Текст книги "Мир до и после дня рождения"

Номер не предоставлял необходимого арсенала для переключения внимания – газеты, которые можно полистать, абажур, с которого можно стереть пыль. Найдя единственный вариант, Ирина потянулась за расческой в сумочке, стоявшей у ноги Лоренса.

– От тебя воняет, – проворчал он.

Она не была готова к такому разговору.

– Я выкурила всего одну сигарету. Одну. Знаешь, Лоренс, – она распустила волосы, – это становится вопросом морали. Словно мы вернулись в те времена, когда курящая женщина считалась безнравственной. Всеобщее неодобрение не имеет отношения к раку легких.

– Мне неприятно целовать тебя, словно прикасаешься губами к перепачканной золой решетке от мангала.

А разве ты меня целуешь? Ирина вовремя прикусила язык и отвернулась к зеркалу. Лоренс прав, волосы взъерошены, но он не понял, что это сделано намеренно и предполагалось, что будет выглядеть стильно.

– Кстати, о запахе изо рта. Куда ты положила наши зубные щетки?

– Боже мой! – воскликнула она. – Я их забыла.

– Я же просил тебя собрать вещи! Я так и думал, что ты все забудешь. Неужели ты не собрала сумку?

– Ну, нам много не нужно…

– Еще один повод не забыть о том немногом, что нам нужно!

– Я собиралась в спешке.

– У тебя было достаточно времени на сборы.

– Я работала, – произнесла она и закончила на протяжной ноте, словно неправда застряла, как клавиша рояля. Она не работала, а два часа потратила на выбор одежды.

– Я хотел бы иметь чистую рубашку. – Лоренс понюхал рукава и поморщился. – Рэмси лучше подготовился к поездке. Вот скажи, как я завтра поеду домой в этом?

– И что?

– И ты будешь выглядеть так, словно спала не раздеваясь. Или, например, случайно кого-то встретила и всю ночь занималась сумасшедшим сексом.

– Это вряд ли, – пробормотала Ирина.

– Как тебя понимать?

Она едва не бросила в ответ равнодушное «Не важно», но заставила себя произнести:

– Мне кажется, ты не в самом подходящем настроении.

– Ненавижу ложиться в постель не почистив зубы.

– Спущусь вниз, спрошу, не продают ли они наборы туалетных принадлежностей.

– Уже поздно. – Лоренс был в бешенстве. – За стойкой никого нет. Как ты могла не собрать сумку с вещами?!

Лоренс встал с кровати и прошелся по комнате сначала в одну сторону, потом в другую, было ясно, что нечто весьма значительное расстраивает его больше, чем необходимость нарушить утренний и вечерний ритуал.

– Дай пройти, – нетерпеливо сказал он. – Мне надо отлить. – Похоже, он с радостью ухватился за возможность отлучиться по нужде.

Освобождая ему путь, Ирина неожиданно обнаружила, что, подобно качелям, настроение меняет курс, веселье уступает место раздражению. Она сделала так, как он хотел, – отправилась в Борнмут на матч по снукеру и приложила все силы, чтобы поездка вышла приятной, а он устраивает скандал на пустом месте, и все из-за каких-то официантов, которые не смогли уйти с работы вовремя. Она не сделала ничего плохого и не заслужила нотации по поводу забытых зубных щеток и чистой рубашки.

Но под досадой скрывалось более сильное чувство раздражения: Лоренс если и не был маленького роста, то уж точно не высокий; он подтянутый, но это вовсе не означает, что хорошо сложен; количество приседаний значительно не изменит фигуру, потому что природа создала его таким. Лоренс добился определенных успехов в своей сфере, но не был одним из тех, перед кем волшебным образом распахиваются двери ресторанов после закрытия. Кстати, расположенных в шикарных отелях. При всей своей добродетели, от Лоренса не исходил тот пьянящий аромат табака и дорогого красного вина и чего-то еще, совершенно непонятного, и она готова была поклясться, что не должна этого понимать. У Лоренса, откровенно говоря, был такой же заурядный американский акцент, как у нее.

На противоположной чаше весов лежали душевные качества. Непостижимо, но она любила в Лоренсе именно недостатки – или она намеренно присмотрела себе его недостатки, для которых ее любовь была хороша. Она никогда не забудет день, когда впервые заметила, что волосы его начинают редеть, почувствовав в груди нарастающую волну нежности.

Ужасно, что она любит его за выпадающие волосы, хотя бы потому, что ему требуется гораздо больше любви, чтобы компенсировать все потери уходящей привлекательности. Этот вечер подтверждает, что Лоренс не выше всех на голову, – он был скучным собеседником за ужином, вследствие чего казался даже менее симпатичным, не говоря уже о суровых субъективных оценках, нетерпимости и пятнышке горчицы на воротнике плаща, вероятно из-за бутерброда с ветчиной, съеденного на обед. Он не пожелал помочь знаменитости, не говорил с очаровательным акцентом Южного Лондона, его пальцы не были длинными и хорошо тренированными, а скорее походили на сосиски, подаваемые к завтраку. Все это нарушало ее спокойствие и благодушие.

Ирина подошла и обняла его за талию. Повернувшись, он окинул ее свирепым взглядом.

6

Фантазии – это совсем другое. Пережив месяцы неопределенности, когда так много поставлено на карту, Ирина заранее убедила себя, что ночь, проведенная с Рэмси Эктоном, послужит доказательством ее нравственного падения. Она была готова к неловкости, к трагикомической сцене у ворот.

Превзойдя самого себя в «Ройял Бат», прежде чем сделать решительный шаг, Рэмси произнес забавную фразу:

– В снукере это называют «удар под давлением».

Если забыть о тавтологии, секс – всего лишь секс, как бы долго он ни длился, каким бы приятным ни был и сколько бы для вас ни значил. Потом вы обязательно подумаете о том, что забыли купить молоко, или включите новости.

По правде говоря, секс всегда немного разочаровывал – чем богаче жизненный опыт, тем больше ожиданий, начиная от отдыха на острове (с кусачими черными мухами) и заканчивая ужином за триста долларов во французском ресторане (редко производящем впечатление большее, чем тарелка пасты). Момент потери девственности тоже не способствовал рекламе процесса. С долговязым гитаристом местной рок-группы Крисом – парнем с восхитительными длинными светлыми волосами – они дружили еще со школы. Он был внимательным и терпеливым, не новичком, но и не распущенным повесой. Когда настал самый главный день – его мать отправилась по магазинам в Джерси, – Крис не сразу смог войти в нее, презерватив оказался слишком большим, а его цвет напоминал линялую шкуру змеи. В движениях было столько же романтики, сколько в работе столяра, забивающего дюбель в маленькое отверстие в стене, обильно покрытое смазкой. Процесс дефлорации прошел быстро и подарил ей лишь боль. Прелюдии не было ни тогда, ни сейчас, когда пенис уже давал те же ощущения, что палец или тампон.

Невообразимо, но она предвкушала более значимые для нее эмоции. Не из разряда ожидаемых, уже известных, а нарисованные ее собственным воображением. Испытав их в некоторой степени наедине с собой, она предполагала, что оргазм будет обязательной частью программы. К сожалению, некому было ей объяснить, что надо самой учиться испытывать его, что во время секса женщина проделывает такую огромную работу, что результат порой кажется не стоящим всех титанических усилий. Для мужчин секс с женщиной очень похож по ощущениям на то, чем они занимаются в запертой ванной. Недостаток Криса был лишь в том, что он страдал типичной для подростка боязнью кончить слишком быстро. Поэтому Ирина чувствовала себя обманутой.

Когда все закончилось, она не лежала, погруженная в мечтательную истому, а с угрюмым лицом и с трудом скрываемым раздражением сидела, опираясь на подушки. Она столько лет ждала этого, чтобы убедиться в одном: как и многое другое, секс всего лишь раздутый мыльный пузырь.

Долгое время она периодически выдерживала определенное количество фрикций, поддерживая себя видением красочных картин, рисуемых в голове. Единственным результатом вынужденного исполнения долга стало возникновение ни на чем не основанных ожиданий в эротической сфере. Секс с Рэмси был хорошим, она даже не предполагала, что сможет кончить. В конце концов, даже давно заученный процесс занятия любовью с Лоренсом давал в концовке награду, определенное количество потраченной энергии приносило вполне реальный результат.

Вовлекаясь в процесс, Ирина придавала основное значение проверке верности ее мировоззрения – ей больше нравилось быть правой, нежели счастливой, и таких людей не так уж мало – и осталась недовольной. Так вот, секс с Рэмси не оправдал ее ожиданий. Потрясающий и головокружительный секс на плотных льняных простынях «Ройял Бат» зародил в ней стойкую уверенность, что она никогда не занималась сексом раньше, и заставил задаться вопросом: как же назвать то, чем она занималась все эти годы?

– Подумать только. – Ирина приподнялась на локте и прикоснулась к Рэмси. Это было, пожалуй, на третий день пребывания в Борнмуте (сложно уследить за временем, которое стало толстым, вялым и ленивым, как раскормленная кошка). – Перед днем твоего рождения я и подумать не могла, что мы окажемся в постели. Даже мысль об этом казалась мне недопустимой. Даже во время секса я старалась представлять себе что-то другое. Что-то более запретное.

– Например? – спросил Рэмси.

Странно, но раньше никто не задавал ей подобных вопросов. Чуть затрепетав, она рискнула:

– Ну, например, оральный секс.

– Это когда сосут пенис? Ты об этом?

Ирина рассмеялась:

– Да, об этом. Но не все так просто. Мне бы хотелось, чтобы меня заставляли. Женщины, наверное, не должны признаваться в таких вещах, но да, заставили силой. Но это лишь мои фантазии. Не знаю, понравилось бы мне это в реальной жизни.

– Ой, у меня много лет были фантазии об изнасиловании, – весело признался он. – Только на прошлой неделе я думал об этом и представлял тебя. Я изнасиловал тебя. У стены. Сначала ты сопротивлялась, а потом просила еще.

Приободренная, Ирина решила идти дальше.

– Потом меня возбуждала идея заняться сексом с двумя партнерами. Недавно с Лоренсом… Нет, я не должна тебе об этом рассказывать. Это неприлично.

– Ты должна мне рассказывать все. Никогда не забывай об этом.

– Ладно. У меня были фантазии с женщиной.

– Оральный секс? Что в этом такого? Со мной тоже бывало.

– Ты мужчина. Тебе дозволено об этом думать.

– В этом деле не бывает дозволено и не дозволено.

– Только не думай, что я лесбиянка. Просто у меня не осталось других фантазий.

– Их больше, чем ты думаешь. Недавно я представлял, что занимаюсь оральным сексом с парнем.

– Правда?

– Правда. Не многие мужчины в этом признаются, но, уверен, такие фантазии не редкость. Но это тоже не значит, что я собираюсь на самом деле сделать это с каким-нибудь вонючим кретином.

– Спасибо. Мне уже легче, – произнесла она, опуская голову ему на грудь. – Смешно. Помнишь, после твоего дня рождения? Мы не смогли. После этого у меня впервые появились фантазии на тему секса. Они возникали постоянно. Каждый день. Мне даже стало казаться, что я схожу с ума.

– Ну и что ты скажешь теперь, когда все произошло в реальной жизни? – спросил Рэмси сонным голосом. Была уже вторая половина дня. Сегодня вечером ему предстояло играть матч третьего раунда, и сейчас он должен тренироваться у стола.

– Я ни о чем не думаю, – с удивлением призналась она. – С тобой мне больше ничего не нужно. Если бы я фантазировала, то лишь о том, как занимаюсь сексом с тобой. Знаешь, впервые секс кажется мне чем-то необыкновенным. Один предмет погружается в другой, в этом есть нечто примитивное. Не похожее на естественный процесс, но в то же время необходимое. У меня такое странное состояние, наверное, похоже на брачный период у животных.

Рэмси захихикал и провел горячим пальцем по ее бедру.

– А ты похожа на животное. Дикое животное. Ведешь себя как пай-девочка, печешь пироги. Никто даже не догадывается, какая ты на самом деле. Никто, кроме меня. Я заметил это тогда, когда ты сама не замечала. Держать такую бестию, как ты, взаперти просто преступление. Хотя есть придурки, которые сажают тигров на цепь в саду за домом, а несчастные животные чахнут от тоски.

– Сообщим в РЕТА?

– Куда?

– Ладно, не важно.

Восхитительным был не только секс; восхитительным было все. Они спали рядом в такой позе, которая была настолько удобна, что Ирине хотелось плакать от счастья. Поцелуи были похожи на заплывы – неутомимые – в ласкающей тело воде голубого бассейна. Его кожа всегда была прохладной, похожей на ощупь на кожу ребенка, удачное сравнение, если учесть, что лицо его, казалось, подверглось криогенной заморозке еще в подростковом возрасте.

Стройное, вытянутое, с гладкой кожей, не покрытой волосами, лишь с несколькими темными пятнышками в паху и под мышками, тело Рэмси было чистым и аккуратным, без всяких изъянов и меток, словно оно многие годы хранилось специально для нее, завернутое в целлофан, как ценное столовое серебро. Жизнь игрока в снукер не способствует долгому пребыванию на воздухе, поэтому тело его было все ровного кремового цвета, без полосок от часов на запястье и от носков на лодыжках. У него была та редко встречающаяся фигура, которая хорошо смотрелась без одежды, в то время как мужчины выглядят обнаженными довольно нелепо, смущаются и перестают походить на самих себя. Рэмси встал и, не одевшись, прошелся по номеру. Он выглядел невероятно гармонично, словно находился в привычной для него среде, одежда требовалась ему так же, как оленю в лесу. Аромат жженого сахара завораживал, она часто клала голову ему на плечо, туда, где у самой шеи так жарко и пленительно пахло.

Несомненно, Рэмси Эктон был самым красивым мужчиной во вселенной. Чуть вьющиеся волосы, лицо, почти не подвергшееся влиянию времени, но все же одна его черта раздражала. Он был одним из той немногочисленной группы людей, способных есть и пить сколько захочется, при этом не прибавить ни унции и сохранить тело подтянутым и спортивным. Впрочем, Рэмси не мог похвастаться накачанными мышцами, что широко рекламируется мужчинами-моделями в журналах. Но очарование его крылось именно в этом. Его красота не была видна каждой женщине, но Ирине он казался неотразимым. Плавный изгиб ягодиц, каждая идеально подходит по размеру ее ладони, тонкий большой палец на ноге, длинные ноги и стройные бедра – все это было создано для того, чтобы подарить Ирине Макговерн эстетическое удовольствие.

Рэмси Эктон был выдающимся творением.

И все же один аспект этого сделанного на заказ капкана, из которого невозможно вырваться, был ужасен. Целовать Рэмси и заниматься с ним сексом, спать с Рэмси и наблюдать за тем, как он встает с кровати и, обнаженный, идет к мини-бару, позволять Рэмси брать ее на руки и подкидывать над головой, как он делал в их первый вечер, их нежные прикосновения, когда все остальное беззаботно отброшено в сторону, будто ненужный чемодан денег, оставленный на платформе, – ох, это было то немногое, чем Ирина хотела заниматься. У нее не было желания есть и рисовать иллюстрации для детских книг. Она не хотела встречаться с друзьями в индийском ресторане и смотреть «Панораму» на Би-би-си, где говорят только о том, как правительство ее величества борется с коровьим бешенством.

Если уж говорить совершенно откровенно, то Ирина с недоумением, пожалуй, даже с испугом ощущала в себе желание до конца жизни иметь возможность ложиться в постель рядом с Рэмси Эктоном. Так как она всегда считала себя человеком широких интересов, которому не безразличны мировые проблемы, испытывающим привязанность к широкому кругу друзей и наделенным амбициями сделать успехи в карьере, желание постоянно заниматься сексом с конкретным игроком в снукер казалось ей ужасающим.

– Ты можешь сделать мне одолжение? – спросила Ирина, сидя вечером в лимузине. – Давай пройдем не через служебную дверь.

Рэмси нахмурился, но выполнил ее просьбу, хотя появление у главного входа стоило ему не менее двадцати подписанных программок.

– Обними меня за талию. – Спонтанное указание.

Не считая отлучек в туалет, с момента появления в «Ройял Бат» они находились в постоянном физическом контакте – от простого держания за руки до более интимного контакта всех выпуклых частей тела, соединяясь в одно целое, они становились похожи на деревянную головоломку, которой донимают гостей. Таким образом, прижавшись друг к другу с элементами синкопы, присущей джазу, – три шага Ирины, два Рэмси, – они проследовали мимо стойки продажи билетов, где Ирина встретилась взглядом с дерзким администратором. Он кивнул ей с поникшим видом, но скорее уважительно, нежели демонстрируя, что был внутренне оскорблен.

– Спасибо, – прошептала она, перекидывая через плечо бордовый шарф искусственного шелка, который Рэмси купил ей днем вместе с черным, облегающим фигуру платьем. – Это мой триумф.

– Наконец-то рядом со мной женщина, которой легко угодить, – сказал он и подвел ее к местам, отведенным для членов семей, почетных гостей и менеджеров. Стол отсюда был виден прекрасно. – Пожелай мне удачи. – Он долго и страстно целовал ее у всех на виду. Окружающие с интересом принялись разглядывать темноволосую женщину, занявшую место в первом ряду.

Ирина волновалась. Они потратили слишком много времени на обновление ее гардероба, и Рэмси не успел на тренировку. Несмотря на то что, проиграв этот матч, Рэмси будет принадлежать ей одной, она не могла взять на себя ответственность за поражение.

Противником Рэмси был Джон Пэррот, добродушный мужчина тридцати трех лет, из Ливерпуля. Упитанный и круглолицый, с харизмой гаража на две машины, он казался преждевременно достигшим среднего возраста. Его густые черные брови в моменты удивления рвались вверх к волосам и вниз к носу во время каждой вспышки отчаяния – мимика лица была настолько живой, отражающей каждый нюанс игры, что создавалось впечатление, будто Джон комментирует матч для глухих. (Ведущий использовал для представления Джона Пэррота его прозвище Артист, хотя прозвища игроков в снукер частенько были сфабрикованными и надуманными, например Золотой мальчик, как называли Стивена Хендри, или Любимец Дублина для милого парня Кена Доэрти.) Рэмси говорил, что Пэррот славный малый с суховатым чувством юмора и с такой полезной для противника чертой характера, как стремление к самоуничтожению.

Несомненно, игра Рэмси и Пэррота олицетворяла примерное соблюдение всех правил этикета этого вида спорта. Первые несколько ударов Рэмси заставляли забыть о том, что у него не было времени на тренировку. Ирина с удовольствием отметила, что в его игре появился свежий азарт. Она от всей души надеялась на возможность своего позитивного влияния и так сосредоточенно задумалась об этом, что не заметила, как объявили перерыв между фреймами.

Внезапно сидящий рядом мужчина коснулся ее руки. Лицо его было цветущим для человека за сорок, на губах играла счастливая улыбка, хотя взгляд при этом оставался серьезным. Волосы, чуть длиннее, чем приличествовало его возрасту, были растрепаны, галстук резал глаз кричащей расцветкой.

– Тебе кто-нибудь уже сообщил, дорогуша, – произнес мужчина, обдавая ее запахом пива, – что наш дружище Рэмси женат?

Против воли Ирина приоткрыла рот и, кажется, побледнела.

Похлопав ее по плечу, мужчина громко загоготал:

– Он с тобой просто развлекается, куколка! Ха, ну у тебя и лицо! Я имел в виду снукер, мисси! Снукер его первая жена, и не обольщайся на свой счет, это его единственная страсть. – Он протянул руку. – Джек Лэнс. Организатор матчей. Для Рэмси я что-то среднее между ломовой лошадью и мамочкой.

Ирина пожала его руку с пальцами, покрытыми темными волосами. С трудом вынырнув из полусонного состояния, она не сразу сообразила, что этот человек менеджер Рэмси. Неприязнь к нему боролась в ней с желанием произвести приятное впечатление.

– Рада познакомиться. Ирина Макговерн.

– Американка! – с видимым упреком произнес Джек.

– Это мой врожденный дефект. Не очень-то вежливо над ним насмехаться.

– Ни в коем случае! – захохотал он, словно удивляясь, что янки способны шутить. – Значит, приехали в гости. Осматриваете достопримечательности? Вестминстер? Биг-Бен? Решили снять сливки?

– Нет, я живу в Лондоне. Думаю, теперь вы понимаете, что я хожу полюбоваться на Биг-Бен так же часто, как жители Нью-Йорка пользуются паромом до статуи Свободы.

К счастью, Джек поспешил сменить тему и перейти к главному:

– Твоего приятеля не было на тренировках последние три дня. Теперь я понимаю, что его отвлекало. Но нам обоим не с руки, чтобы наш общий друг пренебрегал своими прямыми обязанностями, верно?

Ирина перевела взгляд на стол.

– Но он ведь выигрывает. Чего еще вам надо?

– Цена вопроса триста пятьдесят тысяч фунтов. – Улыбка сползла с его лица.

– Я даже не представляла, что призовой фонд столь высок.

– Тебе надо разбираться в этом спорте не хуже профессионалов, милая, – посоветовал он. – Это азы, их следует знать. Быстрая серия, «сенчури» – информация на сайте для фанатов.

– Обязательно поработаю над этим. – Голос дрогнул, и Ирина отвернулась.

– Для начала поработай над Рэмси, – сказал Джек ей в затылок.

– Извините, кажется, мы незнакомы. – Ей на помощь пришла эффектная брюнетка, сидящая справа от нее. – Вы подруга Рэмси, так?

– Да. Ирина Макговерн.

– Мы делаем ставки на разных лошадок! Я Карен Пэррот. Джон очень высокого мнения о Рэмси, говорит, что это просто насмешка богов, что он ни разу не выиграл чемпионат мира.

– Хочется верить, для Рэмси это не столь важно.

– О, это для них самое главное в жизни. Крусибл, Крусибл – исполнению мечты торжествовать там они предаются почти с религиозной фанатичностью.

– Само слово «Крусибл» похоже на название храма, – усмехнулась Ирина.

Карен посмотрела ей через плечо; Джека Лэнса уже не было на месте.

– Не сердитесь на Джека, – понизив голос, сказала Карен. – Он, в сущности, неплохой человек. Менеджеры смотрят на женщин как на врагов или ведут дружеские беседы и стараются завлечь в команду. В любом случае они поступают как собственники.

– Да, похоже, его не порадовало, что у Рэмси появилась подруга. Уверена, он считает, что сделал инвестиции и теперь имеет право на большую часть прибыли. Вы сами сказали, что игроки все равно что лошади на скачках.

– Вообще-то я бы сказала, что менеджеры скорее получают подопечного в собственность.

Издали завидев Джека, Ирина растянула губы в улыбке:

– Вы посещаете все матчи Джона?

– Боже упаси, ни за что в жизни! Просто решила, что детям не повредит поездка на море, пока не похолодало. Простите, что сую нос в чужую жизнь, но давно ли вы с Рэмси?

– Нет, недавно. Смешно, но раньше снукер казался мне нудным, только сейчас я начинаю понимать эту игру. На мой взгляд, нечто среднее между балетом и шахматами.

– Настоящая битва при Ватерлоо!

– Вначале снукер производил на меня впечатление сдержанного, неэмоционального вида спорта – расслабляющего. Но порой видишь такой накал страстей.

– М-м-мхм-м-м, – уверенно закивала Карен.

– И все же как часто вы посещаете матчи Джона?

– Бывает, езжу в Шеффилд на чемпионат мира. Ну, может, еще пару раз, когда он играет в финале. Получается раза три в год? Да, пожалуй, так.

– И все?

– Ну, я не хочу сказать, что, посмотрев одну игру, можно считать, что видела все, но… Вот как-то так.

– Значит, жены и подруги не ездят с игроками на каждый чемпионат?

– Некоторые. Иногда. Какое-то время. – Карен посмотрела на Ирину с любопытством. – Честно говоря, совсем немногие. Это тяжело. На нас, как правило, нет времени. Парни, сами понимаете. Бары. Снукер. Часами снукер. Больше они ни о чем не говорят. Впрочем, может, у вас все будет по-другому, – поспешила добавить она с оптимизмом. – Но, знаете, в основном девочки не выдерживают.

Когда в зале зажегся яркий свет, означавший начало второй партии, между бровями Ирины появилась небольшая складочка. Она не продумала все до конца. Она представляла, что будет сопровождать Рэмси во всех поездках и пользоваться щедростью шикарных отелей; кроме того, она представляла картины их жизни на Виктория-парк-Роуд, и все рисуемое воображением казалось ей похожим на ее жизнь с Лоренсом, лишь с бонусом в виде отменного секса. У нее были собственные обязанности, которыми она уже пренебрегла. Что ж, сколько же времени он сможет тратить в год на дорогу?

«Разбор полетов» после тяжелой победы Рэмси над Джоном Пэрротом проходил в баре «Ройял Бат» в веселой обстановке. Его коллег интересовало, как Ирина познакомилась с Рэмси. Фраза «Нас соединило расставание с одной женщиной» помогла в одно мгновение закончить разговор и сменить тему. Рэмси следил, чтобы перед Ириной всегда стоял полный бокал выбранного ею безалкогольного напитка (все собравшиеся целенаправленно напивались) и чтобы какая-то часть его тела неизменно касалась ее (даже незначительный контакт заставлял тело гудеть, как работающий тостер), хотя когда-то его связь с Дениз была, несомненно, намного крепче. Выслушав грустную историю Пэррота о том, как из машины в Хитроу у него украли кий, которым он выиграл чемпионат мира 1991 года, Рэмси заметил:

– Так тебе и надо, дурень! Я скорее запер бы собаку в багажнике, чем оставил кий в машине на стоянке.

– Эй! – закричал Джон Хиггинс. – Ты так и жену где-нибудь забудешь!

Много веселых шуток в тот вечер было сказано и об одном из атакующих ударов Рэмси, когда «заяц» – стоящий вплотную шар – чудом откатился в сторону, открывая путь на розовый, отлично вписывающийся в боковую лузу. «Просто, как воды Красного моря!»

Разумеется, после того, как третий человек счел необходимым пересказать ей эту историю, Ирина с трудом смогла изобразить на лице лишь вежливую улыбку. Рассказ неизменно начинался словами «Тебе надо было это видеть», и то, что она была там и видела, не имело значения.

Все шутили и подкалывали друг друга, однако, когда веселье перестало быть удовольствием и превратилось в обязанность, Ирина поникла и заскучала. Потрясенная поверхностным взглядом на игру и глупыми байками, она поняла, что ей не хватает серьезного подхода и видения самой сути. Общение с этими людьми походило на поглощение «сладкой ваты», в то время как она уже пресытилась ею и мечтала о стейке. В середине живейшей двадцатиминутной дискуссии на тему того, что борта стола в Пурбек-Холле слишком жесткие и пружинистые, Ирина подумала, что в профессии Рэмси отсутствует или слабо развита моральная составляющая. О, разумеется, возникали спорные вопросы чести (обвинение судьи в сорванном ударе), проявления покорности (смиренный кивок в случае везения при рискованном ударе). Но в общем в снукере было стремление к совершенству ради него самого. Красота игры в целом, как и ограниченность возможностей, не имела значения. Снукер не помогал спасению народности тутси в Руанде или скота от коровьего бешенства. В жизни Ирины были вечера, когда она мечтала обрести спокойствие в мире, далеком от телевизионных новостных программ; с другой стороны, ее охватывал страх, что пышное зрелище в иной жизни покажется ей легкомысленным и пустым.

В моменты недолгого затишья она даже пыталась перевести разговор на тему гибели леди Ди. В первые дни она грустила и была подавлена новостью о смерти человека, которого, впрочем, никогда не знала, но наблюдения в течение нескольких недель всеобщего горя заставили ее согласиться с мнением Лоренса о том, что заплаканные лица людей, рвущих на себе волосы и одежду, лишь признаки массовой истерии, демонстрирующие скорее потерю сплоченности общества, нежели показатели духовного катарсиса и солидарности. По сути, это стало доказательством того, что настоящего английского народа больше не существует. Тем не менее стоило ей поднять эту тему в баре, как на лицах появилась скорбная торжественность, заставляющая Ирину заново обдумать значения прилагательных «сентиментальный» и «напыщенный».

Упоминание о том, что ее мать родилась в Советском Союзе, не вызвало ровным счетом никакого интереса; вероятно, русские массово не играли в снукер. Любые ростки тем далеких от снукера зарубались на корню. Несмотря на то что персонажи этого действа играли по всему миру от Гонконга до Дубая, самой веселой шуткой для них был анекдот о том, как Алекс Хиггинс играл по пояс голый и пьяный в Бомбее. Пэррот потчевал собравшихся байками о Зимбабве, где видел, как мясник прибил скатерть к столу. «Видели бы вы эти железные скобы!» – фраза, после который компания взорвалась оглушительным смехом. Пожалуй, только Ирина знала о санкционированном Робертом Мугабе «черном пределе» – плане конфискации земель у белых фермеров. Похоже, как и герои книг Энн Тайлер, эти люди путешествуют в герметичных капсулах, только сделаны они из зеленого сукна.

Возможно, в этом нет ничего удивительного. Но когда Ирина растянулась на парчовом покрывале номера люкс, ей в голову неожиданно пришла мысль, что за весь вечер никто так и не поинтересовался, чем она зарабатывает на жизнь.

Официальные сообщения появились несколькими днями позже: новость о том, что Рэмси Эктон встречается со «знойной русской красавицей», была опубликована в журнале «Снукер сиин». В крошечной заметке не было ни слова правды об Ирине Макговерн, но она решила сохранить ее на память.

Рэмси шел к победе, миновав полуфинал. Раньше его творениям не хватало буквально половины чайной ложечки кайенского перца, чтобы все блюдо зазвучало по-новому. Как часто в прошлой жизни Ирина сама боролась за создание восхитительного соуса, так и он на протяжении тридцати лет нуждался в добавлении нескольких крупиц специй к своей игре, превративших диссонирующее нагромождение вкусов в поразительный триумф единства звучания. Казалось, в сорок семь лет Рэмси в одно мгновение обрел любовь и мастерство.

Когда победу в другом полуфинале каким-то чудом одержал молодой игрок Доминик Дейл, пятьдесят четвертый номер рейтинга, Рэмси счел предстоящий финал простой формальностью. Он имел право судить, поскольку и сам некогда был таким зеленым, неопытным игроком. Хотя проигрывать в молодости и в зрелости разные вещи. Обучение – процесс не только получения знаний, это рискованное соревнование между познанием и забыванием. Похоже на желание заполнить раковину водой быстрее, чем она опустошается через отверстие для стока. Поэтому такие, как Доминик Дейл, всегда будут извлекать выгоду из недооценки их «лучших качеств».

После финала они ужинали в «Оскаре». Запланированное празднество свелось к тихому вечеру вдвоем, дававшему возможность зализать раны. У них появилась традиция заказывать гребешки с кремовым соусом из шафрана, окуня со сморчками и шпинат.

– Все разумно, – произнесла Ирина, когда принесли закуски. – Если победа в Гран-при что-то для тебя значила, то и второе место значит тоже.

Рэмси размял вилкой гребешок.