Текст книги "Мир до и после дня рождения"

– Я волновалась за тебя, Лоренс.

– Какая в этом польза?

– Никакой. Но хуже, если я не буду этого делать. Разве ты за меня не переживал?

– Привычки сложно менять.

– Кстати, о привычках, пока я не забыла. – Она открыла сумку. – У меня для тебя подарок. – Она протянула ему пакет. – Пустячок, может быть, это глупо.

Лоренс повертел в руках пакет темно-красной смеси и посмотрел на нее с непониманием.

– Спасибо! – произнес он, не представляя, что держит в руках.

– Это смесь для попкорна, – объяснила Ирина. – Твоя любимая. Ее сложно купить. Мы как-то гуляли, – слетевшее с языка «мы» заставило ее опять смутиться, – я натолкнулась на сухую смесь для чатни с чесноком и решила тебе купить.

То, как он опустил руку с пакетиком специй на колено, дало ей понять, что ее жест недооценен. Радость оттого, что она увидела редкую приправу в индийском магазинчике на Роман-Роуд, затмившая мысли о том, что теперь у Лоренса может быть аллергия на попкорн, дала толчок новым неприятным предчувствиям.

Разумеется, она была уверена, что он до сих пор каждый вечер пьет пиво с попкорном, потому что Лоренс склонен к постоянству и не меняет свои привычки. Но сейчас на нее давила уверенность в том, что привычное блюдо стало для него проклятым. Наблюдая, с каким лицом он отложил пакетик на диван, она даже подумала, что, закрыв за ней дверь, он поспешит отправить его в мусорное ведро, как выбрасывают несвежую курицу, пока тушка не начала источать зловоние.

– Я могла бы, – попыталась извиниться она, – прийти сюда с пакетами продуктов и твоими вещами из химчистки.

– Ты больше не должна обо мне заботиться.

– Странно, конечно, но мне кажется, что должна. Если вы однажды взяли на себя ответственность, то не вправе освобождаться от нее по своей прихоти.

– Разумеется, вправе. Послушай, со мной все в порядке. Я хотел сказать, нет ничего хорошего в том, что мы расстались, я этого не хотел. Но я справлюсь. Говорят, на это требуется год.

– Ты никогда не доверял тому, что говорят.

– Да. Как правило, это все чушь. – Несмотря на желание выглядеть спокойным, Лоренс старался не смотреть ей в глаза. Обращаясь к ней, он смотрел чуть в сторону, словно в комнате присутствовал третий. – Кстати, у меня был шанс уехать в этом месяце в Россию. Большой проект в Чечне. Но я отказался.

– Удивительно. Почему же?

– Не стоит заострять на этом внимание, но… понимаешь, Россия для меня связана с тобой. Язык, опять же. Боюсь, если услышу «Привет, милый!» на улице, решу, что это ты. Если бы мы могли поехать в Москву вместе… Кажется, я плачу над пролитым молоком. Забавно, я всегда думал, что по-настоящему интересуюсь этим регионом. Когда возник этот проект, я был в таком нетерпении, но потом… эти ассоциации… Теперь понимаю, что мне плевать на Россию. Даже странно.

– Ну что же так, – по-русски укорила Ирина. Возвращение к милым сердцу привычкам, которые она предала, сделало язык сухим, как смесь для чатни.

– А знаешь, я был уверен, что ты придешь, – заговорил Лоренс. – К концу следующей недели тебе надо сдать иллюстрации для «Мисс Дарование», а ты ответственный человек.

– Ты помнишь срок сдачи моей работы?

– Я помню все, что для тебя важно.

– Я задержалась с этим проектом. Попросила продлить срок.

– Не помню, чтобы ты сдавала иллюстрации позже. Но ведь за последние месяцы ты не могла нарисовать много. Впрочем, твой денежный мешок вполне мог купить тебе новый набор красок.

– Нет, у меня был своего рода отпуск.

– Вечеринки конечно же. Ты очень похудела, и лицо одутловатое.

– Я же сказала, мне надо выспаться.

– И ты куришь.

– Совсем чуть-чуть!

– Я даже запах чувствую. – Лоренс одернул себя и замолчал. Он вовсе не желал, чтобы их разговор проходил в таком тоне. – Я знаю, ты считаешь меня деспотом, но я хочу лишь, чтобы ты следила за собой. Больше ничего. Я не собираюсь контролировать тебя.

– Я так не думаю.

– Ну, полагаю, теперь ты можешь кое-что рассказать мне о снукере! – воскликнул он с деланым восторгом.

Ирина криво улыбнулась уголком рта.

– Даже больше, чем хотела бы знать.

– Бойся исполнения своих желаний.

– Я не желала много знать о снукере. Это произошло само собой.

– Мне неинтересно, чего ты желала, но это моя проблема.

– Я и не ждала твоего понимания.

– Хорошо. И не дождешься. – Казалось, он долго боролся с чем-то внутри себя и победил. – Ты не можешь пренебрегать работой, Ирина, иначе пожалеешь. Ты можешь бросить меня, но не ее.

– В моей жизни произошли огромные перемены, но в ней не возникло равновесия.

– Ты ездишь на все соревнования?

– И что? – с любопытством спросила она.

– Если не будешь проявлять осторожность, он тебя живьем сожрет. – Лоренс вновь взял на себя роль ее совести. Он и раньше принимал ее на себя, неудивительно, что она сбежала. Совесть не всегда самая приятная компания.

– Ты должен был мне доверять, – не задумываясь выпалила Ирина. Его замечание было слишком предсказуемо.

– Я доверял.

Она опустила глаза:

– Я переживаю, что так, как прежде, уже никогда не будет. Мне и сейчас плохо. Как и раньше. Все ненадежно.

– Я не хотел бы, чтобы ты оставалась со мной из порядочности. Словно ты делаешь мне одолжение. – Он пожал плечами. – Тебе следует поступать так, как считаешь нужным.

– То, что мне нужно, оказалось не таким простым.

– Уверен, все просто. – Лицо его перетекло на одну сторону, словно вода в наклоненном ведре. Кто-то заметил бы лишь ехидное выражение, но Ирина видела глубокую, плохо скрываемую тоску. – Ты хотела обмануть меня или другого парня.

– Нет. Прежде всего я хотела остаться женщиной, сдержавшей слово.

– Мы не были женаты. Ты не нарушила клятву.

– Думаю, нарушила. У меня была мечта долго любить одного мужчину. Теперь я понимаю, что этого больше не будет в моей жизни. Даже если я останусь с Рэмси, пока смерть не разлучит нас, я всегда буду знать, что бросила тебя. Сначала собственное предательство меня угнетало, потом мучило то, что я предала саму себя.

Лорен никогда раньше не любил подобные разговоры, и сейчас его отношение к ним не изменилось.

– Не пытайся обвинить меня во всех своих трудностях. Я и так изо всех сил стараюсь выжить. – В его голосе слышалась горечь и многозначительный намек, словно он хотел сказать: «Посмотри, что со мной стало из-за тебя». В какой-то момент развивающееся действие стало все больше напоминать мелодраму, к которым Лоренс относился с презрением. – Тебе не пора заняться делом? – спросил он, вставая.

Ирина поставила чашку с кофе на маленький мраморный столик, ощущая, как от одного сделанного глотка начинает болеть желудок. Ей было невыносимо жаль напрасно приготовленного отличного гватемальского кофе сильной обжарки.

– Пожалуй, – кивнула она.

Первое, что она увидела в студии, были сложенные картонные коробки, рулон клейкой ленты и яркий маркер – все это осталось еще после их переезда. На столе лежала новая папка для рисунков; Лоренс не поскупился и купил ее в дорогом магазине.

– Ты подготовил все необходимое для упаковки вещей… – пробормотала Ирина, – позволь мне вернуть тебе деньги.

– Не говори ерунды, – резко оборвал ее Лоренс и взял коробку. По тому, как слаженно он действовал, можно было понять, что и это препятствие на жизненном пути он собирается преодолеть с присущей ему стойкостью и выдержкой. Он наверняка рассуждал так: «Если будем лить слезы над каждой кисточкой, то не управимся со всем и за неделю».

– Лоренс, я способна сама все собрать.

– Но вдвоем же будет быстрее, – с грустью констатировал он. – Давай, шевелись!

Ирина засучила рукава, прикидывая, что необходимо ей в первую очередь, а что, как, например, мелки, было лишь временным увлечением и вряд ли понадобится ей снова. На полках лежали упакованные Лоренсом в листы «Дейли телеграф» карандаши и цветные чернила, которые были ей просто необходимы. Он был трудолюбивым человеком, даже когда речь шла о разрушении собственного мира. Пожалуй, через некоторое время они оба начали получать удовольствие от совместной работы и растерянно замолчали, когда коробки были собраны и подписаны.

– Ты больше ничего не хочешь забрать? – Лоренс показал рукой на рисунки на стене.

– Нет! – Нарушить привычную гармонию этого места казалось ей святотатством.

– А одежду?

– Даже не знаю, ее и положить некуда. Ты же знаешь, как строят британцы, у них не так много мест для одежды, а шкафы Джуд забрала. Да и у Рэмси достаточно одежды.

Современная неразбериха в романтических отношениях приводит к чехарде, как в игре «Музыкальные стулья». Скорее всего, именно разводы способствуют росту темпов строительства жилья. Вместо одной квартиры людям требуется две. Получается, жить в браке выгоднее? Сколько раз в жизни у вас появится желание купить, например, блендер?

– Он что, денди? – спросил Лоренс.

– Я еще помню твои выражения. Ты хотел сказать «педик».

– Лучше бы так, – улыбнулся он. Началась своего рода словесная разминка.

Ирина прошла в спальню и принялась осматривать наряды – плоды ее бережливости, жалкие по сравнению с купленными Рэмси туалетами, на которые она, увидев ценники, никогда бы даже не взглянула. Сегодня ей было невероятно приятно показаться перед Лоренсом в новой блузе, это был шанс потешить свое самолюбие. Сам Лоренс дорожил каждым своим носком, а однажды потратил пять фунтов на средство для выведения пятен, чтобы отстирать футболку, стоившую полтора фунта в «Оксфаме». При таком отношении к одежде ее у него было больше, чем у Ирины. Она закрыла шкаф, ничего не взяв.

– И еще кое-что! – выкрикнул из гостиной Лоренс, не отрываясь от журнала «Экономист» за прошлую неделю. – Твоя мать. Она звонила несколько раз. Я придумывал какие-то оправдания, объяснил, почему мы не приехали на прошлое Рождество на Брайтон-Бич, но она заявила, что в этом году обязательно нас ждет. Ты, очевидно, не сообщила ей, что мы разошлись. Думаю, тебе будет неприятно, если я возьму на себя эту обязанность. Так что не тяни.

– Ты ей нравился, – в отчаянии произнесла Ирина.

– А я ее терпеть не могу, и что? И не желаю, чтобы она сюда звонила.

– Обязательно скажу ей. – Голос ее звучал словно из преисподней.

– Итак, этот сукин сын тебя заберет?

– Нет. Мы решили, что я возьму такси.

– Мы решили. Теперь ты подчиняешься чужим приказам.

– Похоже, это моя судьба – всегда подчиняться чьим-то приказам.

Лоренс вызвал такси по телефону и долго выяснял у диспетчера, какова вместительность багажника автомобиля. (Процедура заняла больше времени, чем требовалось, из-за того, что Лоренс не мог назвать точные габариты багажа, а диспетчеру было незнакомо слово, которым Лоренс привычно назвал багажник.) Он сам перенес коробки вниз, не позволив ей поднять ни одной. Загрузив вещи в машину, он протянул ей двадцатку, которой с лихвой хватало на оплату такси. Ирина колебалась. Двадцать фунтов больше чем надо, кроме того, Рэмси богат. Однако отказ может быть воспринят им как ее нежелание больше иметь с ним дело или продемонстрировать, что его щедрый жест ее не тронул. Ирина взяла купюру. Они стояли на тротуаре и смотрели друг на друга.

– Ты думаешь, это все серьезно?

Что-то в нем изменилось. Он научился говорить о главном.

Три слова дались ей с трудом.

– Я думаю, да.

– Береги себя, – сказал Лоренс, но не уточнил от чего.

– Тогда мне надо было остаться с тобой.

– И не пей много!

– Не буду.

– Займись наконец работой!

– Непременно займусь работой.

– И брось курить!

– Обещаю всегда надевать шапку, – пропела Ирина строчку из оперы «Амал и ночные гости» – трогательный момент расставания матери с сыном («Не забывай мыть уши!/ Обещаю./ Не лги!/ Обещаю./ Я буду очень скучать…»), от которого у нее всегда бежали мурашки по телу.

– Надо было тебе взять этот диск, – спохватился Лоренс. – Ты любишь включать его на Рождество.

Ирина с тревогой вгляделась в его лицо:

– Почему ты так добр ко мне?

– Ты была добра ко мне почти десять лет, – угрюмо отозвался Лоренс. – Пусть одиннадцати и не будет, но все равно это не пустяки.

7

После подписания Соглашения Страстной пятницы Лоренс почти ежедневно давал интервью на эту тему. Ирина смотрела каждую передачу с его участием. Он выглядел красивым в коричневом костюме – это немного тревожило, – и речь его стала проще и логичнее, что также заставляло ее нервничать. Глядя на мужчину на экране, никто бы не смог предположить, что всего несколько лет назад он работал продавцом в книжном магазине и все выходные проводил за просмотрами соревнований по гольфу. Она не испытывала ностальгии по тем дням, однако Лоренс уставший, подавленный и грустный нервировал ее меньше, чем Лоренс уверенный в себе. А он был именно уверен в себе. Получается, она прилагала все усилия, чтобы оказать ему «поддержку», и сама создала чудовище? Чем более самодостаточным становился Лоренс, тем меньше он нуждался в ней. Таким образом, укрепляя уверенность Лоренса в себе все эти годы, она вела себя как член рабочей группы по сокращению раздутых штатов предприятия, который в конце концов вынужден был уволить самого себя.

Вероятно, все это было из страха, что оказалась лишней, нервирующего неравенства с партнером, ощущения себя подчиненным, спешащим в полночь приготовить ужин для Великого человека. Такие мысли посещали Ирину, когда она во все глаза смотрела на Лоренса, дающего очередное интервью. Он всегда негативно относился к Соглашению, поскольку не видел успеха в данном пути развития событий. За неделю до Страстной пятницы он предсказывал, что конфликт с исполнительной властью по поводу территориальных границ заставит стороны сохранить конфронтацию на многие годы. Лоренс не любил ошибаться. Она не могла разделить его негодование по поводу освобождения заключенных. Их жертвы мертвы; так чего же еще можно хотеть добиться, удерживая преступников в тюрьме? Лоренс презирал такой тип мышления, но все же допускал, что существовала возможность заплатить меньшую цену за все эти убийства. Ирина никогда не высказалась бы о нем вслух в таком тоне, но в душе понимала, что, когда Лоренс цитирует целые абзацы соглашения, он выглядит как выскочка и всезнайка, как зубрила-отличник, у которого есть ответы на все вопросы и которого ненавидят все ученики в классе.

После нескольких ночей подобного времяпрепровождения Ирина в очередной раз решила развлечь себя просмотром программы, в которой Лоренс точно не появится, – «Бритиш оупен» на Би-би-си. К счастью или нет, но играл Рэмси Эктон. После поездки в Борнмут Лоренс все меньше уделял время снукеру и видел всего несколько матчей, в то время как Ирина сохранила интерес к этому виду спорта. После стольких проповедей о мире и вооруженных формированиях было необыкновенно приятно наблюдать за человеком, который занимается своим делом и держит при этом рот на замке. Поскольку Лоренс больше не возвращался к теме скорой встречи с Рэмси за ужином, это была единственная возможность увидеться со старым другом.

Вне всяких сомнений, Рэмси производил прекрасное впечатление. Она никогда не пожалеет, что не поцеловалась с ним в день его рождения, но сейчас, наблюдая за его серией из ста тридцати двух очков, вновь почувствовала благодарность за такое искушение. С восхищающей грацией и ловкостью он отправлял в лузу длинные шары, исполнял дуплеты и ловко забивал один из двух соприкасающихся шаров. Несмотря на безупречное исполнение, в поведении Рэмси что-то неуловимо изменилось – стремление выстоять превосходило желание преодолеть, такое мужество нередко увидишь на похоронах, – и это напомнило ей Лоренса в бытность их жизни на Сто четвертой улице. Рэмси выглядел таким ранимым, что у нее появилось желание потянуться к нему и прижаться к виску. Лоренс еще не вернулся, и, хоть все выглядело очень глупо, она опустилась на колени перед телевизором и прижалась щекой к экрану.

Услышав шаги Лоренса, она отпрянула.

– Хотела вытереть пыль! – воскликнула она, проводя по поверхности рукавом рубашки.

– Это Рэмси.

– А, знаешь, ведь и правда! – слишком весело произнесла она.

– Только не говори мне, что видела на экране парня, с которым регулярно ужинаешь с 1992 года, и не узнала его.

– Ну да, сейчас, когда я пригляделась внимательно, я его узнаю…

– Можешь больше не приглядываться. Я записал интервью для «Ньюснайт» и хочу посмотреть.

Не спрашивая разрешения, Лоренс взял пульт и переключил канал. Ирина опустила голову. Конечно, она старалась быть в курсе последних новостей, но сегодня перспектива просмотра программы казалась ей скучной до оскомины. Она вовсе не хотела, чтобы фраза прозвучала сардонически, когда произнесла:

– Но мне неинтересны новости, мне интересен снукер.

К началу мая Ирина наконец убедила всезнающего Лоренса согласиться принять участие в дебатах в субботней программе. Во время их прогулок в Корнуолле на Рождество она с беспокойством поглядывала на него, удивляясь его молчанию по поводу предстоящей поездки в Россию. Теперь же, по прошествии шести месяцев, она немного расслабилась. Раздраженно поглядывая на Букингемский дворец (странно, около входа до сих пор лежат цветы, принесенные в память о Диане), она пришла к выводу, что поездку, скорее всего, отменили. К сожалению, им пришлось сократить ее любимый маршрут прогулки, в который входил Гайд-парк и Кенсингтонские сады, поскольку Лоренсу потребовался туалет. Он сказал, что «может прямо здесь наложить кучу», – отвратительное, вульгарное выражение заставило Ирину поежиться. Он был откровенно рад возможности скрыться.

Когда они вернулись домой, Ирина вспомнила, что ей необходимо купить некоторые продукты к ужину, и предложила сходить в «Теско», находящийся в десяти минутах.

– Хорошо, – согласился Лоренс, – тогда буду ждать тебя дома.

– Может, пойдем вместе? – Хоть ее руки и не были такими рельефными, как у Бетани, но она вполне могла донести сама пакеты с продуктами.

– Ненавижу магазины, ты же знаешь.

– Но это была не моя идея – устроить праздничный ужин. Считаешь себя выше этого? По-твоему, магазины удел женщин?

– Я бы сказал, это разделение труда. Так вернее.

– Никакого разделения. Мы ведь пара. И мне одной будет скучно.

Нахмурившись, Лоренс согласился составить ей компанию. Когда они вышли на площадь Слон и замок, украшенную фигурой огромного слона, словно выплывшего из галлюцинаций алкоголика, Лоренс ускорил шаг и попытался оторваться от нее. Торговый центр производил столь угнетающее впечатление, что с его крыши, казалось, ежедневно должны бросаться вниз десятки покупателей.

Когда она догнала Лоренса в «Теско», он разбирался с тележками для покупок. Не имевший опыта хождения по магазинам в этой стране, он не понимал, что для того, чтобы получить тележку, необходимо опустить в автомат один фунт.

– Что приготовить на ужин? – спросила Ирина, проделав манипуляцию с монеткой.

Для мужчин некомпетентность своего рода гамбит: «Я не могу, давай ты».

– Все, что ты готовишь, восхитительно, Ирина, – нервно ответил он. – Делай что хочешь.

Лоренс считал, что в отношениях с пищей его задача – ее есть. Разделение труда.

Ирина предложила:

– Может, курицу «кунг пао»?

– Отлично, – кивнул Лоренс.

Карт-бланш в выборе блюд давал ей силу и ощущение власти, но она казалась добытой незаслуженно легко, когда получена без борьбы.

Лавируя между покупателями, Ирина выбрала перец чили, куриные бедра, множество разных овощей, кроме того, сыр, молоко, ветчину, хлеб и горчицу «колман». Она все время теряла из виду Лоренса, застревавшего в проходах и не желавшего просить разрешения пройти. Делать покупки с Лоренсом всегда было сложнее, чем без него.

– Что это такое? – произнес он, указывая на внушительную горку продуктов.

– А твои обеды? Или ты думаешь, что бутерброды появляются по волшебству? – Вопрос был закрыт так поспешно, что Ирина невольно задумалась, не обедает ли действительно Лоренс с Бетани в «Прет а манджер»?

Они неудачно выбрали время. Люди заходили в магазин после работы, и очередь в кассу растянулась на пятьдесят футов. Лоренс постоянно смотрел на часы, постепенно начиная багроветь. Он не улыбнулся даже тогда, когда она стала читать вслух веселые названия на пакетиках чипсов: «Стейк на углях с соусом из перчинок», «Курица «пасанда» с кориандром», «Баранина, запеченная с мятой», «Пекинские ребрышки и пять специй» – огромный прилавок с едой, содержащей тысячу двести калорий из жира и углеводов в одной горстке.

– Как тебе названия «Запеченная фаршированная индейка», «Засахаренный ямс», «Переваренная брюссельская капуста» и «Бокал каберне мерло»? – предложила Ирина. – Или «Лосось с руколой», «Чизкейк с кофе»? Или лучше «Двойной «Хеннесси Икс-О», халат и серии «Да, господин министр»? Могу даже добавить привкус сигары.

Лоренс не поддержал ее игру.

– Проклятье! – воскликнул он, когда они наконец вышли на улицу. – Лучше я буду голодать.

– Ты бы точно голодал, если бы стоял в такой очереди два-три раза в неделю.

– Не представляю, как ты это терпишь. Будь я один, точно питался бы крекерами с арахисовой пастой и запивал пивом, купленным в ближайшем магазинчике.

– Только ты пока живешь со мной. Но не переживай, больше я не попрошу тебя помочь. «Теско» не место для мистера Эксперта по международным конфликтам.

Настроение Лоренса по возвращении домой не улучшилось. Ирина была уверена, что планируемый проект давно отложен на неопределенный срок, но все же решила проверить слова хитрой лисы Бетани.

– Итак, – начала она, с равнодушным видом натирая специями куски курицы, – я слышала на приеме о том, что кто-то из «Блю скай» поедет в командировку в Россию.

Лоренс, который в этот момент мыл посуду, крякнул и принялся вновь намыливать стакан, который надо было лишь сполоснуть.

– Мне казалось, я тебе рассказывал, – наконец произнес он.

– Нет, знаешь ли, не рассказал. – Она взяла нож, чтобы вырезать хрящик.

– Видимо, ждал подходящего момента.

– Видимо. Надолго ты едешь?

– Приблизительно на месяц.

– На месяц! – Ирина застыла с ножом в руке. – Когда?

– Через пару недель.

– И когда ты собирался мне рассказать? Перед посадкой в самолет?

– Сегодня вечером. Но ты меня опередила.

– Да, сейчас тебе больше нечего сказать.

– Я вовсе не собирался уехать без предупреждения.

Натирая следующий кусок, Ирина думала о том, как сложно ей было сказать Лоренсу о том, о чем она думала, именно так, как она думала. Она решилась и спросила смело:

– Ты не предполагал, что мы можем поехать вместе?

– Нет, – отмахнулся он, разбрызгивая воду. – Тебе будет скучно.

– Это моя страна. Почему мне должно быть скучно?

– Какая же это твоя страна, ведь ты там никогда не была. Кроме того, ты сама говорила, что постаралась увеличить расстояние между собой и своим прошлым на максимальное количество миль.

– Я постаралась увеличить количество миль между мной и моей матерью, – произнесла Ирина, измельчая чили. – Я никогда не разделяла ее сентиментальное отношение к месту, покинутому ею в десять лет, но это не значит, что Россия мне неинтересна.

– Забудь об этом. Твоя поездка стоила бы целое состояние. Цены на гостиницы в Москве грабительские для иностранцев, и не думай, что к тебе бы отнеслись иначе.

– Я сама зарабатываю и вполне способна за себя заплатить. Кроме того, – она смущенно потупила взгляд, – меня могли бы взять на временную работу твоим переводчиком.

– Фонд Карнеги оплачивает услуги более квалифицированных переводчиков. И еще мы поедем в Чечню. Не думаю, что тебе дадут разрешение.

– Мне совсем не обязательно ехать в Чечню. Я могла бы остаться в Москве.

– Ирина, о чем ты думаешь! У тебя много дел. Лучше воспользоваться моим отсутствием и плодотворно поработать.

– Я опережаю сроки. Кроме того, рисунки можно взять с собой.

– Будешь сидеть в гостинице и работать? – спросил Лоренс, намазывая арахисовой пастой крекер. – Начнем с того, что тогда нет смысла в поездке в Россию.

До сих пор их разговор напоминал балладу «Жестокая война» Питера, Пола и Мэри, в которой девушка умоляет любимого взять ее на войну. Она предлагает несколько способов, например убрать волосы и надеть форму, чтобы сойти за его товарища. На вопрос «Почему ты не позволишь мне пойти с тобой?» солдат со скорбью в голосе отвечает: «Нет, любовь моя, нет». Впрочем, в голосе Лоренса не слышно скорби. Памятуя о том, что все просьбы девушки были отвергнуты, Ирина решила воспользоваться последним шансом, принесшим в песне долгожданную удачу. Лоренс! О, Лоренс! (Да, в песне солдата звали Джонни, но имя можно заменить.) «Почему ты так суров? /Я люблю тебя больше всего на свете. /Люблю больше, чем могут выразить слова. /Ты позволишь мне пойти с тобой?» И наконец долгожданное: «Да, моя любовь, да».

– Но я люблю тебя, – выпалила Ирина, уже понимая, что доводы из слезливых народных песен не подходят для такого умника, как Лоренс Трейнер. – Я не могу заставить тебя взять меня с собой и пойму, если ты мне откажешь. Но я буду скучать по тебе. Я не хочу, чтобы мы расставались на целый месяц.

Однако заветное «Да, моя любовь, да» она так и не услышала.

– И я не хочу. Но мы оба должны делать то, что должны, верно? Никто не берет в деловые поездки жен и подруг. Это мужская работа.

– Раз это мужская работа, то почему едет Бетани?

– Бетани не жена. Она коллега.

Ирина взяла следующую горстку чили.

– Так, значит, она едет.

– Ну, не знаю. Наверное.

– Ты не знаешь! Может, сразу признаешься, что да!

– А почему бы и нет? Она прекрасно говорит по-русски.

– Я тоже!

– Но ты не сотрудник «Блю скай», ты не занималась проблемами войны в Чечне и не получила грант от Карнеги!

– Ты забыл сказать, что я еще и не шлюха. – Горка чили стала огромной даже с точки зрения любившей острое Ирины, мелкие кусочки зловеще сверкали.

– Послушай, мы весь день будем заняты встречами и интервью, ты будешь чувствовать себя пятым колесом.

– Ты просто думаешь только о себе! – взорвалась Ирина. Сейчас было бы очень кстати смахнуть все продукты на пол – но в их доме подобное никогда не случалось. – Ты, как и я, отлично знаешь, что я могу поехать и могу сама оплатить дорогу, кроме того, ты говорил, что я прекрасно держусь в обществе твоих коллег. Нет, ты хочешь поехать в Россию один, только чтобы она потом была твоей, а не моей!

Лоренс оперся о стойку и заморгал. Не в их привычках обнажать скрытый подтекст, не говоря уже о том, что Лоренс терпеть не мог признавать, что он есть.

– Даже если, – заговорил он после долгой паузы, – я и хочу иметь что-то личное, что в этом плохого?

– Ничего, – ответила Ирина, возвращаясь к приготовлению курицы, которую уже совсем не хотела ни готовить, ни есть. – За исключением того, что всегда существует альтернатива сделать что-то новое вместе, чтобы потом это новое, например Россия, стала для нас общей, а не стремиться колонизировать ее первым.

– Ирина, – произнес Лоренс с необычайной серьезностью, – мне кажется важным сохранить нашу независимость.

– Никогда не думала, что у нас проблема с сохранением независимости.

– Надеюсь, мне не придется думать, что она существует.

– Нет, – с сожалением сказала Ирина. – Не придется.

Если вкус острого блюда должен балансировать на грани боли и удовольствия, значит, его всегда можно немного подтолкнуть в сторону боли. И точка. Курица оказалась острее, чем можно было вообразить. Настолько, что невозможно было проглотить больше одного кусочка.

Двухнедельная подготовка Лоренса к поездке в Москву проходила в рамках приличий, но тем не менее была несколько напряженной. Ирина не изменила своего отношения к сохранению независимости и не смягчилась после получения отказа быть принятой в команду. Когда настало время ехать в Хитроу, они оба согласились с тем, что Ирине нет смысла ехать в аэропорт. Они стояли и ждали приезда такси у окна гостиной.

– Ну, – начал разговор Лоренс, – как ты собираешься проводить время? Встретишься с кем-нибудь в мое отсутствие?

– Разумеется, почему бы и нет?

– И с кем же?

Ирина задумчиво склонила голову:

– С Бетси. Возможно, с Мелани. Подозреваемые все те же.

– Полагаю, ты встретишься с редактором. И с автором книги, над которой работаешь.

– Верно.

Странный диалог, Ирина недоумевала, с чего вдруг Лоренс его завел. Он был знаком с ее подругами, кроме того, знал, что в случае их встречи она обязательно расскажет ему об этом по телефону.

– А с кем еще? – Его волнение было столь очевидным, что Ирина все поняла.

В другой жизни, будь между ними другие отношения, она, безусловно, с жаром развеяла бы все его мрачные подозрения. Но по тем же причинам, по которым Лоренс не признался ей, о чем он думает во время секса (какими бы эти фантазии ни были), они никогда не обсуждали, что лежит в основе того вечера в Борнмуте, и тем более не говорили о гефсиманском сорок седьмом дне рождения Рэмси. Если бы они хотели поговорить об этом, то не нашли бы времени и места – атмосфера в доме в последние две недели была наэлектризованной, а сейчас с минуты на минуту к подъезду должен подкатить кеб.

Ирина не стала придавать взгляду дополнительной многозначительности, но надеялась, что интонации позволят ему все понять.

– Нет, – только и произнесла она.

Исчезнувшее с лица напряжение подсказало ей, что обмен информацией прошел успешно, впрочем, довольно сложно узнать наверняка.

Время, что Лоренс провел в России, оказалось для Ирины весьма продуктивным. Причина крылась в том, что она была невероятно зла на него и обижена, поэтому не слонялась бесцельно по квартире в ожидании возможности услышать его голос, как это было, когда он уезжал в Сараево. Она поднималась по звонку будильника, молола зерна и готовила кофе, а затем удалялась с чашкой в студию. Там она трудилась, склонившись над столом с иллюстрациями, с таким упорством, что закончила работу задолго до срока сдачи. Отправляясь на долгие прогулки, она не ходила, а скорее маршировала. Два-три раза в неделю она ужинала с друзьями в ресторанах и была так непривычно оживлена, что даже Бетси отметила, что у нее, по-видимому, все хорошо. Она воздерживалась от неумеренного потребления алкоголя и еды, а несколько сигарет выкурила скорее в знак неповиновения Лоренсу.

В целом она превратилась в отлаженный механизм, со своими интересами и друзьями, а тот факт, что это произошло в отсутствие Лоренса, приносил небывалое удовлетворение. Однако ей не давало покоя едва уловимое чувство, что все это благополучие делает ее похожей на скандинавские хлебцы, в которых вечно не хватает соли. И даже съеденный вечером сэндвич с беконом казался слишком простым оружием. Слишком простым. Возможно, это странное поведение для эмансипированной женщины 1990-х, но Ирина обладала глубоким стремлением сделать что-то для кого-то еще и была обеспокоена тем, что тратит время на личные пустяковые желания, например на приготовление лепешки с сыром чеддер.