Текст книги "Охота на тень"

14

Субботним утром кошмар рассеялся, а Бьёрн проснулся в супружеской постели.

Это было превосходное утро. Словно в каком-нибудь английском постановочном кино: в окно лился солнечный свет, широкими мазками покрывая золотом их кровать, и в его лучах клубился и таял пар от чашки с кофе. Совсем рядом в своей кроватке спал малютка Эрик. Влажные завитки его светло-русых волос прилипли к вискам, ротик приоткрылся во сне.

Бритт-Мари сделала глоток кофе, который смолол, сварил и принес ей в постель Бьёрн.

Он рано встал и успел не только приготовить завтрак, но и сдвинуть с места старую тяжелую ванну – Бьёрн собирался прочистить слив. Бьёрн был силён, и у него всё замечательно получалось, когда он того хотел.

Бритт-Мари размышляла, стоит ли поделиться с мужем подробностями о ходе расследования, но решила этого не делать. Она была убеждена, что Бьёрн умеет держать язык за зубами, даже когда пьян, но не хотела вновь выслушивать его уговоры о переводе на другое место службы. Ещё Бритт-Мари не хотела, чтобы Бьёрн переживал за неё. А именно это он и делал: без всякой нужды за неё волновался, словно Бритт-Мари была не высокой сильной женщиной со средним полицейским образованием, а какой-нибудь хрупкой престарелой дамочкой.

Однако, к удивлению Бритт-Мари, Бьёрн сам завёл разговор на эту тему.

– Мама рассказала, что человек, которого в сороковые годы объявили Болотным Убийцей, был невиновен, – сказал Бьёрн, осторожно гладя её по животу кончиками пальцев.

Бритт-Мари прикрыла глаза, наслаждаясь осенним солнцем, которое ласково согревало её обнажённую кожу.

– Возможно, что и так, – отозвалась она.

– К чему бы ей выдумывать?

– То, что пишут в газетах, совсем не обязательно должно быть правдой.

– Мать сказала, что это Болотный Убийца вернулся, – продолжал Бьёрн, не обращая внимания на комментарий жены.

Бритт-Мари молчала. В тишине раздался щелчок зажигалки, а потом, когда Бьёрн затянулся, – еле слышное шипение тлеющей сигареты.

– А она не из паникёров, – сказал Бьёрн. – Не из пугливых.

Но Бритт-Мари, вспоминая жёсткие седые локоны свекрови, её худые, но сильные руки и взгляд, твёрдый как кремень, подумала, что даже Май могла чего-то испугаться. Бритт-Мари не стала ничего говорить – ей не хотелось разрушать хрупкое очарование этого мгновения. Бьёрн был преисполнен любви, ласково пригревало солнце, а кофе был в меру крепок и горяч. К тому же, Бритт-Мари внезапно вспомнила, как ей нравилось, когда Бьёрну на лицо спадала прядь длинных волос. Какой мягкой могла быть его загорелая кожа, и как сильно она тосковала по этому щекотанию у себя в животе, которое начиналось, когда он был так близко.

Бритт-Мари подумала, что в скором времени у Эрика могли бы появиться братик или сестрёнка.

Она так и не пошла смотреть на дома возле Берлинпаркен. Все выходные Бритт-Мари посвятила Бьёрну с Эриком: они выдували мыльные пузыри в парке, готовили еду и ходили за покупками. А Бьёрн долго гулял с коляской.

Когда воскресным вечером Бритт-Мари занялась готовкой, раздался телефонный звонок.

Это была Анита.

Бритт-Мари уже не могла вспомнить, когда в последний раз разговаривала с подругой, и немного смутилась, услышав хорошо знакомый голос. У неё было столько работы и других забот, что Бритт-Мари позабыла об общении с друзьями. Однако Анита совсем не была обижена. Наоборот, она без умолку болтала о писательском конкурсе, который выиграла, и рассказала, как один издатель пригласил её на встречу, чтобы обсудить условия контракта.

– В ресторан «KB». Угостил вином. И кажется, он был очень впечатлен моим талантом!

– Я так рада за тебя! – искренне воскликнула Бритт-Мари.

– Только представь себе, у меня выйдет роман! – продолжала Анита. – Настоящая книга. И на ней будет моё имя.

– Да, – согласилась Бритт-Мари, думая о собственном начисто переписанном рассказе об Элси, который пылился в банке из-под печенья вместе с блокнотом и пустым бумажником.

У Бритт-Мари не было писательских амбиций, у неё вообще их было немного, но историю Элси она хотела сохранить.

– Что с тобой? – спросила Анита. – У тебя такой голос… не знаю. Ты чем-то расстроена?

Бритт-Мари подтянула к себе один из кухонных стульев и присела. Бросила взгляд на открытку с Мадейры. И хоть она вовсе не собиралась ничем таким делиться, вышло так, что Бритт-Мари рассказала подруге всё: и про Болотного Убийцу, и про Фагерберга. Даже про то, что Бьёрн потерял работу, играл в тотализатор и целыми днями пил пиво. Единственное, о чём умолчала Бритт-Мари, – наличие привлекательного коллеги родом из Даларны, прямо на колени к которому она по воле случая недавно приземлилась. И ещё о том, что это происшествие не показалось ей таким уж невозможным и неприемлемым.

– Боже мой, – пробормотала Анита. – Бедняжка. Должно быть, это всё…

Она замялась на мгновение, но потом закончила фразу:

– Так утомительно.

Бритт-Мари ничего не ответила. Но сочувствие Аниты разливалось у неё в груди теплой волной, словно она только что глотнула горячего чаю.

– Хорошо, что сейчас Бьёрн смог взять себя в руки, – добавила Анита. – Это самое главное.

– Да, – согласилась Бритт-Мари, обводя взглядом чисто прибранную кухню, где в духовке томилась рыбная запеканка.

– Может быть, если это снова случится, тебе стоит взять отпуск на недельку, и уехать, чтобы всё хорошенько взвесить? Иногда нужно побыть на расстоянии друг от друга, чтобы трезво оценить ситуацию. Поезжай в Хёганэс. Или ко мне, ты всегда желанная гостья. Бруно будет очень рад.

Бритт-Мари представила себе огромного кобеля овчарки, который частенько пристраивался к её ногам. Для неё оставалось загадкой, как Анита умещалась вместе с ним в своей крохотной однушке в Ваксхольме.

– Я подумаю об этом.

– А ещё мне кажется, что тебе пора завязывать с этой работой. Твой шеф какой-то умственно отсталый. Что за козёл? Что он вообще о себе думает, а? Тебе стоило бы заявить на него.

– Кому?

Анита не нашла, что ответить.

– Так или иначе, – заключила Бритт-Мари, – я не могу уйти. Во всяком случае, не сейчас. Нужно подождать, пока Бьёрн найдет новую работу. Нам нужно на что-то жить.

– Но подумай об опасности! Этот Болотный Убийца… Тебя не удивляет, что он появился именно в Эстертуне, где живёшь ты? Я имею в виду, случайность ли это? Сначала он убил твою маму, а теперь…

В трубке повисла тишина.

– Если это тот же человек, – сказала Бритт-Мари. – Элси ведь погибла тридцать лет назад. Скорей всего, это действительно случайное совпадение.

Анита ответила не сразу, а когда она заговорила, в её голосе зазвучала тревога:

– Пообещай, что уволишься оттуда.

Бритт-Мари засмеялась.

– Так мило с твоей стороны, что ты за меня переживаешь.

– Конечно, переживаю!

Открылась входная дверь, и из прихожей донеслись голоса Бьёрна и Эрика.

– Мне нужно заканчивать. Давай я перезвоню тебе на следующей неделе.

Рано утром в понедельник Бритт-Мари разбудил стук дождя по жестяному отливу за окном. Вдалеке глухо звучали раскаты грома, а небо за окном окрасилось в зловещий серо-пурпурный цвет, точь-в-точь как свежий кровоподтёк на коже.

Когда Бритт-Мари повернулась на бок, чтобы прижаться к Бьёрну, то обнаружила, что его половина пуста.

Сначала она ничего не поняла, потом медленно встала с постели, накинула халат, висевший на спинке стула, и на непослушных после сна ногах вышла в гостиную.

Снова грянул гром, на этот раз ближе.

Бьёрн лежал на диване лицом вниз. Одна рука свесилась вниз, упираясь кулаком в пол. На журнальном столике выстроилась шеренга пивных банок. Бритт-Мари даже не сразу смогла сосчитать, сколько их там было. Пять? Шесть?

Это в принципе было не важно – с неё было бы достаточно и одной жестянки.

Внутри у Бритт-Мари что-то перевернулось. Он ведь обещал. Но обещания Бьёрна – совсем как мыльные пузыри, которые они с Эриком вчера пускали в парке: большие, красивые, но пустые внутри.

Она наклонилась, чтобы собрать банки, и уже взяла одну из них в руки, когда её взгляд наткнулся на что-то другое. Рядом с жестянками лежали лист бумаги и ручка. Листок был весь в каких-то записях и цифрах.

Бритт-Мари подошла ближе.

Это оказалась диаграмма. Все прямые были начерчены словно по линейке, а по левому краю от руки были аккуратно написаны слова:

Дерзкий Орёл, Линдо, Холм Славы…

А над самой диаграммой –

количество побед, расстояние, след…

«Значит, статистику в тотализаторе ты вести успеваешь, – подумала Бритт-Мари. – Не пропускаешь ни единой циферки, ни единой запятой. Только вот работу никак найти не можешь».

Бритт-Мари смахнула жестянки на пол. Они с грохотом покатились по полу, и Бьёрн захрапел.

Она могла бы растолкать его, дать ему взбучку и потребовать объяснений, но на это у Бритт-Мари уже не хватило сил. Она была по горло сыта и гневом, и смирением.

Бритт-Мари собралась и ушла, оставив их спящими. Будет более чем справедливо, решила она, если Бьёрн накормит и оденет Эрика к приходу Май. А если он этого не сделает – пусть это будет на его совести, и стыдно будет ему. А Бритт-Мари больше так не могла.

По пути на работу Бритт-Мари замешкалась у Берлинпаркен. Ливень превратился в моросящий дождик, и среди тёмных туч появились промежутки бледно-голубого неба.

Бритт-Мари взглянула на окна квартиры Ивонн Биллинг на третьем этаже. Потратив на размышления не больше секунды, она решительно направилась к входу.

В подъезде было темно.

Бритт-Мари включила свет и пошла вверх по лестницам: один этаж, второй и, наконец, третий. Стены в подъезде были выкрашены в бледно-розовый цвет с вкраплениями черного и белого. Входная дверь в квартиру Ивонн всё ещё была опечатана. Дверь была оклеена сигнальной лентой, которая шуршала на сквозняке, как обёртка рождественского подарка. Бритт-Мари скользнула по ней взглядом и направилась ещё выше, по небольшой лесенке, которая упиралась в солидную металлическую дверь. Там Бритт-Мари присела на корточки, внимательно осмотрела замок, а затем выудила из сумочки складной ножик, который всегда носила с собой.

Это оказалось до смешного просто, так просто, что справился бы даже Эрик. Замок, щёлкнув, поддался, Бритт-Мари толкнула дверь и вышла наружу. Она оказалась в узком пространстве под открытым небом. Слева виднелась ещё одна дверь с табличкой «Машинное помещение лифта. Посторонним вход воспрещён. Дверь не закрывать». С правой же стороны оказалась небольшая металлическая лестница, которая вела на плоскую крышу.

Бритт-Мари подошла к лестнице. Ступени находились на большом расстоянии друг от друга, поэтому, на случай, если она поскользнется, Бритт-Мари покрепче ухватилась за перила. Какая удача, что сегодня она решила не надевать новые туфли, сделав выбор в пользу практичной обуви на шнурках и без каблука.

В то самое мгновение, как Бритт-Мари ступила на крышу, сквозь тучи пробились первые солнечные лучи, и солнце немедленно отразилось во множестве небольших лужиц, превратив дождевую воду в них в жидкое золото. Это сияние ослепило Бритт-Мари, заставив её прищуриться, когда она осторожно двинулась к краю крыши.

Перед взором Бритт-Мари расстилалась Эстертуна: отсюда были видны и ветвистые деревья в Берлинпаркен, и огромная зияющая дыра в его северной оконечности. Полицейский участок виднелся на краю центральной площади, а за ней – водонапорная башня, словно гигантская лисичка, выросшая на холме у шоссе. Бритт-Мари обернулась в другую сторону, и её взору предстал район частной застройки – там, в больших деревянных домах, окружённых цветущими садами, где росли фруктовые деревья и ягодные кусты, обитали семьи зажиточных горожан.

Бритт-Мари сделала несколько несмелых шагов вперед, остановившись в каком-то метре от края крыши. Когда она опустила взгляд вниз, на дорогу и припаркованные у дома машины, у неё засосало под ложечкой. Но это был не страх: слишком велико было её возбуждение, чтобы ощущать что-либо, кроме пьянящего восторга.

Сердце заколотилось в груди, а во рту внезапно пересохло.

«Так я и знала», – подумала Бритт-Мари, глядя вниз, прямо на балкон Ивонн Биллинг, до которого было не более двух с половиной метров. На балконе рядом с увядшим растением стояли стул и небольшой столик из белого пластика. Будто прямо из пола росли окурки сигарет, застрявшие в щели между балконом и фасадом дома. Словно аккуратная шеренга жёлто-белых никотиновых солдат, которые выстроились по приказу своего неведомого командира.

«Кто угодно мог спуститься с крыши на этот балкон», – поняла Бритт-Мари. Здесь не пригодилась бы даже особенная сноровка. Нужна была лишь мотивация.

15

– Возможно, но маловероятно, – сухо прокомментировал Фагерберг, притушив первый за день окурок о край пепельницы.

Бритт-Мари перевела дух.

– Могу я высказать своё мнение?

– Разумеется, инспектор Удин. Не смею вас ограничивать.

Фагерберг сделал приглашающий жест, словно только того и ждал, чтобы поток её слов заполнил всё свободное пространство в его кабинете.

– Мне совсем не кажется, что это неправдоподобно, – возразила она. – Это объясняет, каким образом преступник в обоих случаях проник в жилища жертв.

Фагерберг издал тяжкий вздох.

– Гораздо вероятнее, что преступник сумел добыть ключ-вездеход. Или же женщины сами его впустили. И позвольте полюбопытствовать, какие меры инспектор предполагает предпринять по этому поводу? Расставить полицейских по всем крышам в округе в профилактических целях?

Бритт-Мари кивнула, словно по меньшей мере частично была согласна с его словами.

– Нет, – низким голосом отозвалась Бритт-Мари. – Но, по крайней мере, мы можем опросить жильцов, не замечали ли они кого-то на крышах в последнее время.

Повисла тишина. Взгляд Фагерберга был мрачен, и за пеленой сигаретного дыма, который медленно поднимался к потолку, невозможно было прочесть что-либо на его лице.

– Хорошо, – произнес он наконец. – Я дам указание коллегам включить этот вопрос в список. Однако, – добавил он, впившись в неё взглядом, – отныне и впредь я просил бы инспектора Удин следовать моим указаниям, а не проводить собственное расследование.

– Разумеется.

– А также информировать меня обо всей… личной информации, которая имеет отношение к расследованию.

Щеки Бритт-Мари вспыхнули, и она потупила взгляд. Ей было стыдно, что она назвала Элси дальней родственницей только из-за собственного нежелания сообщать кому-либо, что она была незаконнорождённой. Почему Бритт-Мари вообще так решила? Насколько ей было известно, понятия «незаконнорождённый ребенок» больше не существовало.

– Да.

Фагерберг бросил на неё долгий взгляд, кивнул, и рот его искривился в косой усмешке.

Бритт-Мари вспомнила о Рюбэке и поняла, о чём сейчас подумал Фагерберг. Яблочко от яблони недалеко падает.

– На самом деле, мне, вероятно, стоило бы отстранить инспектора от этого дела, – задумчиво произнёс он. – Вообще-то тот факт, что ваша мать была замешана в этой истории, делает ваше участие в расследовании нежелательным.

– Она оставила меня сразу после рождения, я её даже не помню. И вы сами сказали, что преступник не может быть тем же самым человеком.

Она замолчала.

– Пожалуйста, разрешите мне продолжать, – попросила она.

Открылась дверь, и в кабинет вошли Кроок с Рюбэком. Кроок не мог отдышаться, словно бегом бежал вверх по лестнице; с его лба стекали ручейки пота. Рюбэк улыбнулся и подмигнул Бритт-Мари.

Она оставила приветствие без ответа.

– Вы это видели? – спросил Кроок, бросая две газеты на стол перед Фагербергом.

– Что там ещё, черт возьми…

Фагерберг встал и оперся руками о свой стол. Бритт-Мари всем телом подалась вперёд, чтобы разглядеть заголовки.

«Полиция совершила ошибку: Болотный Убийца вернулся».

Больше Бритт-Мари ничего не успела прочесть, потому что Фагерберг схватил обе газеты и скомкал их в большой шар, который тут же полетел в мусорную корзину. Потом Фагерберг вернулся на своё место.

– Как, чёрт побери, они это раскопали? – прорычал он, рыская взглядом среди подчинённых.

Все в недоумении покачали головами.

– Вообще-то, газетчики и сами могли это пронюхать, – осторожно произнёс Рюбэк. – Никто не делал государственной тайны из произошедшего в Кларе.

Фагерберг вздохнул.

– Как будто у нас без этого мало проблем. Репортёры обрывали телефон всё утро, а вчера вечером я разговаривал с какой-то недалёкой бабой из родительского комитета, которая интересовалась, почему мы не закрываем школу Эстертуны. Она звонила мне прямо домой! Домой! В воскресенье!

Рюбэк сочувственно закивал.

– Горожане собираются организовать ночное патрулирование в Берлинпаркен, – сообщил он. – Добровольцы будут сопровождать женщин, которые работают допоздна, и провожать их до дома.

Фагерберг покачал головой.

– Нет предела человеческой глупости.

Он ненадолго замолчал, а потом снова заговорил:

– Но именно потому так важно сохранять хладнокровие и спокойно делать нашу работу. Кроок, в архиве нашлось что-то по Болотному Убийце?

Кроок прокашлялся и принялся рыться в стопке исписанных листов, лежавших у него на коленях, над которыми нависал тучный живот.

– Та женщина, Май Удин, была права. Карл Карлссон был осуждён за убийство своей жены, Мерты Карлссон, весной 1944 года. Однако суд не смог вынести решения относительно смерти полицейской сестры, Элси Свеннс, – был это несчастный случай или убийство. Очевидно, она упала затылком на какой-то топор, а коллеги не видели, что именно произошло. Шестью годами позже выяснилось, что Карлссон, вероятнее всего, действительно находился в Умео в день убийства. Однако к тому времени он уже был мёртв и похоронен. Никому другому обвинения так и не были предъявлены.

– Других подозреваемых не было?

Рюбэк поднял руку.

– Я разговаривал с одним констеблем в отставке, который принимал участие в расследовании. Его фамилия – Буберг. По его словам, жертва была проституткой. Это был известный факт, и за проституцию она даже привлекалась к ответственности.

Рюбэк замялся.

– Ну? – спросил Фагерберг, нетерпеливо постукивая зажигалкой по столу.

– Ходили слухи, что одним из клиентов Мерты было высокопоставленное лицо из Службы Государственной Безопасности, которая охраняла интересы…

– Мне известно, чем занималась СГБ, – отрезал Фагерберг. – Ближе к делу.

– Буберг хотел выяснить поподробнее, что это за человек, – сказал Рюбэк. Его видели в обществе Мерты Карлссон на Норра Смедьегатан в ночь убийства. Однако запрос Буберга был отклонён.

– Хм, – промычал Фагерберг и потянулся за бумагой и ручкой. – Как его звали?

– Биргер фон Бергхоф-Линдер.

Рука Фагерберга остановилась в воздухе, так и не добравшись до бумаги.

– Я этим займусь, – сказал он.

И в следующее мгновение добавил:

– Есть ли какие-нибудь свидетельские показания о том, какого возраста был этот человек?

Рюбэк пожал плечами.

– Среднего, если верить Бубергу. Но было темно, и он не мог как следует его разглядеть.

– Среднего, – фыркнул Фагерберг. – Что бы это нынче не значило.

Он поднял взгляд к потолку и поставил локти на стол, сложив руки так, что подушечки его костлявых пальцев соприкасались.

– Однако. Предположим, что в тот раз ему было сорок.

– Да, – кивнул Кроок. – Сейчас ему должно быть уже семьдесят. Звучит не слишком убедительно. Может ли это быть один и тот же человек?

– Возможно, он был тогда моложе, – предположила Бритт-Мари. – Если тогда ему было двадцать, то сейчас – пятьдесят.

– С каких пор двадцатилетних называют людьми среднего возраста? – спросил Фагерберг, отрицательно покачав головой.

Снова повисла тишина.

– В газетах очень много писали об этом, – заговорил наконец Рюбэк. – Я снял фотокопии этих статей в Королевской Библиотеке.

Кроок сделал глубокую затяжку, а затем хрипло, натужно закашлялся – всем уже был знаком этот звук, так он кашлял всегда. Казалось, что Кроок сейчас выплюнет свои лёгкие. Бритт-Мари подумала, что ему стоило бы проконсультироваться с доктором насчёт своего кашля, но не стала ничего говорить вслух – Крооку было уже за пятьдесят, и он должен был понимать такие вещи сам.

– Понятно, почему свидетели сомневаются, – проговорил Кроок, когда приступ кашля прекратился. – Даже если это не один и тот же человек. В той квартире было темно. Констебли могли ошибиться, прикидывая его возраст.

– Хм, – снова промычал Фагерберг, ёрзая на стуле. Потом он взглянул в окно и спросил:

– Кто вёл расследование?

– Отчёт подписан старшим констеблем Седерборгом, – отозвался Рюбэк. – Но он погиб в ДТП в 1961 году. Буберг – единственный, с кем я смог связаться.

– Я разберусь с этим, – заключил Фагерберг. – Продолжайте выполнять свои обязанности. И не забывайте тормошить криминалистов. Мы до сих пор так и не получили от них полноценного отчёта. То что они так тянут с ответом – само по себе преступление.

– Это дело такое необычное, – начал Кроок. – Не лучше ли будет попросить помощи у Госкомиссии?

– К чёрту Госкомиссию. Справимся сами.

Кроок не стал спорить, а вместо этого принялся собирать в кучу бумаги, которые торчали вразнобой из-под его необъятного живота.

– Кстати, кто-нибудь побывал в «Гран-Палас»? С персоналом беседовали? – спросил Фагерберг.

– Да, – отозвался Кроок. – В актуальные даты никто не видел там потерпевших.

Фагерберг замахал рукой в воздухе.

– Это ещё ничего не доказывает. Там каждый вечер бывают сотни людей.

– Это правда, – согласился Кроок и снова прокашлялся.

– Спасибо, на этом всё, – объявил Фагерберг, возвещая об окончании совещания. Рюбэк с Крооком тут же вышли в коридор, но Бритт-Мари замешкалась в дверях.

– Ещё кое-что, – произнесла она, глядя Фагербергу в глаза.

– Да?

В его голосе звенел лёд, и Бритт-Мари уже почти пожалела, что решилась заговорить.

– Мне кажется, нам стоит сделать поквартирный обход горожан, живущих вблизи Берлинпаркен. Возможно, среди них найдутся ещё матери-одиночки, которые живут на верхних этажах. В таком случае мы сможем их предупредить…

– Инспектор Удин!

– Я слушаю, комиссар.

– Разве я не велел вам прекратить самодеятельность?

Бритт-Мари потупилась.

– Так точно, комиссар.

– В таком случае, – проворчал он, – будьте так добры, займитесь своими служебными обязанностями. Вопрос закрыт.

Бритт-Мари всё ещё медлила. Она разглядывала свои практичные туфли. Внутри неё крепло убеждение – тихий протест, который клокотал в груди, только и ждал момента, чтобы взрывной волной вырваться наружу. Она думала о женщинах с гвоздями в ладонях, с острыми металлическими гвоздями, торчавшими из окровавленной плоти, словно головки голодных червей. Бритт-Мари думала о детях, на долгие часы запертых вместе со своими матерями, пока тех не обнаружили. Бритт-Мари думала об Элси, которая встретила свою смерть на загаженной лестнице дома в Кларе.

Бритт-Мари нащупала материнское кольцо на цепочке и сомкнула пальцы вокруг него.

– Комиссар Фагерберг, – произнесла она низким голосом. – Я никогда не смогу себя простить, если пострадает ещё хоть одна женщина. Я сама займусь обходом жильцов и поиском… потенциальных жертв, – немного поколебавшись, проговорила Бритт-Мари. На мгновение ей показалось, что она смогла придать словам толику того веса, каким наделяла все свои реплики Май.

Однако впечатление оказалось обманчивым, а Фагерберг вскочил на ноги, отшвырнув ручку прочь. Та описала высокую дугу и, прежде чем упасть на пол, ударилась о стену, оставив на ней большую черную кляксу.

– Дьявол! – завопил он. – Когда вы научитесь исполнять приказы?! Прочь отсюда! Живо!

Бритт-Мари молча разглядывала у себя под ногами оранжевый ковролин, который сразу пришёлся ей по душе. Тем августовским днем, когда она впервые переступила порог отдела насильственных преступлений на третьем этаже полицейского участка, Бритт-Мари здесь всё пришлось по душе. Какие надежды, какие высокие ожидания она лелеяла тогда!

Какой глупой она была, какой бесконечно наивной.

Теперь её надежды разлетелись на мелкие осколки, и всё, что осталось у Бритт-Мари и на работе, и дома – это разбитые мечты.

Бритт-Мари впервые осознала, что ситуация не улучшится сама по себе ни в личном, ни в профессиональном плане.

«Что обычно делают, когда жизнь летит под откос?» – размышляла она. «Что нужно предпринять, чтобы предотвратить крушение?».