Текст книги "Социальная психология"

В последней трети XX в. формирование представлений о прошлом стало объектом пристального внимания со стороны психологов, которые до этого занимались в основном общими проблемами когнитивных процессов и памяти. Историю начали понимать как часть социальной памяти, которая прямо воздействует на поведение людей и принятие решений правительствами разных стран. Современный культуролог Ян Ассман (J. Assmann) считает, что в культурной эволюции человечества «культурная память» формирует и репродуцирует идентичность родовой группы, государства, нации и т. п. Этот процесс осуществляется посредством постоянной циркуляции культурных смыслов, обмена ими – то есть посредством коммуникации. Цивилизация, как он считает, возникает тогда, когда впервые накладываются ограничения на «право сильного» и формируются ценности и правила, регулирующие совместное проживание людей (16, с. 27).

В исторической науке XX в. произошли крупные сдвиги: история событий сменилась на историю интерпретаций. Поэтому с начала 1980-х гг. историки начали активное изучение коллективной памяти, используя понятия и термины социальной психологии, уделяя особое внимание социальным представлениям. Чтобы интерпретировать те или иные события, понадобился весь арсенал психологического знания для объяснения поступков людей и их поведения в трудных ситуациях выбора и принятия решений. Одной из самых известных и масштабных работ в этом направлении стал французский проект под руководством Пьера Нора (P. Nora) «Места памяти». Целью исследования была реконструкция коллективной памяти во Франции, опирающаяся на места, вещи и события, которые в совокупности определяют материал истории. «Символическими объектами» стали памятники, события, ритуалы, символы и традиции, составляющие многообразие французской национальной идентичности: Пантеон, Жанна дАрк, Триумфальная арка, словарь Ларусса, Стена коммунаров и еще десятки других. Главной задачей исследования, объединившего крупнейших историков Франции, стал поиск ответов на вопросы, злободневные для сегодняшнего французского общества: что такое Франция? что значит быть французом? как менялись представления о Франции и французах во времени?

Поиски новой коллективной идентичности сегодня актуальны и для России. Стремительно меняющийся мир настоятельно ставит задачу формирования новых национальных (а нередко и наднациональных) идентичностей, требуя преобразований существующих форм коллективной памяти. Уже проведенные исследования исторической памяти в современной России включают и социально-психологическое, и социологическое знание для более точного определения содержания социальных представлений.

Изучение системы представлений отдельных людей и групп особенно интенсивно начало развиваться после Второй мировой войны, на которой погибло свыше 60 млн человек. Необходимо было понять, как такое могло произойти, что именно подвигло людей на такие страшные преступления. Этот феномен исследовался как на уровне индивидов (эксперименты Ф. Зимбардо и С. Милграма), так и на уровне идеологий. Одним из первых исследований была работа «Авторитарная личность», выполненная под руководством Теодора Адорно (Т. Adorno). Авторы поставили вопрос о парадоксе: чем объяснить тот факт, что нацистская идеология смогла сформироваться в стране с длительной культурной традицией, вызвала энтузиазм и была поддержана большим количеством людей? Т. Адорно справедливо полагает, что были задействованы какие-то психологические механизмы, обеспечившие популярность фашистских лозунгов. Он не указал, какие именно, но ввел четыре параметра, представленные системой шкал аттитюдов: антисемитизм, экономико-политический консерватизм, антидемократические тенденции и этноцентризм.

В терминах социальной психологии данные аттитюды были операционализированы М. Рокичем. Он предположил, что в основе упрощенных представлений, называемых стереотипиями, лежит общая ментальная ригидность, которая затрагивает не только когнитивные структуры, но и эмоциональные оценочные суждения. Именно тогда М. Рокич ввел новое понятие – «догматизм».

В рамках исследований социальных представлений были проведены более сложные эксперименты, в которых была сделана попытка понять человеческую ментальность как гораздо более сложное образование, чем принято считать. Ведь, несмотря на психоаналитические разработки Т. Адорно, Э. Фромма и М. Хоркхаймера (М. Horkheimer), эксперименты С. Аша, Ф. Зимбардо, С. Милграма, все еще остаются не вполне ясными мотивы людей, управлявших концентрационными лагерями в фашистской Германии и в Советском Союзе, поскольку эти люди в обыденной жизни не были ни садистами, ни психопатами. Какими убеждениями и верованиями они руководствовались? Ведь до сих пор в качестве оправдания сталинских репрессий можно услышать, что зря никого не сажали. Мы слышим голос жертв, но нам мало известны убеждения тех, кто исполнял роль палачей. Поэтому необходимо вести речь о ложных социальных представлениях, так как их и сегодня достаточно много.

Ж.-П. Деконши (J.-P. Deconchy) отмечает, что вопрос о выявлении специфики формирования убеждений и верований поставил американский психолог М. Лернер (М. Lerner) в начале 1960-х гг. Совместно с другими учеными он продолжает эту работу и сегодня. Идея М. Лернера оригинальна: чтобы объяснить парадоксальное социально-психологическое поведение, установленное экспериментально, он выдвигает гипотезу существования особой веры, воздействие которой довольно распространено, а именно веры в «справедливость мира» (distributive justice), которая играет роль фильтра при восприятии фактов (48, с. 360).

Фундаментальный парадокс нашей психики заключается в том, что, зная о конечности нашего существования, видя количество зла, страдания и несправедливости в человеческих сообществах, мы продолжаем жить и стремимся постоянно что-то делать для улучшения ситуации. Для этого каждый из нас выстраивает сложную аргументацию, в центре которой находится мысль о «справедливости мира», когда каждый человек в конце концов заслуживает того, что получает, что рано или поздно зло будет наказано. Этому же учат нас самые древние социально-психологические учебники жизни – сказки, где добро всегда побеждает зло. Остроумный эксперимент, проведенный М. Лернером со студентами одного из американских университетов, показал, что люди всегда внутренне готовы найти дополнительные аргументы в пользу выигравшего.

Испытуемыми были студенты, которые наблюдали за работой двух человек – Билла и Тома. Два студента, помощники экспериментатора, работали сообща, они создавали анаграммы на материале сообщенного им запаса слов. Оба работали одинаково успешно. Но затем испытуемым сообщили, что в связи с сокращением ассигнований на исследования работа одного из них не будет оплачена. Методом жребия один из них должен быть исключен. Полученные результаты были удивительны. Разные группы студентов считали, что тот, кому выпадал жребий, а выпадал он в каждом случае то одному, то другому, «заслужил» вознаграждение, потому что работал лучше или потому что он симпатичнее. И это несмотря на то, что испытуемые знали о случайности выбора и процедуре жребия.

Эксперимент показал: люди фильтруют свое восприятие при анализе ситуации через верование или убеждение, что «каждый получает по заслугам», что существует судьба, благоприятная для одного и катастрофическая для другого. И в этом случае мы практически ничем не отличаемся от древних греков, в мифах которых тема неотвратимости судьбы присутствует всегда.

Другой эксперимент, который получил название парадигмы Лернера и Симмонса (1967), также был призван подтвердить наличие у людей убежденности в справедливости мира.

Гипотеза Лернера – Симмонса состояла в следующем: если восприятие социального пространства действительно опосредовано убеждением, что «мир справедлив», то само выражение «безвинная жертва» будет внутренне противоречивым. Ученые пытались выявить перцептивно-когнитивные стратегии, направленные на принижение жертвы, на заниженную оценку ее качеств, на то, чтобы поставить под сомнение ее поведение (48, с. 361—362).

Испытуемым было сообщено, что они участвуют в эксперименте по изучению эмоциональных реакций, свойственных людям в разных социальных ситуациях. Они должны были наблюдать за ними через зеркало без амальгамы, то есть скрытно. Наблюдаемая ситуация была достаточно жесткой. Студент и ассистент экспериментатора проводили сеанс обучения, когда студент должен был запомнить очень длинный список парных слов и устно соединить слово-стимул, называемый ассистентом, с его парой. В качестве наказания за ошибку студент получал довольно болезненный удар током.

По окончании сеанса испытуемые отвечали на опросник, предназначенный для описания общего поведения студента. Опросник включал 15 биполярных шкал с прилагательными, имеющими ярко выраженное оценочное суждение. Испытуемые должны были установить, во взаимодействии какого типа они хотели бы участвовать с этим студентом, и сказать, насколько они идентифицируют его с собой.

Результаты эксперимента удивили ученых, поскольку испытуемым нужно было оценить фактически «безвинную жертву». Во всех случаях испытуемые стремились принизить личность студента – «безвинной жертвы». В первом случае жертва принижается меньше всего, если испытуемые думают, что сеанс обучения закончен, страдания жертвы прекратились или что она получила положительное подкрепление – вознаграждение за свои страдания. Во втором случае качества личности жертвы и ее работа оцениваются ниже, если испытуемые думают, что прошла только половина времени сеанса обучения и неизвестно, что будет дальше. В третьем случае принижение личности жертвы самое значительное и возникает тогда, когда испытуемые слышали, как студент перед сеансом обучения сказал экспериментатору, что, несмотря на страх перед предстоящим страданием, он на него соглашается из преданности делу и самоотречения (48, с. 361—362).

По мнению Ж.-П. Деконши, результаты эксперимента с беспощадной правдивостью напоминают, что люди стремятся оправдать «неудобные» для себя факты не только в аффективном, но и в когнитивном плане, доходя в крайних случаях до отрицания их существования вообще. Так, например, нынешнее иранское руководство отрицает сам факт холокоста и геноцида еврейского народа в период Второй мировой войны. Так нужно для оправдания агрессивных планов в отношении современного Израиля.

Оригинальность экспериментов Лернера заключается в том, что он исследует не просто отдельные аспекты социальных представлений, но пытается нащупать механизм их формирования, в том числе и ложных убеждений. Ученый делает вывод, что непременно должно быть «нечто», фильтрующее восприятие неудобных ситуаций и организующее их расшифровку. Это не определенное пока наукой «нечто» тем не менее ведет к хорошо идеологически организованным системам. Это расплывчатое «нечто» прямо воздействует на стиль взаимодействия между людьми. По мысли Деконши, наиболее подходящее наименование психологическому статусу этого «нечто» – «верования и убеждения» (48, с. 363). Однако открытым остается вопрос, откуда возникают именно эти верования и убеждения, которые люди склонны горячо отстаивать.

На наш взгляд, тут следует вспомнить поразительный эксперимент И. П. Павлова, который описан Л. С. Выготским. Он показывает, каким образом происходит искажение и даже извращение представлений в результате негативного личного опыта.

Классическим примером «извращения инстинкта» может служить опыт академика Павлова с воспитанием у собаки условного рефлекса на прижигание кожи электрическим током. Сначала животное отвечает на болевое раздражение бурной оборонительной реакцией, оно рвется из станка, хватает зубами прибор, борется всеми средствами. Но в результате длинной серии опытов, в течение которых болевое раздражение сопровождалось пищевым подкреплением, собака стала отвечать на наносимые ей ожоги той реакцией, которой отвечает обычно на еду. Присутствовавший при этих опытах известный английский физиолог Шеррингтон сказал, глядя на собаку: «Теперь я понимаю радость мучеников, с которой они всходили на костер». Своими словами он наметил огромную перспективу, которая открывалась этим классическим опытом. В этом простом опыте он увидел прообраз тех глубоких изменений нашей природы, которые вызываются воспитанием и воздействием на нас окружающей среды… Условные рефлексы, надстраиваясь над безусловными, глубоко их видоизменяют, и очень часто в результате личного опыта мы наблюдаем «извращение инстинктов», то есть новое направление, полученное врожденной реакцией благодаря условиям, в которых она проявлялась (41, с. 31).

Несмотря на терминологию, принятую в науке в начале XX в., легко заметить, что сам процесс приобретения «извращенного инстинкта» под воздействием ситуации, когда собака не может избежать болезненных ударов током, очень напоминает концепцию выученной беспомощности М. Селигмана. В ситуации, когда удары током сопровождаются кормлением, собака «вынуждена» к ним «привыкать». Она не демонстрирует выученной беспомощности и не ложится, чтобы умереть, но вряд ли ее жизнь можно назвать приятной. В человеческих сообществах действует тот же механизм адаптации: если я не могу изменить действительность, я вынужден к ней привыкнуть и оправдать действия властей. Так могут формироваться ложные социальные представления. Это особенно ярко иллюстрирует распространение фашистской идеологии, которое сопровождалось быстрым улучшением материального положения «чистокровных» немцев (система социальной защиты, профсоюзы) и повышением их социального статуса: ведь они не были евреями, следовательно, имели высокий статус и им ничто не угрожало. Значит, можно закрыть глаза на явное насилие и несправедливость в отношении Инаковости.

Область исследований социальных представлений о верованиях и убеждениях еще ждет своего дальнейшего развития. Вместе с тем ясно, что верования – это социокогнитивные процессы, не связанные с какой-либо определенной теорией или методологией. Проведенные в конце 1990-х гг. эксперименты Деконши и Урто (Hurteau, 1997) показали, что иррациональные объяснения явлений возникают в ситуациях отсутствия когнитивного контроля. То есть люди, которые не могут рационально объяснить то или иное явление, склонны искать его причину, мифологизируя непонятное и неизученное. Эта область исследований социальных представлений требует принципиально иных подходов в теоретических построениях и новых методов исследования.

Изучение социальных представлений является мощной альтернативой моделям социального когнитивизма, поскольку исследуются когнитивные механизмы, действующие в социальном мышлении. Благодаря своим связям с языком, идеологией, символикой, социальным воображением, а также своей роли в ориентировании поведения людей социальные представления придают новый смысл и новую направленность социальной психологии.

Социальные представления начали изучаться в рамках социальной психологии значительно позже, чем ценности и аттитюды. Новое понятие стало разрабатываться с начала 1960-х гг. С. Московичи и его школой. Экспериментальная работа в данной области привела к более глубокому пониманию как социальных представлений индивида, так и роли социальных представлений в жизни общества. На рубеже XX и XXI вв., по мнению Московичи, коллективные представления, свойственные традиционному обществу, уступили место социальным представлениям, значительная часть которых формируется под воздействием СМИ. Особенно важен вывод Московичи о значимости социальных представлений для выживания социума – они придают смысл и объединяют людей, обеспечивают существование в единстве, создают в конечном итоге общность.

Социальные представления имеют сложную структуру, в которой присутствуют центральные и периферические компоненты. Ядро социальных представлений состоит из знаний особого свойства – нормативных, основанных не на фактах, а на ценностях. Они представляют собой наиболее ригидные и архаичные элементы. Выделение центрального ядра представлений основывается на количественных критериях, прежде всего на уровне согласия членов группы по поводу важности той или иной характеристики объекта представления.

Формирование социальных представлений зависит от многих факторов, они складываются у индивида под воздействием разнообразных влияний окружающего социального и природного мира, а также особенностей личности и ранее сформировавшихся представлений. Московичи выделил два процесса, которые объясняют, каким образом социальное преобразует знание в представление и как это представление преобразует социальное. Эти два процесса Московичи называет «объективация» и «внедрение».

Сегодня изучение социальных представлений сосредоточено вокруг проблемы «культурной и исторической памяти» как части социальных представлений, которые определяют идентичность индивидов, групп и этносов.

Исследование механизмов формирования системы идеологий, убеждений и верований показали, что существуют определенные фильтры, которые позволяют сохранять устойчивость верований. Таким фильтром, в частности, выступает убеждение в «справедливости мира», которое заставляет людей приписывать достоинства случайно выигравшему человеку. Эксперименты М. Лернера позволяют нащупать механизм формирования социальных представлений. По мнению М. Лернера, существует «нечто», что фильтрует восприятие неудобных ситуаций и организует их расшифровку, приводит к возникновению идеологически хорошо организованных систем. Однако открытым остается вопрос, откуда возникают именно эти верования и убеждения, которые люди склонны горячо отстаивать.

Часть 3
Психология отношений

Глава 9
Развитие отношений: социальные, деловые, личные

Главное – бороться против тревоги и недоверия в обществе. Население, поддерживаемое в состоянии воодушевления, не будет знать экономических кризисов. Процветание является вопросом доверия: веры в результат своих усилий, веры в будущее и доверия к себе подобным.

Франсы Во, французский социолог, 1955 г.

С момента своего рождения человек, вступая в мир, фактически вступает в мир человеческих отношений. Исследования в этой области показывают, что люди – эмоционально и социально зависимые существа. На нашу повседневную жизнь оказывают глубокое влияние отношения с другими людьми, страх потерять привязанность одних, угроза приобрести недоброжелателей и даже врагов среди других. Мы испытываем чувство удовлетворенности жизнью или ужасного дискомфорта вследствие складывающихся отношений с разными людьми. Настроение может испортиться даже от грубого столкновения с незнакомцем в толпе, с которым нас ничто не связывает. Тем более наш душевный комфорт зависит от того, каковы наши отношения с близкими людьми, с соседями и друзьями, партнерами в сфере профессиональной деятельности. В понимание важности взаимоотношений людей значительный вклад внесла социальная психология.

Вся вторая часть нашей книги была посвящена социальной психологии личности, поскольку нам необходимо было предварительно уяснить истоки и основные признаки социальности человека. Однако любой анализ человеческих качеств становится возможным только в ситуации, когда один человек вступает в контакт с другим. Эти контакты описываются как отношения между субъектами. Вне этих отношений все наши характеристики личности повисают в воздухе. Только во взаимодействии с другими люди создают мир и свою жизнь в нем. Это закон, которому подчиняется каждый из нас, потому что все мы строим собственную систему отношений с нашими близкими, друзьями и коллегами. Мир можно описать как сложнейшую и кажущуюся хаотичной систему отношений между людьми. Социальная психология вместе с другими науками стремится к такому анализу мира, который бы позволил упорядочить наши представления о нем.

Особый вклад в развитие такого взгляда на мир социальных отношений внесли К. Левин, Я. Морено, С. Московичи, Г. М. Андреева, П. Н. Шихирев и другие психологи.

Психологические проблемы отношений заинтересовали социальных психологов еще на заре развития науки, когда Норманн Триплет (Triplett, 1898) заметил, что поведение велосипедистов изменяется в присутствии болельщиков. Начало исследований человеческих отношений было положено знаменитыми Хоторнскими экспериментами, длившимися с 1925 по 1936 г. В современном информационном обществе человеческие взаимоотношения приобретают особую значимость, так как именно они начали определять эффективность социальной и производственной деятельности.