Текст книги "Женька и миллион забот"

Кирюшка сразу приуныл и попытался юркнуть за шиворот к Женьке, но был пойман бдительной рукой старой разведчицы. Агафья тоже встала на страже.

– Ах, ты пес приблудный! Натяпал дел, а как исправлять, так в кусты! – накинулась она на ангела.

– Кирьян, совесть имей! – тут же вставил веское слово Дима. – Давай, спасай женщину. Утонет ведь. А то никакой мужской дружбы, ты это учти…

– И я тебе еще добавлю, – многообещающе вставила художница.

Кирюшка тяжело вздохнул. Деваться некуда. Обложили, как волка красными флажками.

Он еще раз для убедительности тяжело вздохнул, изображая всемирную скорбь, а затем стартанул сразу с Женькиного плеча, на лету разворачивая крылья. Столб света ударил в небеса, ангел, распростерши исполинские белые крылья, воспарил над базарной площадью, снизойдя до несчастной.

– Прииди ко мне, дитя мое! – паря над площадью, на уровне злосчастного пруда, с которого так и сыпались комья земли, он протянул утопающей руки. – И спасись во имя Божье! Ибо сказано в писании: да не упадет и волоса с головы человека без соизволения Божья!

Дима со смеху давился, Анна Михайловна только хмурилась и осуждающе покачивала пламенно-рыжей головой. Женька скрипела зубами, мысленно обещая самой себе пообрывать паршивому ангелу не то что язык, но лапы, а заодно и голову.

– Вот ить баламут! – прокомментировала сцену спасения знахарка, бросив многозначительный взгляд на художницу.

– А я что? Я – ничего! – сразу же принялась защищаться та. – Я бы сама его за такой цирк придушила.

Дальше в небесах произошло нечто совсем уж непонятное. Ангел ухватил тетёху за руки и принялся тянуть к себе, а та кричала дурным голосом и упиралась всеми четырьмя. Народ загомонил еще больше, похоже, ставки начали делать: кто перетянет. Не перетянул никто. Просто женщина снова нырнула в воду, и Кирюшке пришлось последовать за ней.

Потом староста – дед Кирилл – и бабка Агафья пинками разгоняли народ, чтоб, значит, толпу не создавали. Напуганную вусмерть жертву несчастного случая доставили к знахарке на дом. Завернули в одеяло, дали валериановых капель и заставили рассказать все с самого начала.

Как вы уже догадались, это была Диана.

* * *

Диану отпаивали валерьяновым настоем и выслушивали долгий и подробный отчет обо всем, что стряслось в доме Конявина. Она много и часто пускала слезу, сморкалась в платочек, и от всего сказанного становилось легче на душе: впервые в жизни жене бизнесмена попались благодарные слушатели. Три женщины сердобольно посочувствовали, а молодой человек по имени Дима, даже обозвал Конявина мерзавцем.

– Да он просто самоутверждается за вас счет! Комплекс неполноценности преодолеть не в состоянии. Он сам – урод моральный! – заключил писатель.

– Вы думаете? – Диана, зажав нос платком, уставилась на молодого человека заплаканными глазами. – Он всегда такой уверенный, такой решительный…

– О, точно, первый признак комплекса неполноценности, – заверил со знанием дела Дима. – Такие люди вечно мнят себя пупом земли на ровном месте, будто вся Вселенная вокруг них только и вращается. А внутри гнильца. Ни таланта, ни ума, а самоутвердиться хочется, вот и колотят жен.

– Ну да, конечно, – ехидно заметила Женька, складывая губки бантиком. – С чего бы это Конявину вдруг страдать комплексом неполноценности? Он как-никак, бизнесмен. И дело у него, насколько можно судить, идет куда как успешно.

– Да разве не понятно? – удивился Дима. – Он на Диане женился только потому, что её отец ему помочь мог. Без его связей и влияния, Конявин бы ни черта не добился. Это же и ежу ясно.

– А она – не ёж, ей лично не ясно, – вставил вредный Кирюшка, взгромоздившись на верхнюю полку с посудой: подальше от скорой на расправу руки собственной патронируемой.

– А ну-ка ты, ангел! Захлопни рот, а то как сейчас… – Женька потрясла кулачком, но вспомнив, к чему привел недавний инцидент, торопливо спрятала руку за спину. – Поубивала бы всех мужиков, которые руки распускают! – тут же перешла к радикальным мерам Женька. – Нет, чтоб соседа поколотить. Так нет! Жену колотит. Ну конечно, женщины – существа слабые, сдачи не дадут!

– А кто бы спорил! – тут же подхватил Дима.

Диане вдруг стало как-то обидно за мужа, все-таки столько лет вместе, а тут какие-то посторонние люди его сволочью обзывают.

– Непдавда! – выпалила она гундосо, зажав нос платком. – Он меня любит!

И тут Кирюшка закудахтал, помирая со смеху у себя там на верхней полке среди посуды.

– Ой, не могу! – хохотал он, хватаясь за бока. – Любит он!

Весь квартет, словно по команде обернулись к ангелу.

– Ничего себе «любит»! Ну, если это так теперь называется…

– Да, любит, – от всей души оскорбилась Диана. – Подумаешь, с девочками на стороне романы заводит. У него, может это… как его… либидо повышенное…

– Именно, козлистость у него повышенная! – продолжал заливаться Кирюшка.

Диана вспыхнула.

– А вас, между прочим, это не касается. Это мой муж. Я его простила.

Кирюшка, наконец, отсмеялся, на несколько секунд в доме наступила гробовая тишина.

– А ить ты чавой-то недоговариваешь, паршивец! – неожиданно вставила бабка-знахарка, дырявя ангела прожигающим взглядом. – А ну, колись. Чаво знаешь.

– Глупая ты, – Кирюшка сиганул с полки и тут же оказался на столе, посреди чашек и блюдец. – Он тебя заказать собирается. Он уж и с нужным человеком договорился. Как с Костиком Штукой разделается, так и тебя… – Кирюшка сделал вполне недвусмысленный жест ребром ладони по горлу.

Перепуганная Диана невольно схватилась за шею, выпучив на ангела глаза.

– Быть того не может. Неправда это.

– Правда, правда! – отрезал все пути к отступлению ангел. – И неча тут глазами мыргать! Я лучше знаю. Как-никак выход в астрал имею.

– Так, ребята, – вставила свое веское слово Анна Михайловна, – вы еще не забыли, зачем мы вообще в путешествие отправились? Сидеть будем, чаи распивать, или всё же двинемся внука искать? А вдруг с ним случилось что?

– Упс! – у Кирюшки был такой вид, будто он на людях наложил в штаны. Ну, фигурально выражаясь, конечно. – А вернуться-то мы не сможем, – вдруг выдал он, обрадовав всю компанию.

– Это почему? – сразу же насупилась Анна Михайловна.

– Да потому, что за нами джип гнался, они портал нарушили, – выдал ангел.

Все сразу озадаченно переглянулись.

– Судьба это, вот оно что, – с весьма глубокомысленным видом выдала знахарка, уставившись на Диану.

Все посмотрели на несчастную женщину, закутанную в ватное одеяло.

– А что я? Я тут совсем не при чем… – принялась было оправдываться она.

– Уж ладно заливать-то! – оборвала ее знахарка, сметя сухонькой ладошкой со столешницы крошки хлеба и отправив их в рот. – Уж ты кому другому рассказывай-то, девонька. Ты как сюды попала? А? То-то.

Диана открыла было рот, да так и захлопнула его.

– Так что их судьба в твоих руках тепереча.

Больше всего на свете Диана боялась ответственности. Всю жизнь от нее бегала, а тут… тут судьба трех человек от нее зависит.

– Я не смогу… – слабо пискнула она, пытаясь сопротивляться.

– А куды ж ты, милая, денесся… – ласково проворковала бабка.

* * *

Кто же предполагал, что четырнадцатилетний мальчишка окажется таким хитрым и прытким. Может, кто-то и предполагал, да только не Ферт с Гнусом. Они приехали к школе, где проводилась тренировка, и стали ждать, когда пацан появится. Он вышел с другим пацаном, распрощался с ним, вот тут-то они к нему и подкатили.

Главную роль на себя взял Ферт, вежливо так попросил: мол, папаша послал, надо съездить. Есть дело. Да какие проблемы? – откликнулся пацан. Всегда готов, как пионер. Папаша – дело святое, почему бы не уделить старикану пару минут драгоценного времени. Снял рюкзачок со спины, кинул на заднее сидение, заглянул в машину, полюбопытствовал: надо же, красота-то какая? А она полноприводная? А коробка передач автоматическая? А двери с блокировкой? Гнус, как дурак последний светился от гордости, отвечая на вопросы, а Ферту такой допрос с каждой секундой нравился все меньше и меньше. Стал подгонять пацана, мол, сам видишь, даже мотор не глушили, чтобы, значит, сразу ехать. Тот – ну, само собой, сейчас поедем, уже было забрался в машину, но тут вдруг вспомнил: он же с приятелем договорился встретиться через полчаса на Пушкинской. Сейчас сгоняет, догонит его, предупредит, и обратно.

Ферту это и вовсе не понравилось, перемигнулись с Гнусом, тот и заартачился, мол, папаша ждет, надо ехать, а сам знаешь, папаша – человек занятой, у него лишней минутки нет…

– Нет, ты глянь! Кто-то сотку обронил! – воскликнул пацан, удивленно тараща глаза.

Гнус опустил взгляд и увидел купюру у себя под ногами. Ферт было уже и рот открыл, да не успел. Гнус наклонился подобрать денежку, и последнее, что увидел – кроссовку, стремительно приближающуюся навстречу собственной челюсти. Хрясть! Гнус вырубился раньше, чем его бронированный затылок соприкоснулся с асфальтом.

– Поиграем в догонялки! – задорно выкрикнул пацан и резво рванул от Ферта.

– Стой!

Куда там! Пацан несся, как антилопа гну, удирая ото льва. Ну, это Ферт, конечно, себе польстил, какой там лев? Так, обожравшийся бассет. С роду Ферт спортом не занимался, а уж бегать и подавно был не мастак. А тут точно знал, что доведись ему упустить этого треклятого пацана, Герман с него башку точно снимет.

Отпрыск Костика Штуки ретиво чесал по улице, с ходу сиганув через бетонный парапет в метр высотой. Сиганул круто, что твоя обезьяна, с упором на обе руки, ловко выбросив вперед ноги. Ферт поднатужился и тоже сиганул, правда нога зацепилась, и он кувырком полетел на асфальт.

Сцепив зубы, вскочил, и собрался уже было крикнуть: мол, держите, он у меня мобильник украл, как пацан его опередил:

– Давай, братишка! Поднажми! Ну же! Братишка! – его звонкий голос разнесся по всей улице.

Прохожие оборачивались, кто головой качал, кто посмеивался: вот, мол, взрослый человек, а младшего братика урезонить не может. Какая-то сердобольная старушка посетовала:

– Это ж до чего дошло-то? Это как же современные детки распустились! Старших-то не слушают ай-ай!..

Ферт чуть в челюсть ей не въехал кулаком, только зубами поскрипел и побежал следом.

Пацан шпарил дальше, легко перепрыгивая через скамейки с упором то на одну руку, то на обе – и ногами вперед, то ныряя в узенькие прорези перилл. Ферту же приходилось все эти препятствия либо обегать, либо брать с наскоку, с наскоку не всегда получалось… ну, уж если быть до конца честными, вовсе не получалось. Поэтому после второй минуты залихватской погони несчастный здоровяк был истыкан синяками, что решето дырками. Пацан впереди, будто издеваясь, притормаживал, начинал в полный голос подзадоривать, а потом вновь бросался на утек. Вот уж где Ферт пожалел, что нельзя применить огнестрельное. Вытащил бы сейчас пистолет, да пальнул бы по мальцу пару раз. Вот только вряд ли бы попал. В боку стало колоть, он задыхался, кислорода не хватало, сердце заходилось, колотясь в висках. Он проклял все на свете: Конявина, с его дурацкой работой; мальчишку, прыткого и не в меру шустрого; Гнуса – тупого, как пробка; Штуку, с его вечными интригами; а заодно и весь мир, черт бы его побрал.

Ферт бы давно бросил эту проклятущую гонку, если бы ни два «но», во-первых, очень хотелось догнать этого пацана и отделать его по полной. Правда, Герман предупреждал, чтоб мальца не калечили, и не убивали, но о паре синяков никто ведь не говорил. А во-вторых, случись ему этого пацана упустить, вот тут уж точно Конявин не станет деликатничать: закопает своего бестолкового исполнителя где-нибудь в лесу под русской березкой, чтоб, значит, в сырой земле веселее лежать было…

Ферт не сразу сообразил, что они, обогнув квартал, уже бегут в обратном направлении. Ну конечно, вон же она, машина! Гнус только к этому времени начал возиться на асфальте, пытаясь поднять громоздкое тело.

– Держи его! – с последней надеждой в голосе закричал Ферт.

Но шустрый малец, походя еще раз пнув верзилу увесистой кроссовкой в висок, и вновь отбросив его на землю, рыбкой нырнул в открытое окно машины…

– Нет! – Ферт от избытка эмоций только руку успел выбросить вперед, да разве дотянешься, если до машины еще метров сто.

Бардовый «Вольво» взял с места резво. Ферт даже добежать не успел, когда машина скрылась за углом, только ее и видели.

Ни ругаться, ни беситься от ярости даже сил не было. Ферт остановился и наклонился вперед, опершись руками о колени. Дышал он тяжело и с надрывом, перед глазами мелькали черные пятна. Думал он только о том, что теперь Герман точно ему голову снесет.

Глава 22, в которой все запуталось окончательно и бесповоротно

– Объясни, как такое вообще могло случиться? – Константин Николаевич Демидов был вне себя, он с такой силой сжимал мобильник, будто несчастный телефон был виноват в чем-то. – То есть, как это «обхитрил»? Ты профессионал или нет? Как седой профессор, который ничего не смыслит в слежке, мог тебя «обхитрить»? И что?

Едва Костик Штука приехал домой, как на него свалилось сразу несколько неприятностей. Ну, допустим, младший менеджер Конявина был не столько неприятностью, сколько подарком судьбы. Если бы ни он, за Костиком уже давно пришла бы милиция. Другой вопрос, что Конявин собирался его подставить. Конечно, посадить в тюрьму Костика этому уроду не удалось бы, но скандал вышел бы знатный, а меньше всего сейчас нужен был скандал. Во-вторых, крысой оказалась Виалетта-Людмила. Черт бы ее побрал! И ведь предполагал Костик, что этим все может закончиться, но как-то не подумал, что эта глупая баба за здорово живешь сдаст конкуренту своего любовника, у которого на шее сидит. Вот уж точно: рубит сук, на котором сидит. Да только ощущать себя суком Костик не желал.

В-третьих, пропал отец. Как сквозь землю провалился. И ведь приставил Костик к нему профессионала, телохранителя, чтобы парень седого профессора пас беспрестанно, так нет. Отколол отец номер. Умудрился сбежать и от этого. Как пацан несмышленый, честное слово!

– Да ты что? – всякий раз говорил он сыну, – ну, подумай сам. Я на старости лет буду повсюду ходить со здоровенным лбом при пистолете. Как под конвоем. Меня же студенты засмеют.

– А вот мне будет не смешно, отец, если с тобой что-нибудь случится, – не на шутку переживал Костик. – Ты же понимаешь, из всей нашей семьи остался ты, да я. Бизнес у меня большой, конкурентов много, до меня не дотянутся, значит попытаются убрать тебя. Не хочешь телохранителя? Переезжай жить ко мне, на работу будешь ездить на машине с шофером…

Но Николай Егорович всякий раз отказывался.

– Костя, не проси. Мы с твоей матерью здесь больше тридцати лет прожили, мне эта квартира дорога, как память. Здесь каждая вещь дышит воспоминаниями, понимаешь?

– Понимаю! – горячился Костик, – но я еще понимаю, что если с тобой, не дай Бог, что-нибудь случится, то я себе этого не прощу. И не бегай ты от телохранителя, пусть со стороны за тобой приглядывает. Хоть мне спокойней будет.

И вот сегодня в очередной раз сбежал. Обычно уходить удавалось недалеко. Вячеслав его всегда находил быстро, а сегодня – потерял. Вот уже больше часа ищет и найти не может. Зашел в любимый книжный магазин в подвальчике, принялся расспрашивать продавца. Да, Николай Егорович был, ушел отсюда с двумя дамами. Одна в среднем возрасте, другая совсем юная. Куда пошел? Да кто ж его знает.

И все. И концы в воду.

– Ищи, слышишь! Ищи! – тихо произнес Костик, но у самого уже сердце было не на месте. Нехорошие предчувствия давили на сердце.

Однако только он отключился, как тут же поступил новый вызов, от сына.

– Да, Миша! Что случилось? Так. Так. Молодец. – Константин Демидов старался ничему не удивляться. Он уже привык к тому, что современные детки взрослеют еще раньше, чем их деды во время Второй Мировой. – Теперь вот что: домой не звони, маме на мобильный тоже. На звонки не отвечай, еще лучше, если телефон отключишь совсем. Далее, скажи, где будешь ждать, я немедленно выезжаю… Так. Отлично.

Константин Николаевич решительно поднялся с кресла. Виктор Львович, стоявший рядом, только вопросительно воззрился на шефа.

– Мишу пытались похитить. Ушел, мало этого, угнал у них машину. Будет ждать у памятника Маяковскому. Поехали.

Если начальник службы безопасности и удивился, то виду явно не подал. Он лишь сдержанно покачал головой.

– Константин Николаевич, нет. Сидите здесь. За Мишей поеду я с Борисом. Если это ловушка, вам подставляться никак нельзя. Миша меня знает, поэтому все будет в порядке. Как только заберем, сразу вам позвоню. А на квартиру пошлю пару-тройку наших людей, пусть там все проверят. Если Веронику еще не схватили, успеем ее вывезти. А вы пока побеседуйте с Хлопковым и этими двумя ребятами. У нас на все не больше пары часов. Надо решать, что делать и какие меры принять. Готовиться надо к худшему варианту. Вероятней всего, вашего отца похитили, значит ночью, или, крайний срок – завтра, обязательно выдвинут требования. За это время нам надо весь город поставить на ноги. Разыскать мы его, возможно, не сумеем, но вот принять кое-какие меры…

– Виктор Львович, – нетерпеливо перебил его Константин, – Миша ждет.

Начальник службы безопасности сдержанно кивнул и вышел из кабинета. Костик поднялся, подошел к окну и внимательно проследил за тем, как его стального цвета «Пежо» отъезжает от дома.

Следующие пятнадцать минут стали для Костика настоящей пыткой. Какой уж тут менеджер, какие там наемники с уликами… больше всего сейчас Костик беспокоился за сына и отца… и Веронику. Он и сам не ожидал, что в его душе вдруг проснутся такие чувства. Он с этой женщиной и встречался-то всего месяца три от силы, а потом выкинул ее из головы, как выкидывал прочих своих зазноб. Но теперь… теперь память вдруг услужливо предоставила ему картинки прошлого. Их разговоры о поэзии и литературе, обсуждение романов… за последние почти пятнадцать лет многое произошло. Наверное, им есть что обсудить, кроме судьбы сына.

Сначала позвонили ребята, отправленные за Вероникой. Дома ее нет, никто ничего не видел. Старушки у подъезда сказали, мол, пошла в магазин, больше не появлялась. Куда делась – не знают. Плохо.

Еще через полчаса позвонил Виктор Львович, коротко сообщил, что все в порядке, едут домой. Костик вздохнул с облегчением, ощутив некоторую гордость за сына. Это же надо! Умудрился сбежать от двух громил, да не просто сбежать, еще и машину у них угнать!

Костик подошел к бару, открыл его, плеснул в рюмку немного коньяку и выпил, даже не почувствовав вкуса. Скорей бы, скорей бы! Хоть какая-то определенность…

Он попытался взять себя в руки. Что-то последнее время он становится чувствительным, чересчур чувствительным. Так не годится. Большой бизнес – большая ответственность. Действовать всегда надо с холодным расчетом и решительно. На данный момент одна лишь мысль об этой Людмиле-Виалетте приводила в полное бешенство. Едва приехав и узнав правду, он чуть в морду ей не дал, даже гуманитарное образование не помешало бы, хорошо, что Катерина не пустила его в комнату «болящей». Просто встала посреди коридора, растопырив руки, и объемистой грудью загородила ему дорогу. Драться с фигуристой бронебойной бабой ему совсем не хотелось. Поэтому расправу отложили на потом.

За окном послышался какой-то шум. Костик невольно подошел посмотреть. К ограде подъехал линялый, когда-то голубоватый москвичонок. Костик нахмурился, заметив, как из маишны выбралась старушка с огненно-рыжими волосами, девушка в джинсовом костюме, приземистая, полноватая женщина лет сорока и высокий худощавый парень, стриженный под ежик. Чем-то он Костику показался знаком. Вот только чем? Где-то виделись…

Им навстречу вышел один из охранников, они там что-то быстро перетерли и… охранник бегом кинулся в дом, словно за ним гналась целая банда разбойников. Через несколько секунд, протарабанив каблуками кованных башмаков по лестнице, он ворвался в кабинет без стука:

– Константин Николаевич, какие-то люди приехали, говорят, что могут спасти Николая Егоровича.

Костик Штука невольно вскинул брови, оборачиваясь к охраннику. Что-то этот квартет никак не тянул на похитителей, да и где это видано, чтоб похитители сами являлись с повинной.

– Старушка говорит, что она – бабка Хлопкова, а парень – его приятель, как же… – охранник наморщился, напрягая память. – Сулихин! Его фамилия Сулихин. А женщина…

– Быстро, всех четырех сюда, немедленно. Без досмотра.

– Константин Николаевич!

– Я сказал немедленно и без досмотра, – Костик от нетерпения аж прихлопнул ладонью по подоконнику.

Охранник умчался обратно, грохоча кованными башмаками.

Константин Николаевич поправил галстук и присел на угловой диван, стараясь унять ту нервозность, которая внезапно охватила его. Если вы думаете, будто он разнервничался из-за того, что ему предстояло лицом к лицу встретиться с любимым писателем, то вы глубоко заблуждаетесь. Уж кому, как не Костику Штуке, с его гуманитарным образованием, было хорошо известно, что писатели, в сущности, такие же люди, как и все прочие. Имеют свои слабости, любят покушать, отдохнуть и оттянуться по полной. Просто работа у них неординарная, творческая и нервная, как говорил Кирюшка «менталями ее не измеришь». Нервничал он по другому поводу. Если эти гости говорят, что знают, как спасти отца, стало быть, обладают какой-то информацией, и стало быть Николай Егорович в самом деле в беде. Предчувствия не обманули.

Дверь кабинета открылась, и первой вошла огненно-рыжая старушка в ветровке, за ней молодая девица в джинсовом костюме, нескладная и…

– Господи! – воскликнула девица, таращась куда-то мимо плеча Костика Штуки. – Кирьян! Ты что делаешь? Это кто?

Костик резко обернулся. На столе, звучно чмокаясь и топочась по канцелярским принадлежностям, в обнимку лобызались два странных субъекта: пушистый недомерок, похожий на медвежонка в полметра ростом, и дедок, замшелый и облезлый – в шапке-ушанке, в ватнике и старых, залатанных на пятках валенках.

– Савелушка! Родненький! – в перерывах между чмоканьем, выкрикивал пушистый, проливая потоки слез. – А мы уж с Игнаткой думали, что разматериализовали тебя! Уж так убивались! Так убивались!

Дедок, наконец, отлепил от себя пушистого, сморкнулся цветастую тряпицу, вытер еще довольно чистым краем глаза и вздохнул.

– Да что ты, милай! Задание мне просто другое дали, патронируемого сменили. Прежний ангел, вишь, не сильно справлялся, – дедок еще раз сморкнулся, и… – А чего это они? – он махнул рукой в сторону застывших ведов. – Никак видят они нас! – всплеснул он руками и попытался удрать сквозь стенку.

– Куда! – Кирюшка так и вцепился в дедка. – Ты не переживай. Свои это, свои.

Костик перевел ошалелый взгляд на старушку с девицей, из-за их спин выглядывал совершенно ополоумевший охранник, который, обильно потея, держал на мушке лобызающуюся парочку на письменном столе.

– Так, мне кто-нибудь может объяснить, что здесь происходит? – на правах хозяина дома Костик первым пришел в себя.

– Упс! – пушистый сконфуженно сник, засунув в рот палец. – И этот тоже.

Этому, который «тоже», а заодно и его охраннику, оказавшемуся случайным свидетелем, пришлось минут пятнадцать объяснять, кто это такие и что они здесь делают. Демидов поверил хоть и не сразу, но довольно быстро, а уж удивляться перестал через пару минут, а вот охранник оказался куда как твердолобей. Все за пистолет хватался, норовя пристрелить незваных гостей – Кирюшку и Савелия, естественно, а вы про кого подумали?

Объяснение получилось сбивчивым и сумбурным, поскольку не у одного только Демидова возникли вопросы. Но решили начать с захватывающей истории об исчезновении Геночки, а дальше как-то все стало гораздо проще.

Рассказывал Дима: сухо, сжато и по существу. Всего в нескольких словах описал суть проблемы, приведшей их в дом Демидова, затем Костик велел привести «проблему», которую с большим трудом оторвали от бильярда и увели под недовольное ворчание собравшейся поглазеть толпы.

Затем «проблему» тщательно расспросили, конечно, Константин Николаевич не обладал проницательностью и профессионализмом Виктора Львовича, однако ему в два счета удалось сложить нехитрые части головоломки. Результат оказался не слишком утешительным.

Геннадий Хлопков очень удивился, увидев бабушку, еще больше удивился, когда ему на глаза попалась сладкая парочка, сидевшая на письменном столе. Однако опомниться ему не дали. Допросили с пристрастием, и все белые пятна и черные дыры информационного вакуума со знанием дела заполняла Анна Михайловна. На всё про всё ушло не больше пятнадцати минут.

Что за всем этим стоит Конявин, ясно было и без допроса. Но в суде такие «улики» в виде ангела-хранителя и информации, взятой из астрала, к делу не пришьешь. Никто не поверит. Да и Кирюшка вряд ли согласится выступать на суде в качестве свидетеля. Двух горе-киллеров тоже к делу не пришьешь. Мало ли что они про Конявина говорят. А улики вообще могли им попасть из рук самого Костика. Так что еще и выйдет скандал: мол, Штука несчастного конкурента подставить хочет.

Потом плавно перешли на похищение Николая Егоровича. Так кто же были те две женщины, с которыми он вышел из книжного магазина? Ах, вот как!

У Костика брови от удивления вздернулись вверх, а Геннадию чуть дурно не сделалось. Как же они могли беременную женщину оставить без присмотра? Ну, во-первых, не без присмотра, Зинаида Викторовна спец по присмотру, и уж с молоденькой девушкой с интеллектом пятилетней девочки как-нибудь справится. Во-вторых, откуда знаешь, что беременная? Она ведь не говорила. – Не говорила. Но вот просто знает, и все тут… Анна Михайловна опять налетела на Кирюшку, тот принялся отбаяриваться: ничего такого не говорил. Вмешалась Женька, принялась заступаться за ангела, типа: у него алиби, он ни при чем. Знать ничего не знал и ведать ничего не ведал. Он в это самое время…

Скромно вела себя только странная полная женщина сорока лет в домашнем платье и резиновых калошах на босу ногу (шлепанцы Диана утопила в пруду). Забившись в уголок дивана, она лишь молча хлопала глазами, и вид у нее был такой, будто ее палкой по голове стукнули. Две другие дамы, заодно с ангелом вели себя совершенно скандально, и явно затевали склоку, Геночка, больше походивший на разгильдяя, им вторил.

Тихо шизея с этой дурной компании, Константин слушал их перепалку и приходил к выводу, что ситуацию срочно надо брать под контроль, а то не известно чем дело закончится. Но тут вмешался Дима, и командным окриком прекратил всякие прения. На несколько секунд в кабинете повисла тишина.

– Я так понял, что вы знаете, где держат Николая Егоровича, – постарался взять себя в руки Костик. Да, с женщинами дело всегда иметь гораздо труднее, чем вести собственный бизнес. Тут иной раз и с одной-то не знаешь, как управиться, а сразу две, да еще рассерженные! Это хуже любого конкурента. Слава Богу, что большинство подчиненных, с которыми ему лично приходится сотрудничать, это мужчины.

– Это не мы, – тут же открестилась Женька, – это он, – и она совершенно недвусмысленно ткнула пальцем в сторону Кирюшки.

– А чо сразу я? – занудил тот привычно. Савелий толкнул его локтем и укоризненно покачал лохматой головой. Уши шапки, растопыренные вразлет, плавно покачивались. – Ну ладно, так и быть. Для хороших людей ничего не жалко. Только с одним условием: мне пакетик мяты!

– Хорошо, – не подозревая никакого подвоха, согласился Костик, удивившись только на кой фиг ангелу мята.

– Нет! – хором закричала старушка, Дима и Женька, прекрасно осознавая, чем это дело может кончиться.

* * *

А в это самое время Зинаида Викторовна очнулась, с трудом разлепив веки. Голова болела, особенно левый висок, она попыталась приподняться и тут же застонала от одного только усилия.

– Слава богу, вы очнулись! – мужской голос прозвучал откуда-то издалека, во всяком случае, ей так показалось. Но она вдруг ощутила, что голова ее лежит на чьих-то коленях. – Наконец-то! Только не двигайтесь! Очень больно?

– Тер… терпимо… – губы спеклись, разлепить их стоило немалого труда. – А что случилось?

– Вас очень сильно ударили по голове, рассекли кожу. Рану я обмыл, но эти изуверы даже не дали бинтов и спирта.

– Пить хочется…

Холодный край кружки коснулся губ, она припала к ней и принялась жадно глотать затхлую, воняющую хлоркой, воду. Откуда-то издалека слышалось невнятное щенячье поскуливание, прерываемое лишь вкрадчивым женским голосом:

– Не плачьте, Ниночка, все будет хорошо. Вот увидите. Ничего страшного.

– Я ничего не помню, – пожаловалась Зинаида Викторовна.

– Это называется ретроградная амнезия, – со знанием дела сообщил мужской голос. – Такое случается после сильной травмы.

– А что случилось-то? Помню только, что мы шли по улице и разговаривали…

– Боже мой, боже мой! Нас всех убьют! – писклявое нытье действовало на нервы.

Зинаида Викторовна с большим трудом приподнялась, заботливые руки помогли сесть, привалившись спиной к холодной шершавой стене. Голова кружилась, точно после долгого катания на каруселях. Было темно, однако сквозь зарешеченное крохотное оконце все же пробивался лучик тусклого света, и это позволило разглядеть в подвале три фигуры: Ниночкину, Николая Егоровича и еще какую-то довольно молодую женщину.

Эта незнакомка, приобняв несчастную беременную, пыталась ее успокоить, однако тихая Ниночкина истерика коррекции и ликвидации не поддавалась. Беременная ныла, скулила и тихо попискивала, забившись в противоположный угол.

– Хватит ныть, – резко отчеканила Зинаида Викторовна. – Слезами делу не поможешь. – Ниночка сразу замолчала, побоявшись раздражать и без того пострадавшую будущую свекровь. – Может, кто-нибудь мне объяснит, что случилось?

Поскольку незнакомая женщина явно объяснить этого не могла, то за дело взялся Николай Егорович. Он, со свойственной гуманитарию пылкостью и образностью, живописал момент их похищения.

– Собственно, насколько я понимаю, им нужен был только я. Но вы бросились на них, точно львица! Одному прокусили руку, второму едва глаза не выцарапали, третьему врезали между ног… Зинаида Викторовна, вы мужественная и самоотверженная женщина, – мягкие губы коснулись ее руки, запечатлев на ней поцелуй уважения и восхищения. – За меня еще никто никогда так не заступался.

Зинаида Викторовна прослезилась, едва сдерживая эмоции. Она забыла о головной боли, забыла о ране. Забыла обо всем. Этот мужчина вдохновлял ее на подвиги. Если бы сейчас открылась дверь, и в подвал вошли дюжие детины с автоматами, она бы ни на секунду не задумываясь, бросилась на них, лишь бы защитить этого седовласого профессора от любых неприятностей.