Текст книги "Женька и миллион забот"

Глава 11, в которой ангел наглеет все больше и больше

Анна Михайловна лихо рулила по городу, и Женьке все казалось, что вот-вот за их спинами послышится милицейская сирена, а потом их остановят, заставят выйти… ну, а дальше ее бурное воображение рисовало сцены из многочисленных фильмов про доблестную милицию. Что-то вроде: «Стоять! Руки на капот! Не двигаться!»

Не забывая вовремя крутить баранку, бабуля еще умудрялась о чем-то почти шепотом переговариваться с Дмитрием. Женька старательно прислушивалась, но ничего не могла разобрать. Старая машина, времен последнего ледникового периода ревела, жужжала, фыркала, и создавалось такое впечатление, будто оседлали они не москвичонка, а какую-то адскую зверюгу. К тому же в салоне все дребезжало, и Женьке иной раз становилось до жути страшно: а вдруг эта древняя колымага развалится?

И тут ее снова кто-то пихнул в бок.

Это, конечно, же был Кирюшка, на сей раз, слава Богу, в своем привычном обличии.

– А чо, тетя? – залихватски копируя блатную шантрапу, спросил он: – Поездочка – ништяк?

– Ты что, совсем обалдел? – зашипела на него Женька, косясь взглядом в сторону двух своих спутником на передних сидениях.

– Да плевать! – Кирюшка барином расселся, попытавшись закинуть ногу на ногу, но не получалось. Машину жестко подкидывало на ухабах, а поскольку старому мэру было не до рытвин на дорогах, а кандидату на эту должность еще не дали себя проявить, то стояли колдобины, яко бойцы невидимого фронта: насмерть. Ничто их не брало: ни бульдозеры, ни горы щебня, ни асфальтоукладчики. Поэтому Кирюшку немилосердно подбрасывало. И если у Женьки еще хватало веса притормаживать полет, то ангел-хранитель, несмотря на отсутствие крыльев, порхал едва ли не по всему салону. – Они меня все равно… не видят… и не слышат, – в перерывах между подбрасываниями выдавал он задорно.

– А чего ты за нами-то поперся? – Женьке приходилось говорить шепотом.

– Как это «чего»? – оскорбился в самых святых чувствах ангел. – Я ангел или где? Я обязан за тобой присматривать. И развлекать.

И без предупреждения заорал на всю машину:

 
По прямой извилистой дороге
Через горы, реки, напрямик
На машине ехали уроды
Вез их бесколесый грузовик!
 

В первую секунду Женька заткнула уши, во вторую зашипела змеей, а в третью… в третью дала прорваться гневу:

– Это мы-то уроды?

– А кто говорит, что вы уроды? – тут же нашелся ангел. И, как ни в чем не бывало, продолжал:

 
За рулем у них сидел безрукий,
А безногий жал на тормоза.
Им слепой указывал дорогу,
А глухой сигналил без конца…
 

– Откуда ты берешь эти пакости? Ты же ангел! – попыталась усовестить его Женька. – В тебе же божественного должно быть…

Кирюшка презрительно хмыкнул:

– Много ты знаешь, чего во мне должно быть, а чего – нет.

И снова заорал благим матом:

 
Вдруг на повороте вышла банда,
Грузовик пришлось остановить.
И немой глухому что-то крикнул
А безрукий поднял дробовик.
 

– Да замолчи же ты! Замолчи! – уже не выдержала Женька. Сама того не осознавая, она заорала во все горло.

Машина резко затормозила, художницу швырнуло вперед и приложило лбом о спинку переднего сидения. Старушка и Дмитрий обернулись одновременно:

– Что слу… – хором было начали они, но так и замерли. У Женьки внутри все оборвалось. Она проследила их взгляды и поняла: это полный привет, как сказали бы пингвины из известного мульта! Ей хотелось зажмуриться и бежать отсюда куда подальше. Пока глюки только у нее, это глюки индивидуального пользования, с ними еще как-то можно бороться. А вот если…

«Если» оправдалось на все сто процентов, даже на сто двадцать.

– А это кто? – первой пришла в себя Анна Михайловна. Бывшая разведчица, как видно, за свою жизнь испытала столько, что уже ничем смутить ее было просто невозможно. – Что за бесплатный пассажир? Откуда родом? Что за приблудный? Колись! Быстро! Пока я методы не применила!

Женька обернулась, исключительно посмотреть, как этот пройдоха будет выкарабкиваться из создавшейся ситуации. Пройдоха, надо сказать, и сам был немало потрясен.

– Упс! – выдавил он, вытаращив черные глазенки. – Ни фига себе! Приехали! Это как? – и он с совершенным непониманием воззрился на Женьку, которая и сама ничегошеньки сообразить не могла. – С какого перепугу они-то меня видят?

– И слышат, – категорично завершила старушка. – Ну, так будешь колоться, или мне тебя расколоть, как гнилой орех?

На Кирюшкином лице… э-э, морде, появилась глупая, растерянная улыбка, но он тут же нашелся: весь скуксился, большие черные глаза наполнились неизвестно откуда взявшимися слезами.

– Тётенька, пожалуйста, Христа ради, не прогоняйте! – умоляющим речитативом запричитал он, сложив на груди передние лапки, в которых откуда-то вдруг оказался Женькин скомканный замызганный платок. – Я без мамы, без папы, круглая сирота. Крыши над головой нет. Гонят отовсюду! Меня, маленького, всяк обидеть норовит, вот и прибился к вашей компании… а вы такая добрая… можно я того, в машине жить буду? – заискивающе прогундосил он, заглядывая старушке в глаза.

Но Анну Михайловну не проведешь. Даром что ли на фронте за языками ходила, и допросы в боевых условиях устраивала?

– Ври, да не завирайся, – откликнулась она строго, сводя крашеные брови к переносице. – Давай-ка, по-хорошему выкладывай, кто такой. А то я к тебе допрос с пристрастием применю.

– А с пристрастием, это как? – осторожно поинтересовался Кирюшка, разом избавляясь от хорошо наработанного плаксивого нытья завзятого попрошайки.

– Это когда я к тебе со всей страстью своей души, – прозвучало многообещающе.

Кирюшка даже рожу скорчил. Анна Михайловна неожиданно выудила откуда-то шоколадку и протянула ангелу. Его лапка мелькнула в воздухе, и вот он уже зашелестел фольгой, вид у него, надо сказать, был и в самом деле донельзя довольный.

– Вот, я тебе скажу, человек! Настоящий человек, – восхищенно выпалил он, по-свойски толкнув Женьку в бок. – Не то, что некоторые, – добавил он с укоризной в голосе. – Не будем тыкать пальцами. Тапочками не бросаются!

– Ага, красавица, – Анна Михайловна подняла взгляд на художницу. – Так ты этого сироту знаешь? Чего молчишь?

– Ангел это, – с усилием выдавила Женька, которая в этот момент чувствовала себя первым кандидатом на отдельную палату в отделении для буйных в психиатрической лечебнице. – Ангел-хранитель. Мой, личный. Личный? – переспросила она у Кирюшки.

Тот лишь кивнул, с совершенно невероятной скоростью поглощая шоколадку. Он уже вымазался лакомством весь от лап, до ушей.

– Познакомилась с ним только сегодня ночью. Берется устроить мое личное счастье, – при этих словах Дмитрий почему-то хмыкнул. – Любит поесть, нахален…

– Не…непьявда… – с полным ртом попытался возмутиться ангел.

– …зовут Кирюшей… – Женька задумалась. – Больше ничего не знаю.

– Больше не знают о нем ничего, – продекламировала Анна Михайловна знаменитый стих Маршака.

– Да, еще он внешность умеет менять. Он тут мне, пока вы в магазин ходили, настоящим ангелом явился, – Женька вспомнила небесно-синие глаза, волевой с ямочкой подбородок, крепкие руки…

– Эй, красавица! – Анна Михайловна пощелкала пальцами прямо перед ее носом. – Окстись, милая! Это же ангел.

Женьке стало совестно. И чего это она, в самом деле. Это ж не человек. Она стрельнула взглядом в сторону Дмитрия. Вот это более подходящая кандидатура для личного счастья.

– Ты, – старушка-разведчица ткнула сухим, как деревяшка, пальцем в сторону ангела. Тот так и замер, с набитым ртом, выпучив черные глаза. – Времени у нас нет, поэтому будешь рассказывать по дороге. Только не вздумай врать.

– Жнаю… жнаю… у ваш там свясь… ш аштралом… – прочавкал он, едва не давясь.

– Чего ты там шамкаешь? – насторожилась старушка.

– Да это я так… к шлову…

Он проглотил последний кусочек злосчастной шоколадки. Анна Михайловна тронула машину с места и рванула с такой скоростью, словно… ну, вы помните. Дмитрий развернулся к Женьке спиной, хотя чувствовалось, что Кирюшка его занимает гораздо больше, чем вид проносившихся мимо достопримечательностей родного города.

Ангел же самым возмутительным образом скомкал обертку от лакомства (ни с кем не поделился, гад!) и… сунув лапу куда-то сквозь дверцу машины, выкинул мусор на дорогу.

– Ну, наглец! – искренне возмутилась Женька. – Чего соришь? Вот из-за таких, как ты, у нас не город, а помойка!

– А я что? – тут же развел лапами плутоватый ангел. – Могу и так! – в его лапках вдруг появилась скомканная обертка от шоколадки, он весь встряхнулся, она вспыхнула ослепительной вспышкой и… исчезла.

Перепачканный шоколадом… нет, уже совершенно чистый Кирюшка, сидел рядом с Женькой, глядя на нее невинно-наивными глазами.

– Ни фига себе! – только и смогла промолвить художница. Фантастика.

– Да ладно! – Кирюшке явно польстило удивление, с каким было сказано это: «ни фига себе!» – Конверсия. Подумаешь! У нас даже работники низшего звена и то так умеют. Стравливать переизбыток энергии в каверны – дело плевое. Первичные навыки, что называется, без этого наша работа – не работа…

– Эй ты, сирота! Хватит фейерверки запускать, – окликнула Анна Михайловна. – Давай, рассказывай все, как на духу.

Кирюшка поерзал на сидении, поудобней умащиваясь, погладил оттопыренное пушистое пузо, поскреб за ухом… но тут вдруг сообразил, что уж лучше поскорее начать рассказ, а то как бы подзатыльник не схлопотать. Женьку он не боялся, а вот Анна Михайловна была женщиной строгой, могла и отвесить. А ее сухонькая рука только на вид казалась легкой, а на деле…

И он поведал все, как на духу. Чего только бедная Женька про свою родню не узнала! Оказывается, пра-пра-пра… (какая-то там Бог весть в каком поколении) …бабка ее была слепой крестьянкой – правда, не с рождения слепая, а после тифа – так вот бабка эта силой обладала невероятной… не в смысле там вместо домкрата телегу приподнять или кобылу на горб взвалить, а в смысле вылечить хворь какую, нечистого прогнать, и прочее… было у нее двое детей, так когда вся община на нее ополчилась и хату подпалила, пришлось ей собрать в переметную суму все, что от хозяйства осталось, взять детей за руки, да и уйти в леса… там и жила… жила долго, дожила аж до ста восемнадцати лет… А дети, как выросли, оставили старушку одну, помирать… дочь замуж вышла, сын женился, да только оба счастья так и не нажили… мыкались по свету и они, и их дети, точно грешники неприкаянные… а уж когда революция грянула…

Он бы и дальше с чувством живописал биографию давно умершей старушки, а заодно всех ее потомков, если бы Анна Михайловна не перебила его самым беспардонным образом:

– Ну, ты, сирота, язык у тебя длинный. Отрежу. Говори по существу.

«Сирота» призадумался, но, слава Богу, препираться со старой разведчицей не решился – себе дороже. Он пару секунд соображал, что же такого сказать по существу, и нашелся-таки:

– Мать она мне, – заявил он, ткнув пальцем в сторону Женьки.

Женька от такой наглости дар речи потеряла, Дмитрий сдавленно хихикнул, Анна Михайловна процитировала:

– Родила царица в ночь не то сына, не то дочь…

– Не мышонка, не лягушку, а неведому зверушку, – подхватил Дмитрий полным иронии голосом.

– Это я-то – неведома зверушка? – возмущенно завопил Кирюшка, подскакивая на задние лапы и упирая передние в бока. Зря он это сделал. Потому как в этот самый момент машину изрядно тряхнуло на очередной колдобине, и несчастный ангел полетел вверх тормашками. Если бы Женька не успела его поймать… он бы точно вписался в крышу пушистой макушкой.

– Ты, знаешь что, не ори, а объясни все толком, – усаживая его обратно рядом с собой, попросила Женька, которая только-только отошла от столбняка. – Как это я тебе мать? В каком смысле?

– В энергетическом, конечно! – тут же возмутился Кирюшка, – а вы-то что подумали? Сила в тебе, как в твоей пра-пра-… ну, короче, прародительнице, скумекала? Ты, небось, уже и забыла, как меня на клочке бумаги нарисовала?

– Опаньки! – только и сумел выдать завзятый писатель, с любопытством оборачиваясь к сладкой парочке. – Все интересней и интересней.

– Когда это? – Женька оторопело уставилась на ангела-хранителя.

– Пять лет назад!

– Как это «пять лет назад»? – тут же поймала ангела на слове Женька. – Ты же говорил, что только год у меня в квартире живешь!

– Это я год тебя патронирую, самостоятельно, в качестве ангела-хранителя, – охотно пояснил Кирюшка, – а до того еще обучение проходил.

– Так вы еще и обучение проходите? – заинтересовался Дима.

– А то как же! – Кирюшка почувствовал собственную значимость. – Без обучения никак нельзя. Это только книжки можно писать без специального образования, – уколол пушистый нахал. – А вот людей патронировать без обучения никак нельзя.

– Эй, ты, ангел, – тут же откликнулась Анна Михайловна, заступаясь за писателя. – Ты давай по существу дела.

– Да, – подхватила Женька нетерпеливо. – Нарисовала и что?

– Нарисовала и закинула за шкаф, этот рисунок, между прочим, там так и валяется. А еще говорит, что в комнате убирает как следует, врет она, врет, – Кирюшка принялся обвинительно тыкать в ее сторону пальцем, почему-то обращаясь к Диме.

Женька почувствовала, как к лицу приливает кровь.

– Это я-то не убираю?! Я не убираю? – она готова была этого паршивого ангела на месте раздавить. – Да я… да я…

– Эй, спорщики, уже приехали. Мне одну вещичку взять надо дома, а вам всем перед походом посетить некоторое заведение.

– Холодильник? – с надеждой предположил шустрый Кирюшка.

– А тебе бы только по чужим холодильникам тырить! – мстительно выдала Женька.

– А, так это ты мои продукты слямзил? – без особой обиды поинтересовался Дмитрий. Похоже, он уже привык к мысли, что вокруг него разворачиваются самые невероятные события.

– А чего сразу «слямзил»? – оскорбился Кирюшка.

Они въехали во двор, и машина остановилась, клюнув передним бампером. Дмитрий тут же вышел из машины, обежал ее и галантно открыл заднюю дверцу, выпуская Женьку. Однако выйти ей сразу не удалось. Разговор развернулся самым неожиданным образом.

– Я твои продукты реквизировал для пользы дела. Подзаправиться требовалось, – принялся оправдываться ангел, обращаясь к писателю. – А ты думаешь, легко целых три часа подряд обеспечивать тебе вдохновение? Вообще-то, это не моя обязанность. А твоей музы.

– Так у меня что, и муза есть? – изумился Дмитрий, придерживая рукой дверцу машины и одновременно перекрывая выход.

Женька посмотрела на ангела, потом на писателя.

– Есть, есть. Но она – свинья этакая, совсем зажирела и обнаглела. Лежит себе на диване, пузом кверху, вино дует да дрыхнет…

Женька старательно покивала. Вот уж тут-то Кирюшка нисколько не врал. Видала она эту толстомордую…

– Стоп! – вдруг скомандовал Дмитрий, и в его голосе прорезались те самые повелительные нотки, какие обычно отличают людей сильных и волевых. Кирюшка так и застыл на месте, ухватившись лапой за спинку заднего сидения. – Это ты про какое такое вдохновение говоришь? Что-то я не понял.

– Ну, это… – ангел скорчил рожицу, типа: я тут ни при чем! Никто не виноват, а уж моя хата до такой степени с краю, что прямо-таки и в бинокль не разглядишь. – Ты же ведь собирался гулять идти… типа: праздник отметить, пивка попить, Вовану позвонить, стрелку забить… поколбаситься…

– Ну? – Дмитрий сощурился, что твой Штирлиц.

– А теперь сам рассуди: кабы ты пошел гулять, то с ней бы не встретился, – и он самым хамским образом ткнул пальцем в сторону Женьки.

Дмитрий бросил взгляд на пунцовую от стыда художницу, и ошалело почесал затылок.

– Ладно, это я понимаю…

– Да ничего ты не понимаешь! Чего б ты понимал-то? – Кирюшка перешел в наступление. – Мне, если хочешь знать, дали две недели, чтобы вот ей, ей, – его указательный палец вновь принялся обвинительно тыкать в сторону Женьки, – этой вот высокоментальной единице счастье устроить, – он принялся загибать крохотные пальцы, – пробить ей канал в будущее, да еще и обеспечить радикальные изменения судьбы. А её перспектива, между прочим, – он тянул шею вперед и наступал на писателя, точно тот был виноват во всех смертных грехах, – связана с тобой… с тобой, с тобой! – и на сей раз указующий перст тыкал в сторону Димы. – Да ты хоть знаешь, что она все твои книги прочитала, что у нее четыре альбома одних только рисунков по ним сделано… да ты хоть знаешь, какой фурор будет, если все это издать… тебя издать, балда! Тебя! Да с её рисунками! Да ты хоть понимаешь, какое тебя будущее ждет?

Дмитрий озадаченно хмыкнул, глядя на Женьку как-то по-новому.

– Ну, видишь? – Кирюшка обратился к Женьке, которая уже давно пыталась вставить слово, открывая и закрывая рот беззвучно, точно рыба. – Видишь? Он – не против! А ты чего против имеешь, а?

Ангел надвинулся на нее с таким остервенением, точно вот-вот в нос вцепится.

– Да я-то тут причем?! – огрызнулась Женька, прекрасно понимая, что дай этому огрызку волю, так он всех дохлых собак на нее навешает вместе с мамонтами, которые вымерли после ледникового периода. – У меня же работа! Я тружусь, аки пчелка! Тружусь, не покладая рук! Между прочим, это ты меня работы лишить собираешься!

– На фиг тебе эта работа? На фиг тебе эта Америка?

– А ты что, в Америку ехать собралась? – встрял любопытный Дмитрий. Но тут же получил по самое «не хочу»:

– Да! – хором заорали ему в лицо осатаневший в конец ангел и Женька. – И не ваше это дело! – кричала художница, переводя возмущенный взгляд с ангела на Дмитрия. – Моя судьба, что хочу с ней, то и делаю!

– А вот тебе! – орал Кирюшка, складывая так хорошо зарекомендовавшую себя фигуру из трех пальцев. – Видала?!

– Хватит ругаться! – влез писатель, руками растаскивая спорщиков, которые так и норовили схлестнуться в рукопашной. – Хватит! Оба замолчали! Быстро! Раз-два!

Оба замолчали, удивленно уставившись на невольного рефери.

– Немедленно прекратите. Вы оба кого угодно с ума сведете своими спорами.

Анна Михайловна уже выбралась из машины и стояла, ожидая, когда же пассажиры наругаются вдосталь и соизволят покинуть транспортное средство.

– Кирьян, ты лучше скажи, последнее время мне совсем не пишется. Веришь? Ни одной полезной мысли в голове. Это что ж получается, муза виновата?

– А то кто ж? – развел лапами ангел.

– А ты вопросом на вопрос не отвечай, – влезла Женька, которая не на шутку разозлилась и готова была с кулаками наброситься на собственного ангела. – Тебя по делу спрашивают!

– А я по делу и отвечаю, – окрысился Кирюшка. – Убери ее отсюда, а то я за себя не отвечаю! Вот как выйду сейчас из себя! В прямом смысле! Тогда я ей точно ментальную инвалидность обеспечу!

– Женя! Дай ты ему объяснить все, как есть. Можешь ты не встревать? – попросил Дмитрий, по-прежнему не давая ей выйти из машины.

– Он, между прочим, мой ангел хранитель! – тут же оскорбилась художница, она вертела головой, давай отпор на два фронта. – Я его породила…

– Да только убить тебе меня не удастся! – зловредный Кирюшка высунул длинный, розовый язык. – Тоже мне, ума палата, ключ потерян!

Диме вновь пришлось их разнимать.

– Да дай же нам, двум мужчинам, спокойно побеседовать!

– Действительно! Двое мужчин разговаривают, женщина – не встревай! – добил несчастную художницу Кирюшка.

На такой выпад Женьке и в самом деле ответить было нечем.

– Ну и не надо! Раз вы такие! Раз вы так! То я вас… мне на вас…

Анна Михайловна с интересом наблюдала за всей этой сценой со стороны и не вмешивалась, хотя, вероятно, ей ничего не стоило разобраться со всеми троими, навешав всем элементарно-эффективные подзатыльники.

Женька демонстративно вперила взгляд в спинку переднего кресла, поджала губы и сложила руки на груди. Ну, прямо оскорбленная невинность, да и только!

– Так что же мне с этой музой делать? Мне же роман сдавать, а у меня вдохновения, ну веришь ли, ни в одном глазу.

Кирьян пристально заглянул в глаза писателю. Однако не найдя там действительно ни одной гениальной мысли, даже несколько приуныл.

– Да уж, это точно, – проворчал он, тяжело вздохнув. – Гнал бы ты ее от себя, – деловито посоветовал Кирьян. – Тебе от нее только одни неприятности. За ней, заср… мерзавкой, никакого пригляду. Творческое дело – штука тонкая. Его же менталями не измеришь, верно? Муза ведь, если что, может отбояриться, мол, знать ничего не знаю, ведать не ведаю, это у меня патронируемый такой тупой. А я работаю, не покладая мозгов, – Кирюшка моргнул и замолчал. Ему вдруг пришло на ум, что еще совсем недавно приблизительно так же пытался отбояриться он сам. Ему стало стыдно. Он сконфуженно замолчал.

– Ну, хорошо, если я тебя вижу, то почему никогда не видел ее? – весомый довод.

– Потому что видишь ты меня только благодаря ей, – ангел ткнул Женьку в бок.

Та тут же постаралась надавать ангелу по шеям, но промахнулась.

– Аура у нее мощнецкая, – выкрикивал ангел, скача по всему салону и ловко увертываясь от Женькиных кулачков, – если ее слегка потренировать, она бы тут… ого-го каких дел наворочать могла, – Кирюшка явно хвастался. В определенной степени, ему и самом деле льстило, что у него такая патронируемая веда. Действительно высокоментальная, а не какая-нибудь там просто живая единица, которая, точно корова, только о том и думает, где бы да как пожрать…

– Я вас долго буду ждать? – ввинтился в их такой замечательный разговор ехидный голос Анны Михайловны. Как видно, ждать ей все же надоело. Да и прохожие уже стали заглядываться на подозрительную парочку, которая беседовала весьма странным образом.

Женька полезла наружу, заторопилась, зацепилась ногой за что-то, стала подниматься и… рухнула прямо в объятия Дмитрия, который оказался истинным джентльменом, с готовностью подставившим руки. Жертва чужих происков вырвалась из крепких мужских рук, разгневанно обернулась и погрозила кулаком довольному Кирюшке, сидевшему верхом на спинке переднего сидения. Уж она-то точно знала, чьих это рук дело.

Квартирка у Анны Михайловны преподнесла немалые сюрпризы. В коридоре на стене висели: а) приличного вида велосипед; б) скакалка; в) хула-хуп; г) ролики; – вот это уже вызывало не просто недоумение, а настоящее изумление. Как ни крути, а наши старушки, привыкшие за годы Советской власти вести себя тихо и мирно, ну никак не могли вписаться в подобный интерьер.

– Я люблю на велосипеде ездить, – охотно пояснила Анна Михайловна, заметив удивленный Женькин взгляд и отвисшую челюсть. – Всю жизнь некогда было. Семья, заботы, работа. А вышла на пенсию, и сразу столько свободного времени появилось. Вот лет десять лет тому назад научилась крутить педали. Соседский мальчишка научил. А теперь вот на роликах пытаюсь научиться. И челюсть захлопни, а то отвалится.

Немаловажное замечание.

– Туалет без меня найдете, – махнула старушка рукой, не слишком деликатничая со своими гостями.

Подобный антураж почему-то на Диму впечатления не произвел, наверное, он уже давно привык к чудачествам старушки. Квартирка была однокомнатная, маленькая, чистенькая и аккуратненькая, насколько успела разглядеть Женька, проскальзывая по коридору, и мельком сунув любопытный нос в дверь комнаты. Но на столе стоял компьютер. Анна Михайловна подошла, включила, и пока Женька посещала некоторое заведение, чем-то там занималась.

Рандеву произошло в том же коридоре. Поверх легкой кофточки старушка накинула джинсовую ветровку, к тому же сменила привычные туфли на дешевые, но очень даже незаменимые в бытовом плане кроссовки.

– Дитер письмо прислал, спрашивает, как идут дела. Чиркнула ему пару строк, от тебя привет передала, – бросила Анна Михайловна Диме. Вот это старая разведчица… да какая она, к черту старая! Старый, это когда маразм крепчает, а склероз на оба полушария. Эта дама в возрасте – иначе ее даже язык не поворачивался назвать, похоже, к числу стариков себя не относила. Что-то не больно ее смущает сей компьютер. Мылом перекидывается с Германией. Все бы так. Наверное, лет через сто это станет нормой. Пока – экзотика. – Он уже собрался, визу получил, теперь осталось только билет купить. Хороший парень, если бы я ему тогда в челюсть прикладом не засветила, да в плен не взяла…

Анна Михайловна мечтательно заулыбалась, как видно, припоминая далекие года своей ушедшей молодости. Но быстро вернулась от грез на грешную землю и многозначительно пообещала Диме:

– Приедет, я тебя с ним познакомлю. Он тебе понравится.

Дмитрий несколько смутился:

– Да как-то неудобно, у вас тут такие дела… я, вроде как, ни при чем…

– Еще как при чем! – заверила Анна Михайловна, ласково похлопав его по спине. – Ну что, все собрались? Эй, сирота? Ты как? Готов отправиться в путешествие?

Светлое облачко пронеслось мимо них, скользнув прямо сквозь дверь.

– Вот и отлично. Поехали.

* * *

Кирюшка, по-прежнему сидя на заднем сидении, всю дорогу не умолкал, прямо словесный понос на ангела напал: то начинал травить анекдоты, а то стишки декламировать. Однако это словотворчество в один момент прервала Анна Михайловна, строго предупредив:

– Ты, сирота, давай, язык не распускай. А то отлучу от транспортного средства, и поплетешься за нами на своих… двоих… или четырех… сколько их у тебя?

– Да, собственно, у меня их вовсе нет, – нисколько не обиделся ангел-хранитель, демонстративно шевеля пальчиками. – Это же так, видимость одна. Я же энергетический.

– Ну да, рассказывай, энергетический, – хмыкнула Женька. – А кто холодец стрескал, за здорово живешь? А кто Диме холодильник обчистил?

– Да ладно, я не в обиде, – миролюбиво заметил писатель, напрочь испортив педагогическое воздействие.

Кирюшка тут же показал Женьке язык и состроил «нос».

– Ты лучше скажи, а это правда, что есть феи, джинны, лешие, кикиморы… ну, нечисть всякая? – поинтересовался Дмитрий. Его, как специалиста по данному вопросу весьма интересовала истинность подобных явлений.

– Это почему же сразу «нечисть»? – искренне обиделся Кирюшка. – Они, между прочим, не меньше нашего работают. – Вы, люди, очень уж обзываться любите.

– Извини, малый. Я до этого дня знать не знал, что в мире и в самом деле существуют такие… э-э… как бы это сказать…

– Начнем с того, что феи вообще не из той оперы, – наставительно заметил ангел. – А остальные…

– А остальные? – подхватил Дмитрий с любопытством. Ему явно не терпелось заполучить свеженькую информацию из первых рук, коли выпала такая оказия.

– Ну, как сказать… – Кирюшка на секунду задумался. Он бы мог свободно войти в астрал и выдать всю информацию, хранящуюся там, но, во-первых, тогда бы эти трое вряд ли чего поняли. Все-таки, астрал есть астрал, в него со свиным рылом и соваться нечего. А, во-вторых, согласно Кодексу Порядка это делать категорически запрещено. Вот он и чесал затылок, соображая, что же можно рассказать, а чего нельзя. И, наконец, решился: – В какой-то степени – правда… ну, не все, конечно… кикиморы, домовые, лешие, водяные, русалки – это все низшие энергосущности, скажем, низкоментальные. Никакой серьезной работы им не доверишь. Так только – омут где охранять, в реке порядок наводить, за лесом следить… домовые все больше по квартирам, да по домам специализируются… но есть домовые, кто в бомжи подался, на станциях живут, в подвалах прячутся… теми соответствующая комиссия занимается. Непорядок это.

– А откуда же они берутся? Ну, все эти домовые и прочие? – Дмитрий обернулся, ему страсть как было неудобно сидеть затылком к лобовому стеклу, но любопытство победило.

– Да из низших сущностей же и берутся… из безментальных, – Кирюшка выдал эту фразу таким тоном, словно это само собой разумеется – непреложный факт, который всякому дураку известен. – Ведь эти низшие, мы их еще «чернышами» зовем, или «кляксами», они же людьми порождаются … – и, заметив недоуменный взгляд писателя, снисходительно пояснил: – Ну, например, позавидовал кто-то кому-то, или злое слово сказал, подумал худо, и вот она – безментальная низшая энергосущность… на свет появилась и сразу кушать… кушать… – Кирюшка потешно загребал ручонками воздух, с каждой секундой раздуваясь все больше. – А питается-то она не чем-нибудь, а эманациями живых единиц. Ладно, если низкоментальных – ну там, рептилий всяких, змей, насекомых… хуже, если среднементальных – животных, млекопитающих…

Аудитория внимала, затаив дыхание. Даже Анна Михайловна как-то до странности медленно и аккуратно вела машину, то ли боялась растрясти ценного гостя, то ли просто сироту заслушалась.

– А те, что посильней, да поноровистее, за высокоментальными охотятся, то есть, за людьми. Они в Верховной Канцелярии числятся как «высокоментальные живые единицы», одно слово: веды. С них и энергии стрясти можно гораздо больше, да и очаги ментального напряжения они формируют сильные. Тогда этим чернышам и вовсе раздолье. Где какая ругань, скандал, драка, а того паче резня или мордобой, вот там их и ищи…

– Веды? – несмело перебила его Женька, тоже заслушавшись. – Высокоментальные живые единицы? А «живые» куда подевались?

– «Живые» просто опускаются, – Кирюшка покровительственно хихикнул. – Не в этом главное. Есть ведь еще и неживые. Вот помрешь, станешь неживой. Но высокоментальной-то ты останешься по-прежнему.

Женька пару раз хлопнула ресницами, вникая в суть нарисованной картины.

– Это что же получается, что все эти разговоры о душе…

– Ну, душа там, не душа, – помахал лапами Кирюшка, – а только на тонком плане что живой, что умерший человек – без разницы. Все одно – высокоментальная единица. И всех делов.

– Ничего себе! – хором выдали Дмитрий и Женька.

– Так вот, пока вы, люди, бегаете тут по земле живые… и… ну, скажем прямо, не всегда совсем здоровые, то своими поступками, мыслями, чувствами порождаете безментальных. Вот потому-то я и сказал, что ты меня породила…

– Но ты-то не клякса! – возмутилась Женька.

– Так и ты – не корова с куриными мозгами, – тут же парировал Кирюшка. (Услужливое и богатое воображение художницы моментально нарисовало живописную картину коровы с куриной головой: впечатляющее зрелище!) – Я же тебе говорю, кляксы порождаются в результате низменных чувств: зависти, злобы, ненависти, похоти… а мы – работники среднего звена, мы – ангелы индивидуального довольствования, сокращенно АИДы. До такого состояния этим безментальным иной раз несколько сот лет расти надо. Это я один – такое исключение… ну, – Кирюшка вдруг замялся, – не один я, конечно. Бывали такие случаи в истории человечества. Но редко, – он многозначительно вздернул пальчик в воздух. – Редко! Такие, как я, сразу среднементальными на свет появляются.

– Ты про домовых говорил… – напомнила Женька.

– А муза – тоже среднементальная? – встрял Дмитрий, глаза у него горели.

– Ну, де-юре, – Кирюшка скорчил скептическую рожицу: – а де факто, не дотягивает она, если честно. Тут ведь какое дело: либо ты вверх тянешься, либо тебя вниз сносит…