Текст книги "Охота на тень"

52

Малин не послушалась Манфреда, потому что никак не могла избавиться от ощущения, что они упустили что-то важное.

На другой день после разговора с Будил Малин позвонила Бьёрну Удину.

Он взял трубку после трех гудков.

Голос у него был тягучий и с хрипотцой, так что Малин тут же решила, что Бьёрн пьян.

– Здорово, – сказал он, когда Малин представилась.

Что-то дребезжало в трубке, словно Бьёрн мыл посуду.

– Я хотела спросить, не согласитесь ли вы ответить ещё на пару вопросов. Мне необходимо кое-что прояснить.

– Само собой, спрашивай.

Малин бросила взгляд на свои записи.

– Если я всё верно поняла, у Бритт-Мари сложились не самые дружеские отношения с её шефом, Свеном Фагербергом.

В трубке стало тихо.

– Верно, – ответил Бьёрн. – Он вызывал у Бритт-Мари отвращение.

– Хорошо, – сказала Малин, ставя галочку на полях блокнота. – А как складывались отношения с прочими коллегами? Она была знакома, к примеру, с полицейским по имени Роберт Хольм?

– Роберт Хольм?

Бьёрн закашлялся и шумно прочистил горло.

– Ему было около тридцати на момент исчезновения Бритт-Мари.

– Он работал здесь, в Эстертуне?

– Нет, он работал в Государственной Комиссии.

Снова наступила тишина. Малин слышала в трубке тяжёлое дыхание.

– Нет, сожалею, но я никогда не слышал этого имени. Хотя, конечно, Бритт-Мари сталкивалась со многими полицейскими, имен которых не упоминала в разговоре со мной. Но слово Госкомиссия я запомнил.

– Почему же?

– Потому что её шеф, этот…

– Фагерберг, – подсказала Малин.

– Точно. Он не хотел их вмешивать в расследование. Хотел раскрыть дело сам.

Прорыв случился ясным осенним днём две недели спустя.

Малин висела в телефонной очереди, пытаясь дозвониться в районную поликлинику, чтобы проконсультироваться насчёт недавнего отита у Отто – четвёртого по счёту – когда Манфред распахнул дверь и просунул в кабинет своё раскрасневшееся лицо.

– Он у нас в руках! – с дрожью в голосе заявил Манфред, щёки которого пылали от возбуждения.

Малин бросила трубку, вскочила и поспешила вслед за Манфредом по коридору. Ей приходилось напрягаться, чтобы идти вровень с таким крупным мужчиной.

– Рассказывай!

– Генотипирование. Мы нашли совпадающий профиль. Некий Ларс Санделл, родился в 1957.

– Никогда не слышала этого имени, – сказала Малин. – Он фигурировал в расследовании?

– Насколько мне известно – нет, но материалы с семидесятых ещё не оцифрованы, так что это предстоит перепроверить.

Они добрались до кабинета Лодде, который сидел, скрючившись, перед компьютером. Очки балансировали на кончике носа Лодде. На нём был вязаный зелёный свитер, а сандалии Лодде сменил на добротные коричневые ботинки.

– Что у тебя? – пропыхтел Манфред, падая на стул.

Малин присела рядом.

– Эмм, – протянул Лодде. – Ларс Санделл. Шестьдесят два года, согласно базе – безработный. Ранее работал на почте. Зарегистрирован у своей матери, Уллы Санделл, урождённой фон Бергхоф-Линдер, по адресу: 18, Берлинсвеген, Эстертуна.

– Фон Бергхоф-Линдер! – воскликнула Малин. Биргера фон Бергхоф-Линдера ведь подозревали в сороковых.

– Да. Тётка, очевидно, его младшая единокровная сестра.

– А её сынишка, этот Ларс? – спросил Манфред. – Что у нас на него есть?

Лодде откашлялся.

– Несколько лет назад осуждён за побои. Никаких сексуальных преступлений. Единственная проблемка – когда в восьмидесятых пошла вторая волна убийств, он проживал в Даларне. Если тут всё верно, стало быть.

– Сколько, ты говоришь, ему лет? – спросил Манфред.

– Шестьдесят два.

– В шестьдесят два года он прописан у своей мамаши? – поражённо переспросил Манфред.

– Ага. Кажись, он прожил у неё всю жизнь. Но в девяностых у него точно было собственное жильё в Эстертуне.

Манфред покачал головой.

– Шестьдесят два года, – повторил он. Значит тогда ему было…

– Когда в Эстертуне произошли первые убийства в 1974-м, ему было 17, – сообщила Малин, и Манфред в который раз бросил на неё раздражённый взгляд.

– Довольно юн для такого преступления, – проговорил он. – Даже слишком юн.

Малин хорошо помнила, что сказала им эта удивительная женщина – специалист из НКЦ, сумевшая поставить Будил на место, словно та была непослушной школьницей.

– Разве эта разновидность ДНК-профиля наследуется не по отцовской линии? – спросила она.

– В точку, – ответил Лодде. Только папашка сыграл в ящик аж в 1982-м. Это никак не мог быть он, потому что кровь под ногтями Линды Буман была обнаружена в 1986-м. А братьев или детей у нашего милого Ларса нету.

В кабинете установилась тишина, пока собравшиеся осознавали произошедшее.

Они наконец его нашли.

После нескольких десятилетий работы над делом у полиции впервые появился подозреваемый.

И не просто подозреваемый – а фактически человек, чья кровь была обнаружена на теле одной из жертв.

Людям выносят обвинительный приговор и по гораздо менее веским основаниям.

– Ни черта себе! – выпалила Малин, у которой перехватило дыхание.

– Технология анализа ДНК – это, блин, реальное чудо, – проворчал Лодде, почёсывая бороду. – Мы послали за ним наружку. С прокурором и Будил встречаемся через двадцать минут.

Он осёкся и повернулся лицом к Малин:

– Да, Малин… Ты не идешь. Тебя ждёт какое-то вердегрунд-заседание, что бы это ни значило.

– Нет, – отрезала она, когда они покинули кабинет Лодде. – Ни за что.

– Я проинформирую тебя по итогам, – сказал Манфред, и по его голосу чувствовалось, что он сыт по горло.

– Ты шутишь? Я должна сидеть и обсуждать вердегрунд, когда мы наконец нашли убийцу, на которого так долго охотились? Ты считаешь, это нормально?

– Совершенно неважно, как я считаю. Иди туда, поговорим позже. Мы всё равно сегодня его не возьмём.

Тяжесть, от которой сложно стало дышать, сдавила грудь Малин. Манфред остановился и посмотрел на неё. Положил свои большие ладони ей на плечи и заглянул в глаза.

– Делай, как я сказал. Этот бой тебе не выиграть.

В его голосе сквозила усталость, но на лице ещё читались следы того же восторга, который ощущала сама Малин.

Она смирилась. Альтернативы не было. Как бы Малин это ни претило, только решения принимала именно Будил. А эта тупая пизда с чёрным пажом на голове и в жемчужном колье решила, что Малин должна присутствовать на этом шутовском заседании.

– Окей, – против воли пробурчала Малин.

Манфред коротко кивнул и исчез в коридоре.

Заседание оказалось ровно таким же бессмысленным, как предполагала Малин. Молодой человек в тёмном костюме, который, скорее всего, и был консультантом, продемонстрировал презентацию в пауэр-пойнте и пояснил присутствующим, как они совместными усилиями станут шлифовать и оттачивать существующие коллективные ценности, а затем имплементируют их в рабочий процесс, чтобы достичь общего конструктивного видения.

Малин сидела молча, скрестив руки на груди и крепко сжав челюсти. Она представляла себе, как не спеша выливает латте консультанта прямо на его дорогой костюм, а потом выходит из конференц-зала, но послушно сидела на стуле, внимая набору бессмысленных вердегрунд – тезисов.

«Не для того я пошла в полицию – думала Малин. – Не для того нас финансируют налогоплательщики, чтобы мы здесь страдали такой ерундой».

– Но что на самом деле означает равноправие? – спросил человек в костюме, придав лицу задумчивое выражение.

– Равные возможности, – предложила высокая женщина в двойке, которая, как было известно Малин, работала в правовом отделе.

– Да, но для кого? – вопрошал консультант.

– Для всех, разумеется, – быстро исправилась женщина.

– Не могли бы вы рассказать подробнее? – не унимался консультант, отпивая глоток латте.

– Значит, – начала женщина, одернув пиджак. – возможности равны, невзирая на то, мужчина вы или женщина, приезжий или кто-то ещё.

Консультант улыбнулся.

– Интересно. Первым номером идут мужчины и женщины. И это не случайно, потому что большинство людей реагируют именно так, когда им задают этот вопрос – они думают о равноправии полов. Но фактически в этом направлении мы проделали уже долгий путь. Поэтому важно учитывать и другие особенности, которые могут стать причиной дискриминации, – такие как вероисповедание, функциональная вариативность, половая идентичность и…

– Мы вовсе не проделали этот путь, – оборвала его Малин.

Возникла пауза.

– Ладно, это интересно, – произнёс консультант и воззрился на неё. – Что же вы об этом думаете?

– Что я думаю? Я думаю, что в полиции женщины до сих пор подвергаются дискриминации.

Консультант с энтузиазмом закивал.

– Именно поэтому наша работа столь важна, – произнёс он с нажимом, опуская свою кружку с латте. Несколько капель светло-коричневой жидкости пролились на стол.

– Правда? – без всякого выражения спросила Малин.

Консультант, по-видимому, не уловил её настроя.

– Да! Ведь только получив информацию о проблеме, можно выработать её решение! Если мужчина подвергает дискриминации женщину только из-за того, что она – женщина, то это…

– А кто сказал, что это обязательно мужчина?

Консультант притих.

– Ничего не изменится от того, что мы здесь сидим и обсуждаем эту лажу, – продолжала Малин.

– Отлично, – похвалил консультант. – Прекрасно! Дайте волю своим эмоциям!

– Это не самая лучшая идея.

– Позвольте нам об этом судить, – сказал консультант, опустился на стул и выжидательно поглядел на Малин.

Его лицо было таким гладким и юным, и он был так полон энтузиазма, что Малин устыдилась своего поведения.

– Хорошо, – сказала она. – Как поступить человеку, если к нему несправедливо относится начальство по той причине, скажем, что этот человек – девушка?

– О чём вы?

Консультант выглядел сбитым с толку, и взгляд его метался от Малин к другим участникам заседания.

– Кому я должна жаловаться? И какое наказание ждёт человека, который кого-то дискриминирует?

– Наказание? – распахнув глаза, переспросил консультант. – Наша цель ведь не какое-то внутреннее судилище. Мы должны поощрять людей к дискуссии и ставить перед ними вопросы.

– В таком случае, всё это пустые слова. Если не существует системы, которая обеспечивает наказание для тех, кто ведёт себя как кучка дерьма, – всё это бессмысленно. И в таком случае мне не интересно дальнейшее участие в этом проекте.

Малин поднялась со своего места. Ноги у неё дрожали так, что пришлось ухватиться за край стола. Но дышать стало немного легче.

– Если всё это – пустой трёп, мне это не интересно, – повторила Малин, и выпрямила спину.

А потом покинула помещение с высоко поднятой головой.

Когда она явилась в кабинет Манфреда, он был один. Он сидел, склонившись над компьютером, и мял в руках пустую сигаретную пачку.

– Как прошло? – спросил он, не оборачиваясь.

– Довольно неплохо.

– Я же говорил. Мы собираемся брать Санделла завтра. Он, очевидно, немного чудак. Социопат. Никаких подтверждённых близких отношений, помимо отношений с матерью, мало друзей. Длительные больничные.

– Ты помнишь оригинальный профиль, который составляла Ханне? – спросила Малин.

Манфред развернулся в кресле и медленно кивнул.

– Конечно, помню. Сдаётся мне, он – тот, кого мы искали.

53

Будил остановила Малин в коридоре, когда та уже собралась идти домой.

– Малин, можно тебя на пару слов?

Малин пожала плечами и последовала за Будил в её кабинет.

– Будь добра, закрой дверь, – сказала Будил, направляясь к своему столу.

Каблуки её туфель выбивали дробь, сквозняк от приоткрытого окна развевал за её плечами блестящие тёмные волосы. По кабинету плыл лёгкий аромат духов.

Будил была идеальна. Отшлифована, как бриллиант. Ни одной трещинки на безупречном фасаде. Но там также не было и следа какого-либо чувства – ни тепла, ни сострадания.

«Она просто кремень, – подумала Малин. – Интересно, как она стала такой?»

Малин закрыла дверь и подвинула стул для посетителей поближе к столу, чтобы сидеть на расстоянии вытянутой руки от Будил.

Будил с удивлением посмотрела на неё, сняла пиджак и повесила на спинку стула. Расправив бант на шёлковой блузке кремового цвета, она наморщила лоб.

– Я разговаривала с Марит из отдела кадров, – сообщила Будил, заглянув в свой блокнот. – Очевидно, ты решила покинуть вердегрунд-заседание, не дожидаясь его окончания?

– Я больше не состою в этой группе.

– Что, прости?

Будил уставилась на Малин, высоко подняв брови.

– Я больше не состою в этой группе, – повторила Малин.

Крошечный мускул в уголке глаза Будил дрогнул, и рот её сузился.

– Не тебе принимать подобные решения.

– Как раз мне.

Рот Будил приоткрылся, но не издал ни звука. Потом она сомкнула губы, и установилась тишина. Малин не спеша встала на ноги.

– Я не для того пришла служить в полиции, чтобы просиживать стулья в конференц-залах и рассуждать о равноправии, в то время как мой собственный шеф подвергает меня дискриминации просто за то, что я – женщина.

Взгляд Будил словно застыл, а тонкие бледные пальцы стали нервно перебирать в воздухе, как будто ощупывая некий невидимый предмет.

– Теперь вам придётся подыскать другого представителя для этой группы, – продолжала Малин. – А если я замечу ещё хоть одну попытку надавить на меня с вашей стороны, я доложу о вашем неподобающем поведении Нюмарку. И сообщу в профсоюз.

Нюмарк был непосредственным начальником Будил и, к тому же, курировал всё Национальное оперативное управление.

– И ещё привлеку СМИ, – добавила Малин. – Мы друг друга поняли?

Будил молчала.

– Отлично, – сказала Малин. – Значит, в этом вопросе мы достигли общего конструктивного видения.

– Что ты сделала? – переспросил Андреас, плотно закрывая дверь в спальню, чтобы не разбудить Отто.

Малин скинула туфли, повесила куртку на крючок и бросилась в объятия мужа.

– Это было так неописуемо прекрасно, – шепнула она, прикусив мочку его уха.

Андреас тихонько засмеялся и погладил её по спине. Потом рука его скользнула ниже и легла ей на ягодицу.

– Ты сумасшедшая, – пробормотал он.

– Не думаю. У меня такое чувство, что теперь она оставит меня в покое.

– Надеюсь, что ты права.

– Идём, – провозгласила Малин, хватая Андреаса за руку. – Хочу это отпраздновать.

Они пошли в кухню, где, как обычно, неубранными оставались батон и масло. Но Малин было наплевать. Как и на разбросанные по полу игрушки, и на пустую бутылочку, валявшуюся под обеденным столом.

– Сегодня – лучший день в моей карьере, – сказала Малин. – Сначала мы нашли Болотного Убийцу, а потом я заставила заткнуться эту тупую пизду.

Андреас ничего не ответил, только лукаво поглядел на жену.

– Как насчёт спагетти с соусом из мясного фарша? – спросил он.

– А ты что, умеешь готовить что-то другое?

– Нет.

– Вот и прекрасно!

– А немного красного?

– Ты просто читаешь мои мысли.

Волшебный вечер оправдал все ожидания Малин.

Они ели и пили вино за маленьким деревянным столом в кухне, приоткрыв окно навстречу осенним сумеркам, и Отто ни разу не проснулся. А потом они любили друг друга в постели, усыпанной крошками от сухих хлебцев – что в любой другой день привело бы Малин в ярость. Но сегодня ничто не могло прогнать тёплое ощущение счастья, поселившееся у Малин в груди.

Когда Андреас уснул, она осталась тихонько лежать под одеялом, глядя в темноту. Она злорадно вспоминала тонкогубый рот Будил, который открывался и закрывался, не произнося ни звука. Её бледные пальцы, перебиравшие воздух. А потом Малин вспомнила о Болотном Убийце. Обо всем и обо всех, кого он уничтожил. О Бритт-Мари, которая никогда не была знакома со своей настоящей матерью, совсем как Малин. О Линде и о других женщинах. Но дольше всех Малин вспоминала Ханне. Широкую улыбку, покрытые веснушками руки и острый ум.

– Завтра мы его возьмём, – шепнула она в темноту, ни к кому конкретно не обращаясь.

* * *

В то мгновение, когда Малин, прижавшись к Андреасу, провалилась в глубокий сон без сновидений, умерла Ивонн Биллинг – женщина, которая выжила после нападения Болотного Убийцы в Эстертуне сорок пять лет назад.

Она скончалась после повторной попытки самоубийства. Её сын Даниэль, которому уже исполнилось сорок семь, держал мать за руку, когда её сердце перестало биться, и констатировал, что Болотный Убийца забрал ещё одну жизнь. Даниэль ничего не помнил о той ночи, когда на его мать было совершено нападение, но временами ему снился человек без лица, одетый во всё чёрное. Несколько минут спустя Даниэль против воли выпустил руку матери и аккуратно положил её на казённое одеяло в жёлтую клетку.

Толстые белые рубцы, оставшиеся от вбитых в ладонь гвоздей, всё ещё отчётливо проступали на бледной коже.

* * *

А в доме у озера Тунашён в своей подвальной комнатке без окон сидел Эрик Удин. Во впадинке у него на шее, на по-прежнему загорелой коже покоились принадлежавшие Бритт-Мари гладкие тёплые колечки.

Все стены комнатки были теперь оклеены бумагами – документами, газетными вырезками, ужасающими фотографиями жертв Болотного Убийцы, которые Эрик разыскал в интернете, несмотря на то, что их там не должно было быть.

Эрик разглядывал старинную фотокарточку Элси. Стоя у пристани на променаде Страндвеген она выглядела такой счастливой и улыбалась солнцу. На ней была шляпка, в руках она держала дорожную сумку, а под мышкой – свёрнутую в трубочку газету.

Эрик изучил это фото с помощью лупы. Он даже ухитрился частично разобрать заголовок в газете, которую Элси держала под мышкой:

…сёстры Папин…

Эрик чувствовал, что кусочки мозаики встают на свои места. С каждым днём всё отчётливее проступал контур Тени. Но несмотря на это тьма не желала его отпускать.

Эрик пошёл в чулан, где в коробках были сложены старые бумаги Май, от которых он не нашёл в себе сил избавиться. Эрик часами методично просматривал документы, письма, рукописную статистику результатов скачек, которую, вероятно, вёл Бьёрн, и старые квитанции.

В самом низу одной из коробок Эрик обнаружил письмо, а в другой коробке – старый паспорт. Он дважды перечитал письмо и пролистал паспорт. Смахнул пыль и поднёс его к свету.

Штемпель был таким нечётким, что его невозможно было разобрать.

Эрик притащил лупу и сел за стол. Он долго смотрел на красные буковки, поворачивая паспорт так, чтобы свет падал на него под разными углами.

Потом Эрик дрожащими руками положил паспорт на стол и уставился на фото истерзанного тела Ханнелоры Бьёрнссон.

54

Малин разбудил шум дождя, барабанившего по стеклу. Утро было серым, словно застиранная половая тряпка, и струйка холодного воздуха просочилась к ним под одеяло. Неясный луч света пробивался из-под неплотно опущенных рулонных штор, освещая в беспорядке рассеянные по полу разноцветные игрушки.

На часах была половина седьмого, но Малин уже окончательно проснулась.

Жгучее нетерпение разливалось по телу – от груди к рукам и ногам, словно члены Малин наполнились содовой шипучкой.

Сегодня они возьмут его.

Малин встала, стряхнула со спины несколько прилипших крошек от раздавленного хлебца, накинула халат и отправилась в кухню, готовить завтрак. Хлеб зачерствел после многочасового пребывания на воздухе, а масло растаяло, но Малин даже этого не заметила. И даже когда в душе вдруг пошла холодная вода, Малин продолжала невозмутимо напевать, потому что мыслями уже была на рабочем месте, в Управлении.

Прежде чем уйти, Малин коснулась губами лобика спящего сына. Его редкие волосики вспотели и прилипли к вискам, а ротик приоткрылся. Дрожь счастья пробежала по телу Малин, когда она дотронулась до нежной детской кожи.

Так она и ушла, тихонько прикрыв и заперев за собой дверь.

– Нам неизвестно, где он находится, – угрюмо проговорил Манфред, расстёгивая пуговицы тёмно-серого пиджака. Сегодня он надел бабочку в крапинку, что делал лишь в исключительных случаях. Из нагрудного кармана выглядывал подходящий шёлковый платок.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Малин.

– Во всяком случае, наружка его потеряла. Но разумеется, он вполне может оказаться дома у мамы.

– Не доверяю я этим лентяям, – пробурчал Лодде. – Небось умотали на свою законную «прописку», или на профсоюзную встречу, или что-то типа того. В моё время всё было иначе. Тогда люди сидели на попе ровно, пока не закончится смена.

– Что будем делать? – поинтересовалась Малин.

– Продолжать в соответствии с планом, – отозвался Манфред. – Прокурор принял решение о задержании и обыске. Едем туда после обеда, чтобы проконтролировать, на месте ли он. Если он дома, вяжем его и даём отмашку криминалистам.

– А если его там не будет? Потолкуем с тёткой?

Манфред ответил кивком.

– У нас нет другого выбора.

Раздался стук в дверь.

– Да? – отозвался Манфред. Дверь слегка приоткрылась, и в образовавшуюся щель заглянул один из молодых следователей.

– Прошу прощения, – сказал он. – Звонил Эрик Удин. Он просил вас к нему заехать. Он хочет вам что-то показать. Сказал, что это важно.

– Хорошо, – ответил Манфред, и дверь закрылась.

Однако мгновением позже снова распахнулась.

– Да, ещё кое-что. Вчера вечером на горячую линию позвонил какой-то тип. Он видел женщину, похожую на Ханне, в дачном массиве Эстертуны несколько недель назад.

– Несколько недель назад? Почему же тогда не позвонил?

– Об исчезновении Ханне он услышал от соседа, который ходил на встречу, организованную объединением…

– Друзья Эстертуны, – закончила Малин, и следователь кивнул.

– Заедем туда по пути домой, если успеем.

После обеда они выдвинулись в Эстертуну. Малин поехала с Манфредом, а Лодде – следом. Дождь лил с прежней силой, и густой туман словно одеялом накрыл заболоченные поля по обеим сторонам шоссе.

Ехали в тишине, которую нарушали только шум двигателя и ритмичные поскрипывания дворников.

Когда они въезжали в Эстертуну, сквозь исполосованное дождём стекло Малин разглядела гигантское бетонное основание водонапорной башни, но её вершина тонула в плотном тумане.

– Грёбаная погодка, – выругался Манфред, сбрасывая скорость.

И тут же добавил:

– По крайней мере, теперь ты можешь оставить «полицейский след».

Малин подумала о Свене Фагерберге и Роберте Хольме.

– Ты просто рад, что не пришлось жевать меховую шапку.

– Нет. Я рад, что за всем этим не стоит кто-то из наших коллег.

Они проехали по центру Эстертуны. Отважный торговец с площади убирал овощи под навес своего маленького киоска, мужчина с зонтом пробежал мимо – вероятно, спешил на автобусную остановку.

Сквозь завесу дождя проступили контуры полицейского участка, и Малин подумалось, что доброе имя Бритт-Мари наконец-то будет восстановлено.

Манфред свернул возле Берлинпаркен.

Высокие деревья уже сбросили большую часть листвы, но трава оставалась зелёной и сочной. На том месте, где раньше был многоуровневый гараж, теперь чернел большой квадратный кусок земли. Несколько детишек из детского садика, одетых в непромокаемую одежду и светоотражающие жилеты, карабкались по стенке маленького скалодрома у статуи кормящей матери. Полная женщина в таком же жилете курила под навесом у игровой площадки.

Манфред свернул в маленький переулок.

– Переулок Берлинсвенген, – объявил он. – Это здесь.

Манфред поставил машину у края тротуара и заглушил двигатель. Через минуту прямо за ними припарковался Лодде.

Улла Санделл открыла практически одновременно с тем, как Малин нажала на кнопку звонка, словно давно наблюдала за ними в дверной глазок, стоя у себя в прихожей. На ней был бесформенный домашний халат, из-под подола которого торчала пара тощих ног. Ноги были обтянуты толстыми телесного цвета колготками, которые сильно морщили на щиколотках. У жидких рыжих волос отросли седые корни, а бледно-голубые глаза смотрели испуганно.

– Да? – сказала она, прикрывая ладонью кнопку тревожной сигнализации, которую держала в другой руке.

– Улла Санделл? – спросила Малин.

Женщина кивнула.

– Мы из полиции.

Они предъявили удостоверения.

Улла внимательно их изучила, прежде чем ответить.

– Да? – повторила она.

– Мы разыскиваем вашего сына, Ларса Санделла, – сказала Малин.

– Его нет дома. А по какому вы поводу?

– Вы позволите нам войти? – спросил Манфред, умалчивая о том, что фактически у них было разрешение на проведение обыска.

Улла снова покосилась на удостоверения, одёрнула дрожащей рукой свой халат и тяжко вздохнула.

– Думаю, это уместно.

Квартира напоминала жилища всех жертв убийцы возле Берлинпаркен – чётко вымеренная функциональная архитектура, продолговатая гостиная с большими окнами и маленькая, но практичная кухня в глубине.

В гостиной стояла мебель, слишком крупная для этой комнаты. На полу лежал потёртый персидский ковёр, а стены были украшены старыми чёрно-белыми семейными фотографиями, выполненным маслом изображением какой-то усадьбы и парой портретов серьёзных мужчин, сидящих за письменным столом.

– Констебли желают выпить кофе? – спросила Улла, с сомнением глядя на визитёров.

– Спасибо, не откажемся, – ответил Манфред. – Можно нам присесть?

Улла кивком указала на диван, а сама устроилась в одном из кресел, обтянутых цветочной тканью.

– Ларс, – произнёс Манфред, когда все устроились. – Вам известно, где он находится?

Улла покачала головой.

– Нет. Но ему ведь уже шестьдесят два. Он сам о себе заботится.

– Да, это понятно, – продолжал Манфред, – но нам необходимо переговорить с ним по срочному поводу, дело не терпит отлагательств.

– Не терпит отлагательств? – переспросила Улла, распахнув свои выцветшие глаза. – Он же не взялся за это снова?

– А он часто так делает? – спросил Манфред.

– Он хороший мальчик, – пробормотала Улла, – но иногда слишком доверчивый. Он был таким всегда.

– Единственный ребёнок? – спросил Лодде, глядя на свадебную фотографию, которая стояла в рамке на комоде, у стены. На фото была юная Улла Санделл и улыбающийся мужчина в костюме. Улла держала за руку маленького мальчика, также одетого в костюм.

– Да, – не сразу отозвалась Улла. – Но о чём вы хотите с ним поговорить?

– Ларс фигурирует в одном из наших расследований, и нам необходимо задать ему несколько вопросов, – уклончиво ответил Манфред.

– Ясно, – сказала Улла, по всей видимости, удовлетворившись объяснением.

– У вас есть предположения, где бы он мог быть? – спросила Малин.

Улла заколебалась. Костлявыми пальцами она принялась смахивать с халата несуществующие крошки.

– Он иногда навещает приятеля в Тэбю. Мне кажется, его зовут Леннарт. Леннарт Оскарссон. Но я не могу сказать точно. И мобильник у Ларса разбился, так что связаться с ним я не смогу. Или он потерял его? Не помню. Нет, всё-таки разбился – несколько дней назад Ларс собирался сдать его в ремонт. Да, это ведь не в первый раз. Месяц назад Ларс уронил его в ванной. Я говорила ему не брать телефон в ванную, но он и слушать не желает.

Манфред бросил на Малин короткий, но явно растерянный взгляд.

– Ещё кое-что, – сказала Малин. – Я вдруг поняла, что ваш родственник, Биргер фон Бергхоф-Линдер, во время войны служил в госбезопасности.

– Биргер? – переспросила Улла и часто заморгала. – Да, в молодости он был каким-то там агентом. А потом его отправили послом в Вену. Но Биргер был вспыльчив, я думаю, на дипломатической службе он тоже долго не продержался. Он ведь ввязался в драку с…

Она осеклась и посмотрела на Манфреда. Кончиком языка облизнула губы.

– Только… какое всё это имеет отношение к Ларсу? Я вообще сомневаюсь, что они были знакомы.

– Вы слышали об убийстве в районе Клара в 1944-м? – спросила Малин. – Проститутка была убита и приколочена к полу гвоздями.

– Прямо как в Эстертуне? – вытаращив глаза, спросила Улла. – Нет, я о таком не слышала.

Малин заметила, что Манфред собирается уходить.

– В таком случае, не будем злоупотреблять вашим вниманием. Вы знаете, когда Ларс вернётся?

– О, он никогда не задерживается дольше, чем на одну-две недели, – ответила Улла с кроткой улыбкой.

– Чёртово дерьмо! – проворчал Лодде, когда они вышли на улицу. – Что будем делать? Отложим обыск?

Манфред кивнул и встал поближе к стене дома, чтобы спрятаться от дождя.

– Нельзя его спугнуть. Продолжим наблюдение, и возьмём его сразу, как он объявится.

Малин, прищурив глаза, поглядела на дом, где в одном из окон маячило бледное лицо. В следующий миг лицо исчезло, и гардина вернулсь на своё место.

– Думаешь, она его предупредит? – спросила Малин.

– Старуха-то? – спросил Лодде. – Я бы не удивился. Нам стоит заехать в участок и поискать координаты этого Леннарта Оскарссона.

Манфред повернулся к Малин:

– Заедешь к Эрику Удину по пути в Стокгольм – взглянуть на то, что он хотел нам показать? Можешь взять мою машину.