Текст книги "Охота на тень"

46

– Когда она явится? Я не могу ждать весь день.

Будил постукивала ручкой по столу, глядя на Манфреда и Малин поверх очков для чтения.

– Я сейчас позвоню ей и выясню, – сказал Манфред, доставая из кармана мобильник, но в тот же миг из коридора до них долетел приближающийся звук быстрых шагов.

В конференц-зал вошла высокая женщина с короткими каштановыми волосами, одетая в голубой костюм и лодочки.

– Здравствуйте. Мария Нильссон, ДНК-специалист из НКЦ. Я пришла по адресу?[32]32
  NFC – Шведский национальный криминалистический центр, ранее известный как SKL – Национальная Лаборатория Криминалистики.


[Закрыть]

Будил жестом пригласила её войти, и присутствующие представились. Поздоровавшись, Малин достала мобильник, чтобы ещё раз убедиться, что он выключен. Откровенно говоря, Малин приняла все возможные меры, чтобы снова не навлечь на себя гнев Будил: она изучила все материалы дела, заучила их предполагаемые дальнейшие действия и дала самой себе зарок действовать настолько профессионально и быть настолько открытой к сотрудничеству, насколько это вообще возможно.

– Прошу, – произнесла Будил, откинулась на спинку стула и сделала приглашающий жест.

– Благодарю, – отозвалась Мария, доставая свой ноутбук. – Итак, мы провели анализ биологического материала, который был обнаружен на местах преступлений в восьмидесятых. Самое пристальное внимание мы уделили образцам крови, изъятым из-под ногтей Линды Буман. Их анализ уже проводился десять лет назад, но тогда специалисты пришли к выводу, что в образцах содержится недостаточно ДНК для составления генетического профиля. Однако развитие в этой области не стоит на месте. Не далее как…

– Всё это нам известно, – оборвала её Будил, громко стукнув ручкой по столу. – Переходите сразу к выводам.

Мария не смогла скрыть удивления, однако быстро сориентировалась.

– Как пожелаете, – сказала она. – ДНК-профиль, пригодный для сравнения, составить невозможно.

Повисла тишина.

– То есть мы вернулись туда, откуда начали, – произнесла Будил.

– Нет, – ответила Мария. – Это совсем не так. Если бы вы потрудились пару минут послушать, я могла бы объяснить, почему.

Невозможно было не заметить, как в голосе Марии зазвучал металл, и Малин чувствовала определённое удовлетворение от того, как Будил поставили на место.

Мария заговорила, не дожидаясь ответа Будил.

– Когда мы провели анализ образцов крови, обнаруженных под ногтями Линды Буман, мы получили то, что называется смешанной картинкой. Основная часть материала соответствовала ДНК-профилю жертвы, однако присутствовали следы другой ДНК. Поэтому мы провели анализ Y-маркеров. Они содержатся в Y-хромосоме, которая есть только у мужчин, так что с большой долей вероятности принадлежат преступнику. Во всяком случае, они не могли принадлежать Линде Буман, потому что она – женщина.

– Так вы обнаружили ДНК мужчины под ногтями Линды Буман? – спросил Манфред.

– Именно. У человека – двадцать три пары хромосом. Двадцать третья пара определяет пол. В норме женщина имеет пару хромосом, которую мы называем XX, а мужчина – XY. Поэтому мы и решили выделить маркеры Y-хромосомы из материала. И на основании этих маркеров нам удалось составить профиль.

– Так мы можем прогнать его через наш регистр?

В голосе Манфреда звучал энтузиазм. Он подался вперед и оперся локтями о стол.

– Нет, к сожалению, – ответила Мария. – У нас нет Y-хромосомного регистра. В некоторых странах такие базы данных ведутся, но не в Швеции. Что можно предпринять, так это протестировать подозреваемых, используя данный профиль, или проанализировать старые образцы, которые, вероятнее всего, принадлежат тому же преступнику. Но есть одна загвоздка.

– Почему я не удивлена?

На лице Будил читалось разочарование.

– Y-хромосомный профиль наследуется по отцовской линии, – продолжала Мария. – То есть у мужчины тот же профиль, что у его отца, его сына и его внука мужского пола. И так далее.

– Подождите, – попросил Манфред. – Нельзя ли чуточку подробнее?

– Конечно, – тут же согласилась Мария. – Представьте, что мы найдем подозреваемого. У него, в свою очередь, есть отец, брат или сын. Их Y-хромосомные профили в этом случае будут с наивысшей степенью вероятности идентичны. Конечно, исходя только из анализа маркеров Y-хромосомы, нельзя определить, кто именно из этих людей – преступник. Однако часто возможно исключить человека из круга подозреваемых, к примеру, исходя из их возраста – слишком старого или юного, или исходя из того, что на момент совершения преступления человек находился в другом месте.

– Хорошо, – сказал Манфред. – Но какую мы можем извлечь из этого пользу, если профиль нельзя загнать в регистр для проверки? У нас ведь нет подозреваемых, у которых мы могли бы взять тест.

– А вы не думали о типировании более широкой группы лиц? – спросила Мария. – Такое раньше уже делали.

– В Эстертуне проживает более десяти тысяч граждан, – проинформировала Будил, снимая очки, чтобы протереть их о рукав блузки.

– Прошу прощения, – начала Мария, – но я взяла на себя смелость немного ознакомиться с делом. Если вы сделаете выборку всех мужчин подходящего возраста, которые проживали в Эстертуне в актуальные периоды времени, вы получите гораздо более адекватную цифру. Внести в выборку дополнительные ограничения можно с помощью психологического профиля. У вас наверняка есть предположения относительно места жительства преступника, его социально-экономического статуса и т. д. Я не могу сказать, что именно вам надлежит предпринять, я только хочу до вас донести, что на практике это вполне осуществимо.

– Но мы можем подвергать генотипированию только тех, кого имеем законные основания подозревать в совершении какого-либо преступления, караемого тюремным заключением, – напомнила Будил.

– Если целью является проведение ДНК-анализа образцов – да, – быстро согласилась Мария. – И регистрация ДНК-профиля в одном из существующих полицейских регистров.

Малин с новым интересом взглянула на короткостриженую сотрудницу НКЦ. Мария ей понравилась. Не только за то, что поставила Будил на место, а скорее за свою компетентность.

– Мы могли бы провести добровольное генотипирование, – сказала Малин.

– Сначала мы отсеем потенциальных преступников путём сопоставления данных в разных регистрах. Потом направим уведомления заинтересовавшим нас лицам. Поясним, что их ни в чём не подозревают, но тем не менее нам необходимо их опросить и получить пробы ДНК в связи с проведением опроса. Так поступили коллеги из Эстерйотланда, когда расследовали двойное убийство в Линчёпинге.

– На них никто не жаловался омбудсмену? – поинтересовалась Будил.

– Ну, если я правильно помню, то да, – ответила Мария. – Но я сильно не погружалась в юридическую часть вопроса, я здесь, чтобы рассказать, какое можно найти практическое применение тому типу ДНК-профиля, который мы смогли получить. Прошу меня извинить, но сейчас я вас покину, у меня ещё одна встреча в этом здании.

Она встала, убрала ноутбук в портфель и направилась к двери. Держа спину прямо, она бескомпромиссно уставилась на Будил, поднимая на прощание руку.

– Вы знаете, где меня найти, – сказала Мария и вышла.

– Мне тоже пора, – объявила Будил, заправляя свои блестящие черные волосы за ухо. Давайте назначим совещание на завтра, в районе…

Она поскроллила пальцем экран мобильника и наморщила лоб.

– У меня завтра очень плотный график. Может быть, в двенадцать?

У Малин засосало под ложечкой.

Завтра в обеденное время они с Отто должны ехать к врачу – по поводу тех странных высыпаний. У Андреаса назначена встреча с новым начальником, поэтому он поехать не сможет. И даже если бы Малин решила просить его перенести встречу, сделать это здесь и сейчас было совершенно невозможно.

– У меня в обед встреча, – начала было она.

– Отмени, – ответила Будил, не отрываясь от мобильного.

В груди Малин росло отчаяние. Они так долго ждали талончика к врачу, и Малин прекрасно знала, что Манфред может обойтись на совещании и без неё. Малин только не представляла, как разобраться с этой ситуацией. Или, скорее, как разобраться с Будил.

В конце концов, Малин решила быть честной. Возможно, её вдохновил достойный пример Марии, которая не пожелала играть по правилам Будил.

– В это время я везу сына к врачу, – сказала Малин.

– Мы можем обсудить всё вдвоем, – поспешно вставил Манфред. – Малин, я потом тебя обо всём проинформирую.

– Тогда так, – тихо сказала Будил, что-то строча в своём блокноте.

– Что ты думаешь о возможности мероприятия по генотипированию? – поинтересовался Манфред.

– Нет никаких причин его не проводить, – ответила Будил. – Малин, может быть, ты возьмёшь это на себя?

Малин кивнула, думая, что это в любом случае будет лучше, чем ссылка в бюро находок.

Когда они уже собрались уходить, Будил проговорила:

– Не ты, Малин. Я хочу с тобой поговорить.

Манфред исчез в коридоре и закрыл за собой дверь. Малин осталась стоять перед Будил, словно подсудимый в ожидании оглашения приговора.

– Мне казалось, мы с тобой прояснили разницу между работой и личной жизнью, – с растяжкой произнесла Будил, не отрывая взгляда от шариковой ручки у себя в руках.

– Для меня не проблема сочетать работу с семейной жизнью. И я не считаю запись к врачу в обеденное время признаком непрофессионализма.

Будил отложила ручку и встретилась взглядом с Малин.

– У меня самой двое детей, – сказала она. – И я больше десяти лет растила их в одиночку. Я ни единого раза не пропустила важной встречи и никогда не оставалась дома, чтобы подтирать сопливые носы. Всё дело в отношении. Будь добра изменить своё, иначе мы не сможем работать вместе.

Малин почувствовала, как от стыда и злобы к щекам приливает кровь.

«Откуда взялся стыд?» – подумала она. Неужели ей было стыдно за то, кем она была, чем она была – женщиной с маленьким ребёнком, который иногда болеет и нуждается во врачебной помощи?

Открылась дверь, и внутрь заглянул Манфред.

– Есть новости о Ханне, – сказал он, помедлив. – Я только что получил сообщение. Её вероятное местонахождение локализовано. Малин, ты можешь подойти?

47

Они сидели перед компьютером в тесном кабинете Манфреда.

– Ещё раз, – попросила Малин, и короткая последовательность кадров замелькала сначала.

У чёрно-белого изображения с камеры наблюдения отсутствовал звук. На экране появилось помещение небольшого магазинчика товаров первой необходимости. Обзор на торговый зал шёл от кассы.

Вдоль полки с напитками взад-вперёд ходила женщина, словно чего-то искала. Она остановилась, оправила блузку и немного пригладила волосы. Потом огляделась по сторонам, явно колеблясь. Через несколько мгновений она протянула руку за бутылкой воды и медленно побрела к выходу.

Нажав на кнопку, Манфред остановил воспроизведение.

– Здесь кассирша поняла, что она собирается уйти не заплатив, – пояснил он, и снова нажал на воспроизведение.

Кассирша покинула свое место за кассой и побежала вслед за женщиной. Они обменялись несколькими словами и вернулись к кассе. Женщина порылась в сумочке, достала банкноту и заплатила. Потом пошла к двери и вышла наружу.

– Это она, – прошептала Малин. – Это Ханне.

Манфред хмыкнул.

– Кассирша не сказала, куда она отправилась?

– Нет. По её словам, Ханне выглядела сбитой с толку, когда та её остановила. Но Ханне ни словом не обмолвилась о том, куда шла. А кассирша и не спрашивала. Но когда услышала по радио об исчезновении женщины, то решила позвонить в полицию.

Они немного помолчали.

– На первый взгляд, рядом с ней никого нет, – нарушил тишину Манфред.

– Да. Но нельзя исключать, что кто-то мог ждать её снаружи. Где конкретно находится этот магазин?

– В Эстертуне, у самой площади, – ответил Манфред. – Практически на пороге полицейского участка, рядом с автобусной остановкой.

Малин указала на счётчик времени в нижнем углу кадра. Он показывал 18:23.

– Почти два часа прошло с момента её исчезновения. Этим цифрам можно доверять?

– Да. Коллеги проверяли. Эстертунская полиция собирается изъять записи со всех камер на объектах торговли вокруг площади. Ещё они должны опросить всех уличных торговцев, сотрудников магазинов и ресторанов. Нужно также охватить водителей автобусов и такси.

– Есть результаты?

– Пока нет. Но она ведь должна была каким-то образом туда добраться. Если только…

– Если только кто-то не привёз её туда на машине, – констатировала Малин.

Она остановила взгляд на изображении нечёткой фигуры, застывшей в дверях магазина и во времени.

– Что тебе понадобилось в Эстертуне, Ханне? – пробормотала Малин.

– Да, – эхом отозвался Манфред. – Какого чёрта тебе там понадобилось?

Малин глядела на звёзды. Мама обычно говорила ей, что это крошечные дырочки, сквозь которые можно разглядеть сияние небесных чертогов.

Их мерцающий свет, отчётливые, но лишённые резкости силуэты деревьев на фоне тёмно-синего задника – неба – всё это так ясно виделось Малин сейчас, когда она тайком курила на пороге кирпичного дома в Вестерторпе.

Андреас обязательно заметит. Но не всё ли равно?

У Малин выдался в самом деле дерьмовый день. Будил её презирала, а Ханне до сих пор не нашлась. Тот факт, что её запечатлела видеокамера в Эстертуне, не упрощал задачу, а скорее наоборот.

Да, Малин решила, что заслужила сигаретку.

Она подумала об Эрике Удине, который встречался с Ханне за сутки до её исчезновения.

Случайность ли это?

Малин в это не верила – так или иначе, все эти события были взаимосвязаны.

Она представила себе, как Эрик в одиночестве сидит, разглядывая золотые кольца, которые столько лет пролежали под гаражом в Эстертуне, пока на поверхности проходила равнодушная к ним жизнь. Малин представила, как Эрик кладёт кольца на свою мозолистую ладонь, а потом убирает их в карман грубых рабочих штанов, словно это карамельки, которые он решил приберечь на завтра.

Эрик производил странное впечатление, но Малин не могла бы объяснить почему. Он был погружён в печаль, но его печаль была необычной. Он словно был истерзан ускользающим и вновь наползающим отчаянием. Это отчаяние пряталось за его загорелой кожей, и лишь бегающий взгляд выдавал его. Это была какая-то безымянная, невыплаканная боль.

А ещё этот дом.

Складывалось впечатление, что ты возвращаешься на тридцать лет назад во времени: сахарница из прессованного хрусталя, кружевная скатерть. Старомодная мебель, цветочные гардины с оборками.

«Почему он остался там?» – думала Малин, туша окурок о фонарный столб. «Почему просто не продать дом и не переехать в квартиру?»

Перед мысленным взором Малин вновь возникла Ханне.

Она стояла в лучах солнца в парке Хумлегорден. Ветер развевал её волосы, и на губах играла искренняя улыбка. Глаза её блестели, и блузка была отглажена.

«Мы отыщем тебя», – подумала Малин. «И возьмём Болотного Убийцу».

Андреас обнял Малин, когда она вернулась домой.

– Ты курила, – констатировал он, озабоченно наморщив лоб.

– Адский выдался денёк, – в своё оправдание ответила Малин.

И рассказала мужу обо всех событиях минувшего дня.

Андреас изо всех сил старался окружить её заботой. Он заварил чай, и заверил Малин, что Отто сыт, и что перед сном он поменял сыну подгузник. Андреас слушал не перебивая, а когда Малин замолкала, осторожно задавал вопросы. Потом он распахнул окно, впуская в дом все ароматы тёплой летней ночи. Он даже разрешил Малин выкурить ещё сигарету, если ей захочется.

Андреас всё делал правильно, но тяжесть, сдавливавшая грудь Малин, не отпускала. Что-то зажало её, словно в тисках, не давая даже заплакать.

– Наплюй на Будил, – сказал Андреас. – Завтра она об этом и не вспомнит.

– Ты так думаешь?

Андреас промолчал. Вместо ответа он снова наморщил лоб и поглядел в открытое окно.

– Что Ханне делала в Эстертуне? – спросил он.

– Да, это вопрос на миллион. Может быть, она поехала туда по собственной инициативе. Может быть, она встретила кого-то, кто её туда привёз.

– Но кого? Кто вообще знал о том, что вчера она должна была быть в Стокгольме?

– Никто, – ответила Малин, но тут же исправилась:

– Или… Берит же знала. И, вероятно, Эрик Удин, потому что он приезжал к ней в Ормберг за день до этого.

– Вы что, не можете отследить её мобильник?

– У неё нет мобильного.

Они замолчали. Где-то в темноте послышались приближающиеся шаги, звук которых затем растворился в ночи. Издали, со стороны шоссе, доносился шум дороги, да где-то лаяла собака.

– Вы должны собрать эту мозаику, – сказал Андреас. – Возможно, вам следует обратиться в СМИ, разместить её фото. Кто-то должен был её видеть.

– Мне казалось, ты в декретном отпуске, – вздохнула Малин.

Андреас тихонько рассмеялся.

– Бывших полицейских не бывает. Пойдем, пора ложиться.

И они пошли в спальню. Малин осторожно ступала между валявшихся на полу подушек и игрушек, но всё равно случайно задела ногой пустую бутылочку, которая укатилась к самому порогу. Когда она добралась до кровати, Андреас бережно снял с неё одежду и откинул одеяло в сторону.

– Ложись, – прошептал он, и Малин не стала протестовать, а сделала, как велел муж.

48

– Ты знакома с Нахид? – спросил Манфред.

Малин покачала головой и поздоровалась с молодой стройной женщиной, которая сидела перед компьютером рядом с Манфредом.

– Нахид Свенссон, – представилась та, смахивая прочь упавшую на лицо прядь длинных чёрных волос.

– Нахид – лучший специалист по регистрам и базам данных в Управлении, – пояснил Манфред.

Нахид улыбнулась шире, чем требовалось.

– Он так шутит. Но я правда думаю, что всё это круто.

– Какая удача! – воскликнула Малин, притащила один из стульев для посетителей к столу и тоже села.

– Мы подумали, – заговорил Манфред. – Что начать стоит с выборки мужчин, которые проживали в Эстертуне в середине семидесятых и в восьмидесятых.

Малин кивнула.

– Если исходить из того, что в 1974-м ему должно было быть как минимум шестнадцать, то родился он в 1958-м или раньше.

– А если это всё-таки тот же человек, что в сороковых? – спросила Малин.

– В таком случае он тоже попадает в критерии поиска. Мы же ищем мужчин, рождённых в 1958-м и ранее, из числа проживавших в Эстертуне на момент совершения убийств в семидесятых и восьмидесятых. Но если убийца – тот, кто действовал в сороковых, велика вероятность, что он уже давно мёртв.

Малин снова кивнула.

– И сколько получается таких?

– Посмотрим, – ответила Нахид. – Мне нужен один день. Если получится очень много, можно будет сузить критерии поиска. Но вы в любом случае получите общий список, с которого можно будет начать. А если никого не найдёте, потом можно будет снова расширить критерии.

Нахид встала и взяла под мышку свой ноутбук.

– Тогда я приступаю.

– Зажги! – сказал Манфред.

Малин кивнула ей на прощание, и Нахид упругой походкой зашагала по коридору.

Манфред откинулся в своём офисном кресле, соединил руки в замок, сложил их на своём большом животе и посмотрел на Малин.

– Как ты?

– Ничего, – отозвалась она, сознавая, что всё совсем не так хорошо, как хотелось бы.

– Хм, – промычал Манфред.

– Послушай, мы разгребём это дерьмо, – ободряюще произнёс он чуть погодя.

Малин снова кивнула.

– Есть что-нибудь новое о Ханне?

– Нет, – со вздохом отозвался Манфред. – Её не нашли больше ни на одной записи с камер. И никто из водителей автобусов и такси, которых опросили коллеги, её не вспомнил.

Манфред медленно покачал головой.

– А с Берит ты разговаривал? – спросила она.

– Я виделся с ней рано утром. Она в полном смятении. Считает, конечно, что это её вина.

– Бедняжка Берит, – пробормотала Малин, думая о седовласой старушке, которую знала с детства. – Так что она рассказала тебе?

– Берит велела Ханне подождать на скамейке в парке, пока её перевяжут в Софиахеммет. Но когда через некоторое время Берит вернулась, Ханне там уже не было.

Малин прикрыла глаза и попыталась представить себе эту сцену: Ханне солнечным днём сидит на скамейке в парке и ждёт. Она щурится от яркого света, и щеки у неё раскраснелись от жары. Тонкие пальцы обнимают сумочку, лежащую на коленях.

Только вот что произошло потом?

– Я переговорил с прокурором, и с Будил тоже, – продолжал Манфред. – Мы разместим в СМИ фотографию Ханне и откроем горячую линию.

Малин еле заметно улыбнулась, вспомнив вчерашнее предложение Андреаса.

– Что такое? – спросил её Манфред.

– Ничего. Просто вчера Андреас предложил то же самое.

– Ну, это тебе не ракеты строить.

Малин кивнула.

Манфред был прав, это не космическая наука. Это старая добрая полицейская работа.

– Но если кто-то действительно забрал её прямо оттуда, – тихо проговорила она, – и увёз в своей машине, и…

Она оставила предложение неоконченным.

Манфред долго ничего не говорил, прежде чем наконец собрался ответить:

– Всё так, – сказал он. – Но я не верю в это. Только Берит, Ханне и мы знали о том, что у неё назначено обследование в Софиахеммет.

– А как же Эрик Удин? Мне показалось, Ханне его очень заинтересовала.

– Берит сказала, что в разговоре не упоминалось посещение больницы. Говорили только о событиях восьмидесятых. К тому же, зачем кому-то устранять Ханне? Она не представляет угрозы. Я знаю, что ты сейчас думаешь о Болотном Убийце, но если честно, Малин, Ханне не обладает какой-то сенсационной информацией. Ты ведь сама слышала её рассказ. Если бы выведенный ею психологический профиль попал в точку, убийцу взяли бы ещё в восьмидесятых.

Малин задумалась.

– Представь, что Малин оказалась права, и в деле замешан полицейский, – сказала она, немного погодя.

После того, как Малин свозила Отто к врачу, получила рецепт мази от какой-то болячки под названием «импетиго» и вернула сына Андреасу, она вернулась в Управление. Послеполуденное солнце ещё припекало, кроны деревьев ещё жизнерадостно зеленели, но появившийся в воздухе намёк на прохладу и длинные тени, ползущие по пыльным улицам, шептали на ухо о том, что осень была уже не за горами.

Манфред ухитрился уговорить Будил перенести встречу на час позже, и Малин как раз успела принести себе чашку кофе и прихватить покрытый коричневыми пятнами банан из фруктовой корзины, прежде чем войти в кабинет своей начальницы.

– Я перейду сразу к делу, – заявила Будил, когда все сели. – Вы считаете, что исчезновение Ханне Лагерлинд-Шён имеет отношение к делу?

– Нет, – сказал Манфред. – Вернее, всё зависит от того, что ты имеешь ввиду. Я считаю, она каким-то образом самостоятельно добралась до Эстертуны. Вероятно, она была дезориентирована, и помнила наш разговор о расследовании. Сейчас мы размещаем в СМИ её фотографию. Будем надеяться, кто-то её видел или говорил с ней.

– Хорошо, – коротко отозвалась Будил. – Тогда оставим пока этот вопрос.

– Как продвигается работа над этими списками, которые вы собирались получить?

– Над этим работает Нахид, – ответил Манфред. – Я только что говорил с ней. Она считает, нам придётся проверить примерно семьсот человек.

– Боже мой, – простонала Будил, закатывая глаза.

– Лодде поговорил с коллегами в Эстертуне, – продолжал Манфред. – Они могут обеспечить проведение процедуры генотипирования.

– Боже мой, – повторила Будил. – Во что это мы ввязались?

– Мы пошлём этим людям уведомления по почте, – сказал Манфред, не замечая её состояния.

– Утвердите текст письма у прокурора, и пусть его изучат юристы из Управления, – напомнила Будил. – Мы ни в коем случае не должны никому угрожать принудительными мерами. В тексте должно быть ясно изложено, что это исключительно добровольная процедура. Я не потерплю, чтобы на меня жаловались омбудсмену, это ясно?

Манфред кивнул.

– Лодде над этим работает.

– Что в остальном?

Манфред немного подался вперёд, словно для разбега.

– Мы заново проанализировали технические улики, обнаруженные в восьмидесятых. К сожалению, ничего нового не выяснили, помимо этого ДНК-профиля. Поэтому мы опросили тех, кто руководил расследованием в семидесятых и восьмидесятых, и некоторых родственников.

Будил хмыкнула.

– Вы разыскали бывших подозреваемых?

Манфред вздохнул.

– Это одна из деталей, которая делает наше расследование таким необычным. В деле в принципе отсутствуют подозреваемые, если отбросить все сигналы полученные за эти годы от общественности. В сороковых в совершении убийства подозревался некий мужчина. Да, помимо того, кто был осуждён. Некоего Биргера фон Бергхоф-Линдера видели с убитой женщиной вблизи её квартиры тем вечером, когда произошло убийство. Что интересно – семейство фон Бергхоф-Линдер владеет обширными земельными наделами в районе Эстертуны. Однако этого человека так и не удалось связать с убийством, и он уже давно мёртв.

– Сколько ему было лет, когда в восьмидесятых убийства возобновились?

Будил постукивала ручкой по столу.

Манфред поднял глаза к потолку и потёр подбородок.

– Мне кажется, семьдесят шесть.

Будил немного помолчала.

– Итак, генотипирование – наш лучший шанс? – проговорила она.

– Да.

– Тогда решено, – сказала Будил, и нетерпеливо взмахнула рукой, обозначив окончание аудиенции.

Они вышли из кабинета, и Малин вдруг сообразила, что Будил не только ни разу на неё не взглянула за всё время встречи, но и ни разу не обратилась к ней.

То, что Будил её презирает, Малин уже было ясно. Но почему? Что Малин такого ей сделала, кроме того, что была тем, кем была, на том месте, где она была?