующий над сознанием, – опасный хозяин.

Вся суть в ударении. Я не абсолютно против интеллекта – я сам использую интеллект, как я могу быть против него? Я его использую прямо сейчас, когда говорю с вами. Но я хозяин; он мне не хозяин. Если я хочу его использовать, то использую. Если я не хочу его использовать, у него нет власти надо мной. Но твой интеллект, твой ум, твой мыслительный процесс продолжается, хочешь ты этого или нет. Он не заботится о тебе – как будто ты вообще пустое место – и продолжается без конца: даже когда ты спишь, он продолжает работать. Он совершенно тебя не слушается. Он пробыл у власти так долго, что совершенно забыл, что он только слуга.

Если ты идешь на прогулку, ты используешь ноги. Но когда ты сидишь, нет необходимости двигать ногами. Люди спрашивают меня: «Ошо, целых два часа ты продолжаешь говорить и сидишь в кресле в одной и той же позе. Ты совершенно не шевелишь ногами». Зачем им шевелиться? Я никуда не иду! Но я знаю вас – даже если вы сидите в кресле, вы на самом деле не сидите. Вы шевелите ногами, меняете позу, положение, делаете тысячу и одну вещь, ерзаете и шевелитесь, никогда не в оставаясь покое. То же самое верно в отношении вашего ума.

Когда я с вами говорю, я использую ум. В то мгновение, как я прекращаю говорить, мой ум тоже останавливается, тотчас же! Когда я не говорю с вами, и моему уму не нужно продолжать работать, он просто смолкает. Именно так и должно быть – это должно быть естественным. Когда я сплю, мне не снятся сны; нет необходимости. Вам снятся сны, потому что днем столько работы, которую ум должен был сделать, остается невыполненной. Это сверхурочная работа; ты не смог закончить ее за день.

Как ты можешь что-нибудь закончить? Ты делаешь одновременно тысячу и одну вещь. Ничто никогда не заканчивается; все остается незаконченным – и останется незаконченным вечно. Ты умрешь, но ничто не будет закончено. Ни в одном направлении работа не будет закончена, потому что ты бежишь во всех направлениях. Ты распался на множество фрагментов; ты не интегрирован. Ум втягивает тебя в одно, сердце – в другое, тело хочет, чтобы ты шел куда-то еще, и ты всегда в растерянности – кого слушать? И ум тоже не один, у тебя много умов – ты мультипсихичен, в тебе толпа умов. Нет единства, нет гармонии. Ты не в оркестре – ничто не сонастроено. Каждая часть продолжается сама по себе; ни одна не слушает другую – ты просто создаешь шум, не музыку.

Интеллект хорош, если он действует, как слуга целого. Нет ничего плохого, если он занимает подобающее место; но все неправильно, если он не на своем месте. Твоя голова лучше всего у тебя на плечах. Если она где-то еще, это плохо.

Если ты работаешь ученым, интеллект нужен. Если ты работаешь в мире, интеллект нужен. Если ты общаешься, разговариваешь с людьми, интеллект нужен. Но его применение очень ограничено. Есть более важные вещи, в которых интеллект совершенно не нужен. Но проблема в том, что он продолжает действовать и там, где он не нужен. Медитирующий использует интеллект, но использует и интуицию – он знает, что их функции различны. Он использует голову, но использует и сердце.

Мне доводилось жить в Калькутте в доме судьи Высшего Суда. Его жена говорила мне:

– Ты единственный человек, к которому мой муж испытывает уважение. Если ты что-то говоришь, он слушает; обычно он никого не слушает. Я пыталась изо всех сил, но ничего не получилось. Именно с тобой я хочу поговорить.

– В чем же проблема? – сказал я.

– Эта проблема с каждым днем становится больше и больше, – сказала она. – Он остается судьей двадцать четыре часа в сутки. Даже в постели со мной он остается судьей – как будто ожидает, что я скажу ему «Ваша Честь». С детьми он ведет себя так, словно они преступники. С каждым! Мы устали. Он никогда не сходит с судейской скамьи. Он играет эту роль постоянно; он никогда не забывает ее. Она никогда не выходит у него из головы.

Я знал ее мужа. Хорошо быть судьей, когда ты в суде, но когда ты покидаешь суд… Он приносит это домой, он начинает вести себя так же с женой, с детьми, с каждым. Жена его боится, дети его боятся. В то мгновение, как он входил в дом, везде воцарялся страх. Мгновением раньше дети играли, радостные и счастливые. Внезапно они прекращают игры, жена становится серьезной. Дом тотчас же превращается в суд.

Это состояние миллионов людей: они остаются такими же, что и на работе, они приносят свою должность домой.

Твой интеллект необходим. У головы есть своя функция, своя красота, но она должна оставаться на своем месте. Есть гораздо более важные вещи за пределами досягаемости головы, и когда ты движешься в эти области, голову нужно отложить в сторону. Ты должен иметь такую способность. Это гибкость. Это разум.

И помните, никогда не путайте интеллект и разум. Интеллект – это только часть разума. Разум – это гораздо большее явление; оно содержит гораздо больше, чем интеллект, потому что жизнь не только интеллектуальна, жизнь также и интуитивна. И столько великих открытий совершалось не интеллектом, а интуицией. Фактически все великие открытия совершались интуицией.

В тебе существует нечто гораздо более глубокое. Ты не должен этого забывать. Интеллект – это только периферия, это не центр твоего существа. Центр твоего существа – интуиция.

Когда ты откладываешь интеллект в сторону, когда ты откладываешь голову в сторону, в тебе начинает действовать нечто более глубокое, непостижимое для периферии. Начинает действовать твой центр, а центр всегда сонастроен с целым. Твоя периферия – это эго, центр же сонастроен с дао. Твой центр – не твой и не мой; центр – вселенский. Периферии личны – твоя периферия твоя, моя периферия моя, но мой центр и твой – не две разные вещи; в центре мы встречаемся, в центре мы едины.

Именно поэтому мистики приходят к познанию единства существования – потому что это зависит от интуиции. Наука продолжает разделять, расчленять; она достигает мельчайших частиц. Мир становится множественностью; он больше не универсум[22]22
  Universum (лат.) – вселенная; uni – один, единый; буквально: единый мир.


[Закрыть].

Фактически философы должны перестать использовать слово универсум и ввести слово мультиверсум[23]23
  Multi– (лат.) – множественный.


[Закрыть]. «Универсум» имеет мистический оттенок – «универсум» значит единство. Мистик достигает единства; это опыт центра. Но центр может работать, только когда ты перемещаешься из периферии в центр. Для этого требуется квантовый скачок.

Способность к интуиции и способность создавать твою собственную реальность – не только различные, но и диаметрально противоположные вещи. Интуиция – это только зеркало. Она ничего не создает, она только отражает. Она отражает то, что есть. Это чистая, тихая, кристально прозрачная вода, которая начинает отражать звезды и луну. Она ничего не создает. Эта ясность на Востоке была названа третьим глазом. Глаза ничего не создают, они просто сообщают о том, что есть.

Создание собственной реальности называется воображением – это способность грезить. Ночью ты создаешь столько вещей в своих грезах. И поразительнее всего то, что всю жизнь каждую ночь тебе снятся сны, и ты знаешь утром, что это был сон – не реальность. Но когда снова приходит ночь, и ты засыпаешь, и твое воображение расправляет крылья, в тебе не возникает никаких сомнений – без малейшего сомнения ты воспринимаешь сон как реальность.

Способность к воображению может действовать и по-другому. Она окружает тебя грезами – о которых ты знаешь, что они не реальны. Но когда они приходят и окружают тебя, они кажутся абсолютно реальными – более реальными, чем реальный мир. Потому что в реальном мире иногда ты можешь что-то заподозрить, можешь усомниться. Например, в это самое мгновение ты можешь усомниться, действительно ли то, что ты здесь слышишь и видишь, реально, или ты заснул и видишь сон. Это может быть сном. Ты узнаешь, только когда проснешься.

Это единственное различие: в реальности ты можешь сомневаться – «это может быть сон», – но во сне ты не можешь задуматься, не сон ли это. Это единственное различие между сном и реальностью. Реальность позволяет тебе мыслить, воображение – нет.

Та же способность может создавать сны наяву… ты просто сидишь в молчании, ничего не делая, и сны проплывают у тебя перед глазами; ты бодрствуешь, но начинаешь думать о том, чтобы стать президентом страны. Поскольку ты бодрствуешь, подспудно ты знаешь, что это глупости; но все же они так милы человеку, что он продолжает мечтать, что стал великим всемирным завоевателем или самым богатым человеком в мире. Он пробужден, но он создает сон. Если это зайдет слишком далеко, ты лишишься рассудка. Можешь пойти в сумасшедший дом, в любую психбольницу, и ты удивишься тому, как люди продолжают жить в воображении: говорить с людьми, которых нет, и не только говорить, но и отвечать за них, – и нет никакого сомнения, никакого скептицизма.

Воображение может создать своего рода ненормальность, если оно начинает верить собственным снам наяву, – оно может создавать галлюцинации. Что касается меня, то я считаю, что ваши так называемые святые, великие религиозные лидеры, которые видели Бога, встречались с Богом, говорили с Богом, относятся к этой категории. Их Бог – только их воображение.

Есть определенный метод, чтобы это проверить. Нужно по крайней мере три недели времени, и вам придется сделать две вещи, чтобы подготовить галлюцинацию. Тогда вы сможете увидеть, что перед вами стоит Иисус Христос или Гаутама Будда, и вы сможете хорошо поболтать. Ты можешь задавать вопросы, и на них ответ – и если никто больше не увидит, что кто-то отвечает, то только по своей собственной вине. У них нет достаточных духовных высот, чтобы увидеть невидимое. Нужны две основные вещи: первая – трехнедельный пост. Чем более ты голоден, тем меньше действует твой разум, потому что для разума постоянно нужно некоторое количество витаминов – если они не поступают, разум начинает мутиться. Через три недели он перестанет работать. Поэтому первое, что необходимо, – это усыпить интеллект. Именно поэтому все религии предписывают пост как великую религиозную дисциплину. Но за этим стоит психология: через три недели твой разум начинает засыпать. И тогда воображение может прекрасно работать – и нет никого, чтобы сомневаться.

Второе требование – это одиночество: найди место в горах, в лесу, в пещере, где ты абсолютно один. Поскольку человек растет в обществе, его всегда окружают люди. Он говорит целый день – якети-йак, якети-йак. Ночью он говорит в снах, утром он начинает говорить наяву и прекращает, только засыпая. Если говорить не с кем, он начинает молиться Богу. Он говорит с Богом; это респектабельный способ сумасшествия.

Через три недели… через две недели человек начинает разговаривать сам с собой вслух. Через неделю он начинает разговаривать сам с собой, но знает, что никто не должен этого слышать, иначе все подумают, что он сумасшедший. К концу второй недели страх проходит, потому что разум мутится. К концу второй недели он начинает говорить вслух. А на третью неделю он начинает видеть человека, которого хотел встретить, – Иисуса Христа, Кришну, Махавиру, Гаутаму Будду, умершего друга или кого угодно другого. Через три недели он способен визуализировать этого человека так ясно, что обычная реальность бледнеет. Поэтому религии всегда поддерживали обе эти стратегии: пост и изоляцию. Это способ, научный способ впасть в состояние галлюцинации.

Ты можешь создать собственную реальность: ты можешь снова жить с Иисусом Христом, можешь хорошо побеседовать с Гаутамой Буддой, можешь задать вопросы и получить ответы – хотя все эти вещи будешь делать ты. Но было замечено, что задавать вопрос ты будешь одним голосом, а когда зазвучит ответ, твой голос будет другим. Естественно, это происходит всюду во всех сумасшедших домах – люди разговаривают со стенами.

Всю историю святых, которые переживали Бога, разговаривали с Богом, нужно исследовать с большим психологическим прозрением. Они ничем не отличаются от сумасшедших. Все их претензии, заявления, что они единственные сыновья Бога, что они единственные пророки Бога, что они единственные инкарнации Бога – не что иное, как безумные высказывания.

Настоящим шоком будет, если вы установите, что этих людей окружали галлюцинации; они окружали себя собственной реальностью. Их боги – их собственное воображение, их послания приходят из их собственных умов, и оставленные ими писания были созданы ими самими. Никакая книга не написана Богом, потому что я просматривал все эти книги – они не стоят даже того, чтобы называться хорошей литературой, что говорить о святости? Это третьесортная литература, но люди им поклоняются.

Всю историю человека можно свести к одному предложению: это история истерии. Все эти святые и мудрецы – жертвы истерии. Лишь немногие отбросили воображение, отбросили весь ум и его способности – но эти немногие не переживали Бога.

Будда никогда не видел никакого Бога. Он пережил только несказанное молчание, он пережил только великую радость, сохранившуюся все сорок два года после его просветления. Его просветление – не вымысел, потому что вымыслы не могут длиться долго; мечты не могут трансформировать жизнь человека. После просветления он стал другим человеком. Его радость оставалась с ним, как дыхание. Он не говорит о богах, он не говорит о рае и аде, он не говорит об ангелах. Он не видел всех этих вещей. Эти вещи сначала нужно создать, поставить себя в определенную ситуацию, в которой ты можешь увидеть, что угодно. И если человеку до смерти хочется увидеть Иисуса Христа, он готов на все: поститься, жить в изоляции, уйти в монастырь…

В Европе есть монастырь Атос – ему тысяча лет – может быть, самый старый в Европе монастырь. Правило этого монастыря таково, что, однажды войдя в него, из него нельзя снова выйти. И в этом монастыре около десяти тысяч монахов. Лишь когда они умирают… тогда их мертвые тела просовывают в щель в ограде, и другие христиане – не монахи – роют им могилы. Но живущие внутри не могут выйти, даже чтобы похоронить мертвое тело.

Что делают все эти люди? – просто распевают «Аве Мария». Этот монастырь посвящен матери Иисуса, Мари, или Марии. Целый день их единственная работа – продолжать петь «Аве Мария». Постясь, в изоляции, оторванные от мира… вскоре они начинают галлюцинировать, что мать Мария приходит к ним. У каждого из них своя келья, каждый живет один, отдельно от других. Им не разрешают разговаривать друг с другом, только с аббатом. За тысячу лет ни одна женщина не допускалась внутрь монастыря – даже шестимесячный ребенок. Эти монахи сидят на вулкане подавленной сексуальной энергии.

Эта подавленная сексуальная энергия тоже помогает в создании галлюцинаций. Каждый знает, что юноша начинает галлюцинировать о девушках, девушка начинает галлюцинировать о юношах. Их сны становятся более и более сексуальными; секс становится в их умах решающим фактором. И поскольку эти монахи подавили секс и постятся в изоляции, думая только об Иисусе Христе или Деве Марии, естественно, они начинают галлюцинировать. И тех, кто начинает галлюцинировать, больше уважают, больше чтят. Величайший сумасшедший в монастыре становится аббатом.

Многие вещи нужно сделать, чтобы освободить этих людей из сумасшедших домов, называемых женскими и мужскими монастырями, вернуть им рассудок, вывести их обратно из мира снов в мир реальности. Тебе не нужно создавать свою реальность, нужно только очистить органы чувств и почувствовать реальность и ее психоделическую красоту, ее красочность, ее зелень, ее жизнь.

И внутри тоже тебе нужно открыть реальность, не создать ее; потому что все созданное тобой не может быть ничем, кроме твоего воображения. Тебе нужно просто идти вовнутрь, в молчании, и наблюдать – просто будь бдительным и осознавай, чтобы увидеть то, что реально. И те, кто действительно видел реальность, говорят, что ты испытаешь несказанное молчание, великую радость, бесконечное блаженство, бессмертие; но ты не увидишь никакого Бога и не увидишь никаких ангелов. Чтобы увидеть все эти вещи, их нужно создать.

Интуиция, воображение, интеллект – все это должно быть трансцендировано. Ты должен прийти к точке за пределами ума: глубокая безмятежность, прохлада и спокойствие, которые в твоей природе, которые в твоей природе Будды. Именно это и есть ты, вещество, из которого ты соткан и из которого соткана вся вселенная. Мы можем назвать его вселенским сознанием, мы можем назвать его вселенской божественностью – подойдет любое имя. Но помни: миллионы обманывались собственным воображением. Это очень дешево, очень легко – нужно только следовать определенной стратегии, и ты создашь собственную реальность.

Однажды я жил с одним из моих друзей. Начался индийский священный фестиваль, и на этом фестивале люди принимали что-то вроде марихуаны – это называется бхандж. Человек, у которого я жил, тоже был профессором в том же университете – очень простой, очень хороший человек. Я сказал ему:

– Не делай эту глупость.

Но он пошел встретиться с друзьями, и им удалось скормить ему сладости, полные марихуаны, и напоить прохладительными напитками, тоже полными марихуаны. Он не возвращался; была поздняя ночь. Мне пришлось идти его искать – что случилось? Он стоял голый, окруженный толпой, и выкрикивал непристойности, и люди кидали в него камни.

Я не мог понять, что произошло. Я остановил людей, я сказал:

– Я знаю этого человека. Кажется, он принял какой-то наркотик.

Кое-как мне удалось снова натянуть на него одежду – он сопротивлялся изо всех сил. Я натягивал на него штаны, а он из них выпрыгивал. Потом он убежал.

Город был мне незнаком, а он его хорошо знал. Несколько минут я следовал за ним по запутанным переулкам, потом потерял его из виду. Утром мне позвонили из полиции и сказали, что мой друг взят под стражу, и я пошел в тюрьму. К этому времени он уже немного пришел в чувство, хотя осталось похмелье. Но он узнал меня и сказал:

– Жаль, что я тебя не послушал.

Все его тело было изранено, потому что люди кидали в него камнями.

Я привел его домой, и с тех пор в его уме воцарился страх перед полицией, потому что полицейские, наверное, избили его. Наверное, он не соглашался надеть одежду; наверное, он плохо обошелся с ними. Возник такой страх, такая паранойя, что жить стало очень трудно. Если ночью по улице проходил полицейский патрульный, он слышал стук ботинок и прыгал под кровать. Я говорил:

– Барлам, – так его звали, – что ты делаешь?

Он говорил:

– Тихо. Полиция идет.

Мне пришлось попросить ректора дать ему пятнадцать дней отпуска, чтобы он мог отдохнуть, потому что трудно было привести его в университет. Все стало подозрительным – двое людей стоят на углу улицы, разговаривают, и он говорит:

– Смотри, они сговариваются. Я тебе говорю, что в конце концов они меня поймают, посадят в тюрьму и побьют. Сделай что-нибудь!

А если проезжала полицейская машина, он говорил:

– Боже мой! Вот они приехали.

Я пытался, как только мог, показать ему, что это только его страхи. Я понимал, как это началось, но теперь это зашло слишком далеко. Он не слушал, и ни сам ни спал, ни другим не давал. В конце концов я пришел к полицейскому инспектору и рассказал ему всю историю. Я сказал ему:

– Мне нужна ваша помощь. Это очень простой, невинный человек, и он не совершил никакого преступления – он просто принял марихуану. Я пытался ему помочь, но он убежал.

– Каким образом я могу помочь? – сказал он.

– Вы должны прийти с папкой, – сказал я, – потому что он все время повторяет: «На меня заведено досье, и полицейские только ждут момента, чтобы меня арестовать». Поэтому принесите папку с досье, наручники и ордер на арест – и бумаги. Просто при виде вас он лишится рассудка. И приходите ночью, чтобы он был арестован ночью.

И тогда я начну вас разубеждать и дам вам пять тысяч рупий, чтобы вы оставили беднягу в покое. И, очень неохотно, вы его отпустите, и я попрошу вас сжечь досье. Сожгите досье и, уходя, скажите мне достаточно громко, чтобы он мог услышать: «Теперь нет никаких проблем, потому что досье сожжено, и в руках полиции больше нет обвинений». А я могу забрать эти пять тысяч рупий позже.

Он оказался очень хорошим человеком. Он сказал:

– Я приду.

И ночью он пришел, и в этот момент мой друг залез под кровать. Инспектору пришлось его вытащить, и мой друг сказал:

– Вот видишь, я всегда тебе говорил, что они придут… и вот он пришел, и вот это досье.

Инспектор дал мне ордер на арест и сказал:

– Я должен его арестовать, – и надел на него наручники. Я стал его разубеждать, но он сказал:

– Ничего не могу сделать. Он проведет в тюрьме по крайней мере пять лет.

И Барлам посмотрел на меня и сказал:

– Сделай же что-нибудь, иначе я пропал.

И я дал инспектору пять тысяч рупий и сказал ему:

– Он простой человек. Сделайте мне небольшое одолжение – отпустите его. Если он еще когда-нибудь это сделает, я первым отведу его в полицию. Но это его первое преступление, и он совершил его под воздействием наркотика.

С трудом я убедил инспектора сжечь досье; и он сжег папку. Наручники были сняты, и он сказал мне:

– Все в порядке. Но если он опять что-то сделает, я ничем не смогу помочь. Все, что было на него у полиции на текущий момент, сожжено. Теперь не во власти полиции его арестовать.

И с этого дня Барлам был в полном порядке.

На следующий день я снова пошел в полицию, чтобы забрать пять тысяч рупий. Это был действительно хороший человек. Он мог отказаться отдать обратно деньги, но он отдал их мне и спросил:

– Как у него дела?

– Он в полном порядке, – сказал я. – Теперь, даже когда он видит полицейского, ему все равно. Я пару раз даже говорил ему: «Вон стоит полицейский». Он отвечает: «Мне все равно. Досье сожжено».

Он окружил себя галлюцинацией. И так называемые религии живут в таких же галлюцинациях. Вы удивитесь, узнав, что в самых древних индуистских писаниях говорится об определенных наркотических веществах, сомрах, которые находили в Гималаях, и которые, может быть, есть и сейчас, но мы не знаем, как их распознать. Обычной практикой всех религиозных людей было пить сомры.

Один из самых разумных людей двадцатого столетия, Олдос Хаксли, был под большим впечатлением от ЛСД, когда его открыли, он был первым глашатаем ЛСД. Он жил в иллюзии, что под воздействием ЛСД можно достичь тех же духовных высот, каких достигли Гаутама Будда, Кабир, Нанак. Думая о ведических сомрах, он написал в своей книге «Рай и Ад», что в будущем наука создаст предельный синтетический наркотик. Его назовут в память о наркотиках, применяемых религиозными людьми, – сомрах. Его будут называть сомой.

И со времен Ригведы в Индии индуистские санньясины, индуистские религиозные люди принимали всевозможные наркотики, чтобы испытать опыт воображаемых богов. Они заходили так далеко, что однажды я встретил одного последователя Кабира… они пили всевозможные наркотики и пьянели до такой степени, что вырабатывали абсолютный иммунитет. Они заводили кобр и заставляли кобр кусать их за язык. Лишь это давало им религиозный опыт! Я видел в одном из монастырей последователей Кабира, где держали больших кобр, опасных кобр: один укус, и с тобой все кончено, лекарства нет. Но этим монахам это было нужно, потому что никакой другой наркотик больше не действовал.

Не случайно на Западе молодое поколение заинтересовалось одновременно тем и другим – наркотиками и Востоком. Они пришли на Восток в поисках путей пережить что-то, выходящее за пределы обычного, повседневного мира, который они повидали достаточно. Теперь секс больше не привлекателен, алкоголь больше не интересен, и они начинают двигаться на Восток, чтобы найти какие-то техники создания реальности. И в большинстве ашрамов Востока они найдут техники, которые помогают воображению. Это тонкие виды наркотиков.

На Западе наркотики принимали многие. Теперь есть тысячи молодых людей – мужчин и женщин – которые страдают в тюрьмах Европы и Америки за то, что принимают наркотики.

Что касается меня, я вижу это в другом свете. Я вижу в этом начало поиска чего-то за пределами обычного мира – хотя они ищут и в неправильном направлении. Наркотики не дадут им реальности. Наркотиками можно создать реальность, но она будет длиться всего несколько часов, и затем снова придется принять наркотик. И каждый раз принимать придется большее и большее количество, потому что возникнет иммунитет.

Но среди молодых людей происходит большой подъем интереса к наркотикам, чего никогда не было раньше. Они готовы к тюремному заключению, они идут и покупают наркотики. Фактически, если у них есть деньги, им удается достать наркотики и в тюрьме, у тюремного персонала, у тюремных офицеров; им нужно только дать денег.

Но я не рассматриваю это как плохой знак. Я просто вижу в этом потерявшее правильное направление молодое поколение. Намерение правильно, но нет никого, чтобы сказать им, что наркотики не удовлетворят их желание и жажду. Только медитация, только молчание, только трансценденция за пределы ума дадут вам удовлетворенность и осуществление.

Но нельзя их осуждать, как их осуждают и наказывают. Старшее поколение более ответственно за это, потому что вы не дали им альтернативы.

Я предлагаю единственную альтернативу – когда вы становитесь более и более медитативными, ничего другого не нужно. Не нужно создавать никакой реальности, потому что вы начинаете видеть реальность, как она есть. И созданная реальность просто фальшива, это сон – может быть, сладкий сон, но сон, в конце концов, есть сон. Жажда правильна, но они заблудились. Их религиозные лидеры, их политические лидеры, их правительства и системы образования не способны дать им правильное направление.

Я вижу в этом симптом великого поиска, который нужно приветствовать. Нужно лишь придать ему правильное направление, которого не могут дать старые религии, которое бессильно дать старое общество. Нам нужно, срочно нужно рождение нового человечества. Нам нужно, срочно нужно изменить эти болезненность и уродство, разрушающие многих, многих людей в мире.

Каждый нуждается в том, чтобы знать себя, свою реальность. И хорошо, что возникло такое желание. Рано или поздно мы сможем указать молодым людям правильное направление. Люди, ставшие санньясинами, прошли всевозможные наркотические эксперименты. И они стали санньясинами и начали медитировать, и мало-помалу их наркотики исчезли. Теперь они им не нужны. Не наказание, не тюрьма, но правильное направление – и реальность приносит такую удовлетворенность, такое благословение, что нельзя ожидать большего.

Существование дает тебе – в изобилии – такие богатства существа, любви, мира, истины, что ты не можешь просить большего. Ты не можешь даже вообразить ничего большего.