Текст книги "Безумие толпы. Как мир сошел с ума от толерантности и попыток угодить всем"

История одной семьи

Это опыт лишь одного американского родителя, семья которого была вынуждена пройти транссексуальный путь в последние несколько лет. Для того, чтобы защитить личность ребенка, о котором пойдет речь, я намеренно завуалирую упоминания о местах и некоторые детали. Но его семья жила в одном из больших американских городов и только недавно переехала в сельскую местность. Там они и жили в тот момент, когда я разговаривал с матерью ребенка, которую я буду называть Сара.

Сара – во всех отношениях среднестатистическая мать, представительница среднего класса. Она заботится о своих детях и, как и ее муж, работает, чтобы их прокормить. Она описывает свои политические взгляды как «немного левее центра». Четыре года назад, когда ее дочери было 13 лет, та заявила, что является трансгендером и на самом деле ощущает себя мальчиком. Этой девочке уже диагностировали легкую форму аутизма, и некоторые сверстники ее не принимали. Ей было сложно улавливать эмоции других людей во время разговора. Приглашения поиграть не были взаимными, и ее выбор в одежде не вызывал одобрения среди ее сверстников. Со временем дочь Сары заметила, что мальчики, которые учились с ней в одной школе, были к ней более благосклонны, чем девочки. Но даже тогда она не получала столько общественного одобрения с их стороны, сколько хотела бы иметь. «Почему я никому не нравлюсь?» – время от времени спрашивала она свою мать. Пытаясь понять, почему она, в частности, «не вписывалась» в компанию девочек, она в то же время пыталась найти причины, по которым ее не принимали сверстники в целом.

А затем она объявила своей матери, что на самом деле является мальчиком и что в этом была причина ее проблем. Сара спросила ее, почему она считает, что является трансгендером. В конце концов, для ее семьи все это было очень неожиданно. Ее дочь сказала, что ей пришла в голову эта идея после просмотра презентации в школе. В тот момент выяснилось, что около 5 % детей в этой школе идентифицируют себя как трансгендеров. Эта группа детей включала в себя круг удивительно похожих детей, в том числе тех, которым диагностировали различные формы аутизма, а также тех, которые были непопулярны среди сверстников и с трудом находили с ними общий язык. Конечно, ее мать хотела узнать больше. Если бы в ее школе не было других детей, которые идентифицировали бы себя как трансгендеры, решила ли бы она, что является мальчиком? Дочь Сары ответила, что нет, она бы не решила так, потому что «не знала бы, что есть такой вариант». Дело было не в том, что она думала, что является мальчиком; она была мальчиком. Более того, ее мать не была способна понять это, поскольку она была «цис». Сара никогда прежде не слышала слова «цис», не говоря уже о том, что это слово никогда не применялось по отношению к ней. Дочь Сары неоднократно сказала ей, что «транс-дети знают, кто они такие».

Но Сара поддержала свою дочь. Она согласилась называть ее новым мужским именем, которое та выбрала для себя, и начала обращаться к ней, используя мужские местоимения. Она даже представила дочь своим друзьям как сына. Стараясь оказать ей как можно больше поддержки, мать отправилась вместе с дочерью на марш гордости и танцевала под песню Леди Гаги «Born This Way». Сара поддерживала ее настолько, что купила ей ее первую утяжку, которая нужна была ее дочери, чтобы скрыть развивающуюся грудь. Трудно представить себе, что еще могла бы сделать мать.

В то же самое время, что было довольно понятно, Сара начала искать информацию о транссексуальнсти онлайн. Это было чем-то новым для ее семьи, и она хотела ознакомиться с различными мнениями по этому вопросу, чтобы составить свое собственное. По собственному признанию Сары, ее первые впечатления об онлайн-спорах были не лучшими. Многое из того, что она прочитала онлайн, по ее мнению, было отмечено следом «анти-ЛГБТ-взглядов». Люди, которые писали нечто подобное, по ее словам, часто казались «гомофобами или религиозными». Она никогда еще не изучала вопрос настолько глубоко. Она была «просто обеспокоена тем, что происходило с ее дочерью». Наконец Сара отправилась проконсультироваться с профессионалами, начиная с врачей, занимавшихся вопросами гендера.

Сначала она услышала нечто, что уже слышали многие люди, попавшие в схожее положение. Врач сказал ей, что «поддержка со стороны родителей является первым шагом к предотвращению суицида». Как и для любого другого родителя, то было угрозой воплощения в жизнь самого страшного кошмара. Этот врач также сказал Саре, что, поскольку ее дочь была «настойчивой, упорствующей и последовательной» в своих утверждениях, это означало, что она и впрямь была мальчиком. Сара была обеспокоена не только словами медиков, но и тем, что говорила ее дочь. Каждый раз, когда ее дочь описывала свои ощущения, порожденные гендерной дисфорией, Сара замечала, что ее слова звучали «разученным текстом». И сказать, что текст был манипулятивным, – значит не сказать ничего. В какой-то момент дочь предъявила список требований, и она готова была использовать шантаж и угрозы на случай, если требования не будут выполнены.

Дочери Сары было 13 лет, когда она объявила, что является трансгендером. В 14 с половиной лет она отправилась к терапевту. А в 15 ей сказали, что ей нужно начать принимать блокатор гормонов «Люпрон». На каждом этапе подчеркивалось, что со стороны матери было «оскорбительно» подвергать сомнению чувства дочери и что это касалось как ее трансгендерности, так и аутизма: «Люди с аутизмом знают, какие они», – говорилось ей. Даже сомнение по этому поводу было «эйблизмом». Мать и дочь посетили ряд других терапевтов, прежде чем вернуться к первому. Когда Сара выразила некоторое беспокойство по поводу вариантов, которые были предложены ее дочери медиками, в частности, блокаторы гормонов, ей сказали: «Вы можете выбрать между блокаторами гормонов и больницей». Итак, в возрасте 17 с половиной лет дочь Сары объявила, что хочет пройти через операцию.

Конечно, Сара спросила свою дочь, действительно ли та хочет сделать это. Она подчеркнула необратимость пути, по которому собиралась пройти ее дочь. Еще более необратимой, чем прием гормонов, была хирургическая операция. Сара спрашивала свою дочь о том, что, если после того, как она пройдет через операцию, она захочет вернуться к своему первоначальному полу? Что, если, претерпев операцию, она поймет, что не хотела того, что получилось? Ответ ее дочери был: «Ну тогда я покончу с собой». Хотя ни один родитель не должен относиться к подобной угрозе легкомысленно, здесь есть некая закономерность, как об этом ранее говорила Джермейн Грир. И не только со стороны молодежи, но и со стороны профессиональных медиков, которые продвигают эту тему.

К примеру, в 2015 году доктор Мишель Форсье, профессор в медицинской школе Брауновского университета и директор по вопросам гендерного и сексуального здоровья в объединении врачей «Lifespan» в Провиденсе, штат Род-Айленд, давала интервью на канале NBC. Когда ее спросили, могут ли дети в возрасте трех или четырех лет понимать, чего они хотят, Форсье ответила: «Говорить, что трех– или четырехлетние дети не понимают концепцию гендера, означает недооценивать их». Когда ее спросили, будет ли какой-то вред от того, чтобы подождать перед операцией по смене пола, она ответила: «Бездействие нанесет самый большой вред». «Но чем человек рискует, подождав?» – спросили ее. Она ответила: «Ожидание подвергает риску самоубийства. Ожидание подвергает риску побега. Ожидание подвергает риску алкоголизма или злоупотребления наркотиками. Ожидание подвергает риску травли и насилия. Ожидание подвергает риску депрессии и тревоги»[256]256
  Michelle Forcier interview on NBC, 21 April 2015: https://www.nbcnews.com/nightly-news/video/one-doctor-explains-the-journey-for-kidswho-are-transitioning-431478851632?v=railb&


[Закрыть]. Джоэл Баум, который является главным директором в активистской группе «Гендерный спектр», сформулировал это еще более резко. Родителям, обеспокоенным тем, что их дети будут принимать гормоны, он сказал: «У вас либо могут быть внуки, либо может не стать ребенка – или из-за того, что он решит прекратить общение с вами, или потому, что выберет более опасный путь в жизни»[257]257
  https://vimeo.com/185183788


[Закрыть].

Проблема того, что выбор между вариантами развития событий представлен таким образом – в самом катастрофичном свете – заключается в том, что не остается пространства для обсуждения или для несогласия. Вместо этого в тот момент, когда ребенок говорит, что он, как ему кажется, может быть представителем противоположного пола, это нужно принять с пониманием, а после этого – с совершением меняющих жизнь шагов, которые все большее количество профессиональных врачей, видимо, хочет поощрить с наименьшим сопротивлением.

Однако истории, похожие на те, которые случились с Джеймсом и дочерью Сары, полны поворотов, заставляющих задуматься. Точно так же, как Джеймс, по его словам, возможно, никогда бы не задумался о том, чтобы стать женщиной, если бы не попал в среду, в которой было множество драгквин и трансгендеров, так и дочь Сары признает, что она, возможно, никогда бы не задумалась о том, не является ли она мальчиком, если бы не оказалось, что в ее школе есть и другие ученики, которые делают такие же заявления. Все это подводит нас к сути вопроса. Даже если существуют люди, которые действительно страдают от гендерной дисфории, и даже если для некоторых из них необратимая операция является наилучшим из возможных вариантов, как их можно отличить от тех людей, которые впитали подобные идеи, но которые позднее поймут, что совершили неверный поступок?

Одной из наиболее жестких, но вероятных причин для замедления стремительного развития событий в области трансгендерности является растущая вероятность появления лавины судебных исков. Хотя Великобритания и в частности Национальная служба здравоохранения открыты для этой возможности, потенциал Великобритании в области выигранных в будущем судебных исков не сравнится с потенциалом США. В то время как система здравоохранения Великобритании едва справляется с количеством заявок на операцию по смене пола, в США существует не только движение за осуществление этой возможности – у этого есть также финансовый стимул. Одним из признаков того, что трансгендерность является той областью, в которой общественные требования начали привлекать возможности для бизнеса, является то, с какой легкостью транс-активисты – включая некоторых хирургов – сейчас говорят о необратимой операции по смене пола. Для этого нужно быть не слишком впечатлительным.

Профессия

Рассмотрим пример доктора Джоанны Олсон-Кеннеди. Признанный лидер в своей области, сейчас она является директором по медицинской части Центра здоровья и развития трансгендерной молодежи в Детской больнице в Лос-Анджелесе. Это самая крупная клиника для трансгендерной молодежи в США и один из четырех получателей гранта от Национального института здоровья, который содержится на деньги налогоплательщиков: этот грант направлен на пятилетнее изучение влияния блокаторов гормонов и гормональных препаратов на детей. Это исследование, в котором нет контрольной группы.

За время своей карьеры доктор Олсон-Кеннеди, по ее собственному признанию, регулярно выписывала гормональные препараты детям от 12 лет. В статье, опубликованной в «Журнале Американской медицинской ассоциации» и озаглавленной «Реконструкция груди и дисфория груди у трансмаскулинный детей и подростков: сравнение неоперированных и постоперированных групп», она пишет, что ряд девочек, которым было всего 13 лет, начали принимать гормоны противоположного пола менее чем за 6 месяцев до того, как перенесли операцию по перемене пола. Это означает, что девочкам, которым было всего по 12 лет, выписывали гормональные препараты с необратимым эффектом. Кроме того, отчеты о ходе работы показывают, что по состоянию на 2017 год дети, которым было всего по восемь лет, получили право подвергаться такому лечению.

Публичные заявления доктора Олсон-Кеннеди примечательны своей настойчивостью, уверенностью и даже догматизмом. Она публично критиковала идею о проверке психического здоровья детей, которые заявляли, что хотят сменить пол. Сравнивая детей, которые хотят сменить пол, с детьми, страдающими от диабета, она однажды в прошлом сказала: «Я не посылаю их к психотерапевту перед тем, как ввести им инсулин». Она является главным сторонником идеи о том, что оспаривание решения, к которому пришел ребенок, рискует поставить под угрозу отношения между врачом и пациентом. Она писала: «Создание терапевтических отношением подразумевает честность и чувство безопасности, которое может оказаться под угрозой, если молодые люди поймут, что в том, в чем они нуждаются и чего заслуживают (потенциально – блокаторы гормонов, гормональные препараты или хирургическая операция), им может быть отказано на основании информации, которой они поделятся с психотерапевтом»[258]258
  Johanna Olson-Kennedy, MD, ‘Mental health disparities among transgender youth: rethinking the role of professionals’, JAMA, May 2016.


[Закрыть]. Олсон-Кеннеди скептически относится к идее того, что 12– и 13-летние дети, возможно, не в состоянии принять осознанное и необратимое решение. Она сказала: «У меня никогда не было пациента, который после принятия блокаторов гормонов не захотел бы позднее продолжить лечение с помощью принятия гормональных препаратов». Говоря об этом, она подчеркнула:

«Когда мы принимаем решение перейти к хирургическому вмешательству или к приему средств, подавляющих половое созревание, или к приему гормональных препаратов, человек, чье мнение является решающим – это ребенок. Существуют медицинские центры, которые используют более техническое, психометрическое тестирование, которое анализирует различные и разнообразные факторы в психическом развитии ребенка. В нашей клинике мы это не практикуем».

Однако в другом месте она сказала, что ей доводилось встречать небольшое число пациентов, которые прекратили лечение или позже стали жалеть о смене пола, но при этом добавила, что это не должно влиять на мнение людей, которые хотели бы совершить переход. Одна из проблем, по ее мнению, заключается в том, что такие важные решения порой принимаются «врачами (чаще всего цисгендерными), которые решают, готовы дети к этому или нет». Олсон-Кеннеди считает, что это «неработоспособная модель»[259]259
  Singal, ‘When children say they’re Trans’.


[Закрыть].

Несмотря на тот факт, что руководство Общества эндокринологии (самой старой и самой главной организации в мире в области эндокринологии и исследований метаболизма) утверждает, что существует «минимальный опубликованный опыт» по гормональному лечению «детей от 13 с половиной до 14 лет»[260]260
  Wylie C. Hembree, Peggy T. Cohen-Kettenis, Louis Gooren, Sabine E. Hannema, Walter J. Meyer, M. Hassan Murad, Stephen M. Rosenthal, Joshua D. Safer, Vin Tangpricha, Guy G. T’ Sjoen, ‘Endocrine treatment of gender-dysphoric/gender-incongruent persons: An Endocrine Society clinical practice guideline’, The Journal of Clinical Endocrinology & Metabolism, vol. 102, no. 11, 1 November 2017.


[Закрыть], Олсон-Кеннеди и другие ее коллеги выглядят необычайно уверенными в том, что они делают, например, в ее невероятно упорном игнорировании не только ее оппонентов, но и необратимости действий, к совершению которых она поощряет детей. Во время одной из презентаций, снятой тайком, она говорит о чем-то, что, по ее словам, она «просто должна сказать». Это был ответ любым критикам, которые считают, что дети не способны принимать такие фундаментальные и необратимые решения. Размахивая руками и выходя из себя из-за этих неприемлемых точек зрения, Олсон-Кеннеди заявила, что люди, которым нет и 20 лет, вступают в брак, выбирают колледжи, в которые будут поступать, и что есть и другие «меняющие жизнь решения», принятые в молодости, которые завершаются успехом. Мы слишком много внимания уделяем негативу, говорит она. «Мы знаем, что подростки способны принимать обоснованные логические решения». Пока что это бесспорно. Но та небрежность, с которой она делает следующее замечание, являются несколько шокирующей. «Вот в чем состоит особенность операции на груди, – говорит она. – Если позже в жизни вы захотите вновь иметь грудь, вы можете пойти и получить ее»[261]261
  Video at https://archive.org/details/olson-kenne-dy-breasts-go-and-get-them


[Закрыть].

Правда? Где? Как? Разве люди – это конструктор «Lego», в который новые кусочки можно вставлять, вынимать и заменять по желанию? Разве хирургическая операция является настолько безболезненной, бескровной, бесшовной и не страшной в наши дни, что людей человек может попросту приклеить себе грудь в любой момент и счастливо жить дальше, наслаждаясь своими новыми приобретениями? Типичная операция по смене мужского пола на женский включает в себя не только операции на гениталиях и груди, но и операции по уменьшению подбородка, носа и лба, которые включают в себя снятие кожи с лица. Также нужна пересадка волос, логопедия и многое другое. Женщина, которая хочет стать мужчиной, должна перенести конструирование чего-то, что будет похоже на пенис, созданного из кожи с других участков тела. Часто кожу берут с рук пациента – хотя успех и не гарантирован. И все это ценой в десятки – а часто и сотни – тысяч долларов. Назвать это все полным безумием было бы неверно.

Потому что все еще хуже. В феврале 2017 года организация под названием WPATH провела свою первую конференцию USPATH в Лос-Анджелесе. WPATH расшифровывается как «Мировая профессиональная ассоциация по вопросам здоровья трансгендеров». А конференция называлась «Первая американская научная конференция профессиональной ассоциации по вопросам здоровья трансгендеров». Одна секция этого симпозиума называлась «Вне бинарности: забота о небинарных подростках и молодежи». Во время нее доктор Олсон-Кеннеди обратилась к полной аудитории людей, уже, очевидно, согласных с ней. Однако наряду с тем, что прозвучали слова, с которыми ее зрители согласились, стало очевидно, насколько молоды эти «подростки и молодежь», о которых шла речь в названии секции.

К примеру, Олсон-Кеннеди описала, как однажды работала с восьмилетним ребенком, которому (что, очевидно, показалось ей до смешного нелепым) «при рождении приписали женский пол». По словам Олсон-Кеннеди, «и вот этот ребенок пришел ко мне на прием», и родители ребенка в замешательстве. Их дочь «полностью выглядела как мальчик», что означало «короткие волосы, мужская одежда. Но этот ребенок посещал очень религиозную школу. И в туалетной комнате для девочек, которую посещал этот ребенок, все говорили: „Почему этот мальчик приходит в женский туалет? Это проблема“. И этот ребенок решил: „Видимо, у меня все складывается не очень, мне надо разобраться в себе, типа, я хочу посещать школу в качестве мальчика“». Олсон-Кеннеди продолжает рассказывать эту историю так, будто это какой-то анекдот, и изображает озадаченные лица родителей и нелепые мнения людей из круга, которые, видимо, не понимают то, что для доктора и ее аудитории является самоочевидным. Некоторые «дети», которые приходят к ней на консультацию, похоже, имеют превосходную «ясность» и «великолепную артикуляцию» их истинного гендера и просто «принимают его». Этот «ребенок», похоже, не «собрался с мыслями или не думал обо всех этих других возможностях». Хотя Олсон-Кеннеди рассказала историю о трехлетней девочке, сказавшей своей матери, что она ощущала себя мальчиком – теперь доктор утверждает, что ребенок этого не говорил – присутствующие понимающе смеются, слушая эту историю. В какой-то момент Олсон-Кеннеди вспоминает, как, когда спросила «ребенка» (из предыдущего примера) о том, мальчиком он был или девочкой, и увидела «замешательство» на лице ребенка, этот ребенок ответил: «Я – девочка, потому что у меня тело девочки». Олсон-Кеннеди добавляет к этому: «Это то, как ребенок научился говорить о своем гендере – основываясь на виде своего тела». Затем она рассказывает о своей блестящей идее – «выдуманной прямо тогда, сходу, кстати говоря». Она спросила ребенка, любит ли тот печенье «Pop Tarts». Ребенок ответил утвердительно. И тогда Олсон-Кеннеди спросила его о том, что он бы стал делать, если бы ему попалось клубничное печенье в коробке, полной печенья со вкусом корицы. Это клубничное печенье или печенье с корицей? «Ребенок такой: „Ну конечно, это клубничное печенье“. И я ему такая: „И-и-и?..“ В этот момент аудитория понимающе смеется и начинает аплодировать. Олсон-Кеннеди продолжает: „И тогда ребенок повернулся к своей маме и сказал: „Я думаю, что я мальчик в оболочке девочки““. В этот момент зрители начинают умиленно ворковать, восхищаясь этим моментом. Олсон-Кеннеди подводит итог: „Лучшим во всем этом было то, что мать ребенка растрогалась, встала с места и крепко обняла ребенка. Это был потрясающий опыт“. Прежде чем другие зрители в аудитории встали для того, чтобы рассказать свои собственные душераздирающие истории, она продолжила: „Я переживаю за те моменты, когда мы говорим „Я являюсь“ против „Я бы хотел быть“, потому что я думаю, что вокруг людей происходит много чего, что способствует их осознанию и артикуляции гендера. Так что я не думаю, что это я сделала этого ребенка мальчиком“. В этот момент зрители смеются над самой этой идеей. „Я думаю, что предоставление этому ребенку языковых инструментов для того, чтобы он описал свой гендер, было по-настоящему важным“[262]262
  Audio available here: https://vimeo.com/226658454


[Закрыть].

Одной из странных вещей во всем этом, судя по реакции зрителей на конференции USPATH, было то, что Олсон-Кеннеди произносила речь не на встрече «профессионалов», а на религиозном собрании. Обсуждался строго определенный набор идей. Одобрялся строго определенный набор ценностей. И строго определенный набор предположений выдвигался, вызывал смех или отторгался. Эти зрители не сидят, слушая и задавая вопросы, как на академической или профессиональной конференции. Они издают звуки одобрения, смеются, фыркают и аплодируют в такой манере, которая более, чем на что-либо другое, походит на собрание союза «Христианское возрождение».

Или на какой-то комедийный вечер. Следующего человека, подошедшего к микрофону, Олсон-Кеннеди спросила: «Вы медицинский работник?» Ответ на это был: «Ага». «Окей, – сказала она, очевидно, не желая расставаться с микрофоном, – вот кое-что, чему я научилась, будучи в браке с человеком, который занимается вопросами психического здоровья». В этот момент медицинский работник сказал низким голосом: «Вы хотите об этом поговорить?» Раздаются бурные аплодисменты, возгласы и одобрительный смех над тем, что является, видимо, невероятно смешной сценкой. После того, как все наконец утихло, медицинский работник (который, как оказалось, приехал из штата Айова) сказал: «Итак, то, о чем я хотел рассказать, это то, что я делаю всегда, когда встречаю нового пациента в рамках своей практики – я говорю ему: если бы у тебя волшебная палочка или та штука из «Стар Трека», которая позволяет делать то, что захочешь, что бы ты хотел, чтобы случилось? Что я могу сделать? Таким образом я узнаю, в каком направлении этот пациент хочет двигаться и какие для этого могут быть инструменты». Обычно, если ребенок говорит, что хотел бы взмахнуть волшебной палочкой и изменить что-то, он затем открывает глаза и понимает, что ни волшебная палочка, ни заклинание, которое он произнес, не работают. Только в мире транс-идеологии взрослые говорят детям, что можно помахать волшебной палочкой, что желания могут быть исполнены, и что если они чего-то достаточно сильно хотят, взрослые смогут заставить чудеса произойти.

Как оказалось, та шутка, которую озвучили медицинский работник вместе с доктором Олсон-Кеннеди, не настолько смешная, как показалось тогда участникам конференции USPATH. Поскольку у человека, «занимающегося вопросами психического здоровья», за которым она замужем, была своя довольно необычная врачебная практика.

Эйден Олсон-Кеннеди работает в Гендерном центре Лос-Анджелеса. В его биографии указывается, что, помимо того, что он является «дипломированным клиническим социальным работником», «профессионалом в области психического здоровья» и человеком, вовлеченным в «пропагандистскую работу», Эйден Олсон-Кеннеди и сам прошел через смену пола. Как пишет Гендерный центр, он «предоставляет уникальный взгляд в своей карьере, будучи трансгендерным человеком, который однажды тоже нуждался в похожих психологических и медицинских услугах». В такой ситуации вопрос о том, где пересекаются медицина, уход, социальная работа и пропаганда, является очень актуальным.

В качестве части процесса превращения в мужчину Эйдену пришлось подвергнуться двойной мастэктомии – операции, которая в очень редких случаях не оставляет никаких шрамов. Но, возможно, его решение пройти через эту операцию является одной из причин, почему он рад порекомендовать ее другим. Среди известных случаев – случай 14-летней девочки, у которой в прошлом были психологические проблемы. Еще более шокирующим был разве что случай с одним американским ребенком, который страдал от синдрома Дауна. Девочка, известная под именем Мелисса, страдала от целого ряда физических и ментальных проблем, а также, по слухам, болела лейкемией. По разным сложным причинам мать ребенка, похоже, стремилась набрать полную «корзинку» других диагнозов для своей дочери. Один вывод, к которому она пришла – с чужой помощью – заключался в том, что ее дочь в действительности была трансгендером. Среди тех, кто поддерживал это утверждение и последовавший за ним призыв к тому, чтобы девочка подверглась смене пола, был Эйден Олсон-Кеннеди. Действительно, он просил других трансгендеров пожертвовать деньги на двойную мастэктомию для ребенка с синдромом Дауна. Как будто все это не могло быть еще сложнее, оба Олсон-Кеннеди являются зарегистрированными консультантами в компании «Endo Pharmaceuticals», которая, помимо прочего, является производителем тестостерона.