Текст книги "Мир до и после дня рождения"

Притворившись, что новость пришла в тот день, она немного испортила впечатление легким налетом фальши в голосе. Она также слишком поспешно добавила, что совсем не надеется на победу – хотя, конечно, должна была и рассчитывала, – просто это может помочь улучшить продажи. Помолчав, Ирина добавила, что премия хоть и считается международной, но родом из Манхэттена; вероятность вручения награды книге о спорте, о котором американцы не имеют представления, весьма незначительна.

Рэмси наклонился через стол и поцеловал ее, затем убежал в соседний магазинчик за шампанским, поскольку в заведении не подавали спиртное, а вернувшись, предложил устроить как-нибудь грандиозный ужин, чтобы как следует отпраздновать. Рэмси согласился с ее доводом о причине, по которой «Фрейм и матч» никогда не получит первый приз, – однажды на Брайтон-Бич он уже столкнулся с отношением американцев к снукеру. Он заверил, что, безусловно, будет сопровождать ее на церемонию награждения в сентябре, но только если время не будет совпадать со «Скотиш оупен». Уже через пару минут они обсуждали, в каких турнирах Рэмси лучше принять участие в следующем году.

Неделя проходила и перетекала в следующую, они много раз ужинали в ресторанах, но ни один из вечеров не считался официальным празднованием ее успеха. Видимо, обещанному не всегда суждено сбыться.

Собираясь на прием в отеле «Пьер» на Пятой авеню, Ирина, разумеется, нервничала, хотя размеры ее беспокойства казались несколько раздутыми. Она снова и снова убеждала себя, что ей вполне достаточно быть номинированной на премию, но все же в душе сожалела, что «Фрейм и матч» никогда не получить награды Льюиса Кэрролла. Радоваться и веселиться по поводу торжества другого человека было тяжелым испытанием, но коротким и вполне переносимым. К тому же ее раздражение, вызванное борьбой с непослушными волосами, не имело никакого отношения к злости от невозможности победить.

По счастливой случайности или нет, но в эти же дни в Нью-Йорке был и Лоренс Трейнер, принимавший участие в скучной конференции под названием «Глобализация гражданского общества». Он давно был ее самым ярым сторонником и за те четыре года, что прошли с момента их расставания, изменил статус с брошенного любовника на верного товарища. Он был так искренне рад за нее, когда она отправила ему по электронной почте письмо с сообщением о том, что премия вручается в мае в Нью-Йорке (Рэмси провел все лето дома, и это помешало их встречам в кафе недалеко от «Блю скай»). Кроме того, это ведь ее праздник, и ее право решать. Ирина пригласила Лоренса на вечер, и он согласился.

Возможно, Ирина не волновалась бы по поводу принятого решения, сообщи она Рэмси заблаговременно, что Лоренс приглашен, или хотя бы сделай вид, что советуется с ним по этому вопросу, прежде чем принять решение. Увы, и нет. Каждый раз, когда в августе она находила в себе силы заговорить с Рэмси о своем «товарище», у него начинал болеть живот – надо заметить, что не так сильно, как болит сейчас у нее, – церемония должна начаться через полчаса, и Рэмси ждет в этот вечер большой сюрприз.

Впрочем, не один, так как на премию номинирована также работа бывшей жены Рэмси.

– Весьма откровенное платье, голубушка, – сказал Рэмси, стоя за ее спиной, пока она довольно оглядывала себя в зеркало. – Слава богу, хоть оно прикрывает твою попку.

– Будешь язвить – завяжу юбку на талии.

Рэмси просунул руку в ее декольте.

– И сверху ничего не наденешь?

– Непременно. – Она критически оглядела подводку на веках, рука у нее так тряслась, что теперь она похожа на Бориса Карлоффа. – Я именно для того потратила на это платье две сотни фунтов, чтобы потом накинуть сверху какую-нибудь тряпку.

– Если ты спустишься вниз полуголой, то все мужики будут думать только о том, как бы тебя трахнуть.

– Мне казалось, тебе нравится, когда я выгляжу сексуально. – Бог мой, неужели в этой жизни ничего не меняется. Сейчас он так напоминал ей Лоренса.

– Нравишься, очень, – но лучше запертой в шкафу на замок.

Ирина повернулась:

– Ого! – Она привыкла к безупречному образу Рэмси во время турниров, но в смокинге видела его редко. – Вот кого надо запереть в шкафу.

Потребуется еще немало комплиментов, чтобы успокоить ее мужа. За все время их проживания в гостиницах номер впервые был зарегистрирован на его жену. Рэмси ощетинился, когда портье обратился к нему «мистер Макговерн», его появление вчера в аэропорту осталось незамеченным, и это тоже раздражало и обижало. Открыв паспорт Рэмси Эктона, таможенник не вскинул брови, а его «Добро пожаловать в Соединенные Штаты» было произнесено так, как он сказал бы это любому другому человеку из очереди.

– Если ты не перестанешь ходить туда-сюда, нас оштрафуют за кучу вмятин на ковре, – усмехнулась Ирина. – Нервничаешь перед встречей с Джуд?

– Я бы не сказал. Хотя уверен, увидев тебя в этом платье, она станет ревновать.

– С какой стати? Она сама с тобой развелась.

– Женщины обычно не любят, когда кому-то нравится то, что они выбросили. Вот, например, если тебе понравится что-то из вещей, которые она приготовила выбросить, она немедленно выхватит вещицу у тебя из рук: «Ой, отдай! Она мне очень нужна!»

– Я беспокоюсь, что Джуд может решить, что мы встречались еще до вашего развода.

– И что? – Рэмси сцепил руки за спиной. – Пусть думает.

Ирина была настолько озабочена появлением Лоренса, что почти забыла о Джуд, хотя их дороги не пересекались с момента разрыва отношений пять лет назад. Поскольку они с Рэмси пользовались гостиничным лифтом, встреча была неизбежна. Большинство людей чувствовали бы себя неловко в подобной ситуации и постарались бы скорее ретироваться – поздравили бы с номинацией на премию, даже мельком не вспомнив о прошлом, когда они состояли в браке, который треснул по швам. Ирина всегда неловко чувствовала себя в обществе, сейчас же она переживала, что несдержанность могла бы подтолкнуть Рэмси к вспышкам ревности, желанию напиться и устроить скандал – многие женщины пожелали бы воспользоваться случаем и очернить Ирину в его глазах.

Взяв Рэмси под руку, Ирина вошла в зал и сразу же увидела Джуд у дальнего стола с напитками – хотя в восточном платье цвета слоновой кости в пол ее легко можно было принять за шатер. Джуд резко повернулась в их сторону, и, прежде чем смогла взять себя в руки, на лице на несколько секунд появилось выражение веселого удивления. Как Лоуренс Аравийский, бросившийся штурмовать Акабу, Джуд, раскинув руки на манер дервишей, понеслась им навстречу. Больше всего Ирина боялась, что сейчас не сможет скрыть охватившего ее ужаса.

– Дорогая! – Джуд заключила бывшую подругу в блестящий синтетический плен. – Выглядишь божественно!

Ирина пробормотала: «Ты тоже», но ее слова никто, кажется, не расслышал. Мгновенно стало ясно, что свободному наряду предназначалось скрывать располневшую фигуру Джуд. Однако ее истерически восторженный настрой остался прежним, как и разочарование в жизненном везении, которое, как комар, улетало от нее, прежде чем удавалось его поймать.

– О, Рэмси. Милый мой человек! – Джуд, словно благословляя, коснулась губами его лба.

– Джуд, – кивнул Рэмси с таким видом, словно сказал все, что хотел и должен был сказать.

На заднем плане показалась высокая квадратная фигура. По одному взгляду на мужчину становилось ясно, что он не задумывается о том впечатлении, которое производит на людей, что, как правило, соотносится с большими деньгами.

– Дункан Уиндервуд, – представила Джуд и добавила что-то похожее на «завладевший моими чувствами».

– Страшно рад с вами познакомиться, – произнес мужчина со знакомым акцентом. Использование стандартных фраз заставляет чувствовать не заинтересованность говорящего, а лишь дает возможность оценить уровень его воспитания. Ирине он сразу не понравился, и она была уверена, что мужчине это небезразлично.

Будучи британцем, Дункан оказался единственным человеком в зале, сразу узнавшим Рэмси Эктона, однако общение с ее мужем было кратким и несколько формальным.

– Какое странное совпадение, – произнесла Ирина. – Я имею в виду премию Льюиса Кэрролла.

– Ерунда! Честно говоря, это вовсе не совпадение! – воскликнула Джуд и весело рассмеялась. – Талант не утаишь, ты так не думаешь? – Казалось, она забыла, как называла работы Ирины «примитивными» и «безжизненными».

– Моей книге не суждено победить, – продолжала Ирина. – Боюсь, описываемый род занятий не будет понятен читателю. – Когда Рэмси слегка повернулся в ее сторону, она поспешила добавить: – Я хотела сказать, американскому читателю.

– Честно говоря, твои иллюстрации к истории о снукере кажутся мне слишком веселыми, – сказала Джуд. – Разве ты не считаешь, что эта игра страшно нудная?

– Так случилось – мне она очень интересна, – после паузы произнесла Ирина.

– Полагаю, у тебя не было выбора!

– Насколько я помню, выбор был у тебя, – грубо вмешался в их разговор Рэмси, – и ты использовала любую возможность наговорить гадостей о моей профессии.

– Полагаю, Рэмси хотел сказать, что нам всем пора выпить, – поспешила добавить Ирина.

Вооружившись бокалом вина, ставшим ярким пятном на парусиновом фоне, Джуд опять обратилась к Ирине:

– Я была просто шокирована, когда прочитала, что вы поженились!

– Это и для нас стало сюрпризом, – подхватила Ирина. – Надеюсь, ты ничего не имеешь против.

– «Против»! Честно говоря, думаю, в былые времена нам стоило сразу поменяться местами, это спасло бы всех от множества проблем!

Речевой тик Джуд начинал раздражать, честно говоря, это было похоже на распространение генитального герпеса в среде британской буржуазии. Заразная, как чума, она с той же скоростью инфицирует всю молодежь – понимаете, о чем я? – глядя на которую возникает ощущение, что они постепенно теряют возможность говорить по-английски, и если в их речи не будет этого утверждения о честности, то можно решить, что они непременно лгут.

– Рэмси, старый пес, – продолжала Джуд, – а я-то волновалась, что пропустила сообщение в «Гардиан» о большом и веселом празднике. Конечно, ты не выглядишь старше сорока девяти, но, если не ошибаюсь, в прошлом году тебе стукнуло пятьдесят? Я представляла, что увижу тебя на фотографиях в отеле «Савой» в окружении светского общества.

– Мы не устраивали ничего шумного, – сдержанно ответил Рэмси, а Ирина вспомнила, как прошлым летом, приняв за чистую монету его высказывание о нежелании «устраивать шумиху», приготовила домашний ужин с суши, как сделала когда-то в 1995-м. Его глаза сверкали в пламени свечей, видимо, она никогда не умела верно истолковывать его намеки, за исключением сексуальных фантазий.

Зал постепенно заполнялся людьми, и организаторы мероприятия разбили две беседующие пары, чтобы представить номинанток директору фонда, журналистам и членам жюри. Взгляды судей казались ей извиняющимися («Простите, но мы голосовали не за вас»), однако они произнесли все полагающиеся слова похвалы в адрес ее книги, отметили впечатляющую яркость цветовой гаммы, свежесть материала…

Лишенная за все время своей карьеры возможности слышать восторженные отзывы, Ирина словно не слышала их и сейчас. Комплименты – это бесполезные калории и в этом похожи на попкорн.

Ирина объяснила, что яркий красный, лимонный желтый и густой зеленый – цвета шаров в снукере.

– На самом деле, – добавила она, – снукер приобрел бешеную популярность в Британии лишь с появлением цветного телевидения. Би-би-си делала ставку на зрелищные передачи. Так появился кубок «Пот блэк», игроки стали национальными героями, а игра, появившаяся случайно, как любительская, превратилась в увлекательный спорт с высокими ставками и международными турнирами.

Джуд смотрела на нее с жалостью.

– О, бедная моя, сколько же ты наслушалась сплетен.

– Рэмси, – Ирина подтолкнула мужа вперед, – каждый год принимает участие в «Пот блэк»! – Она уже потом поняла, что напрасно это сделала. Ему не довелось услышать ничего лучше, как: «А, так вы играете в снукер!» Рэмси же в свою очередь смог лишь пробормотать: «Да». Повисла тишина.

В самый разгар беседы в зале появился Лоренс. Такого же успеха Ирина могла добиться, пригласив боевика с западного берега реки Иордан или Маску Красной смерти. Однако стоило ей взглянуть в карие глаза Лоренса, как по телу разлилось тепло, от которого она забывала обо всем, в том числе о необходимости проанализировать размеры своей ошибки.

Серо-голубые глаза Рэмси по цвету напоминали океан, такие же глубокие, как его бескрайние воды, они странным образом иногда словно покрывались льдом. Несмотря на презрительные фразы, часто слетавшие с уст Лоренса, его амбровые глаза выражали ограниченную палитру эмоций: нежность, благодарность, боль, мольбу. Когда они жили вместе, она не раз критиковала его манеру одеваться, теперь же воспоминания о коричневых брюках-докерсах и клетчатых рубашках вызывали улыбку. Поразительно, но все, что раньше раздражало ее в нем, сейчас казалось милым. Ей нравилась его принципиальная сдержанность, сочетающаяся с самоуверенностью Эксперта. Ей нравилась его походка непритязательного человека. Ей нравилось, что в любой ситуации на него можно было положиться, он всегда был готов поддержать; Лоренса можно было бросить в водоем любой социальной среды, и он бы выплыл. Она любила его жесткость и дисциплинированность, являвшуюся всего лишь прикрытием страсти к обжорству, лености и несдержанности, которые, несомненно, проявятся в нем, если он сойдет с прямого и верного пути. Она ценила то, что Лоренс Трейнер по-настоящему мог «радоваться» за другого человека, как он открыто выражал, что счастлив за нее. В то время как она давно потеряла желание сорвать с него одежду, лицо все еще привлекало ее. Она любила его резко очерченное, всегда тревожное, красивое лицо.

Было неясно, что оскорбило Рэмси больше: сам факт приглашения Лоренса или выражение ее лица при его появлении в зале. Когда она посмотрела на Рэмси, его глаза уже стали ледяными.

Лоренс несмело поцеловал ее в щеку:

– Поздравляю!

– Спасибо, – сказала Ирина.

Рэмси положил левую руку ей на плечо, крепко прижал к себе и принялся тереть ладонью ее предплечье.

– Рэмси, – спохватилась Ирина, – Лоренс случайно оказался в городе, и я пригласила его прийти.

– Случайно оказался в городе. Разве это не везение?

– Привет, Рэмси! – Лоренс энергично пожал свободную руку ее мужа. – Без обид. Я действительно рад тебя видеть.

– Заумный фанат, – произнес Рэмси. Это выражение виделось ей едким пятном, символом нежелания обратиться к человеку по имени; Лоренсу же казалось, что рукопожатие возобновляет прежнюю связь и выражает им задуманное. Однако Рэмси не желал старой привязанности к Лоренсу. И еще меньше он хотел признавать, что Лоренс все же хороший человек.

– Да, поздравляю с выходом в финал в этом году в Шеффилде! – сказал Лоренс. – Это что получается, уже восьмой?

– Тебе лучше знать. – Рэмси с трудом произносил слова, он был в такой ярости, что вообще не желал говорить. – Ты же ученый.

Его движения вверх-вниз по ее руке стали раздражать Ирину.

– Лоренс, позволь пригласить тебя выпить бокал вина. – Она сделала шаг и разрушила крепкое сцепление. В научной фантастике при столкновении двух вселенных часто нарушается молекулярная целостность всего мира. Теперь она понимала почему.

– Послушай, – начал Лоренс, когда они подошли к стойке бара. Когда двое мужчин оказались на расстоянии двадцати футов, атомные частицы в комнате уравновесились. – Я посмотрел, каковы твои рейтинги на «Барнс энд Ноубл». Ты ведь бесспорный кандидат на победу! Все остальные пролетают! Я имею в виду ту дрянь, что написала Джуд, – теперь, когда я ее увидел, понимаю, что дело действительно дрянь. Прочитав название, чуть от смеха не лопнул!

В книге «Детский размер» коренастая, плотная девочка влюбляется в одноклассника и ради того, чтобы привлечь его внимание, сидит на всевозможных диетах. Все время голодная, она из веселой становится раздражительной. Вскоре оказывается, что предмет ее обожания тоже ей симпатизировал, но лишь до тех пор, пока она не стала вредной. Маленькая девочка понимает, что нужно питаться разумно и любить свое тело, даже если она никогда не будет худой, – счастливый конец.

– Знаешь, кажется, Рэмси не в восторге от моего появления, – сказал наконец Лоренс. – Пожалуй, я быстро выпью что-нибудь и уйду. Не хочу портить тебе настроение. Это же твой день.

– Давай говорить по-русски, ладно? – попросила Ирина и продолжала вполголоса уже по-русски: – Да, это мой день, а это значит, что я имею право пригласить тебя, если хочу здесь видеть. Ты должен быть здесь. Ты поддерживал меня и помогал в работе над иллюстрациями много трудных для меня лет. Прошу тебя, не уходи. Пожалуйста.

– Хорошо, я останусь, если ты так хочешь, – успокоил ее Лоренс. – Но почему он так обижается, ведь столько времени прошло? – Он на удивление свободно говорил по-русски.

– Может быть, потому, что он видит, что я еще тебя люблю.

Смутившись, Лоренс перешел на английский:

– Ты любишь меня лишь в определенном смысле. Может, тебе сказать ему, что я женюсь, ему станет легче.

Ирина вскинула голову:

– Но ведь это ложь.

– Нет, – спокойно ответил Лоренс.

Она посмотрела на мыски и опять подняла глаза.

– Поздравляю. Полагаю, это хорошая новость. – Она не должна была говорить «полагаю», но не смогла сдержаться.

– Да, на самом деле, – пылко продолжал он. – Очень хорошая. Надеюсь, ты не будешь расстраиваться, что мы с тобой так никогда и не… что мы так и не поженились. Может, нам и не надо было, но на этот раз я уверен, что все делаю правильно.

– Лоренс Трейнер! – Рядом появилось платье-палатка. – Какая пара, все как в былые времена! Прежняя четверка в сборе, просто роли немного изменились.

– Привет, Джуд, – нервно произнес Лоренс. Он всегда терпеть не мог Джуд Хартфорд.

Джуд представила ему Дункана, и тот в свою очередь произнес заученную фразу о том, как он рад видеть очередного человека, на которого ему абсолютно наплевать. Лоренс в свою очередь не упустил случая вставить в ответ:

– Очень, очень рад познакомиться с вами, дружище, – старательно имитируя его акцент.

Впервые с начала приема что-то мелькнуло в этих мутных глазах, кажется, Дункан проснулся.

– Издевается, да? – произнес Дункан.

– Вы все правильно поняли, – сухо парировал Лоренс и отвернулся.

– Обожаю тебя, – прошептала Ирина.

– Разумеется, – весело усмехнулся Лоренс. – А почему бы и нет? Меня можно обожать.

Тугие нити в его душе ослабли – ему уже не было больно ее видеть. Ирина поняла, что он наконец отпустил ее.

Ужин проходил в соседнем зале, участники и гости сидели за большим круглым столом. По счастливой случайности место Ирины было между Рэмси и Дунканом. Лоренс же, согласно карточке, устроился за соседним столом, и Ирина краем глаза следила за ним, отмечая, с какой готовностью он завел разговор с соседями. Несомненно, о политике – Непал, Чечня, тем предостаточно. Забавно, но раньше ее раздражала его манера общаться с людьми, теперь же она была ею очарована.

Ирина задала Дункану вопрос о роде его занятий, и он ответил, что попробовал себя в инвестициях, что, видимо, следовало понимать, что он и его величество королева поделили между собой Англию.

– Не могу сказать, что меня очень интересуют финансы, – отметила Ирина, на что Дункан снисходительно заметил:

– Это заставляет мир вращаться, дорогая.

– Но это не мое, – выпалила Ирина. От разговора двоих людей, покровительственно поглядывающих друг на друга, неизменно веет холодом, поэтому Ирина, имевшая большой опыт в умении избежать нежелательного разговора, поспешила сказать, что жизнь слишком коротка.

Однако Рэмси недалеко продвинулся по пути спасения. Его манера держаться напоминала о каменном изваянии. Бокал его был постоянно пуст, Ирина пожалела, что внимательный официант наполняет его с такой поспешностью. Она была замужем за человеком, ненавидящим светские беседы, он чувствовал себя не в своей тарелке в любом обществе, кроме игроков в снукер, но в этот вечер устроенное Рэмси шоу в стиле выброшенной на берег рыбы нарушало даже минимальные нормы приличий, на соблюдении которых она настаивала. Впрочем, и до совершения ею Великого греха, открывшегося с появлением одного мужчины, он вел себя так, что у окружающих могло возникнуть впечатление, что они общаются с комнатным растением.

– Ненавижу, когда подают закуски, плавающие в майонезе. – Рэмси покосился на нее с недоверием.

– Террин из лосося совсем неплох, если убрать излишки соуса.

Официант унес тарелку Рэмси, к блюду он так и не прикоснулся.

Когда он даже не попробовал горячее, она посмотрела на него с подозрением.

– Тебе не кажется, что стыдно совсем ничего не съесть? – прошептала Ирина.

– Это тебе за меня стыдно?

Разумеется, она не могла не задать вопрос, который непременно испортит ей вечер.

– Что случилось?

– Ты меня унизила.

К счастью, остальные присутствующие оживленно беседовали, разбившись на пары, и небольшая размолвка могла остаться незамеченной.

– Я полагала, ты будешь гордиться, что твоя жена номинирована на престижную премию. Жаль, что я ошиблась.

– Ой, ты ошиблась, да. Ты на это и рассчитывала.

Чуть приподняв бровь, официант унес тарелку Рэмси, второй в это время наполнил его бокал.

– Следует ли понимать, что эта голодовка как-то связана с появлением Лоренса?

– А ты как думаешь?

Когда официанты принялись убирать со стола, Ирина случайно поймала взгляд Джуд. В мечтах о сегодняшнем вечере Ирина надеялась продемонстрировать, как идеально они с Рэмси подходят друг другу, как безмерно любят друг друга. Подразумевалось, что Рэмси Эктон наконец-то нашел подходящую ему женщину: он весел, галантен и находится в прекрасной физической форме. В этом смысле, только в этом, и никаком другом, Ирина хотела заставить Джуд ей завидовать. Но сейчас в ее глазах читалась жалость и сочувствие. Сегодня перед ней был не изменившийся Рэмси, успешный и уверенный, пусть и поздно, но познавший счастье, – перед ней сидел Рэмси, которого она отлично знала. Лицо Джуд приобрело то восторженно-счастливое выражение, будто в карточной игре ей удалось вовремя сбросить даму пик.

Церемония шла своим чередом. Поднявшись на трибуну, директор фонда Льюиса Кэрролла поочередно представлял авторов, кратко передавая их биографии. Когда о книге Ирины было все сказано, Рэмси с прежней яростью продолжил: «очень плохо», что она пригласила на ужин своего «ботаника», но хуже всего, что она продемонстрировала «все недостатки их брака» перед его бывшей женой. Склонившись к ее уху, Рэмси загородил ей представленные на экране иллюстрации из «Фрейм и матч».

– Лоренс всегда был движущей силой моей карьеры, – произнесла Ирина, понимая всю тщетность желания скрыть их ссору. – Вполне естественно, что он здесь.

– Естественно, – проворчал Рэмси, – приглашать на подобные мероприятия только мужа, и точка. А как он с ходу заговорил со мной о финале?

– Он ничего плохого и в мыслях не имел, просто поздравил тебя с тем, что ты смог дойти до самого финала!

Когда директор попросил вынести конверт, Рэмси забубнил ей в ухо громким шепотом:

– Он утер мне нос, а потом еще и пялился на твою задницу, а ты при этом вся…

– Прекрати! – Она старалась сдерживать Рэмси в течение последнего часа, но пытаться его успокоить все равно что заткнуть пальцем прорвавшуюся дамбу. Ирина не выдержала и заплакала.

– Я видел твое лицо, – не смущаясь ни на секунду, продолжал Рэмси. – Такое довольное, светящееся. Пыталась скрыть секреты русским. Ты еще любишь его! Ты еще любишь этого Заумного фаната, а наш брак лишь насмешка!

Публика взорвалась аплодисментами, переходящими в овацию. Ирина вытерла глаза и встала, потянув за собой Рэмси, хотя имя победителя она так и не расслышала. Ей было стыдно за себя, но она с удовлетворением поняла, что это не Джуд, поскольку та стояла и аплодировала вместе с остальными. Сама она с трудом шевелила руками. Ей казалось, что она не сможет радоваться за соперника, но сейчас была искренне рада, что этот кошмар подходит к концу. Овация странным образом затянулась. Ирина огляделась и поняла, что и остальные кандидаты не покидали своих мест. Наконец аплодисменты прекратились, и несколько пожилых гостей сели, остальные же остались стоять. «Ну и пусть», – подумала Ирина и опустилась в кресло.

– Миссис Макговерн, – произнес с трибуны директор, и по залу пробежал легкий смех, – мы уже поняли, что никто не уполномочен получить за вас премию.

Ирина вспыхнула, по телу от макушки до пят пробежала дрожь. Она в панике озиралась по сторонам, чтобы убедиться, что она все правильно поняла. Присутствующие улыбались ей и кивали. Она неуверенно прошла к сцене и поднялась по лестнице. Ей на шею надели сверкающий золотом огромный диск.

– С-спасибо, – произнесла Ирина, наклонившись слишком близко к микрофону, отчего тот загудел.

В голове образовалась пустота. Сейчас она хотела поблагодарить лишь одного человека, поддерживавшего ее все эти годы без надежды на какой-либо приз. Человека, заставлявшего ее верить в свой талант, который после трудного рабочего дня заходил в ее студию, чтобы похвалить рисунки. Среди всей этой толпы был лишь один человек, которого ей не стоило благодарить, если она желала себе добра. Но она совершенно точно не будет благодарить вместо него другого человека, который только что в одиночку едва все не испортил, вследствие чего сам лишил себя возможности услышать теплые слова.

Лоренс держался поодаль от толпы людей, набросившихся на нее с поздравлениями. Когда очередь наконец дошла и до него, он собрался лишь пожать ей руку, как и все прочие, но этого Ирина допустить не могла и крепко прижала его к себе. Она надеялась, что ее покрасневшие глаза можно объяснить слезами радости, но Лоренс пристально посмотрел ей в лицо; прожитые вместе десять лет не прошли даром. Рэмси стоял рядом с ней в позе прислоненного к стулу зонтика. Лоренс, конечно, не схватил его за лацканы, но весь вид его выражал желание это сделать.

– Если ты будешь плохо с ней обращаться, – процедил Лоренс сквозь зубы, – я дух из тебя вышибу. – Коснувшись губами виска Ирины, он вышел из зала.

Сцена в духе рыцарских романов будет дорого ей стоить.

– Ты пьян, – сказала Ирина, когда они вошли в лифт. – Не будем обсуждать это сегодня.

– И когда моя принцесса соизволит возобновить наш разговор?

– Если мы и должны вернуться к этой теме, то сделаем это не раньше возвращения в Лондон. До этих пор, что бы ты ни говорил, я не скажу тебе ни слова.

Ирина осталась верна своему обещанию. Она стойко выдержала несколько попыток Рэмси вывести ее на разговор, и в номере раздавались лишь скрип зубной нити и скрежет зубной же щетки. Затем она стянула с себя платье и чулки и легла в постель. Когда она потянулась, чтобы выключить свет, Рэмси жалобно спросил:

– Даже не пожелаешь мне спокойной ночи, голубушка?

Ответом ему был щелчок выключателя. Как правило, до полного выяснения всех наболевших вопросов сон не шел к ней, но сегодня она провалилась в него, словно упала с высоты небоскреба на тротуар.

На следующий день, в понедельник, Ирина договорилась встретиться с сестрой в кафе, поэтому ушла из номера, когда Рэмси еще спал и не имел возможности подумать о том, сколько бутылок вина было выпито за ужином с ростбифом.

Встреча вдвоем должна была стать компенсацией за то, что не только ее мать, но и Татьяна не явилась на ужин, ведь, как объяснила сестра, это могло быть расценено Раисой как принятие стороны старшей дочери.

К моменту их встречи в «Старбаксе» на Бродвее Ирина не раз поблагодарила судьбу, что та воспротивилась присутствию Татьяны на вчерашнем мероприятии. Сестра была ненадежным союзником и непременно бы рассказала о пьяной выходке Рэмси матери, а это бы еще раз подтвердило правоту составленного ей мнения о муже.

– Выглядишь не очень, – констатировала Татьяна после обычных медвежьих объятий. – Ты ведь победила, как я прочитала сегодня утром в «Таймс».

– Ну, как говорится, победа еще не все. – Ей необходимо подавить желание выговориться; сплетни неминуемо долетят до Брайтон-Бич. – Знаешь, когда получаешь все, о чем мечтала, ощущаешь себя подавленной.

– Разве ты не была бы более подавленной, если бы проиграла?

– Хм… возможно. Капучино? И кексы. Умираю от голода.

Когда Татьяна отправилась за пропитанием, Ирина задумалась о том, что единственным человеком, с которым она бы хотела сейчас поговорить, был Лоренс; для нее оказалось пыткой осознавать, что он в данный момент где-то рядом в городе.

– Хочешь посплетничать? – весело сказала она, когда сестра вернулась. – Лоренс женится.

– Не может быть! На ком?

Ирина нахмурилась:

– Черт. Я забыла спросить.

– Не такая уж и классная сплетня, сестренка. Ну и какие у тебя чувства?

Ирина сделала глубокий вдох.

– Рада за него. Очень рада.

– Уверена? Радостной ты не выглядишь.

– Ну… в этом есть и грустная сторона, – осторожно начала Ирина. Ее желание избежать темы превратит их встречу в фарс. – Теперь между нами все действительно кончено. Эпоха завершилась. Как бы то ни было, она была счастливой.

– Как ты узнала?

– Лоренс присутствовал вчера на вручении премии. Он был в Нью-Йорке, и я его пригласила.

– Представляю, как это выглядело.

– Ничего подобного, – с жаром запротестовала Ирина. – Рэмси адекватный человек, кроме того, мы все взрослые люди. Рэмси даже был рад видеть Лоренса, был благодарен мне, что я его позвала. Они всегда симпатизировали друг другу, болтали о снукере, как в старые времена.

– А как дела у вас с Рэмси?

– Прекрасно, – спокойно ответила Ирина – если уж она начала врать, надо делать это изящно. – Он был на седьмом небе, когда я вчера получила премию. Пел мне дифирамбы перед окружающими. Я даже смутилась. Пришлось сказать ему, что это немного déclassé — хвастаться собственной супругой, но он был так счастлив, что меня не слушал. Обещал, когда вернемся, устроить грандиозный пир.

Он так и сделал, в некотором смысле.

Когда они поднялись, чтобы уходить, разумеется поговорив о Дмитрии, Раисе и детях, Татьяна внимательно посмотрела на сестру:

– И все же я не понимаю. Ты любишь и любима, получила престижную премию, а выглядишь так, словно лежишь на смертном одре. Что у тебя с глазами?

– Это все из-за макияжа. Я вчера сделала подводку и забыла смыть перед сном. Поэтому остались круги под глазами.

– Надо было попробовать молочком!

– Обязательно все сделаю, – пробормотала Ирина, уверенная, что эти круги не удалит никакое молочко.

Когда Ирина вернулась в их номер в отеле «Пьер», Рэмси уже принял душ и упаковал вещи. Кажется, он смирился с ее условием, поэтому говорил не больше, чем она, – то есть молчал. Стоило их взглядам встретиться, как его глаза вспыхивали от гнева. Ирина совершенно не ощущала к нему влечения. Она принялась готовиться к отъезду, сжав челюсти так, что заболела голова. В такси по дороге в аэропорт Кеннеди, при прохождении регистрации в терминале и на борту самолета «Боинг-747» они, следуя новому протоколу, разговаривали только по необходимости с водителем, служащими и бортпроводниками, но друг другу не сказали ни слова. Садясь в десять часов утра по местному времени в «ягуар», оставленный в Хитроу, оба уже настолько смирились с молчанием, что немота стала казаться вполне естественной.