Текст книги "Безумие толпы. Как мир сошел с ума от толерантности и попыток угодить всем"

Но главной проблемой является не только то, что эти теории укореняются в институции, не будучи толком продуманными или не имея под собой доказательства своего успеха. Главная проблема заключается в том, что эти новые системы продолжают строиться на групповых идентичностях, к пониманию которых мы еще не приблизились. Это системы, построенные на основаниях, по поводу которых люди еще не пришли к согласию. Среди них – проблема взаимоотношений между полами и вопросы, которые мы когда-то называли «феминистскими».

Эта феминистская волна

Отчасти вся эта путаница происходит из огромного успеха первой и второй волн феминизма, а также того факта, что последующие волны страдали от тяжелых симптомов синдрома «Святой Георгий на пенсии». Точно датировать возникновение волн феминизма сложно, поскольку понятно, что они возникли в разное время в разных местах. Но принято считать, что первая волна феминизма – это та, которая началась в XVIII веке и продолжилась, по некотором оценкам, повсеместно вплоть до 1960-х годов. Она была точна в своих устремлениях и глубока в заявлениях. От Мэри Уолстонкрафт до кампании суфражисток требования первой волны феминизма определялись потребностью в равных гражданских правах. Не разных правах, а равных правах. Речь идет о праве голосовать, само собой. Но также о праве требовать развода, иметь равное право на опеку над детьми и равное право на наследование имущества. Борьба за эти права была долгой, но они были завоеваны.

Волна феминизма, начавшаяся в 1960-х, была направлена на решение проблем, которые оставались неразрешенными после получения основных прав – право женщины на работу в выбранной ею профессии и на то, чтобы быть поддержанной в этом устремлении. В Америке Бетти Фридан и ее союзницы отстаивали права не только на образование для женщин, но также на декретный отпуск и на пособие по уходу за ребенком для работающих женщин. Эти феминистки отстаивали репродуктивные права на контрацепцию и аборты – и для замужних, и для незамужних женщин. Они стремились помочь женщинам достичь того положения, в котором у них были бы такие же шансы на успех в жизни и в карьере, как у мужчин.

Разобравшись с этими вопросами к моменту между второй и третьей волной (зависит от того, где вы и как их считаете) впервые за столько веков, к 1980-м годам феминистское движение раскололось и рассорилось из-за узких вопросов вроде того, как феминистки должны относиться к порнографии. Эти женщины, которых называли феминистками третьей волны – как и вскоре последовавшие за ними феминистки четвертой волны, возникшей в 2010-х годах – отличались яркой риторикой. От них, имеющих за своей спиной крупные сражения за равноправие, можно было бы ожидать, что они быстро решат оставшиеся проблемы, а также того, что, раз дела никогда не обстояли так хорошо, как сейчас, они, возможно, соотнесли бы свою риторику с реальностью.

Однако ничего подобного не произошло. Если что-то и ускорилось в своем движении после поворота не туда, то это феминизм в последние десятилетия. Начиная с 1970-х и далее в феминистских лагерях укоренился новый уклон с некоторыми характерными особенностями. Первая из них заключалась в том, что поражение было неизбежно, когда успех уже казался достижимым.

В 1991 году Сьюзан Фалуди опубликовала книгу «Ответная реакция: необъявленная война против женщин Америки». Годом позднее Мэрилин Френч (автор бестселлера «Женская комната», опубликованного в 1977 году) повторила свой успех с публикацией книги «Война против женщин». Эти чрезвычайно успешные книги были выстроены вокруг идеи о том, что, несмотря на обретение прав, сейчас ведется согласованная кампания по откату этих достижений назад. Равенство не было достигнуто, заявляли Фалуди и Френч, но возможность того, что оно может быть достигнуто, неизбежно подталкивает мужчин к тому, чтобы отнять уже полученные права. Любопытно возвращаться к этим книгам спустя четверть века, поскольку они одновременно стали абсолютно нормальными в своей области и при этом являются очевидно сумасшедшими в своих утверждениях.

В своем международном бестселлере Фалуди находила «необъявленную войну против женщин» почти в каждом аспекте жизни в западном обществе. Она видела ее в медиа и в фильмах. Она видела ее на телевидении и в одежде. Она видела ее в сфере образования и в политике. Она видела ее в экономике и в популярной психологии. Все это складывалось, по ее словам, в «возрастающее принуждение прекратить и даже обратить» миссию по достижению равноправия. Эта «ответная реакция» имеет множество очевидных противоречий. Она одновременно организована и при этом «не является организованным движением». По сути, именно «отсутствие управления» способствует тому, что ее «сложнее увидеть, а потому она, возможно, более эффективна»[99]99
  Susan Faludi, Backlash: The Undeclared War Against Women, Vintage, 1992, pp. 16 – 17.


[Закрыть]. В течение предыдущего десятилетия, в рамках которого мы столкнулись с сокращением государственных расходов на общественные нужды, как, например, это было в Великобритании (что было спровоцировано, конечно, премьер-министром женского пола), «ответная реакция двигалась потайными ходами, перемещаясь путем лести и страха». С помощью этих и схожих средств война против женщин постоянно была у всех прямо перед глазами и в то же время была столь неуловима, что для того, чтобы ее заметить, нам потребовалась Фалуди.

Со своей стороны, Френч заявила в начале своей книги, что «есть свидетельство» того, что около трех с половиной миллионов лет человеческий род жил в условиях, при которых мужчины и женщины были равны. На самом деле даже более чем равны, поскольку в то время у женщин, очевидно, был более высокий статус, чем у мужчин. Затем в течение последних 10 000 лет или около того наш вид якобы жил в «эгалитарной гармонии и материальном достатке», в рамках которых представители обоих полов неплохо ладили. Но начиная с четвертого тысячелетия до нашей эры, пишет Френч, мужчины начали строить «патриархат», систему, которую она определяет как «мужское превосходство, подкрепленное принуждением». Для женщин с тех пор «все пошло под откос». Нас информируют о том, что женщины, «возможно», были первыми рабами и с тех пор становились все более «бесправными, страдающими и порабощенными». В течение последних четырех столетий, пишет Френч, все это вышло из-под контроля, а мужчины («главным образом на Западе») пытаются «усилить свой контроль над природой и над теми, кто ассоциируется с природой, – чернокожими людьми и женщинами»[100]100
  Marilyn French, The War Against Women, Hamish Hamilton, 1992, pp. 1 – 2.


[Закрыть].

Установив свое определение феминизма как «любой попытки улучшить положение любой группы женщин посредством женской солидарности и женского взгляда», Френч утверждает, что мужчины «как класс… продолжают искать способы победить феминизм». Они стремятся отнять их достижения (в качестве примера Френч приводит «легализованные аборты»). Также они стремятся воздвигнуть над работающими женщинами «стеклянный потолок» и создать движения, направленные на то, чтобы вернуть женщин в «полностью подчиненное положение». Все это и многое другое составляет «глобальную войну против женщин»[101]101
  Ibid., pp. 5 – 6.


[Закрыть].

Игнорируя большое количество свидетельств совершенно другого положения дел и не испытывая угрызений совести по поводу грубых обобщений о мужской половине человечества, Френч заявляет, что «единственная почва для мужской солидарности – это оппозиция женщинам»[102]102
  Ibid., p. 7.


[Закрыть]. Она считает требования феминисток столь же прямолинейными. Вызов феминисток «патриархату» – это простое требование того, чтобы «к ним относились как к людям, обладающим правами», включая требование того, чтобы «мужчины не ощущали себя вправе бить, насиловать, калечить и убивать их»[103]103
  Ibid., p. 9.


[Закрыть]. Какой монстр стал бы спорить с этим? И кто эти члены патриархата, которые ощущают себя вправе бить, насиловать, калечить и убивать женщин?

По словам Френч, как ни крути, проблема в мужчинах. Каждый раз, когда женщины продвигаются вперед, мужчины «аккумулируют все свои силы, чтобы одолеть эту угрозу». Мужское насилие по отношению к женщинам – это не случайность и не следствие какого-то другого фактора (не говоря уже о многих возможных факторах). На самом деле это связано с тем, что «все мужское насилие по отношению к женщинам является частью целенаправленной кампании», включающей «избиения, лишение свободы, уродование, пытки, мор голодом, изнасилование и убийство»[104]104
  Ibid., p. 14.


[Закрыть].

Достаточно того ужасного факта, что мужчин к таким действиям подталкивает действующая кампания по одолению женщин, но еще хуже то, что, если верить Френч, мужчины организуются другими способами для того, добиться невыгодного положения для женщин во всех сферах жизни. Очевидно, мужчины добиваются этого с помощью методичной войны против женщин в любом аспекте жизни, какой можно себе представить, включая сферу образования, карьеры, здравоохранения, законодательства, секса, науки, а также «войну против женщин-матерей».

Финальное оскорбление, по словам Френч, заключается в том, что женщинам приходится переживать не только из-за войны, которая ведется против них, но еще и из-за войны, точка. Буквальная, реальная, неметафорическая война также является проблемой и также является по своему характеру направленной против женщин[105]105
  Ibid., pp. 159 ff.


[Закрыть]. Начиная с военного языка и заканчивая военными действиями, война – это мужское действие, созданное, чтобы противостоять женщинам. В то же время женщины – это становится очевидно ближе к концу книги Френч – являются олицетворением мира. В то время как мужчины развязывают войны, женщины организовывают ряд движений – таких, как «Женский поход на Пентагон» в 1980 году, в рамках которого женщины окружили Пентагон, декларируя, что «милитаризм – это сексизм», или мирного женского лагеря «Гринэм Коммон» в Великобритании. Это – хорошие новости, пишет Френч в воодушевляющей концовке своей книги: «Женщины ведут ответный бой на каждом из фронтов»[106]106
  Ibid., pp. 210 – 11. Incidentally the ‘women as the embodiment of peace’ theme has a signif cant lineage. See for instance Olive Schreiner’s Woman and Labour (1911).


[Закрыть].

Многие утверждения, сделанные Френч в ее книге, тенденциозны и неверны с точки зрения истории. Как только она очертила рамки своей парадигмы, она смогла втиснуть в нее почти все, что угодно. Но больше всего поражает эта удивительная дихотомия, на которой она настаивает на протяжении всей книги. Все хорошее – женское. Все плохое – мужское.

Френч, Фалуди и другие были чрезвычайно успешны во внедрении этой идеи. Они также утвердили модель мышления, в которой успех феминистских тезисов начал зависеть от искажения и преувеличения заявлений. Постепенно самые экстремальные утверждения стали нормой. Это проникло во все аспекты деятельности феминисток новой волны. К примеру, в своей чрезвычайно успешной книге «Миф о красоте», написанной в 1990 году, Наоми Вульф утверждала, что, несмотря на то, что польза от феминистских достижений и феминистского анализа и впрямь означают, что женщины сейчас находятся в как никогда хорошем положении, во всех остальных смыслах они буквально умирают. Стало известным ее заявление в «Мифе о красоте», в рамках которого она пыталась утверждать, что в одной только Америке около 150 000 женщин в год умирали от связанных с анорексией расстройств пищевого поведения. Как впоследствии показали несколько ученых, включая Кристину Хофф Саммерс, Вульф преувеличила реальные цифры в несколько сотен раз[107]107
  See, for instance, Christina Hoff Sommers, Who Stole Feminism? How Women Have Betrayed Women, Simon & Schuster, 1995, pp. 11 – 12.


[Закрыть]. Преувеличение и драматизация стали обыкновенной валютой, которой платили феминистки.

Еще одной вещью, укоренившаяся на данном этапе развития феминизма, стала форма мизандрии – мужененавистничества. Это было присуще различным людям из более ранних волн феминизма, но это никогда не было столь повсеместно и триумфально. В какой-то момент в 2010-х годах стали считать, что феминизм третьей волны перерос в феминизм четвертой волны из-за появления социальных медиа. По большому счету, феминизм четвертой волны – это феминизм третьей волны с электронными приложениями. Эти волны непреднамеренно показали, какое разрушительное воздействие социальные медиа могут оказать на только на общественную дискуссию, но и на движение в целом.

Подумайте о том случае, когда в феврале 2018 года самопровозглашенные «феминистки» в очередной раз распространяли в Twitter свои любимые слоганы. «Мужчины – мусор» – новейшее словосочетание из придуманных ими, которое должно убедить людей перейти на их сторону. Феминистки четвертой волны пытались добиться попадания словосочетания «Все мужчины – мусор» или просто «Мужчины – мусор» в тренды социальных сетей. Одной из тех, кто этим занимался, была британская писательница-феминистка четвертой волны Лори Пенни, автор разнообразных книг на основе статей из блога, включая книгу с очаровательным названием «Доктрина суки» (опубликована в 2017 году). В феврале 2017 года Пенни писала в Twitter: «„Мужчины – мусор“ – это фраза, которую я обожаю, потому что она говорит о растрате»[108]108
  Laurie Penny (@PennyRed) on Twitter, 6 February 2018: https://twitter.com/PennyRed/status/960777342275768320


[Закрыть]. Далее она продолжает писать о том, что красота этой фразы связана с тем фактом, что «токсичная маскулинность растрачивает столько человеческого потенциала… я надеюсь, что мы находимся на грани большой программы по переработке мусора». Эти слова сопровождались хэштегом «МеТоо» и эмодзи с изображением поднятых вверх рук.

Как это часто бывает, нашелся кто-то, кто предположил, что, возможно, у Пенни были какие-то проблемы во взаимоотношениях с отцом, которые заставили ее использовать подобные выражения. В этот момент, как это часто бывает, Пенни развернулась на 180 градусов. «Вообще-то, мой отец был потрясающим и был большим источником вдохновения. Он умер несколько лет назад. Мы все по нему скучаем». Оппонент продолжал гнуть свое: «Он был токсичным?» Тогда Пенни отчитала его за «грубость». Она продолжила свой выговор: «Некрасиво шутить над чьим-то умершим отцом». Что означало, что ее первоначальная фраза превратилась в следующую: «Все мужчины – мусор, не считая моего умершего отца, которого вам упоминать нельзя». В течение часа ее поза жертвы стала еще более ярко выраженной. Пенни вновь зашла в Twitter, чтобы написать: «В данный момент я получаю целый шквал оскорблений, угроз, антисемитских высказываний, фантазий на тему моей смерти и ужасных слов о моей семье. Это очень быстро стало пугающим. Все это происходит потому, что я сказала: „Мне нравится фраза „Мужчины – мусор“, потому что она несет в себе возможность изменений“. Вообще это было не то, что она сказала. Она сказала, как она любит фразу, описывающую половину человечества как „мусор“. И после того, как она повела себя как грубиянка, она спряталась под защитой слов о том, что ее оскорбляют. Как будто за тем, чтобы списать со счетов половину человеческого рода, не могла последовать ответная реакция.

Вообще, если бы Пенни подождала немного, в беседе могла бы появиться еще одна феминистка – чтобы объяснить, что вне зависимости от того, хотела Пенни оправдать свое высказывание или нет, это не требуется. Слова Пенни находятся в увеличивающемся списке волшебных слов, которые означают не то, что, казалось, должны были означать.

Война против мужчин

Есть колумнистка «Huffington Post» Сальма Эль-Уордани, подпись которой описывает ее как «наполовину египтянку, наполовину ирландскую мусульманку, путешествующую по миру, поедающую пирожные и разрушающую патриархат». В качестве части этой программы по разрушению Эль-Уордани тоже любит использовать фразу «Все мужчины – мусор». Но она объяснила, «что имеют в виду женщины, когда говорят, что „мужчины – мусор“». По ее словам, «это может быть напрямую переведено как: „Маскулинность находится в процессе перестройки, которая, черт возьми, недостаточно быстро происходит“.

Эль-Уордани утверждала, что фраза «мужчины – мусор» звучит повсеместно в ее кругу «как тихий гул, резонирующий по всему миру. Гимн… призыв к оружию и боевой клич». Она заявляла, что стоит вам зайти «в любую комнату, на любое мероприятие, званый обед, творческую встречу – и вы услышите эту фразу как минимум из одного угла комнаты, и вас естественным образом потянет к той группе женщин, в которой это прозвучало, потому что мгновенно поймете, что нашли единомышленниц. Это, по сути, пароль для входа в клуб тех, кто зол на мужчин». Получается, что эти слова – следствие сконцентрированной «злобы, фрустрации, обиды и боли». И по мнению Эль-Уордани, эти обида и боль происходят из того факта, что, в то время как женщин постоянно спрашивают о том, какой девушкой или женщиной они хотят стать, мужчин, похоже, никогда не спрашивают – и их никогда не нужно спрашивать – какими бы мужчинами они хотели быть. В то время как к женщинами постоянно предъявляют требования, «маскулинность передается от отца к сыну, с незначительными отклонениями или вовсе без отклонений от типичной роли добытчика и защитника».

Если подвести итог, получается, что, когда женщины говорят «мужчины – мусор», они на самом деле имеют в виду вот что: «Ваши идеи о мужественности уже не соответствуют поставленной цели, и отсутствие у вас развития вредит всем нам». Это означает, что мужчины – все равно что отстающие дети в классе, и им нужно, по словам Эль-Уордани, «догонять быстрее»[109]109
  Sama El-Wardany, ‘What women mean when we say “men are trash”’, Huffngton Post, 2 May 2018.


[Закрыть].

В то же время фразы «все мужчины – мусор» и «мужчины – мусор» находятся на более мягкой стороне риторики феминисток четвертой волны. Один из в прошлом популярных хэштегов в Twitter, используемых феминистками, звучит как «Убейте всех мужчин». К счастью, журналист и автор Эзра Кляйн из издания «Vox» смог разъяснить эту формулировку. Признавая, что ему было неприятно было ни видеть хэштег «Убейте всех мужчин», ни видеть воплощение этой фразы в реальной жизни, эти слова означали не то, что кажется. Как объяснил Кляйн, когда люди, которых он знал «и даже любил», начали использовать эту фразу в повседневных разговорах, он поначалу отшатнулся и занял оборонительную позицию. Но, по его словам, он понял, что «это было не то, что они имели в виду» (курсив его). Он понял, что они не только не хотели убивать его или убивать каких-либо мужчин. Вообще-то, все было гораздо лучше. «Они не ненавидели меня, они не ненавидели мужчин». Его открытие состояло в том, что фраза «Убейте всех мужчин» была всего лишь «другим способом сказать: «было бы здорово, если бы для женщин мир не был таким ужасным»». Чертовски хороший способ сказать это; но Кляйн продолжал: «Это выражение фрустрации от всепроникающего сексизма»[110]110
  Ezra Klein, ‘The problem with Twitter, as shown by the Sarah Jeong fracas’, Vox, 8 August 2018.


[Закрыть].

Использование фразы «Убейте всех мужчин» было бы чересчур дерзким способом призвать женщин присоединиться к движению суфражисток в те времена, когда у них не было права голоса. Для феминисток первой волны использование фразы «Убейте всех мужчин» в рамках борьбы за равенство была бы сумасшествием. Но спустя сто лет это, похоже, стало нормальным и приемлемым для женщин, наделенных с рождения правами, за которые боролись их предшественницы – реагировать столь грубым образом по сравнению с тем, как реагировали женщины, когда ставки были значительно выше.

Также эта кампания не ограничивается использованием хэштегов в Twitter. В течение последнего десятилетия мы могли наблюдать проникновение ряда словосочетаний в повседневные разговоры – таких, например, как «мужская привилегия». Как и большинство слоганов, это словосочетание легко произнести, но трудно дать ему определение. К примеру, можно сказать, что преобладание мужчин на позициях генеральных директоров – это пример «мужской привилегии». Но никто не знает, что может означать преобладание случаев суицида среди мужчин (согласно данным благотворительной организации «Самаритяне», в Британии мужчины втрое чаще совершают суицид, чем женщины), преобладание среди мужчин случаев смерти на опасном месте работы, бездомности и многого другого. Является ли это признаком явления, противоположного мужской привилегии? Уравновешивают ли они друг друга? Если нет, то какие для этого понадобятся системы, метрики и какое количество времени? Похоже, никто не знает.

Другие формы нового мужененавистничества представляются более безобидными. Например, существует термин «мэнсплейнинг» – он нужен для того, чтобы порицать каждый случай того, когда похоже, что мужчина заговорил с женщиной в покровительственной или высокомерной манере. Безусловно, каждый может вспомнить примеры того, как мужчины говорили именно таким тоном. Но многие люди могут также вспомнить моменты, когда женщины говорили с мужчинами точно так же. Или когда мужчина в покровительственном тоне обращался к другому мужчине. Тогда почему одной из таких ситуаций нужен свой особый термин? Почему не существует – и не используется – термин вроде «вумансплейнинг»? Или представление о том, может ли мужчина «мэнсплейнить» другому мужчине? Каковы обстоятельства, при которых можно считать, что мужчина свысока говорит с женщиной, потому что она женщина, а не потому, что она свысока говорит с ним? В настоящий момент нет никакого способа разобраться в этом – только женщина может кинуть этот снаряд в любое время.

Также существует концепция «патриархата» – идея того, что люди (главным образом в западных капиталистических странах) живут в обществе, устроенном в угоду мужчинам с целью подавить женщин и их умения. Эта концепция внедрилась столь глубоко, что всякий раз, когда о ней упоминают, она принимается как должное, словно идея о том, что современные западные общества построены вокруг – и существуют только ради удобства – мужчин, даже не нуждается в обсуждении. В статье 2018 года в женском журнале «Grazia», посвященной празднованию столетия с того момента, как женщины старше 30 лет в Британии получили право голоса, написано: «Мы живем в патриархальном обществе – вот и все, что мы знаем». Подтверждением этому факту служили «объективация женщин» и «нереалистичные стандарты красоты» – как будто мужчины никогда не подвергались объективации, а их внешность не подчинялась стандартам (заявление, с которым способны поспорить мужчины, которые были сфотографированы тайком в метро и фотографии которых оказались выложены в инстаграм-аккаунт «Читающие красавчики»). Согласно журналу «Grazia», «для нас патриархат скрыт», хотя его видимыми симптомами являются «отсутствие уважения, из которого проистекают разрыв в оплате труда и украденные карьерные возможности»[111]111
  Georgia Aspinall, ‘Here are the countries where it’s still really diffcult for women to vote’, Grazia, 6 February 2018.


[Закрыть]. Мужские журналы с радостью перенимают подобные идеи. Рассуждая о событиях 2018 года, мужской журнал «GO» с одобрением заявил, что в этом году «впервые в истории нас всех призвали к ответу за грехи патриархата»[112]112
  GQ magazine foreword by Dylan Jones, December 2018.


[Закрыть].

Худшим из мужененавистнических слоганов в новом лексиконе является словосочетание «токсичная маскулинность». Как и любое другое из подобных понятий, «токсичная маскулинность» зародилась на задворках гуманитарного академического сообщества и социальных медиа. Но к 2019 году она проникла в серьезные организации и общественные институты. В январе Американская ассоциация психологов (ААП) опубликовала свою первую инструкцию, посвященную тому, как ее члены должны обращаться с мальчиками и мужчинами. ААП утверждала, что 40 лет исследований показали, что «традиционная маскулинность, которой присущи стойкость, соревновательность, доминирование и агрессивность, подрывает мужское благополучие». Для устранения этих «традиционных» аспектов маскулинности ААП разработала новую инструкцию, направленную на то, чтобы помочь практикующим врачам «распознавать эту проблему у мальчиков и мужчин». ААП дала следующее определение традиционной маскулинности: «Особая совокупность стандартов, присутствующая у большой части населения, включающая в себя: неприятие женственности, амбициозность, нежелание показаться слабым, авантюризм, поведение, связанное с риском, и насилие»[113]113
  ‘APA issues frst ever guidelines for practice with men and boys’, American Psychological Association, January 2019.


[Закрыть]. Это был лишь один из признаков того, что «токсичная маскулинность» проникает в повседневный дискурс.

При ее проникновении, опять же, даже не допускалась мысль о том, что аналогичная проблема может существовать и среди женщин. К примеру, существует ли «токсичная феминность»? Если да, то в чем она заключается и как ее можно уничтожить в женщинах навсегда? Точно так же до укоренения концепции «токсичной маскулинности» не было никакого представления о том, как она работает и существует ли вообще. Например, если соревновательность и впрямь является исключительно мужской чертой – как, видимо, утверждает ААП – в каких случаях эта соревновательность токсична и вредоносна, а в каких – полезна? Позволительно ли мужчине-бегуну использовать свои соревновательные инстинкты на беговой дорожке? Если да, то как убедиться в том, что вне беговой дорожки он настолько кроток, насколько это возможно? Можно ли критиковать мужчину, у которого неоперабельный рак, за то, что он переносит это со стойкостью, и перевести его из этой вредоносной позиции в ту, в которой он будет демонстрировать меньшую стойкость? Если «авантюризм» и «поведение, связанное с риском» действительно являются мужскими чертами, то когда и где мужчинам лучше отказаться от них? Должен ли мужчина-первопроходец стать менее авантюрным, должен ли мужчина-пожарный научиться рисковать меньше? Должны ли мужчины-солдаты отказаться от ассоциации с «насилием» и стать более заинтересованными в том, чтобы показать свою слабость? Если да, то когда? Какой будет программа перепрограммирования мужчин-солдат, с помощью которой они продолжат использовать свои важные черты и умения в конкретных опасных ситуациях, когда общество в них нуждается, но для всех остальных аспектов жизни эти черты будут удалены из них?

Конечно, если маскулинности присущи токсичные черты, то велика вероятность, что они столь глубоко укоренены (а именно – что они присутствуют во всех культурах вне зависимости от обстоятельств), что стали неискоренимы. Или, может быть, дело в том, что существуют определенные аспекты мужского поведения, которые нежелательны в некоторых ситуациях. Если правдиво последнее утверждение, почти точно существуют особые способы решить эту проблему. Но в любом случае создание концепций вроде «мужская привилегия», «патриархат», «мэнсплейнинг» или «токсичная маскулинность» и близко не подходит к преодолению проблемы, поскольку они или доказывают слишком немногое, или заявляют чересчур многое. Более очевидное для постороннего взгляда объяснение звучит так: эти действия направлены не столько на улучшение мужчин, сколько на их стерилизацию, на демонизацию их достоинств и превращение мужчин в полные сомнений и отвращения к себе объекты для жалости. Это выглядит в каком-то смысле как возмездие.

Почему так происходит? Почему эта война и эта дискуссия стали настолько накаленными, в то время как представления о равноправии настолько улучшились? Происходит ли это потому, что ставки понизились? Или потому, что людям скучно, и они хотят встать в героическую позу на фоне безопасной и комфортной жизни? Или попросту потому, что социальные медиа, дающие возможность вести беседу с самим собой или даже со всем миром, делают честную дискуссию невозможной?

В чем бы ни заключалась причина, очевидно влияние, оказываемое всем этим на репутацию феминизма. Мужененавистничество разрушительно. В 2016 году благотворительная феминистская организация «Fawcett Society» опросила 8000 человек, чтобы выяснить, сколько из них идентифицирует себя как «феминистов» и «феминисток». Опрос показал, что только 9 % британских женщин называют себя феминистками. Среди мужчин таковых оказалось 4 %. Большинство людей указали в опросе, что поддерживают гендерное равноправие. Вообще-то, среди мужчин было больше тех, кто поддерживает гендерное равноправие, чем среди женщин (86 % против 74 %). Но большинство противилось ярлыку «феминистов» и «феминисток». Со своей стороны, «Fawcett Society» смогли преподнести эти разочаровывающие с точки зрения феминистской организации результаты в положительном ключе. Представительница организации заявила, что Великобритания является «нацией скрытых феминистов». Объясняя, почему большинство опрошенных не идентифицировали себя как «феминистов» и «феминисток», она сказала: «Все просто: если вы хотите большего равенства для женщин и мужчин, то вы, по сути, являетесь феминистом»[114]114
  ‘We are a nation of hidden feminists’, Fawcett Society press release, 15 January 2016.


[Закрыть]. Однако, когда опрошенным задали вопрос о том, что всплывало у них в голове, когда звучало слово «феминистка», самым популярным словом-ассоциацией среди более чем четверти респондентов было слово «озлобленная»[115]115
  Only 7 per cent of Britons consider themselves feminists’ The Telegraph, 15 January 2016.


[Закрыть].

В США дело обстоит похожим образом. Когда в 2013 году в рамках опроса был задан вопрос о том, должны ли мужчины и женщины быть «равными в социальном, политическом и экономическом смысле», большинство американцев – 82 % – сказали «да». Но когда их спросили о том, могут ли они назвать себя «феминистами» или «феминистками», обозначился заметный спад. Только 23 % женщин и 16 % мужчин в США идентифицировали себя как «феминисток» и «феминистов». Большинство – 63 % – сказали, что они ни феминисты, ни антифеминисты[116]116
  YouGov/Huffngton Post, Omnibus Poll, conducted 11 – 12 April 2013.


[Закрыть].

Что бы ни было причиной этому, неясно, как мужчины должны на это реагировать. Перспектива перепрограммирования естественных инстинктов всех мужчин и всех женщин довольно далека. В течение трех лет между 2014 и 2017 годом ученые в Beликобритании проводили исследование того, какие образы мужчины и женщины считают привлекательными. Результаты, опубликованные в академическом журнале «Feminist Media Studies», показали тревожную тенденцию. Журнал «Newsweek» суммировал результаты в заголовке «Мускулистые и обеспеченные мужчины более привлекательны для женщин и геев, и это доказывает, что гендерные роли не улучшаются»[117]117
  ‘Men with muscles and money are more attractive to straight women and gay men – showing gender roles aren’t progressing’, Newsweek, 20 November 2017.


[Закрыть]. Действительно. «Улучшение» будет достигнуто только тогда, когда женщины сочтут привлекательными тех, кого они сейчас таковыми не считают. Что тут сложного?