Текст книги "Обряды, праздники и обычаи наших предков"

В XIX веке это таинство совершалось над тяжелобольными. Священника в таком случае также как и для совершения таинства исповеди приглашали на дом. О том, какое значение этому таинству придавалось в XIX веке, можно узнать из воспоминаний современников: «К таинству елеосвящения крестьяне “относятся по-своему, не как к молитве об исцелении больного, а как к началу погребения и на этом основании соборованных называют “наполовину отпетыми”. К соборованию больного одевают уже в “умиральное платье”, а по совершении таинства больной в присутствии священника благословляет всех членов семьи, просит у всех прощения. Елеосвящение происходит так: “Больного моют, надевают всё чистое и лучшее и кладут на лавку. Зажигают свечи перед образами, болящему дают свечу. На стол ставят чашку с житом, втыкают в нее 7 лучинок, обернутых куделей или ватой, и 7 свечей. Собираются соседи, молятся, иногда и им дают по свече, а по окончании обряда все подходят к болящему поочередно и просят у него прощения. Болящий тут же иногда оглашает и духовное завещание, отдает что-то в церковь “на помин души”».

С этим таинством связано немало представлений. Следует отметить, что оно вообще совершалось реже, чем исповедь. По некоторым данным, соборовались только богатые крестьяне, поскольку оно стоило больших денег по тем временам, при этом соборованному больному священник старался прочитать отходную в момент смерти, и, когда тело везли в церковь для отпевания, его встречали колокольным звоном. Бывало и так, что соборовавшихся считали мертвецами и боялись их.

Вероятно, другая причина того, что к этому таинству прибегали гораздо реже, кроется в отношении к нему крестьян. Считалось, что принявший таинство или, как говорили, «особоровавшийся маслом», если он выздоровеет, должен вести полумонашескую жизнь: носить темную одежду, запрещают есть мясо, вступать в супружество и иметь отношения с противоположным полом, пить вино, веселиться, начинать некоторые важные дела – делать основку дома или двора, бросать первую горсть посева, быть сватом, участвовать в свадебном поезде и т. п. Именно поэтому, особенно молодых, соборовали лишь только в полной убежденности, что больной находится при смерти.

Существовала и самая крайняя позиция, по которой собороваться и не умереть считалось грехом, поэтому вместо таинства предпочитали обращаться к другим способам облегчения агонии: поили водой, над которой читали молитвы, травами.

А если все-таки больного соборовали, тот тут существовало много примет, выживет он или нет: если «после потушения священником “стручков” – палочек, которыми помазывают больного, дым идет в двери – вон из избы, то болящий умрет, а если дым остается в комнате, то болящий выздоровеет». При помазании елеем также примечали, «вошел ли он в тело больного или нет, если вошел, то больной выздоровеет, если нет, то это признак смерти».

Современных записей о соборовании очень мало. Чаще всего соборование просто упоминается в числе обрядов, которые совершают над умирающим: «Перед смертью причастят. Священника вызовут. Маслом пособоруют…»

С развитием общества, снижением уровня духовного развития человека суть таинства полностью теряется.

Причина, видимо, в сложности его для понимания и закрепления в народной традиции. А с закрытием церквей оно полностью было вытеснено из сознания народа.

Церковный обряд погребения состоит из отпевания и предания тела земле. По церковному установлению погребения без отпевания не должно быть, за исключением некоторых случаев. За нарушение этого обряда в начале ХХ века предполагалось наказание: «Виновный в погребении христианина без христианского обряда, если для исполнения этого обряда приглашение духовного лица не представляло затруднения, наказывается арестом сроком не более 3-х месяцев». Для церкви это был больной вопрос. Особенно часто сложности возникали там, где церкви отстояли далеко друг от друга.

О народных обрядах при отпевании сохранилось довольно много воспоминаний. Отпевание считалось необходимым в обряде похорон. Обряды, связанные с отпеванием, начинались в доме покойника, включали в себя перенесение тела в церковь, где происходило основное действие, и на кладбище. Сразу после смерти шли к священнику сообщить о смерти и договориться о дне погребения. Если умирал состоятельный крестьянин, соборовавшийся перед смертью, то приглашались «попы», то есть причт «с выносом», устраивали торжественный вынос. Прежде выноса и до положения умершего в гроб, совершалась краткая лития; потом приготовляли гроб: вниз клали лист березовый, куделей устилали, покрывают все это «новиной» – холстиной, в изголовье кладут подушку. Священник, окадив гроб, выливал часть святой воды, а если умерший соборовался, то и масло соборованное в гроб, соседи или родные брали покойника и клали его в гроб. Причт начинал петь «Святый Боже», поднимали гроб и с плачем выносили ногами вперед. Еще раз на улице священник провозглашал «Вечную память», поднимали покойника на плечи и несли в церковь. Это бывало почти всегда на другой день смерти. Кто-нибудь из родственников причитал. Приносили в церковь и вносили на паперть. В этом случае покойника оставляли на ночь в церкви, а заупокойная обедня совершалась на следующий день. Такой обряд назывался отпеванием «с выносом», то есть с колокольным звоном, в сопровождении священника.

Менее состоятельные крестьяне клали покойника в гроб без священника и приносили его в назначенный день в церковь. Священник назначал день похорон и велел поставить гроб в покойницкую. Крестьяне старались похоронить быстрее. Но хоронили на третьи сутки. Состоятельные крестьяне заказывают в день погребения заупокойную обедню. Бедные довольствовались одним отпеванием.

Отпевание совершалось обычно около полудня. Во время службы родственники стояли со свечами. Существовало верование, будто грехи непокаявшегося умершего переносятся на живых, и именно на тех, которые присутствуют при отпевании. Поэтому родственники кланялись в ноги всякому приходившему в церковь во время отпевания, а иногда всякому вообще, с кем встречались в течение двух-трех недель после похорон, и просили у всех прощения за него. В конце службы принято было прощаться с умирающим: покойника целовали в губы либо маленькую иконку у него на груди. Если не удавалось отпеть покойника сразу, хоронили без отпевания, а потом отпевали заочно. После отпевания гроб с плачем относили на кладбище, как правило, недалеко от церкви. В некоторых случаях покойника провожал священник с причтом: звонил колокол, причт пел «Святый Боже», на могиле с краткой заупокойной литией священник еще раз возглашал «Вечную память». Там же священник благословлял покойника, посыпал его землей крестообразно и закрывал крышкой. В других случаях священник в церкви совершал обряд «предания земле», посыпая землю крестообразно на саван, гроб закрывали и несли уже без священника на могилу. Распространено было верование, что мертвый, пока не пропоют «Вечную память» и не посыплют землей, чувствует и слышит все.

Отпевания лишены самоубийцы. Про наложившего на себя руки говорили: «черту баран», тогда как про умершего младенца: «Богу свечка». В некоторых губерниях даже поминать самоубийц считалось грехом, их «зарывали далеко от церкви. В некоторых местах их зарывали на горе между елями, поворачивая лицом в землю».

Про некрещеных младенцев говорили, что они «не увидят света Божия и лица праведного Судьи», хотя и будут определены в хорошее место. Некрещеных младенцев не отпевали, хоронили за церковной оградой, в подызбище.

Практически повсеместно знали, что отпевание в церкви совершают только над крещеными: «Отпевать-то можно, вот как он крещеный, так ище отпоют в церкви. [Отпевать] только крещеных можно, а некрещеного не… не отпевают» (зап. от Шабуниной Е. П. 1915 г. р.). С некрещеными младенцами сложнее. Существует запрет отпевать и хоронить их у церкви. Но встречаются рассказы, как священник крестит некрещеного младенца и тут же отпевает: «[Мертвых некрещеных детей] все равно святой водой… имя нарекают, а святой водой опрыскивают Священник как окрестит, а потом уже отпевают» (зап. от Чуриловцевой А. Н. 1916 г. р.). Самоубийц, утопленников не отпевают: «Таких людей почитают, што их дьявол пихнул» (зап. от Вешняковой М. Г. 1913 г. р.). По многочисленным сообщениям, раньше и хоронили их отдельно: «Сам застрелился, дак того в церкви не разрешили хоронить. [Похоронили] в лес. В пожне, в лесу. В церкви, гърят, поп не разрешил хоронить» (зап. от Садофьевой А. С. 1922 г. р.). «Самоубийцу отпевают?» – «Нет, самоубийцу раньше и на кладбище не пускали. Они Божьего света никогда не видят: сидят в темноте. У них свет бывает, когда посреди обедни поют “Иже Херувимы” – тогда свет как молния у них промелькнет». В нынешнее время самоубийц в подавляющем большинстве случаев хоронят на общем кладбище, рядом с родственниками. Но относятся к ним с опасением, считается, что они могут «ходить». Одна из причин этого – он не был отпет.

Более того, считается, что не только самоубийца, а вообще любой неотпетый покойник опасен для близких: «Обычно, когда [покойника] в церкви не отпевают, тогда сняца… Обычно когда человек умирал, дак и наказывал: “Я вам спокою не дам, если не отпоете в церкви”. А раньше не отпевали хоронили» (зап. от Плешкова Н. А. 1938 г. р.).

«Покойник стал ходить к жене. Стали мне люди говорить, надо тебе его отпеть… В церкву пришла, батюшка мне сказал: “Вам надо отпевать его в Троицку субботу“. А в Троицу как раз был 40 день» (зап. от Поздняк В. И. 1938 г. р.). «Я ездила хозяина отпевать, дак земельки дали мне. [Когда это делают?] До сорокового дня надо успеть, штобы сорок дней не исполнилось как умер» (зап. от Шпякиной А. С. 1922 г. р.).

«Возьмешь это – душа ходит, дак земельцы с могилки возьмешь, да надо штобы в церковь сносить – типерь церкви работают – в церкву сносить да отпить эту земельку до 40 дня, а потом принести да снести на кладбище. Вот, вот, а потом душа не будет уж больше “ходить”» (зап. от Никоновой А. И. 1928 г. р.).

Отпевание воспринимается как средство от «ходячих» покойников. Существует ряд быличек о «ходячих» покойниках, в которых причиной их хождений является то, что они не были отпеты.

«Когда отпоешь, все – не приходит… Я старика похоронила, дак отпела плохо, видно, его, не понравилось, дак приходил по одну ночь. Приходил на 9-й день. Пришел, я одна спала. Лежу, вдруг это пробудилась. Слышу стук-стук, кто это стукает? Не знаю, лежу. Лежу, поглядела, двери отворились, послушала, бежит из дверей, прямо эдак хлоп на стол. Я вскочила: “Ангел мой, хранитель мой, сохрани меня на всю ночь без греха!” Сразу нет… Чего делать теперь. Пришла, тут одна у нас Богу верует, молится. Я пришла к ей. Так и так, говорю. Как раз в 9-й день. Она говорит: знаешь штё, поезжай, сегодня пятница, завтра суббота. Поезжай, говорит, в церковь, закажи панафидку по ёму. Я уехала в церковь, панафидки заказала, отпела там, всё земельки привезла оттоля, ему на могилу понесла: “Я к тебе приду, ты ко мне не ходи”. Тут ему вывалила, всё – больше не бывал. Вот так. Надо Богу веровать».

Интересно и то, что отпеть можно «плохо» и по этой причине отпеть повторно, чего в принципе не существует в церкви: отпевание принято совершать только один раз. Но при нарушении последовательности действий это может быть причиной хождений покойника.

«Я так тосковала по мужу! Во сне видела. Годов шестьдесят жили вместе. Страшными снами видела. На кухне брякалось. До 40 дней меня одну нельзя было оставлять. У меня сын живет на Украине, в Одессе, у них там церковь есть. Они приезжали его хоронить, дак мне сказала невестка: “Я вам отпою его да землицы пошлю, – говорит, – в посылке. Дак ты, – говорит, – земельку эту неси на могилку: дак он как отпетый будет. Он ведь крещеный, его надо отпевать”. Как только она послала земельку, как мы съездили в 40-й день на могилку, его помянули, этой земелькой, я вывалила, так с меня гора свалилася» (зап. от Степановой Л. Д. 1906 г. р.).

«Одна девка вышла замуж. Муж у ней Бога не признавал. Стали молотить, он снопы подавал, его фартуком в молотилку затянуло. Его похоронили и не отпели. Он и ходил все двенадцать часов: отпой меня. Она съездила, взяла землю, отпела, и не ходил больше. А раньше ведь не хотел отпеваться» (зап. от Подсухиной С. Г. 1914 г. р.).

Во всех случаях суть отпевания сводится к получению в церкви земли, которая наделяется определенной силой – помогать от «ходячих» покойников. Интересно сравнить их с быличкой, где в такой же ситуации используется земля с могилы. Женщине посоветовали: «Пойди на кладбище в праздник какой после молитвы в церкви, собери земли в платочек с могилы, но штёб никто не видел, и побросай у входа-то: у дверей, у окошечков» (зап. от Румянцевой А. И., 1908 г. р.).

Считается, что после отпевания и посыпания тела землей крышку гроба заколачивают и открыть уже нельзя. Мотивируется это обычно так: «Нельзя, нельзя, она отпета и земелькой засыпана, нельзя, грех, превеликой грех открывать». «Вот верующих старых пожилых людей, вот возят в церковь отпевать. Там минут сорок идет эта служба и ее отпевают. Там есть специальное такое отделенье и ставят гроб на этот, на постамент, такой специальный под гроб у них постамент есть. И там уже батюшка отпоет, песочком перекрестит ее, да там в церкви заколачивают и на кладбище уже не вскрывают, всё» (зап. от Курямбина В. П. 1933 г. р.).

Это верование появляется в рассказах как мотивация запрета на вскрытие гроба: «У нас девушку схоронили. Ну она старая дева была. Схоронили живую. Раньше ведь три дня да и теперь через три дня хоронят. И ей на четвертый день схоронили. А утром пришли в церковь, там было кладбище кругом церкви. Пришли, а она ривит. Почему-то ее не разрыли, могилу не вырыли. Стали колоколами звонить и заглушили, потом всё стихло. Она уж, видно, задохлась там. Вот этот случай я помню. А не знаю, почему не вынули, грех, что ли. Раньше с попом хоронили, дак не вынули» (зап. от Фадеевой А. А. 1922 г. р.). Вот еще один пример: «А крышку-то в церкви заколацивают и повезут закрытого, а которые как открытые, это уж они в церкви не были. А сегодня ведь я поглядела в окошко – ой, батюшки, покойного везут! И он закрытой, уж он заколоцён – уж это в церкве был. А потом нельзя открывать, когда в церкве был. Вот слушай, батюшко, раньше – это ишшо в старину, в старину-ту люди-ти говорили, слыхала я, штё якобы, как покойного этого отпоют, закроют, да вот если его открыть опеть, дак этому причту церьковному (батюшку, церьковным этим) каки-ти неприятности полуцятся, плохоё штё-то будёт» (зап. от Косаревой М. Ф. 1910 г. р., Костромская обл.).

Вскрытие гроба с отпетым покойником в одних случаях воспринимается как большой грех, в других считается, что это обернется неприятностями священнику.

В случаях естественной смерти вскрытия не производили, священник давал разрешение на похороны, и таким образом по ошибке совершали обряд над живым человеком. В тех нередких случаях, когда хоронили людей, как теперь уже установлено, уснувших летаргическим сном и проснувшихся после совершения отпевания, поступали следующим образом.

Как можно увидеть из распространенного поверья: «Случится, что оживет покойник по принесении его в церковь, – причт должен убить ожившего и схоронить, если оживший успеет из церкви скрыться, то за упуск его изведется весь причт, по другим версиям – помрет подряд 12 священников. В том случае, если побег совершится, причт отпевает пустой гроб и провожает его на кладбище, как бы в нем был покойник. Любопытно, что смерть подряд 2–3 священников в одном и том же селе народ иначе не объясняет, как упуском ожившего покойника».

По всей вероятности, это поверье находится в зависимости от существующего запрета оставлять гроб или могилу пустыми, что может повлечь за собой еще чью-то смерть.

При выносе гроба из дома также существовало много обычаев и суеверий.

«Гроб до прихода священника лежит на дворе (имеется в виду хозяйственная часть дома), как только последний войдет в дом, тотчас все выходят из него и снова входят сначала один кто-то, неся гроб, а затем все прочие. Такой обряд, по словам крестьян, предохраняет от смертности в доме». Похороны «с выносом» предполагали приход священника в дом покойника с церковным покровом, служение там панихиды и проводы покойника для отпевания в церковь. Если навстречу гробу попадался человек, ему дарили холст – «погробину»: «чтобы покойника на том свете так же встретили». Получивший холст может отдать его нищему. Про холст также говорили, что он нужен, чтобы на том свете было во что одеть голую душу и чтобы ангелам было на чем нести душу усопшего на тот свет. Существовало суеверие, связанное с пронесением гроба сквозь церковную ограду, при этом гроб вносили в одну калитку, а все сопровождающие его входили в другую. Церковная ограда здесь сопоставима с порогом дома, забором – границами, на которых производили определенные действия с гробом, имеющие цель обезопасить жизнь живых от действий смерти. Было принято при выносе из дома трижды поднимать и опускать гроб над каждым порогом.

То, что к отпеванию относятся как к своего рода наговору, подтверждается тем фактом, что его можно использовать во вред. Существует следующий обычай: «Слышала я, баба ежели разозлится на мужика, то отпевает живого. Он постепенно исчезнет, заболеет и умрет. Раньше это шибко существовало. А теперь без документа не отпевают» (зап. от Мергасовой Е. И. 1913 г. р.). Отпевание принадлежит к сфере смерти и этим объясняется использование его, подобно тому как используются предметы, бывшие в соприкосновении с покойником, в магии.

В погребальный обряд входят и поминки по усопшему, которые совершаются сразу после погребения и в дни, установленные церковью, то есть в 3, 9, 20 и 40-й. Народная традиция поминовения в XIX веке предполагала поминание в церкви за упокой и обед в память об усопшем. В ночь перед похоронами хозяйка занималась стряпней. В день похорон устраивались поминки сначала прямо на могиле, а потом все шли в дом усопшего. Принято было делать обед только по взрослому покойнику. На поминки положено было приглашать священника и причт. Часто это зависело от благосостояния семьи умершего. Если семья была зажиточная, то созывалась вся деревня, включая и нищих. Старались, чтобы на столе было много всяких кушаний, особенно тех, что любил умерший. На самом почетном месте всегда восседал священник, причт с супругами, а после обеда им обязательно подносились пироги. Обязательными блюдами на таких поминках повсеместно считалась кутья из пшеницы, ржи или риса с медом, шаньги, рыбники, кисель. На стол ставился прибор и для покойника, считалось, что он незримо присутствует на обеде. Вот как описываются поминки сразу после похорон, совершаемые в доме причетника: «Тотчас после похорон ближайший родственник покойного приглашает помянуть его. Сначала весь причт и их жены, потом церковные сторожа и, наконец, всех, кто подвернется на погосте. Поминки не начинают никогда до прихода священника. При входе его все поднимаются, совершается краткая лития по усопшем, псаломщик читает “Отче наш”, священник благословляет рыбный пирог (обязательное и первое кушанье на поминках), все садятся и принимаются за трапезу. В постный день не подают мясной и молочной пищи. Пива и вина бывает немного, вина бутылка, а пива баклушка (около ведра). Остатки от поминок одни увозят домой, другие оставляют в пользу причта, причем отделяют часть нищим. Дома устраивают поминки для родственников и знакомых».

Поминки в 3, 9, 20 и 40-й день состоят из служб церковных и обеда в доме усопшего, на который помимо родственников приглашался причт. В этом случае говорили: «Хорошо поминали и попов поднимали». В эти дни обязательно служили панихиду, которые побогаче заказывали сорокоуст, то есть сорок обеден. Некоторые набожные крестьяне еще до смерти начинали вносить деньги в церковь на помин своей души. Которые победнее, ограничивались поминовениями на литургии.

Особенно по значимости выделяются поминки в 40-й день. В основе народных представлений о 40-м дне лежит церковное учение о мытарствах. Церковь учит, что именно в течение первых сорока дней по смерти нужно усердно молиться за усопшего, подавать милостыню, чтобы испросить прощения грехов усопшего. В народной традиции с 40-м днем связано много обрядов, вытекающих из веры в то, что до 40-го дня душа умершего незримо присутствует в доме, ее носят ангелы по тем местам, где она жила, а после 40-го дня относят туда, где ей определено быть до Страшного суда. Как правило, именно до 40-го дня носят траур, реже это распространяется на весь год. Важное значение придавалось молитвам об усопших. Почти у каждого крестьянина в доме был помяник, куда вписывались имена всех умерших родственников для поминания дома. Поминать умершего принято было утром. Считалось, что нельзя молиться за умерших вечером, потому что этим можно их потревожить и они будут приходить ночью. Считалось также, что детская молитва всего угоднее Богу. Так, говорили, что детская молитва до «седьмого неба» доходит – прямо к Богу, а молитва поживших людей только до «первого неба» – до ангелов, а они уже просят Бога. Для доставления умершему лучшей загробной участи, помимо молитвы, народ изобрел другие способы. Например, холст, на котором несли покойника, развешивали на 6 недель (40 дней) по иконостасу «для указания предстоящим того пути, по которому душа идет в Царство Небесное, и для пособия самой душе без труда идти по этому пути». Говорят, что до сорокового дня душа «непредставленная» и только на сороковой день ей «определяют», где быть – в раю или в аду. По народным представлениям, в 40-й день душа в последний раз приходит проститься со всеми.

К этому дню приурочен обряд «отпуска», «проводов» души. Это принято было делать следующим образом: «Крестьяне оповещают священника за несколько дней <…>. Накануне известного дня священнослужители отправляют вечерню, поют над кутьей (моченый горох в густом отваре из сухой репы) панихиду или литию и готовятся к предстоящему завтра служению литургии. В доме умершего же собираются все родственники и знакомые, женщины готовят рыбные пироги, калитки, колобы, кисель и пр., а вечером топят баню. Когда баня готова, общим мнением решают, что “пора посылать за душой”. Мальчик-подросток верхом на запряженной лошади едет за душой на кладбище (если умерший погребен на чужой стороне, едут верст за пятнадцать по дороге в ту сторону, где находится место его погребения). У кладбища он делает поворот и, постояв две-три минуты, возвращается домой. Там готова баня. Все выходят встречать душу с причитаниями <…> и провожают ее попариться в бане <…>. В это время готовят для души постельку в большом углу. Спала она или нет – утром покажут “ямочки” на подушке и постели. Утром душа в сопровождении родных идет в церковь. После службы все возвращаются домой на поминальный обед. Душа приходит позже вместе со священником. Завидев издали спутника души – батюшку, все домашние, родные и знакомые выходят на улицу. Впереди всех – баба с ржаным киселем, а за ней еще 10 родственниц с полными тарелками яств. По примеру священника все, положив на себя крестное знамение, берут по ложке киселя, подходят под благословение к батюшке. Затем все идут в избу, где причт поет литию за умершего. Затем чаепитие и обед. Во время чая и обеда по правую сторону священника “на уголку” ставят прибор для души <…> Причити звучат, пока все не встанут из-за стола и не поблагодарят хозяев за угощение. Родственников и соседей на “сорочинах” бывает много, поэтому ставят 2–3 стола. Когда обед закончен, со столов прибирают, оставляя в большом углу блюдо с киселем и пустую тарелку. Батюшка возлагает на себя епитрахиль, а псаломщик берет с божницы просфору и ставит ее на тарелку. Поется лития, и со слов “Со духи праведных” псаломщик берет тарелку с просфорой и выходит из избы, за ним следует священник, затем баба с киселем и все присутствующие. Так шествие идет на кладбище, впереди всех мальчик на лошади, который встречал душу. Пройдя 30–40 сажен, все останавливаются, батюшка возглашает “Вечную память”. Душа садится в приготовленный экипаж и возвращается туда, откуда прибыла. Продолжительное каждение священнослужителя провожает ее в дальний путь. Снова все поминают киселем, подходя за благословением к священнику. “Слава-ти, Господи, – слышится среди баб, – отпустили душеньку раба Божьего Имярек”». (А. Малиновский. Обряд поминовения в 40-й день у чудинов западного побережья Онежского озера.) По словам священника, описавшего этот обряд, каждый крестьянин считал своим долгом справить «сорочинный обед» и тем «отпустить» – успокоить душу умершего.

Повсеместно существовало мнение, что, если не сделать поминок, душа будет печальная.

«На сорок дней сорокоуст заказывают в церкви, если церковь есть, а потом поминают. Ну а что, церкви нету, дак какой там сорокоуст. Собирают просто народ: сродственников да соседей» (зап. от Игнатьевой Г. Ф. 1930 г. р.). Жена отслужила панихиду по мужу, который «на вине помер», после чего увидела его во сне: «Она сходила в сороковой-от день, отслужила панахиду там, церьковну панахиду служат. Пришла домой и легла спать, отдохнуть. Легла отдохнуть, – говорит, – вижу во сне: он пришел и говорит мне: “Спасибо, – говорит, – Овдюшка, ты по мне сходила, панахиду-ту отслужила. На мне хотили, – говорит, – совсем воду возить в Никольское… да ты отмолила“» (зап. от Косарёвой М. Ф. 1910 г. р.).

Принято соблюдать постный стол на поминках, если они приходятся на постный день. Другое ограничение связано с обычаем выпивать на поминках. Вот несколько цитат. «Чем обычно кончают поминки?» – «Киселем. Обычно киселем. Но сейчас-то… ну да, щас запивают кисель водкой. Не положено». – «Почему?» – «Вот у моего деда дядя был попом. Ну и наставили вина, закуски. Они пришли с кладбища… Не пложено ему. И даже – сказали ему – даже еду надо постную. Мясом нельзя поминать покойника. Боле постну надо делать. Ну а теперь что? Праздник! Теперь похороны – праздник! Теперь этого ждут». – «Почему?» – «Да потому что напиться. Стоко вина накупят да всё. Ну и вот перед киселем, когда вот выйдут… не выйдут со стола еще, помянут. Перед киселем становятся, читает “Отче” кто-нибудь там. Свой или кто-то, кто там эти молитвы знает. Вот “Отче” прочитает, киселем помянут и выходят из-за стола» (зап. от Игнатьевой Г. Ф. 1930 г. р.). Традиция заканчивать поминальный обед киселем сохранилась с XIX века. Распространено мнение, что, поминая водкой, приносят вред покойному: это «кладется на чашу весов». «Пьют тут, сидят у могилы. Это говорят: “Заливают вином. Душу его заливают вином”. Это священник говорит: “Нельзя этого делать”». Ослушание священника наказуемо некоей силой: «А у нас батюшко был, батюшко-т, вот мы хоронили моего-то мужа, пригласили батюшка. Вот батюшко сказал, сто вином ни поминайти. На… вот у могилы ни пейти, мы отошли от могилы-то, на второй-от день, налили стопку первую ему, стопка изломаласи. Дно выпало и так напополам. [Почему?] Вот ни знаю, видишь, он говорил, што ни пейти, это… вином дак биспокоит и мучит душу… Вот Валя привозила попа, дак от поп вот это фсё сказал, могилу освитил, и фсё. Может, из-за этого у нас фсё приломалось» (зап. от Редькиной М. В. 1928 г. р.). Запрет на спиртное в некоторых случаях распространяется и на традицию наливать стопку покойнику: «На поминки рюмку с водкой покойнику ставят, кто на подоконник, кто на божницу. У меня муж умер, мы не ставили – грешно».

При отсутствии священника хозяйка в 40-й день выходила на улицу с кутьей и киселем, молилась в сторону церкви или кладбища, где похоронен покойник.

В некоторых местах в 40-й день бывает обряд – «отпивание чаши». Для этого смешивают пиво или вино с медом. После поминального обеда при пении молитв священник, присутствующий на обеде, разливает эту смесь по стаканам и раздает присутствующим. Всякий берет из рук священника стакан, крестится и выпивает за упокой души усопшего.

Особое отношение у народа было к умершим от чрезмерного употребления алкоголя, самоубийцам, что проявляется в обычаях поминать их. Существовал обычай для поминания их подавать нищим петухов, а в церковь носить колокольчики, считалось, что колокол вызвонит, а петух выкричит из ада. По этой же причине распространен обычай жертвовать тайно на церковный колокол, чтобы спасти души самоубийц.

Поминальные обряды удивительным образом сочетают церковные службы с народными обычаями и представлениями о поминальной трапезе как жертве покойнику. При этом важное значение придано фигуре самого священника, его роли в обряде. Во многом это определяло авторитет священника. Его роль в обряде двойная. С одной стороны, он выступает как его совершитель, а с другой, он рассматривается как главный спутник умершего: с ним он приходит на обед и уходит с него, рядом со священником ставят угощение для покойника. Таким образом, в восприятии народа священник осуществляет связь между живыми и покойником.

В народном сознании, помимо знания обряда, священник наделен еще знанием иного порядка: действия священника при совершении обрядов порой трактуются как магические. К нему обращаются в случаях с «ходячими» покойниками, и он помогает: «Вот долго мы с этой штукой бились. Вот долго ходила к нам. Пока мамка не съездила к попу. Он там чего-то сделал, почитал. С той поры больше не манило». Интересно здесь использование глагола «сделать», обычно он употребляется, когда речь идет о колдовстве («сделать на кого-то» – значит навести порчу). В народном сознании право священника прощать на исповеди грехи воспринимается наряду с представлением о физической передаче грехов. Священник, согласно такой логике, на исповеди «берет» грехи себе. Особенно данное представление проявляется в случаях облегчения агонии колдуна: «Ну там еси никто ни возьмет, в церковь снеси туда, в церковь снеси колдовство туды, там книжка ли што ли, там сниси и там батюшке, тогда ты умрешь. “Батюшке надо что рассказать?“ – “Наверно, надо што-то рассказать, штобы чиловек не может умереть. Он там, наверно, чево-то сделает, батюшка-то“» (зап. от Аксёновой Р. Ф. 1932 г. р.).

Главным образом поминки состоят в устраивании поминального обеда. Поминать начинают прямо на могиле. Происходит это так: «Закапывают его. Скатерть на могилку кладут, пирог с рыбой, кутью, яичко, оладышки, блины… У кого колбаска, селедочка. Кутьей все должны помянуть. А еду не крошат на могилу. Раньше не крошили, а теперь оставляют», затем идут в дом и там продолжают поминать за столом. Вместо положенной литии, с которой начинались поминки в доме при священнике, существует следующий обычай: «Все встанут и говорят: Помяни, Господи, рабу Божью» (зап. от Роговой М. М. 1925 г. р.).