Текст книги "Мир до и после дня рождения"

Их с Лоренсом появления не заметил никто из их старых друзей, такой тесной была их связь и существование в едином приглушенном ритме. Рука Джуд лежала на руке Рэмси, подтверждая факт, что они снова вместе. Всего на мгновение, но Ирине стало не по себе. В следующую минуту к ней повернулась Джуд и посмотрела рассеянным взглядом.

– О, привет! – Ее манера говорить была по-прежнему нервно-восторженной, но глаза казались пустыми, ничего не выражающими.

После обычных для подобной ситуации поцелуев – Ирина едва коснулась щеки Рэмси – она выдохнула и произнесла:

– Как в старые добрые времена! – В голосе появилась нервная веселость. – Вся четверка в сборе.

– Да, бывает же такое, – сказала Джуд.

– Возможно, это не случайно, – продолжала Ирина, стараясь быть вежливой. – Все дело в таланте – мы обе оказались талантливы. Знаешь, взбитые сливки высоко поднимаются. – Она ненавидела себя за то, что не могла забыть о произошедшем между ними скандале. Но выражение лица Джуд говорило о том, что она действительно не помнит прошлого, а гораздо больше поглощена настоящим.

– Можете упрекнуть меня в предвзятости, – вмешался Лоренс, – но, на мой взгляд, «Иван и его неприятности» фантастическая книга. – Он положил руку Ирине на талию.

В свою очередь Рэмси положил ладонь на плечо Джуд и принялся потирать его с таким видом, словно месил крутое тесто для пасты. Джуд не относилась к женщинам чувственным – она всегда была слишком напряженной и нервной, – ей претило подобного рода внимание. «А у него красивые руки, – подумала Ирина. – Как жаль».

– А вы решили дать друг другу еще один шанс?

Джуд растянула губы в слабой улыбке:

– Авторы любят писать продолжения.

– Не лучшее сравнение, лапочка, – укорил Рэмси. – Ведь продолжения никогда никому не удавались.

– Честно говоря, – сказала Джуд, нервно рассмеявшись, и постаралась поменять позу, чтобы вырваться из объятий Рэмси, – идти к успеху и сразу начинать с успеха совершенно разные вещи.

Ирина сочла тему не вполне подходящей и постаралась перейти к более нейтральной.

– Я скучала по нашим ужинам по поводу твоего дня рождения, – обратилась она к Рэмси.

– И я тоже, – произнес он с чувством. – В прошлом году мы классно повеселились.

– Я устроила для Рэмси настоящий праздник, – сказала Джуд. – Сняла номер в «Савое». Пригласила всех его коллег и кое-кого из высшего общества. Честно говоря, пришлось постараться, но об этом вечере говорили как о лучшей тусовке за весь год.

– Я не очень люблю шумиху, – пробормотал Рэмси.

– Конечно, милый, – сказала Джуд, сладко улыбаясь. – Я уже поняла, что не стоило тратить такие сумасшедшие деньги.

– Да, Рэмси, – вступил в разговор Лоренс и похлопал его по плечу. – Поздравляю с победой в финале!

– Ура! – улыбнулся Рэмси, поднимая бокал.

– Мы с Лоренсом смотрели матч по Би-би-си, – добавила Ирина, опуская тот факт, что Лоренс настаивал на сериале «Место преступления Лас-Вегас». – Великолепная игра! Ты смог сделать сто сорок семь очков!

– Да, такое не каждый день случается. Жаль, что Джуд не смогла прийти.

– У меня были веские обстоятельства, – с раздражением заявила та.

– Ты пропустила финал? – ошарашенно спросила Ирина.

– Как я могла быть там, где не могла быть? Хотя, честно говоря, я никогда не питала страсть к снукеру.

– А я все больше им увлекаюсь, – восторженно сказала Ирина. – Впрочем, когда у тебя нет выбора, это совсем другое.

Став настоящим фанатом, Ирина не представляла, как Джуд может жить с игроком в снукер и ненавидеть этот спорт. Будь она женой Рэмси Эктона, не пропускала бы ни одного матча! Но она же решила вести себя тактично.

– Кстати, Джуд, я и тебя поздравляю.

– С чем? – Кажется, Джуд забыла, куда пришла.

– С тем, что тебя номинировали на премию, разумеется.

– Ах, ты об этом, – равнодушно произнесла она. – Ну, моя книга вряд ли победит.

– Почему нет?

– Предчувствие. – Джуд выглядела уставшей. Румянец на щеках смотрелся слишком неестественно, чтобы быть не искусственным. – А у тебя есть шанс. И иллюстрации выполнены умело.

Умело вовсе не означает хорошо. Сдержанная, прохладная оценка воскресила атмосферу конфликта пятилетней давности.

– Вижу, ты занялась компьютерной графикой, – продолжала Джуд.

– Верно, – без тени улыбки кивнула Ирина. – Книга продается на удивление хорошо.

– Я в этом не сомневаюсь. – От каждого слова Джуд веяло прохладой.

– Думаю, нам лучше выпить, – предложила Ирина.

Когда они направились к столу с напитками, она задержала Рэмси.

– Удивлена видеть вас вместе, – тихо сказала она, – особенно после того, что ты сказал мне в «Омене».

– В моем возрасте люди уже слишком утомлены жизнью, чтобы совершать новые ошибки. Лучше остановиться на уже сделанной.

– Но у вас сейчас все в порядке? – Это было похоже на сговор, как и в Борнмуте четыре года назад. – Она выглядит обеспокоенной.

– Ты о том, как она себя ведет? Понимаешь, успех не всегда благотворно сказывается на человеке.

– Тебе лучше знать. Но ты-то сейчас доволен? Ты ведь наконец выиграл титул.

– Помнишь, что я сказал тебе в тот вечер? – Рэмси залпом осушил бокал. – Я никогда не бываю полностью удовлетворен. Стоит получить то, чего долго желал, как оказывается, что появилось и еще что-то, чего тебе не хватает.

Их взгляды встретились.

– И что же это?

Рэмси отвернулся и не ответил.

– Знаешь, – произнес он через некоторое время, – интуиция подсказывает мне, что ты сегодня победишь.

Ему не стоило так говорить.

– Интуиция подсказывает мне, что ты сказал это каждому претенденту, хитрец.

Рэмси не улыбнулся.

– Я же не дамский угодник, тебе ли не знать.

Их взгляды опять встретились, и она, струсив, отвела взгляд.

– Ты читал «Ивана?»

– Я читал.

– И понял?

– И понял.

И, словно желая продемонстрировать, как многое, произнес следующее предложение, которое со стороны могло показаться нелогичным продолжением:

– Ирина, мы с Джуд решили опять пожениться.

Она посмотрела на мыски своих туфель и вновь подняла глаза на Рэмси.

– Полагаю, это очень хорошая новость. – Ей следовало обойтись без этого «полагаю», но она ничего не могла с собой поделать.

– По крайней мере, получу дом в Испании обратно. – У него не хватило сил улыбнуться. – Ты тоже замужем, более или менее. Что еще бедному парню делать. Ты жадничаешь, голубушка. Хочешь попробовать пирог и оставить его нетронутым.

Впервые с вечера его сорок седьмого дня рождения они были так близки к постигшему их тогда искушению. Момент был настолько неловкий, что она с облегчением повернулась, когда услышала за спиной:

– Ирина Галина!

На свете лишь один человек мог произносить это имя без иронии в голосе. Ирина обняла мать с особенной радостью.

– Поздравляю тебя! – сказала по-русски Раиса, хотя ее нарядное малинового цвета платье вносило некоторую путаницу, становилось непонятно, кого в этой семье стоит поздравлять. – А это что за красавец?

– Этот красавец – Рэмси Эктон, мой старый друг. Помнишь, мы с Лоренсом недавно тебе рассказывали. Игрок в снукер.

Ирине пришлось прервать беседу и отойти для представления жюри и прессе, оставив Рэмси знакомиться с буйным русским темпераментом. Раиса так махала руками, что могла бы разметать все блюда с канапе. Она разыграла целое представление о любви к снукеру, не скупясь на льстивые фразы, произносимые с неизменным сильным акцентом. Перед глазами Ирины представало ее возможное будущее, и она внезапно порадовалась тому, что Рэмси принял решение жениться.

Ирина неожиданно разговорилась с мужчиной аристократического вида, чей растерянный взгляд человека, ощущавшего себя не в своей тарелке, вызвал в ней чувство сострадания.

– Я случайно оказался в Нью-Йорке на заседании коллегии, и Джуд Хартфорд пригласила меня присутствовать, – объяснил он с ярким британским акцентом. – Но мадам не удостоила меня и парой слов, а сопровождавший ее парень, что играет в снукер, был непозволительно груб!

– Рэмси был груб? – удивилась Ирина. – Возможно, вы неверно его поняли.

– Мне жаль, мадам, но я понял его даже слишком хорошо. Хорошего вечера, господа. Желаю вам удачи.

Какой приятный мужчина, но что-то здесь не складывается, ведь Рэмси самый вежливый человек на свете. И вот сейчас он направляется к ней.

– Я познакомился с твоей сестрой, – сказал Рэмси. – Эта птичка болтала…

– Нет-нет, птички не могут болтать.

– Ты зануда. Ладно, ворковала без умолку – так лучше? – о том, что «она всего лишь мать и жена», совсем не похожа на свою «знаменитую» сестру. Никогда не встречал такой скромной и одновременно надоедливой женщины. Ой, и потом она ни с того ни с сего начала болтать о том, почему ты не хочешь тоже стать матерью, ворчала, что тебя интересует только работа и поездки по разным странам. Потом она решила, что хорошо, что у тебя нет ребенка, потому что ты точно оставила бы его играть со спичками, а сама бы ушла рисовать очередную ромашку. Она мне так надоела своим трепом.

– А ты что сказал?

– А как ты думаешь? Сказал, что ты милая, добрая, умная и можешь стать прекрасной матерью. Она сразу заткнулась.

Ирина рассмеялась и выпалила, даже забыв подумать:

– Я тебя обожаю!

В следующий момент всех пригласили к столу.

Места для номинантов были за большим центральным столом, но Рэмси и Джуд сидели довольно далеко напротив Ирины и Лоренса. Она не представляла, как Лоренсу это удается; нормальные люди пытаются завести разговор, произнеся что-нибудь безобидное, например: «Ненавижу, когда закуски готовят с таким количеством майонеза!» Он же непонятным образом втянул всех сидящих за столом в дискуссию об администрации Буша. Рэмси политика не интересовала, поэтому Ирине не показалось странным, что он сидит как каменное изваяние. Но удивило то, что Джуд Хартфорд, штудирующая «Телеграф» и ярый сторонник Лейбористской партии, не произнесла ни слова.

Редко подаваемый в отелях ростбиф был восхитительным, жаль, что Рэмси, должно быть, плохо себя чувствовал, ведь он к нему даже не прикоснулся. Поскольку разговор не был поддержан сидящей вдалеке парой, все чувствовали себя немного неловко, но у Рэмси было оправдание. Вполне естественно, что в компании литераторов игрок в снукер чувствовал себя не в своей тарелке и смущался.

Однако Джуд находилась в своей стихии, отчего же она молчит? Какой все же непростой характер! «Бедный Рэмси, – подумала Ирина, – хочется верить, он понимал, что делает, когда решил с ней сойтись».

После того как официанты убрали со столов, директор фонда перешел к представлению участников. Джуд склонилась к Рэмси и что-то тихо зашептала ему на ухо.

Боже правый! Эта женщина просидела весь ужин, словно набрав в рот воды, а теперь начинает говорить, когда самое время замолчать! У Рэмси не было другого выхода, как отвечать ей, хотя было видно, как ему неудобно разговаривать во время выступления главы фонда. Если бы они были на матче по снукеру, судья попросил бы Джуд покинуть зал.

Когда на экране замелькали иллюстрации «Ивана и его неприятностей», Ирина заерзала от раздражения. Она столько месяцев ждала этого момента, а теперь Джуд портит своей болтовней все впечатление. Посмотрев на высвечивающийся на экране рисунок в красной рамке, Ирина и Лоренс переглянулись и покачали головой. Невероятно, но из всех возможных вариантов Джуд выбрала скандал. Несложно предположить, как чувствует себя сейчас Рэмси! Он что-то шептал в ответ, судя по выражению лица, предлагал перенести обсуждение этого вопроса на другое время – хотя любые его попытки оказались тщетными. Поразительнее всего было то, что Джуд не обратила внимания на экран даже тогда, когда на нем появились рисунки из ее книги, кажется, она даже не прислушивалась к звучавшим хвалебным отзывам.

Директор попросил вынести конверт, и Лоренс сжал руку Ирины с таким видом, словно она была ребенком на приеме у стоматолога. Неподдельная тревога на лице – на красивом, строгом, обеспокоенном лице – настолько ее впечатлила, что Ирина молилась, ожидая вердикта, пытливо вглядываясь в глаза Лоренса.

Она был настолько уверена в своей победе, что сначала решила, что слух сыграл с ней злую шутку, ведь она была готова поклясться, что слышала свое имя, искаженное треском микрофона.

По выражению лица Лоренса она внезапно поняла, кто будет победителем, и действительность обрушилась на нее, накрыв сверху мокрым полотенцем.

Она оказалась настолько глупа, что позволила себе надеяться, и тем самым поставила себя под удар. Ирина блаженно улыбнулась и посмотрела на Лоренса. Как Иисус, взявший на себя все грехи человечества, Лоренс полностью принял на себя тяжесть ее разочарования. Сейчас больше всего она была обеспокоена не собственным настроением. Ирина взяла руку Лоренса, прежде чем он поднял ладони для оваций. Оваций победителю? В любом случае завтра газеты вполне могут напечатать, что Ирина Макговерн в этот вечер все же одержала победу. Она поднялась сейчас для поздравлений, ясно осознавая, что свой главный приз в жизни получила тринадцать лет назад на Западной Сто четвертой улице.

Джуд с трудом поднялась и принялась вместе с остальными хлопать в ладоши. Видимо, вскоре она поняла, что не очень вежливо аплодировать самой себе, но почему-то опустилась в кресло. Прошептав одними губами: «Поздравляю!» и «Иди же!», Ирина с удивлением смотрела в покрасневшие глаза Джуд. Странное чувство жалости к человеку, единственному из всех только что получившему пятьдесят тысяч долларов, не говоря уже о ста тысячах дополнительно проданных благодаря этому вечеру изданий.

Джуд наконец прошла на сцену, но с таким видом, будто хотела спрятаться за спиной директора. Речь ее получилась скомканной. Она выразила признательность Рэмси, который даже не был ее мужем, но забыла поблагодарить иллюстратора и жюри. Джуд выглядела оцепеневшей от удивления, что оказалась в этом зале, хотя шла за бельем в прачечную. Закончив свою сумбурную речь, она поспешила спуститься в зал, словно мечтала, чтобы все скорее закончилось. Если так проходит один из самых счастливых дней в жизни Джуд, Ирина не хотела бы стать свидетелем неудачных.

Когда официальная часть была завершена, Лоренс повернулся к ней и крепко обнял.

– Мне очень жаль, – сказал он. – У тебя получилась замечательная книга, именно она должна была стать лучшей.

Ирина, в отличие от победительницы, была весела и глаза ее не припухли и не покраснели.

– Спасибо. Я знаю, что ты в меня веришь, и мне этого достаточно.

Лоренс отстранился и с удивлением оглядел Ирину:

– Ты действительно не выглядишь удрученной.

– Абсолютно. Меня радует, что я была в числе номинантов, кроме того, я очень тебя люблю.

Как редко такое бывает. Неужели надо дождаться голубой луны, чтобы высказать все прямо?

– Бедная моя! – Татьяна обняла ее так, что стало трудно дышать. – Как же тебе, наверное, сейчас плохо!

– Не сомневаюсь, жюри пожалеет о своем выборе. – Следом царственной походкой подошла Раиса. – Эта речь твоей подруги очень плоха. Ты бы точно справилась лучше.

К ним подошла одна из членов жюри – женщина средних лет, напоминающая миссис Беннингтон, преподававшую Ирине рисование в десятом классе.

– К сожалению, – заговорила она, – мы не вручаем серебряной медали, но вы должны знать, моя дорогая, что она непременно досталась бы вам.

– Благодарю вас, – улыбнулась Ирина. – Мне кажется, надо было последовать совету моего друга и не делать концовку такой сложной. – Она повернулась к Лоренсу: – Просто следовать законам жанра. Но я упорно хотела сделать по-своему. У меня нет опыта писательской работы, ведь я всего лишь иллюстратор.

– Нет, нет! – запротестовала дама. – Ваша концовка была чудесной, неожиданной и очень правдивой. Боюсь, проблема возникла именно с иллюстрациями.

– О! Дело в игрушке «Волшебный экран»?..

– Идея нас восхитила. Но вот техническое исполнение… Нам не очень по душе компьютерная графика, рисунки получились ненатуральными. Понимаете, разница такая же, как между старыми пластинками и современными дисками. Если бы ваши иллюстрации были выполнены на «Волшебном экране», вы, несомненно, победили бы.

– Это я во всем виноват, – сказал Лоренс, когда женщина попрощалась и ушла. – Ведь это я заставил тебя работать с компьютером.

– Не говори ерунду. Мне и в голову не приходила мысль работать на «Волшебном экране». Странно, правда? Я очень красиво рисовала на нем, когда мне было восемь.

Потом они стояли в очереди, чтобы поздравить Джуд, которая по-прежнему выглядела не как человек, выигравший престижную премию, а как игрок в карты, не успевший сбросить даму пик.

У номере у них случился утешительный секс, который, хоть Ирина и лежала лицом к стене, все же был не так плох. Она даже убедила Лоренса не выключать свет. Для проигравшего она держалась очень достойно и провалилась в сон, словно упала на тротуар с высоты небоскреба.

В то время как Лоренс собирал вещи для переезда в отель попроще в Верхнем Вест-Сайде, где остановились участники конференции «Глобальное гражданское общество», Ирина встретилась с Татьяной в кафе «Старбакс» на Бродвее.

– Выглядишь вполне жизнерадостной, – сказала сестра после нежных объятий. – Учитывая, что ты проиграла.

– Как правильно вчера сказали, победа еще не самое главное! – весло парировала Ирина.

Татьяна отправилась за кофе, а Ирина поймала себя на мысли, что хотела бы сейчас разговаривать только с Лоренсом, странно, ведь они расстались всего час назад. Когда-то желание постоянно его видеть захватывало ее со скоростью эпидемии, он уходил на работу, а Ирина начинала скучать. Последние несколько лет расставания давались все легче, но события вчерашнего вечера возродили чувства прошлой эпохи в их отношениях, когда при звуке открываемой двери сердце заходилось от счастья.

– Давай посплетничаем, – предложила Ирина вернувшейся сестре. – Кстати, можешь рассказать об этом маме, стоит ее предостеречь. Этот высокий худой мужчина, которого она пыталась очаровать своим блеском, женится.

– О, она будет убита горем! – рассмеялась Татьяна. – Мама, конечно, со всеми флиртует, но я давно не видела ее в таком ударе. По дороге домой я только и слышала, какой он элегантный, красивый и какой у него милый акцент. Знаешь, этот парень напоминает мне папу. Да, и еще она постоянно говорила об этом, как его, снукерсе?..

– Снукер. Но ты обязана сказать ей, что он занят, – сурово сказала Ирина. Ей даже думать было больно о том, что мама увлечется Рэмси Эктоном, а еще хуже, если наоборот.

После того как Татьяна быстро поведала сестре о всех семейных новостях, они опять вернулись к прошлому вечеру.

– Представляю, как ты подавлена. Проделать такой путь до Нью-Йорка, чтобы аплодировать другой. Она твоя подруга, верно? Или бывшая? Думаю, от этого тебе еще хуже.

Ирина пожала плечом:

– Джуд заслужила приз. Впрочем, награда не сделала ее счастливой. Знаешь, когда Лоренс сказал, что на ее месте должна быть я, мне казалось, что я уже победила, так была счастлива. Он даже другим рассказывал, какая я талантливая. Я пыталась остановить его, говорила, что déclassé хвастаться любимой женщиной, но он так увлекся, что не слушал. Вчера меня осенило, что у меня есть все, что мне нужно: умный, веселый, добрый и красивый мужчина.

Перед тем как расстаться, Татьяна внимательно посмотрела на сестру:

– И все же я не понимаю. Ты ведь только что потерпела поражение, а вся светишься от счастья!

Кажется, ее это раздражало.

Пребывание Ирины в приподнятом настроении, связанное с тем, что было для нее так важно, продолжалось печально недолго. Архитектурный проект собственной жизни она принимала как должное, даже с планом родного города была готова мириться в меньшей степени. Случившееся подводило ее к выводу, что пауза, как всякая передышка, хороша лишь тогда, когда она краткая, что природа жизни непостоянна, поэтому всегда лучше быть готовой к возможной катастрофе, которая может нагрянуть неожиданно любым, даже самым прекрасным утром.

Единственным сюрпризом в жизни должно быть то начало дня, которое обходится без сюрпризов. Вопреки всем нашим теоретическим знаниям, существует мнение о том, что все в мире будет путано развиваться, как и было прежде; Галилей знал, что земной шар крутится, несмотря на то что мы стоим на месте. Таким образом, то, о чем Ирина размышляла за чашкой плохого кофе, доставленного в номер отеля «Эспланад», было естественным течением жизни.

В прошлом мы не ощущали, что это прошлое. Ирина поднялась сорок пять минут назад, еще не понимая, насколько ценным было сопутствующее этому времени спокойствие. 11 сентября 2001 года начиналось как очередной день в календаре.

Находясь в неведении, она растрачивала минуты на чувства раздражения на Лоренса, настаивающего, что надо вставать рано, когда ей так хотелось еще поспать. Возбужденное состояние воскресного вечера сменилось отчаянием, что она не получила премии имени Льюиса Кэрролла. Теперь никто не будет стремиться покупать ее книгу в «Барнс энд Ноубл», и на обложках не появится тисненая золотая медаль с надписью «Премия Льюиса Кэрролла». Внезапно Ирина осознала, что ей вряд ли выпадет в жизни еще один подобный шанс и на сколь малое ей, в сущности, приходится рассчитывать. Неудивительно, что Рэмси так переживал из-за того, что вечно был вторым. Американцы четко разделяют понятия «победа» и «поражение», то, что вы были близки к выигрышу, ничего не меняет – ведь женщина из жюри сказала, что она была на волосок от победы, – второе место очень далеко от первого.

Лоренс уже не ждал от нее многого, и отношение его не изменится. За ужином в «Фиорелло» прошлым вечером он язвительно шутил по поводу паршивой книги Джуд (обезжиренная, она может стать Библией для страдающих анорексией). Говорил о том, какой она все же неприятный человек, сколь отвратительна была ее речь (он комично изображал ее манеры) и каким безумцем надо быть, чтобы попытать второй шанс в браке с ней. Однако сегодня с утра Лоренс не отрывался от экрана ноутбука, вероятно занятый докладом о Чечне, который должен представить завтра на конференции.

Ирину пугала мысль о том, что Раиса воспримет новость о женитьбе Рэмси лишь как руководство к действию. Перед глазами возникали страшные картины ее приезда в Боро и настоятельного требования пригласить «красивого игрока в снукер» на ужин. Ее собственная встреча с Рэмси вызывала гул в голове, похожий на дребезжание лопнувшей гитарной струны. Несмотря на уверенность в том, что Лоренс дал ей все, что можно желать в жизни, сердце ныло при мысли, что Человек, Которого Она Едва не Поцеловала, женится. «Эспланад» по сравнению с «Пьером» был настоящей дырой, в номере не было даже щетки для обуви и пены для ванны, которыми Ирина не пользовалась, но аккуратно складывала в чемодан. Здесь она себя ощущала идиоткой, заплатившей пять долларов за крошечную бутылку воды.

– Послушай, – сказал Лоренс, указывая на экран. Ирина смотрела в окно на Вест-Энд-авеню и продолжала жалеть себя. – Тут все пишут о том, что самолет врезался в здание Всемирного торгового центра.

– Ерунда какая-то, – раздраженно фыркнула Ирина. – Пилоты частных самолетов, конечно, часто сбиваются с курса, но ведь Торговый центр не коробок спичек. Можно подумать, такое здание можно не заметить. Да и небо кристально чистое!

Несмотря на протесты Ирины – она терпеть не могла слушать по утрам заунывный голос из телевизора, ей казалось, что на нее вывалили ушат грязи, – мистер Любитель сенсаций включил его на свой страх и риск. Лоренс бормотал что-то о местном канале, но в это время на экране появилось изображение дымящегося здания, передаваемое Си-эн-эн.

– О боже! Какая огромная дыра! – воскликнула Ирина и, взяв кофе, подошла ближе. – Лоренс, ее же за несколько лет не заделать. Какая трагедия! Тут предстоит такой ремонт, что над головами прохожих много лет будут висеть «леса»…

– Что-то не похоже на частный самолет. Полагаю, пассажирский. Даже представить сложно, что пилот может оказаться таким идиотом…

– Какой страшный пожар. Если люди уже пришли на работу…

– Тихо. Я хочу послушать.

Но именно в этот момент комментатор замолчал. Камера повернулась и показала другую башню, и, хотя эти кадры повторяли весь день и всю неделю, а потом еще много раз в течение последующих лет, первое впечатление было ни с чем не сравнимо.

– Лоренс, что происходит? – вскрикнула Ирина. – Две одинаковые аварии за одно утро? Это не может быть совпадением!

– Это не совпадение, – ровным голосом ответил тот. – Это сделали террористы.

При слове «террористы» она вспоминала людей ИРА, которые бегали по Лондону в черных масках и выглядели глупо. Ирина никогда не говорила об этом, поскольку боялась обидеть, но до настоящего времени считала профессиональную деятельность Лоренса чем-то сродни детской забаве.

– Кто мог на такое пойти? – закричала она, срываясь на визг. – Это же безумие! Какой в этом смысл?

Комментатор Си-эн-эн и эксперты в студии выдвигали предположения относительно связи исполнителей с Саддамом Хусейном, но Лоренс не колеблясь произнес уверенным голосом:

– Это Усама бен Ладен.

– Кто он такой? – Ирина была в ярости.

– Он был причастен к первому взрыву в ВТЦ, нападению на эсминец «Ю-эс-эс Коул» и взрывам наших посольств в Восточной Африке. Я говорил, но ты не обратила внимания.

При обычных обстоятельствах она могла бы обидеться, но сейчас решила сдержаться. Лоренс прав. Она действительно не обратила внимания.

Она даже не обиделась, когда он попросил ее помолчать, и затихла. Лоренс сделал звук громче. Сообщили о захвате еще двух самолетов. Один из них врезался в здание Пентагона, второй разбился в Пенсильвании. Впервые в истории США ни одному самолету не было разрешено подняться в воздух. Ирина и Лоренс стояли перед телевизором. Все слова и междометия, которые могли сейчас прозвучать, были известны каждому – происходящее ужасало, и было понятно, что любая фраза покажется глупой. События этого утра затмевали все – их слова, поступки и само существование переставало иметь значение. Таким образом, у Ирины просто не осталось времени на переживания по поводу какой-то пустяковой медали. На землю стали падать люди, и перед этим меркли все ее проблемы, связанные с неспособностью конкурировать в обаянии с матерью, неудачно сложившейся карьерой, сексуальной привлекательностью Рэмси Эктона. Они просто в один миг исчезли.

Как в годы Второй мировой войны никто не мог ответить на вопрос, победит ли Гитлер, так и в те часы 11 сентября никто из американцев не знал, будут ли направлены еще самолеты на Эмпайр-Стейт-Билдинг или Белый дом, будет ли свергнуто правительство, а остров Манхэттен повергнут в океан. На земном шаре, который, как известно, не стоит на месте, может произойти даже самое ужасное. И происходит.

Глядя на башню, складывающуюся, как поставленный на бок аккордеон, Ирина впервые в жизни поняла, что такое настоящий страх. Через несколько секунд самое высокое здание, расположенное на краю Манхэттена со времен ее юности и не очень-то привлекавшее ее внимание, перестало существовать. Казалось, башня не рухнула, как бывает с домами, а просто испарилась в воздухе. Происходящее противоречило закону физики, по которому энергия не появляется и не исчезает. Возведение башни в сто семь этажей требовало колоссального количества энергии, и вся она исчезла.

Близнецы часто похожи на пары, долго живущие вместе, – после смерти одного умирает и второй. Не прошло и часа, как разрушилась и вторая башня, словно долго крепилась, но не выдержала горя от разлуки с сестрой.

Когда-то после сообщений о гибели принцессы Дианы в тоннеле в Париже Ирина проклинала себя за употребление в ее адрес при жизни таких прилагательных, как «пресный» и «скучный». Так и сейчас она жалела обо всех недобрых эпитетах, которыми выражала свое отношение к зданию ВТЦ, к безвкусно оформленным вестибюлям, корила себя, что бескрайние размеры коммерческих площадей когда-то сравнивала с предложением двух тюбиков зубной пасты «Колгейт» по цене одного. Ей казалось, будто ее подслушали и неверно поняли, нет-нет, она не хотела сказать, что лучше бы ничего этого не было. Может, здание не имело в ее глазах особенной ценности, но она никогда не хотела, чтобы оно исчезло.

Ирина заплакала. Лоренс подошел и положил руку ей на плечо. По ее лицу текли слезы, но они были не похожи на те слезы, которые она проливала в детстве из-за неудач в балете, «лошадиного лица» в юности, из-за ссоры с Джуд и одиночества, когда Лоренса не было рядом. Оглядываясь назад, Ирина недоумевала, как могла плакать по таким ничтожным поводам, когда ужасающие катастрофы – трагические события мировой истории – происходят буквально за окном ее дома. Один за другим комментаторы и репортеры Си-эн-эн говорили, что ничто и никогда уже не будет по-прежнему. Но будет. В мире произошло множество катастроф, но после них жизнь опять становилась прежней. Не первый раз люди совершили нечто отвратительное, и, к сожалению, не в последний.

Сегодня был один из тех немногих дней, когда можно плакать до вечера. Ирина вспомнила, как в юности прорыдала весь день из-за гибели своего парня, а сейчас, в час такого горя, успокоилась через несколько минут. Это был еще один отвратительный факт, с которым ей придется жить.

Высморкавшись, она набрала номер матери. Никто не ответил.

– Мир катится в пропасть, – произнесла Ирина в трубку. – Готова поспорить, мама пребывает в восторге.

Ей показалось сумасшествием наблюдать по телевизору развитие событий, происходивших в восьми милях к югу.

– Я должна все увидеть своими глазами, Лоренс. Чтобы осознать и прочувствовать.

– Туда не ходит транспорт. Район должен быть оцеплен. Ты просто не сможешь туда попасть.

– Прошу тебя. – Ирина взяла его за руку. – Пойдем пешком. Вместе.

Поход превратился в паломничество, в хадж – через Риверсайд-парк по дорожкам, скрывающим неровный ландшафт острова, к дымящемуся краю на берегу Гудзона. Подойдя к концу Семьдесят второй улицы, они увидели разрастающееся белое облако, далекое, но видимое как на ладони. Теперь для Ирины беда была связана с тишиной, до нее не доносилось ни одного громкого звука, парк был погружен в сверхъестественное безмолвие, позволяющее услышать шаги других жителей города, спешащих той же дорогой. Люди почти не разговаривали, лишь изредка слышался приглушенный шепот. Все были вежливы и предупредительны, толчеи не было даже на велосипедных дорожках, в обычные дни переполненных и шумных. В нарушение конвенции городских жителей люди смотрели друг другу в глаза. Впервые в жизни Ирина ощутила, что город является единым целым, так редко люди чувствовали себя сплоченными одними переживаниями и эмоциями.

– Думаю, мне надо перед тобой извиниться, – сказала Ирина на Пятидесятой улице. На главном шоссе Вест-Сайда машины обычно подпирали друг друга бамперами, сейчас же дорога и ее окрестности напоминали пустыню из фильма «Безумный Макс». – Понимаешь, твоя работа – я никогда не считала ее важной и значимой.