Текст книги "Золушка"

Глава 23

В этот же день вечером Эльза поступила странно и непонятно для самой себя. Она сама себе изумлялась и стыдилась.

Завидев «русского» в парке одного, она, ни слова не сказав Жюли, тоже вышла прогуляться. И одна… И это тотчас после того, как горничная предупредила ее не делать этого.

Прежде чем выйти в парк, Эльза посмотрелась в зеркало. Накануне она надела новое хорошенькое платье, сшитое ей по приказанию графини. И теперь внешность девочки была совершенно иная. Ее нельзя было узнать. Она сама это видела и чувствовала. Она казалась и красивее, и, главное, старше…

«Узнает ли он меня?» – думалось Эльзе.

И минут через десять она была уже на той же дорожке, где шел «русский»…

Но он прошел мимо нее, опустив голову и даже не заметил, что кого-то встретил.

Эльза проводила его глазами, села на траву и задумалась.

– Он несчастный! – проговорила она вслух и с чувством. – У него какое-то горе!

И долго продумала девочка о русском, вспоминая его задумчивость у заставы ночью и его теперешнее лицо, еще более грустное. Девочке стало жаль этого человека, незнакомого ей, но будто уже давно знакомого.

Вернувшись в дом, она, разумеется, тотчас узнала от Жюли, что русского зовут Георгий Аталин, причем горничная произносила на свой лад, как и все в замке:

– Monsieur Georges D’Atalin.

Однако это очень мало ее удовлетворило, и наутро, когда Эльза завтракала вместе с Жюли и выслушивала, как горничная, критикуя, по косточкам перебирала своих господ, она решилась спросить то, что занимало ее.

– Что такое этот господин иностранец? – несмело спросила она.

– Le Russe? Он – ничего особенного! – отозвалась Жюли. – Вот видите ли… Это человек любопытный только в одном отношении… Как бы вам это объяснить? – Жюли запнулась, а Эльза подумала: «Вероятно, и его начнет резать на кусочки своим острым язычком!»

Но к ее удивлению Жюли, подумав мгновение, заговорила:

– Это хороший человек и в то же время жалкий человек. Вы не смотрите на то, что он принадлежит к варварской нации. Ведь все русские sont des cosaques![306]306
  казаки (франц)


[Закрыть] Я не могу вам объяснить, что это значит, но это означает полудикий народ. Он, однако, должен быть совсем не похож на своих соотечественников.

И Жюли рассказала девочке все, что слышала в замке по поводу русского. Эльза узнала, что Аталин не только давно знаком с семейством Отвилей, но даже им не чужой, так как кузен графини женат на родственнице Аталина.

Передав разные подробности, которые были нисколько не любопытны, Жюли объяснила, что русский вечно скучает, вечно угрюм, постоянно путешествует и как бы места себе не может найти на свете. Всюду его куда-то тянет и везде ему скучно.

– Однако, – прибавила Жюли, – он чрезвычайно вежлив со всеми, в особенности с нами – с прислугой. Гораздо вежливее французов. Он очень добр. Гостя у нас в гостях зимой в Париже и здесь летом иногда по целому месяцу, он всегда всех нас чем-нибудь одаривает. Я вам покажу как-нибудь брошку, которую купила на его деньги. Мне его очень жаль. C’est bien dommage[307]307
  это действительно жалко (франц)


[Закрыть], что он хочет застрелиться.

– Что?! – воскликнула Эльза, вздрогнув.

– Да, мне это графиня не раз говорила.

– Да как же это может быть? – оторопела Эльза.

– Очень просто. Он хочет себя убить.

– Но почему?

– От тоски. Это у их нации такая болезнь… Они ходят, ходят, скучают, скучают, а потом и стреляются. Это называется – «сплин».

Жюли смутно помнила, что она врет, и что такая болезнь существует, кажется, не у русских, а у какого-то другого народа, но подумала, что это обстоятельство будет совершенно безразлично для девочки.

Эльза при этом известии настолько смутилась, даже испугалась, что глубоко задумалась и уже не слышала ничего остального, что болтала горничная. Ей стало невыразимо жалко этого человека, к которому она уже относилась так, как еще никогда ни к кому… Это был почти единственный человек, который сразу, вследствие совершенно неизвестных причин, стал ей почему-то мил. И вдруг, как нарочно, именно у этого человека такая болезнь, от которой всякий болеющий кончает самоубийством.

– Что вы вдруг опечалились? Вы, кажется, даже меня не слушаете? Что с вами? – удивилась Жюли.

Эльза пришла в себя, застыдилась и вымолвила:

– Нет, ничего.

– Как ничего? У вас и лицо стало другое. Вам нездоровится?

– Ох, нет, ничего… Это так.

– Ну, однако, пора, двенадцать часов. Господа сейчас закончат завтракать, и Монклер будет вас ждать. Кстати сказать, вы знаете, вчера вечером я забралась к нему в мастерскую, подняла с головы статуи мокрое покрывало и ахнула… Ведь вы там положительно живая! И в особенности, я думаю, потому что глина коричневая, да и вы, моя милая, не можете сказать, чтобы были, как все мы, белы лицом. От этого сходство еще сильнее. Поразительно!

– Отчего он не хочет дать мне рассмотреть поближе? – спросила Эльза. – Как закончит, так всегда гонит вон. И вся эта кукла всегда в тряпке, кроме головы и плеч.

– Уж, право, не знаю! Боится, может быть, чтобы не сглазили. Опасается вашего mauvais oeиil[308]308
  дурного глаза (франц)


[Закрыть].

Глава 24

Эльза вышла от Жюли и направилась через весь дом в комнату, служившую скульптору мастерской, но едва она сделала несколько шагов, как один из лакеев замка остановил ее. Он сообщил девушке, что служащий на станции в багажном отделении – Фредерик, привез ящик в замок и хочет увидеться с ней по делу.

– Где же он?! – почти воскликнула Эльза и оживилась.

– За воротами или у господина Изидора.

Эльза сбежала по парадной лестнице, пробежала двор, как любила и умела бегать – настоящей газелью, и увидела за открытыми воротами станционную повозку и лошадь, а около нее своего друга Фредерика. В одну секунду она была уже за воротами, и они поздоровались.

– Я за вами, mamzelle Elzire, – сказал Фредерик, всегда называя девочку ее полным именем. – Когда я ехал мимо ваших застав, Баптист сказал мне, чтобы я вас привез. У вас какая-то приезжая дама желает вас видеть.

– Какая дама? – изумилась Эльза.

– Право не знаю. Он мне не сказал. Сказал только, что госпожа Карадоль требует, чтобы вы сейчас же приехали со мной, так как дама эта вскоре уезжает, а ей нужно вас видеть.

– Ничего не понимаю! – изумилась Эльза. – Какая дама может быть в гостях у нас?

– Я предполагаю, mamzelle Elzire, что это та же дама, которая приехала на днях. Ее еще господин Бретейль отвез к Грожану. А теперь она у вас. Ее имя Rose Dupré.

– Роза Дюпрэ… Я о такой никогда не слышала! – изумилась Эльза. – Обождите меня…

И тотчас, точно также бегом она пустилась к Жюли и стала просить ее доложить графине. Пришлось дожидаться довольно долго. Наконец, горничная вернулась обратно и объявила ей, что она может ехать, но с тем условием, чтобы возвратиться к вечеру или на другой день рано утром.

– Монклер в ярости! – сообщила она смеясь. – Рвет и мечет. Говорит, что если так работать с перерывами, то лучше все бросить. Он ни за что не хотел согласиться, но графиня его уговорила. Только, пожалуйста, возвращайтесь сегодня вечером или завтра утром. А если вы завтра не будете, то за вами пошлют лошадей.

Эльза была совершенно счастлива, что может побывать снова дома, так как братишка, не явившийся в замок ни разу, несмотря на свое обещание, смущал ее. Кроме того, она была заинтересована этой таинственной Дюпре, которая у них гостит. Наконец, она была особенно рада, что может проехаться с Фредериком, к которому у нее было что-то, и уже давно, на сердце. Она надела свое собственное голубое платье, считая новое платье чужим, и выскочила из замка. Через несколько минут она уже катила в повозке рядом с Фредериком.

– Как же я рада, что вырвалась оттуда! – воскликнула Эльза, оглядываясь на замок.

– А что? Разве вам там нехорошо?

– Нет. Ни хорошо, ни дурно… Не знаю. Но хотелось бы мне отсюда вырваться совсем. Они все какие-то странные, кроме русского.

– А, русский! Знаю! Он очень мил, вежлив и очень смешно говорит по-французски. Так же, как и я! – улыбнулся Фредерик.

– Да, это правда, правда! – рассмеялась Эльза. – Действительно! Я все думала, что общего между вами и им, и ведь именно вы оба говорите с какой-то особенной манерой.

Всю дорогу Эльза и Фредерик болтали о разных пустяках, но всякий посторонний заметил бы, что между ними положительно что-то есть. Это были не простые знакомые. Действительно, прямодушный и честный, но ограниченный юноша, совершенно не сознавая, был влюблен в Эльзу.

Как эльзасец, которому плохо давалась французская речь, Фредерик часто подвергался шуткам и только изредка кто-либо заступался за него, говоря, что только в прежние времена можно было шутить над эльзасцами. Теперь же потешаться над этим не следует хотя бы из чувства патриотизма.

Вследствие скромности, отчасти вследствие усерднейшего исполнения своих обязанностей, Фредерик был вечно занят, а в свободные часы тщательно избегал общества. Только изредка его тянуло к заставам около моста, чтобы взглянуть и поболтать немножко с выросшей девочкой, которая стала для него чем-то особенно дорогим. Похоже, что эльзасец и не догадывался, что его чувство не простая симпатия.

Эльза, со своей стороны, начала с того, что выделила Фредерика за его внимание к Этьену, за то, что он мастерил ему воздушных змеев, делал тележки, а однажды подарил целый поезд с паровозом, собранным им самим из маленьких коробок. Затем Эльза стала относиться к эльзасцу еще сердечнее, именно по той причине, что все остальные, и в особенности Баптист, считали долгом посмеиваться над ним, и в глаза и заглазно. Фредерик показался девочке в загоне у всех, а этого было достаточно, по ее характеру, чтобы полюбить его и горячо заступаться за него.

Понемногу и незаметно отношения девочки к якобы унижаемому и преследуемому всеми эльзасцу стали особенным чувством, которое Эльза называла une grande amitié[309]309
  большая дружба (франц)


[Закрыть], но она ошибалась.

Вдобавок во Фредерике было нечто, что особенно было по сердцу девочке. Он был чрезвычайно дурен. Необъяснимая и загадочная черта характера Эльзы заключалась в том, что ей были милы старики и старухи и чем дряхлее, тем больше. А затем ей нравились мужчины и женщины, отличающиеся некрасивыми лицом.

Белокурый эльзасец с рыжеватым оттенком волос с лицом, покрытым веснушками, с маленькими глазами, толстыми носом, небольшого роста, коренастый и крайне неуклюжий в движениях не мог бы, конечно, понравиться никому. Но в маленьких глазах Фредерика была такая доброта и такая скромность, а на губах, особенно в улыбке, было нечто такое милое, располагающее к себе, что все умные и порядочные люди в Tepиэле не раз повторяли: «хорошо было бы, если бы все молодые люди были похожи характером на эльзасца».

Однажды одно выражение уважаемого всеми человека немало подействовало на Эльзу. Бывший приятель ее отца Бретейль как-то сказал:

– Во всем районе у нас не найдется другого Фредерика! Это такой малый, каких немного на свете. Желал бы я, чтобы у меня был такой сын. Вот что!

Фредерик и Эльза виделись довольно часто, так как эльзасец постоянно возил разные посылки, проезжая через заставы. Когда он бывал совершенно свободен, раза три, четыре в месяц, он появлялся повидать якобы Этьена и что-нибудь устроить ему: поправить змея или просто погулять с ним по полю.

Девочка не отходила ни на шаг от эльзасца и брата и вместе с ними, когда было возможно, отправлялась тоже гулять.

Первый, понявший какого рода отношения возникают между посыльным багажного отделения и девочкой, был, конечно, проницательный, в особенности в известных вещах, Баптист. Раза два или три он, презрительно усмехаясь, бросил:

– Nos amoureux![310]310
  Наши любовнички (франц).


[Закрыть]

Выражение это каждый раз громом раздавалось над головами скромного юноши и чистой помыслами девочки. Но слова эти, однако, возымели особое действие: и Фредерик и Эльза стали как будто сами подумывать о том, уж не прав ли Баптист.

Теперь, конечно, они были почти счастливы, что едут вместе. Но расстояние было не велико. Вдали уже виднелись: железнодорожный мост, крыша домика у застав, далее, среди равнины, местечко Териэль, а правее: поле, платформа и станция.

Фредерик уже жалел, что так быстро прошло время и вместе с тем, будто в борьбе с самим собой, все больше погонял лошадь и ехал так быстро, как никогда не ездил один.

– Вы спешите? – выговорила вдруг Эльза. – Вас ждут на станции?

– Нет, я свободен. Мне только в два часа надо быть…

– Зачем же вы так скачете? Поезжайте тише.

– Я думал, вам надо поскорее… – как-то смутился Фредерик, но сразу попридержал лошадь и пустил ее шагом.

И лицо его вдруг прояснилось. Он улыбался и такими добрыми глазами посмотрел на девочку, что она тоже оживилась.

– Ну, и отлично! Побольше поболтаем! – выговорила она. А в голове почему-то всплыло: «Nos amoureux!»[311]311
  Наши любовнички (франц)


[Закрыть]

На мгновение она как будто насупилась, но потом снова заулыбалась.

– Скажите мне, – начал Фредерик, – все эти господа, старый и молодой графы, этот длинноволосый господин с бородой, т. е. артист, и хотя бы этот русский – как они к вам относятся?

– Граф и виконт Отвили мне противны, – ответила Эльза просто, – и молодой еще противнее, чем старый. На старого я стараюсь не смотреть, у него гадкое лицо и нехорошие глаза… Наконец, и я встретила такого старика, который мне гадок! Молодой постоянно надо мной подсмеивается, но всегда любезен, предупредителен и… и отвратителен. Монклер очень резкий и грубоватый человек, но хороший. А русский очень… очень милый. Знаете ли, какая жалость… что он собирается сделать… Это ужасно!

– Что же такое?

– Я просто без ужаса подумать не могу…

Эльза хотела было уже рассказать подробно все, что слышала от Жюли, но смутилась вопросом: имеет ли она право это рассказывать. И она вдруг вспыхнула.

– Что же? – повторил Фредерик и, видя краску на ее лице, смутился тоже и сразу стал угрюм.

Эльзасец не подозревал, что в нем заговорила ревность. Когда же Эльза упорно отказалась рассказать то, что хотела, Фредерик насупился окончательно и вдруг выговорил:

– Il vous fait la cour![312]312
  Наверное, ухлестывает за вами! (франц)


[Закрыть]

И при этом Фредерик крепко хлестнул лошадь бичом и двинулся крупной рысью.

– Quel bête de mot![313]313
  Хлесткое словечко! (франц)


[Закрыть] – отозвалась Эльза. – Простите, но вы говорите глупость!.. Да разве это может быть? Со мной этого никогда не бывало! – горячо воскликнула она. – Есть люди, которые надоедают мне любезностями, есть, которые грубят мне, но ухлестывать?.. За мной никто никогда не ухаживал. Я и не знаю, что это такое…

– Почему же вы начали говорить о нем, покраснели и замолчали?

– Так… Когда-нибудь я, может быть, расскажу вам. Просто, я не знаю, имею ли я право говорить…

– Ах… Это тайна…

– Да… а может быть, и нет… Я не знаю.

– Ну, а я вам говорю: il vous fait la cour![314]314
  он ухлестывает! (франц)


[Закрыть] – отчаянно отозвался Фредерик и сильнее захлопал бичом, подгоняя лошадь. Лицо его стало таким, какого Эльза никогда не видала у него: сосредоточенно-мрачным, но не злым, а грустно-задумчивым.

Она замолчала словно виноватая.

Повозка быстро долетела до застав. Этьен, завидевший подъезжающих, уже успел распахнуть их. Эльза забыла все происшедшее, соскочила с тележки, и, бросившись к брату, стала обнимать и целовать его.

Эльзасец, обыкновенно при встречах с Этьеном тоже целовавший его и задерживавшийся для раcспросов, теперь только воскликнул:

– Bonjour, Etenne![315]315
  Привет, Этьен! (франц)


[Закрыть]

И прибавив, трогая фуражку: «До свидания!» он стеганул лошадь, перелетел через полотно дороги и умчался.

– Что это с ним? – спросил озадаченный Этьен. – Сердитый какой-то…

– Не знаю… Так… Скажи, что это еще за дама у нас?

Этьен сразу насупился:

– Не могу сказать… Мать не велела. Иди. Сама увидишь.

Когда они вошли в домик, Анна встретила их, и Эльза сразу заметила, что мать чем-то озабочена. Вместе с тем Эльза с удивлением остановилась на пороге, увидев, что кровать Этьена и матрас с бельем с ее кровати были в первой комнате. Она догадалась, что их комната на этаже была очищена для гостьи.

Глава 25

Анна объяснила дочери, что приезжая дама действительно находится в их верхней комнате, но что она спит.

– Как спит? – изумилась Эльза.

– Да, она сказала, что раньше двух, трех часов вряд ли проснется и встанет. Впрочем, поднимись, посмотри. Может быть, она уже проснулась и одевается.

– А кто эта дама?

– Ступай, посмотри сама! – повторила Анна, несколько веселее улыбаясь, и когда девочка нерешительным шагом двинулась к лестнице, она прибавила:

– Только тихонько. Если она спит, то не буди ее, – рассердится!

Эльза, недоумевая, поднялась по лестнице, осторожно приоткрыла дверь и увидела на своей кровати спящую даму, лицо которой показалось ей необычайно красивым.

Кровать теперь была выше, так как гостье положили новый запасной матрас с подушками и бельем, принадлежавшим, собственно, Баптисту. Женщина, под одеялом, раскрытым по пояс, была в блузке удивительной красоты узорах и прошивках. Ее белые, как снег, прелестные ручки были сложены на груди.

Эльза остановилась за порогом и со смешанным чувством робкого восторга и крайнего изумления долго, не моргая, смотрела на спящую даму. Затем глаза ее сами собой перешли на стоящий около постели столик. На нем лежали маленькие часики с цепочкой и еще многое другое… И все это было – блестящее, сияющее, сверкающее…

Вся комнатка Эльзы и брата будто преобразилась, потому что всюду были вещи одна удивительнее другой. Голубое платье, все обшитое кружевами и лентами, лежало на стуле. На столе была большая шляпа с перьями, около нее другая… И еще две маленькие, тоже шляпы… Кругом, повсюду были разбросаны вещи, имени и назначения которых девочка не знала.

Но все это было ничто в сравнении с самой спящей. Она была поистине каким-то волшебным видением. Таких прелестных лиц Эльза, казалось, никогда не видела в жизни.

В смущении и недоумении она собралась снова спуститься вниз, чтобы узнать скорее от матери, кто эта удивительная гостья, но когда она двинулась, пол громко скрипнул под ее ногами. Дама открыла глаза и устремила их на Эльзу; затем она потянулась, облокотилась на руку и выговорила небрежно:

– Ah! V’la le singe![316]316
  А! Вот и обезьянка! (франц)


[Закрыть] Ну, иди сюда.

Эльза смущенно переступила порог и стала в нескольких шагах от кровати.

– Однако, как же ты изменилась! Как ты выросла! Ну, подойди же, поцелуй меня!

Эльза смутилась еще более, но теперь потому, что голос неизвестной дамы оказался ей знаком, поразительно знаком! И при звуке этого голоса что-то старое, давнишнее всплыло на сердце… Почему-то вдруг пришел на ум покойный отец, потом Кальвадос… Море… Детские затеи… Эльза даже испугалась, и, приблизившись к самой кровати, нагнулась боязливо и нерешительно. Дама обняла ее одной рукой, поцеловала и стала ее разглядывать.

– Ты стала лучше! Была обезьянкой, а теперь pas mal du tout![317]317
  очень даже ничего! (франц)


[Закрыть]

И видя, какими изумленными глазами девочка смотрит на нее, она рассмеялась странным смехом, будто презрительным.

– Неужели я так постарела, что ты меня не узнаешь? – выговорила она, отнимая руку, которой обвила шею девочки.

– Марьетта?! – воскликнула вдруг Эльза неуверенным голосом.

– Mais oui, sotte que tu es![318]318
  Да, дурочка моя! (франц)


[Закрыть]

Эльза вскрикнула, порывисто обхватила сестру обеими руками, судорожно сжала и прижалась к ней с сумасшедшими поцелуями. Слезы брызнули из ее глаз.

– Пусти! Ну, пусти же! Задушишь!

И упершись рукой в грудь девочки, женщина слегка отстранила ее.

– Вот уж une vraie paysanne![319]319
  настоящая крестьянка! (франц)


[Закрыть] Можно ли так вешаться! Ты мне шею чуть не свернула! – улыбалась она.

Эльза села на кровать, продолжая пожирать глазами сестру, утирая бегущие по лицу слезы и не имея возможности произнести ни единого слова. Затем она бессознательно соскользнула с постели, стала на колени перед кроватью и, схватив беленькие руки сестры, начала целовать их.

Марьетта не отнимала рук и смотрела на девочку, снисходительно улыбаясь. Затем, погладив ее по лохматой голове, она вдруг почувствовала что-то на лице и быстро перевела руку к своим щекам.

– Diable… Ты мне все лицо намочила! Ну, и чего же ты воешь?

Эльза молча, безостановочно, но медленно целовала беленькую пахучую руку сестры, которая осталась в ее руках. Какое-то странное чувство, и горькое, и сладкое, и тяжелое, будто давящее ей грудь, мешало ей говорить. Лицо ее было все мокрое в слезах.

– Скажи, я очень переменилась? – спросила Марьетта.

– Grand Dieu[320]320
  Великий Боже (франц)


[Закрыть], еще как! Тебя не узнать.

– Неужели я так постарела?

– Что ты! Ты стала красавицей. Я таких красавиц никогда не видала. Что ты сделала, чтобы так перемениться? Посмотри, какое у тебя лицо, какие руки, какая блузка!

– Блузка – это еще не я! – усмехнулась Марьетта. – А лицо – c'est la poudre[321]321
  это – пудра (франц)


[Закрыть].

– Quelle poudre?[322]322
  какая пудра? (франц)


[Закрыть] – не поняла Эльза. – Скажи, ты надолго?

– На денек или два, не больше.

– Как? – вскрикнула девочка, – Как!? Через день или два ты уедешь опять? И куда же?

– В Париж.

– Ты живешь в Париже? Что ты там делаешь? А почему ты до сих пор за три года ни разу к нам не приехала? Ты работаешь? Где? Как? Quelle est ta profession?[323]323
  Кем ты работаешь? (франц)


[Закрыть]

Эльза засыпала сестру кучей вопросов. Иногда Марьетта принималась хохотать и не отвечала на вопрос. Так прошло около часу. Марьетта продолжала лежать в постели, облокотись на подушки правым локтем, а Эльза по-прежнему стояла на коленях перед кроватью. При этом она продолжала, держать левую руку сестры в своих руках и иногда тихо, но страстно принималась снова целовать ее от пальцев до локтя.

Они переговорили о многом. Марьетта объяснила, что живет в Париже, что она путешествовала, побывала в разных местах, в Бордо, в Лионе, долго жила в Гавре, собиралась даже в Англию. Bсе эти названия были лишь смутно знакомы Эльзе по урокам сестер Священного Сердца.

Затем Эльза на расспросы сестры отвечала искренно о своем житье-бытье. Она не жаловалась прямо, но Марьетта тотчас же все поняла. Она догадалась, что жизнь сестры не только хуже прежней, в Кавальдосе, до несчастия с отцом, когда они жили крепкими землевладельцами, но даже хуже, чем и в недавнее время в Териэле, когда отец содержал их своей слесарной работой.

– Да, конечно, – заговорила, наконец, Марьетта, – быть сторожем или заменять его у застав, вскакивать по ночам, в особенности зимой, в холод, чтобы открывать заставы… Разве это жизнь? Но, утешься. Ты уже не ребенок, а взрослая une jeune fille[324]324
  девушка (франц)


[Закрыть] и можешь избавиться от этой жизни и зажить иначе. Ведь тебе уже сколько? Семнадцать?

– Нет, пятнадцать с половиной.

– Неужели? Я думала, даже больше – восемнадцать. На вид, впрочем, тебе можно смело дать и семнадцать. Tu es formée[325]325
  У тебя есть образование (франц)


[Закрыть]. А это главное. В твои года уже собственно пора пользоваться жизнью. А если ты немного еще ребенок и дика, то это ничего… On aime çа![326]326
  Всем такое даже нравится! (франц)


[Закрыть] Бог весть почему… mais cela plait![327]327
  Да и ладно! (франц)


[Закрыть] – презрительно усмехнулась Марьетта. – Мы подумаем об этом.

– О чем? – спросила Эльза.

– Я подумаю, как тебя избавить от этих застав, от Баптиста и вообще от этой жизни. Впрочем, что же и думать… Этого и откладывать не надо. Поедешь со мной в Париж?

– Oh, oui, oui![328]328
  о да, да! (франц)


[Закрыть] – вскрикнула Эльза и, схватив руку сестры, снова начала ее целовать.

– Ну, вот и прекрасно! Я переговорю с матерью, а если Баптист заупрямится, то я знаю, что сделать… Я дам ему денег. Он любит их. Да, впрочем, qui donc ne l’aime pas[329]329
  кто их не любит? (франц)


[Закрыть]. Ведь и ты, вероятно, любишь деньги?

– И да, и нет. Право, не знаю… У меня их почти никогда не бывало. Раз только один раз, год назад. Двадцать семь франков. Сразу!

– Ну, вот будет у тебя тысяча сразу… в Париже… И ты полюбишь иметь деньги.

– А разве в Париже у всех, кто приедет, сразу же много денег?

– Нет, не у всех! – рассмеялась Марьетта. – Но у тебя будут, и, может быть, много. Так ты точно хочешь ехать?

– Конечно! Нам с Этьеном собраться недолго.

– С Этьеном? Почему с Этьеном?

– Мы же возьмем Этьена?

– Oh, quelle sotisse![330]330
  Ох, что за ерунда! (франц)


[Закрыть] Зачем я потащу туда еще и этого souillon?[331]331
  грязнуля (франц)


[Закрыть] Он может и тут оставаться.

Эльза слегка выпрямилась, удивленно и молча посмотрела на сестру, потом села на пол на свои вытянутые ноги. Во-первых, она удивилась тому, что сестра даже не подумала о возможности взять с собой брата. Во-вторых, ее ухо резануло выражение: «soullon».

– Он вовсе не грязнуля! – полуудивленно, полуобидчиво произнесла она тихо.

– Все-таки он un marmot[332]332
  парень (франц)


[Закрыть] и поэтому… Иметь около себя мальчишку – это моветон…

– Почему? – удивилась Эльза.

– Ah, t’es bête!..[333]333
  Ах, как ты еще глупа! (франц)


[Закрыть] После поймешь. Да и на кой черт он нам нужен?

Девочка с укором глянула на сестру.

– Ну, так что? Так, стало быть, завтра, или послезавтра мы с тобой вместе двигаемся в Париж?

– Нет! – мотнула головой Эльза. – Без Этьена я никуда не поеду.

– Ты с ума сошла!

– Нет! Я с Этьеном никогда не расстанусь! Разве ты не помнишь, что мне отец сказал про брата, умирая?

– Нет, не помню… Да что бы он ни сказал. Не все ли равно? Что же из этого? Мало ли что болтают умирающие? Недавно в Париже один богач потребовал, умирая, чтобы его не хоронили, а сожгли. Это теперь новая мода такая. Родня, разумеется, его все-таки похоронила на кладбище.

– Отец, умирая, приказал мне… – начала было Эльза, но Марьетта перебила ее:

– Да и наплевать, что бы он ни приказывал! Он уже давно сгнил в могиле, а мы живы. И мы должны жить по-нашему собственному разуму, а не по приказу того, кто когда-то был человек, а теперь une pourriture![334]334
  просто гниль (франц)


[Закрыть] Ты, однако, я смотрю, не поумнела с годами. Впрочем, вся эта дурь пройдет в Париже за один месяц. Есть у тебя какое-нибудь белье на первое время?

Эльза молчала, ибо мысленно повторяла разные выражения сестры. Сестра продолжала что-то говорить, но она не слышала ее и вдруг произнесла:

– Марьетта? Зачем, я не понимаю, зачем говорить такие слова? Ведь ты не думаешь так… Это только слова.

– Какие слова?

– Ну, вот про брата… про отца…

– Тu es une sotte[335]335
  Ты еще дурочка (франц)


[Закрыть], – махнула рукой Марьетта. – Ну, однако, мне пора вставать! Который час? Посмотри, вот на столе часики.

Эльза осторожно, с каким-то особенным чувством уважения, взяла в руки маленькие, эмалевые часики, с бриллиантовым цветком на циферблате.

– Тише, осторожнее! Ты со своими лапами еще и раздавишь, или изломаешь. Фу, однако, quelles pattes[336]336
  какие лапы (франц)


[Закрыть] – выговорила Марьетта, глядя на крепкие руки сестры. Дай-ка посмотреть!

Bзяв Эльзу за руку, она приложила свою. Две женские руки не имели ничего общего между собой: одна была нежно-белая, тонкая, изнеженная всякими мазями и растираниями, другая была крепкая, жилистая, коричневая от загара.

– Это от работы, говорят! Когда копаешь землю под картофель, или когда надо со щелоком мыть белье, – наивно объяснила Эльза. – А главное, когда чистишь их с едким составом, портит пуще всего.

– Ну, вот будешь жить в Париже, все это пройдет.

– Без Этьена я никуда не поеду!

– Я тебе повторяю, что ты дура и нечего… rabâcher![337]337
  талдычить одно и то же (франц)


[Закрыть] Ты поедешь со мной, а Этьен останется здесь!

– Никогда!

– А я тебе говорю, что останется!

– Марьетта, я тебе повторяю, что без Этьена я никуда и на шаг не двинусь из этого дома!

– А я тебя все-таки увезу! Ты – глупая девчонка и ничего не понимаешь. Я заставлю тебя ехать против воли.

– Против воли? Марьетта против моей воли никто не заставит меня сделать ничего. Оставим это! Ты не хочешь брать Этьена, а я без него не поеду. Ни ты, и никто другой не заставит нас с ним разлучиться, и довольно об этом… Tout est dit![338]338
  Хватит об этом! (франц)


[Закрыть]

– Вижу, вижу! – рассмеялась сердито Марьетта. – Ты у нас вся в упрямца отца. Ведь он этим и отличался, всегда был tétu comme un âne![339]339
  упрям, как осел (франц)


[Закрыть]

Эльза посмотрела пристально на сестру и вздохнула. Никто со дня смерти ее отца не относился к его памяти так резко. Даже Баптист и тот попрекал покойного лишь его происхождением, и что все его дети были «неграми». А она – родная сестра, эта прелестная красавица, к которой у нее сразу возникло какое-то обожание, уже оскорбила ее несколько раз резкими и грубыми словечками в адрес не только любимого братишки, но и покойного отца.

– Ну, поскорей принеси мне мой café-au-lait![340]340
  Кофе с молоком (франц).


[Закрыть] И не забудь побольше молока, чем кофе, – сказала Марьетта.

– Хорошо! – оживилась Эльза. – Сейчас.

– Только, пожалуйста, все это – почище. Вы тут живете, похоже, в полной saloperie![341]341
  помойка, бардак (франц).


[Закрыть]

– У нас дома все чисто! – с укором отозвалась Эльза, услыхав еще одно грубое слово. – Ты же знаешь, как мать смотрит за всем и как любит чистоту. Да и я тоже.

– Bah… ça se dit![342]342
  ну да… все так говорят (франц)


[Закрыть] Известно, что мужикам всегда кажется, что все у них чисто, а сами сидят свиньями по уши в грязи!.. И, пожалуйста, не суй пальцы в чашку. Понимаешь? Ненавижу это. Je suis mal-au-coeureuse[343]343
  Меня тошнит от этого (франц)


[Закрыть]… – объясняла Марьетта на своем обычном жаргоне.

– Хорошо… – отозвалась Эльза, обидевшись и опуская глаза. – Mes pattes sont propres![344]344
  мои лапы чисты (франц)


[Закрыть] – прибавила она с легкой укоризной. – Ты скоро сойдешь вниз?

– Нет, принеси мне кофе сюда. Я его пью в постели, – это моя привычка!

Эльза медленно спустилась вниз по лестнице. Анна встретила дочь, двусмысленно улыбаясь:

– Ну, как тебе наша гостья? Прежней Марьетты и не узнать… Paris les dresse[345]345
  Париж меняет людей (франц).


[Закрыть].

Присмотревшись к лицу дочери, Анна прибавила:

– Что с тобой?.. Ты еще, кажется, и плакала? От радости?

– Да! – отозвалась Эльза.

И девочке захотелось опять заплакать, но теперь, по совершенно иным причинам. Безумная радость, вызвавшая слезы, теперь растаяла.

Слова «pourriture» и «souillon» и «saloperie»[346]346
  «гниль», «замарашка», «помойка»


[Закрыть] и другие… продолжали будто звенеть в ее голове.

Благодаря присутствию странной гостьи, преобразилась не только комнатка на этаже, но и весь домик железнодорожного сторожа принял будто другую физиономию.

Не только Баптист сразу понял, какую карьеру сделала в Париже Марьетта, но и Анна сама догадалась, что вторая дочь в положении сто раз худшем, чем Рене.

«Qui n’a qu’un seul»[347]347
  Только одно и осталось (франц)


[Закрыть]… – объясняла она.

Даже Этьен с первого же мгновения прибытия сестры стал коситься на нее и, наконец, выпалил, ворча под нос, меткое слово:

– Cigale![348]348
  Стрекоза! (франц)


[Закрыть]

Мальчуган знал басню Лафонтена наизусть со слов Эльзы, которую выучила она в школе. Анна ахнула, услыхав это слово, и набросилась на сына:

– Imbecile![349]349
  Дурак! (франц)


[Закрыть] С ума ты сошел… Услышит она, как ты ее называешь, она тебя отколотит.

Одна лишь Эльза, самая умная изо всей семьи, но и самая наивная, или самая чистая помыслами, не сразу постигла, где и как заработала Марьетта свои блестящие вещички, шелк и кружева. Но вскоре очередь дошла и до нее… Баптист грубо и резко пошутил на счет «profession» Марьетты в Париже. Узнав, что она пьет свой кофе в постели, он рассмеялся.

– Sur le dos…[350]350
  Обложка (франц)


[Закрыть] Ну да… Это их обыкновенное препровождение времени и их заработок.