Текст книги "Золушка"
Автор книги: Евгений Салиас-де-Турнемир
Жанр: Исторические любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 21 (всего у книги 36 страниц)
Глава 15
Через четыре дня после возвращения в Париж, Марьетта уже затеяла у себя ужин и пригласила трех своих npиятельниц, чтобы «спрыснуть» нового друга, или, как сказала она, ma nouvelle acquisition[648]648
мое новое приобретение (франц).
[Закрыть].
Явившиеся к Марьетте гостьи были такие же «птицы небесные», что не сеют и не жнут, а сыты бывают. Но все эти три субъекта одной и той же среды были совершенно антиподы по положению и личным свойствам.
Первая, женщина лет под сорок, но еще красивая, рыжеватая, зеленоглазая и млечнокожая, очень умная и видавшая виды, жила не нуждаясь, успев собрать порядочный капиталец тысяч в шестьдесят. Оставаясь в той же среде, где она начинала свою карьеру уже более двадцати лет назад, она оставалась равно непременным членом Moulin Rouge и Casino de Paris. Но всем было известно, что она теперь ненавидит и презирает мужчин, и только покровительствует начинающим…
– C’était bon dans le bon vieux temps[649]649
Это было удобно в доброе старое время
[Закрыть], – говорила она, – теперь же, слава Создателю, они не нужны. Je puis me les payer… au choix[650]650
Сейчас я могу покупать их… на выбор (франц).
[Закрыть].
Женщину эту, Бог весть почему, знал весь Париж и некоторые лица, довольно высоко стоящие в миpe финансов, журналистики и искусств. Вдобавок у нее было странное прозвище «Quinola»[651]651
«Киноль»
[Закрыть], то есть «червонный валет».
Вторая была крайне молоденькая и веселая хохотунья, имевшая способность смеяться всему от зари до зари, недурная собой, сорившая деньгами сегодня и сидевшая голодной завтра. Ее звали «Jaquette» из-за того, что она, годом раньше, из-за искренной привязанности к одному осужденному за крупное мошенничество негодяю, по имени Jacques, чуть-чуть не попала в тюрьму, пробуя взять преступление на себя.
Третья отличалась тем, что была сравнительно образована, окончив воспитание и полный курс au couvent[652]652
монастырский (франц)
[Закрыть], родом из семьи очень почтенных буржуа, но сирота, и тем, что была как-то удивительно оригинально дурна собой. Разумеется, и у нее было прозвище, но уже совершенно дикое и мало приличное по смыслу – Sot-l’y-laisse[653]653
гузка (франц)
[Закрыть]. Заслужила она это название Бог весть когда, от полузнакомых мужчин, своим образованием и благовоспитанностью, каким-то наивным, будто бессознательным умом, ни ей, ни другими не признанным, затем своей кротостью и крайней правдивостью среди царящей в ее кружке резкости и лжи. Все это будто заменяло отсутствие красоты, и «только дурак ее не ценил».
Настоящие имена всех этих женщин были неизвестны их знакомыми, да никто, конечно, этим и не интересовался. Между собой, настоящими именами, приятельницы называли себя лишь иногда… «Quinola» была собственно Марта, «Jaquette» – Луиза, «Sot-l’y-laisse» – Жанна.
Вечер, устроенный Марьеттой, чтобы спрыснуть «юного англичанина», прошел весело, и все еще задолго до ужина казались уже будто под влиянием винных паров. Так посудил бы всякий посторонний, войдя к госпоже Розе Дюпрэ. Крики, визги и хохот оглашали всю квартиру, и гул доходил до лестницы и до соседних квартир. Причина была та, что не одни женщины явились на крестины англичанина. Были и кавалеры.
Не спрашивая согласия своего «Bibi», как прозвала она юного англичанина за его миниатюрность, Марьетта позвала одного близкого друга. Это был человек, который пять лет назад был мальчишкой в мясной лавке, а теперь имел «un bureau» для игры на скачках и участия в тотализаторе. В этой конторе разорялось немало всякого темного люда и рабочих, но зато сильно наживался сам monsieur Horace Bovis, статный, высокий и полный чувства собственного достоинства брюнет.
Для Марьетты он был уже месяца с два amant de coeur[654]654
сердечным любовником (франц)
[Закрыть], который постоянно занимал у нее деньги, без отдачи, хотя собственно в них и не нуждался. Это делалось из принципа, чтобы иметь право причислять себя к тем людям, для которых женщины статья дохода.
Юный Уорден привел с собой своего друга, тоже якобы англичанина, но уже пожилого и сомнительного, ибо он сильно смахивал на еврея, отчасти лицом своим, как говорят французы, «en lame de couteau»[655]655
лезвием ножа (франц)
[Закрыть] и отчасти отличным знанием нескольких языков. Он уверял, что он коммерсант и обычно рекомендовался: «Je suis dans la dentelle[656]656
Я в кружевах (франц)
[Закрыть]». В действительности, он никаких кружев не продавал, а был членом тайной агентуры германского правительства для сбора всяких сведений, то есть попросту – немецкий шпион английского происхождения и с французской фамилией Morisson, быть может, переделанной из Moritzson.
Наконец Киноля, явившаяся вся в бриллиантах и в щегольском черном платье, где перемешались щелк, бархат и кружева, приехала в сопровождении красивого молодого человека, лет двадцати с небольшим.
Это был русский, по происхождению из духовного звания, семинарист Московской Академии, не окончивший курса и попавший уже года три тому назад в Париж; вращаясь преимущественно в таком обществе, где «сливками» считались Киноля, маклер по игре на скачках Бови, и им подобные, он считался совсем джентльменом… В этой среде русского очень любили за веселый нрав, за ученость, особенно по части религии, а главное за быстро и легко усвоенный им бульварный стиль развязных ухваток и речей. Наконец, все к нему относились с уважением потому, что он носил титул. Это был «le comte de Sokoloff»[657]657
«граф Соколов» (франц).
[Закрыть].
Однако за последнее время «граф» Соколов был менее весел и забавен. Он узнал, что за ним следит полиция, вследствие запроса русского правительства. Он даже на днях сознался друзьями, что отчасти скомпрометирован на родине участием в одном политическом деле. Сам же он знал хорошо, что в деле обмана им двух ювелиров на Невском, перед выездом за границу, было мало политической подкладки.
И все это пестрое общество, четыре легкомысленные и «легконравные» женщины, юнец и три подозрительных кавалера весело пировали до трех часов ночи. И за счет этого Bibi, его же иронически «спрыскивали», а Марьетту поздравляли:
– Avec la nouvelle. Vives les canifs du papa! Prenez en soin![658]658
С обновлением! С ожившими папиными ножичками! Берегите их! (франц).
[Закрыть]
Шуткам, оcтротам и двусмысленностям насчет перочинных ножей не было конца весь вечер. У папаши в Англии, наверное, уши горели…
Юнец понимал многое, но не все, – и кисло смеялся среди громкого откровенного хохота, не зная, следует ли обижаться явно или изображать bon garçon[659]659
хорошенького мальчика (франц)
[Закрыть].
Под конец ужина «граф» Соколов предложил тост за франко-русское сближение. Мориссон воспротивился, но Бови настоял.
– Vivent la Russie et la France! – закричал граф Соколов, уже опьяневший. – Vive l’alliance sacrée![660]660
Виват России и Франции! Да здравствует священный союз! (франц).
[Закрыть]
– Pas de jurons, s’il vous plait![661]661
Никаких ругательств, пожалуйста! (франц)
[Закрыть] – крикнула Марьетта в смысле остроты.
– Mort aux Allemands![662]662
Смерть немчуре!
[Закрыть] – воскликнул Мориссон и прибавил нахально: – C’est un hors-d’oeuvre[663]663
это закусон (франц)
[Закрыть] с моей стороны, которого вы не поймете.
– Я предлагаю тост за великую нацию, изобретшую скачки, – предложил затем содержатель конторы. – Bibi, а la votre avec…
Англичанин обиделся от этой фамильярности полузнакомого ему человека, но Марьетта расцеловала его, и он расцвел.
Часу в четвертом вся компания была сильно пьяна, опустошив бутылок двадцать и в том числе около дюжины шампанского. Бонна или горничная Марьетты, толстая добродушная Фифина, то есть Жозефина, состряпав и подав ужин «гостям», уже сидела у стола между хозяйкой и Киноля, и в сотый раз, переглядев бриллианты гостьи, озиралась на всех, как единственно трезвая, с высоты своего величия.
Мясник-спортсмен Бови, обладая красивым баритоном, уже спел несколько шансонеток, конечно вполне неприличного содержания и, стало быть, при взрывах хохота…
Когда это надоело, Со-ли-лэс предложила петь песенку вчетвером и самую невинную; но это была игра на деньги. Надо было спеть хором:
Qu’il pleuve, qu’il vente
Soir et matin,
Toujours il chante
Sur son chemin!
Пусть хлещет дождь, пусть дует ветер,
Пусть будет вечер или утро,
Всегда поет он, всегда весел,
И пусть в дороге он, с ним везде уютно!
После чего всякий запевал как хотел в разбивку, начиная с третьего или четвертого стиха, но с условием пропеть все четыре. Выходил полный кавардак, но вдруг случайно трое запевали вместе один и тот же стих, а четвертый, не попав в унисон, проигрывал и уплачивал каждому по франку. Но это вскоре надоело, и все общество затянуло хором песенку:
J’ai rencontre une bonne d’enfants!
Sur le bis, sur le bout, sur le banc,
Sur le bidubouduban!!
Повстречал вчера я няню!
Повстречал в саду на бис,
На губах ее повис!!
– Assez! Assez![664]664
Стойте! Погодите! (франц)
[Закрыть] За здоровье моей Фифины! – заявила, наконец, Марьетта. – Каждый должен с ней расцеловаться. C’est pour la bonne bouche![665]665
Это на закуску! (франц)
[Закрыть]
Мужчины сначала, шутя, протестовали, глядя на пухлое, красное и маслянистое лицо сорокалетней Жозефины, испекшейся за целый вечер в маленькой кухне, но затем весело все по очереди облобызались с горничной. Брезгливее всех обтерлась потом она же сама… так как ото всех несло вином, которого она не любила.
В четыре часа Марьетта и ее Биби, осовелый и шатающийся, проводили своих гостей на лестницу.
Когда все уехали, юный англичанин собрался было тотчас спать, но Марьетта явилась в сопровождении горничной, принесла из кухни бумажку, грязно исписанную каракулями, и, сунув ему под нос, ушла в спальню. Это был счет за ужин в триста франков.
– Tiens. Occupe toi de ça… Les affaires avant tout!..[666]666
Твое. Займись-ка этим. Дела прежде всего! (франц)
[Закрыть] – почти строго сказала она.
И Биби, ошалелый, кое-как пересчитал и уплатил деньги Фифине, прибавив ей на чай двадцать франков.
Глава 16
Через день, около двух часов, к дому, где происходили крестины юного Биби, подъехал простой фиакр, и господин в сером пальто и в цилиндре вышел из кареты. Он был одет с иголочки и несколько важен в движениях и манере держаться… Почти бросив в руку кучера два франка, он не потребовал сдачи, вошел в дом и направился прямо к стеклянной двери, за которой, очевидно, должна была находиться комната или окошко консьержки. За стеклом виднелась в кресле у окна пожилая женщина, в белом чепце и синем переднике.
Он претворил дверь и выговорил сухо:
– Mademoiselle Caradol?
Женщина подняла голову и однозвучно ответила, что таковой нет.
– Дома нет? – спросил он.
– Таковой в числе квартирантов нет, – также однозвучно ответила эта.
– Как нет… Это дом семь… Госпожа Марьетта Карадоль… Она уже, кажется, более года живет здесь.
Консьержка даже не сочла долгом снова отвечать. Господин стоял на пороге в недоумении и даже в некоторой тревоге, и, наконец, произнес:
– Я точно знаю, что она в этом доме.
– Нет-с, – отозвалась женщина и прибавила: – у нас вот на первом этаже направо г. Прево, а налево господа Сатинуа, на втором направо доктор Гикар, а налево госпожа Дюпрэ, на третьем…
– Nom de Dieu![667]667
Ах ты Боже мой! (франц)
[Закрыть] – воскликнул господин улыбаясь. – Из ума вон! Именно она. Mamzelle Rose Dupre!.. Вы же знаете, вероятно…
– Знаю-с, но вы спросили mamzelle Caradol, и я вам ответила, что такой нет… На втором этаже первая дверь… Но мне кажется, что она вышла со двора и вы напрасно подниметесь.
Господин снова сделал рукой движение, как бы снова что-то вспомнив.
– Тогда я у вас оставлю браслет для передачи ей, – сказал он, сделав движение, будто собираясь лезть в карман, где ничего не было.
– Montez s’il vous plait.[668]668
Поднимайтесь, пожалуйста (франц)
[Закрыть] Она дома… И, вероятно, еще даже и не вставала… – объяснила консьержка самым простым тоном, как если бы в их разговоре была самая обыденная последовательность.
Господин двинулся.
– …и потому все-таки вернее… Trois fois de suite[669]669
Звоните три раза подряд (франц)
[Закрыть], – сказала женщина ему вслед. – Я потому говорю, что вы вероятно и это знаете, но кажется, очень рассеяны.
– Нет, это я помню, – усмехнулся он и стал подниматься по лестнице. Остановившись перед указанной дверью, он позвонил три раза подряд и стал ждать. Прошло минуты две. Он снова три раза дернул звонок, и за дверью раздался голос.
– Кто там?
– Un ami, sortant de la gare du Nord[670]670
Это друг, прибывший на Северный вокзал (франц)
[Закрыть], – ответил он.
– Ваше имя…
– Вроде сказанного довольно. Неужели вы не узнаете моего голоса?
– Я не mamzelle Дюпрэ… Обождите.
«И мне показалось, что это не ее голос», – подумал он.
Через несколько мгновений дверь отворила молодая, но некрасивая женщина, появившись перед ним в накинутом наскоро и еще не застегнутом на пуговицы халате, отчего грудь ее была обнажена.
– Месье Виган? – спросила Со-Ли-Лэс.
– Да-с.
– Войдите. Марьетта еще в постели. Мы спали.
Господин, никто иной, как расфранченный ради Парижа железнодорожный вахтер из Териэля, вошел в темную переднюю и стал снимать свое пальто.
– C’est vous, Baptiste?[671]671
Это вы, Баптист? (франц)
[Закрыть] – донесся голос Марьетты через три комнаты.
– Mais non! Mais non![672]672
Разумеется! Разумеется! (франц)
[Закрыть] – крикнул он весело.
– Идите сюда, – отозвалась Марьетта.
Через минуту Баптист, повесив пальто на вешалке и оставив шляпу и трость на столе, двинулся через столовую и гостиную и вошел в спальню.
Марьетта, сидя на кровати в сорочке, отделанной кружевами и голубыми ленточками, встретила его смехом.
– Vous savez[673]673
Вы же знаете… (франц)
[Закрыть]… Решение еще не последовало… Вы слишком поспешили. Я же сказала, что напишу вам. Ну, здравствуйте…
И она протянула ему руку, но он обнял ее и поцеловал в шею и плечо.
– Pas de blandices[674]674
я еще не умывалась (франц)
[Закрыть] – отозвалась она морщась. – Садитесь.
– Toujours jolie… – вымолвил он, садясь и глядя на женщину, которая, однако, была ярко освещена солнцем через открытое окно, и поэтому следы пудры и всяких притираний на лице и теле выступали еще заметнее. – Toujours plus jolie[675]675
ты всегда прекрасно выглядишь (франц)
[Закрыть]… – прибавил он искренним голосом.
– Будете в Париже, – ответила она брезгливо, – отучитесь от этих пошлостей. Сейчас видна деревня, обыватель провинции… Ну, что вы мне скажете, то есть, что ты мне скажешь? Почему ты прилетел, не дождавшись моего письма? Ведь я еще далеко не решилась. Я ведь следую пословице, что un «tiens» vaut mieux, que deux «tu l’auras»[676]676
одна «синичка сейчас» лучше, чем пара «журавлей» потом (франц).
[Закрыть].
Он подумал и ответил холоднее:
– Во-первых, Марьетта, я знаю, что я для тебя даже меньше, чем un tiens[677]677
одна синичка (франц)
[Закрыть], и всегда им останусь. И никогда я в deux tu l’auras[678]678
журавлиную пару (франц)
[Закрыть] не лез, то есть ничего тебе особенного не сулил, кроме любви, верности и заступничества jusqu’à risquer ma vie[679]679
рискуя своей жизнью (франц).
[Закрыть]…
– C’est ça[680]680
да, конечно… (франц)
[Закрыть]… Все та же песенка. Любовь до гроба и обещание жертвовать жизнью… Все вы мужчины так всегда… Воображаете, что ваша любовь или жизнь стоит чего-нибудь. А она равняется стоимости монетки, которой теперь нигде во Франции, пожалуй, и не найдешь. Çа vaut un liard[681]681
Гроша ломанного не стоит (франц).
[Закрыть].
– Ну, а больше мне и дать нечего. La plus belle femme du monde ne peut donner que[682]682
Самая прекрасная женщина может дать только… (франц)
[Закрыть]… Ты знаешь… Ну, так и я…
– Но ты и этого дать не можешь, – расхохоталась Марьетта. – Но, все же, почему ты не дождался моего решения и письма?
– Я не для этого приехал, Марьетта. Я по важному делу, касающемуся не нас с тобой, а Эльзы.
– Эльза! Что с ней?
– Она убежала!
– Как? Когда? Каким образом? – воскликнула Марьетта, чуть не выскочив из постели.
– Да также, как и ты когда-то… Рано утром исчезла из дому и больше не появлялась…
– И неизвестно с кем?
– Не догадываешься?.. Подумай…
Марьетта подумала, соображая, и вдруг выговорила:
– С тем остолопом. С этим пнем… С русским?..
Баптист кивнул головой.
– Я это предчувствовала!.. Тогда же… У меня собачье чутье… Это должно было случиться. У них обоих есть что-то общее… Та же… Как сказать… La même imbécillité[683]683
Парочка идиотов (франц)
[Закрыть]. Я его хорошо помню. Он ведь глуп, как пень… А Эльза почти идиотка в серьезных вещах… C’est ça!.. C’est ça!..[684]684
Это точно (франц)
[Закрыть]
И Марьетта вдруг сердито насупилась. Лицо ее потемнело. Баптист пристально глядел на нее, и наоборот, лицо его приняло более довольное выражение. Наступило молчание.
«Эта мне будет помогать, – подумал он, – а вместе мы обделаем такое дельце, что сразу и я всплыву. Je vaudrai «dеux tiens»[685]685
я буду стоить пару твоих синичек (франц)
[Закрыть]».
– C’est ça!..[686]686
Да уж!.. (франц)
[Закрыть] – раздражительно снова повторила Марьетта. – Это я маху дала. Надо было ее тогда же увезти с собой и не отпускать в замок.
– Дело еще не потеряно… Мы можем вместе этим заняться от имени Анны.
– Ну, рассказывай, как дело было.
– Да я ничего не знаю…
И Баптист передал кратко приезд Эльзы из замка с больной ногой, свою собственную штуку с кроликом, чтобы отнять у нее сто франков, а затем ее исчезновение на следующее утро.
– А куда и как, она, конечно, не сказалась! – прибавил он.
– Почему же ты знаешь, что она бежала с русским?
– Pas avec… Chez lui[687]687
Не с… А к нему (франц)
[Закрыть]. К нему в Нельи, где у него вилла. Мне все рассказал Этьен. Поганый мальчишка все знал и, как я его не стращал избить, не говорил ни слова. Вчера, наконец, я прибежал якобы из Териэля, и по уговору с Анной, стал ей рассказывать, что прочел в газетах, как на улицах Парижа поднято тело неизвестной молодой девушки, убитой, и что по приметам это точно наша Эльза. Что надо бы непременно съездить в Париж, навести о ней справки через полицию, и узнать, не она ли убитая… Ну, мальчуган, разумеется, как мячик скатился из своей комнаты, разревелся и все рассказал, прося меня ехать в Нельи к этому русскому, и затем он чуть не подох с перепуга от припадка.
– Что же нам делать?
– Как что? Обратиться к нему от имени Анны и забрать ее.
– Он нас не примет, или примет и выгонит…
– Тогда в полицию. Она несовершеннолетняя. Он идет под суд, потому что законы…
– Bah! Quelle sottise… Les lois! A Paris?![688]688
Какая чушь… Законы! В Париже?! (франц).
[Закрыть]
Баптист, однако, стал объяснять женщине, что закон в данном случае крайне строг и часто действует беспощадно, и что надо только уметь направить дело, как следует, через адвоката и от имени матери. В Париже-то именно оно еще легче, чем в глуши.
– Да, впрочем, до этого дело и не дойдет. Пойми это… Нам ведь не обезьянка эта нужна, – прибавил он.
– Понимаю, но теперь поздно. Надо было прежде поставить ему свои условия и держать ее на замке. А теперь поздно… Тогда он дал бы все десять тысяч. Как нипочем. Tous les russes sont princes et millionnaires en France… quoique manants chez eux[689]689
Все русские – князья и миллионеры во Франции… хотя в стране у них одни мужики (франц)
[Закрыть].
– Почему же так? Я не понимаю.
– Черт их знает. On le dit…[690]690
Просто они такие (франц)
[Закрыть] Кажется, они, продав все у себя, приезжают в Париж, чтобы с полгода faire la noce[691]691
погулять (франц)
[Закрыть], и, спустив все, уезжают домой, чтобы голодать всю жизнь.
– Это вздор… Что-нибудь в этом роде, но не так, не на всю жизнь, – сообразил Баптист.
– On le dit. Да это не интересно. А что ж нам-то делать? Поздно.
– Я тебе говорю, что не только не поздно, а даже так лучше. Après coup – le prendre au соu[692]692
Делать это раньше нам было бы невыгодно (франц)
[Закрыть]. Тогда бы, он стал торговаться, а теперь он в наших руках. Или десять тысяч, как ты говоришь, или галеры.
– Bêtises! Bêtises![693]693
Ерунда! (франц)
[Закрыть] Сядет на поезд и увезет в Poccию. И ищи его parmis les Cosaques et les Peaux-Rouges[694]694
среди казаков и язычников (франц)
[Закрыть], – решила женщина совершенно искренно, а не ради остроты.
– Не хочешь? Я один поеду в Нельи.
Но Марьетта в ответ быстро вскочила с постели и начала умываться и одеваться. Она не спеша и тщательно занялась своим туалетом в деталях, потому что даже совершенно посторонний человек не стеснил бы ее. А Виган был уже все-таки ее другом и косвенно даже виновником того, что банкира заменил теперь англичанин.
Баптист сначала следил за ней глазами и любовался ею, сравнивая ее с Анной и самодовольно усмехался. Затем он обошел квартиру, оглядел все и, остался тоже доволен. Запах бульона заставил его вспомнить о завтраке и заглянуть, наконец, и на кухню. Здесь по полкам вдоль стен была масса всяких поварских принадлежностей… Из крана водопровода текла журча вода, плита топилась, и на огне дымились две кастрюли. Переступив порог, он увидел уже знакомую женщину, впустившую его в квартиру, а теперь занятую варкой кофе. Она была в одной сорочке и короткой юбке, с оголенными плечами и ногами.
– Ah, rebonjour[695]695
И снова, здрасьте (франц)
[Закрыть], – вымолвил Баптист, и, став перед ней, он начал разглядывать ее, как неодушевленный предмет, а затем произнес сухо:
– Вы мне не нальете кофе?.. Я бы не прочь…
– Сейчас. Вода уже кипит, – отозвалась Со-ли-лэс. – Если желаете, есть и бульон. Есть целый завтрак от позавчерашнего ужина.
– Нет… Только кофе… Мне, однако, сказала консьержка, что вы вышли…
– C’est la bonne…[696]696
Все правильно… (франц)
[Закрыть]
– Et vous donc…[697]697
А вы есть… (франц)
[Закрыть]
– Я не горничная Розы, а приятельница, – улыбнулась Со-Ли-Лэс кротко, и ее некрасивое лицо стало еще дурнее. Баптист присмотрелся к женщине, ее коричневым плечам и выговорил умышленно на жаргоне деревни:
– Nom de glas… Quelle «piau» que t’as…[698]698
Имя довольно странное… А в чем «святость»? (франц)
[Закрыть]
– Что ж делать, такова уродилась, – добродушно рассмеялась женщина.
– А звать вас как?
– Sot-l’y-laisse – pour vous autres…[699]699
Со-ли-лэс – «Гузка» (франц)
[Закрыть]
Баптист удивился и, помолчав, спросил:
– Да это не французское, даже не христианское имя. Вы испанка что ли?..
Со-ли-лэс весело расхохоталась.
– Вы у птицы что едите, только крылышки и ножки? – спросила она.
– Понятно… А что же еще-то?..
– Ну так вы un sot… Vous laissez le meilleur…[700]700
не спец по деликатесам. Оставляете самое вкусное… (франц)
[Закрыть]
Баптист подумал мгновенье, ударил себя по лбу и громко рассмеялся.
– Так это ваше прозвище? Интересно… Иначе говоря: Le nez du pape[701]701
Носик папы Римского (франц).
[Закрыть].
И он подумал, глядя на дурнушку: «Что ж? Может быть это и правда. Она, по-своему симпатична…»
Баптист вернулся в спальню Марьетты и, сев у окна, задумался. Его занимало и чересчур тревожило дело об исчезнувшей Эльзе.
«Что теперь будет? Как же изловчиться?» – думалось ему.
Наконец, Марьетта окончила свой туалет и уже в халате подошла к глубоко задумавшемуся Баптисту.
– A quoi penses tu?[702]702
О чем задумался?
[Закрыть] – сказала она, хлопнув его по плечу. – А la mort de Louis Seize?[703]703
О смерти Людовика XVI? (франц)
[Закрыть] – прибавила она ходячую прибаутку, хотя, разумеется, совершенно не знала, когда и кто был этот Людовик, и почему звался шестнадцатым, и чем интересна его смерть?
– Нет. О более важном. О десяти тысячах…
– Ну, вот попьем кофейку и рассудим. Не отдаст – отберем через полицию. Et çа fait le compte![704]704
И подобъем счет! (франц)
[Закрыть]
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.