Текст книги "Мир до и после дня рождения"

9

Если в прошлом году Ирина благополучно свергла тиранию, сдерживающую ее рвущуюся наружу природу, в строгих рамках, то в следующем году она постаралась стать той же прилежной, строгой женщиной, от образа которой когда-то отказалась. При возникновении революций последующий неизбежный хаос является хорошим подспорьем для дальнейшего наведения порядка, скучного и основательного. Но каким бы репрессиям ни подвергался собственный характер, наступает время, когда вам начинает не хватать себя прежней.

Она спровоцировала подобную революцию в десятом классе. Предыдущим летом с зубов сняли пластины. Она могла улыбаться, и передние зубы больше не нависали над нижней губой, а люди улыбались ей в ответ. Постепенно она научилась держать голову высоко поднятой, делать шаг от бедра и смотреть на ребят из старших классов с нахальным вызовом женщины-вамп. Однако пониманию было суждено происходить со скоростью замедленной съемки, и лишь 6 июля, наклонившись к Рэмси Эктону, красавцу, ответившему ей страстным поцелуем, она наконец поняла, что перестала быть бледной молью.

Считавшиеся париями в детстве стараются добиться одобрения взрослых, Ирина всегда была прилежной ученицей. Но тогда ее влекло к крутым ребятам в джинсах с низкой талией, длинными волосами и тряпочками с индийским орнаментом, линяющими при стирке и источающими отвратительный запах, на голове; тянуло в подвал, где они забивали косяк, длинный и тонкий, как кий Рэмси. Она еженедельно пропускала занятия, а потом, борясь за сохранение хорошей репутации, смущенно бормотала что-то учителям о месячных, и ей все сходило с рук.

Однако настал час расплаты. К концу второго курса обучения живописи была организована поездка на практику в Музей современного искусства с целью пройти квалификацию соответствия академическому уровню стандартов. В душе поселилось разочарование, когда миссис Беннингтон во всеуслышание заявила, что уровень подготовки Ирины Макговерн слишком низок для прохождения этого этапа. Все одноклассники, как один, повернулись, удивленно разглядывая ту, которая до сего времени считалась примерной ученицей, не подозревая, что влияние улицы могло понизить средний балл ее успеваемости до позорной отметки. Что она такого сделала? Что за сорвиголова сидит на месте, еще недавно занимаемом примерной студенткой? Ирина, не скупясь, разбрасывалась своими достоинствами и заслугами ради возможности предаваться удовольствиям.

Полученный в том январе опыт носил неприятный знакомый оттенок. Прилежная студентка могла попросить об отсрочке сдачи работы в издательство, в глубине души она была уверена, что, несмотря на приближающийся час X, не может сдать такие рисунки, и не потому, что они были необдуманными и не слишком тщательно выполненными. Они были просто ужасны.

В ее профессии порой восхваляют низкопробные творения некоторых художников. Откровенно говоря, мало кто в мире видит различие между великолепием поистине гениального и добротно сработанным. Ирине повезло, что редактор книги «Мисс Дарование» ценила работы целостные, что, впрочем, несмотря на ее репутацию благородного человека, являлось ужасным качеством, учитывая, что сдавать работу приходилось Ирине. По возвращении с Брайтон-Бич она поняла, что попала в беду, поскольку из редакции ей не позвонили, а прислали письмо, и не привычное по электронной почте, а обычное, в конверте. В двух коротких предложениях редактор сообщала, что проект передан другому иллюстратору, а ее рисунки «неприемлемы». В тот момент в голове эхом прозвучал голос миссис Беннингтон.

В то время как редактор постаралась быть краткой, воображаемая миссис Беннингтон излагала все подробно. Более того, она нещадно бранилась. Ты каждый день встаешь с постели не раньше полудня; выкуриваешь полпачки сигарет и выпиваешь не меньше бутылки вина. Газеты открываешь не чаще раза в неделю. Даже в редкие моменты эротического простоя ты тратишь время не на отдых – впрочем, ты всегда отдыхаешь, – а на думы о сексе. В твоем дневнике записано только: «Престон Р.Э. против Эбдона, лучшего из 13 «сеяных» – заметки, имеющие отношение к другой профессии. У тебя было шесть дополнительных месяцев для завершения работы, но ты умудрилась все испортить. Ты стала человеком еще более развращенным, чем твой муж, – он – помнишь? – до сих пор исполняет свои обязанности.

Полученный отказ, как было принято говорить в те дни, стал «первым звоночком». Тем же вечером Ирина утвердила новый закон. Нет, она не поедет с Рэмси на «Бенсон и Хеджес мастере». Нет, она не поедет с ним и на «Скотиш оупен». Ей надо остаться дома и работать. Рэмси помрачнел, но согласился. Он оба понимали, что одна эра в их жизни закончилась. Ирина знала, что будет по ней скучать.

Как и большинство жен, задействованных в этой игре, она смирилась с ролью «снукерной вдовы». Рэмси будет приезжать между турнирами, когда сможет, но ей предстояло проводить много недель одной в стенах этого четырехэтажного особняка на Виктория-парк-Роуд.

Все попытки связаться с авторами были тщетными, мосты, связывающие ее с «Паффином», сожжены. Много лет сопутствующими ее профессии делами занимался Лоренс, поскольку она ненавидела просить дать ей работу. Кроме того, успех ее творения зависел от структуры повествования и силы чужого вдохновения; Ирина действительно не была художником, но иллюстратором – от природы. Возможно, выход может быть не в том, чтобы найти очередного писателя, чьи сюжеты будут предсказуемы и поучительны, а самой стать этим писателем. Многие иллюстраторы сами сочиняли тексты, собственноручно написанная история, по крайней мере, избавит ее от страха получить унизительное письмо или послание по электронной почте.

В детстве у самой любимой куклы Ирины была длинная, пышная юбка. Когда она стояла вертикально, на голове появлялась копна коричневых волос и был виден темный цветочный рисунок на юбке. Стоило ее перевернуть вверх ногами, юбка, скрывающая голову, открывала изнаночную клетчатую сторону. Ирина задумала создать сборник-перевертыш, похожий на эту куклу. На первой странице будет обложка первого рассказа, с обратной стороны – перевернутая обложка второго. Первый рассказ будет написан на правой стороне с заголовком внизу, а второй рассказ на левой, и, чтобы его прочитать, надо будет перевернуть книгу. Обе истории будут посвящены одному герою, обе будут начинаться с его раннего детства, но продолжение у каждой будет разное, в зависимости от того, какое решение будет им принято при возникновении дилеммы. Что же касается главной темы, придумав ее, Ирина рассмеялась.

Полтора года Ирина каждый день наблюдала мелькавшие перед глазами разноцветные сферы, перемещающиеся по зеленому полю, обрамленному темным деревом. Она видела их во сне и почти всякий раз, когда просто закрывала глаза. Эти картины проникли в душу, стали частью ее. Она тщетно пыталась отбросить их от себя, но в конце концов поняла, что первая книга ее рассказов будет так или иначе связана со снукером.

Мартин талантливый мальчик, увлекшийся снукером, как только дорос до того, чтобы видеть все, что происходит на столе. Однако его родители считали клубы игры в снукер притонами (не важно, как донести до ребенка смысл слова «разврат», знать которое он не должен, но, как правило, знает) и были уверены, что мальчик не пропускает занятия в школе, потому что очень хотели, чтобы он поступил в университет, как и его отец. Они запретили ему даже близко подходить к бильярдному столу. Но Мартин играет уже лучше, чем многие взрослые в районе, и ему нравится это больше всего на свете. Как же поступить Мартину?

В одной истории Мартин бросает вызов родителям. Он все чаще пропускает занятия и больше времени проводит в клубе, иногда его игра приводит взрослых в ярость, им неприятно проигрывать маленькому мальчику. Мартин всегда был умным ребенком, и родители не понимают, почему у него такие плохие оценки. Наконец сосед поздравляет их с тем, что сын выиграл юношеский турнир, и родители осознают, что Мартин не внял их увещеваниям. Они предупреждают, что ему придется сделать выбор: вернуться в школу или покинуть их дом. Мартин понимает, что у него нет выбора, к тому же он уже добился значительных успехов в снукере и сам может зарабатывать на жизнь. Однако по родителям он очень скучает, и эта боль, о которой он не рассказывал никому и никогда, кажется, навсегда будет бередить его душу.

Мартин становится известным игроком в снукер. Он зарабатывает много денег. Его жизнь полна событий и приключений. У Мартина много друзей, несмотря на то что его коллеги люди не всегда умные, а порой откровенно скучные. Видимо, поэтому Мартину иногда бывает тоскливо и одиноко, ведь он так мало что знает обо всем, кроме снукера. Он пропустил много уроков в школе и не учился в университете. Впрочем, в его жизни есть как плохое, так и хорошее. Можно чувствовать себя одиноким, даже если прохожие восторженно машут тебе рукой на улице. Время от времени снукер ему надоедает. Но все же это прекрасная игра, и, только очень устав, можно отказаться от того, что у тебя получается лучше всего на свете. Все же в жизни случаются и пиковые моменты. Очень и очень успешные люди не всегда бывают самыми-самыми лучшими. Мартин так и не стал чемпионом мира, но в этом нет ничего страшного. (Чувство здорового реализма, видимо, развилось благодаря рассказу Каспера о беге в мешках.) Мартин переживал разлуку с родителями, так и не простившими сына за неповиновение. Размышляя о своей жизни, он понимал, что счастлив делать то, что у него хорошо получается, и это для него чрезвычайно важно.

Стоило перевернуть книгу, как развитие событий представлялось совершенно иным – или так казалось на первый взгляд? Когда перед ним встала дилемма, Мартин решил не перечить родителям. Они ведь старше и лучше его во всем разбираются. Первое время он очень скучал по снукеру, который пришлось бросить, и погрузился в учебу. Уроки он не пропускал, домашние задания выполнял исправно и получал только отличные отметки. Учение его увлекло, он ведь узнал так много интересного. Благодаря тому же мастерству, которое он демонстрировал в игре, он стал одним из лучших в классе по некоторым предметам. Например, Мартину легко давалась геометрия. Он блестяще рассчитывал угол и расстояние между предметами. Поступив в университет, он стал изучать астрономию. Теперь вместо того, чтобы следить за передвижением красных точек на зеленом поле, он изучал светящиеся на черном небе звезды, но порой, разглядывая снимки, присланные аппаратами, отправленными к Марсу или Венере, понимал, что изображения на них похожи на выстраиваемые на столе комбинации, например когда красный должен попасть в дальнюю лузу.

Мартин становится космонавтом. (Ирина не задумывалась над тем, логично ли такое развитие карьеры, детская книга предоставляет большие возможности для развития сюжета.) Впрочем, в его жизни есть как плохое, так и хорошее.

Его родители гордятся им, но он много времени проводит в космосе и чувствует себя одиноким. Людям профессия космонавта кажется удивительной, но на самом деле это немного скучно – день за днем проверять одни и те же приборы. Время от времени, глядя на звезды, Мартин задается вопросом, какой была бы его жизнь, стань он игроком в снукер. Но он знает: сделав выбор, человеку суждено принимать и все последствия, плохие они или хорошие. Ему повезло пережить много счастливых моментов. Ему нравилось взлетать в небо на ракете и приводняться в океан. Он даже был близок к тому, чтобы получить Нобелевскую премию, но в результате она досталась кому-то другому, однако в этом нет ничего страшного, потому что, размышляя о своей жизни, он понимал, что счастлив делать то, что у него хорошо получается, и это для него чрезвычайно важно.

Как только Ирина приступила к иллюстрациям, она сразу перестала завидовать Рэмси, который весело проводит время в баре, и прекратила нервничать, что рядом с ним много женщин. Она подумала, что если он любит ее, то не будет расстегивать штаны каждый раз при виде очередной красотки; кроме того, она нутром чувствовала, что в этом вопросе ее мать ошибалась. Теперь ее не беспокоило и то, что в доме многого не хватает для налаженной жизни. Она часто работала допоздна и с раздражением отвлекалась даже на то, чтобы сделать себе бутерброд. Она стала меньше пить, а курить почти совсем перестала.

Все предыдущие работы Ирины были тонкой игрой с цветом, плавными переходами от одного к другому, представляли собой смешение красок и по-рембрандтовски роскошную палитру оттенков – это требовало огромного терпения и времени, отчего «поспешно» выполненные работы выглядели незаконченными. Новые рисунки были совсем другими, их можно было назвать какими угодно, но не легкомысленными. В них появились четкие линии и смелый контраст. Объекты не вписывались в рамки, но уверенно отстаивали право на существование, блестящие красные шары на ярком зеленом поле. Поскольку сама история была посвящена не профессиональным успехам Мартина, а личностной драме, она отказалась от изображения людей; родителей не было на странице, но на зеленом ковре были отчетливо видны их вытянутые, словно два кия, тени. Отсутствие людей и четкие линии – шары, кии, борта стола и треугольник – говорило о том, что Ирина создала иллюстрации в духе русского конструктивизма, кубизма и абстрактного экспрессионизма, а для передачи движения объектов, которые она собиралась столкнуть, добавила немного футуризма. Что же касается материалов, то ей подходили и мел, и уголь, и карандаш, с их помощью она смогла добиться нужного эффекта, иногда, чтобы линия была особенно четкой, она лезвием вырезала кусок глянцевой бумаги из журнала «Снукер сиин».

Для оформления истории космонавта она сохранила прежнюю манеру. Планеты походили на разбросанные по полю бильярдные шары, созвездия напоминали скопления шаров в одном углу стола. Даже домашняя работа Мартина по геометрии была словно схематическим изображением комбинации из «Снукер сиин». Но на настоящем турнире с участием Рэмси она не побывала до конца сезона – даже пропустила чемпионат мира – любимое дело захватило ее сильнее, чем когда-либо в жизни. Так было всегда: стоило взять в руки карандаш, и она не принадлежала себе. Ирина решила сохранить новый проект втайне от Рэмси. Когда он приехал домой в перерыве между турнирами, ему было строго-настрого запрещено появляться в студии на последнем этаже, ее раздражали его бесконечные стуки в дверь. Одним словом, Рэмси действовал ей на нервы.

Он одолевал ее жалобами на желудочно-кишечные проблемы. Это та неприятность, о которой вы узнаете, только пожив с мужчиной. Рэмси проводил по часу, закрывшись в туалете, иногда по три-четыре раза в день; что за тайны скрывались за этой дверью, Ирина предпочитала не знать. Проблемы в этой сфере были только началом. У него обнаружился тендинит мышц левой руки, боли в позвоночнике и почках – или желчном пузыре? – которые она приняла за колику.

К ее огромному неудовольствию, когда работа над иллюстрациями пошла как по маслу, Рэмси в марте отменил поездку в Азию из-за насморка. Можно подумать, его свалила с ног бубонная чума. Лежа в постели и потягивая горячий пунш, Рэмси убеждал ее, что, скорее всего, это не «банальная» простуда, а пневмония или «болезнь легионеров». Поскольку все симптомы свелись к насморку и сухому надрывному кашлю, Ирина высказала предположение, что это следствие злоупотребления «Голуазом».

Ирина, по обыкновению, прилежно исполняла роль сиделки, приносила чай, пунш, носовые платки и тосты. Но Рэмси оказался требовательным пациентом, и его желание получить сострадание сполна она удовлетворяла с большим трудом, возможно, это давалось бы ей легче, прояви он хоть какую-то долю стойкости. В результате она заразилась от Рэмси, но целый день оставалась на ногах, надеясь подать ему нужный пример, однако Рэмси лишь заявил, что его болезнь более серьезная и ей необходимо бросить все силы на «борьбу с заразой».

К счастью, одна часть болезненно-вялого тела Рэмси оставалась, как всегда, крепкой. Разобщенность сохранялась лишь до очередного приступа сексуального голода, удовлетворение которого было прекрасным лекарством от скуки и уныния. Огонь, разожженный в ее крови Рэмси, помогал и в студии, заряжая энергией планеты и звезды. Если бы кому-то пришло в голову задуматься о его происхождении, ее арестовали бы за распространение порнографии среди детей.

Благополучно справившись с простудой, Рэмси отправился на очередной турнир и звонил домой каждый вечер. Порой их разговоры были очень смешными. Ирина была уверена, что он ревнует ее к бумаге, но оказалось, причина в Лоренсе. Ирина много месяцев подряд вырывалась из дома, чтобы встретиться с Рэмси, верно? Она лгала Лоренсу, так? Ее моральное падение было очевидным. Так вот, Рэмси был уверен, что во время его отсутствия она видится с Лоренсом.

И это было правдой.

У них не было свиданий, он просто вместе пили кофе. Для них обоих поставить под угрозу теплоту отношений после апокалипсиса было все равно что выбросить облигации, хранившиеся в семье десятилетие. Кроме того, им было приятно общаться, когда все самое плохое уже осталось позади. Довольно часто они сидели с Лоренсом в кафе недалеко от «Блю скай» за чашечкой капучино, и порой ей казалось, что они никогда не расставались. Он продолжал рассказывать ей о Косове, словно только что вернулся. Единственный раз их встреча прошла не вполне гладко, когда Лоренс язвительно произнес, что не должен был узнавать о том, что она вышла замуж, из телевизионного интервью Клайва Эвертона.

Ее благодарность за то, что казалось предварительным прощением – о чем свидетельствовала готовность встретиться вновь, – была безграничной. Она совершила, с ее точки зрения, худшее, что можно было сделать мужчине, а он все еще сидит напротив нее, интересуется ее работой и даже жизнью того негодяя, ради которого она его бросила. Лояльность Лоренса к заблудшим душам была такой, какой должен обладать отец, но так почему-то не бывает.

Когда они впервые встретились как «бывшие», он продолжал смотреть не прямо на нее, а чуть в сторону, позволяя ей наблюдать за ним с изумлением. В такие моменты Ирина была уверена, что Лоренс прекрасный человек. Она размышляла о том, что ей повезло быть с ним знакомой, быть им любимой и, вероятно, по глупости пришлось потерять то, чем дорожила бы любая другая женщина.

За этот период она приобрела одну привычку, которую не раскрыла мужу, но с Лоренсом она не была связана. В выходные дни, когда Лоренс точно должен был работать, она отправлялась пешком на юг. Осторожно, поскольку у нее до сих пор были ключи (возможно, так случилось лишь потому, что ему было неловко попросить ее их отдать), она входила в дом на Тринити-стрит и пробиралась в квартиру. Поскольку в квартире ничего не изменилось, Ирина убеждала себя, что вовсе не шпионит, что причина ее появления здесь вовсе не в этом. Она не просматривала его корреспонденцию и не открывала ноутбук. Она стояла несколько минут в гостиной, затем проходила через коридор в кухню и смотрела на ряды баночек со специями, касалась репродукций Миро и Ротко и удивлялась тому, что диорама прошедшей жизни осталась неизменной и позволяла на несколько минут вернуться в прошлое. Однажды она решилась опуститься в свое кресло цвета ржавчины, посмотрела на сшитые ей шторы и полистала «Дейли телеграф», аккуратно положив его на то же самое место на мраморном столике. Уходя, она расправила вмятины на кресле, и, судя по тому, что Лоренс никогда не спрашивал об этом, ее визиты оставались незамеченными.

Тайные вылазки ее забавляли. На Виктория-парк-Роуд ее окружали плакаты и афиши матчей по снукеру, призы за игру в снукер и журналы о снукере. Приезжая в Боро, Ирина искала встречи не с Лоренсом, а с самой собой.

Между тем Ирина до сих пор не разговаривала с матерью. Положение настолько укрепилось, и невозможно было представить, чтобы могло изменить ситуацию. Технически молчание не занимало времени, но она с удивлением обнаружила, каким опустошающим оно может быть. Они с матерью не разговаривали, но это требовало столько энергии, что Ирина потеряла сон. Ворочаясь в постели, она думала о том, что в следующий раз, видимо, увидит мать только в гробу. Но единственным способом наладить отношения с этой женщиной было принять ее жестокую оценку Рэмси.

К счастью, у нее была возможность следить за жизнью семьи через Татьяну, наслаждавшуюся своей ролью тайного осведомителя. Ирина рассказывала о профессиональных успехах Рэмси и хвалила его за верность и преданность. Татьяна работала на обе стороны, и нельзя быть уверенной, что бутылка с письмом и сургучной пробкой не всплывет где-то у берегов Бруклина. Ирина пыталась вычеркнуть мать из памяти, но образ ее возникал в голове вновь и вновь, как ненавистное властям граффити, появляющееся на следующий день после того, как краску смоют. Таким образом, Ирина столкнулась со сводящей с ума проблемой кровного родства. О, вы не обязаны любить друг друга; более того, вам разрешено поливать друг друга грязью. Но единственное, что никогда не будет в вашей власти, – это понизить значимость одного из членов семьи.

Одиночество Ирины внезапно нарушила мысль о том, что она совершенно забыла о своих друзьях. Она вспомнила о них, как о последнем пункте в списке покупок, когда вы стремглав мчитесь, чтобы успеть схватить нужный пакет с полки, пока не подошла очередь в кассу. Ирина никого из них не стала бы винить за раздраженное ворчанье:

– Ах, муж уехал на соревнования, и теперь у тебя есть время? Нет, спасибо!

Но, к счастью, большинство друзей были в курсе романтического периода в ее жизни и сочли временный перерыв в дружбе, пока она расставалась с одним и сходилась с другим, в порядке вещей.

Однако возрожденная дружба стала другой. Прошлым летом они с Рэмси были в гостях у Бетси и Лео. В то время как внешне все выглядело превосходно – вежливые, заботливые хозяева, постаравшиеся, чтобы ужин произвел впечатление, – на самом деле больше походило на катастрофу. Бетси симпатизировала Лоренсу. Бетси не хватало общества Лоренса, и она, возможно, немного обижалась на Ирину, что, пригласив подругу на ужин, она не могла получить двоих ее друзей вместо одного. Возможно, она была немного задета тем, что Ирина не воспользовалась ее советом «не делать ставку» на «красивого жеребца» в отношениях, которые долго не продлятся, и считала, что Ирина потеряла способность мыслить здраво. Лео весь вечер рассуждал о состоянии музыкальной индустрии, и ни один из них не проявил интерес к снукеру. Попытка Рэмси завести разговор о стратегии игры натолкнулась на свойственную Бетси брутальность в поведении, когда она предпочитала оставаться самой собой. Расставаясь, обе пары высказали пожелание вскоре встретиться вновь, но искренности в этих словах не было, как не было и последующей встречи.

Теперь Ирина ежедневно давала себе слово позвонить Бетси завтра. Ей хотелось избежать открытого неодобрения, как и дипломатично-вежливого разговора, что, зная Бетси, будет выглядеть неестественно. По этой причине почти весь отряд друзей был распущен в связи с появлением игрока в снукер, что закончилось болезненной интоксикацией и поиском успокоения в слезах. С про-Лоренсовой коалицией было покончено. Однако Мелани, напротив, оказалась по другую сторону, среди людей, нашедших в себе силы наконец признаться в том, что с трудом выносили Лоренса. Подруга сочла поступок Ирины смелым и самым жизненно важным из всех, что та когда-либо совершала. Сложилось так, что сохранить отношения с последней группой было приятно. В этот год Ирине еще раз пришлось пережить проигрыш Рэмси на чемпионате мира. Более того, на этот раз он вылетел уже в первом раунде, что, увы, заставило его вернуться домой раньше, чем ожидалось. Воинственно настроенный Рэмси был свободен весь май и июнь и находился в распоряжении Ирины, но она игнорировала его присутствие в течение почти всего дня. Проект близился к завершению.

Она работала много и напряженно, поэтому закончила книгу почти в срок, установленный теперь самой собой. Наступил сорок девятый день рождения Рэмси, и она торжественно провела его в комнату, порог которой он не переступал с января.

Он медленно переворачивал листы, которые впоследствии будут уменьшены, сейчас они были два на три фута, разглядывал рисунки и молчал. Тишина заставила Ирину нервничать. Она беспокоилась, что ему не понравились иллюстрации или он воспринял книгу как оскорбительную попытку проникнуть на его территорию. Ее страхи были развеяны, когда на лице его проявилось выражение шокированного до глубины души человека. Рэмси молчал, поскольку боялся сказать что-то не соответствующее моменту. Наконец он, вероятно, решил говорить так, как умеет, перевернул последний лист истории о космонавте и произнес:

– Это же чертовски здорово!

Какой он милый.

Вечером они ужинали в «Бест оф Индия».

Рэмси долго хвалил ее рисунки, словно откладывая что-то, потом решился и сказал:

– Не хочу показаться занудой, понимаю, это книжка для детей, но все же, что это значит?

– Идея была в том, чтобы показать, что у человека не одна предначертанная судьба. Дети рано начинают задумываться, чем будут заниматься в жизни, словно все зависит только от их решения. Какой бы дорогой вы ни пошли, всегда в жизни будет плохое и хорошее, вы увидите в любом выборе плюсы и минусы. Главное – понять, что жизнь – это череда компромиссов, и не рассчитывать, что один верно выбранный путь будет идеально гладким, а все остальные неверные, поэтому сложные. Мне хотелось разрядить напряжение. В обеих историях Мартин получил возможность выразить свои таланты, но по-разному. У каждого варианта развития ситуации в будущем есть свои плюсы и минусы. Ведь нельзя сказать, что в одном случае он был несчастен, а в другом счастлив, верно? Его жизнь сложилась нормально в обоих вариантах. Все в порядке. Все замечательно.

– А почему он не выиграл чемпионат мира? – жалобно спросил Рэмси, и Ирина рассмеялась:

– Потому что я следую главной своей идее. Стать игроком в снукер не единственная судьба Мартина, он способен добиться успеха и в других направлениях. Кроме того, совсем не обязательно выигрывать чемпионат, чтобы быть великим мастером.

– Да, подумаешь, ерунда какая! – улыбнулся Рэмси и поднял бокал.

Несмотря на мораль истории о том, что «все в порядке, все замечательно», Ирина ощутила это лишь после периода невзгод. Она несколько месяцев отправляла письма в Экспертный совет и все издательства Великобритании по очереди. Отзывы были восторженные, но затем следовали замечания по поводу дороговизны проекта. Американским издательствам она даже не надеялась продать свою книгу, когда поняла, что им, как и матери, приходится объяснять, что «нет, снукер не карточная игра». Ей стало казаться, что ее детище никогда не увидит яркого света.

Неприятностей со временем стало больше – если такой поворот событий можно назвать неприятностью: той осенью, посвященной мытарствам с издательствами, Ирина поняла, что беременна. Решив дать своему телу отдых, когда Рэмси уехал на «Эл-Джи кап», она перестала пить таблетки. Он выбыл из борьбы во втором раунде и неожиданно приехал домой. Пришлось пользоваться презервативами. Ну, кроме одной ночи… С той ночи, когда она лишилась девственности с Крисом, Ирина постоянно пользовалась противозачаточными средствами. Но, помилуйте, ей уже сорок четыре года! Вероятно, богиня плодородия решила воспользоваться этим единственным разом. Впрочем, рождение ребенка просто не могло не стать результатом столь долгой практики секса. В этом был смысл.

Первые подозрения, что один из головастиков все же достиг своей цели, появились через два дня после отъезда Рэмси на чемпионат Великобритании. Бегая вверх-вниз по лестнице, она обратила внимание, что грудь ее начинает болеть, а когда она налилась и затвердела, Ирина купила тест на беременность. Ей с трудом удавалось вертикально держать пластмассовую палочку. Тот факт, что Рэмси не было рядом в столь важный момент, заставил живо представить картины из будущей жизни, связанные с возможным материнством.

Если Рэмси не откажется от карьеры, две трети года она будет соломенной матерью-одиночкой. Ей придется одной вставать и кормить ребенка по ночам, малыш устроится с ней на кровати, а она будет смотреть ночные программы по телевизору. Одной ей придется покупать питание и детские вещи, старательно впихнув коляску в «ягуар». Рэмси станет звонить и просить поднести трубку к ребенку и радостно подбрасывать его над головой в редкие моменты встречи, но в остальное время ей ничем не сможет помочь отец, находящийся, например, в Бангкоке. Возможно, отцовство станет для него очередным развлечением. И все же Рэмси человек не ответственный. Он из тех отцов, что скорее вернутся домой с шикарной игрушкой, нежели с детской присыпкой. Трудности воспитания ребенка лягут на ее плечи. Малыш будет ненавидеть вечно призывающую к порядку мать и обожать отца-суперзвезду, которого никогда не бывает дома. Ирина знала по своему опыту, что дети больше любят того из родителей, которого реже видят.

Будучи реалистом, Ирина испытывала удивление, ужас и любопытство одновременно. Однако ей была невыносима даже мысль о том, что ее родного детеныша выскоблят и выбросят в мусорное ведро.

Она сразу отвергла мысль поделиться с Рэмси новостью по телефону, хотя их частые разговоры казались ей теперь неестественно натянутыми. Она боялась, что он будет разочарован новостью. Он никогда не сожалел о том, что у него не было настоящей семьи и ребенка в браке с Джуд. Рэмси может счесть беременность неудобством или, хуже того, потерять к ней интерес, когда она станет увеличиваться в размерах.

Беременность продлилась не долго. К концу чемпионата Великобритании у нее началось кровотечение, и в клинике ей сделали выскабливание. Ирина рассказала Рэмси только тогда, когда все было позади.

Разумеется, она предвидела, что он ей скажет. Он очень сочувствует и сожалеет, что не мог быть рядом в столь сложной ситуации, и обещает скорее вернуться домой. Конечно, природа правильно все рассчитала. Она стара для того, чтобы становиться молодой мамой; ей пришлось осторожно, дабы не травмировать собственную гордость, напомнить себе, что она родила бы в сорок пять. Возможно, беременность далась бы очень тяжело, и ее тело предвидело это. Чрезвычайно высока была и вероятность врожденных патологий. Может быть, выкидыши происходят в случае нарушений развития плода, организм матери именно поэтому отторгает его? Ведь они с Рэмси не были готовы к трудностям, связанным с воспитанием ребенка, правда? Зачем ребенку-подростку престарелые родители? Если бы они поженились лет на двадцать раньше… Но ведь этого не произошло, правда? Вероятно, поэтому природа избавила их от мучительной необходимости сделать выбор. Все это было правдой, но Ирина не была готова с этим согласиться. Она вздрогнула, представив, как Рэмси говорит ей эти слова. Он удивил ее, не сказал ничего из того, что мог бы. Он даже не повторил, что сочувствует и что спешит домой. Потом он будет ругать себя, что смолчал, но в тот момент он не мог говорить, он просто плакал.