Текст книги "Система права и ее строение: методологические подходы и решения"

Следует отметить и то, что об отраслях права говорят не только применительно к внутригосударственному, но и применительно к международному праву. Свойственно международному праву и материально-процессуальное деление, обусловленное тем, что функции права могут быть осуществлены только при наличии правовых норм как первого, так и второго вида. Таким образом, и выделение принципов права, и деление права на частное и публичное, на материальное и процессуальное, а также на отрасли свойственно и национальным и международной правовой системе (хотя и в очень различной степени). Это говорит о том, что все эти дифференциации являются востребованными, информативными, так или иначе обоснованными и в той или иной мере проработанными.

В порядке обобщения позволим себе утверждать, что система любой позитивной правовой общности (структурирующаяся на основе интереса, воли и цели) может быть представлена триадой: основные принципы права (общеправовые принципы) – частное право – публичное право. Общеправовые принципы включают в себя самые фундаментальные, значимые для всего правового воздействия положения. Это принципы справедливости, правозаконности, гуманизма, формально-юридического равенства участников правового общения, правовые аксиомы (и пр.). Основные принципы права определяют (должны определять) содержание всей правовой регламентации, всех иных норм права и всех индивидуальных предписаний.

Кроме того, поскольку право призвано регулировать именно общественные отношения, которые по своей природе неоднородны, то следует выделить еще два элемента – частное право и публичное право. Их качественное функционирование осуществляется не столько на основе разделения, сколько путем взаимодействия и пересечения. Вместе с тем, в теоретическом аспекте именно деление права на частное и публичное право полярно отображает основные направления правовой регламентации. В свою очередь, необходимость практической реализации правовых предписаний предопределяет существование материального и процессуального права.

Подчеркнем, что мы акцентировали внимание именно на универсальных и закономерных элементах системы права. Представленную выше трехэлементную структуру можно пронаблюдать в строении каждой правовой системы. Внутри каждого из элементов возможно и целесообразно проводить дальнейшие классификации, в том числе выделять отрасли и институты права.

Нельзя забывать и о том, что наличие общеправовых принципов, частного и публичного права не свидетельствует о ложности или ненужности выявления других аспектов строения системы права. Но наиболее значимо в данном контексте то, что материальность и (или) процессуальность норм права не препятствует их одновременной принадлежности или к основным принципам права, или к частному праву, или к публичному праву.

Исследование тематики структуры системы права требует обязательного обращения и к вопросу о форме(ах) выражения правовых норм. Это обусловлено тем, что право, как таковое, познается нами через свои внешние проявления. Кроме того, и строение права, и систематика нормативных правовых актов не могут быть должным образом исследованы и реализованы вне учета отображающей их формы. Для примера укажем, что и тайное хищение чужого имущества и заем можно трактовать как имущественные отношения. Но сущность корреспондирующего краже и займу социального взаимодействия, безусловно совершенно различна. Это ясно даже на интуитивном уровне. Но наука и практика оперируют не внутренними ощущениями, а их рационализированным, проявляющимся во вне отображением, в т. ч. и посредством правовой формы. Именно юридическая оформленность дает специалистам-практикам наиболее простые и четкие формализованные основания для квалификации первого деяния как преступления, а второго – как сделки.

Надо сказать, что в настоящее время в юридической науке и практике наблюдаются все большие расхождения по поводу понимания и перечня источников права. Это обусловлено не только неоднозначностью соответствующих категорий, но и постоянным стремлением ученых и практиков к установлению их четкого видового перечня и сочетания.

При обращении к лексическим оборотам «источник права» и «форма права» в юриспруденции обоснованно отмечается, что содержание и соотношение указанных понятий обсуждаются уже давно. Серьезные научные споры вызывают и вопросы классификации форм выражения правовых норм. Вместе с тем, уже в начале прошлого столетия основатель психологической теории (школы) права Л. И. Петражицкий отметил: «Если бы зоологи стали называть собак, кошек и т. д. „источниками животных" и спорить по этому поводу,

что такое источники животных, в каком отношении они находятся к животным, представляют ли они формы создания животных, или основания их существования, или признаки их животной природы… то это представляло бы явление мысли, совершенно однородное с теми, которые имеются в теперешнем правоведении в области учения о так называемых источниках права»[292]292
  Петражицкий Л.И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. СПб., 1907. Т. 2. С. 513.


[Закрыть].

Не давая оценок непосредственно самому процитированному суждению, скажем, что актуальность установления соотношения форм и источников норм права вытекает хотя бы из того факта, что эта проблема до сих пор подвергается научным исследованиям (причем самого различного уровня, типа (вида), содержания и направленности). Востребовано такое установление и в связи с исследованием вопросов системного правового действия.

В современной же юридической литературе, в свою очередь, встречаются указания на то, что «Формирующаяся правовая система государства, стремящегося стать правовым, социальным, демократическим, не может складываться исключительно на началах юридического позитивизма. Основа правовой государственности – справедливое право – вновь требует обращения к источникам права и к способам его объективирования»[293]293
  Бошно С.В. Формы российского права. М., 2004. С. 6.


[Закрыть].

В данном высказывании определенный тип правопонимания напрямую увязывается с отсутствием или ненадлежащим уровнем правового, демократического и (или) социального развития общества, его правовой системы. Нам, в свою очередь, не ясно, каким образом позитивистская концепция правопонимания может препятствовать становлению и развитию правовой модели общественного развития, демократическому публично-политическому режиму, выполнению государством социальных функций. Неясным представляется и указание на то, что «…справедливое право – вновь требует обращения к источникам права». Дело в том, что рассмотрение проблемы источников права для правоведения вполне традиционно. Проблема источников права никогда не исключалась из сферы юридического исследования и познания. На необходимость адекватного использования и разграничения понятий «источник права» и «форма права» в правоведении также неоднократно указывалось[294]294
  Шебанов А.Ф. О понятиях источника права и формы права// Советское государство и право. 1965. № 4. С. 30–32; Шебанов А.Ф. Форма советского права. М., 1968; Зивс Л.С. Источники права. М., 1981.


[Закрыть].

Кстати, в связи с упомянутым вопросом о правопонимании, позволим себе заметить, что повышенный интерес к отраслевой модели (можно даже сказать ее абсолютизация), в советской, а затем и в российской юридической доктрине особенно примечателен в контексте распространенности в соответствующем правовом порядке нормативистского (нормативного) подхода к пониманию права.

Дело в том, что основатель нормативизма, – Г. Кельзен, – свою ступенчатую концепцию права (возглавляемую основной нормой, – своеобразной квинтэссенцией правовых принципов), отобразил именно через те формы, в которых выражены нормы права. Более того, Г. Кельзен указывал: «Система права не состоит из согласованных норм, находящихся на одном и том же уровне. Наоборот, она представляет собой иерархическую структуру вышестоящих и нижестоящих юридических правил… Связь между низшим и высшим уровнем системы права – как, например, между… статутом и судебным решением – это отношение определения и подчинения»[295]295
  Kelsen Н. About Interpretation of Law // Legal Studies. July 1990. № 2. Vol. 10. P. 127–135.


[Закрыть].

Таким образом Г. Кельзен не только подчеркивал иерархичность строения системы права, не только указывал на формы выражения норм права как на элементы системы права, но и обоснованно писал о том, что наличие юридической силы, или, точнее говоря, силы юридического действия свойственно всем нормам права без исключения (независимо от формы их выражения).

Е. Эрлих, в свою очередь, указывал, что право состоит из таких элементов как: общественное право, право юристов, право государства. Таким образом, он также рассматривал элементы права через формы накопления, аккумулирования и выражения правовых положений, а не посредством выделения отраслей права[296]296
  См. об этом, напр.: Юридическая социология: Учебник для вузов / В.А. Глазырин и др. М., 2000.


[Закрыть].

Для точности надо сказать, что рассмотрения структуры системы права через формальные проявления права встречались и гораздо раньше. В частности, Фома Аквинский выделял такие пласты законов (права) как естественный, божественный и человеческий, возглавляемые законом вечным[297]297
  Фома Аквинский. Сумма теологий. М., 2005. Ч. 1. Т. 3. С. 75–119.


[Закрыть].

Далее, самым непосредственным образом возвращаясь к вопросу о соотношении источников и форм права отметим, что неоднозначность не в последнюю очередь обусловлена тем, что категория «форма» является многоаспектной. Форма – «…прежде всего внешнее очертание, наружный вид предмета, внешнее выражение какого-либо содержания… а также и внутреннее строение, структура, определенный и определяющий порядок предмета или порядок протекания процесса в отличие от его „аморфного" материала (материи), содержания или содержимого. С этим различием связано философское понятие формы, играющее важную роль в логике, теории познания, онтологии… Понятие формы в ряде случаев употребляется для обозначения внутренней организации содержания и получает свое развитие в категории структуры»[298]298
  Философский энциклопедический словарь / Ред. – сост. Е.Ф. Губский и др. М., 2003.


[Закрыть].

Так, в трудах Платона встречается употребление слова «форма» в том же смысле, что и слова «идея» (посредством которого философ обозначал всеобщее, неизменное и подлинное сущее, выступающее прообразом переменчивых и специальных, индивидуализированных явлений). По мнению его ученика Аристотеля, любая конкретная вещь состоит из материи и формы. Последняя является и тем активным фактором, благодаря которому вещь становится действительной, и самой целью процесса становления вещи. В средние века Фома Аквинский утверждал, что суть и бытие вещей возникают из формы. Позже И. Кант заявлял, что свойственные человеческому разуму формы созерцания и мышления являются необходимыми условиями опыта и познания. Г.В.Ф. Гегель выделял внешнюю (отражающую облик), и внутреннюю (отображающую сам закон явления) форму[299]299
  Платон. Диалоги. М., 1986; Аристотель. Метафизика. Сочинения. В 4 Т. М., 1975. Т. 1; Фома Аквинский. Сумма теологий. М., 2005. Ч. 1. Т. 3. С. 75–119.; Кант И. Основы метафизики нравственности. М., 1999; Гегель Г.В.Ф. Наука логики. М., 1998.


[Закрыть]. В правоведении термин «форма» по умолчанию трактуется именно во внешнем значении.

В свою очередь, слово «источник» означает, с этимологических позиций, с одной стороны, то, из чего возникает, проистекает явление, его исходную причину, основу, а с другой стороны, – письменный памятник или подлинный оригинал документа, на основании которого производится какое-либо исследование[300]300
  Новый толково-словообразовательный словарь русского языка под ред. Т.Ф. Ефремовой. М., 2000.


[Закрыть]. Сообразно именно первому значению Н.К. Ренненкампф под источниками права понимал «…силы, основы, причины, производящие право»[301]301
  Ренненкампф Н.К. Курс юридической энциклопедии. Киев, 1898. С. 51–56.


[Закрыть], Ю.С. Гамбаров – «…все то, что оказывает решающее влияние на образование и развитие права – характер народа, его нравы, общественный строй»[302]302
  Гамбаров Ю.С. Курс гражданского права. СПб., 1911. Т. 1. С. 182.


[Закрыть].

Полагаем, что обозначенная разнородность трактовок уже сама по себе свидетельствует о том, что вопрос о соотношении понятий «форма права» и «источник права» не является бессодержательным или носящим незначительный характер. Но в последнее время общетеоретических исследований, посвященных формам выражения правовых норм, не много. По нашему мнению, это также свидетельствует и о сложности темы, и о необходимости обращать на нее специальное внимание.

В настоящее время под формами права, по общему правилу, понимают способы внешнего выражения, юридического закрепления, оформления и существования различных правовых норм. При этом в отраслевых направлениях юриспруденции чаще всего оперируют термином «источник правового регулирования» и (или) «источник права». По словам А.М. Васильева, «…употребление… термина «источник» – это дань юридической традиции, сохранившейся в отраслевых юридических науках, которые используют этот термин для наименования того, что современная теория права выражает понятием «форма права»»[303]303
  Васильев А.М. Правовые категории. Методологические аспекты разработки системы категорий теории права. М., 1976. С. 167.


[Закрыть]. В литературе же по общей теории права источники и формы права рассматриваются либо как синонимы, либо разграничиваются.

При разграничении, под источником права, сообразно именно семантическому значению, подразумевается та основа (база), которая привела к становлению (возникновению, появлению) правовой нормы. На основе такого подхода, к источникам права относят различные интересы, потребности, цели, иные факторы, побуждающие к жизни ту или иную норму права. Многие авторы, употребляя термин «источник права», выделяют несколько его значений. Например, политическое, материальное, социальное, историческое, религиозное, специально-юридическое.

Что же касается формы права, то в буквальном значении под ней могут пониматься практически любые проявления (выражения) правовой действительности[304]304
  Батурина Ю.В. Правовая форма и правое средство в системе понятий теории права. Автореф. дис… канд. юрид. наук. М., 2001.


[Закрыть]. По своему словесному наполнению этот лексический оборот, в сущности, ничем не отличается от выражения «правовая форма». Последнее охватывает и нормы права, и способы их внешнего существования, и методы правового регулирования, и различные юридические модели и конструкции (например, «отрасль права», «реализация права», «правонарушение») и пр. Полная индукция в данном случае не представляется ни практически возможной, ни действительно необходимой (т. к. корреспондирующая категория отображает то явление и феномен, количество аспектов которого не подлежит абсолютному подсчету). Аналогичные утверждения относимы и к чуть более конкретизированному лексическому обороту – «форма выражения права».

Представляется, что в контексте рассматриваемой проблематики оптимальны такие терминологические обороты как: 1) формально-юридический источник права (юридический источник права) и 2) форма(ы) выражения норм права. Они акцентируют внимание на непосредственно юридическом и собственно-содержательном значении соответствующего феномена. Вместе с тем, надо иметь в виду, что формы выражения норм права всегда прямо или косвенно увязаны с волей государства (субъектов международного сообщества). Это значимо с учетом того, что при публичной организации политической власти соответствующая форма должна или исходить от уполномоченного лица (т. е. приниматься или издаваться им), или же этим лицом санкционироваться.

Обращаясь к видам юридических источников, отметим, что в настоящее время традиционными (классическими), общепризнанными можно назвать следующий их перечень: 1) нормативный правовой акт, 2) нормативный правовой договор, 3) правовой (юридический) прецедент, 4) правовой (юридический) обычай, 5) религиозная норма (в том случае, если она имеет юридическое значение). Этот перечень представляется нам и исчерпывающим, и достаточным.

Помимо названных юридических источников, отдельные авторы указывают также на судебную практику (как отличный от юридического прецедента, самостоятельный источник), правовую (юридическую) доктрину, принципы права и (или) законодательства, правовое сознание (и пр.)[305]305
  Марченко М.Н. Источники права: Учебное пособие. М., 2007.


[Закрыть]. Обозначить все позиции в данном случае весьма затруднительно, а представляемые обоснования наличия того или иного юридического источника далеко не всегда убедительны[306]306
  Все иные, упоминаемые в юридической литературе, виды, по нашему мнению, не относятся к числу форм выражения норм права. Они не содержат норм права в собственном смысле слова (акты текущей судебной практики, инструкции, внутренние документы юридических лиц, локальные нормативные акты), и (или) носят идеологический, а не формально-определенный и нормативный характер (правовое сознание, правовая доктрина). В свою очередь, принципы права носят универсальный, базисный и многофункциональный (а не просто выражающий какую-либо норму права) характер. Они являются более фундаментальной категорией, нежели категория «форма выражения норм права»


[Закрыть]. Для примера упомянем лишь о том, что представители некоторых правовых систем, например германской, рассматривают в качестве юридических источников даже гражданско-правовые договоры (контракты). Мы не считаем это верным. Юридические источники должны отображать нормы права (т. е. общеобязательные правила поведения), а не индивидуальные нормы.

Но при всей разнице в юридических режимах обществ (дифференцированных как территориально, так и по временным периодам) право является целостной, единой субстанцией (явлением, феноменом), имеющей своим содержанием правила упорядочения социального общения. Указанное объясняет то, почему при несхожести (и возможно весьма значительной) в юридической регламентации каких-либо актов социального поведения разными правовыми порядками, мы все же можем говорить о праве в общем, универсальном значении.

На общетеоретическом уровне иерархии юридических источников в зависимости от их вида нет. Такую иерархию можно выявить только применительно к какой-либо конкретной правовой системы (максимум – правовой семье). При этом надо заметить, что функционирование прецедентного и обычного права позволяют обществу не дожидаться соответствующего нормативного правового акта, урегулировать социальное взаимодействие хотя и вне статутов, но, тем не менее, в рамках права.

В отношении романо-германской правовой семьи, к которой причисляют и правовую систему России, принято указывать на превалирование именно нормативного правового акта. Это отличает континентальное право от иных типов конкретно-исторических совокупностей нормативного правового материала, юридической практики и преобладающей правовой идеологии. Например, от англосаксонского, базирующегося на прецедентном (хотя, во многом также и на обычном и статутном) праве, или от мусульманского, нередко опирающегося именно на имеющую юридическое значение религиозную норму[307]307
  К примеру, в некоторых системах мусульманской (исламской) правовой семьи, юридическая сила положений Корана выше силы всех законодательных актов (в том числе и конституции). См., напр.: Конституция Исламской Республики Иран. URL: http://constitutions.ru/archives/140.


[Закрыть].

Сравнение же различных правовых систем с целью выявления худших и лучших для нас неуместно, ибо во всех корреспондирующих общностях право, на протяжении очень долгого периода времени, так или иначе, осуществляет свое основное предназначение – регуляцию социального поведения. Это свидетельствует о том, что преобладание любого из видов юридических источников в принципе способно отвечать как социальным, так и публично-властным потребностям. Превалирование какого-либо конкретного вида зависит от целого ряда факторов, в т. ч. от времени, места, обстановки, способа (и пр.) правового воздействия.

Вместе с тем, одним из наиболее актуальных и одновременно сложных и недостаточно исследованных вопросов является именно вопрос о юридической силе нормативных правовых актов. Рассуждая о нем, исследователи, как правило, оперируют двумя составляющими: компетенцией принявшего акт органа и иерархической принадлежностью соответствующего документа.

Связывая юридическую силу нормативного правового акта с компетенцией принявшего его органа, мы обращаем внимание лишь на внешнюю, но не на внутреннюю сторону явления. Иерархическая позиция нормативного правового акта действительно определяется (можно сказать задается), полномочиями и предметом ведения принявшего данный акт субъекта (органа). Но отсюда невозможно уяснить, исходя из каких критериев, принятие определенных нормативных правовых актов относится к компетенции тех либо иных публично-властных субъектов. Иными словами, в предлагаемом контексте возникает вопрос о принципе распределения нормотворческих функций между органами государства, между федеральным, региональным и местным уровнями власти.

Указывая, что для нормативного правового акта «Юридическая сила зависит от места правотворческого органа в аппарате государства, от его компетенции, а все это определяется значением решаемых данным государственным органом задач»[308]308
  Лазарев В.В., Липень С.В. Теория государства и права: Учебник для вузов. М., 2000. С. 271.


[Закрыть], мы приходим к вопросу о принципе разделения социально значимых нормотворческих полномочий; нам необходимо уяснить то, почему, например, издание федеральных законов, составляет компетенцию национального парламента, а постановлений – правительства. Применительно к государству со сложным территориальным устройством, необходимо также понять то, почему юридическая регламентация одного социального взаимодействия входит в предмет федерального, второго – субъектного (регионального), а третьего – совместного ведения. При выделении муниципиев из системы органов государственной власти, как это имеет место быть в современной России, возникает вопрос и относительно предметной области исходящих от них нормативных правовых актов.

В свою очередь определение юридической силы нормативного правового акта через его иерархическую принадлежность напоминает некий порочный круг, т. к. при этом причина (юридическая сила) рассматривается как следствие (иерархическая позиция) и, соответственно, наоборот. Рассуждения на этот счет строятся по следующей схеме: упорядоченная совокупность нормативных правовых актов составляет их иерархическую систему, по месту в которой конкретного акта определяется его юридическая сила. Вместе с тем, несмотря на возможность различных классификаций, превалирующим является деление писаных правовых актов именно по их юридической силе, т. е., опять-таки, по иерархическому рангу. В отношении, например, законов чаще всего говорят, что «…как правило, закон регулирует наиболее важные общественные отношения»[309]309
  Теория государства и права: Учебник для вузов / Под общ. ред. проф. О.В. Мартышина. М., 2007. С. 289, 290.


[Закрыть]. В целом же, можно констатировать, что иерархический способ недостаточно результативен, ибо подменяет раскрытие явления простым описанием его формально-фактического отображения. Даже в отношении закона мы указываем, что закон вроде бы должен регулировать наиболее значимые общественные отношения, но это далеко не всегда так. Кроме того, отсутствуют четкие критерии определения степени важности общественных отношений. Определение того, являются ли некие общественные отношения наиболее значимыми или нет, всегда будет неоднозначным, дискуссионным.

Практическое значение вопроса о юридической силе весьма велико. Это можно заметить хотя бы обратившись к предметному и адресному действию конституционных норм. Так, несмотря на то, что основной закон России непосредственно не обозначает юридическое лицо в качестве того субъекта, на которого распространяются положения его гл. 2, Конституционный Суд Российской Федерации толковательным путем выявил наличие такого распространения. При этом с формальных позиций, глава 2 Конституции Российской Федерации распространяется только на «человека и гражданина»[310]310
  Постановление Конституционного Суда РФ от 22.06.2009 № 10-П «По делу о проверке конституционности пункта 4 части второй статьи 250, статьи 321.1 Налогового кодекса Российской Федерации и абзаца второго пункта 3 статьи 41 Бюджетного кодекса Российской Федерации в связи с жалобами Российского химико-технологического университета им. Д.И. Менделеева и Московского авиационного института (государственного технического университета)» // Российская газета. 10.07.2009. № 126; Определение Конституционного Суда РФ от 18.01.2005 № 8–0 «По жалобе Ивановского областного объединения организаций профсоюзов на нарушение конституционных прав и свобод положением подпункта 14 пункта 3 статьи 346.12 Налогового кодекса Российской Федерации» // Вестник Конституционного Суда РФ. 2005. № 3.


[Закрыть].

Неоднозначно в юридической науке и практике решается также вопрос о природе, значении и иерархическом ранге актов самих органов конституционного (или уставного) контроля (надзора). При этом анализ законодательства субъектов Российской Федерации позволяет заметить, что регионы не затрагивают в своих законах целого ряда спорных вопросов об иерархии юридических источников. Это относится и к вопросу о правовой природе актов органов конституционной (уставной) юстиции субъекта федерации. Среди законов республик Российской Федерации единственным исключением является закон Кабардино-Балкарской Республики о правовых актах. В нем, при иерархическом перечислении юридических источников, постановления Конституционного Суда указаны сразу после основного закона региона. Вместе с тем, негативной особенностью данного документа является то, что и постановления Конституционного Суда, и сама Конституция, при буквальном толковании его текста, к числу законов Республики не относятся, в состав законодательства не входят[311]311
  Ст. 6. Закон Кабардино-Балкарской Республики от 03.08.2002 № 52-РЗ «О правовых актах в Кабардино-Балкарской Республике» //Кабардино-Балкарская правда. 09.08.2002. № № 155, 156.


[Закрыть].

Далее необходимо отметить, что в юридической литературе, хотя и редко, но все же встречаются четкие указания на сущностные характеристики юридической силы. Например, В.М. Сырых, описывая законы, отмечает, что они «обладают высшей юридической силой, что означает их прямое и независимое от других нормативно-правовых актов действие»[312]312
  Сырых В.М. Теория государства и права: Учебник. М., 2005. С. 204.


[Закрыть]. В.В. Лазарев и С.В. Липень обращают специальное внимание на свойство нормативного правового акта реально действовать, т. е. на его способность вызывать юридические последствия[313]313
  Лазарев В.В., Липень С.В. Теория государства и права: Учебник для вузов. М., 2000. С. 271.


[Закрыть]. Авторами также отмечается, что свойство юридической силы носит сопоставительный характер и отображает уровень соподчиненности нормативных правовых актов, показывает их иерархическое соотношение.

Особенно интересным нам представляется подход А.Б. Венгерова. Ученый отмечал: «…проблема соответствия „вида общественных отношений" и „вида нормативно-правового акта" действительно существует»[314]314
  Венгеров А. Б. Теория государствам права: Учебник. М., 2000. С. 342–345.


[Закрыть]. При этом, разграничивая законы и подзаконные акты, А.Б. Венгеров указывал, что критериями такого разграничения являются три показателя: содержание акта, принявший данный документ орган, а также сама процедура (порядок) принятия соответствующего акта. Именно эти три фактора и следует рассматривать в качестве показателей юридической силы.

Исходя из того, что основной целью создания нормативного правового акта (как и любой иной формы выражения норм права), является воздействие на поведение его адресатов, следует признать, что юридическая сила должна зависеть от значимости самих актов социального поведения. Именно на основе этого следует осуществлять распределение нормотворческих полномочий между соответствующими органами публичной власти. Естественно, степень (уровень) важности (значимости) общественных отношений – оценочный показатель. Он не содержит арифметически четких составляющих, не является вещественным, осязаемым, и нуждается в весьма тщательном анализе.

По справедливому замечанию М.Н. Марченко: «…По поводу особенностей предмета правового регулирования закона… обычно указывается на то, что он регулирует „наиболее важные общественные отношения" или, что он принимается высшим законодательным органом „по важнейшим вопросам государственной и общественной жизни". Основная проблема, однако, заключается в том, что понимается под этими „наиболее важными" или „важнейшими" вопросами государственной и общественной жизни и общественными отношениями. Какой смысл вкладывается в них, и по какому критерию проводится грань между „важными", „важнейшими" и обычными вопросами и общественными отношениями… Юридически грамотное решение данных и им подобных вопросов имеет принципиальное значение»[315]315
  Марченко М.Н. Источники права: Учебное пособие. М., 2007. С. 126.


[Закрыть].

М.Н. Марченко анализирует существующие в науке позиции по поводу исчерпывающего и открытого способов закрепления предмета правового регулирования за определенными категориями (видами) нормативных правовых актов. В результате ученый приходит к следующему выводу: «Формирование предмета регулирования законами невозможно осуществить только путем составления перечня вопросов и отношений, которые могут быть опосредованы исключительно данными нормативно-правовыми актами. При решении этого вопроса необходим, как представляется, более гибкий и дифференцированный подход. Суть его заключается в том, чтобы на теоретическом уровне использовать определенные принципы – критерии выделения сфер жизни и отношений, которые должны быть урегулированы только с помощью законов»[316]316
  Марченко М.Н. Источники права: Учебное пособие. М., 2007. С. 128–131.


[Закрыть].

Следует отметить, что если бы каждое из используемых в юриспруденции понятий поддавалось механическому, технико-математическому просчету, то отраслевые правовые науки сводились бы лишь к изучению фактического правового материала, а общая теория права, по большей мере, только к изложению основных положений этого материала. Но скорее всего, при такой ситуации в общей теории права вообще отпала бы существенная необходимость.

Причина относительной неопределенности категории «степень важности общественных отношений» предопределена многообразием, многогранностью самого социального взаимодействия. Вместе с тем, неоднозначность может служить основанием для критикоскептической оценки мертвых, практически не действующих юридических конструкций. Но оно не применимо в отношении живых, реально функционирующих проявлений права.

Мы считаем, что структурные компоненты системы позитивного права предопределяются интересом, волею и целью. В основе же самого права находятся некие константные идеи. Это следует из постоянства и объективности существования права. Обозначенные идеи аккумулируются в принципах права. Последние, представляя собой фундаментальные, основополагающие начала, воплощаются (полностью или частично) в конкретных юридических формах. Одной из таких форм и является нормативный правовой акт. Но (если исходить то того, как должно быть), не любой, а лишь воспринявший правовые принципы (т. е. адекватно отображающий нормы поведения юридических субъектов, функционирующий естественноэффективно и социально-органично).

По нашему убеждению основой определения степени важности общественных отношений должны выступать принципы права. Соответственно, важнейшей нормотворческой функцией должно быть познание, изучение и выявление основополагающих правовых начал (а не механическое создание нормативных предписаний, иногда просто фиксирующих даже не вполне верную практику).

Применительно к выделяемым уровням общегосударственных нормативных правовых актов сказанное нами означает, что основной закон должен отражать правовые принципы, а иные законы – раскрывать их. Положения же подзаконных нормативных правовых актов должны содержать опосредованное законами, прикладное, т. е. третьестепенное раскрытие базисных правовых идей.

При этом нельзя забывать, что «при подготовке кодифицированных актов должно быть установлено, в какой мере существующие объективные предпосылки, природа нормативного материала открывают возможности для формулирования нормативных обобщений, общих принципов и т. д. Если подобные возможности отсутствуют, то подготавливаемый акт является простой компиляцией»[317]317
  Алексеев С.С. Структура советского права. М., 1975. С. 60.


[Закрыть].

Приведенное выше утверждение представляется весьма существенным. Оно очень четко демонстрирует, например, то, что создание кодексов оправдано далеко не всегда. Это особенно заметно на примере законодательства субъектов Российской Федерации. Как правило, степень нормативных обобщений в корреспондирующих актах, по сути, сводиться лишь к дублированию (и (или) перефразированию) положений актов федерального законодательства[318]318
  См., напр.: «Кодекс Республики Башкортостан о недрах» от 28.10.1992 № ВС-13/26 // Законы Республики Башкортостан. 1993. Вып. IV; «Земельный кодекс Кабардино-Балкарской Республики» от 30.07.2004 № 22-РЗ // Кабардино-Балкарская правда. 06.08.2004. № № 198, 199.


[Закрыть]. Правда, в некоторых регионах данная ситуация стала меняться. Так, законы г. Москвы все чаще отображают именно специфику региона, его особенности, именно конкретизируют и развивают положения федерального законодательства.

Совершенно недопустимой нам представляется такая нормотворческая практика, при которой форма правового акта избирается не в зависимости от предмета его правового регулирования, а по причинам регламентной простоты проведения акта в жизнь, его принятия. Недопустима ситуация, при которой выбор именно законодательной формы акта объясняется тем, что нормы права, представленные документом самого высокого иерархического уровня, подвергаются меньшим изменениям в процессе согласования (что предопределено текущей загруженностью самих согласующих сторон, а также установлением сокращенных сроков согласования законопроектов); наличие специального закона с позиций практического восприятия повышает статус соответствующего органа публичной власти; принятие нового закона может оказаться более простым, нежели внесение изменений в комплекс уже действующих нормативных правовых актов подзаконного уровня.

В России, равно как и в других странах континентального права, широко распространена та позиция, согласно которой нормативный правовой акт считается ведущим или главенствующим юридическим источником. Исследованию нормативных правовых актов посвящено значительное число самых различных трудов. Вместе с тем, должный уровень социальной адекватности и специально-юридического качества присущ нормативным правовым актам далеко не всегда. Это вызвано не только субъективными, но и объективными причинами.