Текст книги "Безумие толпы. Как мир сошел с ума от толерантности и попыток угодить всем"

Транссексуальность

В послевоенный период в Европе и Америке появилось небольшое число известных случаев попыток смены пола. Переход из мужчины в женщину Роберты (в прошлом – Ро́берта) Коуэлл в Великобритании и Кристин (в прошлом – Джорджа) Йоргенсен в США попал во все заголовки мировых СМИ. Еще живы те люди, которые помнят, как их родители прятали газеты с репортажами об этих первых «сменах пола». Поскольку эти истории были не только непристойными и были написаны крайне сексуализированным языком, но и, казалось, поражали самые базовые социальные нормы. Может ли человек сменить пол? Если да, то означает ли это, что это может сделать любой человек? Означает ли это, что, возможно, – если поощрить это, – все сделали бы это?

Оглядываясь назад, несложно понять, почему эти самые ранние случаи вызывали более глубокое смятение. После Первой мировой войны образ женственных мужчин и мужественных женщин стал чем-то вроде навязчивой идеи для людей, которые критиковали более молодое поколение. Текст одной популярной в 1920-е годы песни гласил: «Маскулинные женщины! Феминные мужчины! Кто из них петушок? Кто из них курочка? Их сегодня сложно различить»[219]219
  Masculine Women, Feminine Men’, lyrics by Edgar Leslie, music by James V. Monaco, 1926.


[Закрыть].

В то время гомосексуальность и трансвестизм, казалось, по меньшей мере были весьма связанными явлениями: возможно, то было особо преданные трансвеститы или очень женственные геи. Однако первые публичные трансгендерные люди опровергли любые ожидания. В начале своей карьеры Коуэлл была летчиком-истребителем, а после этого стала известной автогонщицей. Если этот аргумент и не является решающим, то он точно делает утверждение об ультраразвитой форме женственности менее состоятельным – если оно вообще остается состоятельным. Также были утверждения, которые делались самими людьми. К примеру, Коуэлл хотела, чтобы люди думали, будто она родилась интерсексуалкой и что ее вагинопластика и другие процедуры, через которые она прошла, все лишь исправляли врожденный сбой. Поэтому чем более видимым становились все эти категории – гомосексуальность, интерсексуальность, трансвестизм, транссексуальность, – тем больше они переплетались между собой.

Потребовалось время, некоторая личная смелость и описательные навыки, чтобы просто начать вычленять их этой смеси то, что нам сейчас известно как «транссексуальность». Каждому, кто сомневается в том, существует ли такая категория людей, следует ознакомиться с работами трансгендерных авторов, которые не только размышляли, но и осмысленно выражали свое мнение по этому вопросу. Одна из наиболее успешных попыток передать то, что многие трансгендерные люди считают непередаваемым, была сделана британской писательницей Джен (в прошлом – Джеймсом) Моррис. Как и в случае с Робертой Коуэлл, история Моррис привнесла много смятения и любопытства, которые по сей день не дают покоя многим.

Моррис служил в армии в последние дни Второй мировой войны. После этого он работал журналистом в «The Times» и «The Guardian». Как и его служба на войне, работа Морриса в качестве зарубежного корреспондента на Среднем Востоке, в Африке и по ту сторону железного занавеса не умещалась в рамки существующих представлений о том, каким должен быть мужчина, который хочет быть женщиной – так же, как и тот факт, что он жил в счастливом браке с женщиной и имел пятерых детей.

Переход из Джеймса в Джен начался в 1960-х и достиг кульминации в операции по смене пола в 1972 году. Уже известную в качестве писателя, это сделало ее одной из самых известных транссексуалок в мире. Мемуары Моррис об этом процессе перехода – «Загадка» (1974) – убедительно и талантливо объясняют, почему некоторые люди испытывают потребность в смене пола. Действительно, сложно читать книгу Моррис и при этом думать, что явление вроде трансгендерности не существует или что оно является просто игрой воображения. Моррис описывает свои ранние воспоминания о том, как, будучи мальчиком, сидела под пианино своей матери – в возрасте трех или четырех лет – и осознавала, что «родилась не в том теле»[220]220
  Jan Morris, Conundrum, Faber and Faber, 2002, p. 1.


[Закрыть]. В последующие годы, прошедшая через военную службу, брак и отцовство, это убежденность никогда не покидала его. И только на встрече со знаменитым нью-йоркским эндокринологом доктором Гарри Бенджамином представилось какое-то решение проблемы. Это были самые ранние попытки понять природу трансгендерности. Некоторые врачи, такие, как Бенджамин, убедились на примере своих исследований, что определенное меньшинство людей чувствует, будто родилось в теле не того пола. Тем не менее, вопрос о том, что с этим делать, по-прежнему был открытым. Некоторые профессионалы вроде Бенджамина пришли к выводу, что что-то можно было сделать. Как он однажды выразился, «Я спрашиваю себя – из милосердия или из здравого смысла – о том, что если мы не можем изменить убеждение так, чтобы оно соответствовало телу, не должны ли мы – при определенных обстоятельствах – изменить тело так, чтобы оно соответствовало убеждению?» Изменить тело, или, как выразилась Моррис, «избавиться от этих излишеств… очистить себя от этой ошибки, начать все заново» – было не просто тем, чем он хотел, но тем, о чем он мечтал и даже о чем молился[221]221
  Ibid., p. 42.


[Закрыть].

В «Загадке» Моррис описывает то, как желание стать женщиной становилось с каждым годом все сильнее. Каждый год его мужское тело, «казалось, твердеет вокруг меня». Моррис подвергался определенной форме гормонотерапии с 1954 по 1972 год и смог в точности описать странные эффекты – ощущение омоложения и смягчения, – которые испытывают на себе мужчины, которые принимают гормоны. Гормоны не просто сорвали с него слои мужественности, которые, как ему казалось, накапливались вокруг него, но и избавили его от «невидимого слоя накопленной упругости, которая работает как щит вокруг самца и в то же время притупляет чувствительность тела». Результатом этого со временем стало то, что Моррис стал «несколько двусмысленной» фигурой. Некоторые считали, что он был мужчиной-гомосексуалом, другие – что он был кем-то, находящимся между двумя полами. Иногда мужчины открывали перед ним двери и принимали его за женщину. Все это происходило до операции.

В те дни очень немногие хирурги в Европе и Америке были готовы проводить такие процедуры, которые еще находились на экспериментальной стадии. Но точно так же никто не был уверен в том, что именно вело некоторых людей к желанию сменить пол. Было ли это симптомом психического расстройства? Если не всегда, то могло ли это и впрямь быть так в некоторых случаях? И если да, то как могут люди различить эти два состояния ума? Как желание человека избавиться от части своего тела можно отличить от тех пациентов, которые говорили доктору, что считают себя адмиралом Нельсоном и в стремлении жить в соответствии с этим убеждением хотели бы, чтобы им ампутировали правую руку? Может ли человек, желающий, чтобы ему удалили пенис, быть более здравомыслящим?

В 1960-х и 1970-х те немногие хирурги, которые были готовы проводить такие процедуры, нуждались в ряде гарантий. Одна из них заключалась в том, что пациент не должен быть психически нездоровым. Вторая – в том, что после перемены пола пациент не должен оставлять тех людей, которые зависели от него в то время, когда он пребывал в своем первоначальном поле. Третья – в том, что пациент должен был подвергаться гормональной терапии в течение длительного времени. И, наконец, пациент должен был прожить в роли представителя того пола, в который он переходил, в течение нескольких лет. Эти базовые принципы не слишком изменились в последующие десятилетия.

В конце концов, пройдя гормональную терапию, Моррис решил отправиться ради своей операции в Марокко вместе с доктором Жоржем Буру (его в своей книге «Загадка» он обозначил как «Доктора Б.»). Этот врач уже провел операцию по перемене пола другому известному британскому транссексуалу, который из мужчины стал женщиной – Эйприл Эшли – и, хотя он держался в тени, к этому моменту уже стал известным в определенных кругах. Настолько, что выражение «поехать в Касабланку» стало довольно распространенным эвфемизмом для операции по смене пола. Для пациентов доктора Буру посещение его центра хирургии и реабилитации на задворках Касабланки было, как выразился Моррис, «сродни походу к волшебнику»[222]222
  Ibid., p. 119.


[Закрыть].

Каждый, кто сомневается в том, что существуют люди, полностью уверенные в необходимости смены своего пола, должен ознакомиться с описанием Морриса того, через что он был готов пройти. Две медсестры вошли в его палату в клинику доктора Буру – одна француженка, другая арабка. Джеймсу сказали, что позже его прооперируют, но нужно, чтобы он побрил свои гениталии. У него есть с собой бритва, и поэтому он бреется, в то время как обе медсестры сидят на столе и качают ногами. Он использует холодную воду и марокканское мыло для бритья своего лобка, а затем возвращается на койку для того, чтобы ему ввели инъекцию. Медсестры говорят ему, чтобы он засыпал – операция начнется позже. Однако Моррис трогательно описывает то, что произошло дальше. После того, как медсестры вышли из палаты, он слез с койки, довольно неуверенно, потому что инъекция начала действовать, и «пошел попрощаться с собой в зеркале. Мы уже никогда больше не встретимся, и я хотел в последний раз пристально посмотреть тому – другому – себе в глаза и подмигнуть на удачу»[223]223
  Ibid., p. 122.


[Закрыть].

Моррис провел две недели в клинике, завернутый и перевязанный, и описал чувство, которое испытал после операции, как чувство «восхитительной чистоты. Выпуклости, которые я ненавидел все сильнее и сильнее, были стерты с меня. Я стал, по моему собственному представлению, нормальным»[224]224
  Ibid., p. 123.


[Закрыть]. Моррис описал период времени, последовавший за операцией, включая возвращение домой, как опыт постоянного ощущения «эйфории». Это сопровождалось абсолютной уверенностью в том, что он «поступил правильно». Не исчезло также и чувство счастья. На момент написания «Загадки» Моррис осознавала, что то, что случилось в процессе превращения из Джеймса в Джен было «одним из самых потрясающих переживаний, которые когда-либо выпадали на долю человека»[225]225
  Ibid., p. 127.


[Закрыть]. В этом мало кто может сомневаться.

Этот Тиресий обладал знанием не только об опыте перемещения между двумя полами, но и о том, как общество смотрит – или, во всяком случае, смотрело – на мужчин и женщин. Водитель такси, который бочком подходит к ней и оставляет на ее губах желанный поцелуй. Вещи, которые люди говорят мужчинам, а не женщинам. И еще больший секрет: не то, какими видит мир мужчин и женщин, а то, каким мужчины и женщины видят мир. Мало что из этого понравилось бы современным феминисткам.

К примеру, Моррис описала фундаментально различные точки зрения и мнения обоих полов. Итак, будучи мужчиной, Джеймс больше интересовался «великими делами» своего времени, в то время как, будучи женщиной, Джен приобрела озабоченность «малыми делами». После того, как она стала женщиной, пишет Джен, «мой масштаб видения, казалось, сократился, и я смотрела в меньшей степени на грандиозный размах, нежели на красноречивые детали. Акцент в моем творчестве сместился от мест к людям»[226]226
  Ibid., p. 134.


[Закрыть].

Она готова рассказать, с какими проблемами столкнулась. В некотором смысле это было трагедией, которая, безусловно, возложила серьезный груз на тех, кто ее окружал. До перенесенной ею операции в 1972 году она вынуждена была развестись со своей женой, Элизабет, хотя она впоследствии женилась на ней вновь в 2008 году после легализации однополых браков в Великобритании. Четверо оставшихся в живых детей, конечно, с трудом адаптировались к изменению обстоятельств, хотя они, похоже, приспосабливались настолько активно, насколько это было возможно. Но, по ее собственному признанию, вся процедура вызвала недоумение у многих и достигла кульминации в процессе «деформирования прекрасного тела химическими веществами и изрезано ножом в далеком городе!» Все это – для того, чтобы достичь того, что она назвала обретением своей «Идентичности» с большой буквы «И»[227]227
  Ibid., p. 138.


[Закрыть]. По ее словам, «конечно, никто не станет делать этого ради забавы, и, конечно, если бы у меня был шанс прожить жизнь без таких осложнений, я бы им воспользовалась»[228]228
  Ibid., p. 128.


[Закрыть]. Ничто, по ее словам, не могло пошатнуть ее убеждения в том, что человек, рожденный в качестве мужчины, был на самом деле женщиной. И в поисках способов осуществления этого, по ее словам, не было абсолютно ничего, на что она не готова была бы пойти. Если бы она вновь была заточена в эту клетку, пишет она, «ничто бы не удержало меня перед достижением моей цели… Я бы обыскала весь мир в поисках хирургов, я бы подкупила парикмахеров или акушеров-гинекологов, я бы взяла нож и сделала это сама – без страха, без угрызений совести, без раздумий»[229]229
  Ibid., p. 143.


[Закрыть].

Легко признать, что есть люди, которые рождаются интерсексуалами. После чтения рассказов таких людей, как Моррис, возможно понять, что могут быть люди, которые родились с одним полом и при этом искренне верят, что должны быть в теле другого пола. Что является исключительно трудным – и для познания чего у нас в настоящее время есть мало средств – это работа с пробелом, лежащим между биологией и откровением. Интерсексуальность доказуема с точки зрения биологии. Трансгендерность может в последующие годы оказаться доказуемой с точки зрения психологии или биологии. Но у нас почти нет никакого понимания того, к какой области науки это должно будет относиться. И если это кажется чересчур придирчивым взглядом на то, что является для некоторых людей полноценным чувством «идентичности», рассмотрим сложность всего лишь одной части этого деликатного вопроса.

Аутогинефилия

Если мы будем исходить из того факта, что на одном краю спектра находятся люди, рожденные интерсексуалами, и если примем то, что интерсексуальность является одним из наиболее «врожденных» свойств, то все остальные части трансгендерного вопроса, очевидно, будут находиться на все более и более отдаленных точках спектра. От людей, у которых есть видимое, биологическое обоснование для того, чтобы их называли людьми «меж двух полов», до тех, у которых нет ни доказательств, ни признаков, не считая их собственных признаний. Там, где заканчивается доказуемая «встроенная» часть трансгендерности и начинается «приобретенная», находится поле для самых опасных и спекулятивных измышлений. Итак, начнем.

Где-то в рамках этого спектра, в начальной точке которого находятся люди, рожденные интерсексуалами, есть те, кто родился с конвенциональными XX или XY-хромосомами, с соответствующими им гениталиями и другими признаками, но верит – по причинам, которые нам все еще совершенно неясны – что они живут не в том теле. Мозг сообщает, что он мужчина, но его тело – тело женщины. Или наоборот. Точно так же, как мы не знаем того, почему это происходит, у нас есть относительно мало сведений о том, насколько это распространенное явление. Никаких значительных физиологических различий между трансгендерными людьми и нетрансгендерными не обнаружено. И несмотря на то, что проводились некоторые исследования о различиях в мозговой деятельности, на сегодняшний день не обнаружено никаких очевидно «врожденных» причин того, почему некоторые люди хотят сменить пол.

Однако есть попытки – как это было и в случае с гомосексуальностью – переместить это явление из категории «приобретенных» в категорию «врожденных». В мире трансгендерности эти попытки сосредоточены в ряде областей. Одна из них происходит из очевидной для всех, кто хочет сменить пол, причины: для сексуального возбуждения. Мужчине может нравиться носить женское белье или даже полностью перевоплощаться в женщину, потому что это дает ему перформативный «толчок»: чулки; ощущение кружевной ткани на коже; перевоплощение; озорство. Все это уже давно известно как сексуальный фетиш, удовлетворить который стремятся некоторые люди. Среди технических названий для этого инстинкта есть такое неприятное слово, как «аутогинефилия».

Аутогинефилия – это возбуждение, возникающее при воображении себя в роли человека противоположного пола. Но – никто не удивится, узнав это – даже в этом «сообществе» есть внутренние разделения, переживания и споры по поводу того, какой тип аутогинефилии «лучше». Это происходит потому, что различные типы аутогинефилии могут варьироваться от возбуждения мужчины при мысли о том, чтобы надеть женское белье, до возбуждения при мысли о том, чтобы иметь женское тело.

Одной из самых поразительных особенностей в споре о трансгендерности, которые появились в последние несколько лет, является то, что в последние годы аутогинефилия сильно не в почете. Или, иначе говоря, предположение о том, что некоторые люди, идентифицирующие себя как трансгендерные персоны, в общем-то, просто проходят через фазу чрезвычайно сильного влияния сексуального фетиша на них, стало насколько грубым по отношению к трансгендерным людям, что теперь является одной из вещей, которые считаются «разжигающими ненависть».

В 2003 году Дж. Майкл Бэйли, профессор психологии в Северо-Западном университете, опубликовал свою книгу, основанную на многолетних исследованиях – «Человек, который хотел быть королевой: наука гендерной гибкости и транссексуализма». В ней Бэйли описал другой взгляд на транссексуальность, противоположный идее, гласящей, что у транссексуала мозг одного пола заперт в теле другого пола. В частности, он рассматривал возможность того, что трансгендерность может быть вызвана объектом и природой желания. Основываясь на работе Рэя Бланшара из Канадского центра зависимостей и психического здоровья, он утверждал, что желание сменить пол может быть особенно распространено среди определенного типа женственных мужчин-гомосексуалов. Будучи биологическими мужчинами, которых привлекают другие биологические мужчины, некоторые гомосексуалы, которые не могут привлечь гетеросексуалов (поскольку являются мужчинами) или других гомосексуалов (поскольку являются слишком женственными), логичным образом стараются походить на женщин, что открывает для них больший спектр возможностей привлечь тех мужчин, которые и являются объектом их интереса. Для описания этой категории людей Бланшар использовал термин «гомосексуальные транссексуалы».

В своей книге Бэйли также исследовал другой тип людей, идентифицирующих себя как трансгендерных личностей. Это те мужчины, которые всегда были гетеросексуалами и, возможно, даже женились и завели детей: это мужчины, которые, когда они заявляют, что хотели бы стать женщиной, шокируют всех окружающих их людей. Хотя они могли никогда не проявлять ни намека на женственность в своей социальной жизни, эти люди в своей частной жизни могли обнаружить, что возбуждаются, представляя себе женщиной, или от идеи о том, чтобы по-настоящему ею стать. Бэйли приводит значительное количество доказательств, чтобы продемонстрировать, что из двух описанных им типов трансгендерности первый является наиболее распространенным в мире. Во многих культурах это было своего рода «ответом» на загадки, которые из себя представляли очень женственные – и чаще всего гомосексуальные – мужчины. И хотя Бэйли, как и Бланшар, признает разницу между такими людьми и людьми, которыми движут аутогинефильные импульсы, ни в коем случае не осуждает и не критикует ни одну из групп. Они оба выступают за абсолютно равные права, заботу и поддержку. Тем не менее Бэйли сидел на пороховой бочке.

В годы, предшествовавшие выходу книги Бэйли, трансгендерные люди предпринимали некие согласованные усилия по десексуализации своей проблемы. Это было одной из причин смены термина «транссексуал» на слово «трансгендер». Как писала Элис Дрегер в своей книге, посвященной этому вопросу: «До Бэйли многие защитники трансгендерных людей потратили много времени, стараясь десексуализировать и депатологизировать свои публичные образы в попытке уменьшить объем стигматизации, сделать медицинскую помощь доступнее и утвердить за трансгендерными людьми основные права человека»[230]230
  Dreger, Galileo’s Middle Finger, p. 63.


[Закрыть]. Дрегер сравнивает это с успешной попыткой активистов за права гомосексуалов достичь равных прав, смещая фокус от того, чем занимаются геи в спальне, к тому, чем они занимаются в других комнатах.

Книга Бэйли рисковала отбросить эту кампанию назад, и поэтому развернулась кампания, направленная против нее, когда ученые-коллеги Бэйли и активисты в защиту прав трансгендерных людей немедленно стали пытаться не только критиковать и отвергать его работу, но и стараться сместить его с его должности в Северо-Западном университете. Среди самых его отчаянных критиков была трансгендерная женщина-консультант из Лос-Анджелеса – Андреа Джеймс. Она решила отомстить Бэйли, опубликовав фотографии его детей (сделанные в то время, когда те учились в начальной и средней школе) на своем сайте и добавив к ним откровенно сексуализирующие подписи[231]231
  ‘Criticism of a gender theory, and a scientist under siege’, The New York Times, 21 August 2007.


[Закрыть]. В других кажущихся скоординированными атаках некоторые люди выступали с заявлениями о том, что их неверно изобразили в книге – только для того, чтобы выяснилось, что они вообще в ней не упоминались. Номинация книги на премию от литературной гей-организации LA MBDA была быстро отозвана. По словам одного друга Бэйли, он был настолько «в ужасе» от столь экстремальной реакции на его книгу, что стал практически другим человеком после ее публикации[232]232
  Dreger, Galileo’s Middle Finger, p. 69.


[Закрыть].

Все это случилось попросту из-за того, что Бэйли провел детальное исследование с целью отыскать истоки важного вопроса и привел ответ, который на так давно стал непопулярным. Все из-за того, что на протяжении больше части этого века идея о том, что трансгендерность хоть как-то связана с сексуальным удовольствием, становилась оскорбительной и сексуализирующей клеветой.

«Правильное» мнение на сегодняшний день заключается в том, что трансгендерные люди не испытывают никакого сексуального возбуждения от мысли о трансгендерности. Они буквально ненавидят его. Ничто не может быть скучнее. Итак, в ноябре 2018 года Андреа Лонг Чу написала в «The New York Times» о следующей стадии своей операции по смене пола. Как говорилось в заголовке статьи, написанной бруклинской «эссеисткой и критиком»: «Моя новая вагина не сделает меня счастливой. И не должна». Как подчеркивает Чу: «В следующий четверг у меня будет вагина. Операция будет длиться шесть часов, и я буду восстанавливаться по меньшей мере три месяца. До самой моей смерти мое тело будет воспринимать вагину как рану; в результате этого ей потребуется постоянное, повышенное внимание. Это то, чего я хочу, но нет никакой гарантии, что это сделает меня счастливой. На самом деле я этого не жду. Это должно лишать меня права получить ее»[233]233
  Andrea Long Chu, ‘My new vagina won’t make me happy’, The New York Times, 24 November 2018.


[Закрыть].

Несмотря на то, что в работе Энн А. Лоуренс – самопровозглашенной аутогинефилки – и некоторых других содержалось несогласие с этой позицией, идея о том, что тренссексуальность каким-либо образом стимулируется аутогинефилией[234]234
  See Anne A. Lawrence, Men Trapped in Men’s Bodies: Narratives of Autogynephilic Transsexualism, Springer, 2013.


[Закрыть], вызвала злость активистов за права трансгендерных людей. Причина этого резкого разворота на 180 градусов очевидна. И она вновь приводит нас к вопросу о «врожденных» и «приобретенных» свойствах. Если у людей есть некий сексуальный фетиш, это может быть связано либо с врожденным, либо с приобретенным свойством. Но сложно убедить общество в том, что оно должно изменить практически все свои социальные и лингвистические нормы ради того, чтобы приспособиться к этим сексуальным фетишам. Общество может толерантно относиться к вам. Оно может желать вам добра. Но ваше желание носить женские трусы не является причиной для того, чтобы заставлять всех использовать совершенно новые местоимения. Или менять каждый общественный туалет. Или растить детей, вкладывая в них веру в то, что нет никакой разницы между полами и что гендер – это социальный конструкт.

Если трансгендерность является во многом, преимущественно или исключительно связанной с эротическим возбуждением, то она не должна более быть причиной для изменения каких-либо социальных основ общества – точно так же, как ею бы не были люди, получающие сексуальное возбуждение из-за ношения латексных костюмов. Аутогинефилия – это риск преподнести трансгендерность как приобретенное свойство. И в этом состоит причина того, что люди настроены против нее. Поскольку – как и в случае с гомосексуалами – существует стремление доказать, что трансгендерные люди «родились такими».

Что делает этот вопрос еще более сложным, так это тот факт, что в действиях многих трансгендерных людей заложено нечто, что, без сомнения, демонстрирует (как в случае с Джен Моррис), что их желание жить в теле противоположного пола однозначно не может быть просто сексуальной фантазией или фетишем. В конце концов, сложно представить себе что-либо, что требовало бы от человека большей приверженности, чем его решение перенести необратимую операцию, навсегда изменяющую его тело. Едва ли можно сказать, что мужчина, желающий, чтобы ему отрезали пенис, содрали кожу, а затем вывернули наизнанку, подходит к делу легкомысленно. Подобная процедура представляет собой полную противоположность хобби или выбору образа жизни. Однако даже это не «доказывает», что трансгендерность – это врожденное свойство. Поскольку почти нет таких крайностей, на которые люди не пошли бы, чтобы воплотить то, во что они верят, в жизнь. Возникает вопрос о том, должно ли то, что один человек или даже множество людей считает истинным о себе, быть принято другими.